Текст книги "Это моя земля!"

Начавшиеся было у меня рефлексии по поводу «слезинки младенца» прерывает стоящий снаружи на крыльце Солоха.

– Борян, давайте живее! Там со стороны торгового центра в нашу сторону хорошая такая толпа прет, особей так на пару сотен, навскидку. Видно, на выстрелы навелись.

М-да, пожалуй, пора делать ноги. Никаких дел у нас тут все равно не осталось: мертвяки окончательно упокоены, ружье и патроны к нему Буров прибрал, а больше тут ничего ценного или для нас интересного и не было. Значит – сворачиваемся.

– Тимуру – ни слова, – обернувшись, пристально смотрю я в глаза «неразлучникам», спускающимся по лесенке в пять ступенек за мной следом.

Те только согласно кивают. Не стоит нашему татарину знать о том, кем на самом деле оказались нападавшие на нас «бандиты». Уж на что мы – упыри прожженные и циничные, и то как-то не по себе всем, и мне, и парням – по глазам вижу. А он – на десяток лет моложе, и столько дерьма, что и мы в свое время в Чечне, не хапал. Не нужно ему попусту нервы трепать.

– Чего там? – Гумаров за эти несколько минут явно извелся весь от любопытства.

– Да ничего, – скривил безразличную мину я. – Два дебила решили в НВФ поиграть. С одной двустволкой на двоих. Ну и доигрались… Ты молодец, чисто сработал – обоих наповал.

Тимур шутливо козырнул двумя пальцами и выпятил, явно подражая Шварценеггеру, нижнюю челюсть: мол, могем, если надо.

– Хватит, потом друг друга хвалить будете, – ворчит Солоха. – Сваливать отселя пора, а то мы в этой толпе завязнем на фиг. У нашей броняшки и так движок не шибко мощный. Увязнем в толпе – фиг тронемся.

Это он прав. Да только я в толпу зомби, что в нашу сторону бредет от расположенного всего в сотне-другой метров супермаркета «Спар», въезжать и не собираюсь. Снег сошел почти, грязи немного. В общем, по обочине и газонам объехал эту невыносимо смердящую (даже в закрытой машине вонь гниения и едкой химии буквально с копыт сшибает) толпу.

– Не, парни, что-то с этим нужно делать, – заговорил я, когда и зомби, и торговый центр, из которого они выбрались на звук наших выстрелов, остались позади, – если каждый раз на выстрелы такая орава выбредать будет – это придется на какие-нибудь алебарды переходить. Тяжело, неудобно, опасно – зато бесшумно. Тимуровой «девятки» тут явно недостаточно будет. Нужно попробовать что-нибудь из Бати под это дело выдавить. Хоть глушителей к «Клинам»[2]2
  Производимый на Ижевском оружейном заводе ПП-9 «Клин» конструкционно почти не отличается от ковровского ПП-91 «Кедр». Разница лишь в устройстве патронника, так как «Клин» разрабатывался чуть позже и изначально предназначался под более мощный 9-мм патрон ПММ (в настоящее время снятый с вооружения). Кроме того, часть «Клинов» имеет резьбу для ПБС.


[Закрыть].

– Не нужно ни из кого ничего выдавливать… – негромко вздыхает Солоха, с загадочным видом разворачивается на сиденье и, наклонившись, начинает ковыряться в недрах «собачника», погромыхивая какими-то железяками. – На вот, держи.

С этими словами Андрей укладывает между передними сиденьями автомат «Вал» со сложенным прикладом.

– Ого, – не в силах сдержать изумление я. – И откуда дровишки?

– Из леса, вестимо, – подначивает меня наш скопидомный хохол. – С блокпоста на Калужской.

– Я не понял: а ты что, собранное оружие не сдал?

– Кому, Боря? – В голосе Солохи явно слышно возмущение. – Что-то не припоминаю я там представителей ФСИН… Филипочкину, царствие ему небесное, они тоже ни в одно место не впились, у него и патронов под них не было. А в Отряде про эти стволы и не знал никто. Ну вот они и того… прижились…

– Ну, Андрюха, силен, – хмыкаю я. – И много у тебя «прижилось»?

– Да есть кой-чего, – скромно потупил глазки он. – Запас – он, как известно, хлеба не просит, карман не тянет и в попу не сношает. Нет, ну ты сам посуди, Борь… Отдал бы я этих красавиц… Да тому же Филипочкину и сдал бы на хранение. По описи, блин. И чего? Так бы они сейчас там и валялись, посреди кубла ожившей мертвечины. Безо всякой пользы и толку. И кому от этого было бы хорошо? Зато поступили бы типа правильно… Да на фиг такую правильность! Нам оно сейчас понадобилось – вуаля, получите и распишитесь. А не прибрал бы вовремя – обходились одним Тимкиным «Штурмом» и сосали бы… как мишка лапу.

– Ладно, ладно, не горячись, убедил, – примиряюще поднимаю я на мгновение руки с руля. – Признаю, был не прав и теперь раскаиваюсь. А с патронами как?

– Вот с патронами – не очень, – хмурится Андрей. – Только те, что в разгрузках у погибших минюстовцев нашлись. Не запасливые были парни… земля им пухом. Но в Отряде теперь этого добра навалом, я помню, на Пожарской грузили много.

– Если много, то хорошо, – глубокомысленно изрекаю я с видом восточного даоса, которому после многих лет медитации открылась Великая Истина. – Так, всё: техническая остановка на пять минут!

Из Дмитрова мы уже выехали: по обе стороны от дороги – только грязные поля, на которых с прошлой осени лежат неубранными здоровенные валки уже сопревшего сена.

– Чего, в туалет прижало? – с улыбкой интересуется Гумаров.

– Не совсем, – отвечаю я, останавливая УАЗ на обочине. – Хочу эту «ляльку» в руках подержать, а то как-то раньше не доводилось.

– Ну ты даешь, – фыркает Тимур. – А попозже никак?

Но я уже не слушаю. Как в том годичной давности мультике про Добрыню Никитича было: «Ой, девочки, вот это любовь!» Вот-вот, у меня сейчас что-то похожее. Взял в руки – и выпускать не хочется. Легкий, не больше двух с половиной кило, какой-то ажурный, даже и не оружие, а словно игрушка в руках. Короткое цевье и пистолетная рукоять из шершавого, приятного на ощупь пластика прямо просятся в руки. Блин, хороша штуковина! Никому не отдам. Мое!

– Все, завязывай, фетишист оружейный, – бурчит рассудительный Буров. – Потом с этой железкой понянькаешься. А я уже назад в Отряд, к семье хочу. Тут и осталось-то минут сорок пять – пятьдесят. Так что не тяни резину: заводи – и поехали.

г. Пересвет, база подмосковного ОМОНа,

30 марта, пятница, вечер

Как же я завидую парням! Хорошо им сейчас: приехали, из машины выбрались и рванули к женам-подругам да детям – они, видите ли, соскучились. Угу, а я, если по их логике судить, за время отсутствия по полковнику Львову сильно скучал. Ну очень, просто страшно. Потому как, едва припарковав нашего слегка «окривевшего» на стекло водительской двери «Хантера» возле боксов автопарка, рванул к нему на доклад. Даже на старательно скорченную зверскую физиономию стоящего на въезде начальника автопарка капитана Юрки Горбунцова никак не отреагировал, только руками развел: прости, мол, старый друг, но дурака сейчас мне с тобой валять некогда, вот вернусь – тогда и изобразим мексиканские страсти: поорем от души друг на друга и вообще… А пока – некогда мне, на ковер к начальству спешу. Я ж не успел в ворота проехать, как стоящие в карауле на КПП двое сержантов из второй роты, молодых, недавно устроившихся, пока только в лицо мне знакомых, призывно руками замахали, привлекая внимание.

– Ты Грошев? – спросил один, как только я притормозил и приоткрыл дверь.

– Он самый, – не стал отрицать я.

– Командир велел – как приедете, чтоб ты сразу к нему прибыл. Ждет.

– Не вопрос, раз ждет – значит, прибуду, – хмыкнул я и, высадив парней, порулил к автопарку.

Место на большой и обычно полупустой площадке перед боксами отыскать удалось не сразу. Вся «плешка» была заставлена разной строительной техникой. Новенькие автокраны, манипуляторы и экскаваторы сияли глянцевыми боками на ярком, почти летнем солнце. И где их только достали столько разом? На мое счастье, УАЗ все-таки – далеко не трехосный «Урал» и даже не пазик, поэтому местечко его приткнуть я все же отыскал, аккуратно втиснувшись между кирпичной стеной боксов и деревянной беседкой водительской курилки. С трудом выбравшись через едва приоткрытую дверь (сильнее открыть просто не позволяла стена боксов), я оглядел машину. М-да, триплекс нам эти дурни все же угробили, менять придется однозначно. Была б это задняя дверь – и черт бы с нею, не до эстетики сейчас, но сквозь паутину трещин не очень хорошо видно боковое зеркало, а это совсем «не есть хорошо».

Так, а это что, Юрок мою пантомиму не понял и все-таки решил разборки прямо сейчас учинить? Не, так дело не пойдет. Горбунцов – мужик неплохой и в общем-то не вредный, но уж очень вспыльчивый. А мне сейчас его витиеватые матерные конструкции реально выслушивать просто некогда. Значит – валим отсюда!

Подхватив с сиденья «Вал» и закинув его на плечо, рядом с Тигрой, а компактный «Бизон» со сложенным прикладом просто взяв в руки, ужиком протискиваюсь между стенкой и бортом машины. А выбравшись из тесноты, быстрым шагом, стараясь, чтобы он был похож именно на торопливую походку спешащего куда-то человека, а не на паническое бегство, ретируюсь в сторону казармы.

Взбежав по ступенькам на второй этаж, отмечаю, что спальников в коридорах определенно слегка поубавилось. Что, в Софрино, в центр спасения отправили? В принципе – вполне возможный вариант, собирались же. Тем лучше. «Леди, покидающая экипаж, увеличивает его скорость и улучшает ходовые качества». В смысле, баба с возу – кобыле легче. А то чуть не превратили, понимаешь, расположение боевого подразделения в помесь детсада и богадельни!

Внезапно вылетевшая из туалета стайка пацанвы лет пяти-шести, каким-то чудом не сшибившая меня с ног и не растоптавшая в лепешку, мгновенно расставила все точки над «i». Ошибочка, все-таки превратили…

Горестно вздохнув, топаю в бывшую комнату психологической диагностики, ставшую теперь пристанищем для нашего взвода. Нужно всю лишнюю «сбрую» скинуть. Негоже являться на прием к начальству в раздувшейся от магазинов РПС и аж с тремя автоматическими стволами разом. Дешевой буффонадой попахивает. Укладываю лишнее сейчас «железо» и амуницию прямо поверх своего спального мешка, киваю сидящему на задвинутом в самый дальний угол массажном кресле Мише, тому самому, что своей черной косынкой так гордится, пригляди, мол. Тот так же молча кивает в ответ, продолжая задумчиво и почти беззвучно перебирать струны своей старенькой «Кремоны»: типа пригляжу, не беспокойся. А чего нам особо лясы точить? Во время всеобщего аврала и суеты сидит себе, понимаешь, в кубрике одинокий воин и лодыря празднует. Но при этом подвесная на нем, и автомат с двумя смотанными изолентой магазинами к креслу прислонен, только руку протяни… Дураку понятно – дневалит парень, осуществляет охрану взводной располаги и имущества бойцов. И это, как мне кажется, очень верно. Во времена серьезных потрясений всегда всплывает очень много разной человеческой накипи. И пока одни, жизнью рискуя, людей спасают, другие под шумок кто открыто разбойничает, кто втихую подворовывает. Как говорится, кто на что учился и у кого на что смелости и наглости хватает. Поэтому даже на собственной базе в нынешних обстоятельствах вещи без присмотра бросать не стоит. Это снаружи она – почти крепость, а вот внутри тут и замков-то серьезных на двери никогда не ставили. Как-то ни к чему оно раньше было. От своих запираться на семь замков – какой смысл? Да только сейчас на базе посторонних – едва не в три раза больше, чем своих. Вот и приходится учитывать новые реалии.

Оставив только набедренную кобуру со Старичком (все ж таки не та сейчас обстановка, чтоб совсем безоружным разгуливать, пусть даже и по базе собственного Отряда), прохожу десяток метров по коридору и, негромко постучав, тяну на себя дверь кабинета командира.

– Разрешите, тащ полковник? Прапорщик Грошев…

– Не шуми прямо с порога, Боря, – обрывает взмахом руки мой доклад Львов. – Я пока вроде не слепой и сам отлично вижу, что прапорщик Грошев по моему приказанию прибыл, как тот паровозик из Ромашково на станцию назначения. С диким опозданием, но зато полный свежих впечатлений.

М-да, вид у Бати, прямо скажем, совсем неважнецкий. Но голос вроде бодрый, и даже шутит, значит – прорвемся.

– Так точно, Алексей Андреевич, впечатлений и разной полезной информации – выше крыши. Только это, тащ полковник… разрешите сразу небольшую просьбу?

– Не подождет? – Командиру информация, мною привезенная, явно важнее и интереснее, чем мои же «небольшие просьбы».

– Никак нет, срочное…

– Хорошо, раз безотлагательно, давай, рассказывай, что там у тебя стряслось.

– По дороге назад, на въезде в Дмитров, обстреляли нас одни полудурки, нам-то ничего, а вот триплексу с передней левой двери амба приснилась – весь в трещинах, не видно сквозь него ни черта. Вы уж прикройте меня от Юры, а то он, когда я машину в парк загонял, так глядел – я думал, скальп сдерет голыми руками.

– Ох, Боря, одни проблемы от тебя, – театрально вздыхает Львов. – То офицеров бьешь, то беззащитных горцев без суда к стенке прислоняешь, то коллег вешаешь, опять же без суда и следствия… Вот теперь еще и матбазу гробишь. А новых триплексов, как мне кажется, нам теперь еще долго не пришлют…

Я всем своим видом пытаюсь изобразить деятельное раскаяние и готовность встать на путь исправления и сотрудничества с администрацией. Похоже, получается неплохо.

– Кончай лицедействовать, – усмехается командир. – В тебе, я гляжу, не только «пейсатель», но еще и великий актер помер… А теперь лежит там, внутри, разлагается и пованивает. Все я понял, от Горбунцова прикрою, не бойся. Теперь давай к делу. Веришь, нет – дел невпроворот.

Если Львов просит переходить к делу – значит, действительно пора заканчивать с лирическими отступлениями. Батя, как и почти всякий командир высокого ранга, «когда нормальный, а когда и беспощаден». Опять же, забот у него точно хватает.

– Значит, к делу. – Я вытаскиваю из кармана флешку, которую передаю полковнику, и раскрываю записную книжку, где вчера конспектировал для надежности все рассказанное Пантелеевым.

– Обстоятельно, как я погляжу, ты к вопросу подошел, – хмыкает Львов, подключая флешку к компьютеру. – Что, на память уже не надеешься, разведка?

– «Сапог в бою надежнее», тащ полковник, – невозмутимо отвечаю я на беззлобную подначку. – Мне вчера столько всего показали и рассказали – голова кругом. Так что уж лучше зафиксировать, чтоб не перепутать ничего… Ну, основное я вам еще ночью по телефону изложил, теперь пора показывать то, что словами описать сложно. Значит, как я уже говорил, причина эпидемии – вирус. Причем, если ученым из «Пламени» верить (а не доверять их словам лично у меня никаких оснований нет), вирус этот – искусственно созданный. Таки натворили «пилюлькины» на свои и наши головы. Причем, как я понял, не со зла.

– В смысле? – Батя явно меня не понял: как так – полный аллес вокруг, и вдруг без злого умысла?

– В общем, Пантелеев особо останавливаться на этом моменте не стал, только в самых общих чертах… Вирус этот планировался как полезный. Этакий «крысиный волк» среди себе подобных. Забарывает все, от гриппа до СПИДа. И при этом не наносит вреда организму. Наоборот, борется за жизнь носителя до последнего.

– Угу, – хмурит брови Львов, – вот только с дозировкой создатели этой благодати, кажется, переборщили. И за жизнь эта хрень борется даже после того, как носитель уже отправился в страну вечной охоты.

– Ну, в целом как-то так, – соглашаюсь я. – Есть там кое-какие тонкости, но они на основной смысл не влияют. Да, вирус настолько «не хочет» физической гибели носителя, что поднимает из мертвых его труп.

– Да уж, благодетели, ети их душу, – в сердцах выдыхает командир. – Вот чего им спокойно не сиделось? Хотели, понимаешь, все человечество осчастливить. А в итоге что? Ладно, какие данные по их способности мутировать?

– Папку «Морфы» откройте.

– Морфы? – переспрашивает командир, щелкая кнопкой мышки.

– Так биологи из «Пламени» мутантов обозвали, – поясняю я, обходя кресло Львова и вставая у того за правым плечом, готовясь давать пояснения к презентованным мне Пантелеевым «веселым картинкам». – Это сокращение. Полное название – метаморф. От греческого «метаморфоза» – изменение, превращение. Думаю, смысл понятен. В общем, существо, которое способно при необходимости и удачном стечении обстоятельств менять свой внешний облик и даже телосложение, подгоняя его под какие-то конкретные задачи. Вот, сами смотрите…

Командир начинает неспешно просматривать фотографии. Те явно сделаны в разное время, разными людьми и на разные фотоаппараты, а то и на камеры мобильных телефонов. И «объекты» на них засняты тоже разные. И слегка видоизменившиеся, едва успевшие отрастить себе большие челюсти с острыми клыками, вроде застреленного мною на Ленинском проспекте бывшего алкаша, и уже успевшие основательно трансформироваться, похожие на обезьяноподобных «культуристов» с перебитого блокпоста ФСИН или того, что «собры» на складах из крупняка угомонили. Были и другие, не только из людей получившиеся. Некоторых еще можно было опознать. Ну, в смысле, еще угадывалось, что вот эта облезлая жуть с несоразмерно огромной головой и крокодильими клыками была совсем недавно чьим-то домашним любимцем, скорее всего, обычным пуделем – остатки стрижки выдают. А вот другие вообще ни на что не похожи, если только на доисторических хищников, вроде того же саблезубого тигра. Но, как мне кажется, тигры выглядели по сравнению с ними куда привлекательнее. В первую очередь потому, что были пусть и хищными, но живыми. А не разлагающимися трупами. Короче, далеко не самое аппетитное зрелище.

– Ну, с этим в принципе все ясно. Перестраивают себя, превращая в идеальных охотников. Причем, похоже, не по общему принципу, а всяк по-своему, кому что важнее. Так?

– Так точно, – соглашаюсь я.

Пока Львов кликами мыши перелистывал фотографии, я, периодически подглядывая в свой «конспект», пересказывал ему принцип превращения обычного зомби в морфа.

– Значит, сразу «контроль» делать нельзя? – переспрашивает командир.

– Нельзя, – согласно киваю я, – на невосставших такое откормиться может…

– Вот, кстати, о «таком»… – задумчиво трет переносицу он. – А до какого предела вообще эти «красавцы» раскормиться могут? Чего нам от них ждать? Может, пора уже не только крупнокалиберными пулеметами, но и полевой артиллерией обзаводиться? Противотанковой, чтоб их…

– Вот это пока неизвестно, тащ полковник. Но ученые, как я понял, собираются над этим плотно работать. В том числе и поэтому им Скуратович и прочие «ботаники» с «Вакцины» так нужны были. Наверное, будут всякие эксперименты ставить…

– Угу, – хмуро хмыкает командир, – тренироваться… на кошках…

– Нет, – отрицательно мотаю головой я. – На кошках – бесполезно. Не зомбируются кошки, уже проверено. Если совсем не повезет мурзику – просто умирает. Но в упыря не превращается.

– Да, повезло котейкам… – задумчиво тянет Львов. – А кому еще подфартило? Кто в группу риска не попал?

– Как я понял, Алексей Андреевич, кроме кошек иммунны к вирусу все травоядные и, вроде бы, рыбы. Но по последним не уверен. А вот все хищники, кроме кошачьих, и всеядные, ну там, свиньи или медведи, – обращаются, только держись. Птицы – тоже пока не ясно, но есть подозрение, что тоже восстать могут. Вроде кто-то уже таких «дохлых» ворон и голубей видел.

– Плохо дело, – вздыхает командир. – Нам теперь, выходит, не только с бывшими людьми, но и с доброй половиной животного мира воевать придется. Птицы – вообще труба. Раньше только на головы гадили, а теперь?

– Не так уж все плохо, – не соглашаюсь я. – Животные от своих мертвяков, как я понял, улепетывают во все лопатки. И, в отличие от нас, в многочисленные группы сами не собираются. Так что той же собаке от своей помершей товарки сбежать проще, чем человеку. Дохлые птицы – вообще ни о чем: еле ходят, а летать вовсе не могут. Да, вот еще что – все зомби, вне зависимости от вида, не любят воду.

– И что? Ров крепостной нам теперь вокруг города рыть?

– Почему нет? Техника строительная есть, руки, которые чем-то занять нужно, чтоб их хозяевам в головы мысли глупые не лезли, – тоже. Понятно, что не сразу, сначала бы с реально нужным закончить: склады перевезти, стену поставить… А вот в перспективе…

– Нет, Грошев, смотрю на тебя, и кажется мне, что ты к подобной чертовщине всю жизнь готовился. Что ни спросишь – на все уже ответ готов.

– Так я ж рассказывал, тащ пол…

– Помню, – обрывает меня он. – Помню я про твою «палату параноиков». Это я так, брюзжу с устатку, не принимай близко к сердцу. Так, все, с мертвецами вроде в общих чертах разобрались. Переходим к живым. Что у тебя есть сказать по выжившим?

– Карта нужна…

– Есть карта. – Командир вытаскивает из верхнего ящика своего стола пухлую, во много раз сложенную склейку. – Помоги-ка развернуть.

Расправив армейскую крупномасштабную карту на немаленьких размеров совещательном столе, перелистываю страницы своей записной книжки и начинаю докладывать по пунктам. Наро-Фоминск, «Пламя», Балашиха… Пересказ сведений, полученных от Пантелеева и кантемировцев на солнечногорской автозаправке, затягивается минут на тридцать. Опять же, про наши наблюдения и соображения по поводу Клина упомянуть не забыл, да и про обстрел в Дмитрове рассказал в подробностях, попросив никому про возраст нападавших не рассказывать, чтоб разговоры до Гумарова не дошли. Батя к просьбе отнесся с пониманием.

– В Софрино бы заехать нужно обязательно, – пристально смотрит на меня командир, когда я заканчиваю. – В смысле, в Ашукино, в бригаду. У тебя ж там по прежним временам знакомцев много.

– Ну, теперь уже поменьше, чем пять-шесть лет назад, но все равно хватает, – не стал отрицать я. – И меня там вроде помнят еще.

– Вот и хорошо, что помнят, легче в контакт войти будет.

– Так вы ж вроде и так на связи с ними?

– Связь по рации – одно. А вот личные отношения, тем более в такой обстановке, когда с ходу фиг разберешь, от кого чего ждать можно, – куда важнее.

Да, тут Львов прав, не поспоришь.

– И еще, Алексей Андреич… тут еще один маленький анклав нарисовался. Почти у нас под боком, можно сказать…

– Это где же?

– Да в Осинниках. Там группа решительных мужиков своими силами поселок под охрану взяла.

– Отец твой?..

– Так точно. Можно сказать – один из зачинщиков…

Львов крепко задумался.

– А что, – встряхнул он головой после пары минут молчания, – может, и не самый плохой вариант. Пахотной земли там много. Да коровники-свинарники, да зерноток, да племенной птицеводческий завод… Хотя, судя по твоему отчету, последний как раз не прибыток, скорее – строго наоборот. В любом случае, правильно ты вэвэрам сказал – просроченный тушняк лопать – это не дело. Так что, думаю, с такими «аграриями», как твои земляки, дружить нужно обязательно. На основе взаимовыгодного сотрудничества, так сказать. Подкинуть тем «решительным мужикам» оружия и патронов со складов резерва, там много, не обеднеем… А то и вовсе небольшой гарнизон там поставить…

Чувствую, мысль Львова явно захватила.

– Точно-точно, гарнизон большой не нужен; взвод, а то и пара отделений, но при средствах усиления… «Тигр», там, с крупняком, а то и вовсе «коробку», тот же БРДМ… Пусть дежурят там посменно, как в Москве на Триумфальной. Или совсем на постоянной основе их там расквартировать.

Да уж, заработала командирская фантазия! Прямо древнерусский князь, собирающийся под свое крыло очередной городок взять. Чтоб не силой, огнем и мечом, когда после такого «крышевания» только дымящееся пепелище остается, а полюбовно. Как он там выразился? «На основе взаимовыгодного сотрудничест…» А? Я понимаю, что Львов только что задал какой-то вопрос, но вот какой – убейте меня, не расслышал.

– Извините, тащ полковник, задумался…

– Я спрашиваю, у нас в Отряде из Осинников народу сколько еще?

Я на секунду задумался.

– Теперь – немного. Я, Пузанов, Горбунцов… Вроде все. Раньше было побольше, но народ кто переводом ушел, на офицерские должности в ППС да в ОВО, кто совсем из органов уволился…

Командир посмурнел лицом. Да, было дело. С год назад ушли из Отряда несколько очень грамотных и толковых парней. Ушли, потому как в «потолок» свой уперлись. Офицерских должностей в Отряде мало, новых не предвидится, а старые тоже освобождать не спешит никто. В вечных же старших прапорщиках не каждый ходить готов. Я вот, врать не буду, тоже некоторое время назад о переводе подумывать начал потихоньку. И если б не конец света, не исключено, что года через два тоже ушел бы куда-нибудь взводным, а то и заместителем командира роты. Бывших бойцов ОМОНа на такие должности берут охотно: и сами многое умеют, и показать и научить других смогут, а нужно будет – так и заставить не обломаются.

– Нужно будет тебе попробовать там наших бывших парней отыскать, коли живы еще. Из них и друзей отца твоего может вполне приличный отряд самообороны получиться… Короче, вот тебе еще одна задача: на обратном пути из Ашукино заедете в Осинники, все равно мимо проезжать будете и туда, и назад. Но, Боря, я тебя предупреждаю на полном серьезе: сначала – в Ашукино. Потому что там крупная воинская часть и лагерь беженцев. Это сейчас важнее, чем родственники, даже если эти родственники еще и для дела полезны. Понял?

– Так точно.

– Хорошо. В деревне своей поосмотрись. Поговори с народом, обрисуй им перспективы взаимопомощи, наших поищи. У связистов получи Р-159, мы их на складе «Таблетки» много взяли и несколько штук уже отладили. Разберется там кто в армейской радиостанции?

– Думаю – без проблем, там как минимум трое – строевые офицеры в отставке. Мой – мотострелок, и двое – то ли ракетчики, то ли как раз вообще связисты. В общем – справятся, не бином Ньютона.

– Тем лучше, – удовлетворенно кивает командир. – Радиус у «сто пятьдесят девятой» не шибко впечатляющий, так и до Осинников от нас по прямой – десяти километров не будет. Добьет точно. В общем, Грошев, задача тебе, надеюсь, ясна? Пока что – отдыхайте, а с утра – начинайте действовать.

Интермедия вторая. Евгения Воробьева

Второе занятие на складе прошло… ну, не сказать чтоб скучно и бесполезно… Нет, Женька уже прекрасно поняла, что в обращении с оружием скучное не просто можно – нужно перетерпеть, а бесполезного так и вовсе быть не может. Любая информация о смертоносном, но при этом спасающем жизни «железе» – необходима… Однако как ни крути, добрых пять часов повторять одно и то же движение – занятие тоскливое и монотонное, будь оно хоть трижды полезным. Дядя Коля, едва она успела ему рассказать, как красиво удалось ей вчера вечером рисануться перед соседками по палатке, отреагировал совсем не так, как она ожидала. Нет, ругаться не стал, только насупил брови и тихонечко, как бы про себя, пробормотал:

– С мерами безопасности – совсем беда. Будем исправлять…

А потом озорно подмигнул ей и сказал, скорее утверждая, чем спрашивая:

– Ну что, Эухения, будем тебе моторику ставить?

Женька, честно говоря, смысл вопроса-утверждения скорее угадала по контексту, чем поняла. Слово «моторика» ей было вполне знакомо… Но вот моторику чего ей собирался ставить Грушин и каким именно образом? Несмотря на некоторые сомнения, она с готовностью кивнула – не стоит отказываться от обучения, особенно если учитель сам предлагает, да еще и денег взамен не просит. Неученье теперь не просто тьма, скорее – тьма вечная.

– Раз согласна, тогда смотри внимательно. – Старший прапорщик аккуратно снял с ее шеи «Кедр» и небрежным, но отточенным движением накинул ремень-петлю себе на правое плечо, а потом быстро и сноровисто его вскинул, прицелившись.

– Понятно?

– Ага, – неуверенно кивнула Женька.

– И что именно понятно?

– Ну, – на секунду смешалась девушка, вспоминая предыдущий урок и пытаясь яснее и короче сформулировать свою мысль. – Оружие – на уровне глаз, приклад плотно уперт в плечо, левой рукой держаться возле этой… как ее?… шахты магазина, а не возле ствола… Что еще? А! Мушку с колечком прицела совместить сразу…

– Все? – интересуется Грушин.

– Вроде да, – согласно мотает челкой Женька.

– Угу. – Старший прапорщик выглядит явно недовольным, хотя она вроде ничего важного из его вчерашних объяснений не упустила. – То-то и оно…

– Дядь Коль, что не так? Что забыла? – Женька слегка подпускает жалостливых интонаций в голос, такое на мужчин очень благотворно действует, главное – не переигрывать.

– Да не ты забыла, красавица, а я – пенек трухлявый, из ума выживающий… Упустил чуть ли не самое важное… Вот гляди, что я делать сейчас буду. Внимательно гляди.

Грушин опустил пистолет-пулемет, который свободно повис на ремне, а потом снова, но на этот раз неторопливо, явно демонстрируя, прицелился из него в ближайший стеллаж.

– Что-нибудь заметила?

Женька разочаровано замотала головой.

– Нет, дядь Коль.

– Ладно, попробуем еще разок.

Пожилой кладовщик снова принял изготовку для стрельбы стоя.

– Ну?

Женька собралась было снова ответить отрицательно, но тут словно маленькая лампочка слабо забрезжила у нее в мозгу.

– Дядь Коль, а еще разок можно?

Старший прапорщик с готовностью повторил и с надеждой уставился на Женьку.

– Палец? – несмело предположила после секундной заминки она.

– Ай, ты ж моя умница!!! – аж просиял Грушин. – Точно, палец!

Смущенная похвалой девушка почувствовала, как потеплели ее, похоже, покрасневшие щеки. Явно очень довольный Грушин продолжил объяснения:

– Понимаешь ли, Эухения, оружие – штука чрезвычайно серьезная. Вот, скажем, молоток. Он ведь придуман был, чтоб им гвозди забивать. Или топор – дрова рубить. Сугубо мирные инструменты. Но убить ими можно совершенно запросто. Про кухонный нож, который, если милицейской статистике верить, – самое смертоносное изобретение в истории человечества, я вообще молчу. А со всеми этими, – старший прапорщик широким жестом обвел громады стеллажей вокруг, – пистолетами-автоматами все еще серьезнее. Их изначально изобрели с одной-единственной целью – наносить живым человекам повреждения, несовместимые с жизнью. И обращения они к себе требуют самого серьезного. Понимаешь?

Женька согласно мотнула челкой, вспомнив, насколько быстро омоновцы, спасшие ее, разделались с толпой оживших мертвецов, от которых она пряталась за железной дверью офиса. Оружие – это серьезно. Это возможность забрать чью-то жизнь… Ну или спасти свою, чего еще месяц назад она не понимала, а стреляющего железа откровенно боялась. Мол, раз из этой штуки можно человека убить – значит, она плохая. А тут дядя Коля очень хороший пример привел – кухонный нож. Вот уж действительно, сколько с его помощью в разных семейных конфликтах да пьяных разборках народу в гроб загнали? И что теперь, хлеб руками ломать, а колбасу прямо зубами от целой палки откусывать? Ножиком ведь тоже человека убить можно… И что, значит, он тоже «плохой»?

– Так вот, – продолжал меж тем Грушин, – при обращении с оружием самое главное – техника безопасности. Ничего сложного там нет, все предельно просто: не направляй оружие на человека, ну, если, конечно, ты не собираешься этого человека пристрелить как собаку. Не досылай без необходимости патрон в патронник…

Под выразительным взглядом пожилого спецназовца Женька снова покраснела, причем на этот раз куда гуще.