Текст книги "Черчилль без лжи. За что его ненавидят"

Черчилль и живопись

В 1969 году Клементина рассказывала Мартину Гилберту, автору наиболее фундаментальной биографии Черчилля в восьми томах (первые два тома написал сын Черчилля Рэндольф): «Провал в Дарданеллах преследовал Уинстона всю жизнь. После ухода из Адмиралтейства он считал себя конченым человеком. Он думал, что никогда больше не вернется в правительство. Я думала, что он никогда больше не придет в норму, и боялась, что он умрет от горя». В тот раз Черчилль вышел из депрессии благодаря обращению к живописи, ставшей его любимым хобби. Тогда в Саррее он создал несколько неплохих пейзажных акварелей. Сам Черчилль признавался: «Я даже не знаю, как бы я смог пережить эти ужасные месяцы с мая по ноябрь, когда ушел из кабинета министров, если бы в мою жизнь не вошло это новое большое увлечение. Все лето я самозабвенно рисовал. Нет другого такого рода деятельности, которая полностью отвлекала бы от мрачных мыслей. Вот, например, гольф. Он совершенно не подходит для этой цели. Играя партии, я большую часть времени думаю о делах. Даже между чаккерами в поло то и дело мелькают печальные мысли. В живописи же все иначе. Я не знаю какого-либо другого занятия, которое, абсолютно не изматывая тело, настолько полно поглощает ум. Какие бы заботы ни принес день, какие бы угрозы ни таило в себе будущее, едва картина начинает рождаться, все тревоги отступают, для них больше нет места в голове. Они уходят в тень и исчезают во мраке».

Во время армейской службы в 1915–1916 годах Черчилль, командуя батальоном шотландских стрелков, нарисовал четыре картины, одну в укрытии, а три – непосредственно на линии огня. На солдат и офицеров батальона подобное спокойное мужество произвело сильное впечатление. Каждый раз, когда батальон оказывался на линии фронта, Черчилль невозмутимо делал зарисовки, не обращая внимания на неприятельский огонь.

Всего за более чем 40 лет занятий живописью Черчилль создал около 500 картин. Но когда в конце 40-х годов ему предложили устроить выставку его работ, Уинстон отказался: «Они не стоят того, чтобы их выставлять. Их ценность только в том, что они написаны знаменитой личностью». А позднее он признавался: «Мне как-то неловко выставлять свои картины публично, ведь они для меня, как дети: даже если ведут себя плохо, то все равно остаются любимыми.

Тем не менее в 1947 году Черчилль направил две картины в Королевскую академию искусств, подписавшись вымышленным именем – мистер Дэвид Винтер. К его удивлению, работы были приняты, и в 1948 году Черчилль стал почетным членом Королевской академии искусств. В дипломе, подписанном покровителем Академии королем Георгом VI, отмечалось: «Это уникальное назначение стало возможно благодаря постоянной службе нашему Королевству и его людям, а также Вашим достижениям в искусстве живописи».

В 1950 году при содействии бизнесмена Джойса Клайда Холла 12 картин Черчилля все же были выставлены анонимно для американской Ассоциации директоров искусствоведческих музеев. Профессионалы оценили их довольно высоко, утверждая: «Кто бы ни был их автор, он явно не художник воскресного дня». А Черчилль-то как раз творил свои полотна только по выходным и в немногие свободные от других дел, вроде политики или литературы, минуты и часы.

Первая персональная выставка Черчилля под своим именем, включившая 35 работ, была организована в Канзас-Сити (Миссури) в 1958 году. В первый день ее посетило более 5 тыс. человек. Как писала одна из местных газет, «еще никогда в истории Нельсоновской галереи за день не было столько посетителей. Хотя их и привлекло имя Черчилля, большинству экспозиция понравилась и сама по себе». Общее же число посетителей выставки отставного британского премьера, которая после Канзас-Сити отправилась в турне по американским городам, превысило полмиллиона. Среди них был и давний друг Черчилля президент Гарри Трумэн, который похвалил его за реализм: «Они чертовски хороши. По крайней мере, вы ясно видите, что именно на них изображено. А о работах многих современных художников этого не скажешь». Также и директор галереи Лоуренс Сикман утверждал: «По большей части Уинстон реалист. Его деревья выглядят как деревья, дома – как дома. Достаточно одного взгляда на его работы, чтобы понять, что он предпочитает яркие тона». А фельдмаршал Алексендер, отбивая хлеб у профессиональных искусствоведов, сказал о работах Черчилля: «Он очень любит краски и берет их слишком много, отчего его картины так резки. Он не может устоять, чтобы не использовать всю палитру красок». В живописи, как и во всем остальном, начиная от политики и кончая едой, Черчилль был максималистом.

После США выставка его работ побывала в Канаде, Австралии и Новой Зеландии. А в следующем году Уинстон впервые выставился на родине, в лондонской Диплома-галерее. На выставке, проходившей под патронажем Королевской академии искусств, публике были представлены 62 картины. За всю историю Черчилль был пятым академиком, удостоенным столь большой прижизненной выставки. На открытии Уинстон не присутствовал. Клементина писала ему, что в день открытия выставку посетило 3210 человек, тогда как годом раньше на открытии выставки Леонардо да Винчи было только 1172 человека. Когда открывшуюся в марте выставку в мае наконец почтил своим присутствием Черчилль, число посетителей превысило 100 тыс. А всего на выставке побывало более 140 тыс. человек. Искусствовед Джон Лондон писал, что от картин Черчилля исходит яркость, сила и самоуверенность, а дюжина картин смело могла бы соперничать с лучшими полотнами французских импрессионистов. Отмечали также высокий профессионализм черчиллевских картин. Сам он после отставки стал охотно дарить картины своим друзьям, утверждая: «Мои картины слишком плохи, чтобы их продавать, и слишком дороги, чтобы дарить их кому-то другому, кроме близких друзей». Но со временем круг тех, кто удостоился столь желанных подарков, расширился. Туда попали и политики других государств, например, премьер-министр Австралии сэр Роберт Мензис.

Справедливости ради отметим, что, как и у всякого художника, среди искусствоведов у Черчилля были как свои поклонники, так и суровые критики. Например, Роберт Пейн утверждал, что Черчилль никакой не крупный живописец, а лишь жалкий любитель, которому никогда не удавалось написать хороший портрет, так как люди выглядят у него плоско и безжизненно. Черчилль действительно редко рисовал портреты, предпочитая им пейзажи, поскольку «деревья никогда не жалуются», а рисовать живых людей ему никогда не хватало терпения. Однако людей он рисовал в технике импрессионистов – несколько небрежных мазков, соединенных в единое целое. А ведь Ренуару или Дега претензий на этот счет сегодня никто не предъявляет, хотя в первые годы существования импрессионизма представителей этого течения критиковали примерно так же, как Пейн критиковал Черчилля. Так что можно не сомневаться, что Уинстон был действительно крупным художником, а если бы отдал живописи всю жизнь, его имя наверняка бы стояло в одном ряду с лучшими художниками XX века – Сальвадором Дали, Полем Сезанном, Пабло Пикассо и др.

Другой искусствовед, Денис Саттон, видел в Черчилле-художнике лишь жалкого любителя, а его творения считал «живописью на отдыхе» и способом релаксации. А по мнению Эрика Ньюмена, многие работы Черчилля восхитительны, но в них нет «волшебства, присущего действительно крупным художникам, всю жизнь посвятившим поискам таинственной красоты природы». Конечно, если бы Черчилль стал профессиональным художником, он бы вообще мог достичь в мастерстве живописца заоблачных высот. Несомненно, огромный интерес к его картинам был вызван прежде всего той ролью, которую Черчилль сыграл в истории. Но столь же очевидно, что работы Черчилля обладали также и эстетической ценностью. Ряд искусствоведов полагал, что, хотя Черчилль и не стал великим художником, в некоторых его работах можно увидеть искры гениальности. Через много лет после смерти Уинстона, в 1982 году, президент Королевской академии искусств сэр Хью Кэссон охарактеризовал Черчилля как «любителя с ярко выраженным природным талантом» и заметил, что «если бы у него было больше практики и академических знаний, из него получился бы хороший профессионал. Особенно хорош он был как колорист». Такого же мнения был и сэр Освальд Бирли: «Если бы Уинстон уделял живописи столько же времени, сколько политике, он стал бы одним из величайших художников мира».

При этом спрос на картины Черчилля сохранился и через много лет после его смерти. Так, в 1977 году одна из работ британского премьера была продана за 148 тысяч фунтов стерлингов. В декабре 2006 года его «Вид на Тинхерир», написанный в 1951 году в Марокко, ушел за 612,8 тысячи фунтов. А в июле 2007 года во время лондонских торгов аукционного дома Сотби стоимость работы Черчилля «Чартвелл: пейзаж с овцами» превысила рубеж в 1 миллион фунтов. Искусствовед доктор Артур Фракфуртер, вероятно, прав, когда полагает, что в популярности картин Черчилля среди коллекционеров в равной мере повинны как его личность, так и художественные достоинства его творений. Ведь, кроме Черчилля, не было больше ни одного выдающегося художника, который стал бы великим премьер-министром одной из великих держав мира, да еще в экстремальный период Второй мировой войны.

Как известно, главный противник Черчилля во Второй мировой войне, Адольф Гитлер, в молодости тоже был художником. И как полагают сегодня многие искусствоведы, художником довольно выдающимся (хотя, конечно, высокие цены, которые сегодня платят за его работы на аукционах, определяются исключительно личностью автора). Кстати, как и Черчилль, Гитлер рисовал в импрессионистической манере и предпочитал пейзажи, а не портреты. Историки и философы любят рассуждать на тему, что было бы, если бы Гитлера в свое время приняли бы в Венскую академию художеств и он посвятил бы свою жизнь не политике, а живописи. Наверное, тогда он не стал бы фюрером Германии, и не было бы ни Второй мировой войны, по крайней мере, в том виде, в каком мы ее знаем, не было бы холокоста и других преступлений нацистов. Но точно такая же альтернатива могла быть и насчет Черчилля. Если бы Уинстон настолько увлекся живописью, что забросил бы политику, весь ход Второй мировой войны мог бы пойти иначе. В этом случае Черчилль никогда бы не стал британским премьером, и вполне возможно, что летом 1940 года, после краха Франции, британское правительство без Черчилля, возглавляемое мюнхенцами, заключило бы мир с Германией. А тогда в войну вряд ли бы вступили Соединенные Штаты, и у Гитлера появилась бы возможность разгромить Советский Союз и обрести гегемонию в Европе. Поэтому для Англии и всего человечества стало благом, что Черчилль предпочел стать политиком, а не художником. Замечу только, что живописью, равно как и литературным трудом, Уинстон занимался главным образом в то время, когда оказывался вне активной политической деятельности.

Между прочим, вопреки распространенному мнению, Черчилль высоко оценивал лидерские качества Гитлера, хотя всегда считал его смертельным врагом Британской империи, которого необходимо уничтожить. В статье, опубликованной в 1935 году, Уинстон отдал должное «мужеству, упорству и энергии Гитлера, позволившие ему взять власть. Черчилль не обошел своим вниманием гитлеровские преступления, в заключение оговорился, что «история полна примеров, когда людей, достигших вершины власти путем жестоких, отвратительных мер, потом возводили в ранг великих, оценивая в целом их жизнь, и считали этих кровавых героев украшением истории человечества. Не исключено, что так будет и с Гитлером». Но британский премьер сделал все, чтобы с Гитлером так не было.

Черчилль и Советская Россия

Черчилль не раз говорил о необходимости «задушить большевизм в колыбели». Став в июле 1917 года министром вооружений, он был одним из инициаторов британской военной интервенции в России после того, как там в ноябре 1917 года победили большевики. Ленина он называл «чудовищем, карабкающимся по пирамиде, сложенной из черепов». И предупреждал: «В конечном счете коммунистический нигилизм ведет к тому, что большевики разрушают все, что попадается на их пути… Они, как вампиры, высасывают кровь из своих жертв». Как считал Черчилль, России не на что надеяться, пока «гнусная шайка фанатиков-космополитов продолжает держать за волосы и тиранить русский народ». Его вывод был однозначным: «Большевистская тирания – самая страшная в истории человечества, самая разрушительная и постыдная».

У Черчилля даже был план, согласно которому несколько десятков тысяч солдат англо-французского экспедиционного корпуса должны были соединиться с белыми армиями и свергнуть большевиков. Однако очень скоро стало ясно, что солдаты, особенно французские, сыты по горло Первой мировой войной и вмешиваться в Гражданскую войну в России не имеют никакого желания. Пришлось ограничиться снабжением белых армий вооружением и боеприпасами, но это оказалось недостаточно для их победы. С конца 1919 года, после поражений армий Деникина и Колчака, Англия прекратила помощь белым армиям.

Черчилль считал коммунистическую опасность весьма актуальной как для Англии, так и для стран Британской империи и требовал «задушить коммунизм в колыбели». Михаил Булгаков, автор сатирической повести «Роковые яйца», где рожденные из-за красного луча, открытого профессором Владимиром Ипатьичем Персиковым, пародирующим Владимира Ильича Ленина, гигантские гады пожирают людей и едва не завоевывают Москву, но гибнут от внезапно ударивших морозов, сохранил в своем архиве следующее сообщение ТАСС от 24 января 1926-го, озаглавленное «Черчилль боится социализма». Там говорилось, что 22 января министр финансов Великобритании Уинстон Черчилль, выступая с речью в связи с забастовками рабочих в Шотландии, указал, что «ужасные условия, существующие в Глазго, порождают коммунизм», но «мы не желаем видеть на нашем столе московские крокодиловые яйца (подчеркнуто Булгаковым. – Б. Б.). Я уверен, что наступит время, когда либеральная партия окажет всемерную помощь консервативной партии для искоренения этих доктрин. Я не боюсь большевистской революции в Англии, но боюсь попытки социалистического большинства самочинно ввести социализм. Одна десятая доля социализма, который разорил Россию, окончательно погубила бы Англию…» Таким образом, Черчиллем двигала не русофобия, а скорее русофильство. Он по-своему жалел Россию – жертву коммунистического эксперимента.

Еще в 1908 году Черчилль провозгласил: «Либерализм – это не социализм и никогда им не будет… Социализм стремится искоренить богатство, либерализм – бедность. Социализм уничтожает личную заинтересованность, либерализм ее охраняет, примирив с правами общества. Социализм губит предпринимательство, либерализм лишь освобождает его от гнета привилегий… Социализм ставит во главу угла регламент, либерализм – человека. Социализм критикует капитал, либерализм – монополии». До конца своих дней Уинстон пребывал в убеждении, что коммунисты «ведут нескончаемую войну против цивилизации, чтобы уничтожить все институты власти, все правительства, все государства в мире. Они стремятся создать международный союз нищих, преступников, бездарностей, бунтовщиков, больных, дебилов и дураков, который должен охватить весь мир». Будучи убежден, что коммунисты вгонят человечество в каменный век, Черчилль в 1949 году заявил: «Если бы мы задушили русский большевизм при его рождении, человечество было бы безмерно счастливо».

Чтобы британские рабочие не заболели «русской болезнью», Черчилль выступал за развитие социальных программ. В то же время ему не удалось убедить премьер-министра Дэвида Ллойд-Джорджа начать полномасштабную интервенцию с использованием в боевых действиях десятков и сотен тысяч британских солдат. Премьер сознавал, что британская армия очень устала за годы Первой мировой войны и вряд ли будет в восторге, что ей вновь придется воевать, теперь против России, которая еще вчера была союзницей по Антанте, причем воевать в ходе интервенции, цели которой были совершенно неясны миллионам жителей Соединенного Королевства. Когда в 1924 году Черчилль покинул ряды либералов и вернулся к консерваторам, чтобы стать министром финансов в новом правительстве, он мотивировал свой переход тем, что только консерваторы могут противостоять коммунистическому влиянию в Англии и победить лейбористов, которые, как полагал Уинстон, во многом разделяли коммунистические идеи.

И в том же 1924 году советский поэт Владимир Маяковский в стихотворении «Наши поправки в англо-советский договор» вдоволь поиздевался над Черчиллем:

Достопочтенный лорд Черчилль совсем в ругне переперчил: орет, как будто чирьи вскочили на Черчилле.

Стихотворение было написано в связи с подписанием лейбористским правительством 8 августа 1924 года англо-советского договора. Маяковский даровал Черчиллю титул лорда, которого у того в тот момент не было. Консерваторы, в том числе Черчилль, выступили против этого договора, считая его капитуляцией перед советскими коммунистами, и после поражения лейбористов отказались ратифицировать договор. В 1927 году эти строки про Черчилля были также напечатаны отдельно в газете «Комсомольская правда» в качестве подписи под карикатурой на британского министра финансов.

Вопреки распространенному мнению Черчиллю никогда не были чужды интересы простого народа. Его часто обвиняли в нелюбви к трудящимся. Но когда в 1 908 году, в возрасте 33 лет, Черчилль стал самым молодым министром торговли и промышленности в британской истории и сразу же добился установления минимальной оплаты труда, улучшения системы медицинского страхования и пенсионной системы, а также принятия закона об учреждении бирж труда. Он также предложил на рассмотрение проект закона о пособии по безработице, принятый в 1911 году. А став в 1910 году шефом МВД, Уинстон всерьез озаботился проблемой улучшения условий содержания заключенных. И именно Черчилль, будучи министром финансов после Первой мировой войны, добьется выплаты пенсий всем вдовам и сиротам погибших на войне. В то же время, незаконные забастовки Черчилль всегда подавлял весьма жестко, видя в них угрозу государственной стабильности. Кстати сказать, в молодости в одной из статей Черчилль писал, что, «для того чтобы насадить добродетель в обществе, прежде всего нужно улучшить социальные условия жизни и развить образование, а не слушать, раскрыв рот, ханжеское словоблудие». Только таким образом он рассчитывал противостоять «красной опасности».

Черчилль и мировой финансовый кризис

24 октября 1929 года, в день краха нью-йоркской фондовой биржи, Черчилль, будучи министром финансов, как раз находился в Нью-Йорке. В честь Черчилля в доме Перси Рокфеллера был дан банкет, на котором Бернард Барух невесело пошутил, обращаясь к пятидесяти наиболее влиятельным членам биржи: «Друзья и бывшие миллионеры!» Черчилль тогда еще не понял масштаба свершившейся катастрофы. 30 октября, покидая Америку, Уинстон заявил журналистам: «Биржевой крах – лишь преходящее событие в жизни отважных и трудолюбивых людей, и он никак не скажется на их финансовом благополучии». Хотя, возможно, британский министр финансов хотел лишь успокоить американскую и мировую общественность, справедливо полагая, что паника только усугубит положение. Сам Черчилль в результате кризиса лишился всех своих сбережений, вложенных преимущественно в ценные бумаги. Но в 30-е годы он смог компенсировать потери за счет литературного труда, опубликовав мемуары «Мировой кризис», биографию первого герцога Мальборо и многочисленные публицистические работы и первые тома «Истории англосаксонских народов». По подсчетам его биографа Мартина Гилберта, только в 1929–1937 годах литературные доходы Черчилля составили свыше 100 тыс. фунтов стерлингов. Черчиллю помогло то, что он был настоящим трудоголиком. Один из его помощников вспоминал: «Я никогда не видел его усталым. Он всегда действовал точно, как часовой механизм. Он знал, как правильно распределять и расходовать жизненную энергию. Во время работы Уинстон превращался в настоящего диктатора. Он сам устанавливал для себя безжалостные временные рамки и выходил из себя, если кто-то ломал его график». О том же свидетельствовала и секретарша Черчилля Грейс Хемблин: «Уинстон строгий начальник. Он постоянно подгонял нас, редко балуя похвалой. Погружаясь в работу с головой, он требовал и от других такой же самоотдачи. С годами мы осознали, что нам, работающим с ним в условиях стресса и перегрузок, дается уникальная возможность наблюдать всю прелесть его динамичной натуры и испытывать на себе проявления его благородного характера».

Но только-только литературные заработки поправили финансовое положение Черчилля, как произошел новый крах. В результате неудачных финансовых спекуляций в Америке Черчилль получил 18 тыс. фунтов стерлингов долга. Если бы не помощь друзей-банкиров, ему наверняка пришлось бы продать свое любимое поместье Чартвелл.