Текст книги "Д.О.П. (Департамент Особых Проектов)"

IX

… неизвестно когда…

… неизвестно где…

На этот обошлось без приключений. Ни попыток нападения, ни бесцельных блужданий в смрадных подземельях – словно они подобрали с пола незримую путеводную нить, и по ней, не сворачивая, добрались до места, где предстояло открыть портал. «Удивительно, – бурчал Гиляровский, – и как это я в прошлый раз дал промашку? Бывал ведь здесь, и на память, вроде, не жалуюсь – а, поди ж ты!

Пока Ярослав обшаривал лучом фонаря осклизлые кирпичные стены, дядя Юля распечатал ящик с «искалкой». Противогаз болтался у него на груди. Он оттянул рукав куртки, близоруко сощурившись, поднёс запястье к глазам.

– Так, у нас осталось… что за…

В голосе его сквозило неприкрытое изумление.

– Ничего не понимаю! Получается, мы провели под землёй почти два часа? А я голову готов был дать на отсечение, что прошло не больше сорока, максимум, сорока пяти минут!

У Алисы под резиновой маской брови полезли на лоб. Она сдвинула противогаз на лоб и закашлялась, вдохнув вонючие испарения.

– Кх… как это – полтора часа? Быть того не может!

– Вот, можешь сама убедиться!

И продемонстрировал ей «командирские» часы. Алиса всмотрелась – положение слабо светящихся стрелок полностью подтверждало сказанное.

– Это получается… – дядя Юля пошевелил губами, – получается, у нас осталось всего семь минут!

Алиса озадаченно переглянулась с Ярославом, потом с репортёром. Тот недоумённо пожал плечами.

– Ладно, не будем терять времени. – дядя Юля закашлялся. – Вот, держи свой инструмент!

Алиса приняла «искалку».

– А вы, молодые люди, не мешайте!

Дядя Юля сделал повелительный жест, Ярослав, а за ним Гиляровский с Сёмкой послушно попятились.

– Ну, Алиска, с Богом…

Алиса уговорила завязавшийся где-то в районе солнечного сплетения узелок безотчётного страха – и подняла «искалку». Руки, сжимавшие хитроумное приспособление мелко подрагивали, но девушка не ощущала сейчас ничего, включая боль в закушенной губе. Её чувства будто стекли через подушечки пальцев в переплетение медных проволочек, усаженное чёрными, похожими на высохшие чёрные ягоды, бусинками.

…вот… сейчас…

«Искалка» мелко завибрировала, от неё по телу прокатилась волна энергии, миллионами укусов крошечных электрических мурашей, покрывших кожу. В глазах на миг потемнело – а когда пелена спала, Алиса увидела на стене блямбу портала-червоточины. Только теперь она вела себя несколько непривычно – вместо того, чтобы спокойно испускать неяркое свечение, лихорадочно пульсировала, то расползаясь на всю стену, от потолка до залитого жижей пола, то сжимаясь до размеров газетного листа.

– Получилось! – тонко выкрикнул дядя Юля. – Получилось, племянница!

– Погодите, дядь Юля…. – Алиса замерла, боясь пошевелиться. «Искалка» в её руках дрожала в такт пульсации портала. – Погодите минутку, тут что-то очень-очень не так!

– Что-то не так! – объявил Евсеин. «Искалка» у него в руке ходила ходуном, на лбу выступили крупные капли пота.

– В чём дело, Вильгельм Евграфыч? – недоумённо спросил Ромка, разглядывая возникшее на стене светящееся лиловое пятно.

– А вы что, не замечаете? – отозвался доцент. – Червоточина нестабильна. Видите, как пульсирует контур портала?

Действительно, клякса то сжималась, то расплывалась во всю стену, словно в болезненных конвульсиях. Окаймляющая его огненно-фиолетовая нить в такт пульсациям то ярко вспыхивала, то становилась совсем тусклой, едва заметной глазу.

– И что с того? – Ромка нахмурился. – Пройти-то мы можем, верно? И вообще, раз эта штука тут появилась – значит, наши с той стороны тоже сработали, как надо. Пошли, не будем заставлять их ждать!

– Погодите, молодой человек! – Евсеин опустил «искалку». – Вы хоть понимаете, какой это риск?

– Вы предлагаете вернуться? – осведомился из-за Ромкиной спины Шурик. – То-то нас там встретят с распростёртыми объятиями. А ведь у вас, Вильгельм Евграфыч, даже документов нет. Что будете говорить в полиции – не подумали?

– Всё, некогда! – Ромка рубанул воздух рукой. – Ещё немного промедлим – дождёмся, что на той стороне решат, что мы не смогли добраться до портала, и отключатся. И вот тогда, в самом деле, придётся возвращаться!

Он по очереди обвёл взглядом спутников. Шурик – решительный, возбуждённый. Евсеин – этот уже открыл рот, чтобы выдать новый аргумент. Пет уж, господин доцент, придётся вам подчиниться…. Олежек держится сбоку, в обнимку со своим рюкзаком. Уголок рта дёргается, глаза бегают, лоб в испарине – боится, конечно… За его спиной – Колян, тискает в ладони никчёмный травмат. Это ещё зачем? Впрочем, пусть его, лишь бы не пальнул с перепугу – хотя, пугаться пока, вроде, нечего…

– Я иду первым. – Ромка старался, чтобы его голос звучал как можно твёрже. – За мной Олег, потом господин доцент. Шурик, проследи, чтобы он не споткнулся… Замыкающим – Колян. Интервал – две секунды. Готовы?

И, не обращая внимания на протесты Евсеина, шагнул в лиловую кляксу.

Ромка не раз проходил через портал-червоточину – и всякий раз он не мог уловить сам момент перехода. Вот ты стоишь на этой стороне, потом делаешь шаг вперёд, мгновенная пелена в глазах – и всё, ты уже «там» Порой даже и мглы не было – словно в киноленте один кадр менялся другим, приклеенным рукой не слишком умелого монтажёра.

Но – только не на этот раз. Лиловая мембрана будто натянулась, не желая пропускать сквозь себя незваного гостя. Ромка прибавил напор – он сам не понял, было ли это реальным мышечным усилием, или же волевым напряжением – препятствие вдруг поддалось, лопнуло, и он провалился в сияющее нечто.

Всё: верх и низ, окружающее его пространство, чувство времени – всё кануло в флуоресцирующем лиловом киселе. Ромку скручивало винтом, словно мокрую тряпку в руках великана. Это было больно, невыносимо больно, так, что он не выдержал бы и заорал в голос – только вот не было ни голоса, ни… да ничего не было, только сворачивающаяся в жгут пустота, адская боль и лиловое сияние заполонившее всё вокруг.

…потом пустота выплюнула его, не оставив ни боли, ни ощущения затягивающего безвременья. Ромка качнулся, с трудом устоял – и снова чуть не полетел с ног от сильного толчка в спину.

Он обернулся. Олежик. Стоит, скрюченный, вцепился в лямки рюкзака так, что костяшки пальцев побелели. Но позвольте, где же остальные?..

Не успел Ромка открыть рот, чтобы задать вопрос, как рядом с Олежиком возник Шурик – на руках у него висел бесчувственный Евсеин. Сердце отсчитало ещё три удара, и последним за спиной Шурика возник Колян.

Кажется, все?

А вот лиловая мгла никуда не делась. Теперь она напоминала слой тумана, вроде того, что ложится в предутренние часы над озером или росистым лугом – столь плотный, что невозможно порой разглядеть пальцы вытянутой руки. Только этот туман флуоресцировал, очерчивая силуэты людей, лиловыми слегка светящимися ореолами.

Ромка огляделся. Его не покидало странное ощущение: этот туманный мир казался был плоским, двумерным – мозг отказывался оценивать расстояния… до чего? В залитой лиловым свечением пустоте не было ничего, кроме них самих – и проступающих там, где должен быть горизонт, странных, словно висящих в воздухе силуэтов то ли скал, то ли крон чужих деревьев, то ли ни на что не похожих зданий.

Первым голос подал Шурик.

– Где это мы, а?

Ромка, не оборачиваясь, пожал плечами.

– Спроси, чего полегче.

Евсеин застонал, откашлялся и высвободился из Шуриковых объятий.

– А ведь я предупреждал, молодые люди! Я говорил, что…

Закончить фразу он не успел.

– Кто это? Не подходите! Стойте! А-а-а!..

Олежик уронил рюкзак и тыкал пальцем в фигуры, сгущающиеся где-то на границе туманной мглы. Человекообразные, очень высокие, какие-то неестественно тонкие – почти лишены плеч, длинные руки колышутся, извиваясь. Вот передняя подняла ладонь… да у них по четыре пальца!

Глухо кашлянул «Макарыч» – раз, другой. «Не стреляй, придурок!» – отчаянно заорал Шурик, но Колян продолжал давить на спуск.

Четырёхпалые на миг замерли, колыхнулись и неторопливо двинулись вперёд. Казалось, пули не оказывают на них никакого действия.

Ромку, как холодной водой, обдало волной страха – или это ему показалось? А четырёхпалые приближались, и за их спиной возникли, словно соткались из светящегося тумана новые силуэты.

«Портал! Портал мне! Пусть хоть какой, пусть пульсирующий, пусть с размером газетный лист!..»

Нету портала.

Он повернулся и шагнул навстречу надвигающемуся из лиловой мглы кошмару, нашаривая в кармане «пепербокс».

– Дай сюда! – дядя Юля выхватил из рук у Алисы «искалку» и встряхнул. Портал запульсировал ещё сильнее, сжался в ослепительную точку – и погас.

Алиса ахнула и испуганно схватилась за щёки.

– Что вы наделали! А если наши успели войти с той стороны? Их же тогда…

– Не мешай! – огрызнулся старик. – И хватит истерить! А вы трое – светите!

Его спутники пододвинулись поближе и направили лучи фонарей на «искалку». Дядя Юля стащил с рук резиновые перчатки и принялся крутить проволочную штуковину то так, то эдак.

– Ага, ну, конечно! Вот где я ошибся!

Он полез за ворот куртки, нашаривая что-то в нагрудном кармане. А когда вытащил руку назад – в ладони у него был швейцарский армейский ножик. Щёлкнули, открываясь, маленькие блестящие плоскогубцы.

– Вот здесь… так… ещё чуть-чуть….

Закусив губу, он одну за другой выпрямил несколько проволочек. Потом, присмотревшись, поймал плоскогубцами ещё одну и согнул её под углом в сорок пять градусов.

– Кажется, всё в порядке. – он сунул приспособление в руки Алисе. – Действуй, племянница!

Девушка с сомнением посмотрела на «отремонтированное» устройство.

– Дядь Юля, а вы уверены что она…

– Пока не попробуем – не узнаем. Всё, хватит болтать!

Алиса подняла «искалку», глубоко вдохнула, медленно сосчитала до десяти – и вновь ощутила волну микроскопических уколов, растёкшуюся по её ладоням, а из них – по всему телу. И испытала мгновенный приступ радости, когда на кирпичной кладке вновь возникла и расплылась блямба портала-червоточины – на этот раз без всяких подозрительных пульсаций.

…Пепербокс кашлял, посылая навстречу туманным фигурам пулю за пулей из своих шести стволов. Но четырёхпалые словно отказывались их замечать – по-прежнему неторопливо двигались вперёд, не шли, а как бы переливались, наползали на людей, гоня перед собой волну леденящего страха. Ромка услышал, как за его спиной кто-то тонко, по-детски, заскулил. Олежек? Колян? Может, Шурик? Да нет, на реконструктора это не похоже…

Курок пепербокса щёлкнул вхолостую – всё, патроны вышли. Ромка отбросил ставший бесполезным пистолетик и попятился, нащупывая в кармане последний резерв, пружинный нож.

Шурик ахнул. Ромка бросил назад быстрый взгляд – и замер, поражённый. В воздухе, на высоте груди, вспыхнула фиолетовая точка – вспыхнула и развернулась в прямоугольное, в рост человека светящееся полотнище.

«…это же?..»

– Портал! – истошно заорал Ромка. – Портал открылся! Все туда, скорее! Шурик, хватай доцента!

Реконструктор не подвёл – сграбастал Евсеина в охапку, и, словно мешок, швырнул в червоточину. Следом рыбкой, будто с трамплина в бассейн, прыгнул Олежик. Колян же не сдвинулся с места. Травмат он держал в двух руках и раз за разом давил на спуск, но «Макарыч» отзывался только сухими щелчками – обойма была пуста.

– Пошёл, пошёл! – Ромка схватил эксперта за плечо и толкнул к порталу. И в этот момент другой четырёхпалый вскинул левую руку. Тонкий ярко-голубой луч ударил Ромку в грудь. Он замер, покачнулся – и упал бы навзничь, но Шурик в прыжке подхватил его в охапку и последним, отчаянным усилием метнулся в лиловое сияние.

X

Москва,

ул. Варварка.

Апрель 1888 г.

– Ну-ка, давай я…

Гиляровский подхватил обмякшее тело. Шурик, избавившись от ноши, облегчённо выдохнул и прислонился к стене тоннеля. Его спутники стояли рядом, а позади, на кирпичной осклизлой стене догорала искорка – всё, что осталось от спасительного портала. После его лилового сияния бледно-зелёный свет, испускаемый палочками ХИСов, казался гнилостно-тусклым, каким-то болотным.

– Фу ты… – Шурик помотал головой и сгорбился, засунув ладони под мышки. Его трясло. – Что это было, а? Ну, те, четырёхпалые?

– Погоди ты!..

Алиса торопливо обмахнула перчаткой от ОЗК низкую, в три кирпича, приступку у стены тоннеля.

– Владимир Алексеевич, кладите его сюда, только осторожно.

Репортёр осторожно опустил Ромку на импровизированное ложе.

– Он хоть дышит? – Шурик взял пострадавшего за запястье. – Чёрт, пульса нет…

Алиса склонилась к лежащему. Выглядел тот неважно: белый, как бумага, глаза закрыты, из уголка полуоткрытого рта тянется блестящая нитка слюны.

Дыхание, вроде, угадывалось – или нет? «Сейчас бы зеркальце, – продумала она, – поднести к губам, как в кино… Только где ж его взять?..»

– Что с ним, жив? Олежек, посмотри, ты же медик…

Будущее светило смотрелось бледно: руки дрожат, лицо в крупных каплях пота, глаза дикие, ошалелые, бегают из стороны в сторону.

«…кажется, проку от него сейчас не будет, как бы самого тащить не пришлось…»

– Наверху разберёмся. – Шурик тоже оценил ситуацию. – Надо куртки связать рукавами на манер носилок…

Гиляровский помотал головой.

– Незачем, я и так донесу. И давайте-ка, в самом деле, выбираться из этой зад… хм, простите, великодушно, Алиса Николаевна, из этой дыры. Ярослав, друг мой, идите первым. Не приведи Бог, провалюсь в какую-нибудь яму, выроню…

Они двинулись в обратный путь. Первым шёл Ярослав с палочкой ХИСа в одной руке и «Смит-Вессоном» в другой – перед тоем, как сделать шаг, он ощупывал дно тоннеля ногой. Алиса шла вслед за Олежиком и Гиляровским, тащившим на закорках бесчувственного Ромку. Она считала повороты и гадала: закончились на сегодня их приключения или следует ещё ждать продолжения?

Продолжения не последовало. Выбравшись наверх, путешественники обнаружили, что обстановка там разительно изменилась. Во дворике стало тесно. Возле провонявших рыбой бочек, застыли лицом к стене двое: один в потёртой студенческой шинели, второй – в кургузом пиджачишке. Руки у обоих сложены на затылке, что недвусмысленно указывало на их статус. Пленников караулил один из давешних сотрудников «сыскного бюро» – в руках у него Алиса увидела маленький чёрный автомат с навёрнутым на ствол цилиндром глушителя. Рядом двое других «сыкарей» обшаривали четыре распростёршиеся на брусчатке тела – под ними расплывались тёмнокрасные, распространяющие сладковатый запах крови, лужи. Чуть в стороне лежали ещё двое, в серых солдатских шинелях.

«Сыскной», беседовавший посреди двора с двумя жандармами (а эти-то здесь откуда взялись?) первым обнаружил выбирающихся из подвала людей. Он радостно всплеснул руками, воскликнул: «ну, наконец-то, господа!» – и кинулся распоряжаться. Вслед за ним метнулся Сёмка – на бегу он засовывал за пояс так и не пригодившийся «бульдог».

Гиляровский отозвал в сторону одного из «сыскных» и принялся его расспрашивать.

– Так что, Владимир Лексеич, – докладывал молодой человек, вытянувшись чуть ли не по стойке «смирно», – мы, как было приказано, дождались, когда вы спуститесь под землю, и оцепили квартал. Жандармы и пехоцкие подтянулись заранее и ждали сигнала – они мигом перекрыли все переулки и стали прочёсывать дворы. Ну и нашли, конечно.

– Много было супостатов-то? – осведомился репортёр.

– Шестеро вместе с ихним старшим. Они, как увидели солдат, сразу стали стрелять – да только куда им, болезным против цельной роты? Четверых положили насмерть, ещё двоих взяли живыми. Старшего, значит, тоже. Троих солдатиков поранили, ироды, да ещё двоих насмерть убили.

– Старшего, говорите, взяли? – Гиляровский недоверчиво хмыкнул. – Ну-ка, предъяви…

Они подошли к пленникам. Те стояли, понуро уткнув взгляды в землю.

– Вот этот у них за старшего. – «сыскной» ткнул пальцем в того, что стоял справа.

Репортёр покачал головой.

– Этот, говоришь? Обмишулился ты, мил человек. Разве вам их фотокарточки не дали? Не ожидал от уважаемой Натальи Георгиевны такой промашки…

Алиса встрепенулась.

«…так это она у них всем заправляет? Вот вам и серая мышка…»

– Дали, а как же-с… – засуетился сыскной. – Вот они, все, как один, голубчики!

И вытащил из-за пазухи пачку фотоснимков.

– Тогда где Войтюк? – осведомился Гиляровский. – Вот он, смотри сам…

Он выбрал из пачки карточку и продемонстрировал её собеседнику.

– Так не было же его! – развёл руками «сыскной». – Мы все дворы трижды прочесали, обыскали подъезды с чердаками, а за оцепление и мышь не проскочит! Командовал точно, этот самый…

Он снова указал на пленника и протянул Гиляровскому другой снимок.

– Егор Колыванов его звать, можете сверить с личностью. А Войтюка не было, как Бог свят!

«…Войтюк?..»

Фамилия Алисе была знакома – вожак и идейный вдохновитель террористов-радикалов, о котором рассказывал ей Дрон.

– Ушёл, значит? – репортёр покачал головой. – Ловок, ничего не скажешь…

Во дворе тем временем стало совсем тесно. Появились пролётки; Алису и её спутников подхватили под руки и усадили в первые три. В четвёртую бесцеремонно затолкали пленников – руки у тех были крепко стянуты кожаными ремнями. Экипажи, миновав подворотню, оказались на Варварке – лицу с обеих сторон перекрывали редкие цепи солдат, вооружённых длинными винтовками с примкнутыми штыками.

«…да, «сыскные» подошли к делу всерьёз – организовали настоящую воинскую операцию…»

Вслед за пролётками из подворотни выкатилась ломовая телега с прикрытыми рогожей трупами – и кортеж в сопровождении конных жандармов покатил в сторону Лефортова.

Ул. Гороховская.

Двумя часами позже.

Когда Алиса в первый раз попала в квартиру Семёновых, т показалась ей невероятно просторной – неудивительно после тесной однушки в Ясенево! Но сейчас, когда в пяти комнатах на втором этаже особняка на Гороховской собралось восемь человек выяснилось, что свободного места тут не так уж много. По распоряжению Олежика (тот отошёл от потрясения и вспомнил, наконец, что он имеет некоторое отношение к медицине) бесчувственного Ромку отнесли в кабинет. Алиса безжалостно выставила прочь всех, кроме дяди Юли и доцента, погнала Шурика к Овчинниковым, велев кланяться Ольге Георгиевне и попросить самовар. Ярославу же с Коляном заявила, чтобы не путались под ногами, а раскочегарили лучше чугунную кухонную плиту – нагреть воды для рукомойника. Может, Олежик и будущий психиатр – но уж руки перед осмотром пациента он точно захочет вымыть. В особенности, после той грязной дыры, из которой они вылезли.

Медицинский осмотр не затянулся. Олежек с Алисиной помощью стащил с Ромки футболку и осмотрел фиолетово-красное пятно под правой ключицей – там, куда ударил луч четырёхпалого. Потом, за неимением стетоскопа, приложил ухо к груди, попробовал нащупать пульс, поднял веко, чтобы посветить в глаз крошечным фонариком-брелком – и надолго задумался.

Девушка наклонилась к Ромке, чтобы поправить под головой подушку.

– Он в коме сейчас?

– Что-то вроде того. – ответил со вздохом Олежик. Уверенности в его голосе не чувствовалось. – Я сам толком не понимаю, но, похоже, время для него замедлилось.

– В каком смысле – время? – спросил дядя Юля – Вы о скорости протекания биологических процессов? Дыхание, пульс, вообще обмен веществ?

– Нет. – Олежик покачал головой. – Именно время. Я, конечно, не могу судить об обмене веществ, осмотр был слишком поверхностным… Но, знаете что? У меня создалось стойкое впечатление, что процессы в его организме протекают нормально, а вот само время идёт для него иначе – гораздо медленнее, чем для обычных людей, вроде нас с вами.

– А так разве бывает? – удивилась Алиса. Из сказанного она поняла не так много, но и этого хватило, чтобы встревожиться.

– Мы знаем, что порталы могут вызывать временные искажения – задумчиво произнёс Евсеин. – Например, иногда время по разные стороны червоточины течёт неодинаково. Может, то, что поразило, Романа Дмитриевича имеет схожую природу?

– Вот и странность в подземелье, когда мы не заметили, как прошло два часа… – добавил дядя Юля. – Можете думать что угодно – а только это неспроста.

– Ну, не знаю, не знаю… – Олежик принялся перебирать пёстрые упаковки таблеток из аптечки, обнаруженной в письменном столе. – Я же говорю: разумных аргументов у меня нет, только ощущение. Вы вот что скажите, Вильгельм Евграфыч: как я понимаю, везти его к местным эскулапам смысла не имеет?

– Разве что, в Петербург, к Каретникову. – отозвался Евсеин. – У него там что-то вроде учебно-исследовательского центра при Петербургском Императорском Университете – под опекой Д.О.П. а, разумеется. Новые лекарства создаёт, обучает помощников, учебники для медицинских факультетов переписывает. Словом – развивает медицину.

– Ну, до Питера ещё надо добраться. – Олежик взял с кресла плед, и укрыл им лежащего. – Пусть спит, сейчас это для него лучшее лекарство.

– И то верно! – оживился дядя Юля. – Алиса, как там, самовар ещё не поспел? Да и перекусить не помешает. Когда мы ели в последний раз – шесть часов назад, восемь?