Текст книги "Воскресший гарнизон"

8

– … Уж не намерен ли рейхсфюрер СС передать нас в подчинение штабу военно-морского флота? – въедливо поинтересовался тогда Штубер у адъютанта командующего войсками СС, увидев, что, не задерживаясь в приемной, в кабинет Гиммлера проследовало сразу двое адмиралов и какой-то капитан первого ранга.

– Вы бы, конечно, предпочли, чтобы, наоборот, весь наш подводный флот был придан комендатуре «Регенвурмлагеря»? – не остался в долгу штандартенфюрер Брандт.

– Согласитесь, с подводниками у нас, «дождевых червей», немало общего – если уж кому-то пришло в голову назвать нашу базу именно так: «лагерем дождевого червя». И коль уж наземными силами наши генералы распоряжаются бездарно, то почему бы не создать силы подводно-подземные?

– Военно-полевой суд вас храни от того, чтобы вы произносили эти слова в присутствии фельдмаршала Кейтеля, – предупредил его Брандт в порыве адъютантского человеколюбия. – Да и в этих стенах богохульствовать по поводу неудач… временных, разумеется, неудач – на фронте тоже решается не каждый.

Однако совету его барон не внял. Его явно повело. В нем взыграли амбиции окопника, которые не раз подводили офицеров, появлявшихся в относительно сытом и спокойном Берлине после кровавых перипетий Восточного фронта.

– И все же хотелось бы знать, господин штандартенфюрер, почему вдруг вы решили, что я могу подождать, а наши субмаринники – нет?

– Так решил рейхсфюрер, – с монашеской кротостью уточнил адъютант Гиммлера.

– В этом и заключается суть моего вопроса, – явно расхрабрился барон. – Возможно, вы подскажете, почему он так решил?

И тотчас же в укоризненном взгляде адъютанта вычитал: «Хотел бы я видеть, как бы вы, барон, храбрились, ожидая вызова в приемной Мюллера или шефа СД Кальтенбруннера!». Однако вслух штандартенфюрер произнес:

– Уже хотя бы потому, что этим морским волкам предстоит формировать новую мощную эскадру субмарин, которая будет состоять из нескольких стай «Фюрер-конвоя»[15]15
  Речь идет о создании секретной эскадры субмарин «Фюрер-конвой», суда которой занимались в основном переброской людей, техники и материалов на секретную «Базу-211», создаваемую гитлеровцами в Антарктиде.


[Закрыть].

– Считаете это достаточным поводом для того, чтобы рейхсфюрер получил право окончательно разрушить миф о непреложной германской пунктуальности?

– Вполне, – решительно подтвердил Брандт, а, наткнувшись на удивленный взгляд заместителя коменданта «СС-Франконии» по вопросам безопасности, объяснил. – Если учесть, что от судьбы «Фюрер-конвоя» может зависеть и судьба гарнизона вашей подземной базы.

– Издеваетесь, Брандт? – несмотря на разницу в чине, они были достаточно дружны, чтобы гауптштурмфюрер мог позволять себе такие вольности.

– В том-то и дело, что нет. Хотя, при случае, не отказываю себе в таком удовольствии. Но, заметьте, только с более низкими по чину, – упреждающе уточнил адъютант.

– Тогда, может быть, решитесь объяснить? Просветите же меня, червя дождевого.

– Этого пока что никто не способен объяснить. Во всяком случае, подступаться к подобным разговорам слишком рано. И потом, вам ведь известно, для чего формируется «Фюрер-конвой». Не темните, барон, известно. Обычно Скорцени не создает для вас тайны из чего-либо, что перестает быть тайной для него самого.

– Только в общих чертах, в самых общих…

Адъютант ответил на чей-то телефонный звонок, затем прислушался к тому, что происходит за дверью кабинета рейхсфюрера, хотя знал, что обычно оттуда не долетают никакие звуки, и лишь после этого интригующе заметил:

– Когда речь идет о «Фюрер-конвое», барон, даже «самых общих черт» тоже порой оказывается многовато.

– Понимаю. И все же… Считаете, что вскоре какую-то часть гарнизона могут перебросить в Антарктиду?

Адъютант укоризненно взглянул на барона и сокрушенно покачал головой.

– Вам бы следовало начинать службу в абвере, Штубер. Основные сведения вы умудрялись бы добывать исключительно своей дотошностью.

Брандт тотчас же умолк, однако барон понял, что в любом случае отвергать его версию адъютант Гиммлера не стал бы, и этого было достаточно.

Дальше терзать старину Брандта расспросами барон не стал, всему есть предел. В конце концов, адъютант и так снабдил его всеми необходимыми подсказками, позволявшими выявить тайные нити, которые соединяли подземную базу в Антарктиде с подземной базой в Померании.

В свое время германское командование рассчитывало на «Лагерь дождевого червя», как на базу, в которой смогут приютиться самые секретные научные лаборатории, разведывательно-диверсионная школа СС, а главное, в смутные времена – и штаб Верховного главнокомандования вооруженными силами рейха, вместе со ставкой самого фюрера.

Вот только место для столь важной базы – на правом берегу Одера, на территории, которую поляки всегда считали исторически своей, – было избрано крайне неудачно. Теперь, когда русские войска уже на Висле, а поляки усиленно возрождают свою собственную армию, это очевидно для всех.

Стоит ли удивляться, что стратеги рейха решили позаботиться о новой, куда более защищенной секретной базе?

* * *

Гиммлер задумчиво вышагивал по своему кабинету, а затем спросил у застывшего у двери адъютанта:

– Как считаете, штандартенфюрер Брандт, насколько серьезно мы можем рассчитывать при обороне «Регенвурмлагеря» на мощь и стойкость этого, как его там… «воскресшего гарнизона»? Состоящего, насколько я понимаю, в основном из зомби-воинов.

Брандт растерянно взглянул на стоявшего рядом Штубера, давая понять Гиммлеру, что вопрос следовало бы адресовать ему. Однако рейхсфюрер терпеливо ждал.

– С вашего позволения, я отвечу не как адъютант рейхсфюрера СС, а как обычный армейский офицер.

– Ну, если должность адъютанта настолько отягощает вас… – опасно намекнул Гиммлер, пожав плечами.

Однако Брандт давно привык к его намекам, как и к тому, что в большинстве случаев угрозы, которые содержатся в них, так и остаются угрозами.

– Мое мнение таково: вряд ли русские решатся отвлекать свои дивизии на бои в многокилометровых подземельях «СС-Франконии».

Гиммлер с сонливой усталостью в глазах смотрел на адъютанта и молчал, никак не выдавая своей реакции. Тем не менее Брандт понял, что на сей раз его лаконизма патрон не воспринял. Впрочем, как и глубинного смысла сказанного.

Он хотел было разъяснить свою позицию, однако рейхсфюрер упреждающе поднял вверх руку и позволил ему удалиться, оставив наедине с начальником службы безопасности «СС-Франконии».

– Оказывается, то, над чем мы с вами, барон, пока еще только втайне размышляем, для наших адъютантов уже очевидно.

Гиммлер предложил Штуберу присесть, а сам еще дважды прошелся по кабинету, прежде чем тоже грузно опуститься в кресло и на несколько минут впасть в полнейшую прострацию.

– Слушаю вас, Штубер, слушаю, – неожиданно как-то ожил он, все еще задумчиво глядя в сторону окна. – Вам ведь приходилось вести борьбу с партизанскими гарнизонами одесских катакомб. Как и борьбу с гарнизонами дотов русских укрепрайонов. Во всяком случае, так мне говорил Скорцени.

Собираясь с мыслями, Штубер многозначительно покряхтел. По крайней мере теперь он понимал, почему рейхсфюрер вызвал в Берлин именно его, а не коменданта лагеря фон Риттера. Что же касается «Регенвурмлагеря»… В последнее время Вилли задумывался о его судьбе все чаще, поскольку все чаще задумывался о своей собственной. Но как лаконично изложить суть своих размышлений рейхсфюреру СС?

– В сущности Брандт прав. Методы борьбы с гарнизонами подобных подземных бункеров и крепостей давно отработаны: достаточно заминировать пространство у каждого из входов-выходов и оставить возле них небольшие заслоны метких стрелков, чтобы полностью нейтрализовать засевших там бойцов, не отвлекаясь при этом от основных наступательных направлений.

– Хотите сказать, что в реальной боевой обстановке ни численность гарнизона, ни его вооружение особого значения не имеют?

– Куда большее значение имеет тактика построения обороны.

– То есть мы должны будем строго придерживаться вашей антипартизанской тактики?

– Численность гарнизона и его обеспечение тоже могут сыграть свою роль, если нацеливать его защитников не на активные действия в тылу врага, а исключительно на защиту своих подземелий и на выживание. Разбить гарнизон на небольшие тактические группы, определить сектора обороны, пути отступления и тайные выходы на поверхность. Тайные выходы – это особенно важно. Одесские партизаны называли их «лисьими лазами» и очень дорожили каждым из них, поскольку ничто так не действует на психику катакомбника, как осознание того, что выходы на поверхность заблокированы. Срабатывает эффект западни.

– Но ведь гарнизон «Регенвурмлагеря» уже давно обитает над землей, – возразил Гиммлер. – Значит, вопрос привычки.

– Бойцы гарнизона знали, что все выходы на поверхность действуют, к тому же по воскресеньям всех их выводили на поверхность. Притом что гарнизоны дотов и так могли спокойно дышать, наслаждаясь «духом природы».

– О тех же проблемах мы только что беседовали с командованием подводного флота.

– Который, кроме всего прочего, занят обустройством нашей «Базы-211» в Антарктиде, – решил блеснуть эрудицией барон. И был слегка шокирован, когда Гиммлер резко осадил его.

– Разве я пригласил вас для того, чтобы обсуждать проблемы «Базы-211», само упоминание о которой вне этих стен запрещено под угрозой суда? – Штубера такая реакция задела. В нем взыграл аристократический гонор, и понадобилось какое-то время, чтобы барону удалось погасить его вспышку. Но пока он усмирял свою гордыню, рейхсфюрер неожиданно, совершенно иным, трезвым, рассудительным голосом произнес: – Вместе с тем антарктический вариант мы тоже не должны исключать. Как, прочем, и передислокацию основных подразделений в район «Альпийской крепости». Как вы относитесь к такому варианту? К «Альпийской крепости»?

– Мне трудно судить об этой, пока что условной, как я понимаю, «крепости», – сухо ответил Штубер, пытаясь хотя бы таким вот методом отомстить Гиммлеру, – поскольку понятия не имею, что это за крепость, где она расположена, каково ее предназначение, а главное, каковы ее реальные возможности.

Гиммлер в упор расстрелял его свинцовыми стекляшками своих очков и вернулся к своему месту за столом.

– Если честно, барон, мне тоже хотелось бы получить ответы на все высказанные вами сомнения. Где конкретно эта «крепость» расположена, – взглянул рейхсфюрер на висевшую на стене огромную карту Германии, – каков ее гарнизон и каковы возможности. Но пока что известно только одно: заниматься подготовкой этой «Альпийской крепости» к обороне фюрер поручил Отто Скорцени.

– Обер-диверсанту рейха известно об этой крепости не больше нашего. Мне пришлось поговорить с ним по этому поводу.

Гиммлер тактично помолчал, а затем произнес:

– Что ж получается, что в реальное существование «Альпийской крепости» все еще искренне верит только фюрер? Или фюрер…уже тоже верит? Похоже, что пока что только он, и никто больше.

– А вот «СС-Франкония» действительно существует, – поспешил сменить тему Штубер, на сей раз явно приходя на выручку Гиммлеру. – Независимо от того, верит кто-либо в ее существование или не верит. Но для того, чтобы рассчитывать на нее, как на отдельный укрепленный район, следует позаботиться о складах продовольствия, амуниции и вооружения, а также о защите источников света, тепла и питьевой воды. Кроме того, нельзя забывать о партизанских базах и агентурной сети на поверхности лагеря. Это целая система, создавать которую следует задолго до того, как наши бойцы окажутся в тылу врага, помня при этом, что никто из них не имеет никакого опыта партизанской борьбы.

– Приблизительно то же самое говорил мне недавно главный интендант войск СС, начальник тылового снабжения наших фронтовых подразделений, – задумчиво кивал Гиммлер. – Как только ореол героизации развеивается, – изрекал он, – наступает миг тылового интендантского прозрения, со всем его снабженческим идиотизмом.

– И его следует понять. Только дилетанты могут воспринимать партизанское движение в тылу врага в ореоле диверсионной романтики. Проблем возникает очень много. Так что вряд ли стоит оставлять там большой гарнизон. Мне порой кажется: а не лучше ли эту массу людей рассредоточить по украинским и белорусским лесам? Так или иначе все они погибнут, но в лесах действовать будут эффективнее.

Их разговор был прерван приближающимся, надрывным каким-то гулом моторов. Хотя звенья самолетов проходили по северо-восточной окраине Берлина, нетрудно было определить, что это шли тяжелые бомбардировщики в сопровождении нескольких групп истребителей. Появление еще одной армады англо-американской авиации напомнил офицерам СС, что время победных иллюзий в самом деле истекло, настало время жестких «пораженческих» решений.

– А весь подземный город СС, конечно же, прикажете взорвать… – иронично продолжил мысль барона рейхсфюрер СС.

– Взорвать?! Такое огромное, уникальное строение? Зачем?!

– Вот и я тоже считаю, что уничтожение «Регенвурмлагеря» было бы сущим безумием, – вновь поднялся из-за стола и продолжил свое нервное хождение по кабинету Гиммлер. – К которому меня, кстати, активно подталкивают.

– Срабатывает некий сатанинский «инстинкт отступления», согласно которому, все, что отступающие войска не способны увезти с собой, подлежит уничтожению. Но унести с собой в рейх «Регенвурмлагерь» мы не способны, и буквально через пару месяцев он окажется на территории возрожденной Польши. Причем не важно, кем возрожденной – Британией или Советами.

Покачиваясь на носках, Гиммлер с минуту стоял у окна, спиной к Штуберу. Барон не способен был прочесть мысли командующего войсками СС, но интуитивно улавливал, что размышлял тот не о «Регенвурмлагере» и не об «Альпийской крепости». Скорее всего он думал о спасении. Не рейха, а своем собственном. Гиммлер не мог не знать, что ненавистью к СС охвачены не только враги Германии, но и сотни тысяч самих германцев, в том числе и солдат вермахта. Он мог почувствовать это, расследуя вместе с Мюллером обстоятельства арестов, совершенных в июле в Париже подчиненными Штюльпнагеля, во время заговора генералов против фюрера.

Уж кто-кто, а Гиммлер прекрасно понимал, что именно он вынужден будет предстать перед победившей Европой в ипостаси воплощения идеи СС – со всеми ее концлагерями, крематориями и гетто; с карательными экспедициями, зондеркомандами, а также гестапо, СД и всеми прочими службами и подразделениями.

– Вы знаете, что фюрер назначил меня командующим группой армий «Висла»?

– Так точно, господин рейхсфюрер. Это было мудрое решение.

Оглянувшись, Гиммлер недоверчиво блеснул свинцово-тусклыми стеклами своих очков, пытаясь выяснить: действительно ли «человек Скорцени» считает это назначение очередным проявлением фюрерской мудрости или же попросту иронизирует?

– Так вот, завтра у меня состоится встреча с фюрером, – вновь уставился Гиммлер на унылый зимний пейзаж за окном. – Понятно, что он обеспокоен судьбой «Регенвурмлагеря» и стоит перед нелегким выбором его судьбы. Было бы неправильно, если бы перед встречей я не выслушал мнения начальника службы безопасности этого подземного города СС.

– Но мое мнение может не совпадать с мнением коменданта, бригаденфюрера фон Риттера.

– И можете не сомневаться: не совпадет. Уже хотя бы потому, что у коменданта нет этого самого «своего мнения». Кстати, вы ведь беседовали с ним перед отъездом?

– Как всегда, фон Риттер полагается только на волю фюрера, не желая предлагать каких-либо собственных решений.

– Я понял это после вчерашнего телефонного разговора с ним, – подтвердил Гиммлер. – Поэтому-то фон Риттер и не интересен теперь ни мне, ни фюреру.

Штубер удивленно хмыкнул и решительно передернул подбородком. Он знал, сколь опасно втягиваться в игрища верховных жрецов СС и рейха, поэтому старался не увлекаться ими, а главное, не давать повода кому бы то ни было из этих самых жрецов причислять его к своей команде. Его вполне устраивал статус «человека» или «бойца Скорцени».

Бомбардировочная армада давно покинула пределы берлинских предместий и ушла куда-то на юг, возможно, в сторону Праги, вокруг которой формировалась мощная группировка генерала Шредера и у стен которой англо-американцы желали бы оказаться значительно раньше русских и созданных ими прокоммунистических чешских подразделений генерала Свободы.

– Так вот, возвращаясь в «Регенвурмлагерю», – нарушил молчание Штубер. – Не проще ли оставить его в более или менее нетронутом виде, с тем, чтобы последующие поколения всех народов восхищались этим колоссальным подземным сооружением, как восхищаются таинственными египетскими пирамидами или мощными стенами древних крепостей? Не в таких ли сооружениях заключаются свидетельства истинного величия Третьего рейха? Причем не только военного, но и научного, инженерно-технического, философского…

Теперь Гиммлер уже не только явил Штуберу свой лик, но и приблизился к нему. Достав из стола бутылку коньку и бокалы, он налил этого блаженственного напитка себе и Штуберу и, вместо тоста, произнес:

– Я вот о чем все чаще задумываюсь, барон: может, наша с фюрером ошибка в том и заключалась, что мы всегда поощряли беспрекословных исполнителей, редко замечая генералов и офицеров, способных принимать собственные решения?

– Главное, поверить, что у нас все еще остались генералы и офицеры, способные самостоятельно принимать важные решения, – с вежливым аристократическим поклоном заметил барон.

Но и этот визит – из прошлого, подробности которого фон Штубер возрождал благодаря воспоминаниям.

9

…Настигнув паникера у очередного, отмеченного флажком, фугаса, командир учебной зомби-роты схватил его за ворот бушлата, в прыжке подсек и, завалив на спину, изо всей силы врубился носком сапога в бедра. Затем приподнял, выбил из руки незаряженный русский пистолет «ТТ», и, схватив теперь уже за загривок, швырнул головой к стволу дерева, к которому потом буквально припечатал мощным пинком.

– Всем – на землю, шкуродеры иллирийские! – оглашал окрестности своим бизоньим рыком Арсен Ведович – известный в Регенвурмлагере под кличкой Свирепый Серб, – хотя все остальные зомби, пусть и прекратили свое движение, однако продолжали лежать в месиве из раскисшего грунта и подтаявшего снега. – Передушу и в землю зарою!

Взводный зомби попытался нанести ему удар в челюсть, однако Свирепый Серб успел перехватить кисть руки и сжать ее с такой силой, что у зомби подогнулись ноги. Сильнейшим ударом в подбородок Арсен повалил «Зомби-020»-го в едва подернутую легкой ледовой коркой выбоину и вновь приказал всему взводу продолжать движение в сторону окопов.

Вернувшись на свою командную высотку, Свирепый Серб снял с лежавшего рядом валуна свой рупор и, взвешивая его в руке, молча проследил за тем, как зомби-диверсанты начали осторожно подползать к следующей линии заграждения, на которой колючая проволока проходила между противотанковыми ежами и вся была увешана пустыми консервными банками, издавшими звук при малейшем прикосновении к ограждению. Эту линию обороны держали курсанты подземной унтер-офицерской школы «СС-Франконии».

– Пулеметчики, огонь! – прокричал он. И без того мощный, а теперь еще и усиленный рупором голос Арсена Ведовича звучал над приозерной болотистой долиной так, словно источался иерихонской трубой. – Огонь, шкуродеры-христопродавцы иллирийские!

Свирепому Сербу уже перевалило за сорок, это был атлетически сложенный офицер, почти двухметрового роста, с смуглым узкоскулым лицом, на котором выразительнее всего выделялись большой, по-орлиному изогнутый нос и пронизывавшие душу большие, обладавшие какой-то завораживающе гипнотической силой темно-вишневые глаза. Причем и глаза, и голос, и весь вид этого атлета источали какую-то неуемную взрывную агрессию, которую, казалось, невозможно было ни предугадать, ни, тем более, пригасить.

Происходил Арсен Ведович из древнего сербского аристократического рода, все мужчины которого по мужской и материнской линиям отдавали себя службе в австрийской армии и, несмотря на свое славянское происхождение, всегда оставались верными австрийской монархии. Причем верными настолько, что даже теперь, когда Австрия потеряла не только свою монархию, но и саму государственность, Арсен Ведович все еще оставался австрийским национал-монархистом, и даже не скрывал этого.

Окажись он австрийцем или германцем любой иной этнической группы, например, баварцем или швабом, гестапо, возможно, давно расправилось бы с ним как с сепаратистом и врагом рейха. Но обвинять в австрийском сепаратизме серба – это уже было бы слишком!

В армии Тито бывший лейтенант австрийской армии Арсен Ведович тоже оказался лишь потому, что не мог простить Гитлеру «аншлюсного» лишения Австрии ее государственности. Однако, поняв, что на самом деле это армия не сербская, а… коммунистическая, стремящаяся установить в Югославии такой же режим, какой существует в сталинской России, Арсен, вместе с полуротой своих солдат, перешел на сторону германской армии, чтобы затем возглавить специальный полицейский батальон, который воевал против отрядов хорватских, сербских, словенских и прочих сепаратистов.

Это о его, офицера австрийской армии, переходе на сторону вермахта с восторгом писала в свое время газета командования Сухопутных сил рейха «Миллитервиссеншафтлихе рундшау», как о примере для многих других бывших военнослужащих австрийской армии, «лишь по чистому недоразумению оказавшихся в рядах коммунистических банд Тито». Эта же и ряд других газет, несколько раз сообщали о его подвигах в борьбе с партизанами, вчерашними своими соратниками.

– Что вы там кричали мне вслед, лейтенант Гамбора? – даже самый обычный вопрос в устах Свирепого Серба звучал угрожающе.

Это был голос следователя-палача, который самим присутствием своим наводил ужас на своих «подопечных» и каждое слово которого в любой ситуации и при любом исходе оставалось… словом палача.

– Я утверждал, что вести себя, как этот ваш взводный «020», зомби не должны.

– Считаете, что я неверно употребил средство воспитания? – по-волчьи оскалил крепкие желтые зубы Ведович. – Вместо пинков и мордобоя следовало бы пустить в ход пистолет?

– Зомби не должны и не способны ощущать страх и растерянность, им не ведомы чувства жалости и ностальгии; они не могут предаваться унынию и поддаваться панике.

– Что вы заладили: «Зомби не должны, зомби не способны?!». Кто это определил: что они должны, а на что в действительности не способны?

– Жрецы вуду и специалисты специальной лаборатории Аннербе.

– Так вот, пусть они пойдут и повесятся. Нужно привезти их сюда, загнать в окопы рядом с зомби, а затем вместе с ними бросить в рукопашную. Вот тогда и посмотрим, к каким выводам они придут.

– Здесь все намного сложнее, нежели вы себе представляете, капитан Ведович, – угрюмо покачал головой доктор Гамбора. – Сотворяя зомби, жрецы вуду, к которым, собственно, принадлежим теперь и все мы, сотрудники «Лаборатории призраков», вторгаются не только в психику человека, но и в потусторонние сферы, в мистику.

Какое-то время Свирепый Серб хищно нависал на доктором Гамборой, словно коршун над беззащитной жертвой. Свое покачивание на носках он прерывал лишь небольшими глотками коньяка из армейской фляги, словно бы заряжая себя при этом спиртным и злобой.

– Меня не интересуют ваши умствования, лейтенант, – наконец прорычал он. – Мало того, мне наплевать на ваши колдовские заветы. Как командир, я хочу знать, кем я командую, как мои солдаты обучены и на что они способны в бою. Все остальное меня не интересует.

– Поэтому я и говорю, что «Зомби-020» – некое исключение. В целом же зомби призваны беспрекословно подчиняться, они неплохо усваивают основы поведения на поле боя и даже приемы диверсионной работы. Сами убедились, что остальные зомби-диверсанты именно так и ведут себя.

– «Так» или не «так» – сможет показать только настоящий бой.

– В сущности, это идеальные, непогрешимые солдаты. Такова конечная цель их зомбирования по программе «зомби-диверсанты».

– Хотите сказать, что «Зомби-020» сам по себе вышел из-под контроля? Что имеем дело с непредусмотренным «самопрозрением»?

– Пока что трудно сказать, что именно здесь проявляется: то ли особенности психики этого бывшего русского офицера, то ли недостатки программы зомбирования.

– Значит, в расход его, шкуродера-христопродавца иллирийского!

– Нескольких зомби нам и в самом деле пришлось пустить в расход, поскольку не смогли наладить с ними контакт, они попросту обезумели и представляли крайнюю опасность для каждого, кто с ними соприкасается.

Откуда-то из-за рощи, подступавшей к самому озеру, донеслось мощное рычание танковых моторов. Это проходило учение приданного «Регенвурлагерю» танкового батальона, оснащенного не только германскими танками, но и трофейными русскими «КВ-1», «ИС» и «Т-34», экипажи которых состояли из солдат Русской Освободительной Армии Власова.

– Но из этого не следует, что уничтожению подлежит и зомби-офицер «020». С какой стати?! Ни в коем случае, – старательно протирал Гамборе платочком запотевшие стекла своей подзорной трубы. – Почему способность к «самопрозрению» отдельных зомби обязательно следует списывать на некачественность зомбирования?

– Потому что мне нужны солдаты, способные на беспрекословное жертвенное самоистребление, а не зомбированные трусы и паникеры, коих и так полно сейчас во всех воюющих армиях, кстати появляющихся безо всякого зомбирования и вдали от вашей «Лаборатории призраков».

– И все же, – не позволил увести себя от основной мысли лейтенант Гамбора, – почему бы не воспринимать «Зомби-020» и подобных ему, как индивидуумов, проявляющих психологически закрепощенную способность к профессиональному самообучению и общему самоусовершенствованию? Уберите эту закрепощенность, и перед вами предстанет мыслящая биологическая машина, способная не только на жертвенное самоистребление, но и на осмысленное самоусовершенствование. Ведь если вдуматься в сущность проблемы, то…

– Хватит умничать, лейтенант! – буквально взрычал Арсен Ведович. – Вы лучше сами постарайтесь вовремя «прозреть», чтобы не пришлось затем «самопрозревать» у священных врат крематория!