Текст книги "Клык на холодец"

VII

– Бережись, Студент!

Егор перекатом нырнул вперёд. Жгут из корней, каждый толщиной в большой палец, свистнул над головой, чиркнув ему по волосам. Вилы, его единственное оружие, улетели куда-то в сторону.

Громкий удар, хруст ржавого железа – корневище вмяло в грунт приткнувшийся в углу двора гнилой кузов легковушки – и с оглушительным треском впечатался в стену дома. Брызнули стёкла, полетела щепа от оконной рамы, бревенчатая постройка содрогнулась до основания. Из-за нарядного, с резными балясинами, крыльца раздался горестный вопль – домовладелец (он, как и прочие «петровцы», держался подальше от театра боевых действий) выражал решительное несогласие с происходящим.

– В сторону!

Хр-рясь!

Егор едва успел откатиться за кучу земли. Жгут, словно раскрученный рукой взбесившегося великана, обрушился туда, где он только что лежал, подняв фонтан земли. Время вдруг сделалось вязким, медлительным, и Егор, расталкивая его плечами, бросился на щупальце, увязшее в рыхлом грунте. Навалился, прижал, не давая двигаться – чтобы выиграть для остальных драгоценные секунды…

Ступня зацепилась за кусок вывороченного дёрна, и он упал на четвереньки, не дотянувшись до корня какого-нибудь метра. Время, вырвавшись из вязкой ловушки, рванулось вперёд кавалерийским галопом. Жгут изогнулся и с оглушительным щелчком распрямился, снося Егора, как виртуоз-кнутобоец сносит пустую консервную банку.

Бок ожгло пронзительной болью, но пальцы сомкнулись на шершавой коре. Едва не теряя сознание, он всем весом придавил яростно извивающегося деревянно-твёрдого питона.

Давешняя собачонка – она увязалась за ними от самого трактира – захлёбываясь лаем, вцепилась в кончик щупальца. Взмах, свист воздуха, храбрая барбоска, описав длинную дугу, с визгом улетела в кусты.

Подскочивший Бич всадил острие пальмы между неплотно скрученными плетями, пришпиливая жгут к земле, и навалился на древко, вгоняя его в почву. Умар, следуя его примеру, перепрыгнул через корневище и тоже ударил рогатиной. Рывки сразу стали слабее.

– Кто-нибудь, мать вашу, топор!

Рукоять «пальмы» с треском переломилась, и Бич отлетел, отброшенный взмахом бешено дёргающейся петли. Егора мотало из стороны в сторону, но он не разжимал пальцев, не давая корневищу набрать силу для нового удара.

Фермеры, видя такой успех, осмелели и с воплями «дави его, ребяты!» кинулись к корню и стали прижимать его к земле – кто вилами, кто баграми, а кто и попавшейся под руку жердью.

– Умар, руби у основания!

Сильван подхватил с земли плотницкий топор и обрушил его на жгут, там, где он высовывался из земли. Широкое, остро отточенное лезвие рассекло сразу три плети, щупальце ослабло и после новых ударов бессильно обмякло, едва подёргиваясь в последних, конвульсиях.

– Ты как, Студент, жив?

Егор, охая, поднялся, опираясь на плечо сильвана.

– Кажется, рёбра …

– Вот незадача… Умар, подставляй плечо, ведём его в трактир. Надо бы стягивающую повязку, недельку две проходишь перекособоченный. А ты, дядя, – он обернулся к подскочившему фермеру, – должен теперь Студенту ноги мыть и воду пить. Если бы не он – разнесло бы твою халабуду по брёвнышку, клык на холодец!

– Что это было-то, а? Никогда о таком не слыхал, даже в «Определителе» у Шапиро не видел…

Ощупав рёбра напарника, Бич объявил, что они,с коре всего, не сломаны, а треснули – но треснули основательно. Резкий вдох, слишком громко сказанное слово, смех отдавались в боку режущей болью. Компресс с мазью из егерьской аптечки принес некоторое облегчение – Егор, раздетый до пояса, сидел на лавочке и потягивал мелкими глотками сидр.

– Так у него ж там только фауна! – ответил егерь. – А бешеные корни – самая, что ни на есть флора. Хотя, конечно, сразу и не скажешь.

– Вроде чернолесских лиан-трупоедов?

Умар, по своему обыкновению, слушавший молча, скептически хмыкнул.

– Если бы это были лианы-трупоеды, нас с тобой, не то, что в трактир – в посёлок не пустили бы. До них только дотронься – неделю вонять будешь, как хорошо выдержанный труп. А шмотки вообще пришлось бы сжечь. К тому же, бешеные корни мертвечину не едят.

– А зачем тогда нападают?

– Как – зачем? Вот снесло бы тебе башку, ты полежал-полежал бы, да и сгнил. А это удобрение. К тому же, на запах падали набежит всякая живность, и её тоже можно пришибить.

– То есть, они так поляну себе удобряют?

– Типа того.

Подошёл трактирщик с подносом, на котором аппетитно дымилась глиняная миска с пловом. Егор потянулся за ложкой (он успел изрядно проголодаться) и снова скривился, зашипев от боли.

– Вот беда… – охнул владелец заведения. – Как же вы теперь? Сейчас дочку позову, она вас с ложечки покормит. Чтобы, значить, не утруждаться…

– Ещё чего! – недовольно буркнул Егор. – Сам как-нибудь справлюсь.

– Ну, хозяин-барин…

–…хочет – живёт, хочет – удавится. – закончил за трактирщика егерь. – И часто у вас такая пакость вылезает?

– Почитай, каждую неделю.

Хозяин поставил поднос на соседний столик и присел.

– Да мы ничо, приспособились – если бешеный корень вовремя заметить, пока он из-под земли, значит, не попёр – даже раскапывать не приходится. Сообщаем в Обитель, и оттуда кто– нибудь приходит. Поколдует по своему, по-друидски – корневище и высыхает. Ну а ежели упустить – тогда, конечно, беда. Вот в запрошлый месяц проворонили – так корневище амбар разнесло и дюжину курей передавило, пока не одолели…

Егор подцепил на вилку кусок баранины и осторожно, в три приёма, донёс его до рта. Жевать оказалось легко, но проглотить прожёванное вызвала новый приступ боли.

– Как же его заметить, если не раскапывать?

– А собаки на что? – трактирщик кивнул на давешнюю собачонку, пристроившуюся под соседним столом. Она доковыляла на трёх лапах до трактира и теперь наслаждалась заслуженной костью с махрами мяса.

– А сейчас почему друиды не помогли? Недосуг им, что ли?

Трактирщик пожал плечами.

– Да, вроде, послали за ними. Корень оказался больно шустрый видать, с самого низу шёл. Вот Султанка так поздно его и учуяла.

– Да, это бывает. – кивнул Умар. – С большой глубины корни всегда лезут по одному. Наши, добрынинские псы с такими сами справляются, поодиночке.

– Это точно. – подтвердил егерь. – Вахиным волкодавам такой корешок на один зуб. Перекусят, выкопают и хозяину приволокут, на растопку.

– Зато у Султанки нюх о-го-го! – обиделся за собаку трактирщик.

– Третье корневище за месяц находит! Кстати, надо бы мужикам сказать, чтобы раскопали и выжгли, а то не приведи Лес, новые полезут…

– Не спеши, уважаемый. Сейчас поговорю с твоими гостями и гляну. Если что под землёй и осталось – высушу, больше не побеспокоят.

Егор обернулся, охнув от неловкого движения. В дверях стоял человек в длинной, до пят, хламиде с капюшоном, целиком закрывавшим лицо. Голос раздавался оттуда, из тёмной треугольной прорехи. В руках незнакомец держал большой, до плеча, суковатый посох.

– А, это ты, Трен! – Егерь приподнялся на скамейке и помахал вошедшему. – А у нас, как видишь, неприятности. Студент, напарник мой, собрался на суд, а бешеный корень ему рёбра пересчитал. Как теперь быть – уж и не знаю…

– Если твой друг призван в Круг Друидов, – строго сказал незнакомец, – то должен явиться, невзирая на немочи. Но ты не переживай, я его осмотрю. Что к утру будет, как новенький, не обещаю – но до Обители как-нибудь доберётся. Заодно и собаку гляну, лапа, видать, сломана. Нехорошо, когда такое верное создание мучается…

Султанка, оторвавшись от мосла, на трёх лапах поковыляла к друиду, приветливо виляя хвостом. Тот наклонился и потрепал её по загривку, и она, радостно взвизгнув, лизнула руку – узкую, морщинистую, обтянутую сухой, как старый пергамент, коричневой кожей. И тыльную сторону ладони и запястье, густо покрывали татуировки из рун и переплетённых стеблей. Когда гость наклонился, на его груди качнулся большой медальон с узором в виде дуба, ветви и корни которого сплелись, словно щупальца осьминогов.

Егор вздрогнул. Символ был знаком – и знакомство это было не из приятных. Не так давно ему в компании лешака Гоши пришлось расследовать нелепую гибель студента-первокурсника. Лешак тогда посоветовал обратиться к своей давней знакомой, ведунье Наине, последней из клана родноверов, истреблённых соперникам-чернобожцами. После весьма неаппетитного ритуала ведунья сумела вытянуть из памяти мертвеца необходимые сведения и, в числе прочего, там фигурировал и этот узор.

– Дерево Иггдрасиль… – шепнул егерь, поймав взгляд напарника.

– Этот знак много кто использует, не только друиды. Сетуньцы, аватарки, даже Пау-Вау – хотя это не их, не индейское.

Друид выпрямился и заговорил. Сейчас голос его звучал строго, даже официально.

– Егерь Сергей Бечёвников, именуемый «Бич» и Егор Жалнин, сотрудник МГУ. Вам обоим надлежит завтра на второй рассветный час явиться к малым вратам Обители и дожидаться, пока не призовут внутрь.

– Да, брат Трен. – с почтением отозвался егерь. – Будем точно в срок. Говорю за себя и за своего спутника.

Друид ударил посохом об пол. Чисто выскобленные, натёртые воском доски отозвались гулко, протяжно.

– Ваши слова услышаны Дубом и Омелой.

И обернулся к трактирщику, терпеливо дожидавшемуся окончания церемонии. Теперь друид не походил на вестника высших сил, превратившись в обычного посетителя заведения.

– Ну, показывай, что там у вас за корешки. Да, и вели приготовить чистую холстину и большой котёл кипятку. Вернёмся – лечить буду, и постояльца твоего и Султанку.

– Второй час после восхода – это во сколько? – спросил Егор, дождавшись, когда за друидом закроется дверь.

– Семь утра. Но явиться лучше заранее, не приведи Лес, опоздаем! С друидами, Студент, шутки шутить – себе дороже.

В голосе егеря угадывалась тревога.

«…похоже, обитатели Петровской обители совсем не просты…»

– Да ты не тушуйся, студент, когда ни помирать – всё одно день терять. Прорвёмся, клык на холодец!

VIII

– Тебя-то, дядя, как сюда угораздило?

Сокамерник, молодой, белобрысый, тощий, был весь словно на пружинках. На месте он не мог усидеть и трёх секунд – вскакивал, расхаживал из угла в угол, размахивал руками.

Другого это давно взбесило бы, но Виктору было плевать. Лучше уж такой беспокойный сосед, чем одиночество – сутки, месяцы, годы напролёт в тесной, четыре с половиной квадратных метра, камере, обитатель которой даже от двери с маленьким окошком отгорожен решёткой.

Поначалу это ему даже нравилось. Отставной капитан спецназа и в жизни-то не отличался компанейским нравом – а после развода и вовсе свёл общение с людьми к минимуму. Делал исключение разве что, для одного-двух сослуживцев, живших в его родном Екатеринбурге. Мучительные месяцы в переполненном СИЗО лишь укрепили его мизантропию, и тяготиться отсутствием контактов с себе подобными (конвоиры, парикмахеры и прочая тюремная шушера не в счёт) он стал только через год. Понадобилось ещё два, чтобы в полной мере осознать, почему одиночное заключение считается самой суровой формой наказания.

– Как тебя звать-то? Погоняло есть? Человек, вроде, солидный… Не из блатных? Чё молчишь как рыба об лёд?

Одиночка имела и свои положительные стороны – Виктор избежал неизбежного воздействия тюремной среды. За годы, проведённые за решёткой, он так и не обзавёлся кличкой, оставаясь безликим «осужденным номер…».

– Так не расскажешь? С чего в крысы-то подался, а? Жизнь припёрла?

– В какие ещё крысы?

Белобрысый оживился – сосед, наконец, подал голос.

– Как это – в какие? В черные, норвежские.

– Ты базар-то фильтруй. – посоветовал Виктор. Разговаривать не особенно хотелось. – Мне-то похрен, а с другими можешь и нарваться. За крысу – порвут очко на британский флаг.

– Братан, ты меня в натуре, не так понял… – тут же сдал назад подпружиненный. – Я ж не в обиду, мы тут все такие, что ты, что я. Согласие-то подписали, куда теперь денешься?

– Это ты о чём?

– Видел по телеку, как на мышах и крысах ставят опыты? Это, чтоб ты знал, и есть чёрные норвежские крысы. Как мы с тобой, понял?

Виктор посмотрел на сокамерника с интересом.

– Гонишь, парень. Они там все белые, только глаза красные, как бусинки.

На лабораторных крыс он насмотрелся ещё в спецшколе, где на тех демонстрировали действие ядовитых газов и прочей боевой химии. Но в чём-то сосед прав – подписав в кабинете начальника по режиму, согласие на участие в медицинских исследованиях в обмен на смягчение наказания, он поставил себя на одну доску с грызунами. Одно утешение: решение целиком зависело от него самого. Свободно мог отказаться и не подписывать.

Но когда штатский сморчок, сделавший ему это предложение, объяснил, где будут производиться исследования…

– В натуре, черные норвежские! Называются так. – Парень, наконец, перестал мотаться по камере и присел на нары. Но и тут не успокоился – крутился, будто уселся на горсть канцелярских кнопок, трогал всё вокруг и вообще, совершал массу ненужных действий. То ли энергия его распирала, то ли окружающее причиняло дискомфорт, спасение от которого одно – непрерывное движение.

– Это особый вид лабораторных животных, выведенный для научных исследований. – продолжал объяснять белобрысый, для убедительности помогая себе жестами. – По латыни зовутся "ратиус норвегикус" – норвежские, значит, крысы. Поставил, скажем, биолог опыты на животных где-нибудь в Канаде, а другой, в Китае, хочет его результаты проверить. Полагается так у учёных, понимаешь? Приборы одинаковые, реактивы всякие – тоже. Но и лабораторные крысы нужны одинаковые, иначе незачёт! В подвале таких не наловишь, обычные пасюки только с виду похожи, а генетически хоть немного, да различаются. А лабораторные крысы все одинаковые, их специально так выводили. Потому и белые, с красными глазами – альбиносы.

– Ты что, на биолога учился? – осведомился Виктор. – Больно складно звонишь.

– Типа того. Недолго, правда, даже бакалавриат не закончил. У меня братан перебрался в Московский Лес. Повезло парню, Лесная Аллергия у него в самой лёгкой форме. Ну, освоился и стал помаленьку слать мне ихние порошочки.

– Наркотой, значит, барыжил?

– Куда там… – отмахнулся сосед. – Так, по мелочи, толкал сокурсникам. Афродизиаки, тёлок клеить, стимуляторы, чтобы кончать по десять раз, как из пулемёта!

– Ясно. – кивнул Виктор. – Виагра, значит…

– Типа того, только круче. А потом один козёл через них сделался подцепил Зелёную Проказу – ну, меня и сдали полиции. А я чем виноват, вот скажи? С дурью никогда не связывался, хотя брат не раз предлагал. А порошочки эти – так их никто силком не тянул!

– Торчков тоже никто не тянет.

– Э-э-э, сравнил… на наркоту подсаживаешься – и всё, не спрыгнуть, а потом коньки отбрасываешь от передозы. А порошочки – что в них такого? И самому удовольствие и бабы в восторге. Демография, опять же, рождаемость растёт! Сплошная польза государству!

– Ага, сначала польза, а потом – добро пожаловать в «зеленушки»?

«Зеленушками» называли больных «Зелёной Проказой», странным заболеванием, поражающим тех, кто слишком увлекался «дарами Леса» – наркотиками, биоактивными добавками и прочими чудодейственными средствами, появившимися в последние несколько лет. Или вот афродизиаками, превращающими прыщавого тинэйджера в гиганта секса.

– Так кто ж знал-то, что она у него вот так, сразу проявится? Это дело вообще редкое, один на тысячу. А уж чтоб через неделю после первого приёма…

– Да, не повезло.

– И не говори. В СИЗО провёл полгода, потом суд, дали семерик.

– Что-то круто.

– Тот тип оказался сынком большой шишки – ну папаша и постарался, чтобы мне влепили по полной. А после суда вызывают и предлагают: «подпишешь согласие на участие в опытах, пойдёшь по программе содействия правосудию. Полгода в лаборатории, потом курс реабилитации – и УДО по полной программе.

– И ты согласился?

– А куда деваться? – белобрысый обмяк, сгорбился, враз утратив подпружиненность. – Всё лучше, чем…

Виктор кивнул. Наверняка смазливого сопляка пытались опустить ещё в СИЗО, а уж на зоне его точно ждала незавидная участь опущенного.

Тут, пожалуй, пойдёшь в лабораторные крысы…

– А ты почему?..

Можно было и не отвечать – но сокамерник поведал свою историю, и тюремная этика требовала ответной откровенности.

Тем более, заняться всё равно нечем.

– Дочь у меня там.

– В Лесу?

– да. И тоже, между прочим, была «зеленушкой».

– Да ладно… – в глазах бывшего студента мелькнул испуг. – Дядя, я, это… только у себя на курсе и ваще случайно!

«Боится, что я озлобился на нелегальных торговцев лесной дурью, и думает, что захочу оторваться на нём. В принципе, логично, если бы не одно «но».

– Да ты не трусись, парень. Никого я не виню, сам во всём виноват. У неё был рак мозга, врачи отступились, ну я и рискнул. А что оставалось? Рак, слава богу, прошёл, но через полгода….

– Ясно. – белобрысый выдохнул с явным облегчением. – А дочка как, умерла? Или медики забрали по особому постановлению?

«Особое постановление», принятое властями несколько лет назад, когда стал ясен зловещий характер распространения Зелёной Проказы, наделяло медиков чрезвычайно широкими полномочиями. Например, они имели право насильственно забирать любого пациента по малейшему подозрению на новый недуг – и охотно этим правом пользовались.

– Хотели, только я не дал. У меня друг в Лесу, он лекарства и доставал. Написал ему, договорился, чтобы переправить к ним, за МКАД. Говорят, там «зеленушки» сами собой выздоравливают.

– И как?

– А никак. Жена сдуру повела её к врачам, ну те сразу всё и поняли. У них инструкция – пациентов с симптомами Зелёной Проказы не выпускать, сразу вызывать полицию и в спецсанаторий. Хорошо, жена позвонила, я успел…

– Так ты её что, отнял?

– Да. Но полиция всё же приехала. Трое покалеченных, один жмур.

– А дочка?

– Отправил её в Лес. Жена писала, Серёга – так друга зовут – сообщил, что от Зелёной Проказы она вылечилась, но вернуться домой уже не сможет.

– Да, дела… – белобрысый помотал головой. – А тебе, значит, влепили пожизненное?

– Убийство сотрудника полиции. Даже явка с повинной не помогла. Да я и не рассчитывал.

– Мне тут намекнули… – парень понизил голос до многозначительного шёпота. – Здесь таких как мы, подопытных крыс – по камерам ещё десятка полтора. С разных зон собранные, и все с подпиской о согласии. Это что ж, нас всех теперь туда, в спецсанаторий? Мало им «зеленушек», теперь ещё и нормальные люди для опытов понадобились?

Перед глазами встала картинка: хвостатые зверьки, мельтешащие в прозрачном пластиковом боксе, инструктор в защитном костюме откручивает вентиль. Шипение газа, бокс затягивает зеленоватым туманом, грызуны мечутся с удвоенной скоростью и, один за другим, падают и конвульсивно подёргивают лапками в предсмертной агонии.

Заскрежетал металл. В двери камеры открылось узкое окошко.

– Эй вы, там… – голос вертухая был недовольным. Из-за двух паршивых зеков ему помешали хорошенько выспаться в дежурке, и теперь он был не прочь сорвать на них досаду.

– На выход, с вещами, оба! И не копаться, зубы выкрошу!

***

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО В единственном экземпляре. Запрещено выносить с территории РИИЛ. Запрещено копировать или переводить в электронный формат.

На Ваш запрос от (вымарано) 2054 г. имею сообщить следующее:

Работы по теме «Комната» продолжаются с соблюдением графика. На данный момент объект «Ольха» (см. приложение 2.1 к настоящему документу) введён в подготовительный этап операции с целью внедрения на подведомственную РИИЛ территорию. Код операции – «Порог».

Согласно утверждённому плану (см. приложение 1.4) объект «Ольха» включён в состав группы, сформированной лиц, осужденных по тяжким или особо тяжким статьям для участия в потенциально опасных исследованиях. Каждый из отобранных имеет близких родственников, обладающих иммунитетом к (вымарано) или проживающих на территории, подведомственной РИИЛ. Полный список группы и копии расписок с согласием на участие в медицинских экспериментах, связанных с риском для здоровья и жизни, прилагаются (см. приложения 2.9 и 2.12).

Приписка от руки: Объект «Тополь» (см.приложение 2.3), отобранный в качестве дублёра объекта «Ольха», во время нахождения в СИЗО гор. (вымарано) получил травму, сделавшую невозможным дальнейшее использование. Инцидент расследуется (см. его приложение 3.7). Поскольку подготовить нового дублёра в установленные сроки не представляется возможным, принято решение обойтись без него.

В процессе подготовки активной фазы «Порога», действующий на (вымарано) агент «Аргус» (см. справку к приложению 1.3), принял меры к организации инцидента в спецсанатории № (вымарано). Для этого предполагается использовать боевиков из организации (вымарано).

Приписка от руки: «Согласно донесениям «Аргуса», эта организация располагает соответствующими возможностями как на подведомственной РИИЛ территории, так и за её пределами. Всесторонняя оценка целесообразности привлечения упомянутой организации к аналогичным мероприятиям была проведена годом раньше, в рамках темы «Фестиваль». (см. приложение 2.24).»

На данный момент одна из ячеек (оперативный код «Доберман») полностью готова предпринять необходимые действия. При этом непосредственные исполнители уверены, что и задание и средства для проведения операции получены от международной правозащитной организации (вымарано).

Для наблюдения и непосредственного контроля за ходом операции «Порог», помимо сотрудников, внедрённых в штат спецсанатория № (вымарано), в число «подопытных» включён офицер РИИЛ (оперативный псевдоним «Алитет»). Его нахождение в составе группы залегендировано в сотрудничестве с ФСИН; порог устойчивости легенды – не более двух недель, что обуславливает предельные сроки старта активной фазы не позднее (вымарано) 2054 года.

Приписка от руки: «Участие «Алитета» в последующих этапах «Порога» не предусмотрено. Его задача сводится к обеспечению безопасности объекта «Ольха» на промежуточных стадиях операции и содействие в проникновении на подведомственную РИИЛ территорию.»

Функционирование каналов связи, задействованных в ходе «Порога», обеспечивает агент «Агрус», переданный на время проведения операции в наше распоряжение. Он же отслеживает перемещения группы «Доберман» и объекта «Ольха» на поздних этапах.

Куратор-исполнитель темы «Комната» (вымарано)