Текст книги "Загадка «снежного человека». Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах"

Обобщая все доступные данные по Монголии, Г.П. Дементьев наметил ряд предварительных выводов. «Прежде всего, надо отметить – пишет он – большое сходство всей полученной нами информации. Согласно ей дикий человек был с древних времен известен во многих частях Монголии, и не только в горах, хотя следует учесть, что вся территория страны расположена на значительных высотах. Большая часть собранных рассказов о «диком человеке» относится к пустыне Гоби, находящейся у китайской границы. Предполагается, что это существо живет и на горах, и в пустынях, даже песчаных… Сообщения монголов об обитании в Гоби дикого человека довольно трудно датировать; большая часть основана на довольно старых фактах 50 – 80-летней давности. Мы слышали также и более близкие к современности рассказы, однако их аутентичность не может быть установлена неоспоримым образом.

Какова морфология алмасов согласно этим рассказам, спрашивает Г.Н. Дементьев. Это, продолжает он, сильные животные с широкими плечами и длинными руками; на пальцах рук и ног они имеют не когти, вопреки тому, что говорит Пржевальский, а скорее ногти. Вот почему, по словам монголов, следы алмасов весьма отличаются от медвежьих: нет отпечатков когтей, а расположение и пропорции пальцев такие же, как у антропоидов, – что вполне соответствует данным английских исследователей в Гималаях. Волосяной покров коричневый или серый (вопреки тому, что говорит об этом Пржевальский), довольно разреженный, особенно редкий на животе; волосы на голове животного – обильные, более темной окраски, чем на остальной части тела. Самки обладают чрезвычайно длинными грудными железами. Общие размеры этих животных трудно уточнить, – приблизительно такие же, как человека. Локомоция преимущественно двуногая, хотя подчас также и четвероногая. Образ жизни – ночной (что напоминает Homo nocturnus Линнея). Пугливый, подозрительный, не агрессивный, алмас представляется малообщительным. Его пища одновременно и мясная, состоящая преимущественно из мелких млекопитающих, и растительная. Алмас безмолвен, он не мог бы артикулировать ни одного слова; не способен ни к какому производству (употреблению огня или каких-либо орудий). Взятые вместе, все эти черты нам представляются весьма интересными, хотя и подразумевающими еще необходимость проверки. Отсутствие современных сведений, живых особей или скелетов весьма прискорбно» (Démentiev G., Zevegmid D. Op. cit.).

Очень интересно следующее сообщение д-ра Ринчена: «В 40-х годах я слышал от нескольких солдат о том, что в… районе, лежащем у китайско-монгольcкой границы, пограничниками было застрелено два или три алмаса. Им казалось, что это враг, перешедший границу, или шпион, который пытается скрыться, а потом оказалось, что это несчастный алмас, на свою беду встретившийся пограничнику. Солдаты считали это убийство таким же естественным, как умерщвление дзерёна или лошади Пржевальского» (ИМ, I, № 5, c. 11).

От этого сообщения естественно перейти к другому, касающемуся самой восточной окраины Монгольской Народной Республики. Недавно начальник участка московского Вагоноремонтного завода Г.П. Колпапшиков изложил воспоминания о случае, имевшем место в августе 1939 г. в районе боев у р. Халхин-Гол. Будучи тогда начальником особого отдела одного из советских подразделений, он был вызван ночью в место расположения монгольской кавалерийской части, где имело место чрезвычайное происшествие: часовые заметили два силуэта, спускавшихся по гребню горы, сделали необходимые предупреждения, затем, полагая, что это японские разведчики, открыли стрельбу и наповал убили обоих. Каково же было их изумление, когда убитые оказались какими-то обезьяноподобными существами. Прибыв рано на рассвете на броневике к месту происшествия и рассмотрев два валявшихся на земле скорченных трупа, Г.Н. Колпапшиков, по его словам, «почувствовал какую-то неловкость, что убитые не враги, а какие-то два животных существа странного вида. Конечно, – продолжает он, – в то время я совершенно не слышал ничего о «снежном человеке», и я не утверждаю, что это были именно «снежные люди». Но вместе с тем мне было известно, что в МНР нет человекоподобных обезьян, и я тогда задумался, как и другие, над вопросом: кто же это?» Ответа не было. Только один старик-монгол из местных жителей, подозванный монгольскими переводчиками, сказал, что это – так называемые «дикие люди» (или, может быть, «горные люди»), водящиеся в этих краях. Из-за какого-то суеверия старик боялся близко подойти к трупам. По словам Г.Н. Колпашникова, убитые существа были примерно человеческого роста. Тело их было покрыто рыже-бурой шерстью, причем неравномерно, местами несколько гуще, местами же проступала кожа. Запомнились густые спадавшие волосы на лбу и бровях. Лицо, говорит Г.Н. Колпашников, «было похоже на очень грубое человеческое лицо». Позже, уже на банкете по поводу вручения орденов в столице МНР, кто-то из советских офицеров рассказывал в присутствии Г.Н. Колпашникова о том же случае, очевидно побывав на месте происшествия раньше или позже него… Однако время было военное, шел бой, для углубления в естественно-исторические вопросы или отправки трупов животных в центр для исследования не было никакой возможности. Что могло привести этих животных в район боев? Упомянутый монгол-старик говорил, что в здешних горах живут такие «дикие люди». В те дни стояла жара в 40–45^о, над районом боев держался сильный трупный запах. Вот все, что мы можем сказать…(ИМ, IV, № 124)

Имеется и совершенно независимое сообщение М.Х. Таирова из г. Харбина, которое надо поставить в связь с предыдущим. На приложенной им карте был указан район, примыкающий к Большому Хинганскому хребту, очерченный реками Хаилар, Халхин-Гол, Тор-Гол, Чол, в пределах которого, согласно неоднократно слышанным им рассказам монголов, подчас вечером некоторые люди, имеющие репутацию вполне честных, якобы видели волосатого человека. «Волосатый человек» – такой же большой, как человек и даже больше человека, но отличается огромной силой и крепким телосложением; покрыт волосами темного цвета, это не медведь, а именно человекоподобный, так как ходит на двух ногах (ИМ, IV, № 125).

Северо-восточный Китай

Если это сообщение относится к отрогам Большого Хингана, то на отроги Малого Хингана, покрытые густыми непроходимыми лесами, указало нам письмо инженера В. Широколобова: он слышал, что в 1953 г. в Тайюаньском районе Манчжурии, где-то в высокогорной местности в стороне от станции И-Сюнь, было убито охотниками человекоподобное существо, огромного роста, обросшее шерстью, хотя лицо и руки были гладкие. В 1954 г. на станции И-Сюнь местный старый опытный китайский охотник, всю жизнь проживший и промышлявший в этом районе, рассказал В. Широколобову, что несколько лет назад он набрел на следы гораздо большего размера, чем могут быть у человека, но вполне человеческой формы, с пятью пальцами (ИМ, III, № 93)

Эти сведения, относящиеся к Большому и Малому Хингану, к горной, покрытой тайгой части Манчжурии, пока еще очень немногочисленны. Но вот перед нами свидетельство одного из немногих натуралистов, которому посчастливилось своими глазами видеть, может быть, то самое человекоподобное животное, которое мы изучаем, причем видеть не на воле и не мельком, а в прирученном состоянии, подтвердив тем самым и многочисленные изустные сообщения о возможности его приручения и даже хозяйственного использования человеком. Этим наблюдателем был Н.А. Байков, сочетавший в себе охотника, зоолога и писателя, посвятивший всю свою жизнь познанию и описанию маньчжурской тайги. Наблюдение его записано и опубликовано много лет тому назад, когда еще в печати и слуху не было о «снежном человеке», да и сам Н.А. Байков не ставит его ни в какие связи и сравнения, никак не объясняет.

Еще до 1914 года, глубоко в тайге, в горах и лесах Южной Манчжурии, где-то далеко в стороне от города Нингута Н. Байков и его спутник – промышленник Бобошин в хижине охотника-маньчжура по имени Фуцай увидели прирученного звероподобного человека. О том, каким образом появился он у Фуцая, Бобошин сообщил не очень правдоподобные, во всяком случае противоречивые сведения. Якобы осенью лет двадцать назад Фуцай нашел мальчика уродца в волчьей берлоге и взял его себе в фанзу. Затем якобы выяснилось, что это его племянник – сын его брата, родившийся полумертвым, выброшенный за забор и унесенный волками. Мать якобы сразу узнала сына в этом Лан-жене (Волк-человек), когда его привозили в Нингуту. По правде сказать, все это совершенно немыслимо. Во всяком случае Лан-жень с детского возраста жил в фанзе Фуцая, отлично ловил птицу и зверя, особенно ловко – белок и рябчиков, тушки которых он пожирал сырыми. Н. Байков дает яркое описание этого получеловека очень маленького роста, сутулого (что важно для диагностики!), одетого в какие-то лохмотья. «На голове у него спутанные и всклокоченные волосы образовали шапку. Лицо его, красно-бурого цвета, напоминало морду хищного зверя; сходство это еще увеличивалось открытым большим ртом, в глубине которого сверкали ряды крепких зубов с острыми выдающимися клыками. Увидев нас, он присел, опустив свои длинные волосатые руки с крючковатыми пальцами до полу, и замычал каким-то диким звериным голосом. Дикие, почти безумные глаза его горели в темноте, как у волка. На замечание хозяина он опять ответил рычанием и отошел в сторону к наружной стене, где и улегся на полу, свернувшись калачиком, как собака… Я долго наблюдал за странным существом, получеловеком и полузверем, и мне казалось, что звериного в нем было больше, чем человеческого. Несмотря на то, что возраст его был еще юношеский (это нельзя считать достоверным, ибо рассказ о его рождении и родстве с Фуцаем может быть вымыслом. – Б.П.), на вид ему можно было дать гораздо больше, так лет за сорок». Далее Н. Байков продолжает рассказ: «… В это время Лан-жень, лежавший в углу на полу, зарычал во сне, как это часто делают собаки: приподнял свою косматую голову и зевнул, открыв широкую пасть и сверкая острыми клыками. В этот момент он был до того похож на зверя, что Бобошин не удержался и проговорил: «Вот, прости господи, народится же такое чудовище! На человека-то и вовсе не похож! А если б ты видел его в тайге, то испугался бы: волк, да и только! Все повадки волчьи, и ходит не по-человечески. Руки у него длинные и он часто опирается ими в землю и идет на четвереньках, в особенности тогда, когда выслеживает зверя. А по деревьям лазает не хуже обезьяны! Белка от него не уйдет, если он отрежет ей дорогу в дупло. Да и сила в нем звериная, даром, что маленький и щуплый. Представь, и собаки его боятся, как волка. Он их тоже не любит, рычит и скалит на них зубы. Под Новый год Фуцай берет его с собой в Нингуту. Все собаки в городе всполошатся, лают и воют по ночам, когда этот выродок там. А на улице ему прохода не дают. Но ни одна собака ему не попадайся: задушит сразу и перекусит ей горло. А так, он добродушный парень и покладистый, из кожи лезет, чтобы помочь кому-нибудь…»

Ночевка Н. Байкова завершилась наблюдением над ночной перекличкой Лан-женя с волками. Разбуженный Бобошиным, он вышел вслед за выскользнувшим из фанзы Лан-женем. Луна озаряла тайгу и заснеженные горы. Притаившись в тени навеса, Байков и Бобошин наблюдали присевшего на корточки под кедром и поднявшего кверху голову Лан-женя, который издавал вой, в точности подражавший протяжному вою красного волка. Во время вытья он вытягивал нижнюю челюсть и, по мере понижения звука, опускал голову почти до земли, совсем так, как это делают волки. С ближайшей сопки ему отвечали таким же воем звери, причем, когда они ненадолго замолкали, волк-человек усиленно подзывал их своим воем. Вскоре на поляну вышли три волка и осторожно, временами приседая, стали приближаться, а Лан-жень пополз им навстречу. Своими движениями и воем он удивительно точно подражал волкам. Звери подпустили его к себе шагов на пять, после чего медленно побежали обратно к лесу, иногда останавливаясь и оборачиваясь, а Лань-жень, поднявшись с четверенек, сначала шел, затем быстро побежал за ними и скрылся в тайге. По словам Бобошина, «Бог его знает, что он делает по ночам в лесу; этого никто не знает, даже Фуцай и тот не скажет, даже если знает». Утром, продолжает Н. Байков, чуть свет явился из тайги Лан-жень, все такой же дикий и несуразный на вид и непонятный. Сев за еду, Фуцай подал ему тушку ободранной накануне белки. «Тот схватил ее обеими руками, поднес ко рту и начал ее есть с головы, причем кости хрустели на его крепких зубах, как соломинки. Разрывая мясо руками и с помощью передних резцов, он ворчал от удовольствия…В это время он сидел на полу, поджав под себя ноги, и, слушая наставления Фуцая, касающиеся обхода ловушек, отвечал ему глухим мычанием и киванием головы. Быстро уничтожив белку и облизываясь, Лан-жень подошел к котлу и, зачерпнув из него сырую воду ковшиком, выпил ее залпом…» (Байков Н.А. Человек-волк // Сказочная быль. Тяньзинь, с. 143–151.).

Невозможно поручиться за полную достоверность всей этой записи. Если она точна, в ней, может быть, запечатлелся предельный и редкий случай приручения и дрессировки изучаемого нами реликтового гоминоида (ибо версия о мальчике, выкормленном волками, в данном случае менее вероятна). Мы располагаем довольно большой серией старинных и современных сообщений о случаях приручения таких существ и об использовании охотниками их поразительной адаптированности к контактам с разнообразной лесной фауной. Соответственно фольклор именует их «повелителями зверья», «покровителями охоты» и т. п. Сообщение, что охотник Фуцай делал этому человекоподобному животному какие-то замечания и наставления, не может дезавуировать рассказ Н. Байкова, даже если это не субъективная иллюзия наблюдателя: ведь мы в быту нередко говорим с домашней собакой, собака, хотя ее мозг бесконечно ниже мозга гоминида, способна различать и выполнять очень сложные словесные команды.

Мы уже давно перешли с территории Монгольской Народной Республики обратно на территорию Китайской Народной Республики. Проследуем по ней теперь на юго-восток и замкнем круг нашего обзора на юге провинции Шэньси, в районе хребта Циньлин-Шань. Этот хребет является в известном смысле продолжением хребта Нань-Шань, к которому, как мы помним, относится не малое число данных о «диком человеке». С другой стороны, хребет Циньлин-Шань тесно связан и с Сино-Тибетскими горами (Сычуанскими Альпами), примыкающими к Восточному Тибету и в то же время к горной системе западной части провинции Юньнань.

Коренной житель провинции Шэньси, а ныне председатель правительства этой провинции, Чжао Шоу-шань, рассказал, что давно, лет сорок назад он лично видел «жень-сю» (т. е. «человека-медведя», «дикого человека») в горах Циньлин-Шань, но не вблизи – сам он находился на одной вершине, а «жень-сю» на другой. В другой раз охотник, убивший «жень-сю» и снявший с него шкуру, показывал лично Чжао Шоу-шаню эту снятую шкуру. Вообще жители Циньлин-шаня хорошо знают это существо, рассказывают, что оно живет не стадно, а рассеянно, что оно лишено речи, но, как говорят, может смеяться и плакать. Рассказывают, что однажды один охотник оказался совсем вблизи от него и тогда оно положило ему на плечи свои руки с длинными ногтями и начало довольно смеяться. Рассказывают, что в недавнее время там была похищена этими существами одна женщина-тибетка, которая только через два года была случайно найдена китайским военным патрулем (ИМ, II, № 41).

Не может быть никакого сомнения, что когда известный китайский историк проф. Хоу Вай-лу рассказывал нам о человекоподобных диких существах, живущих в горах Циньлин-шань и издревле известных населению, он говорил о тех же самых существах. Существование их, говорил он, не подлежит никакому сомнению. До народно-демократической революции жители южных районов провинции Шэньси не считали их людьми и охотились на них; оставшихся в живых и захваченных приручали, их использовали как рабочую силу для несложных работ. По личному мнению проф. Хоу Вай-лу, это было не гуманно, он приравнивает захваченных пленников к рабам и думает, что они являются потомками племени или народа эпохи Западного Чжоу (X–VIII в. до н. э.), оттесненного в горы окрестным населением и одичавшего. Однако, сообщенные проф. Хоу Вай-лу конкретные сведения заставляют сближать этих «диких людей» хребта Циньлин-Шань не с людьми, а с описываемыми нами человекоподобными приматами. Правда, проф. Хоу Вай-лу, рассматривавший одного из них, не заметил в строении тела существенных отличий от людей, однако это может в немалой мере объясняться субъективной установкой наблюдателя: фиксируется ли внимание на чертах сходства или чертах различия с человеком. Так, проф. Хоу Вай-лу отмечает, что на теле этих «диких людей» волосатость значительно сильнее, чем у людей, но полагает, что это можно объяснить тем, что они живут голые в холодном высокогорье. Гораздо важнее фактические данные: они не имеют никакой одежды, жилища, питаются сырьем, а именно сырым мясом и дикими плодами, ничего не известно об использовании ими каких бы то ни было примитивных орудий. Особенно существенно, что они не имеют никакой речи, никакого языка.

Проф. Хоу Вай-лу не сомневается, что и сейчас в горах Циньлинь-Шань обитает еще некоторое количество таких «диких людей». Свидетельство этому – то, что он сам в 1954 г. видел в горном селении одного из них, выловленного с помощью традиционного приема охоты на них: на склонах горы раскладывают в нескольких местах куски красной материи, которые привлекают внимание и любопытство этих существ. Пленник, которого наблюдал проф. Хоу Вай-лу, был выловлен, несомненно, уже несколько лет до того, – он был приручен, выполнял некоторые простейшие работы по соответствующим приказам. Но самое интересное в наблюдениях проф. Хоу Вай-лу над этим существом, пожалуй, то, что, хотя он не обладал никакой речью, его удалось в конце концов выдрессировать воспроизводить несколько самых простых китайских слов (ИМ, II, № 45).

Глава 7
К югу от великого Гималайского водораздела

Мы возвращаемся в ту географическую область, которую в большей части литературы еще принято считать «классической» для изучения проблемы «снежного человека».

В главе 4 мы уже сделали обзор многих исследований, произведенных в 60-х гг. в землях, лежащих южнее Китая, – преимущественно в Непале и Сиккиме. Поэтому нет надобности повторять подведенные там итоги изучения одного из важных источников и следов на снегу. Здесь достаточно лишь напомнить, что исследования в указанной географической зоне дали не только описательный материал, обзором которого мы сейчас заняты, но и некоторое, хоть и небольшое число вещественных данных, которые либо были охарактеризованы выше, либо будут предметом специального анализа в одной из последующих глав. Перечислим лишь кратко, что эти вещественные данные распадаются на следующие группы: 1) серии фотографий, слепок, а также зарисовки и описания следов на снегу, 2) фотографии и образцы волос, 3) серии фотографий, образцы высушенных кожных и мышечных тканей и волос, снятые с мумифицированной кисти руки из монастыря Пангбоче.

К этому списку можно добавить лишь имеющиеся указания на некоторые другие вещественные останки «йе-ти», которые, может быть, еще удастся разыскать и обследовать в Непале. Проф. В.Н. Рерих сообщил, что у одного тибетца, проживающего в Калимптонге, который в прошлом служил в пограничном ведомстве, хранится кусок шкуры этого «дикого человека». Кусок вырезан якобы со спины. Обладатель показывал его и Ю.Н. Рериху: это, по словам последнего, шкура с довольно густой, но не длинной шерстью коричневой масти, явно отличающаяся от шерсти медведя и лангура. Кроме того, Ю.Н. Рерих слышал от шерпов и от индийских зоологов, будто в одном монастыре на северо-западе страны, среди других диковинных предметов, хранится не скальп, а черепная коробка (краниум) «снежного человека» (ИМ, I, № 16, стр.66).

Весьма любопытно сообщение сделанное директором Непальского государственного музея (г. Катманду) проф. Чандра Ман Маскей во время посещения Москвы в июне 1958 г. Застигнутый, можно сказать, врасплох расспросами о «снежном человеке», которым он никогда специально не занимался, Чандра Ман Маскей ответил, что в распоряжении Непальского государственного музея имеется фотография мумифицированного трупа детеныша «снежного человека». Фотография была снята с этой мумии, находившейся в Музее всего несколько дней, а владельцем ее является частное лицо, проживающее в г. Катманду. Мумия была получена им «с другой стороны Гималаев», т. е. из Тибета, она хранится в особом ящичке и засыпана сахаром для дезинфекции. Труп принадлежит ребенку, может быть новорожденному, бесспорно мужского пола. В ссохшемся состоянии он имеет всего 20–23 см в длину (что, по заключению советских специалистов, может соответствовать длине мумифицированного вне жидкости трупа новорожденного). Кожа мумии темно-коричневого цвета, без волос. На лице очень маленькие впавшие глаза. Руки непропорционально длинны сравнительно с фигурой современного человека. Общее впечатление проф. Чандра Ман Маскей: труп напоминает не обезьяну, и не современного человека, а скорее доисторического человека (ИМ. II. № 38).

Это последнее сообщение было полностью опровергнуто в 1960 г. проф. Коррадо Джини (Италия), специально посетившим Непальский государственный музей в Катманду для ознакомления с мумией «бэби-сноумена». Ему показали некое изображение, абсолютно исключающее реально-биологическое происхождение. Несмотря на это, я счел возможным воспроизвести здесь рассказ г-на Чандра Ман Маскей: не один раз в истории изучения нашей темы вещественные материалы, о которых удавалось случайно узнать, затем оказывались подмененными чем-то другим. Я, конечно, не утверждаю, что так было и в данном случае.

А сейчас надлежит дать обзор описательных материалов, собранных в странах, лежащих на южных склонах и к югу от Гималайского хребта.

Отметим любопытное сообщение двух американцев, Джорджа Мура и Джорджа Брукса, впервые опубликованное недавно в книге А. Сэндерсона, но относящееся к июню 1953 г. Спускаясь с перевала по дороге в Катманду, они оказались в лесу среди густого тумана и внезапно были крайне перепуганы чудовищными голосами и криками, раздавшимися совсем неподалеку. Звуки донеслись с разных сторон, из чего путники поняли, что они как бы окружены. Вдруг один из них, доктор Джордж Мур увидел выступившее из тумана отвратительное лицо, которое, по его словам, он никогда не забудет: сероватая кожа; нависшие черные брови; растянутый чуть не до ушей рот; длинные желтоватые зубы, оскаленные, с заметными верхними клыками; запавшие маленькие глаза. Затем показалась и вся фигура животного: оно имело около 5 футов (150 см) роста; шло сутулясь, как пещерный человек, на двух волосатых ногах; руки выглядели темными, а тощее, хотя и мускулистое тело, было грязным и серым. Вслед за этим индивидом из тумана к путникам приближалось еще 6–7 особей. У одной на шее был ребенок. Схватившись за ружья, путники дали выстрелы в воздух, что остановило животных и обеспечило возможность отступления (Sanderson I.T. Op. cit, р. 245–248; Сандерсон А. Т. Op. cit, с. 378–387).

Обзор показаний шерпов стоит начать с некоторых обобщений, сделанных главным образом на основе этого материала экспедицией Иззарда в 1954 г. С полным правом Иззард призывает отнестись серьезно к показаниям шерпов. «Основываясь на моем довольно обширном опыте общения с народами Азии, я со своей стороны готов утверждать и я уверен, что всякий путешественник по Гималаям безусловно согласится со мною, – что шерпы столь же понятливы, как и мы, обладают таким же логическим и, возможно, даже более трезвым умом. Многие из этих людей проводят большую часть жизни в горах, с детских лет присматривая за своими стадами, бродящими по отдаленным равнинам и склонам; если принять также во внимание их очень мало эмоциональный характер, то должно быть ясно, что пренебрегать сведениями, которые можно получить от них, было бы совершенно так же глупо и вредно, как сомневаться в рассказах лесничего из Северной Шотландии о благородном олене или суссекского пастуха о повадках зайца… Существование «йе-ти» было для всех бесспорным фактом, многие видели его и считают самым обыкновенным животным, наряду с волками, барсами, дикими козлами и другими зверями, живущими в здешних горах. Когда выражали сомнение в существовании йе-ти, на нас смотрели с сожалением» (Иззард Р. Op. cit., приложение: «Проблема Йе-ти», с. 211–212). «Ни разу у меня не возникло ни малейшего подозрения, что мои собеседники говорят то, что я хотел бы услышать, или же выдумывают интересную историю мне в угоду» (Иззард Р. Op. cit., приложение: «Проблема Йе-ти», с. 211–212). «Мы усиленно расспрашивали жителей десятка деревень, расположенных в разных концах страны шерпов. Их рассказы были логичны и лишены всяких противоречий… Пытаясь воссоздать по рассказам внешний вид животного, мы отбрасывали все сведения, полученные нами из вторых или третьих рук, и принимали во внимание только описания людей, утверждавших, что они видели его сами. Не прошло и нескольких недель, как выяснился поразительный факт: независимо от того, где, когда и при каких обстоятельствах шерпа, по его утверждению, видел йе-ти, все описания давали в точности одну и ту же картину… Мы установили, что среди местных жителей ходят весьма правдоподобные рассказы о неизвестном животном, что существует большой неисследованный район, где оно могло бы жить, и что там имеется растительная и животная пища… И другое заблуждение в отношении йе-ти начало рассеиваться. Одним из главных доказательств его существования являлись загадочные следы, виденные на снегу в нескольких районах Гималаев, отсюда возникло совершенно ошибочное представление об этом животном как об обитателе зоны вечного снега. В действительности дело заключается попросту в том, что в течение всей зимы в тех районах регулярно выпадает снег, а человек, звери и птицы, как и в любом другом месте с холодным климатом, оставляют на снегу следы, если им приходится ходить по нему. Все шерпы единодушно считают, что йе-ти живет среди камней… Это не пустынная зона, а альпийская страна с карликовыми кустарниками, с цветами и травами; и населена она немалым количеством птиц и млекопитающих. Если где-нибудь удастся обнаружить йе-ти, то только там, и именно там, по единодушному мнению шерпов, и находится его убежище… Климат там не препятствует жизни других крупных млекопитающих, пища имеется в изобилии; значительная часть этой области кишит пищухами, – маленькими животными, несколько похожими на морских свинок; как шерпы, так и тибетцы считают пищух основной пищей йе-ти, пополняемой насекомыми (летом) и, вероятно, корнями, побегами и листьями альпийских растений» (Ibidem, стр.213–214).

Эти выписки из выводов экспедиции Иззарда в конце концов показывают все огромное познавательное значение как раз собранного опросного, иначе говоря, устного описательного материала. Изучение же следов, как мы видели, при всей своей ценности, способно дать не столько самостоятельные биологические результаты, сколько контрольные факты для сопоставления с рассказами жителей.

Кашмир

Западнее «классической» территории, т. е. горных районов Непала и Сиккима, а именно в северной части Соединенных провинций Индии и в штате Кашмир и Джамму сведения систематически еще не собирались.

Однако кое-какие сообщения населения о «ванманас» (диком волосатом человеке) записаны в этих областям, в частности, в Кашмире. Многие крестьяне, живущие в долине р. Бхиланганы в районе Техри Гархвал, утверждают, что они видели этих странных животных, а также их следы. Один крестьянин, который, по его словам, видел самку и детеныша, говорит об их длинной сероватой шерсти. Однажды кашмирские пандиты, согласно их рассказу, застали врасплох волосатое существо, которое вынимало рис из горшка и ело его; увидев их, это существо убежало. Сообщалось, что один «ванманас» был убит гуджарами из Раомерга близ Гангабала в Кашмире, но подробного описания тела не удалось получить. Среди гуджаров в области Наранг в Кашмире записаны и рассказы о похищении «ванманасами» людей, лишь в трудом возвращенных земляками (ИМ, III, № 99).

Наиболее подробные сведения по Кашмиру собрала и передала в 1959 г. Одетте Чернин общественная деятельница Мира Бен (Мадлен Сайд), английская последовательница Махатмы Ганди.

Она сообщила, что в 1951–1952 гг. снежного человека» видели на расстоянии 500 миль на запад-северо-запад от Эвереста. Крестьяне в Гархвале (Garhwal) передавали тогда сведения о следах «йе-ти», найденных на высоте 4–7,5 тыс. футов, то есть значительно ниже линии снегов.

Один старик, делавший какую-то работу вблизи коровника, при свете луны отчётливо видел «снежного человека» на склоне горы. Это существо было очень высокое «вроде гигантского человека с широкими волосатыми плечами, как будто он был одет в мохнатую шубу», – таковы подлинные слова этого наблюдателя. На следующий день он видел следы. Другой человек утверждает, что видел некое существо, стоявшее прямо, вокруг него бегало другое, несколько меньшее по размеру, представлявшее собой как бы уменьшенную копию первого.

Мира Бен возобновила сбор сведений в 1954–1955 гг. Она получила их, организуя главное управление Кашмирского скотоводства, здания которого были расположены на высоте около 6 тыс. футов. Визуальные наблюдения над «снежным человеком» отмечались на высоте 4–5 тыс. футов и еще выше. Крестьяне рассматривали факт редких появлений «йе-ти» как не требующий доказательств и были совершенно убеждены в его реальности, когда их расспрашивали. Именно в то время, когда Мира Бен была в районе Гархвала, она и услышала о старике, который видел «йе-ти» при лунном свете, на склоне горы. Это случилось на расстоянии приблизительно 26 миль от Техри, недалеко от реки Бхиланганы или Белунг (приток Ганга). Крестьянин описал свое мимолетное впечатление в нескольких словах: он видел что-то «большое, черное и мохнатое». Относительно второго свидетеля, который видел фигуру йе-ти в сопровождении другой, меньшей по размеру, Мира Бен сообщила, что это произошло за пять лет до того. Это существо было женского рода, второе, маленькое, существо бежало рядом.

Фотографии следов, сделанные Эриком Шиптоном в Гималаях в 1951 г., Мира, Бен показывала крестьянам и они безошибочно узнавали их. Они говорили, что видели такие же следы не только на снегу, но и на свежевспаханных полях. Один из крестьян сказал, что видел подобные следы на куче золы. Все эти следы видели в Гархвале на высоте приблизительно 4 тыс. футов. Все рассказы, как правило, очень походили друг на друга. Один человек, который был солдатом в индийской армии во время бирманской кампании, рассказал Мире Бен следующее: «Я видел «снежного человека» однажды. Я смотрел на склон горы и вдруг заметил существо с длинной рыжей шерстью, которое отдыхало на солнышке. Я испугался и бросил в него камнем, тогда «парень» убежал».