Текст книги "Точка бифуркации"

Оба корабля погибли как раз из-за отсутствия полной водонепроницаемости отсеков, ограниченных переборками и палубой. На «Русалке» вода попала в машинное отделение через незакрытые люки верхней палубы и залила топки. В результате верхняя палуба ушла под воду, корабль потерял остойчивость и опрокинулся. На «Гангуте» тоже были залиты котельные отделения. Их изначально спроектировали сообщающимися, без сплошных переборок от нижней до верхней палубы – и попавшая в одно из котельных отделений вода быстро заполнила и три остальных, вызвав, как горько шутят моряки, «поворот оверкиль».

– Что ж, будем надеяться, что у англичан с мерами против затопления дела действительно обстоят не лучше, – согласился Никонов. В любом случае – меньше, чем черед двенадцать часов мы это выясним. Если конечно, вы, лейтенант, попадёте.

– Попадём, господин капитан первого ранга, – Георгий широко улыбнулся, – Никак невозможно будет не попасть!

– Прошли береговую линию в пяти милях к югу от Маргейта, – сообщил Яша, оторвавшись от наушника, – Скорость тридцать пять узлов, высота полторы тысячи футов. Пока всё по плану.

Я пристроил керосиновую лампу так, чтобы круг жёлтого света падал на карту. Необходимости соблюдать светомаскировку не было – владельцы лодок, яхт, катеров которых и ночью немало было в акватории Спитхэда, тоже зажгли фонари. Шеренга «адмиралов», чьи глыбы лежали на воде в полутора милях от нас, тоже были ярко освещены – ярко сияли топовые огни на мачтах, вахтенные жгли стояночные фонари вдоль бортов.

– По прямой от Маргейта до Портсмута миль сто. Но это по прямой, а в нашем случае надо накинуть ещё миль тридцать. Ветер попутный, если будут держать тридцать пять узлов, то через три с половиной – четыре часа будут здесь.

– Двадцать три-четырнадцать, – Яша щёлкнул крышкой часов.

– Это, выходит, три с четвертью пополуночи, самое тёмное время суток?

Я сложил карту.

– На то и расчёт. Спитхэд, главная стоянка Королевского флота

– что тут может случиться? Они, к гадалке не ходи, даже противоминные сети ставить не стали.

– Всё равно, проверить надо, – отозвался Яша, – За полчаса пройдём вдоль шеренги под парусом, убедимся собственными глазами.

– А не заметят? Поднимут тревогу, подсветят прожектором…

– Не, – Яша помотал головой, – Ты же сам видел, что лаймы мышей не ловят – собачья вахта, скука, глаза слипаются. А лодчонок тут, как блох на барбоске – и-за каждой, что ли, кипиш поднимать?

– Всё равно, – я упрямо помотал головой, – Если раньше времени переполошить вахтенных, есть шанс, что они обнаружат наших. Так что пройти-то мы пройдём, но на расстоянии. Скажем, четыре кабельтовых.

– Что ты разглядишь в такой-то темноте?

Я сунул ему бинокль.

– Видишь, огоньки вдоль бортов, ниже уровня палубы?

– Ну, вижу…

Это иллюминаторы офицерских кают. Господа просвещённые мореплаватели хлещут виски по случаю безделья и, надо полагать, нескоро ещё улягутся спать. Противоминные же сети выставляют на особых выстрелах, их иллюминаторы наверняка подсветят так, что мы всё прекраснейшим образом разглядим. Заодно, послушаем, как вахтенные службу несут. Если не дрыхнут – должны перекликаться.

– Ладно, уговорил, – Яша убрал часы, сложил куртку и вытянулся на банке, – А сейчас-то поспать можно? Хоть часика полтора?

– Это поезд. Лондонская железная дорога Чатема и Дувра. Скорость, на глаз миль тридцать пять в час, и если не будут разгоняться, то можно сесть им на хвост.

Штурман «Кронштадта», мичман Осовецкий перегнулся через борт гондолы и всматривался в разлитый внизу чернильный мрак, через который неспешно ползла цепочка тусклых оранжевых огоньков. В голове цепочки то и дело мелькали оранжевые искорки – кочегар на локомотиве вовсю шуровал в топке.

– Хочешь пройти по железке, – спросил Георгий.

– Звёзд ведь не видно, луны тоже. А так – дойдём до Кентербери, обогнём город с юга, и оттуда, по компасу – на зюйд-вест, до города Эшфорд. А дальше возьмём ещё на два румба к зюйду и выйдем к побережью где-то между Гастингсом и Камбером. Ну а дальше – как и планировали, вдоль береговой черты. Там полно рыбацких деревушек, – огни в окнах, да и линию прибоя в темноте проще различить.

Георгий задумался.

– Придётся снижаться. Могут заметить.

– Да и чёрт с ними, – Осовецкий тряхнул головой, – Главное – города обойти стороной. Что до рыбаков, то они народ не самый грамотный, за новинками техники вряд ли следят. Пока дотумкают, что за чертовщина такая в небе, пока обсудят, пока решат, сообщать властям или не стоит – сутки пройдут, не меньше. А то и вовсе подумают, что спьяну примерещилось, дело-то житейское…

– И то верно, – Георгий толкнул ручку дросселя, прибавляя обороты. Сообщи на «Свеаборг» чтобы не отставали. А то ищи их потом в такой темени…

– Сигнал разделился, – сказал Яша, – Угол между пеленгами – примерно полтора градуса, это с учётом бортового расхождения означает дистанцию около пяти миль. Считай, рукой подать.

Когда Корф с Никоновым и цесаревичем планировали рейд, был избран именно такой способ наведения на цель. Оба «блимпа», снабжённые радиопередатчиками, при приближении к конечной точке маршрута начинают транслировать постоянный сигнал. Мы при помощи нашей рации берём пеленги, и когда они разделятся – фиксируем угол и при помощи заранее составленных таблиц определяем дистанцию. Самое проблемное здесь было удерживать расстояние между дирижаблями – это делали с помощью точечных светодиодных источников света, закреплённых на носу и корме несущего корпуса воздушного корабля. Штурман засекал огоньки и, зная реальное расстояние между ними, определял дистанцию.

– Направление, – спросил я.

– Ост, восемьдесят девять градусов. Идут по ветру, и если не добавят оборотов, то через двадцать три минуты будут над нами.

Я посмотрел на часы – зелёные цифры ярко перемигивались в темноте. Георгий решил подходить к цели на малых оборотах, пользуясь попутным ветром. Вот и хорошо, меньше шансов, что их обнаружат раньше времени.

– Через пять минут врубаем маяк. Чем раньше заметят, тем точнее выйдут на пеленг.

Яша согласно хмыкнул и полез на корму, где был заранее укреплён щелевой фонарь – как и радиостанции, это была техника из совсем других времён. Когда придёт время, мощная галогеновая лампа выдаст серию ярких вспышек, видимых лишь в ограниченном секторе. Если дирижабли окажутся за его пределами – Яша будет поворачивать фонарь из стороны в сторону, пока воздухоплаватели не заметят сигнал и не скорректируют курс.

Я оглянулся. Следовало вывести «блимпы» в атаку по возможности под прямым углом к шеренге «адмиралов», а для этого они должны были иметь некий запас скорости, чтобы маневрировать по ветру. Сейчас броненосцы стояли на своём месте, и стояночные огни по-прежнему подсвечивали их борта. Огоньков в иллюминаторах кают стало, правда, меньше – но и их вполне хватило, чтобы понять: на броненосцах никому не пришло в голову возиться с противоторпедными сетями.

На корме запульсировал фиолетовый свет – Яша включил приводной фонарь. Мощность его была такова, что смотреть прямо на источник света с такого расстояния категорически не рекомендовалось, запросто можно ослепнуть. Но кожух с щелевой насадкой вполне защищал мои глаза – как и не позволял видеть световую точку с других судов, разбросанных по Спитхэдскому рейду.

– Радио с «Кронштадта» – подал голос Яша, – Они нас видят!

– Пеленг?

– Двадцать два и смещается влево.

Так, – я прикинул взаимное расположение лодки, дирижаблей и броненосцев, – Пусть выдерживают прежний курс, а когда пеленг будет около трёх, сворачивают вправо и идут прямо на маячок.

Яша кивнул и торопливо забормотал в микрофон.

– Георгий передаёт: приготовьтесь к эвакуации. Когда подойдут к нам, сбросят верёвочную лестницу и возьмут нас на «Кронштадт».

Едва не выматерился – мы о таком не договаривались!

– Что это пришло ему в голову?

– А я доктор, – ответил Яша в полном соответствии с национальной традицией.

Неожиданно, конечно – но спорить я не собирался. С момента установления связи с «блимпами» командование операцией переходило к нему, и если Георгий решил забрать нас до нанесения удара, то так тому и быть.

– Ладно, им сверху виднее. Когда подойдут на полмили – упаковывай рацию и ждём. Любопытно, что это он ещё удумал?

VIII

– Эй, полегче! Опрокинемся к свиньям!

Угольно-чёрная туша «блимпа» возникла на фоне едва сереющего восточного неба не сразу – проявилась, как проявляется изображение на фотопластинке, которую окунули в проявитель. Я вскочил и замахал руками, не обращая внимания на тревожный окрик Яши.

Сверху, разворачиваясь, упал верёвочный с деревянными ступеньками-выбленками трап. Я оглянулся – напарник вытащил из-под банки мешок с рацией и торопливо запихивал в него приводной фонарь. Я взялся за выбленки и полез вверх. До гондолы, нависшей над лодкой, на глаз было метров пятнадцать.

– Давай мешок, – крикнул я, преодолев метра два, и свесился вниз, держась за трос левой рукой. Яша – он стоял, едва удерживая равновесие на банке – раскачал мешок и подбросил. Я перехватил парусиновую лямку, неловко действуя одной рукой продел в неё голову. Жёсткий угол радиопередатчика больно впился между лопаток, но сейчас было не до мелких неудобств. Лезть было не слишком трудно, лестница почти не раскачивалась – спасибо Яше, всем весом повисшему на нижнем её конце.

«Блимп» завис на высоте примерно десяти метров, едва слышно тарахтя движком – пара двухлопастных винтов справа и слева от кормовой части длинной гондолы неторопливо вращались на реверсах, удерживая корабль над лодкой. Один из воздухоплавателей, в кожаном шлеме, с лицом, наполовину закрытым очками-консервами, махал мне рукой. Когда я добрался почти до самого верха, он перегнулся через борт и ухватился за мою ношу, помогая мне влезть в гондолу. Я с облегчённым выдохом повалился на фанерное днище, отозвавшееся на неожиданную тяжесть негромким гулом.

– Иван? Семёнов, – спросил второй воздухоплаватель, – Ты, что ли?

Он сидел примерно посередине гондолы, держа руку на большом спицевом колесе, тросы от которого уходили вниз, под «палубу». По голосу я узнал Георгия.

– Он самый, кто ж ещё?

Штурман уже втаскивал в гондолу Яшу. Я подмигнул напарнику – мол, всё путём, – и поискал глазами второй дирижабль.

– Вон, два огонька справа по борту, видишь, – цесаревич, угадавший мои мысли, ткнул пальцем в темень за бортом, где примерно на нашем уровне висели две яркие бело-голубые точки, – Это «Свеаборг», до него футов двести.

Давление на ступни чуть заметно ослабло, будто днище гондолы у меня под ногами проседало, подобно полу в идущем вниз лифте.

– Жор, это только кажется, или мы опускаемся?

– А ты что хотел, – отозвался цесаревич, – Вы с мсье Гершензоном и вашим барахлом тянете на верных пудов девять пудов, вот мы и снизились. Но не бойся, так оно и задумано. Держись за что-нибудь, сейчас немного потрясёт…

Я послушно ухватился за какую-то трубку. Цесаревич толкнул вперёд медный рычаг, мотор загудел громче, раздался свист винтов. «Блимп» медленно полз вперёд. Я глянул вниз – лодка осталась позади, но водная поверхность всё ещё приближалось. До неё, насколько я мог определить, осталось метров десять семь… пять…

Я открыл рот, чтобы крикнуть, предупредить цесаревича, но в этот момент штурман вскинул руку и рванул на себя рычаг.

– Сброс!

Под днищем что-то протяжно заскрежетало, гондола дрогнула, и почти сразу снизу раздался сильный всплеск.

– Первая пошла! Чуть правее, градуса три!

Дирижабль шевельнул рулями, словно кит хвостом, нос чуть заметно поплыл в сторону. Воздушный корабль всё ещё снижался, – хоть он и избавился разом от девятисот с лишком фунтов нагрузки, но и этот пузырь с лёгким газом обладал некоторой инерцией. Громкий всплеск, фонтан брызг, гондола завибрировала – «блимп» всё же ударился о волны. И в этот момент штурман рванул другой рычаг, с правого борта. Скрежет под днищем повторился, но шлепка на этот раз не было – видимо, в момент сброса торпеда была в воде. Дирижабль нехотя оторвался от поверхности и стал набирать высоту. Гул мотора усилился – оглянувшись, я увидел, как цесаревич навалился на штурвал, уводя нос «блимпа» в сторону моря.

– Четыре… три… два, – Штурман отсчитывал секунды, необходимые торпеде на то, чтобы преодолеть пять кабельтовых до борта британского броненосца, – Сейчас!

Поначалу ничего не произошло – но когда он привстал на своём сиденье, стараясь разглядеть, что творится впереди, ударил сильный взрыв. За ним последовал ещё один, гондолу тряхнуло.

– Попадание, – радостно завопил штурман, – «Свеаборг» тоже отстрелялся и тоже попал! Уносим отсюда ноги, покуда они не опомнились!

– …а потом мы обогнули остров Уайт и пошли на зюйд. На траверзе Шербура, милях в двадцати от французского берега нас уже ждал «Гамаюн» – чтобы не мозолить глаза англичанам, они снова подняли германский торговый флаг. В газетах потом писали, что русский царь продал кайзеру два новейших военных дирижабля, и как раз их испытания там и проходили…

– Так и есть, – отец согласно кивнул, – Я слышал, что в Германию отправили два аппарата в разобранном виде комплекта, включая двигатели. Дядя Юля поначалу протестовал, но Корф заявил, что они и так почти на две трети изготавливаются в Германии, так что скрывать особо и нечего. Вместе с дирижаблями туда направились инструктора – учить немцев обращаться с новой техникой. Так что, можно сказать, газеты не соврали.

– Ну, тогда нам до этого дела не было. Было уже довольно светло, «Гамаюн» принял «блимпы» и полным ходом двинулся на запад, вокруг Ирландии, и дальше, к берегам Скандинавского полуострова и в Архангельск. Немного опасались встречи с английскими крейсерами, но зря – один только раз увидели канонерку под «Юнион Джеком», но она быстро отстала. Хорошо, что здесь нет радио…

– Скоро появится, – сказал отец, – В войска и на флот уже пошли первые российские радиостанции, так что долго этот секрет сохранить не удастся.

Мы прибыли в Архангельск неделю назад, в первых числах ноября, пробившись через осенние шторма в арктических водах. Усталый «Гамаюн» (окончательно уже переквалифицированный в дирижабленосец Российского Императорского Флота) отстаивался в порту, залечивая раны, нанесённые ледяными ветрами и волнами Баренцева моря. Мы же с Яшей, а так же весь личный состав авиагруппы во главе с Георгием по железной дороге покатили в Питер. В грузовом вагоне, прицепленном к литерному составу, ехали оба дирижабля – в разобранном виде, разумеется.

В столицу мы прибыли сегодня утром, хорошенько выспавшись под стук вагонных колёс. Отец встретил меня на вокзале – и сейчас мы неспешно прогуливались по Невскому проспекту.

– Кстати, в позавчерашней Таймс» вышел большой репортаж об испытании двух военных дирижаблей, – сообщил отец, – Стартовали где-то близ Лондона, сделали круг над городом, прошли вдоль реки до устья Темзы и благополучно вернулись. Пишут, что на мероприятии присутствовал сам сэр Рэндольф Черчилль с сыном, причём тот находился во время полёта на борту одного из дирижаблей.

Я удивлённо хмыкнул.

– Это, что же, Уинни решил податься не в политики, а в воздухоплаватели? Ему же сейчас только тринадцать!

– Вот-вот исполнится пятнадцать. Сейчас он учится в Харроу, и отец настоял, чтобы сын поступил в военный класс. В «Таймс» пишут

– «юноша демонстрирует весьма посредственные результаты в учёбе».

– Англичане хоть поверили, что нападение было с воды, а не с воздуха?

Отец пожал плечами.

– Спорят до сих пор, поди их, пойми! Официальная позиция такова: броненосцы подверглись нападению минных катеров, спущенных с проходящего торгового судна под нейтральным флагом. Так прямо и пишут: «Русские известны своим коварством и ещё во время недавней войны на Балканах не раз устраивали своим противникам подобные каверзы…»

Он зашелестел «Петербургскими ведомостями».

– Перепечатано из лондонской вечерней газеты. Вот, послушай: «Важно, однако, другое – после нападения их парламент будто с цепи сорвался. Как адмирал Хорнби не протестовал, его буквально вынудили вести эскадру на Балтику прямо сейчас, не дожидаясь весны. И это в конце октября, когда для активных действий времени осталось месяц, не больше!..»

– Нашим тоже несладко придётся, – заметил я, – Осень, шторма – не лучшее время для действий дирижаблей. Да и с минными постановками могут возникнуть проблемы.

– Никонов уверяет, что справится. Вот, держи, специально для тебя сохранил…

И протянул номер «Таймс двухнедельной давности. Я развернул – на первой же странице красовалась большая схема Спитхэдского рейда – со стрелками предполагаемых направлений атаки русских катеров, отмеченными стоянками «адмиралов», и жирным крестиком на месте третьего от головы ордера броненосца.

– «Энсон» получил торпеду под мостик и затонул после трёх часов борьбы за живучесть. «Бенбоу» ваша рыбка попала под корму, оторвала перо руля и покалечила дейдвуды с валами – пишут, что ремонт продлится не меньше полугода. Ещё одна торпеда прошла между ним и «Коллингвудом» и взорвалась, угодив в пирс.

– Это тоже наша, – сказал я, – В смысле, одна из двух, пущенных с «Кронштадта».

– А вторая торпеда с «Свеаборга», похоже, затонула, – добавил отец, – Во всяком случае, англичане не сообщали об её находке. Но, так или иначе, у Хорнби теперь на два новейших броненосца меньше.

– И даже без «Энсона» и «Бенбоу» – перевес серьёзный. Наши, вроде, успели ввести в строй «Александра Второго», но команда ещё толком не освоилась, и считать его полноценной боевой единицей я бы поостерёгся.

Отец пожал плечами.

– В любом случае, Корф с Дубасовым добивались как раз такого результата. Они рассчитывали, что англичане, получив демонстративный щелчок по носу, съедут с катушек и двинутся на Балтику – наказывать возомнивших о себе русских.

– … что они и сделали, – я засунул сложенную газету за отворот шинели, – Нисколько не сомневался, что барон владеет высоким искусством провокации ничуть не хуже, чем шпагой. Что ж, теперь слово за броненосцами Бутакова.

– И за Никоновым с его «особой минной дивизией», – кивнул отец, – Ну ладно, об этом мы ещё успеем поговорить. А сейчас, поехали, я тебе кое-что покажу!

И махнул рукой, подзывая извозчика.

Огромное веретено было словно поймано в гигантскую сеть, – на тросах, прицепленных к этой сети, висела длинная, в две трети протяжённости несущего корпуса, решётчатая ферма. С одной стороны на ней были закреплены жёлтые этажерчатые крылышки, а с другой – пара медленно вращающихся пропеллеров футов двадцати в поперечнике. Примерно посредине фермы темнел неразличимый с такого расстояния механизм, от которого к пропеллерам расходились почти невидимые полоски приводных ремней. Из недр механизма вниз и назад торчала коленчатая, плюющаяся чёрным дымом труба, а перед ним скорчились на сиденьях две человеческие фигурки. Толпа на краю огромной лужайки то и дело разражалась рукоплесканиями криками восторга. Вверх летели шляпки и котелки; дамы рассматривали летучую невидаль в лорнеты и прихваченные с собой театральные бинокли.

– Перед вами, леди и джентльмены, управляемый аэростат, построенный по конструкции французского инженера Гэбриэля Иона, ученика изобретателя этого типа воздушных кораблей, Анри Жиффара, – объяснял офицер. Был он в форме мичмана королевского флота; интонации и некоторая скука в голое выдавала, что речь была заучена наизусть и повторялась уже не в первый, да, пожалуй и не в третий раз, – Аппарат приводится в движение компактной паровой машиной, тоже созданной по чертежам Иона и доработанной конструкторами фирмы «Виккерс». Это новейшая система тройного расширения. Пар, пройдя через первый, малый цилиндр, пар поступает во второй, средний, а затем в третий, самый крупный. Потом по трубе пар попадает в конденсатор, где охлаждался и конденсируется, чтобы снова вернуться в котел. Таким образом, паровой агрегат действует по замкнутому циклу, что безусловно, выгодно для воздушного корабля – не приходится таскать с собой лишний запас воды для котла. Сам котёл трубчатого типа отапливается нефтью, распыляемой в топке из особых форсунок. Нефть в топку подаётся насосом, а воздух – вентилятором. И тот и другой приводятся в действие вспомогательным приводом от паровой машины.

– Я слышал, Ион предлагал своё изобретение русским, – спросил молодой человек – скорее мальчик, лет пятнадцати. Стройный, светловолосый, с привлекательными чертами лица, он щеголял в тёмно-синей куртке, расшитой витыми шнурами – знающий человек без труда узнал бы в этом наряде униформу военного класса Харроу, одной из старейших в Англии частных школ.

– Так и есть, – мужчина, к которому он обращался, солидно кивнул. Был он крепко сложён, с овальным лицом, главное украшение которого помимо высокого лба составляли пышные, «бисмарковские» усы. Над этими усами нередко подшучивали газетные писаки – из тех, что специализировались на политической хронике, новостях из Парламента и многочисленных министерство Соединённого королевства. Уж они-то с первого взгляда бы узнали и сэра Рэндольфа Генри Спенсера Черчилля, в недавнем прошлом министра по делам Индии в кабинете лорда маркиза Солсбери. Сейчас лорд Рэндольф был одет в охотничий костюм из клетчатого твида – загородная увеселительная прогулка вполне это допускала.

– Всё верно, – повторил он, обращаясь к сыну, – Наши эмиссары переманили изобретателя из России вместе с его идеями. Хотя, надо признать, русские сами виноваты – они затравили Иона бесконечными придирками, а потом поставили ему перерасход средств. Как будто технические новинки в подобной области могут обходиться дёшево!

– Но ведь русские сейчас лидируют в воздухоплавании, не так ли, – спросил молодой человек, – Газеты писали о демонстрационных полётах их управляемых аэростатов новейшей конструкции во Франции. К тому же, эти слухи о том, что наш «Инфлексибл» был потоплен именно бомбами с русских воздушных кораблей!

– Слухи нередко врут, – сэр Рэндольф поморщился. – То есть русские воздухоплаватели действительно попали в броненосец одной или двумя бомбами и нанесли ему некоторые повреждения, но на дно “Инфлексибл» ушёл после таранного удара русского крейсера. Скажу тебе больше, Уинстон: недавняя диверсия на Спитхэдском рейде, стоившая Англии двух новейших броненосцев, тоже не обошлась без их участия, что бы ни говорили всякие фантазёры насчёт минных катеров. Хотим мы этого или нет – но воздушные корабли рано или поздно станут грозной силой как на морском, так и на сухопутном театрах военных действий…

Лорд Рэндольф помахал тростью. От группки военных держащихся в стороне от наблюдавших за полётами зевак, отделился морской офицер.

Познакомься, это лейтенант Чарльз Оушенборо из Королевского Флота. – представил моряка сэр Рэндольф. – Чарльз, это мой сын Уинстон.

Последовали вежливые кивки и обмен рукопожатиями.

– Надеюсь, вы всё приготовили?

Разумеется, сэр Рэндольф. – подтвердил лейтенант. Через полчаса из эллинга выведут второй аэростат, и ваш сын сможет занять на нём место.

– Благодарю, Чарльз, я знал, что на вас можно положиться. – ответил сэр Рэндольф и, дождавшись, когда офицер отойдёт, обратился к сыну – изрядно, надо сказать, удивлённому.

– Тётушка, леди Родни рассказала, что ты как-то говорил ей: «Если бы у меня было две жизни, я бы одну прожил солдатом, а другую политиком. Но поскольку в мое время войны не предвидится, я стану политиком».

– Верно, было такое. – кивнул молодой человек. – Три месяца назад, когда я гостил у неё в поместье во время летних каникул…

– Должен сказать, Уинстон, что ты тогда ошибся. – сэр Рэндольф словно не заметил попытки сына возразить. – Впрочем, это не твоя вина, на тот момент любому могло бы так показаться. Но теперь жизнь меняется слишком быстро, грядёт война, и не с какими-нибудь зулусами или афганскими горцами, а с самым страшным врагом, который когда-либо бросал вызов Британии.

– Вы снова о России, отец? – Уинстон удивлённо поднял брови. – Но даже если сэру Хорнби надоест отстаиваться в гавани и он двинет свои броненосцы на Балтику – я-то смогу разве что сопереживать нашим морякам, изучая ход боевых действий по газетам. Царь Александр признает своё поражение задолго до того, как я окончу Харроу.

– В пятьдесят четвёртом кое-кто тоже полагал, что десант в Крым, и уж, тем более, военные экспедиции на Балтику, в Белое море и на Камчатку окажутся лёгкими прогулками.

– Но мы в итоге победили!

Лорд Рэндольф покачал головой.

Это как сказать. Одержали несколько не слишком значительных побед в Крыму, за которые заплатили огромную цену в английском золоте и английских жизнях, заставили русских принять унизительные условия мира, от которых они отказались спустя двадцать два года. А балтийская кампания и экспедиция на Камчатку вообще закончились позорнейшими провалами!

– Но победа есть победа…

– Сейчас на нашей стороне нет технического превосходства, как это было во времена Восточной войны. То есть кое-кто в Адмиралтействе и особенно, в парламенте, считает, что оно есть по-прежнему, но вот эти новшества. – лорд Рэндольф указал набалдашником трости на маневрирующий над лугом дирижабль, – многих заставил призадуматься. И в результате мы вынуждены копировать технические достижения русских, а не наоборот, как это было до сих пор.

– Копировать? Полно, отец, какие могут быть достижения у этих варваров?

– Не стоит отзываться о них так неуважительно. Русские продемонстрировали, на что способны эти игрушки, и Англии в этой войне без них не обойтись. А ведь, если верить нашим агентам в Петербурге, это лишь малая часть их военных новинок…

Он снова умолк. Сын ждал, провожая взглядом парящий в небе аппарат.

– В этой войне, как считают многие – и я в их числе! – главенствующую роль будут играть именно военные изобретения. – заговорил, наконец, лорд Рэндольф. – Было бы полезно, чтобы ты потратил некоторое количество времени и усилий, чтобы ознакомиться с одним из них. Харроу никуда не денется, я напишу директору школы, он предоставит тебе отпуск на полгода. Не исключено… – тут он снова сделал паузу, давая сыну возможность оценить важность услышанного, – …не исключено, что именно в воздухе однажды будет решаться судьба Британской Империи.

Конец первой части