Текст книги "Тайная жизнь Сталина"

Мало кто знал и знает до сих пор, что уж в чем в чем, а в физическом и душевном здоровье Сталин действительно нуждался всю жизнь. И особенно в эти роковые для советских людей 30—50-е годы. Даже дочь, когда вспоминала об отце, пользовалась скорее сведениями, почерпнутыми из разговоров и слухов: «Здоровье отца было, в общем, очень крепким. В 73 года сильный склероз и повышенное кровяное давление вызвали удар, но сердце, легкие, печень были в отличном состоянии. Он говорил, что в молодости у него был туберкулез, плохое пищеварение, что он рано потерял зубы, часто болела рука, покалеченная в детстве. Но, в общем, он был здоров. Сибирские сухие морозы оказались нетрудными для южанина, и во второй половине жизни его здоровье только окрепло. Неврастеником его никак нельзя было назвать; скорее ему был свойственен сильный самоконтроль»[150]150
  Аллилуева С. Только один год. С. 312.


[Закрыть]. Почти все здесь не так, кроме замечаний о самоконтроле, туберкулезе и пищеварении.

* * *

Никто не обратил пока должного внимания на то, что «дело» Бухарина одновременно является первым делом «врачей-убийц» и вообще – «отравителей». С Бухариным судили трех виднейших медицинских светил того времени: Д.Д. Плетнева, Л.Г. Левина и И.Н. Казакова, как организаторов под прикрытием медицины покушений на Сталина, убийства А.М. Горького, его сына А. Пешкова, В.Р. Менжинского, В.В. Куйбышева и других. Самого близкого до определенного времени сталинского соратника-палача Г. Ягоду судили на процессе Н. Бухарина тоже как «отравителя». Это тем более примечательно, что Ягода по своей первоначальной профессии был фармацевтом. По специфически «врачебному» признаку 1938 год довольно тесно связан с 1953 годом. Какова причина, откуда у Сталина эта упорная, почти маниакальная тенденция втянуть в очередной кровавый круговорот репрессий именно людей врачебной профессии? Даже вполне очевидная еврейская «проблема» не все до конца объясняет. Для того чтобы иметь предлог ввергнуть одну из древнейших российских наций в пучину нового геноцида, можно было использовать почти любой отряд советской интеллигенции. Наконец, можно было обойтись вообще без всяких серьезных предлогов, как он это сделал по отношению к калмыкам, чеченцам, балкарцам и другим. Но почему именно врачи?

Известно, что Сталин большую часть своей «кремлевской» жизни боялся быть отравленным. Можно, конечно, все свалить на патологическую подозрительность «отца народов». Но у сталинских страхов были и вполне реальные причины. Массовые репрессии, особенно захватившие высшие эшелоны власти, должны же были привести хоть к какой-то попытке сопротивления. Сталин только по этой причине уж должен был быть всегда в нервном напряжении и настороже. В то же время он, без сомнения, сам был одним из инициаторов создания в недрах ОГПУ-НКВД специальной токсикологической лаборатории. Об истинной роли этой лаборатории в политической игре сталинской (и не только ее) эпохи не скоро станет все до конца известно. Но уже то, что о ней рассказал П. Судоплатов, один из руководителей НКВД-МГБ того времени, – вполне весомая причина для того, чтобы судить о том, что Сталин действительно возродил средневековую роль ядов и отрав в современной истории. Сотрудники этой лаборатории «привлекались для приведения в исполнение смертных приговоров и ликвидации неугодных лиц по прямому решению правительства в 1937–1947 годах и в 1950 году, используя для этого яды»[151]151
  Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950. М., 1997. С. 441.


[Закрыть]. Так что политические убийства с помощью ядов у нас еще с тех пор стали обычным делом. Недаром Троцкий постоянно сравнивал Сталина с известнейшими в средневековой истории отравителями – Чезаре Борджиа и герцогом Сфорца. С древнейших времен известно, что профессиональные отравители больше всего боятся быть отравленными.

По свидетельству того же Троцкого, если в первые генсековские годы Сталину, как и всем членам правительства, приносили еду из столовой Совнаркома, то через несколько лет он из страха отравления стал требовать, чтобы готовили пищу дома[152]152
  Троцкий Л. Указ. соч. С. 55.


[Закрыть]. Тогда же он перестал покупать лекарства в кремлевской аптеке на свое имя[153]153
  Из переписки Н.В. Валентинова-Вольского с Б.И. Николаевским // Валентинов Н.В. Наследники Ленина. М., 1991. С. 214.


[Закрыть]. Скорее всего, эти требования совпали по времени с подозрительными затяжными расстройствами кишечника, которые его стали периодически мучить по крайней мере с 1926 года.

Сталин был очень эмоциональным и, видимо, нервным человеком, но прекрасно умеющим держать себя в руках. Эта бросающаяся всем в глаза и сознательно подчеркиваемая внешняя неторопливость и сдержанность создавали в глазах окружающих «впечатление о человеке какой-то удивительной стабильности и уверенной силы»[154]154
  Бармин А. Соколы Троцкого. М., 1997. С. 304.


[Закрыть]. И это противоречие между нервным внутренним состоянием и подавляющей его волей било наотмашь по физическому и душевному здоровью вождя.

Еще в 1923 году он впервые пожаловался на то, что забывает имена, когда устает. В то же время бывают иногда головокружения[155]155
  РГА СПИ. Там же. Л. 4.


[Закрыть]. Раз Сталин счел нужным сообщить об этом врачам, значит, процесс зашел уже так далеко, что самостоятельно он уже не мог с ним справиться. Отметим, что это происходит в самом начале еще почти тайной борьбы с так называемой троцкистской оппозицией. Позже врачи подтвердили, что это была «неврастения»[156]156
  РГА СПИ. Там же. Л. 47.


[Закрыть]. Неврастения – заболевание, входящее в группу болезней, объединенных общим названием – неврозы[157]157
  «Неврозы… – группа заболеваний, в основе которых лежат временные, то есть обратимые, нарушения нервной системы, возникающие под влиянием психотравмирующих воздействий. Появлению Н. способствуют ослабление защитных сил организма, длительное переутомление. Они чаще развиваются у лиц с акцентуациями характера (усиление его отдельных черт). Основными клин. формами Н. является неврастения, истерический невроз и невроз навязчивых состояний» // (Краткая медицинская энциклопедия. Т. 2, 3-е изд. М., 1994. С. 42).


[Закрыть]. «Неврастения проявляется повышенной раздражительностью, возбудимостью и утратой самообладания в сочетании с утомляемостью, слезливостью, чувством бессилия. В начале болезни возникают жалобы на трудность или невозможность продолжительной умственной работы в связи с рассеянностью, забывчивостью и отвлекаемостью. Для этого периода характерна нетерпеливость, неусидчивость, а также связанная с ними невозможность заниматься каким-нибудь одним делом. На этом фоне легко возникает подавленное настроение. При неврастении отмечаются вегетативные и соматические нарушения (см. Астенический синдром), принимаемые больными за симптомы соматической болезни. Как и при астеническом синдроме, при неврастении расстройство выражено слабее в утренние часы, то есть после отдыха, и значительно усиливается к вечеру, а также после физических и психических нагрузок»[158]158
  «Неврозы… – группа заболеваний, в основе которых лежат временные, то есть обратимые, нарушения нервной системы, возникающие под влиянием психотравмирующих воздействий. Появлению Н. способствуют ослабление защитных сил организма, длительное переутомление. Они чаще развиваются у лиц с акцентуациями характера (усиление его отдельных черт). Основными клин. формами Н. является неврастения, истерический невроз и невроз навязчивых состояний» // (Краткая медицинская энциклопедия. Т. 2, 3-е изд. М., 1994. С. 42).


[Закрыть]. Практически все те признаки, которые зафиксировали врачи у Сталина, классически соответствуют клинической картине. Здесь и переутомление, и калейдоскопическое переключение с одного мероприятия на другое, и в то же время – подавленное состояние в конце рабочего дня. Для Сталина это вторая половина ночи, когда он с соратниками, а фактически – единолично принимал важнейшие государственные решения.

Видимо, в той или иной форме неврастения не оставляла его никогда. Почти все близко наблюдавшие его пишут о том, что дома Сталин мог сутками угрюмо молчать, грубо обрывая любые попытки вступить с ним в контакт. И до революции, и в октябре 1917 года, и во время Гражданской войны описаны случаи, когда он внезапно надолго исчезал или уединялся, никак не реагируя на окружающее. Чаще всего это происходило в критических ситуациях. Наиболее известен его срыв в первые дни после нападения Германии на Советский Союз, когда, как говорят, он «исчез» на даче на несколько дней. Впрочем, у каждого бывают в жизни моменты слабости, требующие уединения.

Диагноз – неврастения – был подтвержден в 1929 и в 1930 годах. Приступы неврастении, вне всякого сомнения, указывают на то, что у Сталина действительно были какие-то проблемы с психикой. Патологическая подозрительность Сталина общеизвестна.

В свете этого уже по-другому выглядит получившая широкую огласку история, связанная с крупнейшим отечественным психиатром и невропатологом академиком В.М. Бехтеревым. Не исключено, что он действительно был отравлен по приказанию Сталина после того, как побывал у него в декабре 1927 года и дал поспешное заключение – паранойя. Вождь, возможно, проявил излишнюю доверчивость, согласившись принять Бехтерева, искренне беспокоясь о своей памяти, мучаясь нарастающей нервозностью, бессонницей и преследующими его страхами. Видимо, старый профессор подзабыл, что не всякому пациенту нужно ставить диагноз. Да и вряд ли он был безошибочный.

Скорее всего, так же не случайно, что профессор Валединский, написавший свои воспоминания к 70-летию вождя, то есть в 1949 году (скорее всего, на основании сохранившихся у него курортных медицинских карт или дневниковых записей), нарочито подчеркнул, что проведенное в Сочи летом 1927 года обследование «…показало, что организм Сталина вполне здоровый, обращало внимание его бодрое настроение, внимательный живой взгляд»[159]159
  Врач и его пациент. Воспоминания И.А. Валединского о И.В. Сталине // Голоса истории. Редкие материалы в фондах Музея революции. Сб. научных трудов, вып. 23, кн. 2. М., 1992. С. 122.


[Закрыть]. Иначе говоря, он подчеркнул хорошее, по его мнению, психическое состояние пациента. Летом 1928 года (после смерти Бехтерева) Валединский пригласил к Сталину для участия в консилиуме двух крупнейших специалистов: невропатолога В.М. Верзилова и терапевта А.В. Щуровского[160]160
  «Организм Сталина вполне здоровый». Послесловие публикатора // Источник. № 2. 1998. С. 71.


[Закрыть]. Результаты их обследований неизвестны, но это говорит о том, что пациента Валединского продолжали мучить все те же болезни. Вот их основной набор: общая усталость и переутомление, боли в плече и пальцах левой руки, особенно при тряске на автомобиле, бессонница, частые инфекции (стрептококковые ангины с температурой 39–40 градусов), а самое главное, изнуряющие поносы, которые становятся постоянными спутниками жизни генерального секретаря.

Еще со времен ранения и болезней Ленина для лечения и консультаций кремлевских владык приглашали европейских светил медицины. В медицинской карте Сталина есть заключения нескольких таких специалистов. Возвращаясь домой, они, видимо, тоже многое рассказывали, а некоторые начинали болтать до отъезда. Не случайно поэтому на страницах советской печати время от времени появлялись всевозможные опровержения. Одно из таких личных опровержений вождя появилось в «Правде» 3 апреля 1932 года. Сталин, приближаясь к своему 70-летию, скорее всего, из чувства злорадной насмешки решил перепечатать в собрании сочинений это опровержение пятнадцатилетней давности. Привожу полный текст:

«Ответ на письмо председателя телеграфного агентства “Ассошиэйтед пресс” Г. Ричардсона.

Г-ну Ричардсону.

Ложные слухи о моей болезни распространяются в буржуазной печати не впервые. Есть, очевидно, люди, заинтересованные в том, чтобы я заболел всерьез и надолго, если не хуже. Может быть, это и не совсем деликатно, но у меня нет, к сожалению, данных, могущих порадовать этих господ. Как это ни печально, а против фактов ничего не поделаешь: я вполне здоров. Что касается г. Цондека, он может заняться здоровьем других товарищей, для чего он и приглашен в СССР.

И. Сталин»[161]161
  Сталин И.В. Соч. Т. 13. М., 1951. С. 134.


[Закрыть].

Обострения так называемого «гастроэнтероколита» странным образом совпадают с периодами осложнения внутренней или внешней политической ситуации. Кремлевские медицинские светила того времени вынуждены были дать ему ряд простых, но, как и для многих нервных и перегруженных работой людей, почти невыполнимых рекомендаций. Они предложили урегулировать образ жизни – своевременно принимать пищу, не превращать ночь в день и вовремя ложиться спать. Меньше пить и меньше курить, делать себе два выходных дня, ежегодно ездить на курорты[162]162
  РГА СПИ. Там же. Л. 16 об.


[Закрыть].

Изменить режим дня он не мог, так как был ярко выраженной «совой» и пик активности приходился как раз на ночные часы. При нем все руководящие работники и в первую очередь члены Политбюро выработали в себе «совиные» навыки. Бросить пить было тоже не просто. Помимо того что он, как кавказец, любил застолье, грузинские вина и напитки покрепче, ночные пиры с ближним кругом носили еще и ритуально-политический характер. Во время их решались важнейшие государственные дела и нередко судьбы сидящих за столом подпаиваемых им людей. На курорты он, конечно, ездил, но они приносили лишь временное улучшение. Неизвестно, когда именно, но подозрение, что проблемы с желудком могут быть связаны с возможными покушениями через лечащих врачей, закралось в его сознание, видимо, с конца 20– начала 30-х годов. Возможно, поэтому он периодически менял своих врачей. Но все равно некоторые из них слишком многое знали о тайных делах и его реальных физических и психических недомоганиях.

В 1934–1936 годах одним из постоянных лечащих врачей Сталина был терапевт М.Г. Шнейдерович. После 1953 года, отсидев в тюрьме, Шнейдерович вспоминал, как его пациент до войны любил иногда «пошутить». Сталин как-то спросил врача: «Доктор, скажите, только говорите правду, будьте откровенны: у вас временами появляется желание меня отравить?» Растерянный врач молчал. Тогда Сталин сокрушенно замечал: «Я знаю, вы, доктор, человек робкий, слабый, никогда этого не сделаете, но у меня есть враги, которые способны это сделать…»[163]163
  «Организм Сталина вполне здоровый», с. 72.


[Закрыть] Профессор Валединский, лечивший Сталина от мышечных болей и ангин с промежутками в 1926–1931 годы, а затем в 1936–1940 годах, вспоминал, что 5 января 1937 года во время застолья по случаю очередного выздоровления Сталин «говорил об успехах советской медицины и тут же сообщил нам, что среди врачей есть и враги народа: “О чем вы скоро узнаете”»[164]164
  Врач и его пациент. Воспоминания И.А. Валединского о И.В. Сталине. С. 125.


[Закрыть]. Этот разговор состоялся накануне процесса Бухарина.

Вскоре после самоубийства в 1932 году жены он так основательно «законспирировался» в Кремле и на дачах, его пища и покои так тщательно охранялись, что единственно, кого он мог тогда реально заподозрить в покушении на него в связи с упорными расстройствами кишечника, были, конечно, врачи и соратники. Первый «врачебно-бухаринский» процесс 1938 года, как известно, закончился расстрелами и приговорами к длительному заключению. Среди прочих расстреляли профессоров И.Н. Казакова и Л.Г. Левина и к десяти годам приговорили профессора Д.Д. Плетнева. А когда наступила война, среди тех важнейших государственных «преступников», кого расстреляли без приговора суда в первый ее месяц в Орловской тюрьме (М. Спиридонова, Х. Раковский и другие), был и профессор Плетнев. Еще накануне ареста он говорил своим близким и ученикам, что считает себя обреченным, так как «слишком много знает»[165]165
  Бородулин В.И., Тополянский В.Д. Дмитрий Дмитриевич Плетнев //Вопросы истории. 1989. № 9. С. 43.


[Закрыть].

Хорошо осведомленные известные эмигрантские деятели Н. Вольский (Валентинов) и В. Суварин в 1953 году опубликовали работу, в которой, называя Сталина московским Калигулой, сообщили, что и Плетнев и Левин поплатились жизнью за подтверждение диагноза – паранойя[166]166
  См.: Ранкур-Лаферриер Д. Психика Сталина. С. 189.


[Закрыть]. Н. Валентинов в 1954 году в письме Б. Николаевскому рассказал, что в 1937 году заместитель В. Молотова Валериан Межлаук передал в Париж через своего брата Ивана обширные материалы, свидетельствующие о паранойе Сталина. По его словам, за это Ежов, сменивший Ягоду, собственноручно застрелил В. Межлаука. Николаевский в достоверность переданных материалов не поверил и считал, что все это свидетельствовало об «идеологической» подготовке к попытке свержения Сталина, которая началась еще накануне убийства Кирова[167]167
  Из переписки Н.В. Валентинова-Вольского с Б.И. Николаевским. С. 215–216.


[Закрыть]. До сих пор достоверных документальных свидетельств о паранойе Сталина, как в этом, так и в случае с Бехтеревым, пока не обнаружено. Однако приводимые здесь новые данные о здоровье Сталина говорят, что врачебная «проблема» действительно очень волновала Сталина и что совершенно не случайно, не по велению извращенной фантазии параноидального диктатора в процесс 1938 года были вовлечены врачи и «фармацевт» Ягода. Не исключено, что именно всемогущий глава НКВД провоцировал тесно с ним сотрудничавших врачей на установление рокового диагноза. Если представить на мгновение, что Ягода, понимая шаткость своего положения, мог действительно готовить устранение Сталина (а если не готовил, то это тем более удивительно!), то лучшего предлога, чем душевная болезнь вождя, трудно было придумать. Всем сразу же все стало ясно. И никто бы не стал на защиту вождя-параноика. Главное – легко бы объяснялась причина массовых репрессий и других злодеяний Сталина, а сам Ягода из палача мог превратиться в спасителя Отечества. (Нечто подобное после смерти Сталина предполагал сделать Берия. Фактически вариант этой же версии, но сильно ослабленный провел в жизнь Хрущев на ХХ съезде партии.) Не исключено, что в этой игре Ягода мог отводить важные роли членам Политбюро Межлауку и Чубарю, а главное – Бухарину, с которым постоянно поддерживал хорошие отношения. Бухарин же мог об этом даже не догадываться. В своей предсмертной записке Бухарин написал: «Коба, зачем тебе была нужна моя жизнь?» Сталин всю жизнь ее хранил на даче, в ящике письменного стола, под старой газетой. Но все это лишь предположения.

Существует масса свидетельств того, что Сталин особенно опасался руководителей советской тайной полиции. В узком кругу он не раз говорил, что Ежов, сменивший Ягоду, прослушивает его телефонные разговоры и собирает на него досье. В последние годы, как единодушно считали Хрущев, Микоян, Молотов и другие, он очень опасался Берии, который якобы тоже собирал материалы, и, как недавно установили в результате реконструкции кремлевского кабинета Сталина, спецслужбы действительно прослушивали вождя. Так что это могли быть вполне реальные опасения.

А четко выраженной душевной болезни у Сталина все же не было. Но у него был «букет» из физиологических и невротических заболеваний.

Война принесла Сталину дополнительные нервные потрясения. Когда я впервые прочитал в воспоминаниях Микояна о событиях, произошедших с Верховным Главнокомандующим во время его единственной поездки на фронт в 1942 году, мне показалось, что старый партийный царедворец, в конце жизни крепко обиженный на своего владыку, пытается посмертно его унизить. Вот что он рассказал: «…Сам Сталин не очень храброго десятка.

Ведь это невозможное дело: Верховный Главнокомандующий ни разу не выезжал на фронт!.. Зная, что это выглядит неприлично, однажды, когда немцы уже отступили от Москвы, поехал по Минскому шоссе, поскольку оно использовалось нашими войсками и мин там уже не было. Хотел, видимо, чтобы по армии прошел слух о том, что Сталин выезжал на фронт. Однако не доехал до фронта, может быть, около пятидесяти или семидесяти километров. В условленном месте его встречали генералы (не помню кто, вроде Еременко). Конечно, отсоветовали ехать дальше – поняли по его вопросу, какой совет он хотел услышать. Да и ответственность никто не хотел брать на себя или вызвать неудовольствие его. Такой трус оказался, что опозорился на глазах у генералов, офицеров и солдат охраны. Захотел по большой нужде (может, тоже от страха? – не знаю) и спросил, не может ли быть заминирована местность в кустах, возле дороги? Конечно, никто не захотел давать такой гарантии. Тогда Верховный Главнокомандующий на глазах у всех спустил брюки и сделал свое дело прямо на асфальте. На этом “знакомство с фронтом” было завершено, и он уехал обратно в Москву»[168]168
  Микоян А. Указ. соч. С. 563.


[Закрыть].

Судя по приведенному эпизоду, Микоян, как и другие соратники, видимо, не знали о частых расстройствах желудка вождя. В самом этом факте нет ничего особенного. Именно у внешне сильных, волевых людей нервы или физиология дают самые неожиданные сбои. Троцкий, по свидетельству его жены Наталии Седовой, в самые ответственные периоды своей жизни, в начале Гражданской войны и в момент открытой схватки со сталинистами за власть в 1925 году страдал от острейших приступов кишечного колита и перемежающейся лихорадки[169]169
  Из письма Н. Седовой-Троцкой в редакцию «Социалистического вестника» от 18 мая 1959 г. // Валентинов Н.В. Наследники Ленина. М., 1991. С. 211.


[Закрыть]. Зиновьев перед расстрелом рыдал и валялся в ногах у своих палачей. Об этом публично рассказал Сталину один из них, начальник его личной охраны Паукер. Рыков и Бухарин рыдали в 1938 году, когда их вызвали из тюремной камеры на заседание ЦК. Маршал Жуков, который недрожащей рукой отправлял на смерть дивизии, армии и целые фронты людей, разрыдался в присутствии членов Политбюро в ответ на упреки Сталина. Было это в первый или во второй день войны. При случае могли всплакнуть и другие известные советские генералы.

Суровые государственные мужи рыдают или страдают расстройством желудка, в том числе и на нервной почве, гораздо чаще, чем это принято думать. Жизнь Наполеона на острове Эльба и Гитлера в последние годы войны недвусмысленно свидетельствует об этом. Вообще же история знает тому бесчисленные примеры. Денис Смит, исследователь жизни Муссолини, пишет о том, что дуче «упорно поддерживал миф о своем крепком здоровье». На самом же деле его постоянно мучили желудочные колики, приступы которых обострялись в периоды наиболее острых политических ситуаций. Временами его мучила кровавая рвота, он вынужден был сесть на строжайшую диету и предпочитал есть в одиночестве[170]170
  Смит Д.М. Муссолини. М., 1995. С. 107–108. Выражаю искреннюю благодарность М. Вайскопфу, обратившему мое внимание на это место в книге Смита.


[Закрыть].

Есть и другие факты, говорящие о том, что Сталин в повседневной жизни мог быть трусом, но – все же смелым трусом. Даже Троцкий однажды снисходительно написал: «Сталин лично не трус». Сталина по нескольку раз в году изводили инфекционные болезни. После вскрытия обнаружилось, что у него были еще и спайки в области кишечника. Они тоже могли давать ощущения внутреннего напряжения и постоянного дискомфорта. Болезни подстегивали подозрительность. Подозрительность обостряла приступы неврастении. Все чаще преследовали мысли о возможных покушениях и смерти. Все более он опасался за свою жизнь и за власть. И этот страх сублимировался в невероятную, холодную, сверхчеловеческую жестокость, которая в свою очередь быстро привела к окончательной душевной омертвелости. Именно поэтому он не боялся быть жестоким и не стеснялся им прослыть. Он даже очень хотел этого. В «Краткой биографии» ни разу не говорится, что Сталин добр или великодушен, зато несколько раз подчеркивается, что он нетерпим и беспощаден к врагам. Он не боялся, как выразился Н.С. Хрущев, быть «государственным убийцей». Но за это бесстрашие Сталин вновь расплачивался изматывавшими душу и тело хроническими болезнями. Так в очередной раз в истории России накручивался мощнейший виток огосударствленного зла.

Как часто историки забывают, что внутренние состояния человеческой души и тела являются неразрывной частью «внешнего» мира. И чем более значимое место занимает человек в этом внешнем мире, тем мощнее внутренний мир (включая физиологию) человека воздействует на него. Дизентерия и смертельное расстройство желудка, которое случилось накануне последнего похода Александра Великого в Индию, изменили весь ход мировой истории. В роковой неудаче в битве при Ватерлоо Наполеон винил не только стечение обстоятельств, но и поразивший его грипп. Как теперь выясняется, исходя из состояния здоровья, Сталин мог бы умереть за много лет до 1953 года и даже – до 1937 года. Тогда история СССР и современной России, конечно же, была бы другой. Другой была бы вся мировая история. Но никто не в состоянии ответить на вопрос – почему? Почему он умер именно в «свой» день, час, минуту, а не раньше и не позже? Почему? Нет ответа.

* * *

Несмотря на то что медицинских данных о здоровье Сталина в период войны пока практически нет, воспоминания людей из окружения и близко его знавших военачальников говорят о том, что война еще сильнее обострила все проблемы. К ним добавились невралгические боли не только в области левой руки, но и в левой части нижней челюсти, и опять грипп с простудами и кашлем, ангины. Особенно тяжелыми были для него послевоенные 1946–1947 годы. В этот период у Сталина несколько раз начинались катастрофические расстройства желудка с позывами по 14–20 раз за день при очень высокой температуре. На этот раз был назван еще один диагноз – хроническая дизентерия. А к уже имевшимся болезням прибавился хронический гепатит (опять инфекционное заболевание!), атеросклероз, миодистрофия сердца. Наблюдавший его в Гаграх врач Кипшидзе настоятельно рекомендовал молочно-растительную диету, мясо лишь в умеренных количествах, а из спиртного только легкое столовое вино не более 100–150 граммов в сутки[171]171
  РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1483. Л. 1—23.


[Закрыть]. Как человек, хорошо знавший своего пациента, он понимал, что полный запрет на спиртное невозможен. Тем более что Сталин, когда не было обострений, любил обильно и разнообразно поесть и пил в больших количествах шампанское и коньяк. И все же, возможно, с этого времени Сталин завел специальную рюмку, которая была наполовину залита прозрачным стеклом и которая вмещала в себя не более глотка, хотя окружающим казалось, что она полна. Но других он заставлял пить, как и прежде, доводя некоторых уже не молодых соратников до глухого отчаяния, а некоторых до желанного бесчувствия. Не обращая внимания на запреты врачей, время от времени крепко выпивал и сам.

Несмотря на то что расстройства давно стали привычными, а явных признаков отравления врачи не находили, Сталин упорно подозревал окружающих, виновных в плачевном состоянии своего желудка. Поскольку круг лиц, допущенных к нему, был крайне ограничен, а вся обслуга и охрана находилась под особым контролем, он не переставал подозревать и некоторых своих ближайших соратников. Тем более что они почти все были моложе его. В первые дни войны, когда он, как говорят, струсил и растерялся, они посмели проявить самостоятельность, а главное – еще с довоенных времен и с его подачи действительно рассматривали себя в качестве наследников. В первую очередь это были Молотов и находившийся с ним в доверительных отношениях Микоян. Сразу после войны Сталин, угнетенный болезнями, стал заявлять, что собирается на пенсию, и демонстративно назвал Молотова в качестве своего прямого наследника. Последним, кто цитировался еще в первом издании «Краткой биографии» вождя (1939 г.), был Молотов. Второе, дополненное и переработанное издание (1947 г.) уже заканчивается обширной цитатой из доклада Молотова от 7 ноября 1945 года. Сталин собственноручно убрал целый аккорд заключительных славословий в свой адрес, которые следовали за этой не менее велеречивой цитатой[172]172
  РГА СПИ. Ф. 71. Оп. 10. Ед. хр. 261.


[Закрыть]. Всем стало ясно, что она как бы символизировала некую политическую эстафетную палочку. Но уже в 1948 году Сталин, несколько физически окрепнув, так же демонстративно начал отодвигать Молотова и так же демонстративно стал искать замену Микояну. Свои подозрения он ясно не формулировал, но то, что он им якобы уже давно не доверяет, не скрывал. У Молотова и Микояна это вызывало возмущенное недоумение. В конце жизни оба вспоминали целый ряд эпизодов, связанных с этими сталинскими подозрениями. Расскажем об одном из них.

Еще до войны, до начала массовых репрессий, Микоян, курировавший всю пищевую промышленность в СССР, присылал по-дружески домой Сталину грузинские и крымские вина. «Но с началом репрессий и усилившейся мнительностью Сталина, – пишет Микоян, – я перестал это делать. Когда же появился Берия, то он стал присылать Сталину разные сорта вин. А пили мы их все вместе. В последние годы, когда мнительность Сталина резко возросла, он делал так: поставит новую бутылку и говорит мне или Берии: “Вы, как кавказцы, разбираетесь в винах больше других, попробуйте, стоит ли пить это вино?” Я всегда говорил, хорошее вино или плохое – нарочно пил бокал до конца. Берия тоже. Каждое новое вино проверялось таким образом. Я думал: почему он это делает? Ведь самое лучшее – ему самому попробовать вино и судить, хорошее оно или плохое. Потом мне показалось и другие подтвердили, что таким образом он охранял себя от возможности отравления: ведь винное дело было подчинено мне, а бутылки присылал Берия, получая из Грузии. Вот он нас и проверял»[173]173
  Микоян А. Указ соч. С. 354.


[Закрыть].

Как известно, после XIX съезда Молотов и Микоян не были допущены в новый высший партийный орган – Бюро Президиума ЦК. Незадолго до смерти Сталин перестал их приглашать на свои ночные посиделки, намекая, что они американские «шпионы» и т. д. Многое говорит о том, что он готовил новый грандиозный процесс по типу процесса 1938 года, причем со сходной расстановкой фигур: вместо Бухарина, Томского и Рыкова – Молотов, Ворошилов и Микоян, вместо Ягоды, возможно, – Абакумов. Так же как в 30-х годах, он заранее очищал свое ближайшее окружение – убрал долголетнего личного секретаря Поскребышева, посадил за решетку верного сторожевого пса, начальника личной охраны генерала Власика. Сторонники версии заговора против Сталина (Авторханов, Радзинский и др.) считают, что все это происходило вследствие дальновидных происков Берии. Но для таких предположений нет никаких оснований. Сталин просто-напросто повторял, даже в деталях, схему 1937–1938 годов, когда накануне «великой чистки» был почти заново обновлен руководящий состав личного секретариата вождя и его охраны. Сталин прекрасно понимал, что и Поскребышев, и Власик, и другие люди из личного окружения слишком многое знают о его истинных взаимоотношениях с будущими фигурантами процесса и даже невольно могут стать опасными. Да и время подошло для очередной «смены караула». Она имела странную закономерность – десятилетний ритм. Пик репрессий приходился обычно на очередной революционный юбилей: 1937, 1947, а впереди страну ждал 1957 год. В 1953 году начинался очередной забег на новую вершину. Сталин вершил судьбы страны ритмично и планово. А вот Берия вряд ли был заинтересован в устранении хорошо ему знакомых в окружении Сталина людей и наверняка многим ему обязанных.

Так же как в 1938 году, но в больших масштабах и в несколько иной последовательности, в процесс вовлекалась целая группа врачей, причем главным образом лечивших его, Сталина. Многие из этих врачей выступали в 1938 году с обличительными статьями, хотя и были учениками казненных тогда профессоров. Пока это новое дело «убийц в белых халатах» разворачивалось на фоне борьбы с «космополитизмом», что придавало ему особо зловещий «сионистский» (то есть антисемитский) фон, здоровье Сталина между 1948 и 1953 годами было все в том же неустойчивом состоянии. Вопреки широко распространенному мнению, согласно которому Сталин в последние годы жизни якобы совсем не обращался к врачам, он по крайней мере шесть раз приглашал к себе медиков. Приглашал главным образом по поводу простуды, гриппа и вновь – понос, рвота, температура… Последний раз его осматривал врач в связи с заболеванием фарингитом в середине апреля 1952 года[174]174
  РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 11.


[Закрыть]. Были и еще вызовы врачей до 2 марта 1953 года, но документы, свидетельствующие об этом, не доступны, хотя информация о болезни проникла в зарубежную печать тогда же.

Конечно, вряд ли в эти годы его оставляла надежда на реальную помощь медицины, не только в достижении бессмертия, но и в способах продления жизни без ставших обычными мучений. Как выяснилось, он много болел всю жизнь и волей-неволей должен был привыкнуть к своим тяжелым хроническим недугам. Но и о скорой смерти он явно не задумывался, а готовил страну к очередной масштабной дыбе. Но наш мир устроен так, что всему приходит свой срок. Он умер в тот момент, когда подготовил очередную удавку своему рабски покорному, пресмыкающемуся советскому народу.

* * *

К умирающему Сталину вызвали лучших специалистов из тех, кто остался на свободе. И конечно, ни одного еврея. Вокруг последних часов жизни Сталина клубится множество различных легенд и домыслов. Для того чтобы всерьез все их рассмотреть, нужна специальная книга. Вот один пример. Соратники якобы сознательно оставили Сталина лежать почти сутки без врачебной помощи. Хрущев вполне разумно объяснил это тем, что вечером 1 марта, когда они по вызову охраны приехали первый раз на дачу, увидели лежащего на диване храпящего вождя, который к тому же перед этим обмочился, то решили, что он накануне «перебрал». Хрущев рассказал, что в ночь на 1 марта, провожая их после кино и длительного обеда, Сталин добродушно ткнул его в живот и назвал «Микитой». Это было явным признаком небольшого подпития вождя. А Хрущев эти нюансы научился различать с молодых лет. Поэтому причин для особых беспокойств не было, и, чтобы не ставить его в неловкое положение, они уехали. Через несколько часов их вызвали снова[175]175
  Сходное описание обстоятельств смерти вождя оставил П.В. Мозгачев – заместитель коменданта дачи Ближняя, который работал в охране Сталина с 1938 г. Правда, Хрущева, приехавшего по вызову охраны вместе с Берией и Маленковым, он не упоминает. См.: Шефов А. Две встречи // «И примкнувший к ним Шепилов». М., 1998. С. 156.


[Закрыть]. Совершенно очевидно, что никаких сознательных враждебных действий с их стороны не было, да и быть не могло. Тем более что Сталин в последние годы жизни особенно приблизил к себе Хрущева, о чем до конца жизни не мог забыть (и простить Сталину) Молотов. И эта благосклонность вождя имела особый, далекоидущий смысл. Совсем не случайно именно Хрущев после смерти Сталина занял высший партийный пост.