Текст книги "Часть Азии. История Российского государства. Ордынский период"

Сколь бы великим ни был человек, который сумел повернуть ход истории, рано или поздно его время заканчивается. Как мы помним, секрета вечной жизни от даосского старца Чингисхан не получил, а мудрым советом продлить земные годы посредством умеренности в эмоциях и привычках, по-видимому, не воспользовался.

Завоевав огромные пространства центральной Азии, император затеял еще один поход, гораздо меньшего масштаба. Даже странно, что сравнительно небольшую войну он решил возглавить лично, а не послал какого-нибудь из полководцев. Такое ощущение, что здесь было нечто личное.

Дело в том, что несколькими годами ранее, когда Чингисхан только собирался идти на хорезмшаха Мухаммеда, он потребовал от своего вассала, тангутского царя, подмоги, а тот ответил отказом, причем невежливым – вероятно, был уверен, что с хорезмскими полчищами монголы не справятся.

Хан не стал перед великим походом тратить время и силы на наказание тангутов, но, покончив с большим обидчиком, явился расквитаться и с маленьким.

Карательная экспедиция началась осенью 1226 года.

Всё шло гладко. Монголы без труда брали один за другим тангутские города. Но однажды старый хан упал с коня и сильно расшибся. Некоторое время похворал, да и умер. Это произошло 25 августа 1227 года. Величайший завоеватель мировой истории ушел из жизни весьма невеличественным образом.

Тангутов это, правда, не спасло. Чтобы не деморализовать войска, приближенные хранили смерть государя в тайне вплоть до полной победы над врагом.

Обожествление Чингисхана

Не только смерть великого хана, но и его погребение были окружены невероятной таинственностью. Чингисхан еще при жизни стал для монголов священным символом, и этот символ не мог, не должен был умереть. Окружение завоевателя хорошо понимало, что полная дематериализация кумира подействует на воображение потомков сильнее, чем какая-то монументальная пирамида или лицезрение мумии в мавзолее. Никто не должен был видеть труп Чингисхана или его гробницу.

Погребение совершилось безо всякой помпы и в полной тайне. Все рабы, рывшие могилу, и даже все, кто случайно встретился похоронной процессии на пути, были убиты; потом казнили и тех, кто сопровождал хана в последний путь. Поэтому никто не знает, где зарыт прах Чингисхана. Существует множество версий: что по могиле прогнали табун лошадей, дабы сравнять ее с землей; что могилу скрыли под водами реки, чье русло было изменено, и так далее, и так далее. Есть, конечно же, и легенды, согласно которым Чингисхан умер не окончательно и однажды воскреснет, – куда ж без этого?

Основатель империи развоплотился и превратился в дух империи. Всё, связанное с его именем, у монголов будет почитаться сакральным.

Траурная процессия. И. Сакуров

С точки же зрения политической, смерть Чингисхана примечательна тем, что империя осталась без очевидного и бесспорного наследника. Начался небыстрый и трудный процесс передачи верховной власти. На время монгольская экспансия затормозилась (так будет происходить еще не раз после кончины очередного государя).

Однако законы, по которым развиваются империи, долговечнее и могущественней усилий одного человека. Военная держава монголов была создана и устроена таким образом, что она не могла не продолжить своего роста, даже когда осталась без выдающегося вождя.

Нашествие

Судьба Руси решена

У основателя империи было множество детей, однако право наследования признавалось лишь за сыновьями старшей и любимой жены великого хана – той самой Бортэ, которую Чингисхану еще в детстве сосватал отец.

Бортэ пользовалась полным доверием мужа, управляла Монголией во время его длительных походов и отлично справлялась с этой задачей. Важную роль великая ханша сыграла и в напряженный период междувластия, длившийся целых два года.

Отношения между четырьмя ее сыновьями были непростыми. В особенности не ладили двое старших: Джучи и Чагатай. На первом лежало пятно: он считался «меркитским отродьем», хоть Темучин официально и признал его своим первенцем.

Сам Чингисхан, видя враждебность старших сыновей, очевидно, в качестве компромиссной фигуры прочил в наследники третьего сына, Угэдея, однако окончательно решить вопрос о преемнике, согласно Ясе, мог только великий курултай.

Подготовка к нему растянулась надолго, поскольку претенденты и «делегаты» должны были съехаться со всех концов огромной империи.

Согласно монгольской традиции, хранителем родовых земель, остающимся при матери, являлся самый младший ее сын. Он (его звали Толуй) и стал кем-то вроде престолоблюстителя или регента на время созыва съезда.

Еще при жизни Чингисхан выделил каждому из четырех сыновей улус – не феодальное владение, а нечто вроде вице-королевства, на основе временного управления.

Джучи достались обширные степи к северу и западу от Аральского моря; Чагатай получил земли завоеванного кара-киданьского царства и основную часть бывшего Хорезма; Угэдей – Джунгарию и верховья Иртыша. Толую же досталась «малая родина» – Монголия, которая теперь была большой и сильной, а больше всего позицию регента укрепляло то, что под его командованием оказались основные силы отцовской армии: сто одна из ста двадцати девяти «тысяч». Именно это обстоятельство и стало гарантом стабильности в переходный период.

Судя по всему, Чингисхан и его вдова были уверены в исполнительности своего младшего сына и его верности родительской воле. Когда в 1229 году великий курултай наконец собрался, очень многие его участники хотели избрать государем Толуя, который два года фактически правил империей и был популярен у монголов, однако регент отказался от претензий на престол, почитая желание отца священным. Наследником Чингисхана без каких-либо раздоров был утвержден Угэдей (1229–1241), тем более что Джучи к тому времени умер.

Мнения историков о личности второго императора монголов различны. Кто-то считает его способным администратором, внесшим большой вклад в обустройство и организацию огромного государства. Есть и другое мнение, согласно которому Угэдей был любителем роскошной жизни, который беспечно растратил колоссальную добычу, накопленную во время победоносных походов.

Как бы там ни было, но довольно скоро обнаружилось, что трофеи заканчиваются и государству жить не на что. Доходы империи, которая в ту пору была еще сугубо военной, целиком зависели от грабежа и контрибуций. Новообретенные привычки монгольской знати и потребности армии требовали новых завоеваний.

Для того чтобы решить, в каком направлении нанести следующий удар, в 1235 году великий хан Угэдей собрал новый курултай – уже не в ставке, а в только что построенной столице Каракорум. Раньше у монголов, как мы помним, городов не было, однако империя не могла существовать без столицы, и она появилась.

Собственно, на съезде обсуждался лишь вопрос о том, на кого идти войной.

Мнения разделились. Кто-то предлагал завоевать Корейский полуостров и южнокитайскую империю Сун (разоренное и ослабленное царство Цзинь к тому времени наконец прекратило сопротивление); от покоренной Персии было уже рукой подать до Индии или до Ближнего Востока – Багдада, Дамаска, Палестины. Речь шла о самых богатых и густонаселенных регионах земли; ни в одном из них, как уже знали монголы, не было порядка, так что все они казались нетрудной добычей.

Хан Угэдей. Китайский рисунок XIV в.

Поразительно то, что курултай постановил нанести удары сразу во всех направлениях. Это красноречиво свидетельствует о том, как уверенно ощущала себя империя в тогдашнем мире. А последующее развитие событий доказало, что для этой уверенности имелись все резоны.

На Дальнем Востоке были затеяны сразу две войны – одна против царства Сун, другая против Кореи. Мишенью третьего похода стала Передняя Азия. Но монголам и этого показалось мало. Определилось еще одно направление экспансии – европейское.

Таким образом, на курултае 1235 года, в далеком Каракоруме, решилась историческая судьба множества стран, в том числе и нашей.

Инициатором похода на Русь, по-видимому, был старый Субэдей. Он наверняка рассказал участникам съезда о том, как странно воюют русские князья: каждый за себя, не помогая друг другу. Несомненно, знали монголы и о том, что в такой же жалкой раздробленности пребывают и остальные европейские страны. Объектом похода была не Русь, а весь Запад. Целью же мегавойны, которая охватывала три стороны света (кроме безлюдного и никому не нужного Севера), было не более не менее как окончательное объединение всего известного мира, расположенного в треугольнике между тремя океанами: Тихим, Атлантическим и Индийским.

Произошло одно важное изменение. Теперь монголы намеревались не просто разграбить захваченные территории, уведя в рабство «полезное» население и уничтожив «бесполезное», а именно завоевать дальние страны с тем, чтобы потом ими править.

Увидев, что даже очень большой военной добычи надолго не хватает, монголы должны были задуматься о создании иной экономической системы. К этому несомненно призывали и поступившие на службу к великому хану опытные советники – китайцы и мусульмане.

Кроме того, деление империи на улусы, первоначально, по-видимому, задумывавшееся как временное, начинало перерастать в нечто иное. Империя была слишком обширной и громоздкой, чтобы эффективно управляться из одного центра, а братья и подросшие племянники великого хана хотели ощущать себя если не самостоятельными, то автономными владыками. Для каждой из ветвей Чингисханова рода «личный» поход был способом расширить свои владения и создать собственную материальную базу. Впрочем, о независимом царстве в эту эпоху никто из младших Чингизидов еще не мечтает. Монгольский мир пока един.

Половецкая степь, Русь, а также всё, что находилось за Русью, курултай «отдал» улусу Джучи. Первенец Чингисхана к тому времени уже умер, его молодого наследника звали Бату (в русских летописях – «Батый»). Он и стал формальным предводителем Западного похода, хотя на самом деле войском командовал лучший монгольский полководец Субэдей, уже бывавший в тех далеких краях.

Самым убедительным доказательством того, что в этот период завоевание новых стран считалось общим делом всей империи, является принцип формирования армии Бату-Субэдея.

В Западном походе кроме сил улуса Джучи участвовали и контингенты из всех остальных улусов, а в командование входили сыновья и Угэдея, и Чагатая, и Толуя. В хронике монгольско-персидского историка и государственного деятеля Рашид-ад-дина, в длинном списке ханов, участников европейского похода, Бату по статусу значится лишь на девятом месте. Позднее у него возникнут трения и конфликты с двоюродными братьями, которые считали себя по меньшей мере ровней сыну «меркита». Однако Запад всё же «принадлежал» улусу Джучи, и субординационно остальные принцы находились по отношению к Бату в подчиненном положении.

Бату. Китайский средневековый рисунок

Размеры армии Бату оцениваются по-разному. В русской исторической традиции часто фигурировали цифры в триста и даже пятьсот тысяч человек, для чего некритически брались сведения из летописей. Неправдоподобное преувеличение объяснялось патриотической «обидой» и желанием «оправдать» ужасный разгром. Карамзин пишет: «Сила Батыева несравненно превосходила нашу и была единственною причиною его успехов. Напрасно новые историки говорят о превосходстве Моголов в ратном деле: древние Россияне, в течение многих веков воюя или с иноплеменниками, или с единоземцами, не уступали как в мужестве, так и в искусстве истреблять людей, ни одному из тогдашних европейских народов. Но дружины Князей и города не хотели соединиться, действовали особенно, и весьма естественным образом не могли устоять против полумиллиона Батыева».

Никакого полумиллиона и даже трехсот тысяч не было и быть не могло.

Известно, что вся монгольская армия к моменту смерти Чингисхана насчитывала 129 тысяч человек, и при Угэдее больше она не стала. Эти силы пришлось поделить между четырьмя направлениями, из которых европейское было не главным.

Из источников мы знаем, что улус Джучи вначале получил очень небольшую часть армии – всего четыре тысячи настоящих монгольских воинов. Конечно, с их помощью были обучены и подготовлены новые части из тюркских племен. Непосредственно перед походом пришли подкрепления из других улусов, весьма значительные.

И всё же речь вряд ли может идти о сотнях тысяч. Современные историки считают реалистичными цифры в пределах от 30 до 100 тысяч воинов (самая вероятная – тысяч пятьдесят), что по русским и европейским меркам все равно было гигантской силой. Ни одно из русских княжеств не могло вывести в поле сопоставимое число ратников. Вряд ли это удалось бы и какому-нибудь европейскому королевству.

Если учитывать бережливое отношение монгольского командования к личному составу и обыкновение присоединять к войску отряды покоренных народов, получается, что у Субэдея и Бату сил для завоевания Европы было вполне достаточно. А боевые качества и уровень военного искусства этого войска находились на таком уровне, что его численность – здесь придется не согласиться с Карамзиным – никак не была «единственною причиною его успехов».

Хроника сообщает о войсках, выступивших из Монголии: «Они все сообща двинулись весною бичин-ил, года обезьяны (1236), и лето провели в пути». Осенью того же года армия соединилась и разбила Булгарию – долгая история этого волжского царства, выдержавшего на своем веку немало потрясений, на этом заканчивается.

Идти дальше, на Русь, завоеватели не спешили. Они обосновывались в новых краях основательно и надолго. Изучали пути для наступления, обеспечивали тыл, собирали разведывательные сведения, добивали или привлекали на свою сторону окрестные племена, обучали новобранцев. Возможно, именно в этот период Бату-хан выбрал место для будущей столицы своего улуса – чтобы она удобно располагалась между завоеванными территориями и метрополией.

Приготовления к вторжению длились больше года – Субэдей вообще был из тех, кто медленно запрягает, зато потом очень быстро едет. Очевидно, он нарочно ждал снега и холодов. Суровая зима не раз будет спасать Россию от иноземных армий, но монголы привыкли к морозам, а по замерзшим рекам передвигаться им было проще и быстрее, чем продираться через густые леса и топи.

Итак, огромное вражеское войско простояло невдалеке от русских рубежей много месяцев. Наверняка до Руси доходили вести о монгольских победах, добирались беглецы, однако и теперь, уже перед самым нашествием, обреченная страна не готовилась к обороне. Соловьев пишет: «Толпы булгар, избежавших истребления и плена, явились в пределах русских и просили князя Юрия дать им здесь место для поселения; Юрий обрадовался и указал развести их по городам поволжским и другим». Обрадовался – и всё. А ведь Юрию, великому князю владимирскому, сыну Всеволода Большое Гнездо, и по своему положению старшего из русских государей, и просто из опасения за собственное будущее (земли Юрия Всеволодовича находились недалеко от Степи) более чем кому-либо надлежало бы озаботиться восточной угрозой.

Но нет. Владимирская летопись в это время сообщает о том, что в соборном храме поставили новый киот и расписали придел. Новгородская летопись пишет о незначительных стычках с «безбожной Литвой», о приезде митрополита-«гречина» и о строительстве нового монастыря.

Русь домонгольская. И. Сакуров

Русь не предчувствовала своего конца и, казалось, была поражена странной слепотой. Но ничего загадочного в этой безмятежности нет, она объясняется очень просто. Каждый князь был целиком поглощен своими мелкими заботами и больше ничем не интересовался – не то что разгромом булгар, но, как мы увидим, даже нападением степных полчищ на другое, русское же княжество. Кипучего Мстислава, который, пускай на беду Руси, но всё же сумел собрать большое коалиционное войско в 1223 году, уже не было в живых. Единой страны давно не существовало; ее народ хоть и говорил на одном языке, однако жил поврозь. Единой нацией он ощутит себя еще очень нескоро. Нашествия и набеги чужеземцев на родственников и соседей часто будут восприниматься Рюриковичами не как общая беда, а, наоборот, как подарок судьбы и возможность поживиться за счет ослабленного княжества.

Так и вышло, что худшее за всю историю испытание застало Русь разрозненной и не готовой к серьезному сопротивлению.

Завоевание

Повторю еще раз: нет сомнений, что армия Бату-Субэдея, гораздо более сильная, чем на Калке, разгромила бы и объединенное войско Древней Руси, однако раздробленность и полное отсутствие какой-либо солидарности облегчили монголам задачу. Они получили возможность спокойно расправиться с русскими областями поодиночке, да еще сделать перерыв для отдыха и пополнения сил.

Военных кампаний, собственно, было две. Первая началась в конце 1237 года и была направлена против северной Руси. Вторая – против южной и дальше, в Западную Европу.

Начали монголы с пограничной Рязанской области. Как водится, беде предшествовало плохое предзнаменование – затмение солнца, согласно летописи, длившееся пять дней. Впрочем, это природное явление случилось еще в августе, война же началась только в декабре. «В то лето придоша иноплеменьници, глаголемии Татарове, на землю Рязаньскую, множьство бещисла, акы прузи [саранча]».

В «Повести о разорении Рязани Батыем» рассказывается о том, что вначале «татарове» прислали в Рязань парламентеров. Этот текст является именно повестью, а не хроникой; он, по-видимому, написан много позднее и содержит множество легенд, к которым не следует относиться как к историческим фактам, однако, исходя из того, что нам известно о военных обычаях монголов, послы, скорее всего, действительно прибыли. Выдвинутые требования, по монгольским понятиям, были умеренными: покориться и отдать десятую часть людей, имущества и «князей» (вероятно, речь шла о заложниках), но рязанцам условия показались нелепыми, а послы «бездельными», то есть присланными невсерьез.

Первый поход Бату-хана (1236–238). М. Руданов

Рязанский князь попросил подмоги у Юрия Всеволодовича Владимирского, но тот не откликнулся на зов, «сам хоте особь брань створити». Должно быть, рассчитывал, что с монголами будет легче справиться, когда они растратят силы в борьбе с Рязанью, а может быть, надеялся, что степняки удовольствуются добычей и повернут обратно, как это не раз делали половцы. На помощь Юрию Игоревичу Рязанскому пришли лишь его близкие родственники, совсем мелкие князья.

С этими небольшими силами думать о сражении не приходилось. Отсидеться за городскими стенами тоже не удалось. Бревенчатые укрепления Рязани не могли долго продержаться против китайской осадной техники. В пять дней (согласно нашей хронике) или в три (согласно монгольской) город был взят и сожжен, а все его жители как не подчинившиеся воле хана уничтожены. Юрий Игоревич, по-видимому, пал в бою, хоть «Повесть о разорении» относит его гибель к более позднему времени.

Татары разоряют русский город. Миниатюра XVI в.

Уже не художественное произведение, а летопись (Лаврентьевская) рассказывает, что захваченных рязанцев расстреливали из луков и распинали, но последнее, видимо, является художественным преувеличением, которое должно было подчеркнуть антихристианский дух языческого нашествия. Обычно монголы убивали пленных быстро и деловито, без церемоний.

Рязань прекратила существование; впоследствии город с тем же названием будет находиться в другом месте.

Хроника Рашид-ад-дина к этому времени уже ставит Бату на первое место среди ханов. О взятии Рязани (она названа «Арпан») сообщается коротко – видимо, ничего примечательного в этом событии не было, однако поминается, что «русский эмир по имени Урман» (коломенский князь Роман Ингваревич) дал монголам сражение в открытом поле и пал в бою, однако победа далась завоевателям нелегко – они потеряли Кулкана (Кюль-хана), сына Чингисхана от одной из младших жен. Это произошло уже в январе 1238 года. Далее, взяв городок «Макар» (Москву), войско пошло на столицу Юрия Всеволодовича – Владимир.

Великий князь, отказавшийся помочь Рязани, всё еще не был готов к решительной битве. Он оставил Владимир на попечении двух сыновей, Всеволода и Мстислава, а сам отошел к Волге, чтобы завершить сбор войск. Должно быть, Юрий Всеволодович надеялся, что хорошо укрепленный город выстоит до подхода основных сил.

Но столица продержалась всего несколько дней. Монголы взяли город по всей инженерной науке: быстро построили тын, замкнув периметр, проделали проломы и взяли штурмом сначала внешнее, а затем и внутреннее кольцо стен. «Они ожесточенно дрались», – признает Рашид-ад-дин мужество обороняющихся.

Когда стало ясно, что надежды нет, один из княжичей, Всеволод, вышел с дарами и попробовал начать переговоры о сдаче, но Бату-хан не мог принять капитуляцию у тех, кто уже пролил монгольскую кровь. Всеволод и его свита были перебиты.

Семья великого князя, епископ и множество других знатных и незнатных владимирцев затворились в соборе, уповая на Божье чудо. Но чуда не произошло. Нападающие сожгли церковь вместе со всеми, кто в ней находился.

Сразу после захвата главного вражеского города монголы, следуя всегдашней тактике, разделились на группы и до конца февраля заняли все основные поселения владимиро-суздальской и ростовской областей.

Лагерь Юрия Всеволодовича находился на берегу речки Сити, притока Мологи, которая впадает в Волгу. Великий князь потерял столицу, семью, почти все владения, но у него еще оставалось войско. К сожалению, он не был искусным полководцем и не понимал, как воевать с таким противником. Находясь на своей собственной территории, среди родных лесов, Юрий владел ситуацией хуже, чем чужеземцы. Не зная, с какой стороны ожидать удара, он стоял на месте и позволил Субэдею окружить себя.

Решительное сражение произошло 4 марта 1238 года на берегу Сити. Стратегическое, численное, качественное преимущество было на стороне монголов. Им к тому же удалось напасть на русских врасплох («и нача князь полки ставити и се внезапу приспеша Татарове»).

Охваченное в кольцо владимирское войско было почти полностью истреблено. Юрий погиб в схватке. Его отрубленную голову принесли Бату-хану.

Епископ Кирилл находит обезглавленное тело великого князя Юрия на поле сражения на реке Сити. В. Верещагин

«И бысть сеча зла, и побегоша пред иноплеменники», – горестно пишет наша летопись. Монгольская же о битве вообще не поминает, не находя в этом бою, одном из многих, ничего особенного. А между тем именно этот день, 4 марта 1238 года, может считаться самой черной датой отечественной истории. С этого момента Древняя Русь прекратила свое существование как самостоятельная политическая величина. Дальнейшее сопротивление нашествию носило уже неорганизованный, фрагментарный характер, и вождя у разбитой стороны теперь не было.

Князь Василько

Из всех жертв разгрома на реке Сити нашим летописцам отчего-то жальче всего ростовского князя Василько Константиновича. Он был «лицом красен, очима светел и грозен, хоробр паче меры на ловех [на охоте], сердцем легок». Очевидно, Василько слыл доблестным воином не только среди русских, но его слава дошла и до монголов. Вопреки своему правилу безжалостно убивать вражеских военачальников, для ростовского князя они сделали исключение: взяв в плен, стали звать к себе на службу. Вероятно, Бату-хан счел, что теперь Русь завоевана и пора присоединить к своей армии местные воинские отряды, как монголы это делали повсюду.

Но Василько отказался служить врагам и не принял от хана угощения (этому ритуалу монголы придавали большой смысл, а отказ воспринимали как оскорбление). Непреклонного пленника предали казни и бросили его тело в лесу. «Излише [очень сильно] же слугы свои любляше, мужьство же и ум в нем живяше, правда же и истина с ним ходяста», – скорбит по Васильку летописец, и эти слова звучат панегириком удалым, вольным князьям ранней Руси. Их время закончилось.

Сразу же после победы на Сити монголы, действуя по плану, видимо, разработанному заранее, двинулись на самый богатый русский город – Новгород. По дороге они грабили и жгли поселения, а людей убивали, следуя Чингисхановым правилам психологической войны. Пал бы, конечно, и Новгород, но северо-западный регион спасла от беды защитница-природа.

Морозов захватчики не боялись, но в 1238 году случилась ранняя весна. К концу марта реки и болота растаяли, леса и дороги стали непроходимыми от распутицы.

Боясь погубить лошадей, монголы повернули на юг, не дойдя всего ста километров до цели. Так Новгород, а вместе с ним и Псков избежали жестокой участи других русских городов, что поставило эти две области в привилегированное положение, сохранявшееся на протяжении всего татаро-монгольского владычества.

Разгромив князей Северной Руси, самых сильных в военном отношении, Субэдей и Бату сочли главную задачу выполненной и ушли назад в Степь готовиться к следующему, более трудному и дальнему походу.

Гибель Евпраксии. Н. Матвеев

О легендарном и подлинном героизме

Легкость, с которой монголы завоевали Русь, отечественным авторам последующих эпох казалась обидной. Так возникли утешительные для национального самосознания легенды о героическом сопротивлении – красивые, но, похоже, вымышленные. Восходят они в основном к уже поминавшейся «Повести о разорении Рязани Батыем», самый ранний список которой датируется XVI столетием.

Там есть трогательное сказание о Евпраксии, жене княжича Федора, сына Юрия Рязанского. Будто бы княжич был отправлен с посольством к Батыю, моля не идти на Русь войной, а сладострастный хан, «в похоти плоти своея», потребовал прислать ему жену Федора, «лепотою-телом красна бе зело». Федор с презрением отказался и был предан смерти. Услышав о гибели супруга, красавица Евпраксия взяла на руки маленького сына, кинулась из окна превысокого своего терема и разбилась. Эпизод этот несомненно является художественным вымыслом, но таким красивым, что церковь впоследствии канонизировала Евпраксию, даже несмотря на совершенный ею смертный грех самоубийства.

Еще одна легенда, о Евпатии Коловрате, получила такое распространение, что даже входила в школьные учебники. В «Повести» рассказывается о храбром рязанском воеводе Евпатии Коловрате, который вернулся на родину уже после ее разорения, собрал дружину в тысячу семьсот воинов, погнался за Батыем, настиг его и многих татар порубил. Батый послал против Коловрата армию под командованием своего шурина, но наш богатырь рассек язычника «до седла», а войско его уничтожил.

Справиться с Коловратом в честном бою поганые не могли и перебили его дружину лишь с помощью метательных орудий. Когда же Батыю доставили тело убитого воеводы, хан воскликнул: «Аще бы у меня такий служил, держал бых его против сердца своего!» – и позволил похоронить героя с честью.

К сожалению, никаких других упоминаний о доблестном Коловрате не сохранилось, хотя в монгольской летописи не обойдены молчанием реальные случаи упорного сопротивления русских.

Так Рашид-ад-дин повествует, вполне почтительно, о не придуманном, а подлинном героизме жителей городка Козельска, который доставил Бату-хану гораздо больше хлопот, чем хорошо укрепленные крепости. Есть этот рассказ и в русских летописях.

Там правил князь Василий из черниговской ветви Рюриковичей, еще совсем мальчик. Он отказался сдаться. Городок находился на пути движения основных сил Бату-хана, поэтому монголы решили взять крепостцу с ходу. Но жители Козельска с мала до велика вооружились кто чем мог, вышли на стены и отбили все штурмы. Пришлось устраивать настоящую осаду, однако и она не сломила дух защитников. Город продержался целых семь недель и был взят лишь тогда, когда в живых никого не осталось.

По летописи, очевидно утрирующей малолетство князя Василия, он будто бы не просто погиб, а «во крови утонул». Все население, включая младенцев, было истреблено.

Монгольская хроника повествует: «Бату подошел к городу Козельску и, осаждая его в течение двух месяцев, не мог овладеть им», так что пришлось ждать подхода туменов Кадана (сына великого хана) и Бури (сына Чагатая). Тверской летописец присовокупляет, что при осаде монголы потеряли четыре тысячи человек, в том числе трех княжичей, и что Бату повелел именовать Козельск «Злым Городом».

Памятник Евпатию Коловрату в Рязани. Скульптор О. Седов

Возможно, потери, понесенные при взятии малозначительной крепости, стали еще одной причиной более чем двухлетней передышки, которую устроили себе монголы прежде чем идти дальше на Запад.