Текст книги "Затруднения редактора"

Болеслав Прус
ЗАТРУДНЕНИЯ РЕДАКТОРА

 
Что стерлось на скрижалях прошлого,
Пусть воскреснет в песне или шутке.
 

– Да натопи ты хоть раз как следует эту чертову печку, разрази тебя гром! – крикнул довольно солидный мужчина в собачьей, под медвежью, шубе. – Ну, что ты торчишь здесь, разиня?

– Жду корректуру.

– Осел, как же я буду тебе править корректуру, если у меня пальцы окоченели?.. Натопи печку, тогда сделаю.

– Да печка же дымит.

– Чтоб вас всех тут продымило, растяпы! – продолжает ругаться мужчина, по-извозчичьи хлопая себя озябшими руками по бокам. – Разогрей мне хотя бы чернила, а то и они замерзли!

Парень отправляется с замерзшими чернилами в более теплые места, мужчина в шубе, отогрев руки, принимается тереть уши ярко-клерикального цвета, а тем временем в дверях этого храма остроумия появляется метранпаж.

– Пан редактор, – говорит он, – на заглавном рисунке стерся нос.

– А что я могу сделать? Не отдам же я свой нос. Идите к художнику.

– Художник тоже не отдает, у него у самого его нет; да и поздно уже.

– Я замечаю, что вы день ото дня становитесь все остроумнее, пан, как вас…

– Все мы здесь острим понемногу, пан редактор. Вместо рисунка придется дать текст.

– А где я возьму вам текст, если сотрудники не прислали рукописей?

– Но вы же собирались дать… этот… скелет… или как его там…

– Ага!.. «Скелет и дева», фантазия! Дам, но пусть кто-нибудь пишет под мою диктовку; есть у вас подходящий человек?

– Найдется. Здесь наверху живет один, он писцом у адвоката, так я приведу его к вам.

– Хорошо. Ну, а тебе что? – спрашивает редактор вошедшего в эту минуту мальчика. – Принес рукопись?

– Какое там, пан редактор! Пан Охватович страшно болен и прислал вам только записку.

– Давай ее сюда!.. – Читает: – «Весь мир мне опротивел… голова тяжелая… умираю без надежд и сожаления… Пришлите мне несколько рублей. Охватович.

Постскриптум. Велите вашему мальчишке купить мне по дороге несколько лимонов».

– Ах, чтоб ты скис! – кричит редактор, снова принимаясь отогревать руки. – Чтоб тебя!.. Видел ты пана Охватовича?

– Видел. У него голова обмотана платком.

– А что с ним?

– Не знаю, пан редактор. Прислуга сказала, что вчера его привезли в первом часу ночи и из саней на руках внесли в комнату. Кажется, он был на именинах.

– Ах! – вздыхает редактор, падая в кресло и закрывая лицо руками.

В это время входит метранпаж в сопровождении лысого человека средних лет, физиономия которого отличается спокойствием, граничащим с полнейшим равнодушием ко всему окружающему миру.

– Вот, пан редактор, пан Дульский пришел писать.

– Хорошо, садитесь и пишите, – отвечает редактор, не отнимая рук от лица.

– Добрый день! – говорит Дульский все с тем же безразличным видом.

– Туда! – указывает метранпаж; затем усаживает равнодушного писца задом к спине редактора, подвигает к нему перо и чернила и подкладывает какую-то газету под бумагу.

– А сколько вам нужно полос «Скелета и девы»? – спрашивает редактор, обращаясь к метранпажу.

– Две с половиной.

– Какой сегодня холод, – замечает пан Дульский.

– Давайте писать, – говорит редактор, – даже не взглянув на своего ближнего, взявшего на себя роль каллиграфической машины.

– Я уже лет десять не припомню такой зимы, – уверяет Дульский.

– Заглавие «Скелет и дева», – диктует редактор. Перо Дульского начинает скрипеть.

«Беспредельная степь (многоточие), ужасная (многоточие), пустынная степь (многоточие). Вместо зеленой травы белеет снег. Вместо щебета птиц – зловещее карканье ворон и завывание ветра. (Абзац.)

На лице девы, подобном мраморному изваянию, застыло выражение ужаса: все ближе и ближе вслед за ее гордым скакуном мчится стая волков, зловеще высунувших кровавые языки и яростно щелкающих белыми, как фарфор, зубами…»

Вдруг редактор умолкает, словно холод описываемой степи заморозил и каскад его слов. В приоткрывшихся дверях показывается острая бородка, крючковатый нос и коротко остриженная голова.

– А-ааа… пан Йосек! Что скажете?

– Нижайший поклон, пан редактор. Я пришел за теми семью рублями… ну, вы знаете…

– Теперь у меня нет. Пан Дульский, пишите дальше!

– Как это нет? Я должен сегодня же заплатить хозяину.

– Не мешай! «Из глаз и ноздрей ретивого скакуна сыплются искры; он несется как вихрь, но вдруг волчица подскакивает к нему и вырывает у него хвост. Кровь хлещет потоками…»

– Ну, что же будет, пан редактор?

– Теперь ты ничего не получишь; не мешай!

– Так я подожду.

– Не жди, говорят тебе!

– Но я же не могу… Сегодня я должен получить мои семь рублей.

Мрачный редактор вдруг принимает величественный вид.

– Йосек, – говорит он, – через час ты получишь полтинник, а теперь убирайся отсюда, не то…

Йосек исчезает.

– Погоди же, постой! Постой! Принеси-ка мне еще коробку папирос.

– Дайте денег.

– У меня нет мелких; купи на свои и оставь папиросы в типографии.

– С какой это стати? Я и денег не получил, да еще должен покупать вам папиросы?

– Можешь за это выпить рюмку водки.

– Тоже за свой счет?

– Разумеется. Пока что…

– Ну и ну!..

– Пан Дульский, пишите дальше, – говорит редактор, поглядывая через плечо на сидящую за ним машину. – «Эта ничтожная добыча лишь на мгновение задержала стаю бегущих волков, быстро догоняющих свою жертву…»

– Пан редактор! – кричит, вбегая с озабоченным видом, какой-то господин в старой бурке и измятой шляпе. – Пан редактор, ради бога, дайте мне пятнадцать рублей!

– Пятнадцать рублей? – с изумлением спрашивает редактор, притопывая ногами и крепко растирая руки. – А статью вы принесли?

– Боже мой! Оставьте меня в покое с этой статьей по крайней мере сегодня. Вы же знаете, моя жена…

– Ааа… поздравляю!

– Ну, вот видите сами, можно ли в такую минуту думать о статье?

– Милостивый государь, подобная причина могла бы с полным основанием послужить оправданием для вашей жены, – сурово возразил редактор, – но никак не для вас.

– Ах, пан редактор, не терзайте меня! Мне до зарезу нужны пятнадцать рублей, а вы…

– Через час мы сможем предложить вам пять рублей, а теперь… Пан Дульский, пишите дальше.

– О, чтоб вас!.. – буркнул автор и хлопнул дверью.

Перо скрипело, редактор диктовал:

– «В это мгновение самый крупный волк подскочил к несущемуся вскачь коню и сорвал у него копыто с левой ноги; однако благородное животное, чувствуя, какой драгоценный груз оно несет, продолжало мчаться вперед, не касаясь снега ногами… Поток крови, хлынувший из хвоста, замерз…»

Но тут редактор струхнул, увидев в открытых дверях некое важное лицо в шубе с енотовым воротником.

– А… уважаемый пан Гольдфиш!.. Что привело вас ко мне так рано?

– Добрый день! Вы, вероятно, шутите, – ведь еще вчера вы должны были отдать мне эти сто двадцать рублей.

– Прошу вас, пан Гольдфиш, садитесь, пожалуйста! Надеюсь, сынок ваш получил хороший табель?

– Ничего… Но, видите ли, у меня нет времени, а вы всегда как-то умеете заговорить мне зубы.

– Так, пан Гольдфиш, если у вас нет времени сейчас, мы сможем уладить наши счеты через несколько дней.

– Через несколько дней?.. Разве уж через суд, – с оскорбленным видом ответил Гольдфиш, собираясь уходить.

– Минуточку, пан Гольдфиш!.. Вы знаете «Венецианского купца» Шекспира?

– А почему бы мне не знать? Я всего Шекспира чуть не наизусть знаю.

– Вы помните, что в этой трагедии фигурирует ростовщик Шейлок?

– Ну да… Шей… Помню, помню…

– Так вот представьте себе, что вчера по городской почте мы получили рисунок, а на нем… Как вы думаете, кто изображен? Вы!.. Вы изображены там с ножом в руке и надписью: «Авраам Гольдфиш, Шейлок из Поцеёва, дающий в долг из двухсот процентов».

– Но кто написал такую глупость?

– Не знаю. Однако… рисунок этот мы используем.

– Как? Вы поместите его в газете?

– Конечно. Раз вы хотите нанести нам ущерб, у нас тем самым нет основания щадить вас.

– Ну вот что, пан редактор. Я с теми ста двадцатью рублями подожду еще недельку, две… пусть даже три… но только вы этого не делайте.

– Гм!.. Видите ли, пан Гольдфиш, это очень трудно… У нас нет литературного материала.

– Нет? А когда я вам предлагал, вы не брали?

– Но ваши стихи чрезвычайно слабы.

– Те были слабы… Зато уж это стихотворение, которое я написал сейчас, чрезвычайно сильное. Я вам прочту, оно называется «О дружбе».

Редактор соглашается послушать. Пан Гольдфиш садится, достает из кармана рукопись и читает:

 
Нам друг наш верный всех милее
Богатств безмерных. Он умеет
Обиды горечь
Прощать нам вскоре
А вдруг случись тебе нужда,
Тебя он выручит всегда,
Он деньги в долг дает
И от беды спасет
А если у тебя волнения,
Заботы или огорчения,
У друга утешения ищи
И в сердце верное стучи.
 

– Ну, что вы на это скажете, пан редактор?

– Великолепные стихи!

– Так пойдут они в этом номере?

– В этом! Пошли бы, но… я еще не уверен, выйдет ли этот номер.

– Как? Почему вы не уверены?

– У нас не хватает денег. Несколько дней (из-за праздников) не поступали деньги за подписку.

Пан Гольдфиш задумался.

– Ну, а если бы они пошли, то за моей подписью?

– Разумеется! Я приказал бы даже один номер отпечатать для вас красными буквами на веленевой бумаге.

Пан Гольдфиш опять задумался.

– А сколько нужно?

– Рублей пятьдесят.

– Но они будут напечатаны за моей подписью и красными буквами?

– А то как же…

– Если так… Я вам одолжу эти пятьдесят рублей, только… Зайдите ко мне через час.

С этими словами пан Гольдфиш встал, глубоко вздохнул и, с чувством попрощавшись с редактором, ушел. Однако через несколько секунд он снова вернулся, приоткрыл дверь и сказал:

– За моей подписью, не забудьте!..

Только теперь на суровом лице редактора расцвела улыбка, которую, однако, тотчас же пришлось согнать, так как вошел метранпаж.

– Пан редактор! Я пришел за фантазией о скелете, дайте хоть кусок.

– Вы говорите о «Скелете и деве»? Я могу дать вам сейчас небольшой кусок, но через час будет остальное. Пан Дульский, дайте рукопись.

Но пан Дульский даже не поднял головы, усердно продолжая писать.

– Пан Дульский! – закричал метранпаж. – Дайте рукопись!

Пан Дульский все писал.

Столь очевидное пренебрежение к людям вышестоящим возмутило редактора, который с гневом встал и вырвал у Дульского бумагу. Однако эта вспышка нисколько не оскорбила апатичного писца. Он спокойно стряхнул перо и, повернув голову к редактору, сказал:

– Четкий почерк!..

Редактор взглянул на бумагу, поднес ее к свету, протер глаза, и лицо его покрылось багровыми пятнами.

– Что это такое?.. «Актуариус гражданского суда… уведомляет, что по требованию Янкеля Карабина, купца из губернского города… проживающего, а законное проживание у Франтишка Патыковского, защитника суда…» Что это значит?.. Этот человек, вместо того чтобы писать под мою диктовку, переписал объявление о публичных торгах…

– Из этого листа, – сказал Дульский, – вышло бы четыре канцелярских.

– Вы что, с ума сошли? – спрашивает редактор.

– Не менее двух злотых, – отвечает ему новоиспеченный литератор.

– Но… пан метранпаж, этот человек глух!..

– Что вы наделали? – орет на ухо Дульскому взбешенный метранпаж.

– Что? А… я переписал объявление из газеты, как вы мне приказали.

– Но я дал вам эту газету, только чтобы подложить под бумагу, – кричит рассвирепевший метранпаж.

– Ах, чтоб вас всех тут… – заключает редактор.