Текст книги "Земля за океаном"

От колыбели и до седин…

Мы назвали себя. И он назвал. – Дэвис Пейпер… Знакомство это случилось в штате Вирджиния вблизи местечка Аркола, на зеленом травяном поле, около самолета. Тут стояло десятка два полосатых машин для обработки полей. Из одного выпрыгнул мальчишка. Самолет стоял почти у самой дороги, и мы подошли. Дэвис Пейпер пил кока-колу, опершись спиной о крыло, и отвечал на вопросы.

– В самом деле можешь летать?

– Могу. Но у меня нет еще прав…

Подошел отец Дэвиса, механик Уильям Пейпер, и подтвердил: мальчик летает, правда, пока под контролем отца…

Дэвису Пейперу тринадцать лет, Мы, признаться, залюбовались веснушчатым, огненно-рыжим и очень застенчивым летчиком. Спросили: знает ли он, что Нил Армстронг тоже мальчишкой летал?

– Нил поднял самолет в тот день, когда ему стало шестнадцать. Я тоже так сделаю…

По дороге мы не раз вспоминали Дэвиса Пейпера. В шестнадцать лет он один, без наставников, может поднять самолет. Американцы считают: в шестнадцать лет человеку можно это доверить… Число всех пилотов США (любителей и профессионалов) примерно полмиллиона. Пятнадцать процентов этого числа люди очень молодые – от 16 до 24 лет. Из числа всех, кто учится летать, подростки составляют тринадцать процентов. Но дело не только в том, что в век больших скоростей человека к ним приучают с раннего возраста. Дэвис Пейпер – пример того, как рано американцы «бросают ребенка в воду»: плавай! учись плавать!

Образно говоря, начинается это с пеленок – большинство американских матерей грудью детей не кормят. Младенец рано становится на пищевое довольствие фабричного производства: витамины, порошки, соки. И по мере того как малыш становится на ноги, его приучают к жестокости бытия. В семью и школу мы не заглядывали. Но телевизор (а он в Америке «главная нянька») все время внушает: обгони, ударь первым, возьми свое, не упускай шанса, улыбайся, все позволено сильным. Окружающая ребенка жизнь подтверждает: действовать надо именно так.

В этой совершенно чуждой для нас «тренерской школе» надо, однако, заметить один очень важный параграф: «Умей трудиться, люби трудиться!» С детского возраста американцу внушают: любой труд почетен, любой труд поощряется. Проезжая по сельским районам Америки, мы видели ребятишек десяти-двенадцати лет за рулем трактора. Отец-фермер доверяет сыну весь арсенал техники. Мы видели маленьких продавцов газет. Подростки прогуливали собак, мыли автомобили, подметали улицы, нянчили чужого ребенка, мыли посуду в кафе. Это работа. В семье любого достатка будут радоваться, если сын или дочь находят время между школой и отдыхом для заработка. В Америке есть бедняки, например сезонные сельскохозяйственные рабочие, у которых дети помогают родителям добывать кусок хлеба. В семье состоятельной получку сына родители ему и оставят. Будут радоваться, если сын вложил свой маленький капитал в «достойное дело». Тот же прославленный космонавт Нил Армстронг, по словам матери, «с десятилетнего возраста подрабатывал, сначала для оплаты уроков музыки, потом, чтобы купить духовые инструменты, для покупки авиационных журналов и моделей…». Родители будущего космонавта скорее всего имели возможность купить для сына музыкальные инструменты и авиационные журналы. Но они считали: покупки, оплаченные своим трудом, будут иметь для сына особую ценность… Нет слов, эта система нередко крадет у детей детство. Но не грустно ли видеть и нечто противоположное: дитя останется дитятей и в двадцать лет. И даже женившись, продолжает сидеть на хребте у родителей. Эгоизм этого сорта – плод чрезмерного чадолюбия.

Американец даже очень большого достатка обязательно заставит дочь или сына рано изведать, как добывается хлеб. В маленьком городке Пенсильвании нашу машину заправляла и чистила миловидная девушка. Разговорились. Оказалось: дочь большого чиновника банка и владельца пяти мотелей. В день четыре часа работает для частичной оплаты обучения в университете. Папа у девочки скряга? Нет. Три тысячи долларов в год от хорошей краюхи доходов для папы – мелочь. Но он дает дочери только половину необходимой суммы. Остальное добудь сама. В американских вузах детей рабочих и фермеров очень немного. Как правило, учатся дети богатых людей и людей «среднего класса» – ученых, торговцев, чиновников, адвокатов И почти всегда родители обязывают студенте нести заботу по оплате учения. А плата высокая. Например, в Джорджтаунском университете (Вашингтон) в год за учебу надо платить 2500 долларов. Отдельная плата за общежитие, учебники, за пользование приборами, лабораториями. В поте лица добывает студент возможность учиться…

Заходит речь об отдыхе летом, о поездке куда-нибудь.

– Ну что же, это неплохо, – скажет отец, – а деньги? Ты думал об этом?

– С месяц я хочу поработать на мойке машин, там, кажется, нужен сейчас человек.

– Зачем на мойке, давай в контору ко мне. Я заплачу не хуже.

– О’кэй…

Диалог этот условный. Но он для Америки характерен. Каникулы летом многие школьники и студенты совмещают с работой в пансионатах, на пляжах, в кафе, национальных парках. Одному из нас года четыре назад в придорожном кафе подавала еду дочь губернатора штата Северная Дакота. Никто не удивится, увидев в такой же роли дочь сенатора, конгрессмена. Так «учат плавать». Иначе нельзя. В море с названием Америка волна очень крутая. К тому же плывущий рядом (в оба гляди!) может макнуть тебя так, что не вынырнешь…

Ответы на несколько частных вопросов лежащих в русле этого разговора.

Дитя ревет, капризничает. Как поступает мать? Старается не заметить капризов: не шлепнет мальчишку, конфетку, чтобы умолк, тоже ни в коем случает не дает…

Много ли ребятишек в семье? Чаще всего мы встречали семьи с двумя-четырьмя детьми. Америка всегда была многодетной. И это считалось благом. Но сейчас кривая рождаемости, как утверждают, вверх не идет.

В школу американцы ходят двенадцать лет. Начинают рано – в шесть лет, с подготовительного класса.

«Института бабушек» в Америке нет. Невозможно увидеть в парке или на улице бабушку с детской коляской. С малышами, если мама и папа решили поехать в кино или в гости, сидит какая-нибудь студентка – она зарабатывает.

Дед и бабка, проводив из дома оперившихся детей, часто спешат и сами полетать напоследок, если, конечно, есть на то средства, – становятся заядлыми туристами, колесят по Америке или даже по свету. («Жизнь коротка, надо ее увидеть хотя бы теперь», – сказала напудренная седовласая леди, одолжившая нам бинокль на тропе в Калифорнии.) «Стариковский туризм» длится лет пять. А потом остановка, если даже и сохранились деньги. И тогда наступает американская одинокая холодная старость – ни детей рядом, ни внуков… Только в Нью-Йорке, как оказалось, 750 тысяч совсем одиноких людей. Одинокую старость скрашивает «телефонный друг» – коммерческая служба некой Марион Паркер. За доллар два раза в день, утром и вечером человеку звонят, чтобы он мог обменяться несколькими словами с другим человеком. Пишут, что бизнес Марион Паркер растет – «телефонный друг» появился во многих больших городах…

Длинный вагон. Но не на рельсах, а на шоссе. Тянет его грузовик. Явно жилой вагон – прижав носы к стеклам, глядят на пробегающий мир ребятишки…

На всех дорогах встречаешь эти дома без труб, на колесах. Конструкция разная. Серебристые, обтекаемой формы, слегка напоминающие аэростаты. И длинные приземистые бруски, способные выдержать дальние перегоны.

Временами видишь эти дома, стоящие табором. Их толчея похожа на вагонную толчею узловых станций. Впрочем, это лишь издали, когда же идешь по поселку, видишь подобие улиц. Дома стоят на площадках, к которым подведены: вода, электричество, стоки для нечистот. Опрятно. И очень скучно. Жидкие деревца означают, что поселку несколько лет. У каждой двери – коврик травы размером с квадратный метр, деревянный крашеный частокол длиною в метр и высотой в метр. Что-то щемяще-тоскливое есть в этом метре травы и в метре символической загородки. Это память о жизни, имевшей корни и постоянство…

Поселение на колесах – обычная деталь пейзажа в Америке. Мы несколько раз бывали в таких поселках. А в Аризоне были приглашены на часок в трайлер.

В трайлере жили неженатые братья: Кэвин Нортон и Дэвид Нортон. Они ушли от отца сразу же после школы.

– Почему?

– Ну так делают все. И отец считает: так лучше. Надо учиться жить.

Старший Нортон учится в колледже и работает. Младший только работает – «я не верю в колледжи». Один сидел на диване, откинутом, как в вагоне, от стенки. Другой лежал на откидной же кровати и читал дешевую книжку.

В вагоне – кухонька. Там из плохо прикрытого крана лилась на груду немытой посуды вода. У входа – ящик с банками пива. Есть о трайлере холодильник, масса выдвижных столиков, полочек, ящиков. Из одного торчал рукав белой рубашки. На столике в нише – цветок в бутылке от кока-колы. На стенах – вырезки из журналов. Булькает музыка, приглушенная по случаю разговора.

– Много ездите?

– Да нет, не очень пока… Сейчас работаем у отца. Он взялся за одно дело тут, у Каньона.

– В остальных трайлерах тоже рабочие?

– Да, большая часть.

– С отцом в ладу?

– Всяко бывает. Дело его не любим. Но платит он хорошо. А если что, плюнем – и на новое место. Америка велика…

Американцы всегда были легкими на подъем. С востока на запад Америка пройдена на колесах воловьих упряжек. Но, двигаясь вдаль, люди в конце концов оседали, пускали корни. Сейчас страной владеет лихорадка передвижений, причин которой находят много. Легкость перемещений. Распад житейских укладов. Разорение ферм. Нежелание садиться на прочный корень – «Потеряешь работу, дом превращается в камень на шее». Бегство из городов. Переход предприятий в новые просторные районы. Молодые кочуют в погоне за местом, где можно себя проявить или хотя бы иметь работу. Но кочуют и старики, которым, казалось бы, больше всего нужен покой, постоянный очаг. Одинокие старики, прозванные «снежными птицами», постоянно кочуют с юга на север и снова на юг – «согревают старость на солнце». «Америка теряет корни и несется по ветру…» Это слова популярного в США публициста Вэнса Пакарда. Он долго и пристально изучал феномен мобильности. Вывод тревожный: «Сорок миллионов американцев не имеют корней». Общество, теряя привязанность к месту, теряет родство, теряет удовольствие знать соседей, теряет способность сострадания и участия в судьбе близкого человека. «Происходит невиданный развал. Мы становимся страной чужих друг другу людей».

Двадцать второй день пути. Машина идет безотказно. Вечер. Но решаем одолеть кусок Аризонской пустыни. Воздух как в печке. По сторонам дороги мелькают прозрачные жидкие кустики и деревца – помесь пальмы и кактуса. Чувствуем, дальше и этих признаков жизни не будет. Нитка дороги на карте – без единой точки, означающей присутствие человека. Предупреждение на выезде из горячего пыльного городка: «Заправляйтесь здесь. Бензина долго не будет». Конечно надо заправиться.

– Налейте доверху.

– Есть, сэр.

Красный шкаф счетчика выдает сразу цифры галлонов бензина и сумму, какую надо платить.

– 4 доллара 45 центов, сэр!

Стекло протерто. Масло проверено. Можно отчалить. Но вдруг белокурый, коротко стриженный парень-заправщик сделал возле нашей «торино» задумчивый полукруг. Слегка наклонившись, еще раз прошел. Посвисте! Погладил рукой переднее колесо, потом заднее. Опять прошелся. Так смотрят обычно на человека, чтобы спросить: как вы себя чувствуете? Почти таким же и был вопрос.

– Машина идет исправно?

– Да, вроде все в норме…

– У вас нарушен баланс колес. Вот посмотрите – земля прилипает односторонне…

По правде сказать, мы ничего не заметили. Но бациллы тревоги уже пошли размножаться… А парень сказал:

– Я очень советую: на ближайшем пункте проверьте балансировку… – И, обтирая руки висевшей на поясе тряпкой, пошел к конторке.

Хорошо сказать «на ближайшем пункте»… А до него по карте сто миль! И пустыня. И ночь. И есть ли кому там сделать балансировку?

– Сэр, а может, здесь? – с надеждой в голосе обращаемся к парню.

– Здесь?.. Ну что же, давайте.

Облегченно вздыхаем. Вот повезло-то…

Длинный автомобиль загоняется под навес. Нажатие кнопки, и лоснящийся маслом металлический столб, как игрушку, подымает «торино» на высоту, при которой становится виден пыльный живот машины, кардан и прочие тайны механизма движения.

Появился помощник худощавого парня – толстый и молчаливый увалень со значком «Служил во Вьетнаме». Электрической отверткой, свисавшей на кабеле с потолка, машину в мгновение ока лишили колес, а владельцев позвали к стенду.

– Смотрите…

Действительно, пузырек жидкости стоял не в середине двух волосков перекрестия, а чуть в стороне. То же и со вторым колесом, с третьим, четвертым… Балансировка шла как по маслу. Из большого ящика парень-заправщик брал свинцовые бляшки-довески. Двигая пару бляшек вдоль обода, для них находили нужное место и ловким ударом легкого молотка закрепляли. Пятнадцать минут – все готово!

– Двенадцать долларов… Благодарю вас, джентльмены. Счастливого путешествия.

Отъехав сто метров, мы увидели надпись:

«Поешьте. Путь предстоит долгий» Сели поесть. Обсуждая за столом вовремя вскрытый дефект, мы вдруг глянули друг на друга.

– Сколько раз за дорогу проводился осмотр?

– Раза четыре…

– И нигде не заметили…

Мы улыбнулись. И вернулись к колонке «получше узнать дорогу». Какую картину мы там застали? Очень знакомую. Новый, с иголочки, синего цвета «мустанг», лишенный колес, возвышался на маслянистом столбе. А колеса были в работе.

– Балансировка? – спросили мы накрахмаленную старушку шофера, утолявшую жажду.

– Да, знаете, неприятная ситуация. Нужен баланс…

Мы решили потерять еще полчаса и, сделав круг по невзрачному городку, уже с профессиональным любопытством завернули к бензоколонке. На столбе красовался красный «фольксваген». Хозяин колонки поглядел на двух недавних клиентов с бешеной ненавистью, но заставил себя улыбнуться и подмигнул…

Вот и вся история, отнявшая без малого два часа. Но мы не жалеем. Возможно, мы видели миллионера, хотя и в колыбели пока что. Нисколько не приуменьшая значения баланса колес, смеем предположить: эту болезнь на колонке могли обнаружить у каждой машины. Тут не тратили время на все другие болезни. Тут искали только одну. И обязательно находили. Учтено и продумано все до мелочи: познания водителя в технике (почти всегда не идущие дальше умения сидеть за рулем), ритуал осмотра автомобиля, аккуратный совет – «на ближайшей станции непременно…». А впереди пустыня. Какой дурак поедет в нее на колесах, «лишенных баланса»? Продажа бензина арендатору этой колонки дает процент весьма небольшой. А тут минуты – и сразу двенадцать долларов чистыми, да еще и «спасибо» в придачу.

С такой хваткой в Америке не пропадешь.

Соловьи и черемуха

Есть ли в Америке соловьи?» Это был один из вопросов, на который мы отвечали, вернувшись домой. Вопрос задавал не биолог, и легко уловить: любопытство шло дальше обычного интереса к флоре и фауне…

В Аппалачах на горной тропе мы размяли в пальцах клейкие с ноготок листья и убедились: черемуха есть в Америке. В горах она расцветала примерно а те же сроки, что и у нас в Подмосковье. А соловьев мы не слышали. Оказалось: соловьев в Америке нет. Справочник подтвердил: нет. Серая птичка – привилегия Азии и Европы. Ну а кто же поет в Америке о любви? – уточнят вопрос любопытные. Не знаем. Проглядели.

Он есть, конечно, в природе, певец, заставляющий замереть влюбленное сердце. Однако не поэзию чувств замечаешь в первую очередь и особенно в больших городах. «За последнее время в Соединенных Штатах открылось много фирм с замысловатыми названиями вроде „Свидания на научной основе“, „Подбор супругов“, „Служба знакомств“ и так далее. С помощью электронных машин и новейших методик подыскивают наиболее подходящие по характеру и интересам пары. Цель – знакомство и, возможно, брак. Делается это так. Вы платите фирме небольшой гонорар (обычно меньше десяти долларов), заполняете подробный опросный лист, по которому можно определить, что вы за человек, и отвечаете на запросы вроде следующих: чем больше всего интересуетесь? какого примерно роста должна быть избранница? Молодой человек получает карточку с именами, адресами и телефонными номерами девушек, которые, по мнению ЭВМ, соответствует его запросам. Все сухо, по-деловому. Можно предположить: кто-то отыщет счастье таким способом. Можно поверить: много американцев смеются над „электронной свахой“. Можно понять: такое время… надо же людям как-то знакомиться. Но ясно: черемухой тут не пахнет.

Однако не «электронная сваха» ошарашивает в Америке. «Сваха» – внутренний механизм жизни, глубинные струи течения. А выйдя к реке, в первую очередь видишь то, что плывет на поверхности. И вот тут стоишь ошарашенный. Газетная фраза «волна секса захлестнула Америку» принадлежит изречениям, по которым трудно судить, что стоит за словами. Тут, в Америке, понимаешь, как трудно выйти за оболочку этих верных, но слишком привычных, неосязаемых слов, волна секса… По журналистскому долгу, и не скроем по любопытству тоже, мы зашли в магазин в самом центре города Вашингтона. Большой магазин с пометкой над входом «Для взрослых», с увещевающей надписью у дверей: «Воровать – это грех».

Из магазина уходишь с чувством, что окунулся в чан с грязью. Пещерный человек со всей грубостью первобытных инстинктов наверняка устыдился бы быть продавцом в этой торговой точке. Лакированные картинки, журналы и книжки, киноленты, изделия из резины и пластика – человека не просто раздевают, они выворачивают его наизнанку. Но Вашингтон – это «сексуальная провинция». Упомянутый большой магазин – всего лишь «палатка» в сравнении с ярмаркой секса, какую можно увидеть, например, в Нью-Йорке. Магазины, лавки, кинотеатры, кабинки (для торговли «в разлив» непристойностью) – все образует крикливую, потную, жаркую от огней и похоти длинную улицу в центре Нью-Йорка. Все, что веками было тайной двоих, тут выставлено напоказ. Все! Киноэкран не только в течение двух часов покажет все уголки спальни. Фантазия торговцев грязью преподнесет мыслимые и немыслимые извращения: подсунет в постель хорошенькой женщине, например, осьминога, сведет женщину с млекопитающим из отряда непарнокопытных или с пластмассовым роботом. И это все будет заснято на прекрасную цветную пленку «кодак» дьявольски изобретательным оператором с участием на все готовых «артистов». Границы приличия не позволяют говорить о подробностях этой ярмарки, кишащей зазывами, гомосексуалистами и, конечно, покупателями. (Ярмарки без покупателей не существуют.) Америка пьет из этой мутной реки. Это поражает! Это поражает особенно потому, что Америка слыла страной пуританской. Кормить ребенка грудью при людях считалось потрясением нравственности. В кино поцелуй, длившийся более положенного числа секунд, запрещался цензурой. Не так уж давно Америка бурно протестовала против установки на крыше знаменитого «Мэдисон сквер гарден» статуи обнаженной богини Дианы… И вот прорвало все запруды.

Считают, что началось это в 1968 году. Считают, что мутный ручей притек из Европы, что началом были как будто благие цели «сексуального воспитания». Но едва ли не в одну весну ручей превратился в поток сродни Миссисипи. Карусель закрутилась без остановки: предложения рождали спрос, спрос вызывал к жизни целую индустрию секса. Мгновенно появились специальные, хорошо оснащенные киностудии. Завертелись валы печатных машин. Нашлись на все готовые модели и «артисты». Кто эти люди на обложках журналов и на широких экранах? Есть ли у них родители, братья, сестры, друзья? Или и тут действует правило: любой способ добывания денег оправдан?

Ошибкой было бы утверждать, что вся Америка пьет из этой реки. Любая нация в целом не может утратить любовь. Но многие люди серьезно обеспокоены. В разговоре на эту тему было сказано так: «Из колодца отношений мужчины и женщины можно вечно черпать чистую воду. Мы соблазнились черпать и донную муть. Сейчас черпаем грязь». Но на вопрос: «А выход?» – наш собеседник пожал плечами. «Все очень сложно. Это ведь часть нашей свободы…»

Кое-кто ждет, что грязный поток сам собой пересохнет или даже потечет вспять. Ссылаются на недавний успех «Истории любви» – простенькой повести (и фильма по ней) Эрика Сигэла. Приговор критиков был решительным: «Никакого литературного мастерства… Сентиментальная буря в стакане воды… Сюжет повести банален: молодой человек встречает девушку, молодой человек влюбляется в девушку, молодой человек теряет девушку». Критика справедлива. Однако книга побила все рекордные тиражи – 10 миллионов экземпляров! «Америка плакала, как будто впервые открыла простые человеческие чувства». Ожидают: подобные родники окропят чувства. Похоже, Америка убеждается: без соловьев и черемухи любовь предстает в образе павиана. Но сомнительно, что один-другой родничок способны оздоровить реку – грязь в нее льется из множества труб. Заткнуть эти трубы, поставить плотину? Такие голоса появлялись. Но порнография стала узаконенным бизнесом. Скабрезная кинолента, на изготовление которой потрачено 30 тысяч долларов, приносит доход в три миллиона. При таких прибылях стихию наживы обуздать в Америке невозможно.