Текст книги "Император, который знал свою судьбу"

СЦЕНА 24. 1905 год, 7 января, Александровский дворец. Доклад по безопасности.

Действующие лица: НИКОЛАЙ, а также:

– Владимир – Владимир Александрович Романов (1847 г.р.), третий сын Александра Второго, член Госсовета, командующий Санкт-Петербургским военным округом;

– Святополк-Мирский – Святополк-Мирский Петр Дмитриевич, министр внутренних дел;

– Лопухин – Лопухин Алексей Александрович (1864 г.р.), директор Департамента полиции (1902-1905)

– Дурново – Дурново Петр Николаевич (1844 г.р.) – член Госсовета (после 1905г.– министр внутренних дел);

– Пирамидов – полковник В.М. Пирамидов, начальник Санкт-Петербургского охранного отделения;

– Лавров – жандармский ротмистр Владимир Лавров, возглавлявший особый разведочный отдел при Главном штабе

– Мосолов – Мосолов Александр Александрович (1854 г.р.), генерал-лейтенант, начальник канцелярии министра Двора Его Императорского Величества;

– офицеры охраны; дежурный офицер.

Место и время действия:

8 января 1905 года. Александровский дворец.

НАТ. АЛЕКСАНДРОВСКИЙ ДВОРЕЦ. ИНТ. КАБИНЕТ НИКОЛАЯ ВО ДВОРЦЕ. 8 ЯНВАРЯ 1905 ГОДА.

НИКОЛАЙ:

Продолжим, господа. Теперь о японских резидентах и их корреспондентах в России. Я слушаю, Алексей Александрович.

ЛОПУХИН

(встает):

Ваше Величество, разрешите сначала ротмистру Лаврову доложить этот вопрос – именно он «вычислил» резидента Акаши и его клиентуру.

НИКОЛАЙ:

Слушаю Вас, ротмистр.

ЛАВРОВ

(встает):

Акаши, или Акаси Мотодзиро, с 1902 года – военный атташе японского посольства, полковник, кадровый разведчик, выпускник Академии Генштаба Японии, работал ранее в Китае, на Формозе, в Париже, очень опытный разведчик, резидент. В конце декабря 1903 года мы установили его контакты с неким ротмистром – как установили позднее, со штаб-офицером по особым поручениям нашего Генерального Штаба, с ротмистром Ивковым – арестован мной 27 января. Дал признательные показания. Успел многое передать Акаси. Ивков сам показал тайник, в котором хранились копии различных документов, приказов, в том числе и мобилизационный план Главного штаба нашей армии, который был передан Акаси. Находясь в камере-одиночке в ожидании суда, Ивков покончил с собой. Полковник Акаси в январе 1904 года, перед самым началом войны, покинул Россию. Был в Вене, сейчас – в Париже. Мы установили, что с весны прошлого года его деятельность не ограничивается военной разведкой.

НИКОЛАЙ:

Когда установили?

ЛАВРОВ:

Прошлой осенью. 16 ноября 1904-го в Департаменте полиции было заведено официальное Дело N 28 «О предосудительной против России деятельности японского полковника Акаши и его сотрудников Деканози, Зильякуса и других». Но об этом деле сподручнее доложить господину полковнику, начальнику Охраны, я полагаю? Разрешите сесть, Ваше величество?

НИКОЛАЙ:

Садитесь, ротмистр. Но сначала пусть директор Департамента доложит о связях Акаси за границей. Прошу Вас, Алексей Александрович.

ЛОПУХИН:

Находясь в Вене и затем в Париже, Акаси начал устанавливать активные связи сначала с польскими, финскими и грузинскими националистами и революционерами, а затем и с другими социалистами радикального толка, с эсерами и даже с более умеренными социал-демократами. Он снабжал их деньгами, а в последние месяцы предложил им оружие для революционных выступлений внутри России. Наша заграничная резидентура выяснила, что Акаси встречался с лидерами Польской социалистической партии Юзефом Пилсудским и членом Тайного совета Лиги Народовой Романом Дмовским, с кавказским революционером Деканози (он же Деканозов) и с лидером Финляндской партии активного сопротивления Кони Циллиакусом (он же Зильякус). Нам известно, что Акаси передал Юзефу Пилсудскому около 20 тысяч фунтов стерлингов для развертывания агитационной, разведывательной и подрывной работы. По нашим приблизительным оценкам, всего из Японии для Акаси было переведено около миллиона иен на «русскую революцию». Парижские клиенты Акаси – Деканозов, Циллиакус и другие еженедельно получали от Акаси большие суммы. Циллиакус в октябре организовал в Париже встречу тринадцати антиправительственных организаций, в которой участвовали финские, польские, армянские, еврейские, латышские, грузинские националисты, лидеры эсеров, а также профессора Милюков, Струве и князь Павел Долгорукий, масон.

ВЛАДИМИР:

Позор, позор! Рюрикович в такой компании! Но точны ли сведения? кто возглавляет контрразведку в Европе? Во Франции? В Швеции, в Финляндии? – оттуда ведь, наиболее вероятно, может поступать оружие?

ЛОПУХИН:

В Париже – надворный советник Иван Федорович Манасевич-Мануйлов. А в Финляндии, Швеции и Германии – полковник Ратаев. Люди абсолютно надежные.

НИКОЛАЙ:

Да, Ратаев, Леонид Александрович, помню. Продолжайте.

ЛОПУХИН:

Нашими агентами из чемодана Акаси в его номере в отеле, в его отсутствие, была изъята записка, копию которой Манасевич-Мануйлов отправил в Санкт-Петербург. Поясняя содержание записки, Иван Федорович доложил: «Японское правительство при помощи своего агента Акаши дало на приобретение 14500 ружей различным революционным группам 15300 фунтов стерлингов. Кроме того, им выдано 4000 фунтов социалистам-революционерам и на приобретение яхты с содержанием экипажа 4000 фунтов (100000 франков)». Мы предполагаем также, что японский миллион идет также на издание социал-демократических газет за рубежом и на содержание некоторых наиболее беспринципных и агрессивных групп, а также боевых организаций социалистов-революционеров. Мы предполагаем также, что часть этих денег идет в Россию, в Санкт-Петербург и в Москву, для организации вооруженных революционных отрядов и для организации стачек и забастовок. … Ваше Величество, это уже епархия полковника Пирамидова…

НИКОЛАЙ:

Прошу Вас, полковник. Кстати, не под Вашим ли началом пару лет назад сходку студентов разгоняли у Академии Художеств, у Сфинксов египетских?

ПИРАМИДОВ:

Так точно, Ваше Величество, был такой случай.

НИКОЛАЙ:

Значит, с тех пор студенты наших городовых «фараонами» величают?

(все улыбаются).

ПИРАМИДОВ:

Вероятно, так. Но точно не могу знать. Разрешите продолжать доклад?

НИКОЛАЙ:

Продолжайте, Владимир Михайлович. Теперь уже не до шуток. Мне докладывали накануне, что в городе бастуют 120 тысяч рабочих. Путиловский и… кто еще?

ПИРАМИДОВ:

Военные верфи и Обуховские военные заводы. Все крупные военные заводы бастуют. На сегодня бастуют 150 тысяч.

НИКОЛАЙ:

Это как понимать? Текстильные заводы, другие невоенные предприятия не бастуют – и только военные бастуют! Это тоже на японские деньги?!

ПИРАМИДОВ:

На сей час прямых доказательств нет, но уже есть сообщения филеров о том, что на верфях агитаторы рабочим обещают за забастовку платить больше, чем они получают за работу. Источники финансирования пока не установлены. С Обуховских было сообщение о насильственном принуждении к забастовке. Избиты несколько человек, отказавшихся бастовать. Согласившимся также платят. Источники финансирования устанавливаются. Конспирация у них, Ваше Величество. Не менее, чем у нас в контрразведке!

НИКОЛАЙ:

На всех крупных заводах, насколько я знаю, твердо соблюдается законодательство: у нас даже в военное время рабочий день меньше, чем в Европе. Платят им не меньше, а где и поболее. Во временных и неблагоустроенных строениях живут только вновь прибывающие из деревень, или пьяницы и лодыри. Все квалифицированные рабочие имеют отдельное жилье, если в городе – основном благоустроенное. Насколько я знаю, землячества и администрация об этом заботятся. Так? Петр Дмитриевич, рабочие знают, что их условия жизни и работы и жизни лучше, чем в той же Англии, или Германии, или во Франции?

СВЯТОПОЛК-МИРСКИЙ:

Ваше Величество, еще со времен программы Зубатова разъяснительная работа активно ведется во всероссийском рабочем «Собрании», и до сих пор на всех крупных заводах это делается еще и администрацией, и мастерами. В народных домах также. Конечно, время от времени конфликты и даже забастовки неизбежны, – и до начала войны полиция в случае экономических забастовок часто держала сторону рабочих. Такова была одна из идей полковника Зубатова. Его идеи оправдывали себя – политические требования рабочие и не выдвигали. Но то, что происходит сейчас, это не неизбежность развития производства, это не экономические забастовки. Это результат активной антиправительственной агитации и пропаганды социалистических и революционных идей, а также антигосударственного заговора враждебных иностранных сил. Японцев. Возможно, они действуют вместе с врагами России в Англии и, отчасти, Соединенных Штатов. Еврейские банкиры в Америке резко настроены лично против Вашего Величества после Кишиневских событий весны 903-го года, после погрома.

НИКОЛАЙ:

Достаточно, Петр Дмитриевич. Теперь Владимир Михайлович – каковы планы бунтовщиков на ближайшие дни? Кто таков этот священник, Гапон? – мне докладывали накануне, что он возглавляет недовольных, и что он очень популярен среди рабочих. Он ведь из друзей Зубатова. Сергей Васильевич хорошо о нем отзывался.

ПИРАМИДОВ:

Зубатов был отстранен покойным Плеве от рабочего «Собрания» и выслан во Владимир осенью 903-го года за слишком либеральную и путанную позицию в еврейском вопросе.

НИКОЛАЙ:

Это я знаю. Его детище – «Независимая еврейская рабочая партия», эмиграция в Палестину. Целые пароходы из Одессы отплывали. И в Одессе же его евреи его и подставили – всеобщую забастовку организовали.

ПИРАМИДОВ:

Так точно, Ваше Величество. После отстранения Зубатова с нашего ведома Гапон и возглавил всероссийское рабочие «Собрание». Георгий Гапон, 35-ти лет, из полтавских крестьян, в юности баловался революционными идеями, но разочаровался в идеях и в революционерах. Случайно познакомился с Зубатовым, увлекся его идеями. Продолжает его дело. У меня с собой его листовка о целях «Собрания», как он его понимает. Зачитать, Ваше Величество?

НИКОЛАЙ:

Начало зачитайте.

ПИРАМИДОВ:

«Идея общества заключается в стремлении свить среди фабрично-заводского люда гнезда, где бы Русью, настоящим русским духом пахло, откуда бы вылетали здоровые и самоотверженные птенцы на разумную защиту своего царя, своей Родины и действительную помощь своим братьям – рабочим». Ну и далее, в том же духе. Собрание под его руководством строго придерживается намеченных его уставом задач и является твердым оплотом против проникновения в рабочую среду превратных социалистических идей и учений. Открываются библиотеки, читаются лекции. Среди рабочих пользуется очень большим авторитетом. Очень популярен.

НИКОЛАЙ:

Достаточно. Что сейчас происходит?

ПИРАМИДОВ:

Ваше Величество, Георгий Гапон, все же, человек романтического склада ума. В спокойные времена это и неплохо для рабочего лидера, но сейчас не те времена. К тому же, по нашим сведениям, в последние дни он имел контакты с социалистами, с неким Рутенбергом, из евреев-революционеров.

СВЯТОПОЛК-МИРСКИЙ:

Стоп, господин полковник. Владимир Михайлович, ведь по уставу «Собрания» инородцы в него не допускаются. Гапон устав сменил?

ПИРАМИДОВ:

Никак нет, господин министр. Но с 3-го числа сего месяца для Пинхуса Рутенберга и нескольких его подельников Гапон сделал исключение. Почему – мы пока не знаем.

НИКОЛАЙ:

Продолжайте, полковник.

ПИРАМИДОВ:

Вчера в селе Семеновское близ города состоялось большое собрание рабочих. Он держал там речь. Впрочем, осипший был, как нам доложили, и в конце речи Рутенберг его, как сказать? – «озвучивал». То есть, Гапон Рутенбергу сипел, а тот – народу кричал. Уже поздно вечером. Вот, из сегодняшнего донесения о том собрании, что Гапон вначале сказал:

НАТ. СЕЛО СЕМЕНОВСКОЕ ПОД САНКТ-ПЕТЕРБУРГОМ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР 7 ЯНВАРЯ 1905 ГОДА.

На экране – село Семеновское под Санкт-Петербургом, поздний вечер 7 января 1905 года:

Светит луна. Пронизывающий ветер. На заводском дворе замерзшая многотысячная толпа рабочих ждет отца Георгия (Гапона). – Идет! – выдохнули тысячи озябших людей. По живому коридору он идет быстрым шагом. Меховой воротник пальто поднят. За ним вслед, крепко сжимая в карманах заряженные револьверы, почти бегут телохранители.

– Кати сюда бочку! – распоряжаясь, кому-то кричит активист.

Сильные руки переворачивают бочку вверх дном. Другие руки поднимают священника вверх. И вот он – над возбужденной толпой. Загораются несколько факелов. Гапон сбрасывает меховое пальто. В свете факелов обжигающе сверкает крест на его груди. Вот он – истинный защитник простого народа. Гапон:

ГАПОН:

Братья! Фабрики и заводы принадлежат инородцам. Им прислуживают продажные чиновники. Вся страна погрязла во взяточничестве, разврате, произволе. Из рабочих выжимают последние силы. Сами заводчики купаются в роскоши, вывозят за границу народные ценности. Им дозволено все. Наши требования об улучшении жизни рабочих признаются преступными, законные желания – дерзостью. За русским народом не признают ни человеческие права, ни даже право говорить о наших нуждах! – Страстное лицо отца Георгия выражает несогласие терпеть и дальше произвол.

По людскому морю голов пробегает гул одобрения. Пылают факелы, сверкает крест на груди священника, тревожно воет ветер на крыше мастерских. Затаился худой, заезженный рабочий люд, сухой, как порох, гремучий, как динамит: брось ему клич – все разнесет в пух и прах. Ох, как опасен русский человек во гневе!

ГАПОН:

Братья, мы сегодня ходили к директору Смирнову, ничего не добились. Ходили в правление – опять ничего. Пошли к градоначальнику– тоже напрасно, к министру – бесполезно! У нас одно спасение – идти к стенам Зимнего дворца. Царь Богом поставлен на счастье народа, а это счастье у нас вырывают чиновники и капиталисты, к нам оно не доходит, мы получаем горе и унижение…

Короткая пауза, и многотысячная толпа снова внимает страстную речь оратора. Он осип. Рутенберг повторяет за ним, громко.

РУТЕНБЕРГ:

Мы должны сказать государю: «Взгляни, царь, без гнева на наши просьбы, они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, государь! Не дерзость в нас говорит, а сознание необходимости выйти из невыносимого положения. Россия слишком велика: нужды её многообразны и многочисленны, надо управлять ею. Необходимо, чтобы сам народ помогал тебе, ведь только ему известны истинные нужды, не отталкивай же нашу помощь, прими ее!»

Рутенберг восторженно, но настороженно смотрит на толпу (на свет факелов). Его и Гапона телохранители держат руки в карманах – там револьверы.

РУТЕНБЕРГ

(шепотом своим товарищам):

Выйдет царь, выйдет! И – конец Ему. И наше начало…

ГАПОН:

Что, что ты там шепчешь?

РУТЕНБЕРГ:

Ты же слышал: выйдет Государь наш, выйдет к народу!

ИНТ. ВНОВЬ КАБИНЕТ НИКОЛАЯ В АЛЕКСАНДРОВСКОМ ДВОРЦЕ, ПРОДОЛЖЕНИЕ СОВЕЩАНИЯ (8 ЯНВАРЯ 1905 ГОДА).

ПИРАМИДОВ

(читает по тексту донесения филера):

«Необходимо, чтобы сам народ помогал тебе, ведь только ему известны истинные нужды, не отталкивай же нашу помощь, прими ее!»

ВЛАДИМИР:

Каков подлец! Или дурак? Или и ему японцы деньги дали? Стоило с евреем связаться, сразу скурвился! Зря Зубатова сняли: он бы всех жидов сагитировал в Палестину уехать. И потом, пока он в Москве был, ни один эсер на свободе не ходил – всех вылавливал!

НИКОЛАЙ:

Владимир Александрович, его ведь Плеве покойный и отстранил за «жидомасонские связи».

ВЛАДИМИР:

Ну, там еще романтическая история была, с какой-то еврейкой у него. Захомутали его жиды.

НИКОЛАЙ

(морщится, недовольно):

Насчет еврейки – это личное, Дядя, не смешивайте все в одну кучу. Мы ведь приглашали Зубатова вернуться на службу, месяц назад. Отказался. Назначили ему достойный пенсион, достойный чин в отставке дали. Но мы сейчас о Гапоне, не о Зубатове. Времени нет, надо о деле говорить.

Входит дежурный офицер с пакетом.

ДЕЖУРНЫЙ ОФИЦЕР:

Ваше Величество, прошу прощения, срочная почта из города. От священника Гапона.

ВЛАДИМИР:

Черт, легок на помине!

НИКОЛАЙ

(принимает и вскрывает пакет, читает сначала про себя, затем передает письмо Святопоку-Мирскому):

Читайте вслух, Петр Дмитриевич.

СВЯТОПОЛК-МИРСКИЙ

(читает):

«Государь, боюсь, что твои министры не сказали тебе всей правды о настоящем положении вещей в столице. Знай, что рабочие и жители г. Петербурга, веря в тебя, бесповоротно решили явиться завтра в 2 часа пополудни к Зимнему дворцу, чтобы представить тебе свои нужды и нужды всего русского народа. Если ты, колеблясь душой, не покажешься народу и если прольется неповинная кровь, то порвется та нравственная связь, которая до сих пор еще существует между тобой и народом. Доверие, которое он питает к тебе, навсегда исчезнет. Явись же завтра с мужественным сердцем перед народом и прими с открытой душой нашу смиренную петицию. Я, представитель рабочих, и мои мужественные товарищи ценой своей собственной жизни гарантируем неприкосновенность твоей особы.

Священник Г. Гапон»

СПРАВКА:

См. Э.А. Хлысталов, «Правда о священнике Гапоне» (журнал «СЛОВО» № 4, июль-август 2002 г); сцена в селе Семеновском – из этой же статьи.

http://www.hrono.ru/statii/2002/gapon_hly.html

ВЛАДИМИР:

Каков наглец!

НИКОЛАЙ:

Петр Дмитриевич, сколько людей может пойти завтра за Гапоном?

СВЯТОПОЛК-МИРСКИЙ:

от 100 до 150 тысяч, Ваше Величество.

НИКОЛАЙ:

Что в петиции, Алексей Александрович?

ЛОПУХИН:

по нашим предварительным сведениям, требования следующие (достает бумагу, зачитывает):

НАТ. ВО ВРЕМЯ ЧТЕНИЯ – ВНОВЬ КАДРЫ МИТИНГА РАБОЧИХ.

I. Меры против невежества и бесправия русского народа.

1) Немедленное освобождение и возвращение всех пострадавших за политические и религиозные убеждения, за стачки и крестьянские беспорядки.

2) Немедленное объявление свободы и неприкосновенности личности, свободы слова, печати, свободы собрания, свободы совести в деле религии.

3) Общее и обязательное народное образование на государственный счет.

4) Ответственность министров перед народом и гарантии законности правления.

5) Равенство перед законом всех без исключения.

6) Отделение церкви от государства.

II. Меры против нищеты народной.

1) Отмена косвенных налогов и замена их прямым прогрессивным подоходным налогом.

2) Отмена выкупных платежей, дешевый кредит и передача земли народу.

3) Исполнение заказов роенного и морского ведомств должно быть в России, а не за границей.

4) Прекращение войны по воле народа.

III. Меры против гнета капитала над трудом.

1) Отмена института фабричных инспекторов.

2) Учреждение при заводах и фабриках постоянных комиссий выборных рабочих, которые совместно с администрацией разбирали бы все претензии отдельных рабочих. Увольнение рабочего не может состояться иначе, как с постановления этой комиссии.

3) Свобода потребительско-производственных и профессиональных союзов – немедленно.

4) 8-часовой рабочий день и нормировка сверхурочных работ.

5) Свобода борьбы труда с капиталом – немедленно.

6) Нормальная рабочая плата – немедленно.

7) Непременное участие представителей рабочих классов в выработке законопроекта о государственном страховании рабочих – немедленно.

СПРАВКА: см. статью Ф. Лурье «Гапон и Зубатов»

ИНТ. ВНОВЬ КАБИНЕТ НИКОЛАЯ В АЛЕКСАНДРОВСКОМ ДВОРЦЕ, ПРОДОЛЖЕНИЕ СОВЕЩАНИЯ (8 ЯНВАРЯ 1905 ГОДА).

Во время чтения дядя Николая (Владимир) несколько раз выражает возмущение. Николай спокоен.

НИКОЛАЙ:

Это программа лет на двадцать, на послевоенное время. А они – немедленно. Во время войны с врагом. Безумцы…

ВЛАДИМИР:

Бунтовщики! Амнистию захотели! «По воле народа…»

НИКОЛАЙ:

Петр Николаевич, Вы среди нас самый мудрый, самый опытный. Без лести. Я Вас для того и пригласил, чтобы выслушать Ваше мнение в заключение.

ДУРНОВО:

Спасибо, Ваше Величество. Что касается Георгия Гапона, то верить ему нельзя теперь ни в чем. Но не в Гапоне дело. Война затянулась, и конца ей пока не видно. По крайней мере для народа – не видно. Тяжкая череда наших поражений и неизвестность будущего – вот главная причина недовольства народа правительством, чиновниками, фабрикантами. В Вас, Государь, народ верит, но более он никому не верит теперь. Но правда и то, что лихоимцы наживаются на войне; воруют чиновники много, а в интендантстве полное безобразие. Люди все это видят и на своей шкуре чувствуют. Очень благоприятное время для революционеров и мерзавцев, и авантюристов всех мастей. Эти господа готовы на все, ради свержения монархии. Как выражаются марксисты, создалась революционная ситуация. Само их учение и ошибочное, и бредовое, но вот насчет «революционных ситуаций» они очень хорошо разобрались. Умеют пользоваться. Это опасно. Очень опасно. И не столько потому даже, что революция может свергнуть Самодержавие – прости и не допусти Господи! – а потому, что у нас в России революция не приведет к чаемому революционерами «буржуазно-демократическому строю». У нас революция перейдет в анархию, в «бунт безсмысленный и безпощадный». Стоит пасть Самодержавию, как и Бог для народа падет.

ВЛАДИМИР:

Что Вы такое говорите, Дурново?! Вы что это нам тут «Лазаря запели»?

НИКОЛАЙ:

Продолжайте, Петр Николаевич.

ДУРНОВО:

Самодержавие – коренной путь России. А это я к тому сказал, что до революции дело доводить категорически недопустимо в России. А уж почти на пороге. На японские ли деньги – возможно и на японские – но так или иначе надо срочно принимать самые сильные меры. Однако, за Гапоном народ завтра пойдет с верой в Бога, в Царя и в Отечество. И арестовать Гапона нельзя – бунт будет. И выходить к народу Вам, Ваше Величество, тоже нельзя. Ясно уже, что вкруг Гапона эсеры примазались, и что он их не отверг. Значит, гарантировать Вам жизнь он не может. Может и верит он своим эсеровским друзьям, но мы-то им верить права не имеем. Убьют, и глазом не сморгнут, прости Господи!

НИКОЛАЙ:

Что же, Петр Николаевич, мне и к народу не выходить? Это невозможно!

ДУРНОВО:

Да, невозможно не выйти к народу. Я думаю, следует пригласить Гапона и десяток представителей в Зимний. Вам можно выйти на балкон на короткое время, а встречу с Гапоном провести в Зимнем. Однако, и это небезопасно. В толпе на Дворцовой возможны провокации. Хотя Гапон и призвал идти без оружия, и даже «ножичков перочинных не брать», но он всех проконтролировать не может. Любая провокация может возбудить толпу. Сам Гапон, я думаю, все это затеял от гордыни. Возможно, хочет Вашим советником стать – советником от рабочих, вроде министра без портфеля. Занесся высоко в мечтах. Реальные возможные последствия своей авантюры он себе не представляет.

МОСОЛОВ:

Ваше Величество, позвольте уточнить.

НИКОЛАЙ:

Прошу Вас, Александр Александрович.

МОСОЛОВ:

Я убежден абсолютно, что ехать завтра в Зимний Вам не следует, тем более – выходить к толпе, хотя бы и на балкон. Эсеры – Ваши смертельные враги. Раз уж появились они в окружении Гапона, никаких переговоров вести нельзя. Опустим Ваш штандарт над Зимним – как всегда в Ваше отсутствие – и пусть стоят на Дворцовой, сколько хотят. Петицию от Гапона и я могу принять.

ВЛАДИМИР:

Никаких петиций, никаких переговоров! Остановить толпы на подступах к Дворцовой, а лучше на рабочих окраинах. Остановить и рассеять войсками моего гарнизона. А с Вами, Трепов, эти бунтовщики разговаривать не будут. И ни с кем не будут. Им только Государь нужен.

НИКОЛАЙ:

что же делать?

ВЛАДИМИР:

Может и верит он своим эсеровским друзьям, но мы-то им верить права не имеем

НИКОЛАЙ:

Как же вы их остановите без оружия? Толпы сметут безоружные войска. А патроны солдатам выдавать – категорически нельзя. Любая провокация – и кровь прольется. Это абсолютно недопустимо.

ВЛАДИМИР:

Революция на носу, Николай! Страшнее французской будет. Оружие у бунтовщиков будет под полою, не сомневаюсь. Николай, ты представляешь себе, что значит для России царя потерять – да еще во время войны?! Тебя вчера чуть не убили на Неве, а ты колеблешься, выходить ли к убийцам на Дворцовую!

ПИРАМИДОВ:

Войска расчленят районы города, мосты разведем. Не допустим толпу на Дворцовую. Однако, патроны войскам придется выдать, на всякий случай.

НИКОЛАЙ:

Дядя, успокойтесь… Патроны войскам не выдавать – таково мое решение. В остальном – Вы меня убедили, господа. Я останусь здесь, в Александровском дворце. Если дойдут до Дворцовой – пусть стоят. На переговоры никому из Вас не выходить. Бесполезно, да и выстрелить из толпы подельники Рутенберга могут – лишняя приманка для провокаторов. Воинские начальники сами должны убедить толпу разойтись, как это обычно и практикуется. Алексей Александрович, Вам – завтра в газетах должно быть опубликовано сообщение о запрещении демонстрации и о ее разгоне в случае нарушения приказа.

ЛОПУХИН:

И в газетах опубликуем, и по улицам приказ разместим, расклеим. Однако, Гапон уже не отступит. Да и не он верховодит там уже на самом деле, я думаю. Плохо, что народ этого не понимает. Гапону верят. А он не политик, романтик…, и авантюрист по сути.

НИКОЛАЙ

(обращаясь к Святополк-Мирскому):

Вы, Петр Дмитриевич, завтра вечером дополнительно доложите мне о принятых мерах.

(обращаясь к дяде):

Владимир Александрович – завтра пополудни совещание с военными, жду от Вас подробный доклад. Я сегодня переговорю по телефонной связи с Москвой, с Сергеем Александровичем. Пусть и там будут готовы к возможным беспорядкам.

Все встают, расходятся. На выходе из дворца Великий Князь (Владимир) придерживает Пирамидова, они отстают от других.

ВЛАДИМИР: Государь не имеет права взять на себя ответственность за выдачу патронов войскам. Мы должны взять эту ответственность на себя. Я отдам приказ раздать патроны.

ПИРАМИДОВ: Точно так, Ваше Сиятельство. Мои подчиненные также будут при оружии.

НАТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 9 ЯНВАРЯ 1905 ГОДА.

На экране – черно-белые кадры демонстрации и расстрела 9 января 1905 года, затем иллюстрации к нижеследующему тексту:

ГОЛОС ЗА КАДРОМ:

В демонстрациях 9 января приняло участие около 140 тысяч человек. В районе Нарвской заставы демонстрантам во главе с Гапоном перекрыла дорогу цепь солдат. Офицер приказал разойтись. Часть людей ушли во дворы и пробирались мимо солдат. В руках рабочие несли иконы и хоругви, шли спокойно, без выкриков и злобы. Толпа приближалась к солдатам. Офицер дал команду. Солдаты предупредительно выстрелили поверх голов. Часть людей легли на мостовую, другие не могли поверить, что солдаты выстрелят в толпу. Раздался второй прицельный выстрел по ногам. Пули рикошетили, пробивали людей в грудь и живот. Толпа бросилась врассыпную, оставив на снегу убитых и тяжелораненых…

Согласно официальной статистике 9 января было убито 76 человек, ранено – 233. Скорее, жертв было больше, поскольку некоторых убитых родственники скоро захоронили, а отдельные раненые, боясь репрессий, не обращались за медицинской помощью. На следующий день газеты опубликовали имена всех погибших. Они были похоронены за казенный счет. Николай Второй из личных средств выдал всем семьям погибших крупные денежные компенсации. Современные историки считают, что погибло около 130 человек и около 200 были ранены. Революционеры воспользовались ситуацией и распространили слух, что на самом деле погибло и ранено около пяти тысяч человек…