Текст книги "Обладатель великой нелепости"

И потом очень долго ему снились отвратительные перепутанные клубки из огромных извивающихся шнурков…

Вынужденный вести ночной образ жизни, Игорь открыл для себя, таинственный и незнакомый мир. Мир, который всегда существовал где-то рядом, но оставался бесконечно недоступен. Здесь господствовали свои особые законы, и протекала странная жизнь, его наполняли загадочные звуки и мелодии – мир Ночи. Его населяли иные обитатели, словно на время оживавшие от дневного сна. Когда гасло солнце, они пробуждались и меняли зыбкую реальность города…

С каждым разом он все дальше углублялся в этот чуждый мир, пока однажды едва не столкнулся лицом к лицу с одним из его законных обитателей.

Всего в нескольких шагах от входа в подвал. И это не было плодом его воображения.

И еще – то, что монстр его не заметил, бесспорно, спасло Игорю жизнь.

В ту ночь он решил выйти наверх немного раньше обычного, – дождливая сентябрьская погода разогнала всех жильцов по квартирам. Большинство окон в его доме свидетельствовало, что лето закончилось. Ближайшее, светящееся, находилось на втором этаже и принадлежало соседнему подъезду. Что касалось других домов – их «иллюминация» его тревожила мало.

Со стороны детской площадки, расположенной параллельно аллее между длинными пятиэтажными домами, долетало негромкое, но настойчивое тявканье собаки. Игорь машинально отметил, что, не смотря на холодный моросящий дождь, псина остается на открытом месте, продолжает скулить и тупо мокнуть. До собаки было не больше двадцати-двадцати пяти метров, но ему пришлось преодолеть почти половину этого расстояния, прежде чем он смог различить в темноте веревку, которой была привязана собака за заднюю лапу к скамейке.

Первым его порывом было освободить бедное животное, скорее всего ставшее жертвой забывчивых детей. Но неожиданно Игорь заметил, что его кто-то успел опередить, направляясь к скамейке.

Высокая, очень крупная фигура.

Он посчитал за лучшее остаться на месте, правда, не совсем еще отдавая себе отчет, почему у него возникло такое желание – кажется, появление этого темного силуэта вызвало у него неприятное сосущее чувство под ложечкой.

Игорь присел за кустами невысокого палисадника, расположенного перед домом. Когда фигура приблизилась к скамье, а собака перестала скулить, ощущение, что к желудку присосалась огромная жадная пиявка, стало еще сильнее.

Какое-то время темный силуэт склонялся над скамейкой. А потом Игорь вдруг услышал нечто такое, из-за чего весь его скудный ужин едва не удобрил почву под чьими-то окнами. Он даже не сразу понял, что произошло. Но ничего более мерзкого, чем тот звук, донесшийся до него через темноту, ему слышать не доводилось.

Затем темный силуэт выпрямился и медленно направился прочь от детской площадки, в сторону, откуда пришел. В одной его руке болтался какой-то предмет, напоминающий плюшевого медвежонка, которого ребенок волочит за ухо…

Чем именно являлся тот предмет, он понял только минуту спустя.

Некто вызвал у Игоря еще больший ужас, когда начал удаляться. На первый взгляд это было похоже на поступь выпившего человека. Но, если присмотреться, напрашивался совершенно иной вывод. Так мог двигаться человек, абсолютно утративший чувство своего тела. Если это вообще было человеком.

Когда силуэт проходил под светившимся окном, Игорю открылось поистине гротескное зрелище: в сорока метрах спиной к нему неуклюже шагала раздутая тварь, сплошь покрытая гигантскими разводами темных пятен, словно вывалянный в жидкой грязи прошлогодний утопленник. В ту же секунду порыв ветра донес до него отголосок какого-то ужасного зловония.

Так, заворожено глядя вслед уходящему чудовищу, он простоял почти целую минуту. А затем произошло нечто уже совершенно необъяснимое – на этот раз с ним. Вместо того чтобы двинуться в безопасном направлении (по ходу пытаясь убедить себя, что увиденное было лишь галлюцинацией), Игорь последовал за существом из кошмара.

Следующие десять минут плохо сохранились в его памяти. Только благодаря случайным обрывкам воспоминаний много позже ему кое-как удалось составить представление, что с ним происходило дальше.

Неожиданно оказалось, что чудовище направляется к одному из подъездов многоэтажного дома, находящегося всего в полусотне метров от детской площадки, где была привязана собака, и стоявшего перпендикулярно к дому Игоря – подъезд, в котором скрылся Утопленник, был расположен как раз напротив его торца.

Войдя в подъезд за объектом своего наблюдения, он услышал осторожный щелчок замка; выяснить, на каком этаже, труда не составило – загадочное существо тянуло за собой не только шлейф жуткого смрада, но и видимый след – дорожку темных капель крови, сочившейся из оторванной собачьей головы. След обрывался на третьем этаже перед одной из дверей.

Не зная, что предпринять дальше, Игорь топтался перед дверью, затем его взгляд вернулся к извилистой кровавой дорожке. Повинуясь какому-то импульсу, он поднял ковровую постилку у дверей соседней квартиры и принялся спешно уничтожать ее обратной стороной следы, которые оставил за собой Утопленник.

Он продвигался назад, пока не спустился до первого этажа. Местами остались небольшие красные разводы, но их скрыла слякоть, занесенная с улицы в подъезд.

После этого Игорь вернулся снова к двери, положил на место постилку… и, словно подхлестнутый отрезвляющей мыслью: какого дьявола он всем этим здесь занимается?! – поспешил вниз.

Ответ скрывался где-то очень далеко от его понимания.

Остаток той ночи он провел в своем подвале; до позднего утра его била неуемная крупная дрожь. Он пообещал себе, что ничто на свете больше не заставит его заночевать под открытым небом…

* * *

Через двадцать минут после ухода Крыски бомж наскоро перехватил холодный ужин, не многим лучший трапезы его серой питомицы, и стал собираться.

Прежде чем покинуть подвал, он задержался в общем коридоре, чтобы выглянуть в маленькое квадратное окошко, расположенное в двух ладонях над уровнем земли, откуда хорошо просматривался подъезд соседнего дома, в котором памятной ночью скрылась его тайна. С каждым днем она все сильнее влекла его к себе. Желание приблизиться к ней постепенно стало занимать все его мысли.

Вскоре он точно определил, куда выходят окна нужной квартиры, но пока ничего подозрительного не заметил. Кроме того, что вчера в стекле одного из окон появилась заклеенная дыра размером с кулак.

Он наблюдал.

Две ночи назад его упорство было вознаграждено. Он увидел, как что-то гибкое и невероятно быстрое появилось из подъезда и исчезло в темноте.

Оно совершенно не походило на ту громоздкую неуклюжую тварь, но бомж сразу понял, что тайна каким-то образом преобразилась.

Проведя тогда перед окошком еще целый час, он вдруг допустил, что нынешние события как-то связаны… со шнурками человека, стоявшего на автобусной остановке 5 апреля.

Наверное, искать подобную связь было безумием. Но особое чувство, которое стало развиваться у него, твердило, что здесь все же существует некая связь – странная и непостижимая.

Сегодня ему ничего не подсказывало, что он сможет ее увидеть этой ночью. Бомж вздохнул и направился к выходу из подвала, вытягивая из кармана ключ.

Глава 2
Город ночью (I)

…Она бежала из последних сил, уже понимая, что они ее все равно настигнут. Это было делом ближайшей минуты, в лучшем случае – двух.

Преследователи гнались молча, был слышен лишь их топот, разносившийся гулким эхом по ночной парковой аллее. Теперь их осталось только двое: среднего роста блондин в кожаной темно-коричневой куртке и высокий здоровяк с прической а-ля Арнольд Шварценеггер. Третий, слишком тучный для длинной дистанции, отстал и, вероятно, вернулся к машине ожидать остальных вместе с четвертым, который был за рулем.

Бежать становилось все труднее, моментами ей казалось, что гравий шуршит уже не под ее собственными, а под чужими ногами. Икры онемели – то ли от страха, то ли от чрезмерной усталости (черт! сколько раз отец предлагал ей бегать вместе по утрам). Похоже, те двое когда-то занимались спортом.

Она в сотый раз мысленно выругала себя: свернуть с улицы в парк было непростительной глупостью. Теперь, даже если она и начнет кричать во все горло, ее никто не услышит. Дура!

На миг у нее зародилась надежда унести ноги, когда ей показалось, что преследователи начали отставать. Но в действительности здесь просто был короткий участок парковой дорожки, где между гравием попадалось больше песка, что создало временную иллюзию, будто топот за ее спиной стал тише. Блондин и здоровяк даже немного выиграли на песчаном участке, метра три-четыре, потому что ее туфли вязли в мягком грунте. Сейчас расстояние между ними составляло уже не более пятнадцати метров.

Парковая дорожка выровнялась, и некоторое время сохранялась постоянная дистанция. Пару раз ей приходила идея резко свернуть в сторону, чтобы попытаться укрыться среди темных кустов или затеряться между деревьев, но это, скорее всего, ничего не дало бы – слишком маленьким было разделявшее их расстояние для такого маневра. Какого черта она решила бежать через этот парк!

Впрочем, еще умнее было бы вообще отказаться сесть в их машину. Видите ли, ей захотелось прокатиться в «мерседесе» с крутыми парнями, ей захотелось новых впечатлений! И они сами показались ей вполне ничего, особенно, поначалу.

Может быть, если бы она чаще общалась с теми из своих шестнадцатилетних ровесниц, которые уже знали кое в чем толк (или хотя бы мать дала несколько дельных советов по теме: «Первый в жизни секс может произойти не обязательно, когда она этого захочет»), а не с теми зализанными скрипачками Милой и Томой из музыкального колледжа, – то никогда не решилась бы на подобный эксперимент. Но она села в машину, потому что ничто не помогает так постичь реалии жизни, как личный опыт. Особенно, если с самого детства рассматриваешь окружающий тебя мир через надежные пуленепробиваемые стекла отцовских очков.

Потом был ресторан, масса впечатлений, первый за шестнадцать лет глоток шампанского, на который она решилась в каком-то отчаянном порыве. И внутреннее сожаление, что ее серенькие подружки-скрипачки не могут сейчас все это видеть…

Первым тревожным сигналом для нее было, когда толстый, как беременная цистерна, тип спросил ее с масляной улыбкой: не посещает ли она после школы вечерние курсы под названием «Умелые губы»?

Она глупо хихикнула, другие заржали. И как-то сама собой пришла мысль о близкой полуночи, о родителях, которые, наверное, еще час назад стали с беспокойством поглядывать на часы, возможно, начали звонить ее подругам…

Тревожная нота в ее сознании звучала сильнее с каждой минутой, но она все равно долго колебалась, перед тем как сказать, что ей пора домой, и, ощущая себя так, будто всего за полтора часа повзрослела на половину прожитых лет одним внезапным рывком.

Они настигали. Близкий топот за спиной предвещал ей скорое начало еще одного открытия этой ночи.

«И со всеми… а ты как думала?» – крутилась в голове фраза, брошенная блондином на выходе из ресторана, точнее самого обычного кабака среднего пошиба. Потом ее просто втолкнули в машину…

Каким-то чудом ей удалось выскочить из автомобиля и броситься наутек, когда те остановились закупиться спиртным и сигаретами у круглосуточного ларька. Парни явно не ожидали такой прыти, и она заработала неплохую фору, от которой, впрочем, теперь почти ничего не осталось. Метров пять? Шесть? Кажется, они разделились. Точнее, один, начав выдыхаться, отстал от другого на десяток шагов.

Сердце гнало кровь импульсами ритмичной боли, поднимавшейся к вискам. Чувствуя, что последние силы на исходе, она резко свернула с аллеи и, преодолев по инерции еще десяток метров среди кустов и деревьев… внезапно натолкнулась на чью-то темную фигуру.

От неожиданности она вскрикнула и упала.

Самое забавное, что ближайший ее преследователь упал почти одновременно, зацепившись за бровку дорожки, когда среагировал на ее маневр.

Девушка сделала попытку подняться, но темный силуэт в этот момент склонился к ней и прошептал:

– Не бойся… теперь ничего не бойся, – его голос звучал словно шорох высохших листьев, таскаемых сквозняком по коридорам заброшенного дома.

– Все в порядке, не бойся… И не двигайся… я скоро вернусь и обязательно позабочусь о тебе…

Затем он буквально растворился в темноте. А она осталась лежать на земле и зачем-то закрыла лицо руками, чувствуя, что уже не имеет сил даже заплакать.

Рядом с ней (всего в нескольких шагах) кто-то прошел. А через секунду со стороны аллеи донеслось: «Вон она! Уже на другой стороне… между деревьями, видишь?». Мимо нее снова кто-то прошел в обратном направлении. «И когда только успела, сука…» – уловила она громкий шепот блондина.

Только тогда девушка позволила себе сделать первый глубокий вдох с того момента, как налетела на кого-то, кто странно наводил на мысли о говорящем дереве, разгуливающем после захода солнца по своим владениям.

– Вон она… – ткнул пальцем в темноту здоровяк, указывая подошедшему блондину на деревья. В этой части парка фонарей почти не было, и тому пришлось напрячься, чтобы рассмотреть очертания человеческой фигуры среди теней и стволов деревьев. – Видишь?

– Кажется… Да, теперь вижу, – заулыбавшись, кивнул блондин. – Смотри-ка, утомилась. Ладно, ты жди, я потом позову.

– Всегда лезешь снять сливки первым, – проворчал здоровяк, но остался на месте.

– Отдохни, для тебя эта целка скачет слишком быстро, – посоветовал блондин и шутя ударил его в живот. Здоровяк что-то промычал и полез в карман за сигаретами.

Дальше блондин пошел один.

Тень продолжала оставаться на месте, без движений, даже когда между ними осталось всего два шага. Ему показалось, что каким-то образом девушка стала значительно выше, но в этой чертовой темноте и на неровной земле… Он то и дело старался не зацепиться за корни деревьев.

– Заждалась? – нарочито медленно он начал расстегивать «молнию» на ширинке джинсов, другой рукой он выудил из кармана куртки зажигалку.

Силуэт молча продолжал стоять перед ним. Ветер колыхал над его головой ветвями дерева с тяжелыми мокрыми листьями; со стороны дороги сюда едва доносился слабый шум редких ночных автомобилей.

– Ну, так что скажешь? – рука блондина извлекла что-то из промежности наружу, что казалось в темноте вытянутым светлым пятном. – Может, для начала поработаешь…

В этот момент его зажигалка брызнула искрой, и маленькое пламя выхватило из мрака неподвижный силуэт.

Представшее перед блондином в неверном свете зажигалки существо могло бы занять достойное место в его частых ночных кошмарах. Он отшатнулся назад, на секунду парализованный ужасом.

– Конечно, милый, – проскрежетало режущим барабанные перепонки фальцетом существо. – Мы будем делать все, что ты захочешь. Дай мне его скорее…

Блондин оглушительно пустил ветра – в окружающей тишине могло показаться, что у него в штанах разорвался небольшой артиллерийский снаряд. Но это вырвало его из оцепенения, и он напрямик через кусты бросился к аллее.

Расстояние до места, где его ожидал здоровяк, прислонившись плечом к стволу дерева, он преодолел за считанные секунды и выбежал прямо на него. Вялая бледная култышка как дохлый червь-могильник беспорядочно колотилась о внутреннюю сторону бедер.

– Девка!.. – прохрипел блондин. – Эта девка… она превратилась в мумию!

Последнее слово он произнес, уже понимая, что силуэт, лениво опиравшийся плечом о дерево, выглядит гораздо суше здоровяка.

– Ай-яй-яй… – укоризненно погрозил пальцем силуэт. – Так обнадежить бедную девушку и бросить одну в темном лесу! Хсссс!.. Плохой мальчик…

Это сделало почти неуловимое глазом движение, и через миг блондин ощутил внезапную жгучую боль у висков, будто просунул голову между раскаленных металлических прутьев.

Его рот непроизвольно открылся в беззвучном крике…

Утомленные ожиданием водитель и толстяк повернули головы, когда услышали чьи-то шаги на выходе из парка. Толстяк обстоятельно успел обдумать, как именно он оттрахает эту маленькую самодовольную сучку, которая теперь наверняка присмирела. Белый и Хрящ должны были постараться на славу. Только вот почему-то к машине возвращался кто-то один…

Вдруг он увидел блондина, который странной походкой вышел под свет фонаря. Глядя вперед бессмысленными, широко раскрытыми глазами, тот шел прямо на них, но явно ничего не замечал вокруг.

В руках, прижимая к груди, Белый нес какой-то овальный предмет, из которого лилось что-то темное, густо окрашивая его одежду. Затем толстяк снова перевел взгляд на блондина: его рот был приоткрыт и, казалось, набит кусками сырого мяса, голова по бокам залита кровью, а между ног…

Когда между ними оставалось всего несколько шагов, толстяка с водителем стошнило на землю. Круглым предметом, который блондин прижимал к груди, была оторванная вместе с верхней частью шеи голова здоровяка. Глаза головы были широко раскрыты: один смотрел куда-то вниз, будто заглядывая под землю, другой – вытек, и что-то студенистое и светлое растеклось по щеке и нижней челюсти. Изо рта блондина, искривленного, словно в саркастической усмешке, торчали края его собственных ушей.

Недостающую часть окровавленного огрызка между его ног обнаружили позднее в заднем кармане его джинсов…

Блондин врезался в «мерседес» и рухнул на асфальт, выронив свою ношу.

Толстяк опустился рядом с ним на колени и совсем по-детски заплакал.

Она дрожала от сырого промозглого ветра; вся ее одежда насквозь промокла из-за сырой травы – меньше часа назад прошел дождь.

Но посмела приподняться, только когда услышала близкий знакомый шепот:

– Не бойся, теперь все в порядке. Я вернулся, чтобы позаботиться о тебе…

Она устало улыбнулась, подняла голову, собираясь что-то ответить, но короткий хруст ее собственных шейных позвонков стал последним звуком в ее жизни…

Глава 3
Лозинский убеждается

Весь следующий день после вторжения своего бывшего пациента Лозинский оставался дома. Выходной он провалялся в постели, почти ничего не ел и даже курил в несколько раз меньше, чем обычно.

Хирург помнил, как очнулся около пяти часов утра на полу комнаты, долго соображая, что произошло с ним ночью. Затем обнаружил скопившиеся в ушных раковинах сгустки запекшейся крови, кое-как привел себя в порядок, перелег на кровать и проспал уже естественным сном до полудня.

К вечеру Лозинский обнаружил, что начинает глохнуть. Если первую половину дня он ощущал только легкое жжение в ушах и чувство, будто они набиты ватой, то позднее дела заметно ухудшились. Он уже не просто слышал плохо, – звуки словно умирали, едва достигнув нервных окончаний. Собственные шаги он воспринимал как серию коротких отрывистых щелчков, а скрип матрацных пружин – как чей-то сухой кашель под кроватью. Почти то же самое происходило и со словами, произнесенными вслух, – он мог отчетливо расслышать только один-два первых слога. Завершенную форму обретали лишь фразы, звучавшие в сознании.

Но даже постоянно прокручиваемая перед внутренним слухом мысль принадлежала не ему – «Теперь ты знаешь…» Она повторялась настолько часто, что вскоре окончательно потеряла для него всяческий смысл.

В первый день Лозинский практически не пытался осмыслить разговор с его бывшим пациентом, превратившимся в чудовище; в его голове образовался хаос, быстро перешедший в полную апатию.

Приходить в себя хирург начал только следующим утром. Но главной тому причиной послужил не начавший медленно возвращаться слух – впервые за много лет Лозинскому приснился Ай-Болит. Его приход точь-в-точь как в детстве повторял прежние явления.

«Здравствуй, Феликс! – словно старому знакомому подмигнул пухленький розовощекий доктор, совершенно не изменившийся за прошедшие годы. – Ты ведь никогда не забывал о нас, правда? Даже если тебе так казалось. – Было похоже, что Добрый Доктор чем-то очень доволен. – Кстати, как там поживает наш пациент? Ты ведь догадываешься, кого я имею в виду? Мой и… твой – наш. А? Да-да, Герман. Как ты его находишь? Великолепно, не так ли? Ну, ну, Феликс, это лишнее… Может, ты еще до конца не понял, однако ты вовсе никакая не жертва – ты один из его создателей, пускай даже твои функции сводились лишь к бессознательному механическому исполнению. Да! Да! Вся эта глупая болтовня о знании, неумышленной передаче вируса посредством собственной крови и так далее – ЧУШЬ! Ты чист, абсолютно чист. Если не веришь, можешь сам убедиться в этом. Ведь это проще простого! Но…» – Ай-Болит поднял вверх указательный палец.

На какой-то миг Лозинскому показалось, что тщедушная фигурка Ай-Болита затрепетала, как дымный фантом от сквозняка, и из-за маски-миража выглянула истинная сущность Доброго Доктора. Это длилось не более чем долю секунды, но вполне достаточно, чтобы Лозинский пережил глубокое потрясение, – настолько увиденное было чуждо всему человеческому.

«…Но, главное, теперь ты стал одним из нас! Хотел ты того или нет. Это факт, Феликс, доказанный факт».

«Мне плевать на все это, ты, ряженый урод! – наконец ответил Лозинский. – Я не знаю, кто вы, но я не дурак! Возможно, вы действительно использовали меня, хотя я могу только гадать, почему вам требуется чья-то помощь, однако даже мое невольное участие в чем-то, не может превратить меня в одного из вас!»

«Дурачок, – снисходительно усмехнулся Добрый Доктор, – разве ты не понимаешь, что твой личный выбор лишен всякого смысла. Ты тот, кем являешься. Человек никогда не решает это самостоятельно. Это не его выбор. Сколько раз твои намерения соответствовали реальным поступкам? Если это и происходило, то только потому, что планы кого-то большего случайно совпадали с твоими. Ты посчитал, что предложение рождается благодаря возможности выбора? В принципе это так. Но в ином смысле: ты либо выбираешь добровольно, либо – под принуждением. Посмотри теперь – разве вышло иначе? Конечно, конечно! Когда я говорю один из нас – это не означает, что ты действительно способен подняться на наш уровень, стать в буквальном смысле, как я или… не важно, – а подразумевается быть на одной стороне. Если хочешь, назови это взаимовыгодным сотрудничеством. Не будь глупцом, игры закончились, а упрямство бессмысленно – ты уже один из нас, и куда разумнее было бы извлечь для себя пользу, добровольно исполняя то, от чего тебе все равно никуда не деться».

«Это мы еще посмотрим!» – бросил Лозинский и неимоверным усилием заставил себя проснуться.

Уже через час разговор с Ай-Болитом казался ему не больше, чем реакцией на пережитый стресс, воскресившим в памяти давно забытые детские кошмары.

Другое дело – Герман. И вирус…

Придя в больницу, он первым делом подал заявление о своем увольнении. Никто, разумеется, не возражал.

Но перед этим он все-таки успел сделать еще кое-что – побывать в архиве хирургического отделения, чтобы отыскать какие-нибудь документы, связанные с пребыванием Германа в больнице. Главным было узнать его адрес.

Но ни стационарной карты, ни каких бы то ни было отметок в журнале за период весны 1998 года, да и вообще ничего, связанного с Германом, ему обнаружить не удалось. Создавалось впечатление, что такой пациент никогда не поступал ни в отделение, ни в больницу.

Озадаченный, Лозинский прекратил поиск нитей. Впрочем, он довольно смутно представлял, как поступил бы, выяснив местопребывание Германа.

Выйдя из здания больницы, Лозинский испытал чувство, которое ожидал меньше всего – облегчение.

Раскрыв зонт, он медленно направился к центральной части города, где находилась автобусная остановка. На полпути Лозинский неожиданно свернул и пошел в совершенно другую сторону. Временное облегчение исчезло. Он кружил в течение часа по мокрым улицам, купил в киоске три пачки сигарет, выкурил пару штук подряд, стоя под каким-то навесом, после чего продолжил блуждание по городу. При этом он не вполне осознавал, что движется по сужающейся спирали, постепенно приближаясь к подсознательно намеченной цели.

Кем бы или чем бы ни являлся Добрый Доктор Ай-Болит…

Лозинский почти не удивился, когда обнаружил, что стоит перед входом в тест-пункт.

Он так и не явился в назначенный срок за результатами анализа, потому что тот внезапно утратил для него какое-либо значение.

Уже на следующий день город потрясли новости о волне чудовищных убийств. Их отличало невероятное зверство и не укладывавшийся ни в какие рамки способ исполнения. И еще их совершенная бессмысленность.

Все, вышедшие в тот день, местные газеты на первых полосах сообщали о появлении в городе неслыханного киллера-маньяка, которого сразу окрестили Отрывателем голов.

Это прозвище родилось не случайно, поскольку большинству своих жертв убийца в буквальном смысле отрывал голову. Поражала не только ужасающая жестокость этих убийств, но и их количество – только за первую ночь их было десять! И это из числа тех, которые удалось зафиксировать. Многие в шоке задумывались: сколько же их на самом деле? В многочисленных статьях журналисты решились подробно описать детали некоторых убийств. В конце они задавались вопросом, словно предлагая читателям сделать собственные выводы: кто был способен на подобное? Версии о разгуливающем по ночным улицам обычном сумасшедшем (все убийства, как удалось установить, были совершены исключительно ночью) отпали сразу, потому что это никак не объясняло целый ряд странных фактов.

А загадок Отрыватель преподнес столько, что тем, кому предстояло заняться их разрешением, можно было только посочувствовать. Эксперты ломали головы, каким образом ему удалось за одну ночь завалить город трупами, найденными в далеко расположенных друг от друга местах. Вариантов существовало несколько, но сомнений не вызывало только то, что все убийства были совершены одним и тем же лицом. Делались выводы, что Отрыватель, по всей видимости, обладает способностью появляться и исчезать «как призрак», не оставляя практически никаких следов, позволявших милиции заполучить хоть какую-нибудь стоящую зацепку.

В действиях маньяка не прослеживалось четкой системы. В одной газете перемещения Отрывателя – благодаря более или менее точно установленному времени некоторых убийств – сравнивались с броуновским движением, то есть как абсолютно хаотические. В другой, читателей «утешили», что, видимо, эту систему удастся обнаружить в дальнейшем.

Строились бесчисленные догадки о мотивах этих ужасающих преступлений, но чаще всего их авторы сами себя заводили в тупик – так и оставалось непонятным, почему среди жертв маньяка находились люди обоих полов и разного возраста, никто не был ограблен или изнасилован.

И, в конце концов, доводило до полной растерянности, почему ночной киллер расправляется со своими жертвами именно таким… «трудоемким способом»? Вообще этой теме уделялось чуть ли не самое пристальное внимание. Специалисты утверждали, что феноменальная физическая сила Отрывателя находится далеко за пределами обычных человеческих возможностей. Однако возникали предположения, что загадочный киллер пользуется специальными механическими устройствами, чтобы отчленять головы жертв от туловища. Те же, кто располагал результатами экспертиз, доказывали полную несостоятельность версии о применении каких-либо устройств и утверждали, что Отрыватель, как это ни укладывалось в сознании большинства, действует исключительно руками.

Кое-кто выдвинул рискованное предположение, что дело не столько в физической силе неведомого убийцы, сколько в скорости его движений во время совершения этих «нечеловечески исступленных актов насилия». Правда, и они соглашались, что это также находится за гранью возможностей человека, даже под воздействием известных науке препаратов.

В послеобеденных выпусках газет все большую популярность приобретали версии, что Отрыватель голов вообще не является человеком. Бульварная пресса, резко взметнувшая свои тиражи до уровня популярных изданий, пестрела гигантским количеством псевдонаучных, а то и откровенно сомнительных статей об инопланетянах, радиоактивных мутантах и прочем. Почти в каждом случае их авторы пытались в конце связать эти темы с появлением Отрывателя голов. Некоторым иногда даже удавалось вполне логично представить его как часть еще малоизвестных паранормальных явлений.

Вечером в тот же день освещать события взялось и местное телевидение. Появились новые подробности, – прежде всего, количество обезображенных трупов, найденных за последние часы, выросло до пятнадцати. Представители правоохранительных органов, дававшие интервью с явной неохотой, пытались скрыть свою беспомощность и что-то бормотали о «всех принятых в настоящее время мерах». Но зато не скупились раздавать смелые обещания в ближайшие дни положить конец «зверской расправе над жителями города» и «снова сделать улицы ночного Львова безопасными для граждан»; давали и без того понятные каждому советы и рекомендации, как не стать жертвой маньяка, – некоторые пункты вызвали у людей старшего поколения прямые ассоциации с периодом военных действий, – что особенно усилилось благодаря намеку одного из чиновников о необходимости введения в городе комендантского часа.

На следующий день сообщения о Львовском киллере проникли в выпуски новостей главных телеканалов страны. Но выглядели скомкано и поверхностно, детали упоминались вскользь, а о точном числе жертв не говорилось вообще, что вызвало у львовян сначала недоумение, затем волну возмущения и наконец ощущение прострации.

Впрочем, большинство сошлось во мнении, что иной реакции средств массовой информации ожидать не приходится – слишком пристальное внимание к Отрывателю голов отвлекало население страны от решающего этапа предвыборной президентской кампании.

Правда, за дело активно взялись представители некоторых заграничных пресс-служб, однако, как скоро выяснилось, их руководство тоже куда больше было заинтересовано освещением политических событий, происходящих в Украине раз в пять лет.

В результате Отрывателем голов по-настоящему занимались лишь местные телевидение, радио и пресса.

Киллер, между тем, каждую следующую ночь заваливал город новыми трупами. Средства массовой информации, подвергавшие милицию беспощадной критике первые три дня, на четвертый стали принципиально избегать всякого упоминания о ней.

Лозинский почти все это время проводил дома, ожидая каждого последующего выпуска новостей, лишь изредка выходя за газетами. Ночами ему с трудом удавалось забыться на несколько часов, и, вскакивая по утрам, он первым делом включал телевизор. И каждый раз испытывал заведомую уверенность, что найдет подтверждение своих самых худших предчувствий: неведомый вирус взял окончательно Германа под контроль. Вероятно, это случилось в течение одной или двух ночей после того, как состоялась их встреча, и он – единственный, кто имеет представление о том, что происходит на самом деле. Потому что напрямую связан с этим.