Текст книги "Рысиамские барснецы"

Глава 5. Барс Барс Рысь Барс

 
С улыбкой Моны Лизы на устах,
По улицам бреду среди прохожих.
Теперь я знаю то, что уж устал
Искать среди ответов так похожих.
 
 
Ключ мира в своем сердце я храню
И вряд ли кто-нибудь о нем узнает.
Я слова про него не оброню!
Хотя и тайна та меня сжигает!
 
 
Венец всех знаний в сердце у меня.
О! Боже мой! Как много это значит!
Я жить-то начал только с того дня,
Как Бог меня хранителем назначил.
 
 
Пусть жжется эта тайна изнутри
И раздирает пусть меня на части,
Пусть сердце ярким пламенем горит!
Нет для меня на свете выше счастья!
 
 
И, люди! Если я вам все скажу,
То все равно меня вы не поймете,
Такой любви, какую я ношу
В себе, нигде вы больше не найдете!
 

Утром я проснулся от будильника, который я завел, чтобы встать и самому отвести сына в садик. Казалось, что я и не спал вовсе, будто прошло пару минут, не больше. Я сел на кровать, потирая виски. Что-то мне вчера в голову какая-то идея приходила, что-то великое. Я напряг сонную голову и понял, что вспомнить ее не представляется возможным. Видимо, идея ушла навсегда в тот призрачный мир, откуда приходят мысли. Но мне было абсолютно не жалко: ожившее вчера сердце напомнило мне о более важном теперь для меня. О том, что сегодня должно продолжиться самое удивительное приключение, в котором мне доводилось когда-либо участвовать в жизни.

Силы сразу наполнили меня, как будто я выспался от одной этой мысли. Я вскочил, умылся и пошел будить сына. Хорошо, что дочка уже выросла и сама добирается в школу, а то еще и ее пришлось каждое утро подгонять, как и сына.

– Не пойду сегодня в сад! – заявил он первым делом, поворачиваясь на другой бок. Какой же он сладкий!

– Вставай, зайчик! Надо идти. – Я погладил его по голове.

Он резко откинул одеяло и тоном строгого молодого принца повелел мне:

– Только тогда заберешь меня ты из сада и купишь подарок!

– Ладно! – охотно согласился я. Что ж делать, будем решать проблемы по мере их возникновения.

Мы как всегда не без споров оделись и вышли на улицу. Слава богу, там хоть немного похолодало, и лужи затянулись ледяной коркой. Да и вообще как-то посветлело. Еще было рано, чтобы понять, каким будет день, но концом света уже явно не пахло. Дракон улетел.

Мы тепло распрощались с сыном в саду, как это обычно и происходит. Ритуально десять раз обнялись, столько же поцеловались, и он ушел, махнув мне на прощание рукой.

Я снова оказался на улице. Светлело. Что-то в небе все же изменилось. Как будто то, что происходило у меня в душе, было связано с погодой на планете. Мне эта мысль напомнила о чем-то, как будто я уже так думал совсем недавно, но я, сколько ни старался, так и не поймал эту крутящуюся вокруг моего ума муху.

Да и мне это было неважно, я шел на работу, как будто у меня были сапоги-скороходы, обгоняя прохожих, ловко лавируя между людскими конфигурациями в пространстве перед собой. Как лихой гонщик постоянно перестраивается на широкой восьмиполосной автостраде, я легко вписывался в промежутки между пешеходами, спешащими как я на работу. И даже то, что было очень скользко, никак меня не останавливало. Я уже был там, на работе, ведь мне нужно было еще провернуть одно дельце, чтобы попасть на заветную полянку. И я торопился. А кроме этого, я немного боялся. Не того, что у меня могут быть неприятности, а того, что что-то сорвется, и я не смогу пообщаться с ней, с моей Рысью, ставшей в одночасье мне дороже всего на свете.

Но зря я так переживал, все прошло как по маслу, как будто мне помогали ангелы. Я убил свой компьютер, загрузив в него смертоносный диск Геймы. Это было так легко! Неужели вот так же просто можно засунуть в мягкое человеческое тело отравленный клинок? Взять нечто в руку и переместить ее, руку эту, немного вперед. Всего тридцать сантиметров. И все. Открылась какая-то программа, что-то мелькнуло и исчезло, яд, наверное. Компьютер попросился перезагрузиться. Он еще ни о чем не подозревал, бедный. О том, что это его последняя просьба. И так оно и оказалось.

В принципе, это же все не по-настоящему, вызовут из центрального офиса того же Гейму, он улыбнется, все починит. Так что жалеть компьютер нет причин, тем более он не живой. Хотя, что мы знаем о жизни? И тем более смерти? Но у меня все равно было чувство, что я нахожусь на войне и выполняю заказное убийство. Бред какой-то! Ладно, прости, компьютер, ничего личного, как говорят герои американских фильмов.

Я сообщил Ивану о проблеме, сказал, что буду пока работать на другом. Он никак не отреагировал на это все, просто кивнул и продолжил стучать пальцами по клавиатуре ноутбука и думать о чем-то своем. Вероятно, об очередном задании, о чем еще он мог ломать голову? Отчет составлял или проект какой-нибудь. Он, конечно, не зря занимает свое место, но мне, честно сказать, его искренне жаль.

Я поудобнее уселся на новом месте, имеющим выход в сеть, повернул монитор так, чтобы то, что он показывает, было видно только мне, открыл учет для вида и полез на заветную «Полянку». У меня затаило дыхание, пока она грузилась. Вдруг мне все это приснилось? Вдруг это было не со мной, а с кем-то другим. Уж больно все это невероятно!

Наконец, высветился список присутствующих на полянке, мой взгляд судорожно принялся выискивать среди всех Рысь, но ее не было. Я еще раз просмотрел на разноцветную колонку, состоящую из разных «Багир», «Охотников», «Волков» и «Кисок», был даже какой-то Udaff, а моей Рыси не было. Меня охватил ужас. Вдруг она просто не сможет? Ведь у нее работа, мало ли что? Но мне от этого было не легче. Я так настроился, а тут такое! Как будто кто-то перекрыл краник с кислородом в моем кожном скафандре. Я почувствовал слабость, похолодевшие руки закололо иголками, тело все потяжелело и восьмидесятикилограммовым мешком картошки замерло в кресле, взгляд тупо уставился в одну точку. Где-то чуть правее центра монитора, на котором мелькали ничего не значащие сообщения. Я их и не читал даже, что в них толку?

И вообще, есть ли в чем-нибудь смысл? Странно, но я понял, что для меня мир сузился до размера прямоугольника девятнадцати дюймов по диагонали. И весь смысл мог найтись только в этом поле, но его там не было. Я не знаю, долго ли я сидел так, но в какой-то момент от долгого смотрения в одну точку все поплыло перед глазами, резкость куда-то исчезла, мир начал таять. Я просто смотрел на это и ничего не делал, хотя в этот момент я еще помнил, что можно все вернуть обратно, нужно просто напрячь глаза и вернуть им фокусировку. Но я не захотел этого делать. Пусть тает! Интересно, кстати, что же там откроется, когда он растает окончательно.

– Все нормально? – меня толкнул кто-то в бок, я даже не понял, кто это был. Я даже не обернулся, я был занят в этот момент тем, что наблюдал, как мир приобретает привычные очертания.

– Ага, думаю просто, – пространно ответил я, создавая видимость работы, переключая мышкой окна на экране.

И тут мой взгляд впился в строчку, которая разрубила всю мою заторможенность одним взмахом самурайского меча.

– Ты где, милый? Ты не видишь меня? Что случилось?

Это была она. Моя Рысь. Она давно уже была тут, а я как последний идиот смотрел на монитор и не видел ничего! Ну что я за кретин!

– Я тут, прости меня! Вижу! Вижу! – выпалили мои пальцы в ответ.

– Здравствуй, мой хороший Барсик! – У меня на душе взошло солнце, озарив своим теплым светом все мое внутренне пространство. Работа, все заботы растаяли в одно мгновение, не сумев сопротивляться этому всепоглощающему сиянию.

– Здравствуй, моя милая Рысенька! Я так скучал! Как ты?

– И я тоже, еле дождалась сегодняшнего дня! Это было так волшебно, что казалось, что это происходит не со мной. Как будто я попала в сказку.

– Может быть так и есть, только мы оба попали в сказку.

– Я все время думала о тебе, разговаривала с тобой. Так хочется тебя увидеть!

– И мне тоже!

– Ну, ты там не настраивайся особенно, что я там обязательно окажусь блондинкой.

– Да я, честно сказать, никак тебя не представлял, ни беленькой, ни черненькой. Хотя этот так странно: я тебя очень хорошо чувствую, но не вижу. Разум цепляется за образ, а его нет! А у тебя фото есть, которое можно выслать?

– Нет, нужно попросить кого-нибудь отсканировать. А у тебя?

– Нужно поискать, может и есть. Мне было ни к чему. Я посмотрю.

– Но ты не бойся, я тебя не расстрою, правда!

Мой разум опять сделал безнадежную попытку представить ее на основании только сигналов, идущих от сердца, но, недовольный нехваткой данных, заткнулся и убрался в свою небольшую каморку в моей голове, резко хлопнув дверью, отчего по телу побежала легкая дрожь. Но, приятная.

– У тебя было что-то подобное? – напечатал я.

– Нет. Один раз, правда, кто-то звонил и ошибся по телефону. Мы потом долго писали СМС друг другу, и даже встречались.

– Ну и что?

– Да ерунда это все.

– А как думаешь, что у нас.

– Я не хочу ни о чем думать, Барс мой хороший! Мой мозг просто плавится среди того, что происходит, а что-то происходит! Что-то очень необычное! В этом нет никакого сомнения!

– Я тебя понимаю, Рысь моя, у меня тоже самое.

– Жаль, но меня отправляют завтра в командировку.

– Куда? – Мое сердце забилось сильнее, предчувствуя, что ему скоро достанется.

– В Норвегию.

– Страну гномов и красивых фьордов? – вспомнил все, что знал об этой стране.

– Ага!

– А надолго?

– На неделю.

– Господи, как долго-то! А интернет там есть? Может, сможешь прочитать письмо или ответить?

– Я не знаю, смогу ли я? У меня очень плотный график.

Я чувствовал, как сквозь маленькие черные буквы, которые она набирает где-то далеко, почти на том конце земного шара, внутрь меня протекает Грусть. Ее грусть. А потом она смешивается с моей, и они вместе омывают мое сжавшееся сердце. Слева и справа.

– Рысь, я не знаю, что происходит, но знаю, что мне тебя будет очень не хватать!

– И мне тебя, милый! Запиши мой телефон. – И она написала его словами, как будто у нас на пути было подслушивающее устройство, вернее подчитывающее, которое только по каким-то причинам может прочитать одни цифры. Я схватил ручку и записал его на первом попавшемся клочке бумаги, лежавшем тут же на столе.

– Записал?

– Да, записал. Ты уже уходишь?

– Еще нет, но уже скоро.

– Знаешь, Рысь моя, что-то изменилось в моей жизни вчера. Я не знаю, как ты это смогла, но что-то явно произошло! Я нуждаюсь в тебе. И я даже боюсь теперь, что завтра не смогу с тобой общаться. Одна эта мысль меня убивает!

– Не расстраивайся, мой Барс! Я приеду, все будет хорошо!

– Приедешь, но ты все равно будешь так далеко от меня!

– Терпи! И приеду я к тебе! Мы обязательно встретимся!

– Правда? Когда, скажи же скорее!

– После Нового Года, я несколько дней буду в Москве.

– Боже! Рысь моя, ты такая умница! Неужели? Скорее бы уже!

– Да, милый, мы обязательно с тобой встретимся!

– Что же может быть у нас?

– Я даже боюсь загадывать что-то, у меня ум не выдерживает такого напряжения.

– У меня тоже, но не могу не думать об этом.

– Когда-нибудь мы узнаем об этом. Кто-то, по чьей вине мы нашли друг друга, точно знает, что он от нас хочет.

– Спасибо этому Кому-то!

– Да! Но я как подумаю, что у тебя есть семья, да еще двое детишек! Боже, что я делаю?

– А у тебя прекрасный муж.

– Он, правда, хороший, даже через чур.

– Рысь моя, сладкая! Все так сложно! Может быть нам лучше все прекратить? Пока не поздно.

– Может и лучше!

– Боже! Но я только нашел тебя! Я не могу, понимаешь?

– И я тоже знаю, что не смогу без тебя, мой Барс.

Стало как-то тоскливо на душе. Как будто мне сказали, что у меня рак и мне осталось жить всего-то пару месяцев от силы. Странно, еще пару дней назад, мне казалось, что смерть – это в принципе хороший вариант на завтрашний день, а теперь отчаянно хотелось жить. Хотя теперь жизнь стала странной смесью невероятного счастья и таких же масштабов печали.

– Знаешь, милый, ничто на свете не происходит просто так, тем более такое, как у нас с тобой.

– Я знаю это!

– Давай не будем ничего загадывать, ладно?

– Хорошо, это, похоже, вообще единственный способ не потерять остатки разума.

– Но мы встретимся, правда? Я не знаю, как меня еще муж отпустит, он такой ревнивый, слов нет, но что-нибудь обязательно придумаю.

– Мы уже встретились, радость моя, и не можем теперь не встретиться на самом деле.

Ко мне подошел Иван, я тут же переключил окна и изобразил кипучую деятельность. Хорошо, что время, когда многозадачность в компьютерах не поддерживалась, давно канули в лету.

– Ну, ты забил все новые поступления? – спросил он строго. – Мне остатки нужны срочно.

– Иван, вот еще пару минут, уже заканчиваю! Честно!

Иван недоверчиво покосился на монитор. Видимо моя интонация ему напомнила алкоголика, бьющего себя в грудь и обещающего больше в рот не брать ни капли этой гадости. Ну, зачем я сказал «честно»? Это ж явно показывает, что я ему тут лапшу вешаю.

– Это еще что? – Он указал на телефон, который, как оказалось, был записан на каком-то сертификате, причем оригинале, который случайно оказался у меня под рукой.

– Это очень важный телефон! Иван! – Я укоризненно посмотрел на него, как будто он полную ахинею спросил. – Это телефон солидного оптового клиента, некогда было мелочиться, записал на чем попалось.

– И попался, значит, сертификат соответствия!

– Э… Да, как видишь! Но человек важнее, чем бумажка!

Я так убедительно сделал серьезное лицо, что сам себе поверил. Иван, похоже, тоже, потому, что промолчал и удалился. Все-таки надо мне было в детстве в театральный поступать, явно талант пропадает. Хотя я не знал, что могу вот так, быть настолько убедительным, когда надо.

Как только исчез последний атом моего начальника, я тут же восстановил окно нашего диалога.

– Мне пора, милый! Жаль, все тело сопротивляется, но я ничего не могу сделать, – писала мне моя Рысь.

Господи, вот обложили со всех сторон! Я-то было думал, что у нас есть еще пару минут. А это как целая жизнь внутри жизни, вложенной в жизнь.

– Я все понимаю, сладкая моя. Буду думать о тебе, о нас.

– И я тоже. Целую тебя, мой хороший! Крепко-крепко.

Мне показалось, что я что-то почувствовал в этот момент на губах. Хотя, это могло быть простым самовнушением.

– Целую и я тебя, не переживай, мы же теперь вместе, мы справимся!

– Побежала.

И она ушла…

А я так и остался сидеть на месте, понимая, что моя жизнь перевернулась бесповоротно. Меня не смущало, что я ее не видел, казалось, что это не важно, что я, если надо, узнаю ее среди тысяч, просто повинуясь внутреннему чутью. Я сидел здесь, вернее сидело мое тело, а сердце, разум были далеко – там, на крайнем севере, за полярным кругом, где сейчас, кстати, полярная ночь.

Как только я подумал об этом, так сразу вспомнил, что последнее время небо у нас было настолько темным, что казалось, будто сама полярная ночь пришла к нам в Москву, передать привет с Севера. Все это очень необычно, как только и может быть, когда речь идет о Жизни, которая только начинается.

Нехотя я вернулся, вернее, только взялся за работу. Мне хотелось одновременно рыдать и скакать от радости, я даже не знал, чего мне было ближе в этот момент, но уж никак не работать. Иван подходил еще раз, укоризненно смотрел, пришлось поторопиться. Не знаю, навалял ли я много ошибок или нет, но остатки я подбил в кратчайшие сроки. Выгонят – значит, судьба, что ж теперь делать? Я понял, что я вообще ничего не боюсь. Теперь у меня был источник, откуда я мог черпать силы и смелость. Святой Грааль, который освещал меня изнутри и вырывался наружу в виде странной улыбки, и я не мог ее скрыть. Мой рот помимо воли улыбался. Хотя в какие-то моменты на сердце наваливалась безудержная печаль, какая бывает только тогда, когда чувствуешь полную безысходность.

Я вышел после работы на улицу. Опять все плыло. В принципе, для декабря – это обычное дело. Я взял в руку снег, который еще лежал местами, и он заструился в рукав, как будто искал себе надежный приют. Я смотрел на него и думал о том, что где-то далеко живет Рысь, которую я даже никогда не видел, а уже скучаю по ней так, как будто она мне самый драгоценный человек на свете. И более того, и она в этот самый момент думает обо мне. Я знаю это, просто чувствую.

 
Белый снег в ладони тает
Где-то Рысь моя скучает.
Снег струится по руке.
Рысь! Я весь живу в тебе!
 
 
Словно слезы снег мой тает.
Рысь моя! Я так скучаю!
Капли слез – водицы талой,
Сердце биться перестало.
 
 
То Любовь моя сияет
Так, что все на свете тает!
Все проснулось ото сна
Будто в декабре – Весна.
 

Стихи сложились сами собой, как будто кто-то просто нашептал их мне. Может быть, так и было. Теперь все стало неважно, кроме одного. Вернее одной. Я чувствовал, что так нельзя, надо остановиться. Гейма был прав. Но не мог ничего с собой сделать. Шел по улице и улыбался во весь рот. Вот, оказывается, как люди живут сердцем! Я и не знал, что это такое. Думал, что знал, но теперь уж точно знаю, что даже не догадывался раньше. Но так странно как-то все, так не бывает! Разум просто плавился как снег вокруг и отказывался выдавать что-то путное.

Домой идти совсем не хотелось, хоть погода и была не для гуляния. Просто так приятно было вариться в этом необычном, новом для меня состоянии. Это как нежиться в постели в воскресное утро, когда никуда спешить не надо, можно полакомиться чем-то, посмотреть пустяковые передачи по телевизору наслаждаться покоем и умиротворенностью. Но расслабляться было нельзя, нужно держать себя в руках.

Дома все было как обычно: список продуктов в руки, поход в магазин, потом уже дома сын набросился: «Папа, поиграем!» Супруга моя, уже немного бывшая, пропала на кухне, потом уселась перед телевизором. Но у меня на душе было так приятно, что казалось, ничто меня теперь не сломает. Я с удовольствием повалял с сыном дурака, смеялся и валялся с ним, а он визжал от удовольствия. Потом болтал с дочкой обо всем на свете. Было чудесно с ней.

– А ко мне, пап, скоро приезжает подруга.

– Здорово! Откуда?

– О! Мы с ней познакомились в Интернете, а так она живет на другом конце страны.

Мне показалось, что моя дочка все знает и просто шутит со мной. В Интернете!

– И кто она?

– Преподаватель в университете.

Услышав это, я чуть не подскочил на месте. Так не бывает!

– Как интересно! – Только и смог я сказать, пораженный, пытаясь прийти в себя. – Так ей сколько лет, если она преподает?

– Двадцать пять! У нее и муж есть, старше нее, профессор того же университета, – доложила мне дочь.

На какое-то время, у меня перехватило дыхание. Это что – розыгрыш? Я ничего не понимаю в этой жизни, в которой бывают такие совпадения. Не может быть! Ну не может!

– Так что за город-то? – спросил я как можно более равнодушно, хотя голос мой явно дрожал.

– А, город? Я не сказала? – Мне казалось, что доченька испытывает меня на прочность.

– Нет. Так какой?

– Калининград, в котором жил Кант.

Потихоньку ко мне вернулась способность выдыхать.

– Ах, Кант! Понятно. – Я вышел из комнаты, поскольку мне нужно было отдышаться.

Знаки? Нет никаких знаков! Просто совпадение! Ничего больше! Подумаешь! Я снова переключился на сына, чтобы отвлечься от странного впечатления, что жизнь моя определенно перевернула страницу, вернее, продолжилась совсем в другой книге.

Я ждал, когда наступит ночь, и я останусь наедине с собой, с ней, с нами.

– Нам нужно поговорить, – сообщила мне моя супруга перед тем, как я собрался уйти укладывать спать сына. Я понял, что сегодня не удастся понежиться в облаках, в окружении своих мечтаний. Но что же делать? Поговорить – это тоже необходимо, я это прекрасно понимаю. Хотя я не понимаю теперь ничего, во мне такое сейчас происходит, что тут целый консилиум профессоров не разберется. С кем она, бедная, будет говорить? Но как я ей скажу, что говорить сегодня не с кем? Не могу же я ей рассказать о своей тайне! Это будет подобно тому, что я покажу ей свой диагноз, где крупно написано: «Шизофрения. Лечению не поддается». В самом деле, что я могу рассказать? Что я влюбился в какую-то Рысь, которую я и не видел-то никогда? Ну не бред ли это? Бред! Я и сам все это знаю. Однако, … нет, не бред!

– Ты мне не хочешь что-нибудь рассказать? – спросила жена, когда я вышел из детской спустя почти час. Сын давно спал, а я все продолжал мысленный монолог, вернее диалог между разными частями своего разума, которые все время менялись, преображались, и все это походило больше на спиритический сеанс со всеми умершими сразу, когда было непонятно, чей голос раздается, что он хочет сказать, а главное – кому.

Что ж от меня можно сейчас требовать. Я ничего не могу сейчас путного сказать. Совсем ничего.

– Я хочу, чтобы у нас все было хорошо, – попробовал сделать я примирительный ход, чтобы хоть как-то успокоить бедную спутницу долгих лет моей жизни.

– Ну а что же ты тогда ничего не делаешь для этого? – Она посмотрела на меня так, словно я был нашкодившим первоклассником, поджегшим школу, а она – директором того самого сгоревшего учебного заведения, который держал в руках последний опаленный кусочек школы.

Я промолчал. Все, что я сказал бы, могло быть использовано против меня. Лучше уж все выслушать молча.

– Я так больше не могу! Понимаешь? – Я кивнул.

Я понимал, причем гораздо лучше, чем она думала.

– Ты все время ходишь как неживой какой-то, глядишь пустыми глазами. Так невозможно, понимаешь? Все думают, что у нас все прекрасно, все нам завидуют. Вот если бы они знали, что у нас на самом деле! Мы живем как чужие люди, вынужденные жить под одной крышей. Что с тобой происходит?

– Да, пройдет все это, – ответил я грустно.

– Зачем ты мучаешь и меня и себя?

– Прости, дорогая, я не прав.

– Да что ты заладил: «Прости, извини». Ты можешь сказать что-нибудь?

Я чувствовал ее боль, но не знал, как ее вылечить. Я ей был очень благодарен за все, на самом деле. Но не знал, как помочь.

– У нас есть бутылка вина, я купил сегодня вместе с продуктами, давай я открою, – предложил я. Под вино все разговоры, особенно тяжелые проходят намного легче.

– Давай, – согласилась она. Я принес с кухни уже открытую бутылку, две рюмки.

– У тебя кто-то есть? – спросила она, пока красная жидкость меняла форму, пытаясь пристроиться к новому жилищу – треугольным рюмкам. Такие просто попались, но это все равно временно.

– Нет, – ответил я скупо.

– А та, с работы?

– Ты опять? – Мне, честно говоря, всегда была непонятна ревность, тем более без всякого повода. Ну, позвонил кто-то мне среди ночи. Ну и что? Я на самом деле не знал кто это, скорее всего с работы, больше неоткуда. Просто телефон мой мобильный только в отделе кадров можно было посмотреть, я сам его никаким девушкам никогда не давал.

– Но она же тебе звонила! Ночью! Значит, считала, что имеет право! Откуда я знаю, что там у вас?

– У нас в магазине, ты же знаешь, женщина только одна – уборщица шестидесяти лет.

– А в центральном офисе? Там столько молодых и красивых!

– Я там не бываю практически никогда.

– Врешь! Вот недавно был.

– Да, был. Но ради бога, если бы что-то было, я бы тебе сказал.

– Обещаешь? Я имею право знать, – она посмотрела на меня очень выразительным взглядом, проникающим в самую глубь. Но тот я, который живет внутри, залег еще глубже, на самые недоступные слои. Я и сам туда не всегда мог проникнуть!

– Да, – ответил я. – Ты все узнаешь первой.

Интересно, то, что у нас было с Рысью – это уже измена? Или все же нет? Для меня – да, но как кто-то может понять меня, когда речь идет девушке, которую я даже не видел!

– Чтобы у нас все наладилось, чтобы мы успокоились, выкинули все из головы и зажили спокойно, – провозгласила она тост. – Ведь мы любим друг друга, у нас замечательная семья, чудесная дочь, прекрасный сын, есть все для счастья! Правда?

– Правда, дорогая. Все будет хорошо. – Я приподнял свою рюмку в знак согласия и выпил практически залпом. Давно мне не было так тошно. Хотя, что там, совсем недавно было еще хуже.

Постепенно, рюмка за рюмкой, мы примирились, а может быть, помирился кто-то очень похожий на нас. Но, так или иначе, настал момент, когда я, наконец, провалился в завтра.

– А где Полярная Звезда?

– Видишь ковш Большой Медведицы?

– Да, папа, вижу.

– Продолжи мысленно линию, соединяющую вон те две крайние звезды ковша, и отложи семь раз расстояние между ними.

– Сейчас… Ага… это она?

– Да, сынок.

– А это что за созвездие?

– Это созвездие – Кассиопея.

– Здорово! Ой! А это что за красота такая?

– Где?

– Вон там, над самым горизонтом, на севере, как раз под Полярной Звездой? Скажи, скажи!

– А, это! Это, сынок, самое красивое созвездие северного полушария! Я его люблю больше всех!

– А как называется?

– Рысь.

– Красиво как! Я прям, вижу, как она несется!

– Я тоже сынок.

– Пап, а давай отправимся к ней на ракете?

– Ты не представляешь, как я этого хочу!

– Правда?

– Да, сынок! Это моя самая заветная мечта!

– Смотри, пап! Смотри! Из созвездия Рыси упала звезда! Видел? Ты видел?

– Да, видел! Я же глаз с нее не спускаю.

– Ей больно?

– Нет, сынок, ей хорошо, просто она слышит нас, и ей немного грустно, что мы так далеко от нее.

– Понятно…

– А хочешь, я залезу вон на тот бугорок и помашу ей рукой, чтобы ей не было грустно? Подождешь здесь минутку?

– Хорошо, только недолго.

– Я мигом.

– Давай, пап.

– Рысь! Рысь! Я тут! Радость моя! Слышишь? Жди меня! Я обязательно найду тебя, как бы ты далеко не была! Слышишь, любимая?

– Ну, что, папа? Что ты ей сказал?

– Чтобы она не плакала.

– Ой! Опять! Смотри, опять звезда упала! Видел?

– Конечно!

– Ты что-то не то ей сказал!

– Нет, сынок, теперь она сделала это специально, чтобы мы могли загадать желание!

– А ты успел, пап?

– Да.

– Значит сбудется! Правда?

– Правда, сынок. А ты успел?

– Да! Я загадал, чтобы мы полетели к Рыси!

– Какое ты у меня чудо! Даже сам не представляешь!

– Значит и мое исполнится?

– Конечно, ведь мы с тобой загадали одно и то же. Значит, так тому и быть…

Новый день пришел. Он всегда приходил. Так было всю жизнь, даже казалось, что так будет всегда. Но ведь все на свете имеет конец, раз появилось когда-то. И будет день, когда солнце больше не взойдет. Что же тогда будет? Как заглянуть за эту таинственную завесу?

Я лежал и смотрел в окно. И прислушивался к себе, к тому, что происходило у меня внутри. Как будто там был ответ на все мои вопросы, и где-то в моих недрах таился способ решить эту задачу: как можно примерить мой разум с сердцем. Как будто там, глубоко внутри, жило ощущение ответа.

Пока я еще окончательно не проснулся, я постарался вспомнить свой сон. Он стремительно заметал следы. Уж что-что, а это сны умеют делать! Только и видишь мелькающие пятки на горизонте. Попробуй поймай! В этот раз мне показалось, что снов было несколько. Наугад я схватил еле ощутимый шлейф одного из них и начал аккуратно тянуть к себе, чтобы он не вырвался из рук. Этого мастерства им также не занимать!

Но и я был не лыком шит! Все-таки сказывалась многолетняя практика аккуратного обращения со снами. Они составляли настолько неотъемлемую часть меня, что иногда она казалась гораздо более реальной, чем та, которую принято считать настоящей. Всякий раз при этом я вспоминал старика Чжуан-Чжоу с его размышлениями о бабочке, которой снится, что она – это он. Или наоборот. Есть же мудрые люди на свете, которым все яснее ясного, что тут все так запутано! А многим этого даже не объяснишь, как ни старайся. И то, что сны служат великолепным контекстным полем, в котором можно испытать нечто такое, что в обычной жизни недоступно – также сложно объяснить. Разве те, кто знает, что он умеет летать или выворачивать мир наизнанку по своему желанию, могут понять, о чем речь.

Но бывает и довольно часто, что опыт, пережитый во сне, уходит в дебри подсознания, откуда его потом невозможно извлечь уже никакими способами. Но в этот раз мне удалось! Оказалось, что это не тот сон, который меня поразил. Но что ж сделаешь теперь! Хорошо, что хоть какой-то попался. И аккуратно погрузился в призрачную массу, бывшую некогда моим сном.

Я вспомнил, как выходил из дома, и моим глазам предстала страшная картина: прямо перед подъездом вереница развороченных автомобилей, в том числе и наш. Причем такое ощущение, что по ним проехали гигантским катком, восстановлению они вес уже не подлежали. Я остановился, присмотрелся: жертв не было, вероятно страшная авария произошла ночью. Буднично работала милиция, стояли ротозеи и совершенно невменяемые владельцы машин. Зрелище на самом деле ужасало своим масштабом. Да, была у нас машина, такая хорошая, мне так нравилась, хоть я на работу на ней редко ездил – на метро было в два раза быстрее – но все равно! А теперь кусок металлолома.

Но самое странное, что я отчетливо помнил свою реакцию на это: я просто пошел дальше, даже не обернувшись. Ни один волос не дрогнул у меня, меня это вообще никак не затронуло!

Я резко сел на кровати, как ошпаренный. Нет, я не кинулся к окну, я знал, что с машиной все в порядке. Я узнал что-то про себя новое, причем это понимание меня ошарашило! Я – бездушный? Бесчувственный? Безразличный? Холодный? Да, наверное, но чтоб настолько! Чтобы ни один волос, ни один мускул не дрогнул!

Была суббота – утомительное время с некоторых времен. Я не знаю, с каких именно, просто вот так уже сложилось. Не то, чтобы мне плохо было дома, нет. Но…

Сын не спал, играл со своими солдатиками. Счастливое время, что сказать! Я сварил ему кашу, чтобы дать жене поспать, ведь я-то все равно не сплю. И кашу могу сварить, хоть с закрытыми глазами какую угодно, руки сами знают, сколько чего надо сыпать. Хотя сам не ем ее, никакую.

Я стоял на кухне, помешивал кашу и смотрел в окно. Красивый зимний день! Небо, наконец, очистилось от черноты, и дарило свой настоящий бело-голубой свет. Казалось, еще немного, и Его Величество Солнце сможет прорезаться сквозь облака.

На душе была странная смесь чего-то невыразимо приятного, и какой-то красивой грусти. Как будто ты знаешь, что скоро вернешься домой, где тебя так долго ждут. Но еще нужно немного подождать, но это неважно. Но в то же время отчетливо выпирающая тоска не давала застынуть, закрывшись приятными мечтаниями. Хотелось что-то делать.

ПОЗВОНИ, ПОЖАЛУЙСТА!

Сын как всегда крутился и не хотел есть сам. Хотя он уже и большой, чтобы его кормить, я взял ложку, обмакнул ее в кашу и протянул к нему.

– Давай как будто ты маленький. За маму.

Ему такая идея понравилась, детей всегда можно уговорить на что угодно, всего-то немножечко фантазии надо. Его рот послушно принял предназначавшийся ему груз. Также успешно мы разгрузили вторую ложку, традиционную «За папу». Потом пошли «Волк» и «Заяц», и, наконец, я услышал, как говорю ему: