Текст книги "Введение в японскую анимацию"

Борис Андреевич Иванов
Введение в японскую анимацию

Предисловие

В какой стране выпускается больше всего в мире анимационных сериалов в год? В какой стране существуют ежегодные «горячие десятки» полнометражных анимационных фильмов, в то время как в других странах и десяти таких фильмов в год не производится? В какой стране в школе учат рисовать комиксы, киноактеры заимствуют комические позы и гримасы из детских мультиков, а в кинорежиссеры идут люди, не пробившиеся в режиссеры анимации? В какой стране комиксы составляют 40% всей печатной продукции и с равным удовольствием читаются в любом возрасте? Ответ на все вопросы один – это Япония.

В России существует два не очень сочетающихся взгляда на Японию. С одной стороны, это государство с древней историей и культурой, богатейшими традициями, о которых так любят рассуждать любители экзотики. С другой стороны, это сверхсовременное государство из Большой Восьмерки, поражающее своими техническими достижениями и устремленностью в будущее. С одной стороны – гейши и чайная церемония, с другой стороны – искусственные собаки-роботы и миниатюрные компьютеры.

Сами японцы тоже чувствуют это противоречие. Пытаясь его разрешить, они создали интереснейшую массовую культуру, гармонично сочетающую в себе и опыт 1500-летней истории, и все новейшие веяния. И в ее основу легли искусство создания «манга» (комиксов) и искусство создания анимации, «оживления» наиболее любимых зрителями комиксов.

Именно комиксы и анимация составляют основную «пищу для ума» юных японцев, формируют их мироощущение и самооценку. Без знания их очень трудно по-настоящему понять современную Японию и ее народ. А ведь Япония – наш ближайший восточный сосед, и понимание ее в XXI веке будет становиться все более важным для нас, жителей России.

Необходимые примечания

Японские слова и названия в нашей книге приводятся в соответствии со стандартной российской транскрипцией японского языка («россиядзи», см. ее описание в Приложении).

Используемые в японских названиях иностранные (для японцев) слова и названия даются в соответствии с их чтением в русском, а не в японском языке (например, «Атом», а не «Атому», «Лапута», а не «Рапюта»).

Названия, изначально записывающиеся латиницей или представляющие собой катаканную запись английских слов, пишутся латиницей (например, «Slayers», а не «Сурэисэдзу»).

Японские имена даются в обычном для России порядке, то есть – «имя фамилия» (в Японии принят обратный порядок – «фамилия имя»). Китайские имена даются в стандартном порядке – «фамилия имя».

Все переводы названий аниме и манги – наши. Как правило, они не буквальны и делались с учетом требований к «художественному» переводу. В тех редких случаях, когда точное оригинальное название установить не удалось, дается только его приблизительный русский перевод, сделанный на основе доступных нам неяпонских источников.

Введение

Наша книга, насколько нам известно, является первым монографическим трудом на русском языке, посвященным описанию отличительных черт и истории японской анимации, и одним из весьма немногих таких исследований, написанных не на японском языке. До сих пор не устоялась даже терминология, используемая для описания этого феномена.

Такое положение вещей, с одной стороны, дает определенный простор фантазии автора, который может не бояться повторения банальных истин или всем известных фактов, а, с другой стороны, накладывает значительную ответственность за дальнейшую судьбу русскоязычных штудий в избранной области.

Мы старались в нашей работе дать, по возможности, объективный краткий обзор чрезвычайно интересного, но до сих пор незаслуженно игнорируемого в России явления.

Естественно, мы отнюдь не рассчитывали «закрыть тему», а, наоборот, хотели лишь наметить пути дальнейшего изучения японской анимации и современной японской массовой культуры и кратко рассказать, каких успехов добилось искусство аниме за рассмотренные нами 80 лет его существования (1917-1997 гг).

Прежде чем перейти непосредственно к объекту нашего исследования, стоит договориться о терминологии и вкратце обсудить особенности японской культуры, без понимания которых любые рассуждения о японской анимации покажутся беспредметными.

«Аниме» – это анимация, созданная в Японии. «Созданная» в данном случае означает не столько «произведенная», сколько «разработанная». Дело в том, что многие современные анимационные фильмы других стран (особенно сериалы) рисуются в Японии, но согласно сценариям и дизайнам творцов из этих стран. Такая анимация под определение «аниме» не подходит. Зато под него подходит анимация, разработанная в Японии, но произведенная в Корее или на Тайване.

Принципиально важно, носители какой культуры осуществляли основную творческую работу, техническая же сторона производственного процесса влияет лишь на качество произведенного продукта, но не на его культурную принадлежность. Это особенно актуально именно для коммерческой анимации, в создании которой велик удельный вес сложной и кропотливой, но совсем не творческой работы, которую легко можно перенести в страну с более дешевой рабочей силой.

Так, многие из известных в России сериалов студии «Уолт Дисней» («Walt Disney») были произведены в Японии, а в настоящее время ряд российских аниматоров сотрудничают с японской компанией «Сквэа» («Square») в производстве заставок компьютерных игр. Однако, эти американские и японские произведения, не становятся, соответственно, японскими и российскими.

«Мáнга» – это комиксы, созданные в Японии. Часто эти два термина («манга» и «аниме») путают. Здесь сказывается сравнительная новизна термина «аниме», который закрепился в японском языке лишь в конце 70-х как сокращение от английского «анимейшн» («animation»). До этого использовался термин «манга-эйга» («манга-кино»), который до сих пор иногда употребляется старшим поколением японцев. Однако, на наш взгляд, не стоит переносить эту двойственность в русский язык, потому мы рекомендуем использовать термины «аниме» и «манга» только в вышеуказанных значениях.

Слово «манга» придумал знаменитый художник КацусикаХокусай в 1814 году, и означает оно «гротески», «странные (или веселые) картинки». Однако сами японские комиксы существовали (под разными названиями) задолго до этого.

Первым комиксом в истории Японии считается «Веселые картинки из жизни птиц и зверей» («Тёдзюгига») знаменитого буддийского монаха и художника Какую (или Тоба, годы жизни–1053-1140), созданный в XII веке.

Это четыре бумажных свитка, на которых была изображена длинная последовательность черно-белых картинок с подписями. Героями двух первых свитков были животные, в пародийной форме разыгрывающие сцены из жизни людей, а героями двух последних – буддийские монахи, занимающиеся не очень достойной их сана деятельностью, скажем, игрой на петушиных боях. В дальнейшем аналогичные произведения искусства назывались «Тоба-э», то есть «картинки в стиле Тоба».

Почему же знаменитый в свое время подвижник занимался созданием столь сомнительных картин, и почему их бережно хранят как реликвии в его родном монастыре? Для того чтобы это понять, нам придется совершить обширный экскурс в историю японской культуры.

Древняя Япония

Бытовая культура

О Японии до VI века нашей эры известно не так уж много. Примерно в III веке н.э. под влиянием переселенцев из Кореи и Китая японцы освоили выращивание риса и искусство ирригации. Уже этот факт обозначил существенное различие в развитии европейской и японской культур.

В Японии были неизвестны пшеница и аналогичные сельскохозяйственные культуры, требующие постоянной смены полей (знаменитые средневековые «двуполье» и «трехполье»). Рисовое поле год от года не деградирует, а улучшается, так как промывается водой и удобряется остатками собранного риса. С другой стороны, для выращивания риса нужно создать и поддерживать работу сложных ирригационных сооружений. Это делает невозможным посемейное разделение полей – обеспечивать жизнь поля могла только вся деревня вместе. Так развивалось японское «общинное» сознание, для которого выживание вне коллектива представляется возможным только как особый акт подвижничества, а отлучение от дома – величайшим наказанием (например, детей в Японии наказывали, не пуская их в дом).

Реки в Японии горные и бурные, поэтому речная навигация в основном сводилась к наведению переправ и рыбной ловле. А вот море стало для японцев основным источником животной пищи.

В связи с особенностями климата пастбищ в Японии почти не было (поля моментально зарастали бамбуком), поэтому домашний скот был большой редкостью. Исключение было сделано для волов и, впоследствии, лошадей, которые пищевой ценности не имели и использовались, в основном, как средство передвижения знати. Основная часть крупных диких животных была истреблена уже к XII веку, и они сохранились только в мифах и легендах.

Поэтому японскому фольклору оставалось только небольшие животные вроде енотовидных собак (тануки) и лис (кицунэ), а также драконов (рю) и некоторых других животных, известных только по преданиям. Обычно в японских сказках разумные животные-оборотни вступают в конфликт (или в контакт) с людьми, но не друг с другом, как, например, в европейских сказках о животных.

Японию омывают океан и моря, богатые рыбой. Японцам известно более 10 тысяч видов морских животных, основная часть которых съедобна. Однако, размер большинства этих существ невелик (по сравнению с кабанами или коровами). Поэтому японская кухня не знает понятия «основное блюдо».

Торжественная трапеза аристократов X века (и состоятельных людей всех последующих веков) состояла из нескольких десятков разнообразных блюд, каждое из которых подавалось в небольшом количестве, отдельно каждому едоку и сервировалось с большим вкусом и фантазией. Понятие «добавка» японской кулинарной культуре также неизвестно.

Не менее важную роль в японской кухне играет японская флора, употребляемая и в составе соусов и приправ, и отдельно. В связи с таким разнообразием блюд, в каждом краю существует несколько особых кушаний, которые нельзя попробовать больше нигде и которыми этот край славится. В позднейшие времена каждый путешествующий по Японии обязательно привозил домой образцы таких кушаний как сувениры из дальних краев.

Также существенную роль в кулинарии играл способ потребления пищи. В отличие от Европы, где еда резалась ножом и поедалась руками, разделка пищи в Японии происходила во время готовки, а готовые кусочки брались палочками. За счет этого насыщение приходило от меньшего количества еды, так как она делилась на большее количество порций, а потому – лучше усваивалась.

Синтоизм

В основе древнейшей японской религии, синтоизма, лежит культ множества божеств и духов (ками). Главные из них – духи местности и духи семьи («священные предки»), однако, считается, что ками есть практически во всем и повсюду.

Насколько сейчас можно судить, древним японцам не было известно разделение на «злых» и «добрых» духов. Они считали, что духи могут рассердиться, если их не ублажать, но если правильно исполнять все обряды, то духи будут благосклонны. И до сих пор понятия «Абсолютное Добро» и «Абсолютное Зло» для японской культуры не характерны.

Важнейшим понятием синтоизма является «чистота», как духовная, так и физическая. С древнейших времен в Японии царит культ чистоты и людей, и их домов, и улиц. Так, одно из самых сильных японских оскорблений в переводе означает: «У тебя грязное лицо». Во многом поддержанию чистоты способствовало уже упоминавшееся отсутствие крупных домашних животных. В этом кроется одна из причин того, что Японии, несмотря на большую скученность населения, неизвестны такие масштабные эпидемии, как Великая Чума начала Нового Времени, уничтожившая половину населения Европы.

Из числа прочих ками правители Японии выделили культ богини Солнца Аматэрасу и объявили первого императора Дзимму ее прямым потомком. Так император стал служителем культа верховного божества. Поэтому за всю историю Японии династия императоров никогда не прерывалась (это бы, по мнению японцев, навлекло на страну огромные беды), а политическая жизнь состояла в состязании за право руководить страной от имени императора.

Появление письменности

В VII веке началась «перестройка» Японии по образцу Китайской империи – реформы Тайка. Кончился период Ямато (IV-VII века), и наступили периоды Нара (VII век) и Хэйан(VIII-XII века). Важнейшим следствием реформ Тайка был приход в Японию китайской письменности – иероглифов (кандзи), изменивших не только всю японскую культуру, но и сам японский язык.

Японский язык сравнительно беден в звуковом отношении. Минимальной значимой единицей устной речи является не звук, а слог, состоящий либо из гласного, либо из сочетания «согласный-гласный», либо из слогообразующего «н». Всего в современном японском языке различают 46 слогов (для примера – в основном диалекте китайского языка путунхуа таких слогов 422).

Введение китайской письменности и привнесение в японский язык огромного пласта китайской лексики породило множество омонимов. Записывающиеся разными иероглифами и совершенно разные по смыслу китайские одно– или двухсложные слова никак не различались в японском произношении. С одной стороны, это стало основой для всей японской поэзии, много игравшей с многосмысленностью, с другой стороны, это создавало и создает до сих пор существенные проблемы в устном общении.

Другой проблемой с кандзи был различный грамматический строй в китайском и японском языках. Основная масса слов китайского языка неизменяемы, и поэтому их можно записывать иероглифами, каждый из которых обозначает отдельное понятие. В японском же языке существуют, например, падежные окончания, для которых иероглифов не было, но записывать которые было необходимо.

Для этого японцы создали две слоговые азбуки (каждый символ в них обозначает слог): хирагану и катакану. Их функции менялись на протяжении всей истории Японии.

В настоящее время хирагана используется для записи падежных окончаний, служебных слов, междометий, многих слов и имен (особенно женских), иероглифы для которых были исключены из японского языка в ходе реформ письменности. Также хирагана используется в книжках для детей, еще не освоивших иероглифы, и для обозначения чтения сложных иероглифов в книжках для детей постарше.

Более графически простая катаканаиспользуется для записи иностранных слов и названий, а также как своеобразный курсив для выделения отдельных слов в предложениях.

Кандзи используются для записи корней слов, а также японских фамилий, названий и имен (в основном – мужских). Естественно, что в больших текстах кандзи, хирагана и катакана (а в последнее время – и латиница) используются вместе, вперемешку.

В Средние века хирагана обычно использовалась для записи «развлекательной» литературы (романов, повестей и стихов), кандзи – для ученых трактатов по образцу китайских, а катакана – для религиозных нужд.

Понятно, что столь запутанная и неоднозначная система письменности не способствовала желанию делать текст единственным носителем информации. Так, в первых же поэтических сборниках к каждому стихотворению приписывался комментарий, когда, кем и почему оно было сочинено, чтобы можно было отличить основной смысл от вторичных.

Хорошие знания кандзи были редкостью даже среди знати. По той же причине уже древнейшие японские художественные тексты богато иллюстрировались, не только по эстетическим соображениям, но и для упрощения их понимания. За счет этого развивалась традиция экономного символического рисунка, каждый штрих которого нес смысловую нагрузку.

Буддизм

Не менее важным в ходе реформ VI века было то, что в Японии распространился буддизм. К этому моменту философское учение, сформулированное Буддой, успело обрасти развитой мифологией и сложным богослужением. Привнесение их в мировоззрение японцев, с одной стороны, дало простор для развития тонкой и высокой культуры, а, с другой стороны, создало почву для появления множества религиозных сект, «упрощающих» сложное и неоднозначное учение до простых, если не примитивных тезисов вроде «Постоянное произнесение слов „Славься, будда Амида“ („Наму, Амида-буцу“) дарует после смерти райское блаженство».

Дело в том, что простой народ и многие представители военной знати отнюдь не получали утонченного образования и не могли, да и не хотели разбираться во всех тонкостях буддийской теологии. Они рассматривали буддизм с точки зрения синтоизма – как систему «Ты мне – я тебе» и искали простейших путей достижения желанного посмертного счастья.

Неудивительно, что привезенное из Китая учение чань-буддизма, получившее в Японии новое название – «дзен», быстро завоевывало умы и простых, и знатных японцев. Ведь дзен-буддизм не был ни «примитивной» сектой, ни собранием сложнейших правил богослужения. Наоборот, точнее всего было бы определить его как реакцию протеста и против первого, и против второго.

Дзен ставил превыше всего Просветление, мгновенное событие, происходящее в сознании человека, который смог выйти за пределы установившихся иллюзий окружающего мира. Достигалось это не приношением божеству, а личным подвигом – медитацией, а также помощью Учителя, который неожиданной фразой, историей, вопросом или поступком показывал ученику абсурдность его иллюзий. Такие дзенские вопросы или истории назывались коаны.

Ранняя японская эстетика

Важной концепцией буддизма была принципиальная невозможность точного описания окружающего мира, именно в связи с его иллюзорной и непостоянной природой. Поэтому начало активно развиваться символическое искусство, не описывающее мир, а «указывающее» на уже известные людям иллюзии, причем часто эти символы иллюзий располагались или перемешивались так, чтобы показать людям их иллюзорную природу.

С другой стороны, развивалось искусство, ищущее способ уловить состояние этого непостоянного мира в данный конкретный момент. Оно тоже было весьма лаконичным, так как если бы такой рисунок делался долго, то мир за это время бы серьезно изменился, и изображение потребовалось бы переделывать. По этой же причине такие изображения часто были монохромными.

Итак, как мы видим из всего вышеизложенного, появление и развитие в Японии и Китае «историй в картинках» – это результат не гениального «просветления» отдельных художников, а закономерное и вполне предсказуемое явление. Вполне предсказуемы были также характер и техника исполнения этих рисунков. Изображая молящихся зайцев и играющих в кости монахов, Тоба создавал не «юмористические рисунки», а, своего рода, графический коан, символически описывающий «перевернутый» мир. При этом он проявил большое графическое мастерство, точными и скупыми линиями рисуя своих персонажей.

Немудрено, что сейчас эти рисунки хранятся в монастыре как дзенская святыня, а у Тобы нашлось немало подражателей, рисовавших в стиле «Тоба-э».

Начав реформы в китайском стиле, японцы испытали своего рода «головокружение от реформ». Они хотели подражать Китаю буквально во всем, в том числе и в масштабном строительстве зданий и дорог. Так, в VIII веке был сооружен самый большой в мире деревянный храм Тодайдзи («Великий Восточный Храм»), в котором находилась огромная, 16-ти с лишним метровая бронзовая статуя Будды. Строились и огромные дороги-проспекты, предназначавшиеся для быстрого передвижения императорских гонцов по всей стране.

Однако скоро выяснилось, что реальные потребности государства куда скромнее, и на поддержание и продолжение таких строек просто не было средств и политической воли. Япония вступала в период феодальной раздробленности, и крупные феодалы были заинтересованы в поддержании порядка в своих провинциях, а не в финансировании масштабных имперских проектов.

Резко сократилось число и популярных ранее среди знати путешествий по всей Японии с целью посещения наиболее красивых уголков страны. Аристократы довольствовались чтением стихов поэтов прошлого, воспевших эти края, и сами писали такие стихи, повторяя уже сказанное до них, но ни разу эти края не посетив. В связи с уже неоднократно упоминавшимся развитием символического искусства, знать предпочитала не ездить в чужие края, а сооружать в собственных поместьях их миниатюрные копии – в виде систем прудов с островками, садов и так далее.

Одновременно с этим в японской культуре развивается и закрепляется культ миниатюризации. Отсутствие в стране каких-либо значительных ресурсов и богатств делало единственно возможным соревнование между тщеславными богачами или ремесленниками не в богатстве, а в тонкости отделки предметов быта и роскоши.

Так, в частности, появилось прикладное искусство нэцкэ (нэцукэ) – брелков, использовавшихся как противовесы для кошелей, которые подвешивались к поясу (карманов японский костюм не знал). Эти брелки, максимум несколько сантиметров длиной, вырезались из дерева, камня или кости и оформлялись в виде фигурок животных, птиц, божков и так далее. Тонкость резьбы на них до сих пор поражает воображение посетителей музеев.

Примерно в этот же период формируются представления о мужской и женской красоте, актуальные в Японии и по сей день. В отличие от России, в культуре которой поэтизировалась красота мужественная (стать, здоровье, румяное лицо и так далее), в Японии поэтизировалась красота женственная – тонкие черты лица, длинные красивые волосы, тонкая, хрупкая фигура, большие выразительные глаза.

Отметим, что эти критерии относились и к женщинам, и к мужчинам. Во многом это было связано с тем, что занятые политикой и войнами мужчины уступили женщинам право создания художественной литературы, и женщины описали в ней «романтических принцев» своей мечты, представление о которых вошли в дальнейшем в кровь и плоть японской культуры. Самым известным из этих персонажей стал принц Гэндзи, персонаж первого японского романа – «Повести о Гэндзи» Мурасаки Сикибу.

Особое отношение было к красоте детей и подростков. Свадьбы заключались рано, и возраст, который мы сейчас считаем «подростковым», в те времена считался возрастом молодых, но уже взрослых (женатых/замужних) людей. Аналогичное явление известно и европейской культуре – вспомним 12-тилетнюю Джульетту. Однако в Японии эти взгляды просуществовали куда дольше в жизни, а в культуре живут до сих пор.

Помимо уже упоминавшейся категории «чистоты», важной для японцев была также категория «невинности». Они считали (и считают), что чистое и невинное сердце способно, не обращая внимания на иллюзии, видеть самую суть красоты мира. Отсюда особое внимание к детям и их естественной красоте и непосредственности.

Также большое внимание в мировоззрении японцев уделялось мимолетности времени и неизбежности смерти. Детская и подростковая красота приобретала здесь особое значение именно в связи с недолговечностью. Отсюда же и праздник цветения сакуры, когда вся Япония выезжает на природу любоваться дикой вишней, которая цветет всего несколько дней поздней весной.