Текст книги "Полвека в океане. История рыбных промыслов Дальнего Востока в рассказах, очерках, репортажах"

Буфетчица принесла тарелки с дымящимся гуляшом, они механически её поблагодарили и, поглощённые одним воспоминанием, так по-разному заворожённые им, продолжали разговор.

– Я тебе расскажу сейчас, ой, со смеху помрёшь, – тряс головой Герман Евгеньевич, смеясь и подступаясь к гуляшу, – расскажу, как Витька Бугай стал передовиком… Он на «Денебе» капитаном был. Виктор Евстафьевич Бугаевский – звезда Олюторской экспедиции!

Одинцов, глубоко задумавшись, уставив взгляд на рдеющий конец сигареты, слушал и одновременно вспоминал ихтиолога. Вот если б не сидел тот на «Ломоносове» в обнимку со своим красным окунем, а прошёлся хотя бы разок-другой по «звёздной» флотилии тогда, четверть века назад, когда ещё можно было спасти олюторское стадо…

Капитан взялся за вилку, она почему-то выпрыгнула из руки, но он не дал ей упасть, прижал локтём, испачкав обшлаг красным соусом. Осмотрел с юмором локоть, взял салфетку, обтёр и, раздумав закусывать, продолжал:

– Сдавали мы рыбу в бухте Лаврова, вот тут, – он показал пальцем на раскрытый иллюминатор. – Ну, как делают обычно? Сдал и бежишь быстрей в район лова, к толпе пароходов, так? Та-ак. А Бугай на своём «Денебе» взял как-то раз и включил эхолот прямо на выходе из бухты. Ага, включил, глядь – косяк прописал. Ну, что долго думать – бах трал за борт, поднимает – полный. Он разворачивается – и по новой на сдачу. Ага, сдал, выходит, опять включил. О-па – опять косяк. Поднял его, развернулся, сдал. И таким вот манером, втихаря всех нас обставил, и намно-о-го обставил. Ну, тут все газеты, радио: герой, стахановец… Орден получил! Кажется, «Красное Знамя». О как!

– Ну а ни у кого из вас не шевельнулось вот тут, – Кирилл Александрович коснулся пальцами груди, – когда вы тралы расшворивали? Что ж мы, голуби, дескать, творим, что детям нашим оставим?

– Да что ты, Алексаныч! Рыбы как грязи было! Да её и сейчас… и детям, и внукам – всем хватит! Океан-батюшка во-о-н какой великий, – капитан повёл рукой от подволока через переборку до палубы, – так что не надо беспокоиться, дорогой то мой рыбинспектор.

– Надо, – коротко возразил Кирилл Александрович. – А то всё живем по заповеди: ломать – не строить, пахать – не сеять. Вот так вот!

– Во-во, эт верно. – Капитану уже явно хотелось спать. – Мы – пахари, пахари голубой целины, с нас какой спрос?

– Ну а насчёт рыбы-грязи могу вот это показать, – Кирилл Александрович вынул из внутреннего кармана пиджака большую записную книжку, достал листок и протянул через стол.

Герман Евгеньевич встряхнул кудрями, взял листок. Это была вырезка из журнала. Но уже сработала капитанская привычка – в каком бы ни был состоянии, днём ли, ночью, предельно внимательно читать любую бумагу, будь то радиограмма или что ещё. И он стал читать вслух, трезво, внятно, вникая в смысл:

– Океан беднее суши. Новости экологии. Недавние надежды на океан, как на богатейшую житницу, не оправдались. В этом окончательно убеждает составленная географами Московского университета карта распределения живого вещества Земли. Обширные районы в центральных зонах Тихого, Индийского, Атлантического океанов оказались столь же пустынными, как и ледяные просторы Гренландии! Впрочем, это неудивительно, поскольку живого вещества в Мировом океане, как удалось установить, в двести раз меньше, чем на суше (а если сравнивать «сухой вес» того и другого, то в 350 раз). В целом же концентрация живого вещества на суше в тысячу раз выше, чем в океане. Даже в такой пустыне, как Сахара, живого вещества куда больше, чем во многих обширных районах Мирового океана…

– Да-а-а, – протянул по нисходящей ноте капитан. А инспектор неожиданно встал и сказал:

– Спокойной ночи.

Было и в самом деле поздно.

III. Минтай, «рыба века»

Из морского дневника:

22 апреля 1984, воск. Пасха сегодня. Вот со святого Воскресенья дневник и начну. На Большом рейде стоим у острова Шумшу (самый северный из Курил). «Полтинник» мой (РМБ «50-летие СССР») перегружает продукцию на «Карское море». С утра до ночи и ночь напролёт под бортом, где идёт приёмка рыбы и через шпигат выскакивают отходы из цеха, – чаячий шумный базар. Начались весенние туманы.

Заштормило от души – больше 30 м/сек. Ветруган. Стоим у Озерновского рыбокомбината, на юго-западе Камчатки. Море бледно-бледно-зелёное, взбитое с пеной – почти речной цвет. И – солнце в косматом небе. И чайки постанывают и подвывают, с глупышами серенькими прячутся у подветренного борта.

К нолю попал в гости к флагманам, коих на «Полтиннике» десятка полтора было: из ПРП, ВБТРФ, ПКРКС, ХКРКС (Приморрыбпром, Владивостокская база тралового и рефрижераторного флота, Приморский и Хабаровский Крайрыбакколхозсоюзы,), одних флагманских помполитов четверо, было и такое чудо – флаг-инженер ПРП по организации соцсоревнования. В экипаже дивятся количеству тунеядцев на рыбьем хвосте. А на «Аваче», запущенной в тех. отношении донельзя, не работают опреснители, пресную воду в системы, говорят, уже два месяца не дают. Моются морской. Я добыл 3 л лишь на второй день и молюсь на эту банку. Встретил на борту камчатского флагманского инженера по ТБ, говорю: что ж вы не шумите об этом? А он: сколько лет уже шумим, а только Дальрыбе, видно, плевать на нас. Озерновский р/комбинат как раз находится в эпицентре главной экспедиции – Охотоморской минтаевой, вечно страдающей от безводья. Там, в Озерной, добрая речка есть, можно запросто, говорят местные, оборудовать водозабор – вывести в море капроновые шланги на поплавках. Пей на здоровье, и не нужны танкера-водолеи, которые во всех экспедициях нарасхват. А я как раз, побывав в Русской, нацелился прокричать о водяном голоде рыбаков в «Литературную газету», да заодно и о др. бедах, о заброшенности рыбачьего племени. Хрен с ней, с визой. Хотя, конечно, так хочется побывать в Японии, Новой Зеландии, Австралии, Индии!..

8.05.84, вт. Про водозабор толковал у карты Западной Камчатки с капитанами. Глубины малые там у берегов – 5–6 м, а осадка у п/б около 10 м. Значит, шланг выводить надо на милю-полторы от берега да зарывать в дно плугом, чтоб МРСки (малые рыболовные сейнера) тралами его не цепляли, а в море ставить эстакаду для вывода шланга на поверхность. И ещё посчитали, что 30 плавбаз, работающих обычно здесь, дают за путину – на 40 млн. руб. продукции каждая, так вот всего-навсего одной тысячной хватило бы на устройство водозабора. А попробуй пробей! Полвека рыбачат здесь и полвека пьют рыбаки дрянь вместо воды, зарабатывая себе болячки.

Позавчера с РС «Павловского» (рыбколхоз им. 1 Мая) высадили на «Чуев» больного матроса. А вчера вызвали из Петропавловска вертолёт – забирать его в больницу. Главврач «Чуева» Владимир Петрович Лавров, хирург-онколог, в прошлом, говорят, ведущий хирург Риги, спившийся затем, сказал: деструктивная пневмония, парень больше м-ца ходил с гнойничковыми язвами на руках, ногах, на всём теле, пока стафилококк не попал в лёгкие, и они стали рассыпаться. В 25 лет парень сгноил себя заживо. Стеснялся? Заработок боялся потерять? У колхозников, где заработки втрое больше гослова, и этот мотив не исключён. «Он до утра не доживёт», – сказал док. И вот огромный вертолёт сделал три круга над «Чуевым», у которого нет вертолётной площадки, как у баз В-69 и типа «Спасск», прицелился и наконец завис, как на нитке, винтом едва не цепляя за снасти (стрелы, шкентеля арочной фок-мачты), спустил на тросике люльку, куда уложили носилки с хлопцем, поднял и улетел, провожаемый взглядами трёх экипажей стоящих в связке судов: «Чуева», «Авачи» и «Сахалинских гор».

Да, за 20 апреля в «Правде» – о снижении цен на солёного ивася до 40 %. И я маленько погордился про себя: ведь ту большую статью об ивасях, что цензура не пустила в ЛГ, я послал в ЦК Горбачёву, и было это в начале марта.

На п/базах ВБТРФ в нерестовый период (а он нынче у минтая растянулся с начала января по конец марта) был Клондайк: за место у конвейера на выборке икры дрались, зарабатывая по 1000 р. в м-ц, рыба шла от балычковых машинок, разделанная, икра вываливалась сама – только собирай в ванночку пластмассовую (её называют парамушкой), расценки – 54 коп. за 10 кг (это и есть парамушка). На «Аваче» же расценки были – 2 р. за 10 кг, и одна уборщица за м-ц заработала 3600 р., став рекордсменкой на флоте. Набежало на базу флагманов, все – к конвейеру, сгребали в парамушки не икру – рубли.

13.05.84, воск. 9 мая на СРТМ 8–420 (развалюха, около 20 лет судну, старше погибшего 8–428, дыры в бортовых переборках кают – «на улицу») перебежал снова в Притауйский район.

На борту хабаровского БМРТ «Ургал» дед-стармех рассказал мне страшную историю: в прошлом рейсе погиб у него моторист, парнишка 20 лет, погиб… от стыда. 2-й механик, хозяин машины, «серьёзный был мужчина», по выражению деда, т. е. зверь, видимо, если взглянуть глазами мальчишки-моториста, стоявшего вахту с 20 до ноля. Перед сдачей вахты 2-му моторист поднялся на верхние решётки, чтоб сделать приборку, глядь – а рядом почему-то открыта запертая обычно дверь машинной кладовки. Он заглянул туда, а дверь захлопнулась за ним. Ручки в двери изнутри не оказалось. Парень открыл иллюминатор и «на счастье» увидел рядом трос-бурундук. Мороз был 25º, трос капроновый обледенел-окаменел, но чувство стыда и страха перед 2-м оказались сильнее. Парень в рубашке вылез и сорвался в воду. В воде болталась прядь от бурундука, он намотал её на руку и – замёрз. Около суток искали, а потом обнаружили под небольшой льдинкой с капроновой прядью вокруг кисти.

В ночь снятия из ОМЭ ревизор, лет 30-ти, «продавал» ночью меня по РТ, радиотелефону (я попросил его поймать РС, чтоб отвёз меня на «Чуев», миль 60–70): – Суда, внимание! Кому нужна сдача?..

А со сдачей рыбы плохо последнее время. Зачем, говорю, такая провокация? «Спасск» ведь уже, как говорится, «трубу завязал», к переходу готовится, ни о какой рыбе речи нет. РС «Далай» из Славянки откликнулся: – Часов 6 ходу до вас (мы у Алаида стояли). 15 тонн рыбы имею. На «Чуев» у меня 30-я очередь… Ревизор: – Дело такое – надо на «Чуев» человека отвезти, он вам всё сделает – и сдачу, и бункер… «Далай»: – Буду в 6–7 утра… Ревизор: – Подкинь угольку. В 5 снимаемся. У тебя 30 очередь, сам прикинь. И топлива будешь неделю ждать…

С топливом в экспедиции полный завал. Каждому РС надо по 10 т на переход к Приморью, промысел они закончили, Камчатрыбвод закрыл для них Западную Камчатку, а нету и этих крох, и РСы болтаются в ожидании. «Далай»: – Сейчас с капитаном посоветуюсь. – Через пять минут: – Добро, подкинул уголька (морская фразеология из далёкой паровой эпохи), иду к вам.

В 5.45 звонит мне уже старпом (его вахта): – Семёныч, тут за вами пароходик бежит, а нам сниматься надо. С перегрузчиком уже час как разбежались. Ждать, не ждать? – Решай, Николаич, сам, – говорю, – Я на судьбу положился.

Не до сна стало. «Далай» в голове. Поднимаюсь на мостик, узнаю: ему 10 миль до нас, час ходу. Он потерял последнее топливо на переход за мной и, может быть, потерял очередь на сдачу. Представил, как экипаж его надеялся, благодаря мне, избавиться от рыбы и получить вожделенное топливо. «Тёплые» слова услышал в свой адрес. Поговорил с «Далаем» по РТ, пообещал договориться с «Чуевым». Связался с Семашко, тот сказал – рыбу возьмёт, а топлива не даст, нету, по 3 тонны дают на РС, а их у него 60 штук. Так «Далай» ещё и в благодарностях рассыпался. А ведь ему назад 6 часов бежать к «Чуеву». Во где непритязательность рыбачья!

19 апреля 1986, суб. Субботник всесоюзный сегодня. А вчера отчалил я из Находки на РТМ «Писатель» в Южно-Курильскую экспедицию (ЮКЭ), но не ивасёвую, а минтаевую. Переговоры с японцами о взаимной рыбалке дважды провалились, потому и не работала ивасёвая наша чуть не полгода. Сейчас – на 3-м раунде переговоров – столковались, наконец: японцы взялись за кальмара и приморских рыб, а мы – за ивасёвую мелочь у японских берегов. В Краковке забункеровались водой и устроили помойный день, как сказал капитан.

Прогулялись поперёк моря миль 200, аж до банки Кашеварова, что у северного Сахалина. Это мы бегали от шторма (на юго-западе Камчатки срослись два циклона-близнеца по 980 миллибар, стали сиамскими), море разболтало до 7-метровых волн, бегали в лёд в поисках условий для перегруза, но во льдах клало под ветром с борта на борт так, что книги со стола слетали.

Ровно месяц в море. И – ничего, кроме рдо министру и в газеты: водная проблема нынче острее ещё, чем раньше в Охотоморье.

27.04.87. Через 3 дня должны закрывать наш Притауйский промысловый район. Переловили больше квоты на 800 тысяч тонн! В приловах немало было сельди в последние дни…

Неподалёку – за Камчаткой – работала Беринговоморская экспедиция, тоже минтаевая, и там тоже были свои флагмана. Немного южнее трудилась Курильская (минтаевая же) экспедиция – со своим флагманским легионом. Еще южнее – Южно-Курильская ивасёвая, разумеется, со своим. И так далее по карте вниз – до Антарктиды и вправо – до Америки.

Между прочим, это епархия-акватория только «Дальрыбы». А есть еще «Севрыба», «Запрыба» и «Азчеррыба»…

В общем, юноше, обдумывающему морское житиё, советую не портить глаза и смотреть не на солнце, а в сторону близлежащей акватории, где флагманов – так уж говорится – как грязи.

Минтай, Минька, Митька голубоглазый (у него, у свежепойманного, глаза действительно голубые), кормилец. Лет двадцать назад его не считали за рыбу и пускали только на тук и кормовой фарш для скотины. Потом он заполнил все дальневосточные моря, процеженные тралами и неводами до самого дна, и рыбаки в шутку (горькая шутка) назвали его рыбой века. Добрую-то рыбу извели. Увы, не съели, а извели, потому что путь её «на стол народный» от сетей столь же долог и полон потерь, как от революции до коммунизма. Поймали сто тонн, а выясняется, что картонных ящиков для мороженой рыбы и банок для консервов – тю-тю, на десять только тонн. Случалось, правда. И наоборот – «затоваривалась тара», на промысле незыблемо царил закон: не понос – так золотуха. То соли не подвезут, то этикеток для консервов (важней соли считалась причина), то долго не разгружают плавбазы и плавзаводы, забитые готовой продукцией по самые мачты, то дизтоплива нет, то пресной воды, без которых ни туды и ни сюды. И девяносто из ста пойманных тонн возвращались Нептуну. В непотребном, разумеется, виде: после суточного и долее катания в трюмах.

Но что там Митьку жалеть, когда мы ежегодно проваливаем на Камчатке лососёвые путины. По тем же самым причинам, да, многоразовые грабли. А ведь лосося если не выберешь сколько наука рекомендует, то в нерестовых речках заморы случаются. Но и заморы – не венец для наших дальрыбовских мудрецов. Вот живые рубиновые россыпи сгноить – это да. Это и Крезу слабо. Разве что Плюшкину родимому по плечу. Не поверил бы, но видел своими глазами, как протухли в Курильске десятки бочек и чанов красной икры, которую не сумели вовремя вывезти на материк.

Так чего уж тогда, скажите, плакать по Митьке? Его покуда навалом, его покуда как грязи. Минтай-мамай повалил, селёдку задавил, говорят рыбаки.

Вон сколько имён у минтая: Минька, Митька, Мамай, Рыба века. Мало! И москвичи-минрыбхозовцы, благодарные Митьке по гроб (Митька ж вал даёт, план-премии, план-регалии и даже…), присвоили ему императорское имя – Константин! Не верите – загляните в министерскую бумагу под названием «Код видового состава объектов промысла», она на каждом судне в радиорубке висит. Там «тётки», в основном: сельдь – Анна, треска – Зинаида, краб, и тот – Ульяна. А вот минтай – византийский император. И неспроста, не от фонаря, между прочим.

В скобочках, заметили, стоит «даже…» и опять же неспроста стоит с тремя точками: бывший рыбный министр Каменцев, которого наш дальневосточник сменил, взлетел на минтаевом туке так высоко, что оттуда и Тихий океан, наверное, лужей кажется. Это когда нарисовался Агропром и с ходу на всю страну рявкнул «Даёшь!», рыбный министр самопервым взял под козырёк: «Есть! Даём!». И выдал «для нужд Агропрома страны» полмиллиона тонн кормовой рыбной муки, пустив в шнеки тукомолок три миллиона тонн разнорыбицы под «кодовым» названием – минтай. Вот и ответьте теперь на такой вопросик: ну кто ещё, кроме самого императора, способен такого министра так вознести во мгновение ока?

Ох, и я взлетаю, кажется, не туда на этом самом Митьке-Константине. За язык у нас бить ещё не разучились…

Лучше уж – об Ульяне. Кто бывал на минтаевой путине в Охотоморье, тот знает, что промышляют Рыбу века там чуть ли не прямо на крабовых полях. Гребут донными тралами со дна морского всё, что шевелится. И даже просто плохо лежит.

«Против ихней жадности»

Мотала по морям меня судьба не раз от пароходских моряков к рыбакам-промысловикам и обратно. Вот и наслушался взаимных обвинений, похвал и сочувствий. Рыбак – дважды моряк, признают капитаны «рысаков», т. е. белых, как альбатросы, лайнеров, чёрных балкеров и прочих сухогрузов… А всё дело в том, что моряки действительно рысачат по морям, а рыбак в море живёт. И сложные швартовые операции морякам в длинных рейсах выпадают раз или два в месяц, а рыбак на промысле порой по три-четыре швартовки в день делает, ну и – конечно же, навык – с лихостью, какая моряку может только присниться.

Винят же они друг дружку обыкновенно – в жадности. Моряки, дескать, торгаши, шмуточники, тюками за кордоном таскают на горбу колониальные товары, тряпки… Ну а рыбаки что? Рыбаки – ты только глянь на них, как они гребут и гребут из моря всё – до собственных сапог рваных. Жадные они – сотни, тысячи, миллионы тонн рыбы выгребают – и всё им мало!..

А ведь и правда! Википедия вынесла приговор: «Чрезмерный вылов рыбы – практика рыболовства». Да что там говорить, тут моряки безусловно правы. Вон, гляньте, всего в пяти милях от западного берега Камчатки, прямо в «огороде», то есть в запретном районе, где по зову великого инстинкта наперегонки и безбашенно, как нынче говорится, идут на нерест стада рыб и полчища крабов, гуськом, втихаря, в кильватер друг за дружкой шествуют большие и средние морозильные рыболовные траулеры – БМРТ и СРТМы. И это не просто браконьеры, а госбраконьеры, пираты в законе, супер-браконьеры. Жадные они – выгребают миллионы тонн рыбы, и всё им мало… Им? Да нет, скорее не им, а тем, в Москве сидящим, орденов жаждущим… А всё одно – жадность заразна – на промысле все начальники многочисленных экспедиций, приморских, сахалинских, хабаровских, камчатских, капитаны всех плавзаводов, плавбаз, траулеров и даже крошечных сейнеров жадничают отменно. И ведь многие из них прекрасно понимают, что океан – водная пустыня. Что лишь на узкой полосе шельфа, на свалах глубин пасутся рыбы, словно коровушки на лугу. И именно там пашут и пашут мощнейшие траулеры-супера, разверстыми пастями тралов – Гаргантюа в сравнении с ними просто молокосос – сгребая со дна всё, вплоть до тех самых рваных рыбацких сапог, выброшенных год назад, в прошлую путину, и опознанных бывшим владельцем – матросом или боцманом. А ещё бывает – затраливают, изорвав дорогую снасть, здоровенный булыжник и читают на нём масляной краской написанный «привет» от впереди идущего: Натрахались мы с ним, теперь ваша очередь!

И снова Википедия: По сравнению с другими антропогенными воздействиями на морские экосистемы, такими как загрязнение воды или изменение климата, чрезмерный вылов является на сегодняшний день основной причиной массового сокращения популяций многих видов рыб, часть из которых уже находятся на грани вымирания.

Неисчерпаемо море-океан? Господи, прости нас, неразумных, дно ведь уже показалось с… сапогами. Но всё ещё щедр по-царски Нептун – шлёт и шлёт на шельф шустрые косяки, стада… Ан и его терпению и щедрости край наступает…

Да мы уже не только океан, мы даже космос умудрились так замусорить, что спутники один с другим сталкиваются, точно купчишки на Малай-базаре.

1983-й год. На собственной, как говорится, шкуре испытал я то, о чём читаю сейчас в Википедии. Вот она, майская запись в старом дневнике…

Вчера интереснейшую сцену из корсаро-браконьерской жизни наблюдал. В район работы трёх супер-траулеров подошёл пограничный сторожевик (позывной «Вельбот»). Рыбаки давно его тут знают и не боятся, даже японцы ухом не ведут. И вдруг оказывается, что на его борту притаился грозный инспектор Сахалинрыбвода. «Вельбот» спустил шлюпку, и инспектор пошёл на РТМС «Новобобруйск», а «Новоасбест» и «Новосокольники» тем временем под покровом тумана (как в детективном фильме!) стали по-быстрому мотать удочки – выбирать тралы, что я и услышал, сидя в каюте – натужный скрип гини, стального троса в руку толщиной. Когда я поднялся на мостик, гонка была в разгаре – мы с Охотоморской стороны влетали в пролив Фриза, в океан, распоров ножом часть трала, чтоб избавиться от рыбы, а буквально в кабельтове от нашей кормы гнал форштевнем пенный бурун выкрашенный темно-шаровой краской «Вельбот». Он кричал нас на 16-м, международном, канале УКВ-радиостанции «Рейд», стрелял красными ракетами, семафорил прожекторами, а мы выжимали из двигателя всё, чего уже и жать нельзя – шли 13 узлов. Он как будто стал приближаться, и капитан заметался: – Быстрей убирайте с палубы рыбу и трал, быстрей, мать вашу!.. Потом побежал, надел парадную форму, побрился. Заволновался и начальник промрайона Борис Григорьевич, который вместе с замом и помом на днях перебрался на этот борт. Если прихватят на браконьерстве пароход вместе со штабом промрайона – вот «коза» будет!.. Больше часа шла погоня. Вырвались из пролива в океан, и навстречу пошла крупная зыбь. Это и спасло «Новосокольники»: сторожевик небольшой, его, видно, здорово бить стало по скулам, и он, так и не узрев нашего имени и бортового номера, затёртого пневмокранцами на швартовках, развернулся и ушёл. А по зональной радиостанции «Тихий океан» как раз в эти минуты звучал мой репортаж о славном экипаже РТМС «Новосокольники» и его доблестном капитане…

Последний день весны! Море ласковое, нейлоновое, небо в высоких, насквозь просвеченных солнцем облачках, на горизонте – молочно-голубой профиль гористого берега. Это Шикотан, к которому загнал нас «Вельбот» и где почти нет минтая. А я-то ведь прикомандирован к минтаевой экспедиции, потому и перебираюсь на мотоботе «Новосокольников», предоставленном мне капитаном с плохо скрываемой радостью, на борт РТМС «Новолуние», где ждёт меня самая удивительная из промысловых встреч…

Старшим тралмастером на «Новомальтинске» – Николай Петрович, сорокалетний мужичок, серенький – роста среднего, невидный, нескладный, молчаливый. По моей просьбе нарисовал он мне в тетрадке трал «118-й», которым большинство траулеров тут работает: 118 м – это длина верхней подборы, а раскрытие трала – почти 80 м (по вертикали и столько же по горизонтали), т. е. 25-этажный дом влезет – хоть так, хоть этак. И вот со скоростью 4 узла (а на скумбрии до 6 узлов, т. к. она очень подвижной стала за последние годы) эта громадина, это ЕВП, Его Величество Проглот, тащится за судном и сгребает рыбу до мельчайших косячков (чуть заметная мурышка на ленте гидролокатора и на экране японского цветного подводного телевизора «Кодэн»). По 60–70, по 100 тонн за траление поднимает один такой траулер, один из десятка «браконьерской» (кавычки лишние, впрочем) флотилии, которая рыбачит у северной оконечности Итурупа, в пяти-шести милях от острова, в сердце запретного района. Этот район «охраняют» целых пять судов Сахалинрыбвода, в том числе старая моя знакомая «Афалина»: изредка подбегут, пожурят, оштрафуют одного-другого капитана на 300 р. и снова на неделю исчезнут…

Май 1976-го. СРТМ «Афалина», Белая ладья, как зовут её рыбаки, уже была на отходе, я в темпе перепрыгнул на неё, и пошли мы в Комсомольск-на-Амуре. Путь лежал через Татарский пролив, где в районе Холмска работала с флотом плавбаза «Сулак», на которую мне и нужно было попасть. Но неожиданно нас завернули на о-в Итуруп: там пошаливали японцы. И вот почти трое суток гонялись мы за шхунами, браконьерствующими в наших водах. Под самым берегом острова спугнули одну, погнались, но не догнали: у «Афалины» 11 узлов, у шхуны 12, сети она бросила и удрала. Сети мы выбрали и сварили уху из трески, палтуса, камбалы, морских ершей. Радиобуй выловили и разобрали, в нём мини-радиостанция, дающая прерывистые сигналы на секретной частоте, причём по вызову со шхуны. Никого не поймав, мы пошли восвояси…

«Белой ладьи там нигде не видишь?» – спрашивают друг у друга по УКВ траулеры и гребут, гребут денно и нощно, морозя «солому» (мелочь-молодь) для пушных зверей и гоня рыбу на тук, даже крупную, балычковую, чтобы только выдать на-гора план по добыче…

У Николая Петровича один глаз с косиной, он стеснителен, но говорит доверительно, видя во мне единомышленника:

– А я мешок, – это значит, кутец трала, – режу и зашиваю тонкой ниткой… Против ихней жадности. Больше 40 тонн они уже не возьмут: если будет в трале больше, нитка лопается и рыба выходит…

«Чрезмерный вылов рыбы – практика рыболовства, не обеспечивающая устойчивого состояния рыбных популяций и влекущая за собой истощение рыбных ресурсов. За 10 лет 1999–2009 ежегодный вылов КНР (1 место в мире) составил от 40 до 60 млн. тонн, Россия (10 место) – по убывающей: от 4 до 3,5 млн. т» (Википедия)…

Господи, молюсь я, прости нас всех, жадин-ЕВП[2]2
  Его Величество План.


[Закрыть]!..

Да как же, думаю, им – Китаю, Индонезии, Индии (3 первых места по вылову) – не хватает нашего Николая Петровича!..

10.12.80, ср. Перевалили 61 параллель, завтра должны быть в районе лова, у мыса Наварин. Рыбачим недалеко ото льдов и рядом с американской 200-мильной зоной, в р-не 180 меридиана. Вчера разбили «самолёт» Furuno (прибор контроля работы трала) о льдину при выборке трала. 8–10 т рыбы за траление. У других – по 20 т. Пристрелка: в экипаже молодёжь. От болтанки питьевая вода в системе – как чай. День в кружке отстоялась – миллиметровый слой жирной ржавчины на дне. И такую воду им, беднягам, пить 175 суток, почти полгода! Так велит колдоговор, сочинённый береговыми «мудрецами».

Заброшенность для БАМРовцев (БАМР – База активного морского рыболовства) – норма, вот что я понял. Из Находки выходит ТХС «Невер», спрашивают на переговорах у начальника экспедиции: есть у вас заявки на овощи, ёлки? Из 7 БМРТ заявили только 2, ну и «Невера» этого переадресовали в др. экспедицию.

11.12.80, чет. Восход – около 9 утра, а темно до пол 10-го, в 16 тоже уже темно. Смотрел, как выбирают трал с 10 т минтая. Мороз 5–7º, но с ветром 20-градусным кажется. Ночь, вспухает море в кормовом слипе, норовит слизнуть неосторожного… Действительно жутковатая картина: кусок мокрой палубы, обрывающейся слипом в море, и кусок этого моря, вырванный из мрака слабыми прожекторами кормовой арочной мачты. Он, кусок этот, в неск. метрах от кормы пропадающий в мистической жути невидимого ледяного моря, стремительно набухает, подымаясь от винта до палубы, и лижет скользкие от чешуи и слизи доски её, а матросы траловой команды буднично-привычно ходят с борта на борт, перешагивая через звенящие от натуги стальные ваера, над самым слипом-обрывом… Да, в сравнении с южнокурильцами, где сейчас +10–15º, они – герои.

6.05.83, пят. На вечерний чай – жареная рыба. Люблю. Ем и спрашиваю: треска? Нет, отвечают, минтай, в муке просто зажарили. Сразу вспоминаю «Десну», бочки с кормовым фаршем из минтая, дерьмообразной вязкой жижей (японцы из дерьма конфеты делают, мы – наоборот). Предрассудок. Минтай – тресковая порода, все его давно в разных видах харчат. Соскучился по рыбе и ем с удовольствием.

11.05.83, ср. Живу на супер-траулере «Новосокольники» вот уже 12 дней, брате и таком же точно, как «Новомальтинск», браконьере. Координаты в судовом журнале они пишут другие – миль на 50–60 южнее, где промысел разрешён, но там нет минтая. По свидетельству капитанов, начальство и в Приморрыбпроме, и в БАМРе, прекрасно об этом знает и «делает вид». Притом, всегда, как только «горит» месячный, квартальный или, не дай Бог, годовой план, на флот летят рдо: давай-давай! Нажмите, ребята, выручайте, надо!.. А попробуй об этом скажи-напиши! А всё равно попробую – как до материка доберусь.

24.05.83, вт. По-прежнему на «Новосокольниках», там же, в запретном р-не, то же – браконьерство. Начальство БАМРа запрашивает промобстановку «спецсвязью», и капитан даёт криптограммой: южнее 44º 25΄ рыбы нет, на больших глубинах (400 м и более) – тоже, а в запрещённом районе – хорошая обстановка, но постоянно боимся судов Сахалинрыбвода, штрафующих на первый раз – 100 р, потом – 300, 500, 800, а особо злостных – на всю сумму сразу, 1700 р… Но, как сказал мне капитан, и это окупается с лихвой, поэтому начальство по приходу в порт возмещает оштрафованному капитану убытки в виде мат. помощи от профсоюза, премий и пр… Ну а колхозных судах в таких случаях скидываются всей командой.

Вчера интереснейшую сцену из корсаро-браконьерской жизни наблюдал. В район работы трёх супер-траулеров подошёл сторожевик пограничный (позывной «Вельбот»). Рыбаки давно его тут знают и не боятся, даже японцы. И вдруг оказывается, что на его борту притаился инспектор Сахалинрыбвода. «Вельбот» спустил шлюпку, и инспектор пошёл на РТМС «Новобобруйск», а «Новоасбест» и мы тем временем под покровом тумана (как в детективном фильме!) стали по-быстрому мотать удочки – выбирать тралы, что я и услышал, сидя в каюте – натужный скрип супер-троса гини. Когда я поднялся на мостик, гонка была в разгаре – мы с Охотоморской стороны влетали в пролив Фриза, распоров ножом часть трала, чтоб избавиться от рыбы, а буквально в кабельтове от нашей кормы гнал форштевнем пенный бурун выкрашенный темно-шаровой краской «Вельбот». Он кричал нас на 16-м, международном, канале «Рейда», стрелял красными ракетами, семафорил прожекторами, а мы выжимали из двигателя всё, чего уже и жать нельзя – шли 13 узлов. Он как будто стал приближаться, и капитан заметался: – Быстрей убирайте с палубы рыбу и трал, быстрей, мать вашу!.. Потом побежал, надел парадную форму, побрился. Заволновался и нач. промрайона Борис Григорьевич Богаевский, который вместе с замом и помом на днях перебрался ко мне. Прихватят на браконьерстве пароход вместе со штабом промрайона – вот «коза» будет! Больше часа шла погоня. Вырвались из пролива в океан, и навстречу пошла крупная зыбь. Это и спасло «Новосокольники»: сторожевик небольшой, его, видно, здорово бить стало по скулам, и он, так и не узрев нашего имени и бортового номера, затёртого кранцами на швартовках, развернулся и ушёл. А по «Т. океану» как раз в эти минуты звучал мой репортаж о славном экипаже РТМС «Новосокольники» и его доблестном капитане.