Текст книги "Ситуации на продажу"

– Затем, дорогой Игорек, что не будет больше у нас заказов. Лафабры означают шестой технологический уровень, а мы на четвертом!

Игорь Васильевич тотчас увидел в своем воображении жену с детишками и парящую над ними тещу с плакатом в руках "Я же тебе говорила!" Ведерников уже чувствовал, как шуршат письма из банка о просроченных ипотечных платежах.

– Это все ОАО "ВАМЖИЛФИГ", они нам палки в колеса вставляют, потому что тамошний начальник Лидия Валерьевна раньше у нас работала и страшно ненавидит Зою Матвеевну!

– А мы-то тут причем? – вопрос Игоря Васильевича остался без ответа. Не потому, что Валерьяна Александровна была увлечена настенными часами, а потому, что Игорь Васильевич начал трещать по швам, тем самым напугав до смерти и Валерьяну Александровну, и всех остальных сослуживцев.

Через пятнадцать минут здание "ПОСТПРОМа", в котором Игорь Васильевич работал последние 9 лет, накренилось и начало рушиться. Соседние дома вибрировали, асфальт лопался, машины сталкивались друг с другом, люди в ужасе разбегались в разные стороны. Все были напуганы гигантской черепахой, испускавшей пламень из пасти.

Превратившийся в гигантскую черепаху-разрушительницу, чем-то напоминавшую потертый амулет, Игорь Васильевич больше не руководствовался заданными алгоритмами.

"Буду путешествовать, – думал Игорь Васильевич Ведерников, поливая улицу огнем, – возьму с собой жену, детишек, пойду на Север, на Юг, куда захочу. Хватит с меня этой рутины!"

Конец путешествия

Шумно здесь, да, но шум привычный. Мы же все попутчики. Под стук колес, как говорится.

Куда едем? Не принято тут подобные вопросы вслух задавать. Да и глупо это. Все знают, что такова жизнь – едешь и все. Не по-вагонному о таких вещах спорить.

Наш вагон не чета соседним, хоть они и купейные. Есть вон вообще сидячие, туда даже входить страшно.

Полочки очень важны – на них главное удержаться. Держимся разными способами: кто штампом в документе, кто гордостью за предков, кто картинкой в своем букваре, кто гимнами и знаками, а кто вообще половыми органами зацепился. Гордиться важно. Без гордости не полочке не удержишься.

Едет поезд, а по вагону нашему проводник идет с чаем, наручниками и косой – билеты спрашивает. С ним не балуй – у него не только чай, но и кнопки на пульте управления кондиционером.

Три месяца назад один из наших, тихий такой, захотел вдруг перебраться из плацкартного вагона в купейный. Мы ему говорим, мол, рискуешь, брат, на фига, у нас тут лучше всех! А он нам: «Не брат я вам, козлам, и не сестра. Хочу нахрен свалить в другой вагон, потому что с вами мудаками каши не сваришь!» Ну и свалил. Обидно. Одни говорят, там ему хорошо, а другие говорят, что он назад хочет и что в купейном ничего хорошего нет, там дыра в полу и все на рельсы проваливаются.

А еще раньше другой мужик с верхней полки сказал, что машинисты все в вагоне-ресторане сидят и пьют с отчаяния. За это мужика с верхней полки вниз сбросили. Нет у него больше полки, на полу сидит. Поделом!

Принято молиться три раза в день. Есть разногласия по поводу молитв. Иногда доходит до мордобития и поножовщины. Ну ясное дело – вопрос-то серьезный.

Полки с женскими особями под присмотром. Одно время женский пол от рук отбился – по вагону ходили, в дискуссии вступали. Но потом проводник в проходе о чью-то ногу споткнулся, ну и побили всех женщин, вернули в баб. Особо активные бабы сами же теперь за соблюдением бабского уровня следят. Мужики довольны. Кто не доволен, пусть сваливают в купейный вагон. Туда, кстати, не так-то просто свалить, потому что доплачивать надо или какие-то тонкие схемы предпринимать, не знаем какие. Не каждый на такое пойдет. Да и что они там хотят увидеть? Опять, как бабы своевольничают?

А за окном-то сколько всего! Некоторые к окнам так и прилипли: там тебе и кино, и природа, и пластик на ветвях висит, и знания всякие разные представляются. И меняется все очень быстро. Аж страшно! И чего в эти окна смотреть вообще? Проводник прав, когда некоторым окна закрывает темной пленкой – говорит, что для вашей же безопасности. По-доброму нас журит. Он знает, что делает. Так и молиться удобнее – не отвлекает ничего. Хотя народу окна нужны, конечно. Развлечение чтобы было и настрой правильный. Проводник это понимает. Он вообще золотой у нас. Умница. Мы его проводником избираем давно, единогласно и без вопросов дурацких. А кто хочет его сместить, тех на пол или вообще – в люк, на рельсы.

Все испортил один дед. Он перед смертью сказал, что мы не едем, а это мир за окном едет. Ну вот зачем так? Мы ему резонно пояснили, чтобы не молол чепуху. За окном не мир, а медийное пространство. Но он так часто повторял «мир снаружи, мир снаружи», ну.. знамо дело – заволновался народ. Короче, один смельчак этого деда наслушался и решил в окно высунуться: открыть его ночью, когда проводник спит, и высунуться. Окна у нас давно уже все закупорены намертво, но оказалось, что если за какую-то резинку потянуть, то окно само вывалится. Ну тот смельчак и вывалился. Хотел высунуться, а вывалился весь. Что тут началось!

Проводник половину вагона наказал. Окна все закрыли. Выдавленное окно заделали снятыми полками, предварительно распилив их пилочками для ногтей. Назначили шесть молитв в день. Сократили порции воздуха и, на всякий пожарный, побили баб. Одним словом, меры были приняты. Но волнение осталось! Тот смельчак свалился же в окно. Что с ним?

И хоть говорить нам об этом запрещено, однако забыть-то не получается. Несколько суток молчали. А потом, спустя несколько месяцев, случилось нечто ужасное.

Сперва это был тихий стук. Ну просто небольшой шум за закрытыми окнами. Никто особого внимания не обратил даже. Потом, под утро, стук усилился. Позвали проводника. Он с помощниками к окну подошел и велел одному из них к стеклу прислониться, предварительно подняв сплошную черную штору, то есть все по науке, с учетом высоких технологий.

Вспыхнул яркий свет и раздался резкий хлопок – накопленная информация извне заполнила внутреннее вагонное пространство за считанные доли секунды. Яркие зеленые лианы, пестрые попугаи, антропогенные роботы, картонные хиппи из 70-х, новая корейская музыка и плюшевые зверьки непонятной расцветки – это только мизерная доля того, что влетело в вагон в одно мгновение.

Все смешалось. Чьи полки и кто на них сидел – это уже никого не волновало. Какие-то ковбои в погоне за индейцами влетели в одно окно и вылетели в другое. Мощнейшей волной вышибло сразу все окна. Людей всасывало, как мошкару. Нас с 53к и 56в закинуло в кроны непонятных деревьев, листья которых лезли нам в глотку. Глаза отказывались смотреть, а мозг воспринимать происходящее.

Не знаем, сколько времени прошло и где наш вагон, но здесь очень странно и жарко. Что с нами будет и где все остальные, мы не знаем. Шумы, запахи и звуки отличаются от всего, что мы слышали раньше. Где-то внизу гигантские муравьи доедают проводниковых помощников. Наверху маячит что-то совсем непохожее на вагонный потолок. На соседней ветке сидит мужчина в скафандре и рассматривает листву. А может и не мужчина. Ко мне крадется животное, напоминающее тигра. Каковы его намерения и почему оно улыбается мне?

Романтика и рядом

Несейчас и Нуичто

Несейчас проживал на седьмом этаже многоквартирного дома в Северо-Западном районе города. Проживал тихо и радостно.

Несейчас очень любил свой диван и книги Зигмунда Фрейда. В его библиотеке они были самыми красивыми – зеленый кожаный переплет и приятные на ощупь желтоватые страницы. Несейчас мог любоваться творениями Зигмунда часами. Книг этих он не читал. Копания в глубинах и вытаскивание наружу всяческих воспоминаний, закладывающих основу сексуальных предпочтений, Несейчас не интересовали в принципе. Именно, в принципе, так как Несейчас предпочитал дружить со своими странностями, а не тяготиться ими. К потаенным желаниям он относился как к забавным элементам внутреннего интерьера.

Напротив квартиры Несейчас жила красавица Нуичто. Ее независимый нрав, горделивая осанка, изумрудные глаза и севильский профиль радовали Несейчас во время коротких встреч у лифта. Нуичто сухо отвечала на дружеские приветствия соседа и настойчиво игнорировала его ласковые взгляды. Она делала это просто потому, что не знала как на них реагировать и потому что подозревала Несейчас в подозрительных странностях.

Этажом ниже располагалась квартира философствующего скептика Нафига. С Несейчас они подружились почти сразу. Фамилия Нафига намекала на французское происхождение, но Несейчас все время откладывал вопрос о галльских корнях. Зато он любил спрашивать Нафига о взаимоотношениях с женщинами. Любил, потому что в ответ звучали не брюзжания о тщетности и занудливые поучения, а мелодичные песни на непонятном языке. С помощью интонаций и ритмических эскапад Нафига создавал очень чувственные композиции. После таких песен Несейчас всегда хотел увидеть Нуичто, но…

У красавицы Нуичто был ухажер Насовсем. Рослый, спортивный, решительный и открытый, он олицетворял собой четкие правила во всем, полное отсутствие каких-то недоговоренностей и активное неприятие сомнений. Насовсем тщательно уничтожал малейшие поводы для неопределенности. Четкий план жизни и чистота помыслов подпитывали его изнутри. Даже когда Насовсем поднимался по лестнице или открывал дверь ключом (отношения с Нуичто уже достигли стадии совместного проживания), внутри у него работал какой-то не ломающийся механизм.

Нравилась ли вся эта машинерия Нуичто? Трудно сказать. Ее защитные реакции создали почти непроницаемую оболочку.

Так они и жили: песни Нафига, улыбающийся Несейчас, неприступная Нуичто и ледоколоподобный Насовсем. Ничто не предвещало каких-либо перемен. Все как всегда. Пока о себе во всеуслышание не заявил Какжетак.

Вообще-то он о себе заявлял постоянно – Какжетак любил возмущаться, причем делал это так бестолково, что все от него только отворачивались. Однако на этот раз он заставил обратить на себя внимание. Какжетак забрался на карниз и громогласно предупредил округу о своих суицидальных намерениях.

Полиция, пожарники, зеваки и жильцы дома собрались внизу. Каждый кричал свое. «Не сейчас!» – вопил Несейчас. «На фига?» – спрашивал Нафига. «Ну и что?» – поддразнивала бедолагу Нуичто в надежде обескуражить его своим равнодушием и заставить отказаться от прыжка (где-то в кино она видела, что так можно спасти самоубийцу). И только Насовсем молчал. Он просто смотрел на отчаявшегося Какжетак и не шевелился.

Какжетак шагнул вперед.

Он не разбился. Какжетак зацепился подтяжками (он еще и подтяжки носил) за оконную раму и на несколько секунд повис в воздухе. Размахивая конечностями, несчастный обливался слезами и кричал «Как же так!» Пожарники успели растянуть тент, и когда Какжетак упал вниз, толпа вздохнула с облегчением.

– На фига ты это сделал, дружище? – через два дня спросил Нафига у Какжетак, сидя с ним и с Несейчас в баре через дорогу.

– Да понимаешь, я на прошлой неделе столкнулся в лифте с Нуичто и пожаловался ей на водопроводчика. А она молчит, как каменная. Ну я и сказал ей, что она жестока. Думал, обидится и скажет какую-нибудь гадость в ответ. А она разревелась и пропищала, что я не прав. Ну я ее стал утешать, утешать, мы зашли ко мне и… все случилось.

– Да иди ты!

– Да. Так она же потом не захотела даже смотреть на меня! Ушла домой, а вечером к ней опять этот бронепоезд явился. И так стало мне обидно!

– Ну ты даешь! Хех! Подожди, а где Несейчас?

Несейчас уже стоял у двери Нуичто и звонил. Он понял, что она готова к переменам, что она нуждается в них. У Несейчас появились надежда и почти план. Впервые в жизни он сказал себе – СЕЙЧАС!

Дверь открыл Насовсем. В руках у него были чемоданы, по щекам текли слезы.

– Как же так? – неожиданно для себя спросил Несейчас.

– Не сейчас! – ответил заплаканный Насовсем.

Печаль Андрея Вельветова

Андрей Вельветов умел задумчиво грустить в нужное время и в нужном месте. Он ловко создавал образ меланхоличного человека, отменяющего какие-либо активные действия по причине их бессмысленности. Ну а показать эту бессмысленность с помощью грусти Андрей Вельветов умел как никто другой. Ему не требовались доводы, аргументация, проверенные факты, верные интонации. Он просто входил в помещение и смотрел. И это всегда срабатывало.

Войдет в супермаркет, и покупатели сразу возвращают товар на полки с отрешенным видом, с недоумением взирают на банки с зеленым горошком и покрывают скепсисом ровные ряды йогуртов. В свою очередь, кассирши с тоской в глазах всякий раз валились на пол в полном изнеможении. Особенно сильно грусть Андрея Вельветова воздействовала на администраторов и мерчандайзеров: в полном отчаянии они уходили овощной отдел и плакали там над картофелем.

Иногда Андрей Вельветов заходил в офисы коммерческих банков, после чего сотрудники этих финансовых учреждений прилипали носами к оконным стеклам и просто смотрели на улицу. Они не видели жизни там, они не чувствовали жизнь здесь, они не видели смысла…

Андрея Вельветова обожали молодые редакторы модных литературных журналов. Его сплин казался таким глубокомысленным, что они просто уговаривали его написать хоть что-нибудь деструктивно-минорное. Андрей Вельветов с грустью соглашался и тысячи читателей проникались глубиной его мысли.

Сильнее всего Андрей Вельветов воздействовал на девушек и юношей интеллигентного вида, но иногда ему удавалось влиять на публику совсем иного пошиба. Например, прошлой осенью он повстречал футбольного болельщика, тот просто сидел напротив в метро и грубо пялился на печального Андрей Вельветова. Через две остановки болельщик вышел из вагона, снял символический шарф и отрешенно ударился головой о колонну в вестибюле.

Кондукторов в общественном транспорте Вельветов всегда настораживал: одни сомневались, спрашивать у него билет или нет, другие с удовольствием и даже злорадством прерывали задумчивость, третьи лезли с расспросами «не случилось ли чего». А однажды кондуктор троллейбуса №5 Абдрахманов, проверив билет Вельветова, распахнул куртку, взлохматил волосы и вышел на остановке «Малая Морская улица», где принялся декламировать стихи Бродского.

Наконец, самое сильное воздействие Андрей Вельветов оказывал на кошек. Если он возвращался поздним вечером домой, кошки окружали его плотным кольцом и пронзительными голосами пели «Марсельезу». В такие моменты Вельветов выходил из образа и пускался наутек. Надо отдать ему должное – бегал он быстро, кошки не могли его догнать. Забежав в родной подъезд, Андрей Вельветов восстанавливал дыхание и задумчивую грусть.

Единение с обоями

Каждый день и каждый час Роберт чувствовал свою непохожесть с окружающими. Он здоровался, разговаривал, улыбался, отвечал на вопросы и даже задавал их иногда, но не было такого момента в его жизни, когда бы он не ощущал потребность скрыться и обособиться. Родители обвиняли его в излишней гордости, сестра плевала в него исподтишка вишневыми косточками, соседские дети приклеивали ему на спину портреты популярных певиц.

Школьный товарищ Роберта, которого тоже звали Роберт, выдал себя за Роберта и женился на красавице Анжелике, с которой Роберт познакомился по переписке. А писать Роберт умел хорошо. Ему равных не был по части ловких записочек и вкрадчивых сообщений. Пошутит, покрутит, встряхнется, обернется и все – вы уже под зонтиком его обаяния. Вот только дальше обаяния Роберто продвигаться не мог, не смел – чуждость окружающих вдавливала Роберта в интерьер комнаты, из которой он все больше не хотел выходить. Чтобы ошибок не совершать.

Он уже начал сомневаться относительно свей будущности, карьеры и мечты, но тут с ним приключилось удивительное знакомство. Звали ее Алиса. Больше всего она поразила Роберта загадочностью и страстным желанием жевать во сне. Спустя шесть дней. Роберт понял, что не хочет ее терять. Он не хотел вновь оставаться в одиночестве. Одиночество его пугало. Но.

– Ангелочек, – так Роберт обращался к Алисе до полудня, – зачем ты привязала меня бечевкой к двери в ванную комнату?

– Чё?.

Через минуту Алиса ушла и Роберт загрустил.

Но потом Алиса вернулась пришла вместе с другим Робертом. И Роберт первый загрустил еще больше.

Они забрали всю аппаратуру, мягкую мебель, твердую мебель, запас еды и бытовой химии. Остались только обои.

С тех пор Роберт чувствует особое родство с обоями. Он полюбил их и понял. И слился с ними. Так был открыт популярный в нашем городе аттракцион «сливающийся Роберт».

Пять способов очаровать женщину

Признанный эксперт по межличностным связям Тема Зенкевич вновь собрал нас всех в ЗУМе. Опять истина, опять жизнь. Внимаем! Как очаровать женщину?

Способ первый – поговорите с ней. Говорите больше. О политике, например, о науке, о любви и о сексе, конечно. Она молчит? Ну и пусть. А вы говорите. Поток ваших слов заполнит пространство вокруг и тогда даме вашего сердца уже некуда будет деться. Расскажите о себе, если она продолжает молчать. Если о себе сказать нечего, расскажите о своих знакомых – это интересно! А еще надо быть веселым. Шутите! Шутки расслабят ее. И вас. Когда будете шутить, переходите на ты. Не бойтесь. Вон за границей – они там все на ты. Не знаете шуток? Посмотрите в интернете. Там их полно. Запишите на бумажку и незаметно подглядывайте, когда будете их рассказывать. Рассмешите женщину. Когда женщина смеется, цветы распускаются! Да, да. А там, где цветы, там и любовь. Проверено временем.

Если женщина не сдается, попытайтесь занизить ее самооценку. Можно намекнуть на ее недостатки и скептически отозваться, например, о ее лодыжках (это нижняя часть ноги). Когда у женщины занижена самооценка, она готова уступить любому. А вы тут рядом – очень удобно.

Способ второй – покажите ей свою силу. Идеально подойдет небольшая банка с консервированными огурцами. Захватите ее с собой на свидание и после приветствия небрежно заметьте: «Да, у меня тут огурчики, не хочешь?» Она, естественно, согласится. После этого достаньте банку из кармана и небрежно откройте. Чтобы банка открывалась легко, дома немного открутите крышку. Но будьте осторожны – нельзя чтобы жидкость из банки пролилась вам на брюки! Что тогда подумает о вас ваша дама, если увидит мокрые брюки и почувствует запах огурцов!

После того, как вы открутите крышку, элегантным движением достаньте двумя пальцами огурчик из банки и предложите даме. Будьте галантны!

Способ третий. Очень хороший. Дайте ей понять, что у вас есть деньги. Для этого надо пригласить даму в ресторан. В ресторане держитесь уверенно и поглядывайте на соседние столики с пренебрежением. Не щадите официантов! Они должны знать, кто тут клиент, который всегда прав. Обращайтесь с персоналом строго! Будьте требовательны и непреклонны. Тщательно следите за чистотой вилок и ножей. Не порежьтесь при этом. Возьмите с собой все деньги, которые у вас есть. Если этого недостаточно, возьмите кредит. У метро сейчас легко ссужают деньги, стоит показать лишь паспорт.

Пусть ваша дама закажет что-нибудь дорогое. Если она не хочет, настаивайте, надавите на нее. Но не в буквальном смысле!

Широкие жесты пленяют женщин – классика.

Способ четвертый – будьте сексуальны. Тут несколько приемов, хитрых, но обязательных. Например, если вы сидите с ней на лавочке в парке, раздвиньте пошире ноги. Пусть ваше колено касается ноги дамы. Она почувствует вашу энергию и намек. Пусть еще почувствует запах. Можно, конечно, использовать одеколон, но это – прошлый век, если честно. Простой мужской запах действует на женщин сковывающим способом. А скованная женщина бывает беспомощной – это большой плюс.

Очень важны движения руками. Руки должны быть расслаблены и игривы. Потренируйтесь дома перед зеркалом. Игривость должна быть и во взгляде. Опять же, потренируйте подмигивания.

Тонкие намеки могут также сработать, однако они должны быть частью всего комплекса.

Пятый способ, самый радикальный и действенный. Его можно использовать, когда все предыдущие способы не сработали. Он сводится к простому правилу: «Хватай и целуй». Лучше соблюдать последовательность, так как объект, то есть ваша дама, может вырваться. Поэтому сначала надо схватить, а потом уже целовать! Целовать следует страстно, бормоча при этом слова любви и немножко рычать. Конечно, у вас возникнет вопрос: какие это слова? Записывайте:

«Ты любовь всей моей жизни!»

«Ты звезда моих вожделений!»

«Ты река моих фантазий, обожаю тебя, моя рыбка!»

«Да как жеж я тебя люблю, ненаглядная моя ягодка!»

Этих четырех фраз должно хватить. Не забывайте говорить их громко и часто, перемежая с поцелуями. Не давайте ей опомнится! Если объект таки вырвется из ваших объятий – бегите!

Поползновения непроизводственного характера

Генеральному директору ОАО «ЗТПР»

Епишеву Генриху Лидиевичу

от старшего оператора секретлинии

Литургиева Олега Григорьевича

Объяснительная

Я, старший оператор секретлинии №18 Литургиев Олег Григорьевич пришел на работу 23 сентября в 8.30 и как обычно стал отслеживать РП-514 до фазы РП-519. В 11.40 мое внимание оказалось рассеянным по причине наличия у оператора Клокотковой полупрозрачных чулок с геометрическим рисунком асимметричной формы. В 12.35 орнамент чулок оператора Клокотковой воспрепятствовал точной фиксации фазы РП-515, и я попытался скорректировать позицию моих глаз так, чтобы они не пересекались с вышеназванным геометрическим рисунком. Однако в 12.55 нелогичность этого орнамента заставила меня вновь обратить внимание на линии чулок Клокотковой. В результате я пропустил фиксацию РП-516.

Когда начальник отдела Снегиренко по телефону сделал мне замечание, я находился в стадии борьбы с асимметричностью вышеназванного рисунка и поэтому замечания старшего по должности не уловил в полном объеме. Тем не менее я понял основную мысль Снегиренко и приступил к работе.

В 13.30 геометрический рисунок оказал на меня воздействие, и я по этой причине уронил авторучку на пол. Чтобы поднять канцелярскую принадлежность, мне пришлось забраться под стол оператора Клокотковой, так как именно туда закатилась шариковая ручка.

Руководствуясь объективной необходимостью вернуть на рабочее место принадлежащий мне канцелярский предмет, я совершенно случайно коснулся рукой верхней части бедра оператора Клокотковой в той части, где нелогичность геометрического рисунка асимметричной формы воздействовала на мои поступки.

Оператор Клокоткова превратно расценила мои действия и нанесла удар в область моей головы неизвестной мне канцелярской принадлежностью с острыми углами, предположительно дыроколом. В этот момент прошла фаза РП-516, которую зафиксировать я не мог по уважительной причине нахождения под столом у оператора Клокотковой вблизи нелогичного геометрического рисунка ее чулок и с легкой травмой головы.

Довожу до Вашего сведения, что оператор Клокоткова высказала мне замечания относительно моего нахождения у нее под столом, справедливость которых я вполне осознавал, но сменить место дислокации не мог по причине небольшого затуманивания в глазах и общего волнения.

Что касается непроизвольного рычания и направленных в сторону оператора Клокотковой романтических высказываний, спровоцированных геометрическим рисунком ее чулок, то их непроизвольность полностью меня оправдывает.

Затем я вернулся на свое рабочее место и до 16.45 исполнял свои обязанности надлежащим образом.

Повторная случайность, в результате которой я уронил ручку в 16.47 под стол оператора Клокотковой, последней была воспринята с враждебностью и непониманием. Из-за чего мне был нанесен еще один удар чем-то острым и тяжелым, предположительно дыроколом. По причине повторного нахождения под столом у оператора Клокотковой и головокружения, возникшего вследствие удара, я пропустил фазу РП-517.

Вбежавший в зал начальник отдела Снегиренко неправильно расценил ситуацию, восприняв мое местонахождение под столом доказательством поползновений непроизводственного характера в сторону оператора Клокотковой. Поэтому слова, сказанные в мой адрес начальником отдела Снегиренко, нахожу несправедливыми.

Возмущенный ложными обвинениями, в 17.34 я уронил совершенно случайно авторучку, которая закатилась под стол оператора Клокотковой. Так как я должен был поднять канцелярскую принадлежность, необходимую мне в работе, совершенно логично, что мне пришлось забраться под стол оператора Клокотковой вновь. Довожу до Вашего сведения, что я руководствовался исключительно производственной необходимостью и никаких мыслей относительно нижней части тела оператора Клокотковой, а именно ног, покрытых чулками с нелогичным геометрическим рисунком асимметричной формы, не питал. Поэтому обвинения в поползновениях непроизводственного характера отвергаю полностью. Несправедливость этих обвинений привела к тому, что мной была пропущена фаза РП-518.

В доказательство своей невиновности прилагаю рисунок чулок оператора Клокотковой. Рисовал по памяти.

Три женщины

В знаменитом городе N начался нешуточный переполох – три гипнотические женщины разгуливали по улицам в обнаженном виде, оказывая на граждан мощное идеологическое воздействие. И что самое опасное – три женщины вводили в транс местных стражей порядка. Сотрудники полиции города N славились умением быстро реагировать на любые виды нестандартного поведения. Вольные телодвижения или непонятные слова, сказанные громко вслух – полицейские мгновенно пресекали подобные вольности, отправляя нарушителей в темноту маленьких желтых фургонов. Но с тремя женщинами они справиться не могли! С ними никто не мог справиться!

Так называемая молодежь реагировала на женщин примитивным оцепенением. Причем эта реакция распространялась и на публику, проводящую свободное время за гаражами, и на спешащих куда-то особей, усердно всматривающихся в свои телефоны. Чаще всего моложавая часть населения женщин фотографировала. Оцепенение наступало, когда обнаруживалась беспомощность камер – вместо четких силуэтов какие-то размытые пятна. Молодые люди стояли и, покачиваясь из стороны в сторону, издавали гудящие звуки.

Люди постарше сначала ругались-смеялись, потом пугались. Мужчины в группах выкрикивали предсказуемую смесь из оскорблений и оценочных суждений, но потом сразу как-то скукоживались и замолкали. Парочки и группы из разряда семья-долг-магазин реагировали в узком диапазоне – от спешного отворачивания до резких порицаний, с обязательным закрыванием детских глаз ладонями. Но спустя несколько мгновений такие группы начинали вести себя самым странным образом! Семьи выстраивали пирамиду: папы вставали вниз, мамы с детьми забирались им на плечи, бабушки и дедушки свисали по бокам гроздьями. И это не все! Семейные пирамиды скандировали лозунги крайне непонятного содержания: призывали к свободе и почему-то прославляли сметану.

Многих все это пугало. Да и как тут не испугаться, когда такие вещи происходят! В многолюдных местах царил хаос: брошенные оземь пакеты из супермаркетов, полинезийское покачивание бедрами, вращение взрослых людей вокруг своей оси, показной хохот и громкие возгласы «Хватит!». Полицейские вместо того, чтобы пресекать и запихивать, водили хоровод вокруг деревьев и скептически хмыкали.

Стоит заметить, что флюиды гипнотических женщин распространялись не на всех! Тот, кто выражал искреннюю радость при встрече с ними (улыбки, размахивание руками и т.д.), оставался нетронутым. Правда таких в городе N совсем немного.

Отчаяние профессора Накамото

Профессор Накамото чувствовал, что Токио уже не в силах ему помочь. Он не мог найти Аюми, и гигантский город лишь усиливал одиночество. Тот самый город, который всегда выручал огнями, уличной суетой и прохладой сумеречных очертаний. Но только не теперь. Утрата слишком велика и слишком ощутима. В воздухе то и дело возникали шорохи, произносящие желанное имя – Аюми.

На втором этаже серого здания задернули шторы в окне. Там, должно быть, готовят ужин. Голоса, взгляды, слова – мир, который не может быть дальше, чем сейчас. Влажный ветер напоминает о существовании моря, но в такие минуты оно лишь скопище рыб. Профессор Накамото не видит моря, не слышит его, не нуждается в нем. Он слишком подавлен.

Аюми в уличных фонарях, в тележке торговца, в улыбках проходящих мимо девушек, в шуршании шин – Аюми везде и нигде. Невосполнимая потеря. Токио только усиливал боль.

Люди смеются на перекрестке. Один мужчина рассказывает другому что-то забавное и они смеются. Тут же проезжает грузовик с рекламой нового напитка. Профессор почти умолял все эти звуки помочь – избавить его от вопиющего отсутствия Аюми.

Он шел по району Эдогава, стараясь не подходить слишком близко к Ника Ривер – вода предлагала радикальный способ прервать одиночество.

«Как мог я на старости лет встревожить себя такими сильными чувствами? – спрашивал профессор, – Глупый старик, люди будут смеяться надо мной! Я словно мальчишка. Что за наивность! И почему это чувство так прекрасно и ужасно одновременно?»

Когда ночь уже укутала Токио в свое одеяло, на перекрестке с синтоистским храмом и закусочной Соба раздался голос Нарисавы: «Профессор! Профессор! Аюми сейчас у Такадзи! Вы можете успеть». «Что? – слишком сложно было сразу осознать такую весть – Что ты говоришь, Нарисава?»

Юный Нарисава взял учителя под руку и повел. Через полчаса они вошли в аптеку Такадзи. Тот понимающе улыбался и кивал: «Вы ищете Аюми, профессор?». «Да, – беззвучно прохрипел тот. – Да, ищу! Дайте, пожалуйста, две упаковки!» Такадзи с радостью вручил профессору мятные леденцы.

С пенкой

Ну вот мы и снова вместе, дорогая. Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть. Сможем, как раньше… что?

Нет, ну что ты, зачем такие обидные слова! Я буду рассказывать тебе истории, какие хочешь – про алюминий, про Геннадия Кантолации, про сермяжную смелость отчаянного ожидания, про то, как было плохо раньше и про несбыточность капустников, про все!

Эх, я ведь хотел, хотел, как лучше. Я разрабатывал систему безопасности, систему удовлетворения, систему погашения амбиций, систему снижения рисков. Благодаря этим системам мы перевели религиозный ажиотаж в разряд легких проблем с ЖКТ. Ты помнишь, ты помнишь? Ну конечно помнишь.

И поверь, я не собираюсь злоупотреблять твоими ожиданиями и надеждами, хотя по строительству несбыточных планов, вспомни, мы были чемпионами!

Да, много раз я тебя подводил, много раз тревожил понапрасну! Признаю, что ошибок много. Но почему нельзя отмотать вперед, то есть назад? Давай представим, что у нас нет того прошлого? Все так за него цепляются, держатся, упираются, выстраивают с его помощью свое пресловутое "я", а на самом деле всегда получается «он» или «она».