Текст книги "Это моя земля!"

– Десять тысяч? Ничего себе! У нас тут чуть больше двух – и мы уже не знаем, как размещаться, своими силами новые дома строить начали, – сочувственно качает головой тот.

– Не, нам проще, – отмахиваюсь я. – Это у вас тут всего несколько учебных корпусов да пара-тройка казарм… Остальное – стрельбища, тактические поля да танковые директрисы.

– Ну, прямо уж так и пара-тройка… – с деланой обидой тянет старлей. – Поболе будет. И не только казармы, но и гостиницы имеются.

– Пусть так, – с готовностью соглашаюсь я, – но у нас-то там не армейский учебный центр, пусть и большой, а вполне нормальный город: пяти-, девяти– и даже шестнадцатиэтажные дома имеются, ну и всякое прочее, включая детские сады, больничку, пожарную часть и милицейский околоток.

– Везет…

– Это если с одной стороны поглядеть. А с другой – у вас тут периметр изначально закрытый и куча строительной техники как раз по профилю, для оборонительных сооружений. Оставалось только забор укрепить слегка и фантазию проявить. А у нас – город. Обычный, без бетонных заборов вокруг…

– И чего делаете?

– Укрепляемся помаленьку, окна на нижних этажах замуровываем, между домами стены ставим.

Тут я скорее желаемое за действительное выдаю, строительство только сегодня начаться должно было… Да и ладно! Сам же говорил: «Слегка не приврать…»

– Нелегко придется, – сочувственно качает головой подошедший к нам грушный прапорщик. – И голодных ртов полно, и работы немерено. А главное – нужно еще кого-то сагитировать ту работу выполнять. Добровольно кирпич таскать да раствор месить не каждый манагер пойдет. Среди них же чуть не половина – профессиональные пустомели и бездельники.

– Это да, – киваю я, – может, и не настолько все страшно, но проблема такая имеется. Что делать… будем агитировать.

– Что касается «обстакановки», – продолжает прапор, – это тебе лучше к нашему старшему, подполковнику Пантелееву. Он у нас тут вроде начальника разведки. Только его нет сейчас – на выезде, только к вечеру вернется.

– Начальник разведки – и сам на выезде?

– Пантелеев у нас – тренер играющий, – ухмыляется в ответ грушник.

Ну да. Спецназ ГРУ – это вам не мотопехота, где большинство подполковников-полковников уже такой «штабной грудью» обрастают, что на пятый этаж по лестнице в один прием подняться не могут. А в ГРУ – вроде как в нашем милицейском ОМСН, где тоже званием-то, может, уже и полковник, а по должности – старший опер, ну максимум старший опер по особым… В общем – как рядовой боец, с автоматом сам рысачишь, без скидки на погоны и выслугу лет. Скорее наоборот: как с наиболее подготовленного – требуют куда больше, чем с молодых-зеленых.

– Хотя бы примерно во сколько будет, не в курсе?

Мой собеседник в ответ только руками развел. Все верно, ему-то откуда знать?

– Какие идеи? – интересуется Буров.

– Думаю сначала до АЗС возле Солнечногорска прокатиться. «Пламя» от нас теперь никуда не денется, а вот армейцы могут и укатить. Не смертельно, конечно, но раз уж взялись за сбор информации… Как мой отец говорит: «Делай все хорошо – фигово само получится». Там с народом поболтаем – назад вернемся. Впустите нас назад-то? – вопросительно смотрю я на старлея.

– Впустим, – не стал жеманничать он. – Только для того, чтоб на территорию попасть, зарегистрироваться нужно будет и гостевую времянку получить. Без нее – до первого внутреннего патруля.

– С регистрацией возни много? – вступает в разговор высунувшийся в окно УАЗа практичный Солоха.

– Нет, за пару-тройку минут можно управиться, – успокаивает его прапорщик-спецназовец.

– И чего тогда ждем? – В голосе нашего хохла вдруг прорезались начальственные нотки. – Поехали уже. Пока туда, пока назад, а там, глядишь, и начальство здешнее как раз вернется…

– Ладно, парни, тогда мы не прощаемся, – киваю я старлею и обоим прапорам, усаживаясь в машину.

Старший лейтенант желает нам счастливого пути и идет в караульное помещение открывать ворота, а тот прапорщик, что болтал с нами, шутливо козыряет двумя пальцами.

АЗС на Ленинградском шоссе – учебный центр «Пламя»,

29 марта, четверг, день – вечер

Армейцы с автозаправки уехать не успели, но, судя по всему, когда наш УАЗ подъехал – как раз собирались. Но тут объявились мы. Подкатили к БМП, выбрались, представились, познакомились с «аборигенами». Оказалось – офицеры и контрактники доблестной Четвертой гвардейской танковой Кантемировской ордена Ленина Краснознаменной дивизии. К желанию обменяться информацией кантемировцы отнеслись с полным пониманием. Военные – они на самом деле вовсе не такие тупезни, какими их зачастую (и совершенно необоснованно) считают гражданские. Они даже если не знают старую фразу: «Кто владеет информацией – тот владеет миром», – и не в курсе, кто именно ее произнес, то интуитивно с такой постановкой вопроса согласны. И то верно: на кой вот этому, заросшему длинной, но редкой рыжеватой щетиной старшине-контрактнику знать того же самого миллиардера Ротшильда? Он ему что, близкий родственник? Специально для него в Боевом уставе, который, кстати, далеко не самые глупые люди в свое время сочиняли, то же самое прописано, пусть и слегка другими словами. Ага, то самое: «Разведка ведется непрерывно…» Что, скажете, есть большая разница? Вот и я говорю – те же яйца, только в профиль. По словам командовавшего тут майора – они на этой заправке со второго дня стояли. Сначала просто порядок поддерживали, бензином всех заливали и изредка подбредающих из Солнечногорска мертвяков отстреливали. Потом еще и оружие раздавали. Сперва службу несли, так сказать, смешанным составом, позже, когда бо́льшая часть срочников, подобно нашим таманцам, рванула по домам, остались одни офицеры и контрактники. А вчера в обед, когда стало окончательно ясно, что из Москвы выбираются уже не тысячи и даже не сотни, а считаные единицы, они получили приказ ждать еще сутки, потом сворачиваться и возвращаться в ППД дивизии под Наро-Фоминск.

– Что, вообще прорвавшихся не было? – хмуро интересуется у рыжего «контраса» Солоха.

– Сегодня с самого утра – четыре машины всего, – отмахивается тот в ответ.

М-да, по сравнению с теми многокилометровыми хвостами едва ползущих пробок, что мы видели всего несколько дней назад на Варшавке и Ярославке, – даже не капля в море. Вообще ничто.

– А это, кстати, ваша работа? – Я указываю глазами на слегка покачиваемое теплым весенним ветерком тело на фонарном столбе.

– Не совсем, – слегка морщится майор, теребя мочку уха. – Совместное, можно сказать, творчество. Вешали мы, а вот взяли эту суку «партизаны»…

– Кто? – удивленно переспрашиваю я.

– Да есть тут команда одна. Кто такие – непонятно. Сами только отшучиваются: партизаны, мол, народные мстители. Экипированы, конечно, серьезно. И снаряга новая, деловая, и оружие – как с выставки, все в рельсах, оптика-коллиматоры-целеуказатели – все дела, и машины – хана всему, хоть в джип-шоу на них… Но не из наших, да и не из ваших, пожалуй. И к Большому Брату, думаю, никакого отношения не имеют.

– С чего решил? – История про «народных мстителей» меня заинтересовала.

– Да девчонок у них в группе много. Как минимум четыре, причем две – совсем на вид соплюхи, школьницы. Но стреляют – дай дорогу! Они тут с нашим руководством что-то вроде джентльменского соглашения заключили: мы им автоматы и патронов подогнали, а они несколько дней по Солнечногорску круги наматывали, мертвецов отстреливали да людей, в домах заблокированных, выводили. Через нас несколько десятков ими спасенных прошло, почти все про них рассказывали. А потом они это дерьмо, – майор сплюнул на грязный асфальт, искоса зыркнув на повешенного, – притащили. Таких шакалов там целая стайка сбилась, мать их за ногу. Беспределили по полной программе, несколько человек застрелили просто так – развлекались. Женщин насиловали и убивали. Короче, та еще погань…

– А про «подвиги» – то их откуда узнали? Свидетели?

– Да сам, гаденыш, раскололся. Сначала под дурака косить пытался, но когда наш Абрек, – майор кивнул на рыжего контрактника, – свой трофейный «ухорез» достал – лопнул до самой задницы и запел, как канарейка.

– Так вы ему что, на самом деле, что ли, яйца отчекрыжили?.. – изумленно тянет Тимур.

– Не, брезгливый я, об такое дерьмище мараться, – скривился названный Абреком «контрас». – Так, попугал немного, пару раз по брюху ширкнул, только кожу и рассек, чтоб кровь пошла… А он тут же и обделался. «Герой», сука… Только против баб да безоружных воевать горазды были, твари.

С обсуждения повешенного бандита и поймавших его «партизан», которые, как я понял со слов майора, подались в то самое «Пламя», из которого мы только что приехали (интересные все же ребятишки, надо бы попробовать найти их да пообщаться), перешли к вопросам практическим и более приземленным. Я взял у майора часто́ты, на которых можно будет установить связь со штабом дивизии в Наре, и клятвенно пообещал передать их своему командованию. Хотя, думается мне, наши отцы-командиры давно уже и без нас состыковались. Впрочем, это нам не так уж важно. Наше дело маленькое – наладить контакты на своем уровне, а дальше: «Пусть лошадь думает, у нее голова большая». Мы же свое дело сделали честно.

В общем, проболтали мы с кантемировцами не меньше часа. Потом из железной утробы БМП высунулась чумазая физиономия мехвода, который позвал майора и протянул ему подключенный к ТПУ шлемофон.

– Простите, парни, – с ходу взял быка за рога тот, вернув «говорящую шапку» и подойдя к нам, – но нам пора. Не обессудьте…

– Да ладно, чего уж там, – понимающе хмыкнул я, – сами погоны носим, всё понимаем. Удачи!

Вполне по-дружески распрощавшись с нами, гвардейцы забрались под броню, и бэха, рыкнув движком и плюнув солярным выхлопом, зашлепала траками по асфальту в сторону Кольцевой, быстро набирая скорость.

– Все, орлы, гвардия отчалила, пора и нам честь знать. Пока до «Пламени» доберемся, пока все их бумажки оформим, глядишь – и «играющий тренер» Пантелеев со своего выезда вернется.

Пантелеева нам все-таки пришлось подождать, пусть и совсем недолго. Руливший на КПП старлей как раз успел вписать наши данные в толстый прошитый журнал с пронумерованными страницами и вручить нам по временному пропуску – явно в типографии отпечатанному небольшому листочку плохонькой сероватой бумаги. Приглядевшись к мелкому, почти неразличимому тексту в правом нижнем углу, я выяснил, что отпечатаны эти «мандаты» типографией Министерства обороны Союза Советских Социалистических Республик еще в семьдесят девятом году тиражом аж в один миллион экземпляров. Да уж, крепка была Совецка власть! А я ведь говорил, что в армейских закромах, если хорошенько поискать, еще и не такое найти можно. Один мой старый друг, служивший еще при Союзе в Закавказье, в теплой беседе под пивко поведал о штабелях хранящихся на тамошних складах казачьих шашек и кавалерийских седел. И знаете, несмотря на некоторую степень алкогольного опьянения как рассказчика, так и слушателя, я ему почему-то безоговорочно поверил. Во-первых, друг – из тех людей, что в склонности к пустопорожнему трепу не замечены, а во-вторых… А во-вторых, наглядное подтверждение я сейчас в руках держу: расходный, копеечный бланк, что почти тридцать лет назад отпечатан был и вполне себе в обращении до сих пор.

Едва выйдя из караулки, мы услышали пока еще совсем тихое, но уже вполне отчетливое завывание доброй пары десятков двигателей. Звук, знакомый до боли по кавказским командировкам – идет большая колонна.

– Вот и Пантелеев возвращается, – мотнул головой в направлении ворот спецназовский прапор. – Вы УАЗ свой чуть к забору подвиньте, а как колонна пройдет – в хвост пристраивайтесь. Они на склады пойдут сейчас, там плац здоровенный, как встанут – грузовики, думаю, под разгрузку пойдут, а наши все на броне останутся. Вот возле бэтров Пантелеева и ловите. Здоровенный такой мужик, тебя, конечно, пониже, но в плечах как бы не шире. И бритый наголо, как Котовский. В крайнем случае у любого с брони спросите – покажут.

Поблагодарив прапорщика за совет, мы рассаживаемся в машине, а когда длинная вереница из полутора десятков зеленых армейских тентованных «Уралов» и КамАЗов, сопровождаемых пятью бронетранспортерами-«восьмидесятками», неспешно закатывает через ворота и уходит куда-то вглубь территории учебного центра – едем следом.

Сразу поговорить с подполковником, которого я и без чьих-то подсказок моментально узнал по описанию, нам не удалось. Он, похоже, на головном БТРе ехал, и к тому моменту, как мы вслед за замыкающим бронетранспортером на плац перед складами выкатили и из припаркованного УАЗа вылезли, его уже перехватил какой-то парень, с которым Пантелеев сейчас оживленно и, по лицам видно, вполне дружески беседовал. Не мешать же людям – невежливо это… Собеседник подполковника, кстати, меня тоже заинтересовал. На вид – ничего в данных обстоятельствах и в этом месте необычного: высокий, худощавый, но крепкий, широкоплечий, с короткой стрижкой, одет в новенькую «горку». Среди бойцов в «Пламени» сейчас таких – двенадцать на дюжину. Зато вот автомат его… Насколько мне отсюда видно, изначально это был обычный АКМ, но вот сейчас… Как-то сразу сами собой вспомнились «народные мстители», про которых кантемировский майор рассказывал, – столько на тот автомат было понакручено и понавешано. Нет, не подумайте плохого, это я в хорошем смысле. Так сказать, в приступе белой зависти. Сам уже давно на такой обвес для автомата слюни пускаю, да только уж очень дорого – не по карману было. Короче, что-то мне подсказывает, что это один из тех самых «партизан», не исключено даже, что их старший.

– Стой, руки вверх, стрелять буду! – раздается вдруг у меня за спиной. – Борисяныч, глазам своим не верю, ты ли это?

– Оба-на, – оборачиваюсь я на голос. – Митяй! А твоя светлость тут какими судьбами?

После крепкого рукопожатия мы обнялись, похлопывая друг друга по плечам.

– Аккуратнее, ведмедь, помнешь меня, маленького, – делано кряхтит Димка, прозванный за «субтильное и хрупкое» телосложение Бульдозером. – Закабанел-то как! Толстеешь, брат, толстеешь.

– Хорош меня кошмарить, – широко ухмыляюсь я в ответ. – Типун тебе на язык – «толстею». И так скоро турник подо мной гнуться будет.

– А я о чем? – легонько тычет меня тот могучим кулачищем в плечо. – Жирный стал – все турники погнул, вредитель!

С командиром взвода Подольского ОМОНа лейтенантом Димой Марковым мы знакомы еще с тех времен, когда я был сержантом, а он – прапорщиком. В общем, очень много лет знакомы. Отличный парень, правильный. И надежный как скала. И такой же крепкий. В ОМОНе вообще дохликов как-то не водится, народ весь физически развитый и тренированный, поэтому, чтобы заработать прозвище Бульдозер, нужно очень постараться выделиться на общем фоне. Диме это удалось.

– Нет, Митрий, я серьезно: тебя каким ветром сюда занесло?

– Попутным, Боря, попутным… – смурнеет лицом старый товарищ. – И не меня одного. Нас тут почти полный взвод, да плюс семьи.

– Это как так?

– Да вот так, – совсем помрачнел Дмитрий. – Мы же к Москве поближе, чем вы. Ну и киданули нас туда немного раньше, когда еще почти ничего толком не понятно было… В общем, были «двухсотые»… много… Считай, почти целый взвод потеряли исключительно по начальственной дурости: вызвали как на массовые беспорядки. С одними спецсредствами, без оружия.

– Я знаю кого?

Дима кивает.

– Подопригора, Буянов, Снежик…

– Твою-то мать!

– Вот-вот, – продолжает он. – Что в Отряде делалось – лучше и не представлять: бабы воют, дети плачут, бойцы ходят злые как черти… А тут еще Шрама занесло, как старый «жигуль» по гололеду…

– Серьезно занесло?

– Ай, не спрашивай, – Бульдозер только отмахивается, – почти до взаимного мордобоя. Их с тезкой моим, Димкой Моисеевым, еле растащили, а то б, думаю, они друг другу кадыки повыдирали.

Что да, то да: характер у командира Подольского Отряда полковника Шрамко ангельским никогда не был. Резковат мужик, порой до излишней грубости. Но чтоб в такой ситуации так раздуть конфликт с собственными подчиненными, что собственный заместитель на тебя с кулаками бросился, – этого я от Шрамко не ожидал. Знаю я подполковника Моисеева, он ведь спокойный как танк, его из себя вывести – это ж очень постараться нужно. Смотрю, у Шрама получилось.

– И что теперь?

– Да ничего. Все, кто Дмитрия поддержал, собрали оружие и «сбрую», оседлали две «коробки», семьи в два «Урала», тех, что для перевозки личного состава, усадили и – «Адиос, мучачас! До свиданья, девочки!» Сначала думали тут, неподалеку, в Хлебникове, одну «жирную» оптовую базу под себя подмять и на ней забазироваться, но там серьезная банда засесть успела – сами могли не управиться, а семьями рисковать – желающих нету. А тут «летучим мышам» та же идея в голову пришла, вот мы и присоединились. Сам знаешь, большой компанией – оно веселее. А вы тут какими судьбами? Неужели тоже проблемы?

– Нет, Мить, у нас все гораздо спокойнее, хотя без потерь тоже не обошлось. А тут мы по делу – одного очень нужного здешнему начальству человечка из Посада привезли; и так, чисто в познавательных целях, что почем, уточнить. Почти что дипломатическая миссия, можно сказать; разглядываем, вынюхиваем и контакты наводим.

– Тоже дело нужное, – с понимающим видом кивает Дима. – А тут, на складах, чего разведываете?

– Подполковника Пантелеева ищем, как раз с целью потрепаться за жизнь в целом и оперативную обстановку в округе в частности.

– Так вон же он стоит. – Марков машет рукой в сторону все еще беседующих лысого здоровяка и парня с понтовым автоматом.

– А то я сам не вижу, – скептически фыркаю в ответ. – Только он сейчас, как видишь, занят. А в разговор незнакомых людей влезать – невежливо. Да и впечатление у них о себе можно создать не лучшее, решат с ходу, что хамоватый наглец. Не, лучше я обожду малость.

– Ну ты погляди-ка! Борисян, да ты, гляжу, прям психолог…

– Угу, стихийный, блин, доморощенный. Приходится, Мить. Люди-то, они разные, особенно сейчас. Это раньше ксивой сверканул – и все с тобой общаются, пусть порой и сквозь зубы. А теперь всем на любые «корочки» плевать с высокой колокольни…

– Это точно, – согласно мотнул головой Дмитрий. – Я тут с «мышами» немного пообщаться успел… Так они говорят, несколько дней назад вот этот самый Пантелеев на Международном шоссе вице-премьера грохнул собственноручно. Тот, видать, по старой памяти поборзеть решил: мигалку врубил, крякалку… Ну ты сам понимаешь – художник Репин, картина маслом: «Разбежались, холопы, барин едет!»

– И что?

– И все, Боря. Так, говорят, и валяется его крутой членовоз в кювете, вместе с «геликом» охраны. А самого вице– и свиту да охрану его, наверное, давно уже по косточкам мертвяки растащили…

– Нормально так… Нет, дело понятное – накипело у людей в адрес «слуг народа»… Но вот охрану, на мой взгляд, зря. Там тоже люди разные, как мне кажется. Не все ж скурвившиеся…

– Ну, не знаю, – чешет коротко стриженный затылок Митяй, – может, тут ты и прав, но, как один не самый глупый человек говорил: «Даже не стой рядом с пидорасами». Так что, если и были среди тех охранников нормальные люди, то попали они под замес чисто до кучи. Если ты хороший, честный и правильный – зачем на какого-нибудь ублюдка ишачишь? Зачем деньги у него берешь?

– Эк тебя занесло, Митрий! Знаешь, по мнению некоторых, и мы с тобой, получается, ничуть не лучше, раз правительство защищаем, а не на всяких «Маршах несогласных» с плакатами прыгаем; и зарплату от того же правительства получать не гнушаемся.

– Ты, Борян, не путай. Мы защищаем не правительство, которое только на моей памяти, при моей службе, менялось уже трижды, а закон. Может, и не всегда совершенный, но даже такой закон – лучше, чем его полное отсутствие или какие-нибудь шариатские суды, мать их. А недовольных чем-то – их при любой власти хватает… Все время кто-то где-то против чего-то протестует. И всегда уверен, что он – герой и борец с системой, а вокруг – либо верные соратники, либо лютые вороги, либо серое и ни черта не отдупляющее быдло, которое он и за людей-то не считает. Как по мне, так прежде чем что-то рушить, неплохо бы подумать: а сможешь ли ты на обломках что-то путное построить или так и останешься никому не нужным, грязным и голодным бомжом на руинах?.. А главное, – Дима глубоко вздохнул и махнул рукой, – кому это все теперь интересно? Сейчас у всех совсем другие проблемы. Кстати, Пантелеев как раз освободился, давай, дуй к нему, пока его кто другой не перехватил. Потом поболтаем еще.

Начальник разведки «Пламени» мне понравился сразу. Знаете, бывают такие офицеры, на которых только глянешь – и сразу видно: «Слуга царю, отец солдатам». Своего подчиненного перед вышестоящим начальством защищать, несмотря ни на что, будет до последнего, но если тот на самом деле накосячил, то потом, один на один, в тесном, так сказать, семейном кругу… Когда я срочную в разведроте служил, у нас в бригаде начальник разведки такой же был.

Как сейчас помню, приключился у меня один залетец… Впрочем, не суть. В общем, в штабной палатке наш Новгородский ревел раненым буйволом, доказывая, что я – лучший из людей, рожденных под этим солнцем, что все произошедшее – коварные происки моих недоброжелателей, я не виноват, меня подставили… И ведь доказал! Зато пятнадцатью минутами позже, уже у себя в палатке, натягивая на свои лапищи рукопашные накладки, он тихим и ровным проникновенным голосом, словно рассказывая мне большой секрет, сказал: «Грошев-на, сволочь ты этакая, я ни одного из своих бойцов-на вот уже двенадцать лет как пальцем не тронул. Но тебя, паскуда-на, я сейчас убью». Не буду врать – бил серьезно; понятно, что без цели убить или покалечить, но от души. И больше к упоротому мною косяку он даже на словах не возвращался ни разу. Провинился – искупил – забыли. А главное – всё только среди своих. «Что происходит в разведроте, в разведроте и остается».

Так вот, думается мне, что майор Новгородский с подполковником Пантелеевым прекрасно бы поладили.

– Здравия желаю, товарищ полковник[1]1
  Неписаное армейское правило: если нижестоящий по званию обращается к подполковнику, к которому относится с уважением, то приставка «под» в звании опускается. – Здесь и далее примеч. авт.


[Закрыть].

– И тебе не хворать, боец-на…

Заметив поневоле расплывшуюся по моей физиономии глупую ухмылку, Пантелеев слегка набычился.

– Извините, тащ полковник, просто у меня один старый хороший знакомец в такой же манере выражался. Такой же бывший матерщинник. Вас услышал – его вспомнил. Один в один, даже голоса похожи чем-то. Вот и не удержался.

– А, тогда понятно-на. Знакомца-то как звали?

– Петр Дмитриевич Новгородский. Майор, начальник…

– …разведки в Софринской бригаде был. Помню-на, хороший мужик. Пересекались с ним в девяносто пятом под Самашками. Был там?

– Так точно, был, только вас, уж извините, не помню.

– Ну ты, боец, юморист-на, – широко улыбнулся, сверкнув ровными зубами, Пантелеев, – да тебе тогда не то что видеть, тебе знать о том, что я в природе существую-на, не положено было!

– Ну, так уж прямо и не положено… – как-то враз стало обидно мне за свою службу. – Позывной – «Вега»?

– Ого, – в глазах подполковника мелькает уважение, – в курсе?

– Если честно – то практически нет, – не стал врать я. – Один-единственный раз выдвигались ночью взводом на обеспечение выхода группы с таким позывным. С приказом в случае каких-либо проблем сдохнуть, но идущий за вами «хвост» если не обрубить, то на себя оттянуть и связать боем.

– И как-на? – Пантелеев явно заинтересовался.

– Да никак, собственно. – Я только руками развел. – Не только «хвост», но и саму «Вегу» так и не увидели.

– Так я и говорю-на – не положено было, – снова расплылся в улыбке он и протянул для пожатия широкую ладонь. – Подполковник Пантелеев, спецназ ГРУ.

– Прапорщик Грошев, Посадский ОМОН.

– А, так это ты, кажется, нам должен был сегодня какое-то биологическое светило-на привезти?

– И привез уже, и сдал под опись с рук на руки какому-то растрепанному и упитанному юноше неполных сорока лет. Роману, кажется.

– Что сказать? Молоток-на! Нам тут этот самый ваш Скуратович со всей его «научной бандой» очень даже пригодиться может-на. А ко мне ты по какому поводу?

– Так, собственно, по профильному, тащ полковник. Мне командир Отряда поставил задачу – как можно больше о происходящем вокруг выяснить. Кто, где, что да как? Кто чем дышит и от кого чего ожидать можно. Вот я и прикинул, что в «Пламени» лучше вас окружающую обстановку никто не знает. Решил обратиться за помощью. Не поделитесь информацией?

– А чего б не поделиться? Дело нужное-на. Опять же, ты мне про ваши тамошние расклады расскажешь, взаимообразно-на, баш на баш. Эх, жаль, Серега-на ушел. Ему б тоже послушать не помешало. Он тоже такой-на любознательный.

– Серега – это который с таким деловым автоматом? – Я решаю проверить свою догадку насчет возможного «партизана». – Из ваших?

– Ага, он. А вот по пункту два – ошибочка-на. Серега у нас военный в дальнем прошлом. А сейчас – так, партизанит помаленьку. Сам по себе мальчик-на, свой собственный.

– Это не про него мне кантемировцы на АЗС возле Солнечногорска страшные байки травили?

– Если страшные-на, – Пантелеев хмыкает, – значит, точно про него. Наш Крамцов – он такой. Ладно, пошли-ка ко мне в штаб-на, там и поболтаем. Обстоятельно, с картой и с горячим чаем. Не против?

– Если с чаем, тащ полковник, то только «за».

– Молодец-на, коли «за». Не доверяю я людям, которые от угощения отказываются. Пошли тогда.

– Тащ полковник, а чего идти-то? У меня тут транспорт. В нем, правда, еще трое гавриков, но мы их на заднее сиденье утрамбуем, а уважаемого офицера на переднем пассажирском разместим. Гаврики те, кстати, от угощения тоже не отказываются…

Пантелеев только хохотнул в ответ и махнул рукой: давай, мол, веди к своему транспорту.

Интермедия первая. Юра Пак

Шажок назад, еще один… Осторожно, осторожно, еще осторожнее… Юра сейчас мечтал только об одном – чтобы не треснул под ногами какой-нибудь валяющийся на полу кусок пластика, не хрустнуло битое стекло дорогих шкафов-витрин. Ну вот на черта было сюда лезть, а? То, ради чего они забрались в этот торговый центр, лежало совсем в других отделах. В тех, где на полках стеллажей ровными рядами стояли пакеты с макаронами и крупами, громоздились банки консервов. А тут, в маленькой комнатке, отгороженной от остального пространства супермаркета стеной и массивной деревянной дверью, над которой красовалась идиотская вывеска «Винный бутик», торговали раньше дорогим алкоголем. Вот и заглянул Юра, по старой памяти. Хотя еще после происшествия в травмпункте сам себе дал твердый зарок – больше ни капли! И все равно пройти мимо не смог: будто лампочка в голове включилась при виде вывески, и вспомнилась неизвестно где и когда услышанная фраза: «В тяжелые времена самая твердая валюта в России – это жидкость». Вот и решил зайти, с целью разжиться чем-нибудь для обменного фонда. Ага, хитрый кореец не был бы самим собой, если б уже не начал собирать небольшой запасец всяко-разного нужного и имеющего ценность. Так, чисто на всякий случай. Заглянул, блин…

Стоило корейцу распахнуть дверь и сделать шаг вперед, как в нос ударила волна смрада разлагающейся плоти и едкой химической вони, которая по какой-то причине всегда окружала оживших мертвецов. Опять же, устремившийся за ценными алкогольными призами Пак чисто по инерции сделал еще несколько шагов вперед. И ведь вроде увидал и почуял, что все, приплыли, но все равно шагал. А вот теперь ему отсюда нужно срочно выбираться. Потому что среди стеклянных шкафов с бутылками разных форм и размеров на полу лежали и сидели зомби. Много, с десяток, наверное. Повезло Юре, что вошел он в комнату очень тихо и мертвецы, похоже, не почувствовали пока его присутствия и не вышли из своего странного, похожего на летаргию, оцепенения. «Беги!» – мысленно заорал самому себе Пак, но вместо того, чтобы поддаться панике и ломиться из комнаты, могущей в любой момент стать смертоносной ловушкой, он, вскинув автомат, начал осторожно, буквально на цыпочках, пятиться назад, молясь о том, чтобы под ногу не попался какой-нибудь звонкий или бренчащий мусор. Осторожно, еще осторожнее…

Один из зомби, мужчина с начисто объеденным лицом, одетый в черные, заскорузлые от крови брюки и форменную рубашку охранника с залитым кровью, но каким-то чудом удержавшимся беджиком на груди, вдруг зашевелился. Твою дивизию! Юра был уверен: он двигался практически бесшумно и «разбудить» мертвеца шумом не мог. Похоже, прав милицейский старший прапорщик Володя: эти твари наводятся на живых не только если видят их или слышат, но и как-то еще. Может, на запах? Хотя какой, к черту, запах? Они ж не дышат! А если не дышат, то и воздух через нос не втягивают и нечего унюхать не могут. Наверное, на тепло или на что-то еще менее вещественное. На ту же душу, например. У живого человека она есть, у мертвой нежити – нет. Вот упыри живого и чувствуют. Чем плоха версия? Да, малость мистикой отдает… Ну так и ожившие мертвецы – тоже явление, официальной наукой труднообъяснимое.

Черт! Зашевелили башками, приходя в себя, еще двое мертвецов. А до спасительной двери – еще не меньше метра. Шажок, еще один…

Выскочив за дверь, Пак захлопнул ее за собой и навалился на дверное полотно всем своим невеликим весом. Блин, ну почему в магазинах двери всегда открываются наружу?! Нет, понятное дело, противопожарная безопасность, чтоб ее… А он теперь из-за этих идиотских правил пострадать может.

– Чуга, бегом сюда… – охрипшим от волнения голосом засипел он в висящую на груди милицейскую «Моторолу», придавив клавишу вызова указательным пальцем. – Я тут сдуру кубло разворошил, похоже.

Рация матерно хрюкнула в ответ голосом «страшного прапора» Чугаева, а через минуту из соседнего торгового зала выбежали он сам и еще двое молодых милиционеров-сержантов.

– Где? – коротко бросил Володя.

Пак молча ткнул пальцем себе за спину.

– Много?

– С десяток…

Милиционер на мгновение задумался и, тоже бросив взгляд на вывеску над дверью, отрицательно помотал бритой наголо головой:

– Не, на фиг. Больше шума будет, чем пользы. Лешка, кол с киянкой давай!

Один из сержантов вытянул из висевшей на боку противогазной сумки деревянный клинышек и обычную кровельную киянку. По двери что-то негромко шлепнуло изнутри. Видать, один из очухавшихся зомби подошел и от всей своей отсутствующей души приложил по ней ладонью.

– Бегом, мля!.. – театральным шепотом рыкнул Чугаев и уперся в дверь крепким плечом.

Сержант Лешка сноровисто вогнал тонкий конец клина в небольшую щель между дверью и полом и тремя взмахами киянки вогнал его туда чуть не до половины. По двери изнутри несколько раз ощутимо грохнуло: похоже, мертвяк замолотил по ней кулаками. Отскочившие от двери Чугаев, Пак и сержант Леша взяли ее на прицел.