Электронная библиотека » Борис Конофальский » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 1 марта 2022, 09:40


Автор книги: Борис Конофальский


Жанр: Детективная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 3

Отец Николас встретил его у дверей, бодрый и радостный, а увидал ведьму – заговорил:

– Привезли? Какова! Ишь, глянь-ка на нее, и красива еще.

Он прямо-таки хотел начать побыстрее.

– Думаете, она ведьма? – спросил кавалер, скидывая плащ и стягивая перчатки.

– Посмотрим-посмотрим, – улыбался монах, – а как вы думаете, раз пригожа, и красива, и на вид благочестива – значит, не ведьма?

Волков пожал плечами: никак он не мог поверить, что эта перепуганная до смерти женщина зналась с Сатаной.

Гертруду Вайс вывели в центр зала и поставили перед большим столом, за которым сидели святые отцы. Позади нее была скамейка, но сесть вдове не дали. Молодой монашек-писарь положил перед отцом Ионой бумагу. Тот заглянул в нее и начал:

– Так начнем, милостью Господа, наше расследование, сиречь инквизицию. Дочь моя, я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай на них и говори, как говорила бы перед Господом нашим всемилостивым, без подлости отвечай и без лукавства, хорошо?

– Да, господин, – отвечала женщина.

– Не господин я тебе, я тебе отец, святой отец, так и зови меня, а я буду добр и милостив к тебе, как подобает истинному отцу. Поняла?

– Да, святой отец.

– Говори. Ты ли Гертруда Вайс, что живет в городе Альке и имеет сыроварню и трех сыновей?

– Да, это я, святой отец.

– А муж твой где?

– Первого мужа я схоронила шестнадцать лет назад, его бык в бок ударил, он помер на шестой день. А второй муж уехал сыр продавать, на ярмарку в Вильбург, и там помер от чумы.

– А, так ты двух схоронила, – уточнил брат Иоганн. По его тону Волков понял, что это отягощает дело вдовы.

Волков сел на лавку, вытянул ногу.

– Так в том нет моей вины, я обоих мужей, что Бог дал, любила всем сердцем, – говорила женщина.

– Конечно-конечно, – соглашался брат Иоганн.

– Веруешь ли ты в Спасителя нашего, веруешь ли ты в непогрешимость папы и святость Матери Церкви нашей? – заговорил брат Николас.

– Верую, святой отец, верую, – кивала вдова.

– Ходишь ли к причастию? Исповедуешься?

– Да, хожу каждую неделю. Исповедуюсь, наш поп… отец Марк, скажет вам, если спросите. Спросите у него, пожалуйста.

– Спросим, спросим, не сомневайся. Позовем пастыря вашего и спросим с него, – обещал отец Иона. – Ты, дочь моя, вот что мне скажи, только без лукавства говори, знаешься ли ты с Сатаной.

– Господи прости, Господи прости, – вдова стала истово креститься с показной рьяностью.

– Отвечай, – настоял отец Иона.

– Нет, Господь свидетель, клянусь вам душой своей бессмертной. – Она почти рыдала. – Поверьте мне, поверьте.

– Читала ли ты черные книги, творила зелья, смотрела, как кто другой творит такое?

– Нет, нет, клянусь, нет! Я неграмотная, не читаю книг, никогда не читала.

– Говорила ли ты проклятья, сулила ли беды, призывала ли болезни для скота и для детей чьих-либо? Или для людей?

– Нет, нет, нет. Никогда.

– А приходил ли к тебе во снах человек с лицом черным, или о рогах, или о копытах, или о языке длинном? – спрашивал брат Иоганн. – Говорил ли тебе добрые слова, трогал груди твои, целовал уста твои, живот и лоно твое? Сулил злато? Приглашал с ним идти? Обещал ли любовь?

– Нет-нет, никогда такого не было. Никогда.

– Хорошо, – продолжал брат Иоганн, – а слушала ты проповеди лжеправедных отцов, что воздвигали хулу на папу, и на Матерь Церковь, и говорили от лица сына Сатаны, Лютера?

– Нет, да что вы! – Вдова старалась говорить искренне, складывала молитвенно руки. – Да разве это не грех? Да и нет у нас в городе еретиков.

– Не плевала ли ты на иконы, не читала ли молитвы на простом, грешном языке, не ругала ли отцов святых Церкви дурными словами и не требовала ли от них покаяния сатанинского и реформации?

– Никогда, никогда.

– Палач, добрый человек, выйди сюда! – велел отец Иона.

Вдова, услышав это, заплакала.

Сыч и с ним два солдата из людей Брюнхвальда, что подвязались помогать палачу за серебро, подошли и низко кланялись трибуналу.

Палач был чист, выбрит и горд своей миссией, кланялся он ниже других.

– Сын мой, встань рядом с этой несчастной. И люди пусть твои встанут.

Сыч исполнил приказ незамедлительно.

– Господи, Господи, – запричитала вдова, – зачем это? Святой отец, зачем вы позвали этих страшных людей?

– Дочь моя, – заговорил отец Иона, – по протоколу мы должны тебя осмотреть: надобно, чтобы ты сняла свою одежду.

– Что, всю одежду? – не верила вдова. Она оглядела дюжину мужчин, что были в зале.

– Дочь моя, пред Святым трибуналом ты должна стоять, как и перед Господом нашим будешь стоять, ничем не прикрыта. В том не будет тебе укора, коли ты станешь нага здесь.

– Надобно все снять? – все еще сомневалась женщина.

– Да, – говорил брат Иоганн с суровым лицом, – иначе палач снимет с тебя платье неласково.

Гертруда Вайс, рыдая, стала медленно раздеваться.

– Женщина, не трать время наше, разоблачайся быстрее, – крикнул брат Иоганн, – палач, помоги ей.

Сыч подошел, стал раздевать вдову и кидать ее одежду на лавку. Волков услышал, как за ним кто-то пошевелился. Он повернулся и увидел монаха брата Ипполита – тот отвернулся и смотрел в жаровню с углями, чтобы не видеть женского тела. Шептал что-то.

А палач раздел женщину догола, стянул чепец с головы и снял с нее обувь – все это он делал с серьезным, даже злым лицом.

– Распусти волосы ей, – командовал брат Иоганн.

Сыч повиновался.

Волков глядел на вполне себе хорошее женское тело. Несмотря на возраст, вдова была аппетитна, только вот атмосфера, что царила в зале, никак не располагала к любовному настроению.

Женщина выла, ни на секунду не умолкая, пыталась руками прикрыть срам, да Сыч не давал, одергивал ее, чтобы руки не поднимала.

– Вдова Гертруда Вайс, сейчас тебя осмотрят честные люди: один из них монах, что не принадлежит к Святому трибуналу, брат Ипполит, и добрый человек, славный своими подвигами, божий рыцарь Фолькоф. Не против ли ты, что они будут свидетелями по твоему делу? – заговорил отец Иона.

– Нет, не против, – подвывала женщина.

– Брат Иона, – заговорил отец Николас, – надобно ли брату Ипполиту тут свидетельствовать в таком деле, молод он, нужно ли ему видеть женское тело? К чему соблазны такие?

– Ничего-ничего, пусть укрепляет себя и дух свой, – не согласился брат Иона и добавил тихо: – Да и некогда искать другого, обед скоро.

Брат Николас вздохнул только в ответ.

– Брат монах и вы, господин рыцарь. Подойдите к женщине, поглядите, есть ли на коже у нее родимые пятна, что напоминают рогатую голову, голову пса с пастью, голову козлища с рогами, голову кота?

Волков и краснеющий как пламя брат Ипполит стали оглядывать голую вдову со всех сторон. Никаких родимых пятен у нее не было.

– И под грудями ее смотрите, – настаивал брат Иоганн.

Посмотрели под грудями.

– Нет, святой отец, – произнес Волков, – ни одного родимого пятна нет. Только родинка большая под мышкой, под левой рукой.

– Палач, добрый человек, посади женщину на лавку, пусть свидетели поглядят, нет ли у нее под волосами на голове таких пятен?

Сыч усадил Гертруду Вайс на лавку, а Волков и брат Ипполит оглядели ее голову сквозь волосы.

– Нет, святые отцы, на голове тоже нет таких пятен, – сказал кавалер.

– Нет так нет. Хорошо, – начал было отец Иона, но его остановил брат Иоганн, он что-то шепнул Ионе, и тот вспомнил, начал кивать головой: – Ах да, ведьмы бывают очень хитры. Палач, пусть свидетели посмотрят родимые пятна в волосах у женщины под мышками, в волосах у лона ее и в заднем проходе, ведьма и там может прятать образ господина своего. Такие случаи известны.

– Известны, – кивал отец Николас.

Вдова, подвывая, делала то, что ей говорили, а кавалер и залитый краской монах осмотрели все, что было необходимо, и первый раз за всю свою жизнь созерцание красивого женского тела не принесло Волкову никакого удовольствия.

– Мы не нашли у нее никаких пятен, святые отцы, – доложил кавалер.

– Так что ж, нет пятен, ясно, – произнес отец Иона.

– Мне можно одеться, господин? – всхлипывала вдова.

– Зови меня святой отец, а не господин, – терпеливо говорил отец Иона, – а одеваться я тебе еще не разрешаю. Палач, сын мой, поставь эту женщину на колени, на лавку, и наклони ее, чтобы свет падал ей на спину в избытке.

Сыч поставил женщину на колени на лавку, как просил глава трибунала, а тот продолжил:

– Добрый рыцарь и ты, брат монах, проверьте как следует, есть ли у нее на крестце и промеж ягодиц, над задним проходом, шрам, как от усечения или как от прижигания?

Волков и монах опять осматривали вдову на совесть.

Кавалер глянул на монаха, тот только головой помотал, и Волков сказал:

– Нет, шрамов мы не видим.

– Палач, сын мой, а знаешь ли ты, как проверять родинку, что на боку у нее? – спросил отец Иона у Сыча.

Волков был удивлен, но тот и это знал.

– Да, святой отец, – отвечал Сыч. Тут же достал из шва на рукаве рубахи большую иглу, показал ее монахам. – Могу проверить.

– Так делай, добрый человек, – благословил монах.

Палач подошел к женщине, деловито поднял ее руку и сказал:

– Держи, не опускай.

Вдова тонко завыла, а потом и громко ойкнула, когда игла вошла ей в родинку на полфаланги пальца. Затем Сыч вытащил иглу и стал давить родинку, и когда появилась капля крови, взял ее на палец и показал трибуналу:

– То не отметина нечистого, тут кровь есть.

– Что ж, – отец Иона сложил руки молитвенно, а писари стали убирать свои бумаги и перья, – на сегодня все. Одевайся, дочь моя. Господин рыцарь, пусть люди ваши проводят ее в крепкий дом, до завтра.

– Держат пусть милостиво, без железа, – добавил отец Николас. – Угрозы мы в ней пока не видим.

– Куда, куда меня? – не понимала женщина, торопливо одеваясь.

– В тюрьму, – коротко отвечал ей палач, помогая одеться. – Не бойся, велели тебя в кандалы не ковать.

– Так за что же? Разве не убедились, что я не ведьма?

– Святые отцы завтра продолжат инквизицию, – сказал Волков. – Сыч, проследи, чтобы у вдовы были хорошая солома и хлеб.

– Я соломы дам ей из телеги и рогожу тоже, чтоб не замерзла за ночь, – обещал Фриц Ламме по прозвищу Сыч.

– Что ж, братия, – выволакивал свое грузное тело из-за стола отец Иона, – раз хорошо сегодня поработали, будем и есть хорошо.

Брат Иоганн и брат Николас согласно кивали, а монахи-писари и вовсе похватали вещи свои и чуть не бегом кинулись прочь из склада, побежали к телеге удобные места занимать, а то последнему пришлось бы ногами до трактира идти.

* * *

Кавалер был удивлен: день только к середине шел, а члены комиссии уже закончили дела, но ни поучать попов, ни спрашивать о том не стал. Он охрана трибунала, а как вести инквизицию, попы и сами знали. Сел на коня и поехал в трактир с Максимилианом и Ёганом, а Брюнхвальд с Сычом повезли вдову в тюрьму.

В трактире монахи позвали его к себе за стол, он согласился, и трактирщик сам стал носить им еду. Горох с толченым салом и чесноком, кислую капусту, жаренную на сале, с кусками колбас и вымени, и рубец со свежим луком, бобы, тушенные с говядиной, и много пива черного, и хлеба. Кавалер смотрел и удивлялся тому, сколько могут эти монахи сожрать, – уж больше, чем солдаты, еще и еда такая вкусная. А уж съеденного отцом Ионой троим солдатам хватило бы. Он с хрустом корки ломал свежайший хлеб, этим куском загребал из большой миски с бобами жижу и отправлял себе в рот, ложкой закидывал бобы и тут же, выпив пива, брал пальцами кусок рубца, мазал его горчицей с медом и забрасывал вслед пиву. Если монахи о чем-то говорили, то отец Иона на слова времени не тратил, он молча придвигал себе блюдо с капустой и начинал есть ее прямо из общего блюда. И никто ему не возражал.

Кавалеру долго любоваться на все это не хотелось, поэтому, как следует поев, он откланялся. Но к себе не пошел, велел трактирщику греть ванну, хотя нога в этот день его почти не донимала.

Глава 4

Ни рогожа, ни солома вдове не помогли. Утром следующего дня привезли ее к месту, так она зубами стучала и синей была. Только в зале и согрелась, когда Сыч поставил рядом с ней жаровню, и сидела с палачом и его двумя помощниками из солдат. А день уже шел вовсю, петухи отпели давно и позавтракали все давно, а инквизиция не начиналась, трибунал не ехал к месту, потому как отец Иона опять сидел в нужнике.

Наконец он вышел, вздыхал, и кряхтел, и молился тихонько, с трудом пошел к телеге и, как обычно, со скамейки полез в нее, а братья монахи ему помогали.

Вдову опять раздели, но осматривать на сей раз не стали. В потолке был крюк, на котором в обычные дни весы висели – так Сыч с помощниками туда вставили блок, а в него веревку продели и привязали выкрученные назад руки вдовы. И теперь, когда брат Николас делал знак, солдаты тянули веревку, но не сильно – так, чтобы рук бабе не выламывать, но чтобы допрашиваемая говорила без лукавства.

– Говори, – бубнил монотонно брат Николас, читая по бумаге, – наговаривала ли ты нездоровье на людей, желала ли смерти скотам их, огня имуществу их?

– Нет, нет, никогда, – лепетала женщина.

Брат Николас кивал помощникам Сыча, те тянули веревку вверх, и женщине приходилось вставать на цыпочки, чтобы руки ее не вылетели из суставов. А монах повторял вопрос:

– Говори, наговаривала ли ты нездоровье на людей, желала ли смерти скотам их, огня имуществу их?

– Нет, Господи, нет, – стонала вдова. – Никогда такого не делала.

Брат Николас делал знак, и палачи чуть отпускали веревку, но не так, чтобы несчастная могла разогнуться и дать облегчения рукам своим. Она так и стояла, согбенная, смотрела в пол, а руки ее были выше головы.

– Варила ли ты зелья, чтобы травить скот, привораживать чужих мужей, варила ли ты яды, освобождала ли дев незамужних от бремени спицей, отваром, заговором? Смотрела ли ты на детей и беременных злым глазом, лиха им желая?

– Нет, никогда, – шептала женщина.

– Громче говори, громче, – настаивал брат Иоганн. – Господь и мы слышать тебя должны.

– Нет, нет! – кричала вдова, срываясь на визг.

И тут снова брат Николас делал знак, и палачи снова тянули веревку, почти отрывая вдову от пола. И монах снова читал тот же вопрос:

– Варила ли ты зелья, чтобы травить скот, привораживать чужих мужей, варила ли ты яды, освобождала ли дев незамужних от бремени спицей, отваром, заговором? Смотрела ли ты на детей и беременных злым глазом, лиха им желая?

Каждый вопрос он повторял дважды, и все они были об одном и том же. Волков перестал слушать инквизицию и начал думать о своих делах. Он хотел написать банкиру в Ланн, чтобы тот узнал, настаивает ли все еще на его поимке папский нунций. Так же ему любопытно было, как там живет его Брунхильда, ведь расстались они с ней не очень ласково: как она себя ведет без него и не стал ли кто к ней ходить. Но об этом он у банкира справиться не мог. Сколько он так размышлял, кавалер не знал, потеряв счет времени.

Да тут палачи, кажется, переборщили, женщина пронзительно закричала, и Волков стал опять прислушиваться к вопросам и приглядываться к происходящему. И он заметил, что отец Николас по-прежнему задает одни и те же вопросы по кругу. Сначала это кавалера удивило, а потом он понял, что так будет продолжаться и дальше, может, и несколько дней подряд, пока силы у того, кто пытается скрыть истину, не кончатся и он не начнет говорить правду или даже то, что от него хотят услышать. Женщина отвечала все тише и невразумительнее, ее слова все больше походили на долгие всхлипы. Кавалер стал ждать, когда отец Иона об обеде уже вспомнит.

И отец Иона жестом прекратил дознание, да и дознаться уже было невозможно, вдова только выла – казалось, что она уже и вопросов не слышит, да и обмочилась под конец. Палачи отпустили веревку, развязали ей руки, положили на лавку, а женщина даже и не попыталась одеться, так и лежала на лавке нагая, с полузакрытыми глазами, и дышала тяжко, вздрагивала всем телом.

– Что ж, – подвел итог отец Иона, – пока умысла мы не выявили. Оденьте ее и проводите в крепкий дом, и пусть покормят ее.

Он, спеша обедать, стал вылезать из-за стола, да так, что тяжеленная лавка даже упала.

* * *

Инквизиторы вернулись в таверну, и монахи снова позвали кавалера за стол.

Он сидел с ними, но есть ему пока не хотелось, а вот они были голодны. Волков подумал о том, что люди эти крепки духом: бабу замордовали до беспамятства, дело для них привычное, и теперь с нетерпением ждут обеда.

И то ли взгляд его поймал отец Николас, то ли мысли слышал его, в общем, он вдруг заговорил с кавалером:

– А что печалится наш добрый человек, устали вы, хвораете или никак ведьму жалко?

Волков замялся с ответом. За него заговорил другой.

– Тут любой бы пожалел такую, миловидна она, – сказал отец Иоганн.

– Да, – изрек отец Иона, – всеми чертами соблазнительна жена сия.

Волков молча косился на монахов, думая, что бы ответить: жалеть ведьм ему вроде не пристало, врать он не хотел, но и правильных слов не находил. А худой отец Николас, полная противоположность отцу Ионе, смотрел на него водянистыми, серыми, проницательными глазами и задавал вопросы ему, как гвозди вбивал:

– А слышал я, как вы, друг мой, ведьму до смерти где-то запытали? Как еще одну сожгли где-то в землях какого-то барона на западе? А чернокнижника не жалко было в Фёренбурге?

Все известно о нем отцу Николасу. И Волков молчал. Боялся он, что этот поп с рыбьими глазами и про Агнес знает. Да поп, видно, не ведал про девочку. Он вдруг изобразил подобие улыбки и сказал:

– Не грустите, рыцарь, вдова не ведьма. Жечь ее не придется.

Кавалер и представить не мог, какой груз лежал на нем, а как услышал он эти слова, так груз тот исчез, растаял. Он выпрямился, удивленно и обрадованно переспросил, глядя на отца Иону:

– Не ведьма?

– Раз брат Николас говорит, что не ведьма – значит, не ведьма, – заверил тот, – нет в наших землях лучшего знатока. Он со взгляда одного их видит.

Волков еще раз покосился на отца Николаса, на его худое лицо, лысеющую голову, холодные глаза. И подумал, что плохо себя почувствует любой, на кого своими внимательными глазами в трибунале будет смотреть этот человек. А отец Николас произнес:

– Не волнуйтесь, рыцарь, вдова не виновата, а бумага, что ее обвиняет, так то навет.

Волков чуть подумал и спросил:

– Так, значит, вдову отпустим?

– Да как же так, господин сердца моего, – искренне удивился отец Иона, – сами же меня иссушали вопросами своими о содержании для людей ваших, волновались, кто им заплатит, а тут хотите вдову отпустить?

– Так вроде она ж не виновата, неужто мы ее имущества лишим? – удивлялся кавалер.

– Ее нет, коли не выясним какого греха за ней, а вот с того, кто навет писал, с того возьмем, милостивы к нему не будем, – заверил отец Иоганн. – Навет – то грех большой: коли муж писал, так много возьмем, но тут жена навет писала, от ревности бабьей, думаю, так и с мужа ее возьмем, хотя и меньше.

– Завтра розыск начнем, и тут уж вам нужно будет расстараться. Нужно найти клеветника. Не может трибунал без серебра, – подвел итог отец Николас. – Вы и сами то знаете.

И с этим кавалер был согласен, ему нужно было почти сто монет в месяц для солдат Брюнхвальда, да за трактир платить, да за богатый стол для отцов-инквизиторов. Тут им стали носить еду: зайцев, печенных с чесноком и пряными травами, буженину свежайшую в горчице и соли. Хлеба и доброе пиво: такое доброе, что, если пролить его, к столу кружка прилипала – не оторвать.

* * *

… Вечером за окном выл ветер, вроде как с юга шло тепло. Кавалер валялся на кровати, а брат Ипполит, Сыч, Ёган и Максимилиан сидели у жаровни под свечой, и монах читал всем в который раз книгу про разных злых существ. Читал про ведьм. Волков знал этот отрывок уже наизусть, слушать ему было лень, да и тоска какая-то на сердце поселилась, все Брунхильда вспоминалась, и он сказал:

– Ёган, иди, запряги телегу, возьми Сыча и езжайте в магистратуру, туда, где эту вдову держат.

Все уставились на кавалера удивленно, а он продолжал:

– Привезите мне ее сюда.

– Ведьму сюда? – уточнил Сыч. – К вам?

– Не ко мне, скажи, что святые отцы поговорить с ней хотят.

– Отпустят ли? – сомневался Ёган, которому вовсе не хотелось по ночи и холоду таскаться куда-то.

– Не отпустят так не отпустят, идите, – настоял Волков. И кинул им свой плащ. – Накиньте на нее, когда повезете, чтоб никто не видел ее тут.

Сыч и Ёган ушли, забрав плащ, нехотя и недовольные, а Максимилиан просил монаха:

– Брат Ипполит, почитай еще.

– Поздно уже, – отнекивался монах.

– Почитай, уж больно интересно про ведьм, или научи меня читать на языке пращуров, – не отставал молодой человек.

Брат Ипполит покосился на кавалера и, не услышав его возражений, стал читать дальше.

* * *

Кто ж не отпустит ведьму, когда святые отцы из трибунала просят? Вскоре на пороге комнаты стояла трясущаяся от холода вдова. Сыч стянул с нее плащ. Монах и Максимилиан пошли из комнаты, Волков сказал Ёгану:

– Ступай на кухню, там буженина от ужина осталась, кусок принеси, хлеба и пива.

Когда все ушли, кавалер обратился к женщине:

– Подойди к жаровне, согрейся.

Женщина поклонилась, подошла к жаровне и стала греть руки.

– Знаешь, зачем тебя привезли?

– Да, господин, не девица малая, знаю, – покорно говорила она, не поднимая глаз на Волкова.

– Так раздевайся.

Она послушно стала снимать платье, осталась в рубахе нижней и спросила:

– Рубаху снимать?

– А чего же не снимать, стесняться тебе нечего, изъянов в тебе нет, все ладно у тебя. Ты красивая. Да и рассмотрел я тебя всю. Ни одну из баб своих я так не рассматривал, как тебя.

Она сняла рубаху, бросила ее на пол рядом с жаровней. Тут Ёган еду принес.

Волков дал вдове поднос:

– Ешь.

– Это мне все?

– Да, садись на кровать и ешь.

Она ела быстро и жадно, видать, не очень кормили ее в тюрьме магистрата.

Грязная, волосы растрепаны, а все одно красивая – не чета, конечно, Брунхильде: та молодая, здоровая, от той бабья сила так и льется наружу, но и эта тоже хороша. Волкову захотелось ее немного успокоить:

– Ты не волнуйся, я святых отцов уговорю, чтоб тебя отпустили.

Она перестала жевать, хоть и рот был полон еды, уставилась на него, помолчала, осознавая услышанное, а потом даже прослезилась.

– Что? – он усмехнулся. – Не бойся, не дам тебя в обиду. Если, конечно, ласкова будешь.

Она быстро проглотила еду, молитвенно сложила руки:

– Господин мой, избавьте меня от этого всего, уж буду ласкова с вами, как ни с кем не бывала. Прошу вас, – она схватила его руку и стала целовать ее, – Господи, я за вас молиться буду до смерти и сыновьям своим накажу.

– Ладно, ладно, доедай, – он отнял свою руку и погладил ее по голове и по спине нежно, и по заду. – Доедай. И посмотрим, как ты ласкова можешь быть.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации