Текст книги "Тигр в стоге сена"

Хозяйка ласково улыбнулась и протянула руку. Муса увидел тонкие, прозрачные пальцы с острыми золотистыми ноготками и с трудом поборол желание припасть к ним губами. Женщина, видимо, почувствовала его состояние. В ее глазах сверкнули искорки и она потянулась к нему.

– Зачем вы такой дорогой подарок купили? Они же стоят пятьдесят рублей. Все наши женщины любуются ими, но никто не решился купить. Дайте я вас поцелую. Вы первый из здешних офицеров увидели во мне женщину, а не боевую подругу, которой если что и можно подарить, так бутылку водки.

Она чуть коснулась губами его лба, и теплая волна прокатилась по спине Зангирова.

– Давайте выпьем, – Березняк поднял рюмку с водкой, – а то вы тут, я понял, до рассвета будете друг другу свою воспитанность показывать.

Муса выпил, но только протянул руку к тарелке, как что-то сильно ударило его в спину. Он в недоумении оглянулся. Из-под покрывала выглядывала детская ножка.

– Лешка во сне воюет, – поправил покрывало Березняк, – ты не обращай внимания. Мне по ночам приходится хуже. Он меня бъет прямо, – прапорщик весело хмыкнул, – ну.., одним словом, ниже пояса.

– То-то ты как остановишься, так руки там складываешь, – расхохоталась женщина. Вслед за ней рассмеялся прапорщик. Мусе стало легко и приятно. Вдруг он увидел перед собой ее тонкую ладонь.

– Оксана, – смех еще звенел в ее голосе, – Березняк нас не познакомил, хотя я знаю, что вас зовут Миша.

– Точнее – Муса, но вы можете звать меня, как хотите.

Зангиров наслаждался. Ему здесь нравилось все. Даже комната, в которой Березняки жили с двумя детьми, и та, скоро стала казаться лейтенанту райской обителью. Муса сам не заметил, как начал читать им любимые стихи. Оксана восторженно смотрела на гостя, а хозяин, блаженно улыбаясь, подливал ему и себе водку и подкладывал закуску.

– Эх, – посетовал Зангиров, – нам только гитары не хватает.

– А вы играете? – Оксана всплеснула своей дивной рукой.

Муса поймал ее и, как святыню, прижал к губам.

– Ради вас, наша фея, я могу даже сплясать.

– У ребят, в казарме, есть, – Березняк стал выбираться из-за стола.

– Оксанка, не давай гостю скучать. Я быстро, – и прапорщик убежал.

– Первый раз вижу настоящего мужчину, который за столом не говорит о службе.

– Трудно вам здесь?

– Сейчас уже привыкла. С ребятишками вожусь, вяжу, книги читаю, а так, – она грустно улыбнулась. – Города и нормальных людей вижу раз в году, когда мы едем в отпуск. Мы с Березняком еще в школе дружили. Я его из армии ждала. Через три дня после его возвращения свадьбу сыграли. А через неделю выяснилось, что нам негде жить. У его родителей – «завалюшка» из двух комнат. Мои – его до сих пор видеть не могут. Они считают, что он мне всю жизнь испортил. Мать хотела, чтобы я врачом была, а я, как она считает, по его вине, стала женой военного и даже не офицера. Одним словом, пошли мы к председателю нашего колхоза, а он руками разводит: ни работы у него нет, ни жилья. Сейчас-то я понимаю, что он все это говорил по наущению моих родителей, а тогда?.. Пожили мы немного у одной бабки и решили сюда подаваться. Командир сразу эту комнату выделил. Мечтаю об одном – денег подкопить, да домик у Черного моря купить. Пусть в деревушке какой-нибудь, от цивилизации подальше, я на все согласна, лишь бы свой. Мы оба от земли, нам бы участочек, соток шесть, жили бы припеваючи.

– Да-а, для хорошей жизни нужны хорошие деньги.

– Не умею я их делать. Вон, жена Соболева, которая в нашем магазине торгует. Раз в месяц с залежалым товаром проедет по аулам, потом не знает куда сотенные девать. Я ей как-то говорю: «Сгоришь, Валька, а у тебя трое детей.» «Я их не неволю, – отвечает, – сами платят, а ОБХСС в погранзоне нет.» Я бы так не могла. Хотя у здешних чабанов денег много, куда их в пустыне девать?..

– А вот и я, – Березняк за фанерной перегородкой с грохотом сбросил сапоги. В комнату вплыла гитара, потом появилось улыбающееся лицо прапорщика.

Сначала пел один Муса, но скоро ему стали подтягивать Березняк и Оксана.

– Мне так хорошо, – Зангиров решил немного передохнуть и отложил гитару, – как было только в Париже.

– Вы были во Франции?

Он с удовольствием увидел округлившиеся глаза Оксаны и тихо, нарочито таинственным голосом, стал рассказывать о своей поездке во Францию.

– Я одно время был среди активистов крайкома комсомола. Там и возникла идея наградить нас поездкой в капстрану. Секретарь, который бредил французскими девицами, выбил путевки в Париж. Собрались мы, а денег нам меняют совсем мало. Стали тут соображать как быть, чтобы там пожить по-человечески.

– Муса подложил себе колбасы, потянулся к бутылке и взглянул на своих собеседников. Березняк улыбался, и Зангиров не нашел в его взгляде ничего настораживающего. Муса стукнул своей рюмкой по рюмке прапорщика, подмигнул Оксане и выпил свою водку.

– Один умелец наменял новеньких сотенных бумажек, скатал их в плотные трубочки и заложил в две авторучки. Другой – где-то раздобыл несколько золотых царских десяток и хотел провезти их во рту, но потом испугался и передумал. А я решил продать в Париже несколько своих марок.

– Марок? – Подняла брови Оксана.

– Почтовых марок, – пояснил Муса, – мальчишкой я был страстным филателистом, вот и сохранилось несколько ценных находок. Я положил марки в блокнот и спокойно прошел через таможню.

– Не нашли? – Удивился Березняк.

– И не искали. Глянули документы, поставили штапмики и все.

– Какой он – Париж? – В глазах Оксаны он увидел не только интерес, но и зависть. – Побывали в публичном доме?

– Я и не ходил туда. Секретарь, тот тайно от нашей няньки из КГБ, вырвался один раз и потом на всех пьянках мучил нас рассказами о своем походе. Париж, – он выдержал паузу, – этого не расскажешь – словно на другой планете побывал.

– Вот если бы я служил на таможне, – мечтательно протянул Березняк, – мы бы жили по-другому. Как-то в вагоне-ресторане я повстречал одного таможенника. Попили мы с ним нормально. Полез я в карман за деньгами, он рассмеялся и достал пару пачек десятирублевок.

«Сиди, – говорит, – погранец, разве у тебя деньги? Вот на таможне вертеться можно, только с головой… »

Больше он ничего не рассказывал, а я и не спрашивал, – закончил прапорщик.

– Деньги можно зарабатывать везде, – Зангиров снова потянулся к бутылке. Он хорошо пил и был уверен в своих силах. Березняк , похоже, тоже не пьянел.

– Конечно, – он подставил свою рюмку, – только кому я нужен? Ни я, ни моя «секретка» в этих песках… А так… Купили бы домик на берегу Черного моря.

– Да, – Оксана тронула тонкими пальцами струны гитары, и в комнате ожил низкий, тоскливый звук, – я бы развела огород, птицу…

Муса с восторгом смотрел на Березняков. Он вдруг почувствовал, что его тело наливается желанием петь и танцевать.

«Вот она, долгожданная удача! Ах, ты мой Березнячок, как же ты мне нравишься. И жена у тебя чудо – хорошая, домовитая женщина.»

Зангирову показалось, что он проговорил эти слова вслух, но хозяева молчали, глядя в куда-то за стены собственной квартиры.

– Я бы помог вам, ребята, если бы жил в своем городе. Среди моих знакомых есть деловые люди, которые заинтересовались бы контактами с Березняком.

– А отсюда нельзя с ними связаться? – Оксана, наклонившись, внимательно смотрела на гостя.. – Мой Березняк, если надо, мог бы любую весточку с фельдпочтой передать: и надежно, и прочитать никто не сможет.

Муса откинулся к стене и снова наткнулся на детскую ножку.

– Я подумаю, а потом, на трезвую голову, мы все обговорим в деталях, – он положил руку на плечо хозяина дома, – хорошо-то как у вас, так бы и сидел, не вставая – я так давно не был в домашней обстановке. Да время уже позднее – до подъема всего два часа осталось.

– И то правда, – Березняк поднялся, – поднеси нам, хозяюшка, на посошок.

Выпили все вместе. Зангирова отказался от проводов. Березняк обнял его. Оксана, потянувшись всем телом, поцеловала в щеку.

На следующий день Муса увидел Березняка в курилке. Тот дернулся ему навстречу. Лейтенант понял, что он его ждет.

– Миша, куда бежишь, покурим?

– С удовольствием.

Муса перепрыгнул скамейку и опустился рядом с прапорщиком.

– Ну, что, надумал? – Спросил тот, отмахнувшись от сигаретного дыма и не спуская глаз а лейтенанта.

– Подумал. Только что мы с тобой можем им предложить? Боевую машину, пару пистолетов, чтобы орехи колоть?

– Нет, друг, думать будешь ты, а я – делать.

Зангиров молча рассматривал прапорщика. Тот не отводил глаз и, в свою очередь, рассматривал лейтенанта. Вдруг Березняк усмехнулся:

– На крепость проверяешь или еще сам не решил? Если говорить прямо, то я давно надумал продать себя подороже, и с женой все обговорил. Лучше раз рискнуть, чем всю жизнь жить серой лошадкой. Там, – он бросил взгляд на север, – люди веселятся, набивают квартиры дорогим барахлом, а я тут, в песках, за жалкие двести рублей в месяц сохну. И не финти, водка меня не берет, я вчера понял, что мы с тобой одного поля чгоды. Если боишься, что я тебя сдам, то зря. Ну, премируют меня месячным окладом, половину которого надо будет пропить с ребятами, или очередную жестянку на грудь повесят – и что? Нет, уж, спасибо. А залетим – по одной статье под трибунал пойдем.

Зангиров щелчком отправил окурок во вкопанную в центре курилки железную бочку.

– Нет, товарищ Березняк, с такими мыслями вам в бизнесе участвовать нельзя. Если уж заниматься чем-то вроде контрабанды, а я тут другого заработка не вижу, то с верой в свои силы. Работать надо так, чтобы никто и никогда не смог бы тебя поймать. Понял? А иначе для чего рисковать и деньги зарабатывать?

Твердая щека Березняка собралась в некоторое подобие усмешки:

– Я как раз из таких – крестьянская кость.

– Значит твердо решил?

– Да.

– Тогда Оксану в наши дела не посвящай. Пусть об этом знают только два человека – ты и я.

– Согласен.

– Я с сегодняшнего дня займусь поисками купцов, а там посмотрим.

Зангиров встал, крепко пожал руку Березняку.

– Будь.

Муса тут же пошел на почту и отправил поздравительную телеграмму по адресу, данному ему в городе. Через пять дней ему пришло заказное письмо, в котором лежала сберегательная книжка на предъявителя с вкладом в десять тысяч публей.

«Четверть хорошего дома для семьи Березняков», – лейтенант с удовольствием положил книжку в карман.

«Родной мой, – гласила короткая сопроводительная записка, – страшно соскучилась по тебе. Готова в любой момент все бросить и приехать, но мне говорят, что нужен какой-то вызов и подробный план, как до тебя добраться. С нетерпением жду ответа. Вся твоя.»

В самом низу была короткая приписка:

«… не играй в карты».

Он удовлетворенно хмыкнул – отправители одним предложением, на всякий случай, объясняли для чего предназначается крупная сумма денег, защищая его от тех, кто мог проверить письмо.

После обеда Зангиров дождался когда Малышев пошел в казарму и сел писать ответ. В самом конце осторожными, кодированными фразами он описал участок границы, на котором сделал проход в системе заграждения. Муса закончил письмо рисунком каравана верблюдов. Вечером, сдавая Березняку секретную литературу, он протянул ему сберегатульную книжку. Потом, оглянувшись, коротко пояснил:

– Все нормально, держи аванс.

Через неделю дежурный по части срочно вызвал его в штаб.

– Межгород, – почему-то шепотом произнес сержант и протянул Мусе короткую трубку полевого телефона.

Только услышав в трубке девичий голос, Зангиров понял, почему волновался пограничник. Он и сам сначала не понимал о чем говорит незнакомка, упиваясь звуками ее мелодичного голоса.

– Извини, родная, я не понял, что ты говорила, повтори, пожалуйста.

– В военкомате сказали, чтобы ты послал телеграмму, заверенную командиром части. Я уже взяла билет на поезд, встречай в будущее воскресенье.

– Хорошо, жду.

Девушка еще что-то говорила, а он отвечал, но все время думал о той быстроте, с которой Организация наладила связь с сопредельной стороной. По договору с незнакомцем, которы беседовал с Мумой перед дорогой, девушка приедет только тогда, когда все будет готово для передачи первого груза. Уже положив трубку, Зангиров вспомнил, что мужчина дотошно распрашивал его о том, какие девушки ему нравятся. «Я пришлю именно такую. Считайте ее небольшой премией к сумме, положенной на ваш счет.»

С мыслями о будущей встрече Муса вернулся в комнату. Едва он переступил порог, как лежавший на кровати Малышев, вскочил и потребовал с него бутылку водки.

– Иначе я тебе комнату не освобожу.

– Какую комнуту?

– Не финти, – рассмеялся капитан, – когда жена приедет?

– Ну, ты даешь, подслушать ты не мог – в штабе я был один. А я сам о ее приезде только что узнал.

Малышев захохотал.

– Я же пограничник и не только по следам на земле могу читать, но и по лицам. У тебя такая глупая улыбка и так блестят глаза, что я могу сказать – она уже и билет купила. А так как поезд к нам ходит только два раза в неделю, то могу почти утверждать: жена приедет в будущее воскресенье.

– Точно, – Муса от удивления сел на стул и почувствовал, что у него разом пересохло во рту.

– Та, брось, чего это ты так разволновался? Бутылка у меня и так припасена, а все остальное может понять даже ребенок.

Вечером, в воскресенье Мусе позвонили из железнодорожной комендатуры. Незнакомый офицер закричал, перекрывая шум помех:

– Ну и жена у тебя, я такой женщины сто лет не видел. Мы ее на ваш поезд посадили, так чуть ли не весь город на вокзал собрался. Я, грешным делом, даже охрану к ней собирался приставить – уж больно местные мужики горячие, сделают налет на поезд, украдут женщину.

– Я пошлю к «железке» пару боевых машин, – Зангиров подхватил его игру, – только не от азиатов отбиваться, а от своих вояк, которые, как я слышу, до сих пор слюни глотают.

– Да, уж, брат, – посерьезнел офицер, – хорошо она, слов нет. Я попытался на счет сестры поговорить, так она так бровью повела, что я до сих пор в себя прийти не могу. Извинись за меня, если не так поняла. Жди, часикам к двенадцати приедет, счастливчик.

Зангиров доложил командиру и, получив его разрешение, пошел на вокзал. До прихода поезда оставалось еще часов шесть, но он не мог сидеть в своей комнате и решил провести это время, прогуливаясь по окрестностям.

Поселок засыпал, только собаки перелаивались через глухие дувалы. Он шел медленно, как уже привык здесь, посреди улицы. Из пустыни тянуло жаром. Горы, среди которых проходила граница, походили на фантастический забор, отделяющий одну страну от другой. В бархатной темноте высокого неба дружески жмурили глаза огромные звезды. Он шел, не разбирая дороги и ни о чем не думая…

Поезд пришел во время. В вагоне раздался многоголосый гамон, потом на высоких ступенях появилась девичья фигура. Она была едва видна в свете тусклых станционных огней, и Зангиров, шагнувший вперед, замер, не зная та ли это девушка.

– Муса, – ее певучий голос толкнул лейтенанта вперед. Он сам не заметил, как она очутилась у него в руках. Прохладная кожа ее шеи, пахнущая розами, обожгла его губы.

– Милый, милый, – она целовала его, – опусти меня на землю, на нас смотрят.

Он с трудом заставил себя отодвинуться от девушки.

– Где твои вещи, – прохрипел лейтенант и, только ухватившись рукой за большой чемодан, поданый кем-то из военных, он немного пришел в себя.

Весь мир для Зангирова сузился до размеров пространства вокруг незнакомки. Он целовал ее, гладил щеки, щупал одежду, зарывался носом в ароматные волосы и не замечал этого. Она принимала его ласки, как должное, подстраиваясь под настроение Мусы. Так, полуобнявшись, они прошли контрольно-пропускной пункт отряда. Дневальный пограничник удивленно вскинул голову, но узнав лейтенанта, открыл турникет без всяких вопросов. Когда они сделали несколько шагов по двору крепости, девушка осторожно, чтобы не мешать Зангирову, оглянулась назад. Солдат, пропустивший их, стоял в дверях. Выражения его лица не было видно, но фигура напоминала воскрицательный знак.

На пороге своей комнаты Муса включил свет, потом, невидяще взглянув на свою спутницу, выключил его. Девушка почувствовала, что его трясет мелкая дрожь. В первое мгновенье она хотела что-то сказать, успокоить его, потом передумала, решив не нарушать тишины сложившегося настроения.Он пробежал пальцами по ее спине, задержался у шеи и, не найдя застежек, потянул платье вверх. Она подняла руки, чтобы дать ткани свободно стечь с тела. Зангиров ткнулся носом в ложбинку между ее грудей и, не поднимая головы, повел девушку к кровати. Она почувствовала холод металлической перекладины и на мгновенье задержалась, но Муса почти повалил ее. Девушка сильно ударилась о невидимую в темноте кроватную раму и чуть слышно вскрикнула. Зангиров уже ничего не слышал. Он не заметил, что его форменный ремень царапает кожу ее обнаженного живота. Его пальцы наткнулись на тонкую полоску ткани на ее бедрах, и Муса не заметил как порвал батист. Девушка с трудом высвободила прижатую к острому краю кровати руку и широко раскинула ноги, чтобы уберечь их от тяжелых ботинок лейтенанта…

Зангиров, по уже устоявшейся привычке, проснулся за двадцать минут до подъема. Еще не видя ничего, он почувствовал тонкий аромат духов. Щекочущая волна волос закрывала его лицо. Муса осторожно отвел пряди в сторону и приподнялся на кровати.

В серой предрассветной дымке перед ним лежала обнаженная девушка. Крохотный кружевной лифчик, сбившийся к шее, открывал тяжелую грудь. Тонкая кисть, с красными, длинными ногтями, была прижата к животу, на котором белел лоскут разорваной ткани.

Ему стало стыдно, и он осторожно поднялся с кровати. Раздался стук в дверь. Муса, сильно хромая, из-за того, что отлежал ногу, подошел к порогу и шепотом спросил:

– Кто там?

– Рядовой Потапов, – раздался голос его посыльного, – командир просил передать, что дает вам трое суток отпуска при части, спите спокойно.

Когда в коридоре стих звук шагов, Муса повернулся к кровати. Теперь девушка лежала на боку. Ее крутое бедро было покрыто множеством красных точек.

«Одеяло, – догадался Зангиров, – раздражение от грубой шерсти.»

По обе стороны кровати лежали серебристые, почти прозрачные босоножки.

«Какая же я скотина, – помрачнел Муса, – что же это я вчера совсем голову потерял?»

Он хотел отвернуться, чтобы не смотреть на обнаженную незнакомку, но сил не было. Тогда он стал медленно, стараясь не шуметь, раздеваться. Девушка шевельнулась, принимая во сне более удобную позу. Ее левая рука откинулась за голову, высокая грудь подтянулась, и Муса едва сдержал себя, чтобы не кинуться к кровати.

«Спокойно, она никуда не денется, пора бы уже и мозгам работать», – кольнул он себя. Около кровати Малышева лежало белое платье. Муса на цыпочках подошел к нему, поднял с пола и, расправив, положил на свою форму. Потом он так же тихо вернулся к кровати. Места на узком ложе не было, но и отойти он не мог.

Ее овольное лицо обрамляли золотистые волосы, тонкие ниточки бровей были удивленно вскинуты чуть ли не до самой середины лба. Он склонился над ней. Пухлые, розовые губы приоткрылись, Муса приблизился к ним и вздрогнул от легкого прикосновения рук, сошедшихся на его шее.

– Милый, – ее голос показался Зангирову не похожим на вчерашний и теперь напоминал песенный перезвон, – какой ты милый.

Он осторожно прилег рядом с девушкой.

– Извини, я не знаю как тебя зовут?

Она, отстранившись, с улыбкой посмотрела на него.

– Ксения, я твоя жена.

– Жена?!

Теперь она смеялась во весь голос.

– Конечно и в моем паспорте все ее данные и штампик о нашей регистрации и прописка. Кого, кроме жены, пустят в погранзону?

– Во дают, – удивился Муса.

– Т-с-с, не надо слов, – она заглянула в его глаза, и снова весь мир исчез.

Его разбудил звон посуды. Ксения в длинном полупрозрачном халате, отороченном белым мехом, стояла у стола. В комнате пахло копченой рыбой, ветчиной, коньяком и еще чем-то незнакомым, но удивительно вкусным.

– Нечего валяться в кровати, когда жена праздничный стол накрыла, – она повернулась к нему, и он удивился глубине ее голубых глаз.

– Муса сел, но тут же опять лег.

– Там где-то мои трусы…

– Если хочешь, можешь идти так, у тебя тело настоящего спортсмена.

– Нет.

– Тогда лучше надеть это. – Ксения достала из своей сумки белый махровый халат, помогла Мусе надеть его и повела лейтенанта к столу. Там были икра, крабы, буженина, финское пиво, разноцветные бутылки спиртного.

Я готовилась в дальнюю дорогу, поэтому тут только консервы и немного посуды, но, ты же знаешь – я прекрасно готовлю.

– Ты не женщина, а настоящий клад.

– Бриллиант, – она повела бровью и чуть приоткрыла рот.

– Нет, – вскинулся молодой человек, чувствуя, что в нем опять просыпается желание, – дай хотя бы поесть.

– Что прикажешь, мой господин, – Ксения смиренно склонила голову. – Я чуть-чуть пригубила коньяка.

– И мне налей.

Девушка рассказывала о городской жизни, новых фильмах, книгах, театральных постановках. Муса вспоминал приключения из своей пограничной жизни. Ему было, как никогда, хорошо. Напротив сидела женщина, о которой он мечтал всю свою сознательную жизнь.

– А ты знаешь, лапушка, что это я тебя породил?

Она рассмеялась:

– Мои папа и мама ждут меня дома, но я готова стать твой Галатеей. Я чувствую, что ты немного оттаял, поэтому поговорим серьезно, – она оглянулась, ищуще пробежала взглядом по комнате. – Скажи, пожалуйста, приемник у вас есть?

– Радио.

– Включи, музыку послушаем.

Из динамика полились резкие звуки, сопроводавшиеся блеющими вскриками мужского голоса.

– Что это?

– Местные наигрыши.

Она опять рассмеялась, потом продолжила.

– Завтра от восьми утра до семнадцати вечера вас двоих ждут, – девушка немного нахмурилась, и Муса понял серьезность момента, – с посылкой в указанном тобой месте. Я все привезла. Если не получится завтра, то через день и так два раза. Но, – она подняла глаза, – лучше, если это будет завтра.Там деловые люди и это будет гарантией надежности.

– А что, – Муса был немножко пьян и очень счастлив, – никаких проблем. Жена командира устраивает сегодня прием в твою честь. Сходим в гости, поспим, а потом – хоть на край света.

… Еще не рассвело, когда Зангиров и Березняк вышли из крепости. Муса был вооружен карабином, а прапорщик повесил на шею автомат. На повороте дороги они встретили возвращающихся на заставу пограничников. Сержант, ведший смену, с завистью посмотрел на лейтенанта:

– На охоту, товарищ командир?

– Да.

– У Черной скалы мы спугнули двух джейранов.

– Туда и идем.

Сержант козырнул и повел своих солдат дальше.

Зангиров шагнул вперед и ему показалось, что вся крепость смотрит за ними. Еще чуть-чуть и сотня вооруженных бойцов кинется за ними, схватит и посадит их в тюрьму. В глазах защипало и Муса с удивлением почувствовал, что его лоб обильно полит потом..

– Жарко, – он сказал это, чтобы услышать голос своего спутника. В какое-то мгновенье Зангирову показалось, что он один во всем мире.

– Скорее холодно, просто ты волнуешься, – коротко хохотнул прапорщик.

– На себя посмотри.

Они шли быстро. Муса старался не отставать от своего товарища и, чтобы легче было идти, все время смотрел на его ноги. Он не заметил, когда взошло солнце и поднял голову, чуть не наткнувшись на прапорщика.

– Джейран, – Березняк повел стволом автомата, и Зангиров вспомнил, что они вышли на охоту, – на обратном пути постреляем, а сейчас – бегом: у нас мало времени. Только бы ребята не нарушили режим.

Они побежали. Неожиданно горы расступились, И Муса чуть не налетел на колючую проволоку. Березняк повернулся к нему и шепотом спросил:

– Здесь?

– Да. Третий столб слева.

– Лезем, – Березняк приподнял стволом автомата проволоку и пропустил Зангирова вперед. Потом тот помог прапорщику перебраться через заграждение. Перед ними лежала покрытая маскировкой тонкая стальная паутина, прикрепленная к небольшим бетонным стобикам. Перед сетью стояли высокие рейки с фотоэлементами. Зангиров подошел к одной из них, опустился на колени и провел рукой по стороне, обращенной к границе.

– Все, теперь сигналить не будет.

– А на пульте?

– Все нормально.

Березняк посмотрел на часы.

– У нас всего тридцать минут. Если ребята идут, как положено, то через тридцать пять минут они будут здесь.

– По ней надо катиться? – Зангиров присел около сети.

– Не трожь! – Вскрикнул Березняк, – запутаешься, резать придется. Тут нужна доска или ткань. Я захватил полотнище старой палатки.

Он снял с вещевого мешка сверток брезента и одним броском проложил матерчатую дорожку через «малозаметное препятствие».

– Теперь надо осторожно лечь и, не делая резких движений, катиться или ползти.

Прапорщик как-то сразу, всем телом, лег на палатку и покатился вперед.

– Давай, теперь ты, – он встряхнул, расправил брезент, – прижми руки к телу и катись.

На берегу ручья, шириной метров в десять – последней преграды между двумя странами, никого не было.

– Двадцать минут, – тяжело отдуваясь, произнес Березняк.

– Доставай посылку, может, ее цвет служит паролем.

Едва прапорщик извлек из мешка тугой сверток, обшитый зеленым шелком, как из-за камней поднялись двое мужчин в чалмах и халатах. Зангиров ощутил какую-то пустоту в груди. Люди подошли к самой воде. Они внимательно всматривались в лица пограничников.

– Бросай, – произнес по-русски высокий, и Муса удивился обыденности его голоса и лица.

Березняк широким взмахом перебросил через ручей сверток. Он упал у ног говорившего. Тот щелкнул пальцами, и его спутник метнул в ответ красный сверток. Прапорщик поймал его на лету.

– Молодец, Березняк, – криво усмехнулся высокий, – мы с тобой сработаемся.

Прапорщик остолбенел.

– Время, – Муса дернул его за руку.

– Не спешите, – напутствовали с той стороны, – не забудьте про следы.

Через пять минут, после того, как Зангиров и Березняк скрылись в ущелье, из-за холма показался наряд. Трое молодых пограничников спокойно прошли мимо них. Мусе даже показалось, что он услушал стук их сердец. От волнения он закрыл глаза, считая, что взглядом может привлечь внимание бойцов, а когда открыл, то увидел около рта мокрую фляжку.

– Попей, я сегодня крепкого чая налил. Не спеши, теперь и отдохнуть можно.

Офицер опрокинул флажку и долго пил, а когда отнял ее от губ, то прямо перед собой увидел джейрана.

– Березняк!

– Вижу, не дергайся, мы его сейчас завалим.

Прапорщик подвел ствол автомата под впалый живот козла, и Зангиров впервые увидел, что сильные руки Березняка бьет мелкая дрожь. Выстрел подбросил джейрана, и он скатился под ноги охотников.

Через два дня Ксения, оставив новую сберегательную книжку для Березняка, увезла посылку. Муса долго не мог оторваться от ее губ, потом, глядя в оконтуренные темными кругами от бессонной ночи глаза девушки, прошептал:

– Я люблю тебя.

– Меня или жену? – Она куснула его за мочку уха и рассмеялась.

– Тебя.

– Я тоже.

Она поднялась по высоким ступеням вагона, и Зангирову показалось, что солнце уходит за тучу, хотя на небе не было ни облачка.

– Не скучай, милый, я тебе каждый день буду писать. Если совсем невмоготу станет – пришли телеграмму.

– Жду.

Состав с грохотом тронулся с места. Зангиров знал, что ни писать, ни видеться с этой девушкой больше нельзя, но все, что говорили он и она, они не могли не говорить. Это не было суесловием, это был разговор душ, положенный на привычный звуковой ряд.

Через неделю на пустынной улице аула к нему подошел косматый старик. Он едва слышно проговорил пароль, потом сказал:

– На той стороне готов груз, завтра надо забрать.

– Что дальше?

– Сделай посылку и принеси на почту, там тебя встретят.