Текст книги "Лавровый венок для смертника"

21

Возвращаясь вечером домой, Согред остановил машину у небольшой сосисочной, расположенной в соседнем переулке, почти напротив его особняка. Сидя у витрины и задумчиво пережевывая щедро политое острой приправой мясо, он время от времени посматривал на окна второго этажа своего дома. Когда два из них, в комнате, которую снимал Грюн Эвард, озарились ярким голубоватым светом, он облегченно вздохнул и взглянул на часы. Без четверти семь. Пока что все шло по сценарию.

Рой мысленно представил себе, как, сидя в растерзанной постели, Эллин неторопливо надевает колготки, демонстрируя при этом красоту своих ножек. Затем, стоя у зеркала, поправляет волнистую прическу.

Только что в его доме и в его постели творческий недруг по перу Грюн Эвард развлекался с одной из красивейших женщин этого города, в которую сам он, Согред, уже безбожно влюблен. Тем не менее он не ощущал ни ревности, ни зависти, ни даже элементарной человеческой досады. С сегодняшнего дня Эвард принадлежал к тем, кому Согред уже не способен был бы позавидовать.

Медленно дожевав последний кусок говядины, он заказал себе еще бутылку вина и, почти припадая лбом к стеклу, стал терпеливо ждать.

«Теперь она принялась за костюмирование Грюна, – по-сатанински ухмыльнулся он, когда большая стрелка часов доползла до двенадцати. – „Последнее одевание перед казнью“ – так это называлось бы на полотне художника».

Еще утром Эллин сама сделала Эварду короткую стрижку, а в дорожной сумке у нее оказалось точно такое же одеяние, в какое был облачен Том Шеффилд. К тому же она его основательно загримирует, наведя на лице такую же прыщеватость, каковой отличался бывший возлюбленный. За все эти ее старания Грюн уже частично расплатился с ней в постели. Мог ли он догадываться, что на рассвете, если только ничего не сорвется, поплатится еще и жизнью?!

«Он сам этого хотел, бездарь», – молвил про себя Согред и, расстегнув лежащую на столе папку, которую даже не решился оставить в машине, вновь прошелся по сценарию их рейдерской авантюры. Все, что приходилось читать повторно, Рою обычно не нравилось. Но и после третьего прочтения сценарий Эллин поражал изысканностью своей интриги, дьявольской неотвратимостью сюжетных ходов, за каждым из которых – роковая линия судьбы да вселенская обреченность на коварство и грехопадение.

Не было разве что концовки. Все еще не было. Если бы только Шеффилду удалось с той же степенью талантливости создать сам рассказ! Наверняка это было бы лучшим из всего, что когда-либо создавалось во Фриленде за все время существования страны.

А какой шум поднялся бы, если бы авантюра вдруг оказалась раскрытой. Она принесла бы ему, Шеффилду, известность, какой никогда не добивался ни один писатель страны.

«Впрочем, в главных героях ее все равно оказался бы Шеффилд, – неожиданно открыл для себя Согред. – И его любовница, она же адвокат. А ты вновь предстал бы перед уголовным миром эдаким тюремным придурком, решившим позариться на чужой талант и, в конце концов, потерявшим даже то, чего добился за все годы службы. Вместе со свободой».

Он резко оглянулся, словно интуитивно почувствовал, что за ним уже пришли. Груди барменши покоились на стойке бара, как две вязки увядших бананов.

Встретившись со взглядом Согреда, она тоскливо и безнадежно, словно истосковавшаяся дворняга, позвала его, наперед зная, что он не отзовется.

– Погоди хоронить себя, – пробормотал Рой, отводя глаза и вновь наполняя бокал. Вино попалось какое-то совершенно не хмельное и безвкусное, будто не из винограда его надавили, а из пережеванных жвачек. – «Сценарий составлен чертовски хитро. Все зависит от концовки. Интересно, какой ее видит Шеффилд? А сама Эллин? А прибившийся на Рейдер в поисках своего „психологического натурализма“ Грюн Эвард? Круто замешано, круто! „Психологический натурализм“, – оскалился Согред матерым волчьим оскалом. – Уж кто-то, а ты, Грюн, познаешь его сполна. Замыслившему этот интеллектуальный бред полоумному профессоришке такое даже не снилось».

Реальная возможность в течение одной-единственной ночи расправиться и с ненавистным его Грюном Эвардом, и с живым – все еще живым! – классиком; заодно завладев его рукописью, – затмевала сейчас в сознании Согреда все: страх перед возможным провалом, элементарную осторожность, желание оказаться там, на втором этаже, у ножек островной секс-бомбы.

«Тот, кто хоть однажды вкусил от „плодов“ литературной славы, уже не способен отречься от нее, – стукнул кулаком по столу Согред. – Не способен – вот в чем погибель!»

22

Домой Согред так и явился с недопитой бутылкой вина.

Заслышав шаги, Эллин, а вслед за ней Грюн Эвард спустились со своей голубятни, чтобы здесь, в гостиной, поприветствовать его и доложить, что они готовы.

– Не умеете ценить работу, мистер Согред, – упрекнула его Эллин, аристократическим жестом представляя Грюна Эварда. – Перед вами узник камеры смертников Том Шеффилд. Жертва правосудия и легенда крепости-тюрьмы «Рейдер-Форт».

– Потому и завидую, что ценю… вашу «работу», – улыбнулся Согред той же улыбкой из подворотни, какой еще недавно завлекала его барменша из сосисочной.

– Не льстите мне, Согред. И вернитесь к действительности.

Рой галантно склонил голову и тотчас же критически, с ног до головы, осмотрел Эварда. Это был взгляд начальника тюрьмы. Особое внимание его привлекло лицо. С помощью всевозможных красок и теней Эллин привела его почти в полное соответствие с оригиналом. Нужно быть слишком придирчивым к человеку, идущему на смерть, чтобы обнаружить в нем хоть какие-то более или менее заметные перемены.

– По-моему, вдвоем вам, Грюн, было там, – повел подбородком в сторону ведущей вверх лестницы, – чертовски хорошо. Стоит ли портить такую ночь, отдавая ее камере смертников? Подумай, Грюн. Я бы на твоем месте…

– Ты на своем месте уже «отсидел» по разным тюрьмам добрых полтора десятка лет, – хмельно сатанел Эвард. – Пусть даже в роли начальника. Так позволь мне отсидеть хотя бы одну ночь. Чтобы познать, что такое истинный психо-натурализм.

В постели женщина, очевидно, не щадила его, что, впрочем, не помешало Эварду довольно основательно нализаться.

– То есть ты твердо решил ехать в «Рейдер-Форт»?

– Кажется, ты желаешь унизить меня в глазах этой прекрасной леди, – великосветски подхватил Грюн под руку адвоката. – И свести на нет весь ее труд.

Поцелуй, в котором он припал к руке женщины, засвидетельствовал, что Грюн не прочь бы вновь вернуться в постель. Близость тела Эллин пьянила его сильнее вина.

– Это твое решение, Грюн, – совершенно иным, суровым голосом заявил Согред. И все же немного выждал. Если бы Грюн хотя бы заколебался сейчас, он наверняка отставил бы поездку в тюрьму. И попытался свести всю «операцию по освобождению Шеффилда» к шутке. Рою очень хотелось, чтобы искатель приключений отказался от своего замысла. В этом ему виделось собственное спасение. Но Эвард твердо стоял на своем. – Это твое решение, – повторил начальник тюрьмы. – Хотя мне вполне понятны его мотивы.

– Во всяком случае, старик Краузе одобрил бы его.

– И непременно одобрит, – поддержал Согред. – Даже пребывая на том свете.

– Главное, чтобы он одобрил произведение, которое появится вследствие моих экспериментов.

Согред не ответил. Все, что можно было сказать по этому поводу, уже сказано, поэтому он терпеливо выдержал паузу, вполне достаточную для того, чтобы получить право перейти к обсуждению конкретных действий.

– У нас, друзья мои, проскользнет всего одна неточность: вместо казни будет имитация, и проведем мы ее сегодня же, вечером. Ровно в девять. Чтобы не тревожить на рассвете ни тебя, Эвард, ни людей. Тем более что утром Шеффилд должен вернуться в камеру. Не возражаешь?

– Против возвращения Шеффилда в камеру? – хмельно улыбнулся Эвард, покачиваясь перед Согредом на носках.

– Против казни, – жестко уточнил начальник тюрьмы, незаметно переглядываясь с Эллин. Автор сценария этой смертоубийственной авантюры стояла, опершись локтем о пьедестал выполненного из красного дерева бюста Наполеона. Она оставалась невозмутимой, как великий корсиканец перед сражением под Ватерлоо.

– Мсье палач, я готов. – Согред обратил внимание, что лицо Эварда отекло, глаза налились сонной истомой.

«Как бы он не уснул мертвецким сном еще до казни!» – всполошился начальник тюрьмы, вспомнив, что в последний бокал, который Эвард должен был опустошить уже после бурных сцен любви, – в постели Эллин настроена была получить все сполна, – эта фурия обещала подсыпать Грюну какое-то особое снотворное. Правда, адвокат уверяла, что доза окажется настолько мизерной, что он не уснет. Будет лишь основательно, почти до полной деморализации, ослаблена его воля, но кто знает…

– Не волнуйтесь, Согред, не волнуйтесь, все в порядке, – поняла причину его тревоги Эллин.

23

Шеффилд вносил в рукопись рассказа последние поправки, когда дверь камеры со скрипом распахнулась и появился Стив Коллин. Заметив его, смертник поспешно сгреб в кучу листы и, не зная, куда их спрятать, прижал к груди, словно мальчишка, застигнутый за книгой, читать которую ему не позволяли.

– Я не собираюсь лишать вас этой услады, мистер Шеффилд, – не упустил своей возможности Коллин. – Святотатствуйте над словом, святотатствуйте.

– Прошу прощения. Это произошло инстинктивно. Мы договорились, что рукопись я отдам мистеру Согреду только в том случае, когда смогу убедиться, что…

– Ваши договоренности с мистером Согредом меня не интересуют, – прервал его Коллин. – Следуйте за мной. Старайтесь идти плечо в плечо, наклонив голову, ни на кого не обращая внимания.

– Я все понял.

– Поняли вы, конечно, далеко не все. Тем не менее потрудитесь строго придерживаться всех моих указаний. Это в ваших интересах.

– Считаете, что Согред выполнит свое обещание?

– Он – джентльмен, мистер Шеффилд, – резко отреагировал Коллин. – У вас нет оснований сомневаться в этом.

– Теперь я больше всего сомневаюсь в том, что все, что происходит сейчас со мной, происходит наяву.

– Зато шествие к электрическому стулу показалось бы вам упоительным сном.

Только в кабинете начальника тюрьмы они, наконец-то, впервые столкнулись лицом к лицу.

– Мистер Шеффилд? – спросил Грюн.

– А вы – мистер Эвард? – едва слышно отозвался все еще живой классик.

– Извините, что не смогу заменить вас в ту судную ночь, которую вам еще только предстоит пережить.

– Можете считать, что эту ночь вы мне уже подарили, – рискованно парировал Шеффилд.

– У нас нет времени, – вмешалась Эллин и, захватив Шеффилда за талию, подтолкнула к полуоткрытой двери. В два шага преодолев вместе с ним коридор, буквально втолкнула его в кабинет заместителя начальника тюрьмы и извлекла из переброшенной через плечо сумки костюм Эварда. – Переодевайся, да побыстрее, – зло прошипела она. – Может, объяснишь мне, с чего вдруг я так рискую из-за тебя?

– Потому что боишься, как бы не заговорил.

– Ты уже пытался сделать это. Моли Господа, что я не злопамятна.

– Согред проболтался относительно писем? – язвительно ухмыльнулся Шеффилд, поспешно переодеваясь. – Какая же он тварь!

– Эта тварь спасает тебя, рискуя оказаться в той же камере смертников, – напомнила ему Эллин. – Как, впрочем, и я.

Шеффилд порывался было что-то ответить, но в коридоре послышались шаги, и до слуха его донесся монотонный бездушный голос Стива Коллина:

– Следуйте впереди меня, заключенный Шеффилд. Не оглядывайтесь. Не обращайте внимания на охранников. Старайтесь идти, опустив голову.

– Думаешь, этого ублюдка действительно удастся казнить? – прошептал Том и, не стесняясь присутствия женщины, начал стаскивать с себя брюки.

– Если не его, значит, тебя. Иной кандидатуры не предвидится. А потому моли Господа.

– Я перед тобой в долгу, Эллин. Ты – моя спасительница.

– Ты давно в долгу передо мной. Жаль, что для того, чтобы ты осознал это, понадобилось пройти через камеру смертников. Где рукопись?

Шеффилд приостановил свое переодевание и вынул из кармана брюк основательно измятые бумажки.

– Я передам их Согреду. Но прежде просмотрю, что ты там насочинял. Обычно это у тебя получалось на удивление скучно и коряво.

– Ты была прекрасным редактором, – безропотно признал Шеффилд, вновь берясь за одежду.

– Редактором! – въедливо улыбнулась Эллин. – Тебе никогда не приходило в голову, что под твоими рассказами должно стоять имя другого человека? Или хотя бы еще одно – соавтора?

– Ну, это уж слишком! – окрысился писатель-убийца.

– Вот в этом-то и все дело, – констатировала Эллин. – На твоем месте я бы такой возможности не отвергала. Оставайся хоть сейчас, в эту судную ночь, справедливым.

– Почему «судную»? – насторожился Шеффилд, замерев с пиджаком, одетым на одно плечо.

– Да потому… – замялась Эллин, не зная, каким образом выскользнуть из ловушки, в которую сама себя загнала. – Не для тебя, так для того идиота, которого только что увели в камеру, – объяснила она, брезгливо поморщившись. – Сейчас мы с мистером Согредом выведем тебя из здания и усадим в мою машину.

– Ради всех святых, сделайте это как можно скорее.

Через несколько минут Согред лично повел узника к выходу. За ними шествовала Эллин Грей.

– Этот господин со мной, – объявил он дежурному.

Сержант мельком взглянул на человека, выходившего вместе с начальником тюрьмы. Он только недавно просматривал его документы. И даже запомнил, что у него странноватое, никогда раньше не встречавшееся ему имя – Грюн. Но женщина интересовала его куда больше. Никогда раньше таких красавиц на острове он не видел. Да на Рейдере, как он полагал, их и быть не могло. Рыбачки, дочери некогда обитавших здесь каторжан и ссыльные проститутки… – вот и весь набор.

– Руки! – резко приказала Эллин, как только они с Шеффилдом оказались у машины.

Том подставил кисти раньше, чем успел сообразить, чего от него хотят. Многие месяцы, проведенные в тюрьме, приучили его подчиняться машинально, выполняя команды почти подсознательно, на уровне инстинкта. Опомнился лишь тогда, когда ощутил на себе холодную сталь наручников.

– Профессионально! – изумился он. – Но почему ты? Кто научил? А главное, зачем? – обратился уже к Согреду.

– Слишком много вопросов, – отрубил начальник тюрьмы, коротко, зло хохотнул и круто, по-военному повернувшись, зашагал к зданию тюремной администрации.

– Быстро садись в машину, – недовольно проговорила Эллин, беря инициативу в свои руки. А как только он оказался в салоне, она извлекла из кармана пиджака еще одни наручники и подвесила его руки к держателю, выступающему над дверцей. – Только так – никаких резких движений, – предупредила на всякий случай.

– Ты с ума сошла? Какие движения? Неужто всерьез решила, что собираюсь насиловать тебя прямо здесь и сейчас?

Но Эллин уже села за руль и погнала машину по направлению к дому Согреда.

– Как мы будем уходить из острова? – спросил Том и, оглянувшись на удаляющуюся стену крепости-тюрьмы, облегченно вздохнул.

– Придется морем. Для авиации сейчас нелетная погода. Не устраивает?

– Но я же обязан был спросить об этом, – робко возмутился Шеффилд.

– Пока что ты обязан молчать. Говорить, как и думать за тебя, будем мы. Не возражаешь? Главное, безропотно подчиняйся всем моим требованиям.

24

– Наконец-то все в сборе, – произнес Согред дрожащим от волнения голосом, увидев в дверях своего кабинета Эллин Грей. Его вдруг обуял страх. Он понимал, что, по существу, сейчас совершается убийство, организатором которого является лично он и за которое тоже грозит смертная казнь. Но отступать, переигрывать сценарий, похоже, было поздно.

– Благодарю, что не решались начинать казнь без меня, – молвила адвокат сухим, официальным тоном.

– Как можно?! – пробасил заместитель прокурора, тучный седовласый ирландец, акцент которого с годами становился все более выразительным и для истинного англичанина почти вызывающим. – Негодяи, которых мы, с благословения Божьего, отправляем на тот свет, даже не считали нужным для себя придерживаться хоть каких-либо норм поведения в обществе. Мы же по отношению к ним…

Садясь за скромно, по-холостяцки, накрытый стол, Эллин не столько прислушивалась к сказанному им, сколько наблюдала за тем, как он говорит. Произнося какое-либо слово, он вытягивал шею и мотал головой, будто его, слово это, с огромным трудом приходилось извлекать из душевных глубин; тройной подбородок раскачивался при этом, как потерявшее свою изначальную форму козье вымя.

– Мы не стали совершать это действо на рассвете, чтобы к восходу солнца все, в том числе и смертник, спали спокойным сном, – объяснил ей доктор Вайдер, как бы извиняясь за нарушение ритуала, что заставило Грей скептически ухмыльнуться про себя. – Уверен, что вы не будете настаивать на том, чтобы отложить казнь до рассвета.

– Какой смысл? – пожала плечами адвокат. – Приговоренный уже знает о времени, он готов… К чему растягивать мучение?

– Благоразумно, – одобрил ее позицию заместитель прокурора, поднимая свой бокал. – За тех, кому все же предстоит дожить до утра, а следовательно, приумножать грехи.

О грехах заместителя прокурора Мака О’Ннолена она уже была наслышана. Недельные запои казались самыми невинными из них. Похоже, что и сегодня он не намерен был приступить к исполнению своих нетрудных обязанностей на слишком уж трезвую голову. Тем более что коньяк был отменным. Закуски тоже хватало. Согред, как хозяин кабинета, был явно в ударе.

Когда пришло время вести «приговоренного» на казнь, Эллин неспешно поднялась и, мило улыбнувшись доктору и заместителю прокурора, наигранно пьяным голосом произнесла:

– Буду откровенна, господа. Все вы знаете о моих довольно близких отношениях с мистером Шеффилдом…

Вайдер столь же полупьяно, но уже не наигранно, кивал в такт ее словам.

– Еще бы! – развел руками О’Ннолен. – Слухи есть слухи, – хитровато взглянул на Роя Согреда, ясно давая понять, от кого исходит информация.

– Уверена, что не осудите, – простила их обоих женщина, – когда я попрошу не прерывать застолья и позволить мне провести этого талантливейшего писателя и некогда вполне законопослушного гражданина в его последний путь одной, в одиночестве. Все равно процедура казни каких-то особых демаршей со стороны обреченного не предусматривает.

– Однако же отсутствует священник.

– От священника он отказался. Таким безбожникам, как Шеффилд, исповеди ни к чему. Последнее желание он изложил письменно. В факте казни и доктор, и вы, мистер О’Ннолен, сможете затем удостовериться лично. Но уже без моего присутствия.

Заместитель прокурора брезгливо поморщился и, пьяно икнув, выплеснул в свою безмерную гортань очередную порцию коньяку.

– Это мой долг, – подтвердил врач. – «И правосудие рукой бесстрастной чашу с нашим ядом подносит к нашим же губам!»[1]1
  Цитата из трагедии В. Шекспира «Макбет».


[Закрыть] – продекламировав, он высоко поднял руку, словно внушал сии слова огромной толпе. – Можете не сомневаться, адвокат, что акт о казни будет составлен, как полагается.

– Эллин права: предоставим сцену проводов в последний путь адвокату, – поддержал начальник тюрьмы просьбу Эллин. – Руководить экзекуцией будет мой заместитель, мистер Коллин.

Не дожидаясь реакции на его слова, Эллин чмокнула в щеку Вайдера, затем О’Ннолена, лениво взмахнула рукой Согреду и вышла.

25

Коллин дожидался ее, нетерпеливо прохаживаясь по коридору тюрьмы, буквально в нескольких шагах от камеры Эварда.

– Почему так долго? – раздраженно, хотя и вполголоса, спросил он. – Не знаете, что такое ждать?

– Спросим об этом у Эварда. Пардон, Шеффилда.

– Мне не до шуточек.

– Почему бы и не пошутить, – успокоительно улыбнулась Эллин, притрагиваясь к предплечью Коллина. – Тем более что все эти кретины остались не у дел.

– Думаешь, их присутствие что-либо изменило бы?

– Обойдемся без неожиданностей.

– Точно, не стоит гадать. Впрочем, мое дело открыть камеру и поинтересоваться, как дела. – Осознав всю бессмысленность подобного вопроса, Коллин неуместно хохотнул. – Все остальное берете на себя. Тем более что это ваш дружок, мисс Грей.

– Вы – единственный человек на этом острове, который не рискует попасть в список ревнивцев, мистер Коллин.

Когда они открыли дверь камеры, Эвард встретил их улыбкой. Он сидел за столом и писал. В эти минуты рассказ, наконец, «пошел», и он уже описывал, как, договорившись с начальником тюрьмы, его герой попадает в камеру смертников, чтобы затем написать рассказ и представить его на конкурс.

– Как дела, мистер Шеффилд? – заучено, как начинающий артист – «кушать подано», пробубнил Коллин.

– Мне придется арендовать этот «люкс» месяца на три.

– Не придется, – сухо отрубил заместитель начальника тюрьмы.

– Что это вы так категорично? – насторожился «заключенный».

– Официально.

– Ах, да, вы же – при исполнении…

– Как вам здесь творится, Грюн? – вмешалась Эллин, доставая из сумочки недопитую бутылку коньяку и два бокала.

– Завтра я его закончу, мой адвокат, – поцеловал ее Эвард в подставленные губы. – Всю прошедшую ночь и сегодня до полудня меня почему-то одолевали сон и странная анемия, словно после двойной дозы снотворного.

– Это от перемены места и условий, – поспешно заверила Эллин. – Рассказ ты закончишь еще сегодня. Кстати, каким тебе видится конец?

– Не знаю, как ты его воспримешь, но моего героя по ошибке казнят на электрическом стуле. Оказалось, что его попросту обманули, подставили, вместо приговоренного к казни, и палач, не ведая об этом «подлоге»…

– Стоп-стоп! – остановила его Эллин, чтобы как-то скрыть свое волнение. – По-моему, тебя повело. Не кажется? Конец, конечно, эффектный, но, если ты и в самом деле приведешь к нему свой рассказ, рискуешь стать посмешищем. Сразу видно, что ты плохо знаком с процедурой казни. Я права, мистер Коллин?

– Он вообще не знаком с ней, – роботоподобно подтвердил заместитель начальника тюрьмы, оставаясь в коридоре. – Еще только предстоит.

– Когда я объясню ее в деталях, Грюн, ты все поймешь. Как поймешь и то, что одна неверная деталь способна перечеркнуть правдивость всего произведения. С чем ты не согласен?

– В таком случае, тебе придется подсказать более удачную концовку.

– Переоцениваете мои скромные возможности, мистер Шеффилд. – «Вспомнив» фамилию «приговоренного», она сразу же перешла на официальный тон.

– Уверен, что тот, настоящий, Шеффилд, даже недооценивал их. В этом его трагедия.

– Трагедия его как раз в чем-то совершенно ином. Однако сейчас не время обсуждать такие нюансы.

– А жаль.

– И не упоминайте больше о «настоящем Шеффилде». «Настоящий Шеффилд» – это вы. Таковы правила игры, которую сами же вы и затеяли. – Лицо Эллин стало суровым и непроницаемым, как прекрасная, но лишенная каких-либо «живых» черт маска. И Грюн Эвард понял, что возражать, а тем более – сводить все к шутке, слишком рискованно.

– Теперь я уже не уверен, что затеял ее именно я, – слабо защищался он.

– Терпеть не могу мужчин с перебитыми хребтами, мистер Шеффилд. Это не по мне.

В руке Эллин была только одна рюмка, и она вложила ее в раскрытую ладонь Грюна.

– А вы?

– Не меня же ведут на казнь, – ответила адвокат, наполняя розоватый хрусталь, – а вас. Согласитесь, это не одно и то же.

– Но выпить все же хотелось бы с вами, а не с палачом.

Эллин чокнулась с ним бутылкой и подбадривающе, по-мужски, вздернула подбородком: «Давай. До дна». А заметив, что Эвард замешкался, объяснила:

– Моей дозой меня уже «казнили». Там, в кабинете начальника тюрьмы. Врач, заместитель прокурора…

– Они тоже здесь? – впервые по-настоящему насторожился Грюн. Очевидно, сработал «сюжетный ход» рассказа, который он так и не успел дописать.

– Спектакль есть спектакль. Да не волнуйтесь, они сюда не явятся. Остались собутыльничать с Согредом. О спектакле они, конечно, знают, однако восприняли его, как каприз заезжего писаки. Но это проблемы начальника тюрьмы. О чем вы так упорно молчите, мистер Коллин? – выглянула в проем двери. В камере смертника, наедине с Эвардом, она чувствовала себя все неуютнее.

– Время позднее, мисс Грей, – ответил тот. – Не люблю, когда подобные процедуры затягиваются.

– Он прав, заключенный Шеффилд. Чего ждете? – указала взглядом на рюмку.

– За спектакли, доведенные до логического конца, – провозгласил Грюн, не выказывая при этом никакого энтузиазма.

– Только так, до логического…

Эллин проследила за тем, как Эвард не спеша выцедил содержимое, и тут же наполнила его посудину.

– И вновь без вас?

– Учтите, что на столе мистера Согреда еще три такие же бутылки и прекрасная закуска. Начальник тюрьмы объявил, что первый тост будет за «казненным».

Она рассмеялась, однако Эвард не поддержал ее. Во взгляде и движениях его улавливалось откровенное напряжение.

«Предчувствует? Нет, всего лишь входит в роль? – гадала Эллин. – Похоже, что предчувствует. Писательская интуиция. Она не подвела Грюна еще тогда, когда избирал концовку для рассказа. Если учесть, что у Шеффилда она почти не проявлялась, то следует предположить, что именно хорошо развитая интуиция является главнейшим признаком таланта. Любого».

Эллин взглянула на часы. Парализующее средство начнет воздействовать на волю Эварда уже через пять минут. Если он опустошит и вторую рюмку, минут через десять с ним можно будет вести себя, как с манекеном.

Она подбадривающе улыбнулась Грюну и, чтобы еще больше подбодрить, приложила горлышко к губам, делая вид, будто пьет.

– Нам пора, – появился в дверях мрачновато ухмыляющийся Стив Коллин. – Любезничать здесь, мистер и мисс, в любом случае неудобно.

– Что ты вцепился в нас, старик? – отмахнулся Эвард, опустошив рюмку. – Любезничать удобно даже на плахе. Важно: с кем.

– Вы правы, для тюрьмы я слишком стар. Но это не мешает мне исполнять свои обязанности самым надлежащим образом.

– Так исполняйте же их, черт возьми! – наконец-то взбодрился «обреченный». – Иначе мистер Согред уволит вас. Вместе со всей охраной этого каземата.

– Что я и намерен делать, – решительно запрокинул голову Стив Коллин. – Заключенный Том Шеффилд, вам уже сообщили, что в помиловании вам отказано. Казнь, согласно приговору, будет произведена сегодня, причем немедленно. Вы хотели бы сообщить что-либо своему адвокату?

– Что я безумно влюблен в нее, – наигранно улыбнулся Эвард. – Такое говорить позволяется?

По лицу Коллина прошла волна нервной судороги.

– Перед казнью обреченному разрешается говорить все, что вздумается, – ответил он, поглядывая из-под бровей на отошедшую к двери Эллин.

– Я люблю вас, Эллин.

– Подходящее время для объяснения.

– Учтите, что это сказал я, а не Шеффилд.

– Мистер Шеффилд! – грозно уставилась на него Грей.

– Вы все сказали? – вмешался Коллин.

– Кажется, даже кое-что лишнее.

– Конвой! Я сказал: «Конвой!» – рявкнул заместитель начальника тюрьмы.

Проскрипели железные ворота, и в каземате появились два крепко сбитых парня в мундирах охранников тюрьмы.

– Это и есть моя личная охрана? – попытался пошутить Эвард. Но эти парни шуток не признавали. Заведя ему руки за спину, охранники взяли их в наручники. Один из них заклеил Грюну рот пластырем, и, подхватив под руки, они повели его по узкому коридору в подвал, где находилась камера для казни.

На мгновение Эварду удалось остановить процессию, он уперся, оглянулся на Эллин, но, увидев, как она, осеняя личико своей обаятельной улыбкой, разводит руками, мол, извини, именно так оно все и должно происходить, – немного успокоился. Впрочем, охранников его состояние не интересовало. Еще через несколько секунд они усадили его в специальное кресло-каталку, закрепили ноги и грудь металлическими дугами и покатили по наклонному спуску в лабиринты подземелья.

* * *

У электрического стула Грюн Эвард уже вовсю пытался сопротивляться, но дюжие охранники подсекли его ноги и буквально зашвырнули на металлический «трон». К яростному сопротивлению и конвульсиям обреченных они привыкли, а высказывать свое негодование им запрещала инструкция. Любое их слово могло оскорбить достоинство обреченного, что законом не допускалось.

Когда появился палач, Грюн Эвард ошалело уставился на него. Он сразу же узнал в нем того отставного моряка, который заговорил с ним на палубе «Странника морей». Его появление показалось ему явлением ангела.

«Спаси меня! – возопил, обращаясь к нему, Грюн Эвард. – Ты ведь помнишь меня! Меня не могли осудить и приговорить к казни в течение недели!» Но все эти слова зарождались и погибали в его сознании, в его до предела набухших венах, в нечленораздельном мычании.

– Кажется, мы с тобой где-то виделись, парень, – едва слышно проговорил Адмирал, всматриваясь в его лицо.

– Виделись, виделись! – мычал, кивая головой, Эвард.

– Уж не на судне ли?

– На судне. «Странник морей».

– Тогда как же? – не слыша слов, понял его палач.

– Прекратить разговоры, мистер Кроушед! – резко осадил Адмирала Коллин. – Это запрещено!

Палач снисходительно пожал плечами, проверил все дуги, которыми обхватывалось тело обреченного и по которым очень скоро должен пойти убийственный электрический ток, и вновь взглянул в перекошенное от ужаса, орошенное потом лицо приговоренного. Теперь Адмирал уже не сомневался, что перед ним тот самый парень, с которым он разговорился на борту «Странника морей». Но почему этот «собиратель житейских причуд» оказался на электрическом стуле, этого он понять не мог.

«Да бредишь ты, – молвил себе Кроушед, чтобы как-то избавить себя от наваждения. – Шеффилд действительно слегка похож на того, с которым ты плыл на судне. Но не более…»

Когда появился заместитель прокурора, Коллин в его присутствии сверил номер на кармашке рубахи Эварда с номером в карточке. Они сходились. Еще более внимательно сличал фотографии.

– Этот даже после приговора не изменился, – проворчал заместитель начальника тюрьмы в нарушение инструкции. – Другие к моменту казни меняются до неузнаваемости.

– Странно, что его не помиловали, – проговорил Мак О’Ннолен. Шеффилда он видел только дважды, да и то почти мельком. Тем не менее у него создалось впечатление, что на стуле сидит совершенно другой человек. Но Коллин прав: страх смерти способен изменить обреченных до неузнаваемости. – Приступайте, – бросил он палачу и первым оставил камеру для казни.

Вслед за ним вышел Коллин. Нажав кнопку, он опустил заслонку, перекрывавшую окошечко, возле которого уже стоял самый бесполезный здесь человек – тюремный врач. Где-то за его спиной притихла и Эллин.

Коллин в последний раз взглянул на Эварда. «Интересно, что бы он успел крикнуть, если бы удалось хоть на несколько секунд освободить рот. Очевидно, онемел бы от ужаса и ярости».

…А еще через несколько секунд, по приказу заместителя прокурора, Адмирал включил рубильник…