Текст книги "Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого"

«Не менее интересен состав съезда с точки зрения национальностей, – делился своими впечатлениями Иванович. – Статистика показала, что большинство меньшевистской фракции составляют евреи (не считая, конечно, бундовцев). Далее идут грузины, потом русские. Зато громадное большинство большевистской фракции составляют русские, далее идут евреи (не считая, конечно, поляков и латышей), затем грузины и т. д. По этому поводу кто-то из большевиков заметил шутя (кажется, тов. Алексинский), что меньшевики – еврейская фракция, большевики – истинно русская, стало быть, не мешало бы нам, большевикам, устроить в партии погром»[317]317
  Указ. соч. С. 50–51.


[Закрыть]. Не будем очень сильно придираться к шутливой интонации. Делегаты съезда, как и сам автор, явно в доброжелательном тоне обсуждали национально-политический состав съезда. Но затем Коба Иванович переносит вопрос в более широкую область классово-национального состава населения России. И тогда он уже без всякой ссылки на статистику заявляет, что в большевистской партии потому преобладают русские, что они представляют истинно пролетарские промышленные районы империи. Меньшевики же, среди которых преобладают евреи и грузины, представляют районы «мелкого производства». Коба, конечно же, просто повторил самоутешительные доводы, которые приводили своим последователям большевистские лидеры, терпящие поражение на съезде. Но то, что истинные пролетарии – это большевики и русские, а меньшевики и евреи – это мелкие торгаши, примазывающиеся к революции, он крепко усвоил на будущие времена. Он также повторил, причем с откровенным удовольствием, ядовитое замечание Розы Люксембург в адрес Бунда, которая, в отличие от Алексинского, сама была еврейкой по национальности: «Тов. Роза Люксембург художественно-метко охарактеризовала эту политику Бунда, сказав, что политика Бунда не есть политика зрелой политической организации, влияющей на массы, что это – политика торгашей, вечно высматривающих и вечно выжидающих с надеждой: авось завтра сахар подешевеет»[318]318
  Указ. соч. С. 51–52.


[Закрыть]. Так «еврейский вопрос» сравнительно плавно вошел в повседневную жизнь новоявленного Навуходоносора.

В Кобе Ивановиче уже было все то, что потом обнаружилось и развилось в зрелом Сталине. Но те первичные мнения, взгляды и пристрастия, которые выработал в себе провинциальный грузинский революционер-пропагандист, стали приобретать сосем иное качество, когда он завладел абсолютной государственной властью.

Состав ленинского руководства российским государством был более интернациональным, чем за всю предыдущую историю. Так или иначе, в нем было представлено большинство национальностей, проживавших в России. Самым видным партийно-государственным деятелем, кровно связанным с Кавказом, был грузин Джугашвили (Сталин). Он был членом высшего политического органа – Политбюро ЦК РКП(б), а также стал одним из первых народных комиссаров советского правительства. То, что впервые в истории России был создан специальный государственный орган, Народный комиссариат по делам национальностей, который возглавил нарком-грузин, также было не случайно. После того как Сталин завладел единоличной властью, до конца войны он продолжал соблюдать в руководстве определенный национальный баланс, стараясь избегать обвинений в землячестве, одновременно шумно демонстрируя приверженность и к «интернационализму», и к «великорусскому» шовинизму. Политика Сталина, со всеми ее разновидностями, была в высшей степени конъюнктурна и демагогична. Но с середины 30-х годов, благодаря его личной поддержке, все более заметную роль во властных структурах стали играть кавказцы – грузин Серго Орджоникидзе, армянин Анастас Микоян. Главным же действующим «лицом кавказской национальности» в сталинском руководстве был, конечно, мегрел Лаврентий Берия. С середины 30-х годов и до самой смерти Кобы Берия был не только его «глазами и ушами», не только организатором и исполнителем его самых тайных замыслов. Судя по той особой доверительности, которая возникла между ними со времени совместной работы над фальсификацией истории большевистских организаций Закавказья, Берия стал для Сталина особенно близким лицом. Конечно, как и со всеми другими близкими людьми, Сталин играл и судьбой Берия, то приближая, то отдаляя его, то поручая самые важные и тайные дела, то демонстрируя недоверие и отчуждение. Стиль отношения Сталина к политически близким людям – это особая тема. Длительное время у Сталина было несколько человек, которые пользовались его особым расположением. Это русские Молотов, Маленков, еврей Каганович и грузин Берия. По разным причинам другие члены Политбюро, включая Кирова и особенно Орджоникидзе, пользовались гораздо меньшим расположением вождя и, похоже, именно поэтому так рано расстались с жизнью. Я думаю, что Сталин, как многие, воспитанные в атмосфере обостренного отношения к национальной проблеме, постоянно подсчитывал соотношение национального с другими факторами в каждом приближенном человеке. Привычка тщательно взвешивать национальный фактор в повседневной, а значит, и в политической жизни была воспитана в нем еще со времен кавказской юности и подпольной молодости.

Но с середины 30-х годов не только люди с Кавказа все чаще стали появляться в различных партийных и государственных учреждениях, в ближайшем окружении Кобы, на даче, в быту, в карательных органах. Культура Кавказа, в особенности Грузии, в том числе литература, музыкальный фольклор все в больших масштабах стали проникать в общероссийскую культуру. Любимые с юности писатели и поэты вождя переводились на русский язык и издавались массовыми тиражами. Приведу несколько примеров, иллюстрирующих неизменный интерес стареющего Кобы к Кавказу, к своей родине.

В сохранившейся части сталинской библиотеки я нашел несколько десятков книг на грузинском языке и много переводной литературы с дарственными надписями авторов, переводчиков, составителей. Среди них, например, грузинский перевод «Божественной комедии» Данте Алигьери, несколько изданий поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», книга Т. Амиранашвили «История грузинского искусства (Т. 1. Тбилиси, 1944), И. Джавахишвили «Введение в историю грузинского народа» (Т. 2. Тбилиси, 1937), работы по кавказоведению и языкознанию Н. Марра, А. Чикобава, художественные произведения К. Гамсахурдиа, Г. Леонидзе и другие. В библиотеке вождя находится сейчас и экземпляр книги Шота Руставели на русском языке, изданный в 1937 году, с дарственной надписью Светланы Аллилуевой своему брату: «Милому Васе в день рождения, Светлуха. 4 марта 1944. Примечание: Этот фолиант предназначен для создания уюта, лежа на столе»[319]319
  Руставели Шота. Витязь в тигровой шкуре. М.: Изд-во АН СССР, 1937 // Государственная общественно-политическая библиотека. Отдел редких книг. Библиотека И. В. Сталина.


[Закрыть]. Действительно, эта громоздкая книга в тяжелом переводе Пантелеймона Петренко и с портретом Руставели, нафантазированным Сергеем Кобуладзе, предназначена больше «для создания уюта», чем для чтения. Не знаю, знал ли Сталин о существовании дореволюционного и очень удачного перевода поэмы К. Бальмонта, но то, что он лично инициировал работу над текстами средневекового персидско-грузинского памятника литературы, это очевидно. Напомню, что еще в семинарии он зачитывался романтической поэзией Руставели и даже сам нарисовал его воображаемый портрет. Светлана Аллилуева утверждает, что отец любил иногда рассуждать о достоинствах русского перевода поэмы[320]320
  Аллилуева С. Только один год. М., 1995. С. 337.


[Закрыть].

В библиотеке Сталина есть также сборник повестей и рассказов Ильи Чавчавадзе, который был издан на русском языке в 1937 году с предисловием В. Гольцева. Автор предисловия сослался, конечно, на доклад-брошюру Л. Берии «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье» (издание 1935 г.), в которой Чавчавадзе характеризовался как основатель «феодально-прогрессивного» политического направления[321]321
  РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 706. Л. 31.


[Закрыть]. Гольцев первым высказал предположение, что Чавчавадзе (член Государственного совета царской России), возможно, был убит в 1907 году по распоряжению царской охранки за свои антиимперские антирусские настроения. Позже в БСЭ и в справочниках уже без всяких сомнений утверждалось, что он был тайно убит охранкой, хотя на самом деле писатель был известным карточным игроком, бретером и очень вспыльчивым человеком. Поэтому подлинные мотивы убийства первого светского наставника Кобы, скорее всего, имели мало общего с поздней официальной версией. Хотя в целом Чавчавадзе был скорее национал-либералом, он очень откровенно высказывал свои националистические взгляды, причем не только позволял себе традиционные для многих грузинских националистов антиармянские выпады, но в литературных произведениях допускал выпады антирусского характера. Предисловие Гольцева помогало русскому читателю относиться к ним с пониманием. «Что же касается национализма Ильи Чавчавадзе, – писал он, – его нельзя оценить по достоинству, если не вспомнить, что при царском режиме революционный и демократический национализм являлся средством самозащиты маленьких угнетаемых народов, что, в частности, Илье Чавчавадзе и его соратникам приходилось вести борьбу против реакционных публицистов вроде Каткова, цинично предлагавших грузинам перенести свои национальные знамена в цирк, против кавказских попечителей вроде Янковского, изгонявшего грузинский язык даже из программ начальных школ, против тбилисских экзархов, проклинавших с высоты амвона грузинский народ»[322]322
  Чавчавадзе И. Повести и рассказы. Пер. с грузинского Е. Гогоберизде. М., 1937. С. 20 // Государственная общественно-политическая библиотека. Отдел редких книг. Библиотека И. В. Сталина.


[Закрыть].

Чавчавадзе действительно значительный грузинский писатель, но первые переводы его произведений на русский язык уже в советское время не очень удачны. Приведу небольшой отрывок из его повести «Записки проезжего. От Владикавказа до Тифлиса», в котором одновременно пародируются лермонтовский «Герой нашего времени», Гоголь с его образом России, как «птицы-тройки», и художники-передвижники с их чувствительными портретами русского мужика-труженика.

«Удивительно! Как прекрасно тупое лицо этого ямщика на картинах русских художников, – этого самого ямщика с толстой шеей, ленивой, распущенной повадкой и какими-то скотскими, нечеловеческими движениями! Настолько хорош портрет, настолько – даже с виду – отвратительна действительность!..

– Кто изобрел этот возок? – спросил меня француз, указывая пальцем на почтовый возок, на котором неуклюже дремал еще не очухавшийся от сна ямщик.

– Русские, – ответил я.

– Да, пожалуй, ни один народ не станет его у них оспаривать!

– Что поделаешь? Вся Россия так ездит»[323]323
  Указ. соч. С. 3–4.


[Закрыть].

Как мы помним, перевод вышел в 1937 году. Оставалось десять лет до начала эпохи борьбы «с безродным космополитизмом» и инспирированных Сталиным заявлений на весь мир о русском приоритете в большинстве областей мировой науки и техники.

* * *

На всех упомянутых книгах из библиотеки Сталина, имеющих отношение к Грузии, нет видимых следов размышлений вождя. Но зато они в изобилии встречаются на других изданиях, художественных и научных произведениях, хранящихся ныне в его архиве. Помимо переписки и официальных документов, там есть три группы источников, характеризующие его личное отношение к Грузии в период своего могущества. Одна группа – это публикации произведений самого Сталина на грузинском языке, как дореволюционные, так и советского времени. Помимо тех, о которых уже шла речь в связи с изданием первых томов сочинений, упомяну брошюру на грузинском языке (1905 г. издания) «Вскользь о партийных разногласиях». На ее обложке Сталин собственноручно начертал значительно позже: «Составлено И. Сталиным»[324]324
  РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 387. В архивной описи допущена ошибка при переводе названия брошюры.


[Закрыть]. В сборник статей «Об основных вопросах борьбы компартии Грузии», изданный в Тбилиси в 1934 году, включены работы как дореволюционного периода, так и более поздние тексты[325]325
  РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 326. Здесь также неверно указано название.


[Закрыть]. Эта публикация предшествовала докладу и брошюре Берии и, возможно, послужила для нее теоретическим подспорьем. На страницах этого сборника есть замечания Сталина на грузинском языке, главным образом грамматического характера.

Вторая группа источников, находящихся в архиве Сталина, – это художественные произведения и киносценарии на тему истории Грузии. Третья группа – научные книги и статьи по истории и культуре Грузии и народов Кавказа. Последние две группы опубликованы как на русском, так и на грузинском языках. На всех них есть более существенные пометы Сталина также на двух языках, которые он делал до начала 50-х годов, то есть фактически вплоть до своей кончины.

В истории Грузии, как и в истории любого народа, есть разные персонажи: благородные герои и негодяи, сильные духом подвижники и приспособленцы, тупые исполнители чужой злой воли… Все как у всех. По-детски идеализируя своих родителей и предков, человечество ищет в них опору во всем, даже в заведомо сомнительном с точки зрения обычной морали. Потомки всегда оправдают предков, которые в целях ли защиты отечества, восстановления его целостности или независимости, то есть в целях «высших» национальных интересов, прибегают ко лжи и коварству, используют в борьбе измену и неблагодарность. Но если в интересах «народа» это делали «они», наши отцы и деды, то и «нам», их наследникам и потомкам, можно и должно делать то же. А поскольку у других народов есть свои авторитетные предки, которые им «завещали» то же самое, но по отношению к своим ближним и дальним соседям, то на земле, на поле боя идут сражения не только между живыми потомками, но и между тенями предков, «подхлестывающих» их эмоциональными бичами. Попробуем понять, почему Сталин избрал в качестве официального героя Древней Грузии Георгия Саакадзе, чье поведение с точки зрения общечеловеческой морали было далеко не безупречным. При этом оставим для специалистов споры о реальном историческом лице, жившем в Грузии в самом конце XVI – начале XVII века.

В истории Грузии было множество исторических деятелей, издревле пользовавшихся огромным уважением и удостоенных благодарной памяти потомков. Например, особой любовью пользуются три властителя Грузии XII века: Давид Строитель, Георгий III и царица Тамара. При них страна достигла наивысшего расцвета, а территория Грузии включала в себя части теперешних Армении и Азербайджана. Они отражали нашествия турок-сельджуков, достигли больших успехов в экономике и культуре. Но Сталин, возможно еще с юности, избрал в качестве образца исторического героя не их, а военачальника-авантюриста, потомственного «моурави». Так называли воеводу, административное лицо, управлявшее небольшой территорией феодального государства. В конце XVI – начале XVII века Грузия стала яблоком раздора для двух могущественных соседних мусульманских государств – Персии и Турции. Поучаствовав в различных феодальных войнах, Саакадзе в 1612 году вместе с дружиной перешел на службу к известному персидскому завоевателю и государственному деятелю шаху Аббасу I. Там он зарекомендовал себя в качестве талантливого полководца и верного сатрапа. В 1623 году шах поручил ему вместе с группой других военачальников возглавить поход на Грузию, которую раздирали феодальные междоусобицы и которой пытались овладеть турки. Оказавшись на родине, Саакадзе в 1625 году изменил персам и вместе с грузинским царем Теймуразом I разбил собственные войска, выделенные ему шахом. Но вскоре он рассорился и с грузинским царем, был разгромлен соотечественниками и поэтому бежал под защиту своих бывших врагов в Турцию, где через несколько лет был убит. Судьба Саакадзе довольно обычна для того времени, когда отважные авантюристы, наемники и конкистадоры из различных стран Европы и Азии с легкостью переходили от одного правителя к другому. Вспомним хотя бы русского князя Андрея Курбского. В грузинской исторической и литературной традиции образ «Великого Моурави» очень быстро приобрел черты защитника угнетенного отечества, хитроумно использовавшего одних своих врагов против других. Возможно, именно этим образ Георгия Саакадзе и привлек к себе Иосифа Джугашвили еще в юности.

В сентябре 1938 года Сталин получил в подарок книгу от Анны Антоновской – писательницы, специализировавшейся на исторических романах. По традиции того времени подарок был предназначен «вдохновителю нашей героической эпохи Иосифу Виссарионовичу Сталину». При этом она сочла нужным добавить: «С глубоким уважением и любовью, автор». Книга называлась «Диди Моурави. Исторический роман (Грузия XVI–XVII вв.)». Она вышла в издательстве «Заря Востока» в 1937 году. Книга была написана и напечатана по-русски, хотя издана в Грузии и ее грузинское название было напечатано русскими буквами. У меня нет сведений, позволяющих утверждать, что это был личный заказ вождя, но книжка явно пришлась по душе Сталину, и он ее прочитал всю, от корки до корки, включая словарь-комментарий. Книга написана талантливо, читается легко, несмотря на обилие персонажей, грузинских, тюркских, персидских слов и выражений. Конечно, автору помогали грузинские историки, о чем есть соответствующее указание. Переводчиком стихов и составителем комментариев выступил Борис Черный. Как всегда, даже когда читал с увлечением, Сталин отмечал карандашом неточности и, как он считал, допущенные автором ошибки. Так, он везде, где встретил, обвел карандашами разных цветов и поставил вопросительные знаки рядом со словами «чурек» и «аул». Судя по контексту, счел неуместным вкладывать тюркские слова в уста средневековых грузин, принадлежавших к индоевропейской (или, как тогда говорили, яфетической) языковой группе. Ему почему-то не понравилась и поэтическая оценка расстояния, отделявшего русское царство времен Бориса Годунова от Грузии: «Далеко очень русский царь сидит, сто восемьдесят солнц взойдет, пока к нам помощь доберется…» Слово «солнц» он подчеркнул и поставил рядом знак вопроса. Но зато он взял себе на заметку такую вот историческую справку, выписанную автором из научного издания:

«Географическая обособленность кавказских племен и народностей в условиях средневековой замкнутости хозяйства способствовала образованию изолированных друг от друга поселений, которые, при наличии различных религиозных воззрений, нередко считали ближних и дальних соседей своими непримиримыми врагами»[326]326
  РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 5. С. 305.


[Закрыть].

С не меньшим интересом, чем сам роман, Коба изучил приложенный грузинско-русский словарь, отметив с десяток незнакомых старинных грузинских и тюркских слов. Он отметил имя легендарного царя Грузии IV века до н. э. Парнаоза, слова: «салтхуцеси» – министр двора, «Самцхе-Саатабаго» – юго-западная часть Грузии, «Светицховели» – название Мцхетского собора, «Тархан – по-татарски – вольная» и т. д.[327]327
  Там же. С. 538–542.


[Закрыть] Как всегда, он пользовался случаем, чтобы пополнить и освежить свои знания, в том числе и знание грузинского языка.

В 1940 году выходит вторая часть романа, и вновь Сталин прочитывает ее с различными карандашами в руке. Замечания все те же. Значит, он не счел нужным сообщить о них в свое время автору[328]328
  Там же. Ед. хр. 6.


[Закрыть]. Роман Сталину явно все больше нравится. Еще бы, исторический персонаж выглядел в романе как былинный богатырь, защитник бедных и угнетенных, был справедлив даже к врагам, его окружали предатели и негодяи, а все его сомнительные поступки, оказывается, содержали в себе тайный умысел помочь несчастной родине. Об одном из эпизодов хочется сказать особо. Шах, отправляя Великого Моурави походом на Грузию, оставляет у себя заложником его сына Паата. Саакадзе знает, что сыну не жить, если он изменит Аббасу. Об этом догадывается и Паат. Тем не менее Великий Моурави поднимает восстание, громит персов, а взамен получает от шаха голову сына. Так демонстрировалась любовь героя к родине, которая сильнее всяческих родственных привязанностей. Хотя на самом-то деле литературный Саакадзе жертвовал жизнью сына ради приобретения собственного царства. Конечно, ни писательница, ни вождь не могли предположить, что через год после выхода второй книги сын «Великого» Сталина Яша окажется в немецком плену и как бы повторит судьбу сына Великого Моурави. Как и Паат, Яков, невольно давший отцу возможность продемонстрировать готовность жертвовать в войне даже жизнью своего единокровного сына, пропадет в немецком плену бессмысленно и бесполезно.

* * *

Сталин попытался материализовать любимого исторического героя своей юности и поэтому решил поведать о нем и его деяниях всему СССР. После выхода второй части романа, видимо, был объявлен конкурс на лучший сценарий для фильма. Коба выступил в качестве верховного арбитра. В архиве Сталина сохранились два литературных сценария и его записка о них[329]329
  РГА СПИ. Оп. 11. Ед. хр. 159.


[Закрыть]. Один сценарий написан в соавторстве Анной Антоновской и Борисом Черным, по мотивам уже опубликованного романа, а другой – грузинским писателем-«орденоносцем» Георгием Леонидзе. Сталин внимательно прочитал оба сценария. Произведение Леонидзе ему явно не понравилось. И действительно, герои будущего фильма чересчур напыщенны, в сценарии нет кинематографической динамики. Текст раздражал Сталина неточностью исторических и бытовых деталей, нечеткими диалогами, неясно выраженными авторскими мыслями. Как человек, с детства восхищавшийся профессиональными кулачными бойцами, он сразу же подметил неточность в такой сцене: «Гиви схватил турка одной рукой за руку, и глаза его на мгновение встретились с глазами противника. Он ловко нанес ему удар под локоть. Турок выпустил из руки кисть Гиви и упал. Дочь Гуриели с восторгом следит за борьбой из окна». Сталин, отметив эту неточность в тексте, сбоку приписал: «В борьбе нельзя бить»[330]330
  Там же. Оп. 3. Ед. хр. 186. С. 27.


[Закрыть]. Проявил он осведомленность и в истории оружия. Автор написал: «Османы подбираются к Горийской крепости подкопом, закладывают мины и взрывают». Сталин комментирует: «Мин не было тогда». И хотя Сталин действительно изучал литературу по истории войн и оружия, ошибается здесь Верховный Главнокомандующий СССР. Минами тогда называли любой заряд пороха, заложенный в подкоп, под укрепление. За несколько десятилетий до описываемых событий стена Казанского кремля была взорвана такой миной по приказу Ивана Грозного. Леонидзе вообще не повезло с Горийской крепостью. Явно желая угодить вождю, он заставляет своего героя совершить стремительный бросок на ее защиту. Но поздно, перед ним возникает «Горийская крепость, полуразрушенная, наполовину выгоревшая». Сталин рассмеялся: «Ха-ха-ха…»[331]331
  Там же. С. 40.


[Закрыть] Ему ли было не знать, все детство лазавшему по ее развалинам, что во времена шаха Аббаса она стояла нерушимо. Впрочем, достоверных сведений на сей счет нет.

В нескольких местах на полях сценария Сталин написал: «Глупо!», «Глупая сцена». Вот одна из сцен, не понравившихся Кобе:

«Саакадзе:

– Что ты будешь делать, если меня убьют?

– Этого не будет!

Саакадзе:

– А если случится?

– Я убью того, кто убьет тебя!

Саакадзе улыбнулся»[332]332
  Там же. С. 32.


[Закрыть].

Если учесть, что Великий Моурави ведет диалог с собственной женой, то в подобных случаях горская романтическая душа ждет от нее, по крайней мере, жертвы собственной жизнью, а не ответной кровной мести, что более подобает родственнику-мужчине. В общем, этот сценарий Сталину не понравился.

Сценарий Антоновской и Черного действительно много лучше, авторы хорошо знакомы со спецификой кинематографического построения образов, да и русским языком они владеют профессиональнее. Главное же, они уловили потребность вождя в романтическом восприятии истории родины и ее былинных героев. Это становится очевидным буквально с первого кадра и с первых титров:

«Из затемнения. Надпись: “1609”.

Цифры заполняют экран. За ними фоном видны повисшие над пропастью замки. Клубятся облака. Над замками парит одинокий орел. Быстрый наплыв.

Надпись:

Князья все больше раздробляли Грузию на отдельные княжества. Их беспрерывные междоусобные войны расшатывали устои царства. От произвола князей страдали крепостные крестьяне, ремесленный люд, азнауры-дворяне. Турция и Иран, пользуясь внутренним положением Грузии, стремились окончательно поработить страну. В эту эпоху бурь и потрясений на борьбу с князьями и внешними поработителями за объединение Грузии в единое государство обнажил свой меч Георгий Саакадзе»[333]333
  РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр.7.


[Закрыть].

Здесь изложена обычная для периода расцвета историософии сталинизма концепция раздробленного распрями государства, которое ценой титанических кровавых действий некоего вождя объединяется им на погибель внутренним и внешним врагам. Ни для кого не было секретом то, что эта концепция служила средством для проведения аналогий с историей сталинской России периода борьбы с оппозициями. Фильм о Саакадзе, который вышел на экраны в те же послевоенные годы, когда появилась первая серия «Ивана Грозного», должен был доказать, что не только в России, но и в Грузии был исторический прототип «Великого Сталина». Однако литературный сценарий действительно написан хорошо, лучше даже, чем роман. Он создает атмосферу мрачноватой рыцарской романтики, переливается блеском драгоценных камней и металлов, удивляет хитроумием подземных ходов и интриг, освещен всполохами сабельных сеч. Кстати, Коба, конечно, не мог пропустить неточность – в сценарии говорится, что грузины рубились «шашками», то есть было использовано русское слово тюркского происхождения. Сталин везде исправил «шашки» на «сабли»[334]334
  Там же. С. 54–55.


[Закрыть]. Вообще, вопреки обычаю, замечаний по тексту мало, и это несмотря на то, что читал он сценарий чрезвычайно внимательно. Как это нередко бывает, авторы по ходу изложения в одном месте сами запутались в том, о ком у них идет речь: о турецком или о персидском посольстве? Безошибочный глаз профессионального редактора тут же заметил сбой, а рука Сталина внесла нужные исправления[335]335
  Там же. С. 22.


[Закрыть].

Мне особенно понравилась заключительная сцена, отсылающая эмоциональную память и воображение зрителя к первым кадрам фильма:

«Стремительно закружился двухэтажный хоровод. Гремит лекури, и барабанный ритм пляски переходит в ритм конского бега.

И уже все дружинники и ополченцы с копьями наперевес устремляются вдаль.

Впереди мчится Саакадзе с обнаженным мечом. Его взор устремлен на вершины, где, сливаясь с облаками, повисли над бездной многобашенные княжеские замки.

Заполняя весь экран, клубятся облака над замками; над ними парит одинокий орел»[336]336
  Там же. С. 93.


[Закрыть]. Сцена, достойная аналогии с «Песней о Нибелунгах».

Прочитав сценарии, Сталин написал краткий отзыв:

«Т-щу Большакову,

копии Леонидзе, копии Антоновской и Черному.

Я получил на днях два сценария на тему «Георгий Саакадзе». Один – Антоновской и Черного, другой – Леонидзе.

По-моему, сценарий Леонидзе неудачен. Он беден в художественном отношении. Он несколько примитивен с точки зрения выбора и использования исторического материала.

Сценарий Антоновской и Черного свободен от подобных недостатков. Но у него имеется другой недостаток, он кончается победой, апофеозом политики Саакадзе и самого Саакадзе. Но такой финал, как известно, не соответствует исторической действительности и создает ложное представление о прошлом Грузии. На самом деле, как повествует история, политика Саакадзе, хотя и прогрессивна с точки зрения будущей перспективы Грузии, потерпела поражение (а сам Саакадзе погиб), так как Грузия времен Саакадзе еще не успела созреть для такой политики, то есть для ее объединения в одно государство путем утверждения царского абсолютизма и ликвидации власти князей. Причина ясна: князья и феодализм оказались более сильными, а царь и дворянство – более слабыми, чем предполагал Саакадзе. Саакадзе чувствовал эту внутреннюю слабость Грузии и вознамерился перекрыть ее (так в тексте. – Б. И.) привлечением к делу внешней (иностранной) силы. Но сила внешнего фактора не могла компенсировать внутреннюю слабость страны. Так оно и произошло, как известно. В обстановке этих неразрешимых противоречий политика Саакадзе должна была потерпеть – и действительно потерпела – поражение.

Я думаю, что эта историческая правда должна быть восстановлена в сценарии Антоновской и Черного. И если она будет восстановлена, сценарий Антоновской и Черного можно будет квалифицировать как одно из лучших произведений советской кинематографии.

11. X.48.

И. Сталин»[337]337
  Там же. Оп.11. Ед. хр. 159. Л. 4–8.


[Закрыть].

Во время войны, точнее, во второй ее половине, Сталин читал произведения Константинэ Симоновича Гамсахурдиа – признанного мэтра грузинской художественной литературы. Член Грузинской академии наук, он писал на родном языке большие романы о преобразованиях в деревне, перевел на грузинский «Божественную комедию» Данте. Но больше всего Гамсахурдиа прославился писаниями исторических произведений. Два романа – «Десница великого мастера» на русском языке и первый том романа «Давид Строитель» на грузинском языке – находятся ныне в сталинской библиотеке-архиве.

В Грузии роман «Десница великого мастера» вышел в 1939 году и, скорее всего, после одобрения Сталиным, в 1944 году был издан на русском языке для всесоюзного читателя. Возможно, именно поэтому замечаний и помет Сталина на русском издании практически нет. Роман же «Давид Строитель», кажется, так и не был переведен при жизни вождя, хотя первый том вышел в Тбилиси в 1942 году. Сталин сделал на нем много замечаний на грузинском и русском языках. Писатель закончил этот роман-эпопею в четырех томах только в 1958 году, то есть после смерти сановного цензора.

Действие романа «Десница великого мастера» разворачивается во времена царя Георгия I, правившего в начале XI века. Именно в его время был возведен в древней столице Грузии, в городе Мцхета, соборный храм Светицховели, в архитектуре которого впервые нашли отражение национальные черты. Согласно историческим источникам, храм был возведен под руководством выдающегося царского зодчего Фарсмана Перса. Попав в плен к грузинам, он принял христианство и построил несколько архитектурных шедевров. По воле писателя храм Светицховели строит подмастерье Перса, грузин Константинэ Арсакидзе. По мнению писателя, именно его рука – «десница великого мастера» – высечена в камне на фронтоне храма. Сталин перечитал весь русский вариант романа и только в самом конце сделал одно замечание. Царь Георгий из рода Багратидов перед смертью жалуется на непонимание со стороны соотечественников: «Грузии я отдал отрочество свое и юность, но грузины звали меня «абхазом», а абхазцы – «лазутчиком картлинцев», – меня, Багратиона, лаза»[338]338
  РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 51. С. 280.


[Закрыть]. Лазы – наименование одного из родственных племен, но Сталин, видимо, был недоволен самоидентификацией царя. Подчеркнув название племени, он напротив этой фразы поставил знак вопроса. Этническое происхождение царского рода Багратидов, выходцев из Турции, неясно. Некоторые исследователи, помимо грузинских, ищут армянские, иудейские или персидские корни. Для Сталина этот вопрос решался однозначно.

Как уже говорилось, в XII веке при царе Давиде Строителе феодальная Грузия достигла пика своего могущества. Именно этому царю и его эпохе и была посвящена еще одна историческая эпопея Гамсахурдиа. Несмотря на войну и перегруженность делами верховного командования, Сталин находит время для чтения, правки и злых комментариев в адрес автора этого исторического романа. Текст буквально испещрен замечаниями грамматического и стилистического характера, написанными разными карандашами. Это лишний раз подтверждает, что Коба и к старости свободно читал по-грузински и хорошо чувствовал стилистику языка автора-грузина. Особенный поток замечаний вызвала глава, в которой автор предложил свою трактовку исторической эпохи времен Давида Строителя. Сталин испещрил все ее страницы по-русски и по-грузински, наставив массу знаков вопроса, многочисленных крестов и реплик типа: «Глупость», «Че-пу-ха», «Тэк-с», «Неправда», «Ха-ха-ха», «Напротив» и т. д.[339]339
  РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 50. С. 467–472.


[Закрыть] Мне неизвестно, довели ли до сведения автора все эти замечания вождя?