Текст книги "Блокада в моей судьбе"

Мы живем во дворце

После похорон дедушки, летом 1939 года, отец привез меня к очередному месту своей службы, в местечко Шувалово под Ленинградом, недалеко от поселка Парголово. Здесь, в Шуваловском дворце, размещались курсы младших политруков. В этом дворце отцу предоставили первую за его службу отдельную квартиру, весьма просторную, с большими окнами и красивой изразцовой печкой, на потолках сохранились элементы художественной лепки. Мы стали заметно лучше жить. У мамы появилось красивое зимнее пальто кофейного цвета с меховым воротником, платья, блузки из крепдешина, туфли на высоких каблуках.

Хорошо помню это, поскольку практически все эти вещи были проданы мамой в голодное время, и таким образом они очень выручили нас. Родители принарядили и нас, детей. Я, в частности, щеголял в матросском костюмчике. Запомнилась новогодняя елка, которую мы роскошно украшали конфетами, шоколадками и прочими вкусными вещами, о чем не раз вспоминали затем в дни блокадного голода.

Летом я осваивал окрестности, начал учиться плавать. Зимой мне очень понравилось кататься на лыжах, благо места там для этого благодатные. До сих пор стоят в памяти огромные пологие спуски, на которые вначале приходилось подолгу взбираться, а затем, испытывая восторг, стремительно нестись вниз. На специальных лыжных трассах там постоянно проводились различные соревнования, и мне довелось увидеть там настоящих мастеров лыжного спорта.

Страницы советско-финского военного конфликта

Советско-финская война осталась в тени последующей Великой войны, поэтому о ней молодому поколению нашей страны известно немногое.

Но в годы, предшествующие Второй мировой, тема отношений Советского Союза и Финляндии постоянно была предметом обсуждения среди людей. Имена финских руководителей той поры – К. Маннергейма, А. Свинхувуда – были объектами резкой критики в печати, на митингах, в беседах, которые регулярно проводились с членами семей военнослужащих. Особенно зловещая репутация была у финской военизированной организации – щюцкор. У нас, детей, это слово ассоциировалось с какой-то злобной силой.

Вскоре после моего приезда из Серпухова, в ноябре 1939 года, началась советско-финская война. Цель нашей страны в этой войне была известна – в преддверии неминуемой войны с Гитлером обезопасить Ленинград, отодвинув от него границу. Финны, естественно, этого не хотели.

Наш военный городок находился буквально в нескольких десятках километров от линии фронта, можно сказать, в прифронтовой полосе. По этой причине в гарнизоне нередко проводились тревоги, смотры, часто приезжали большие начальники. По шоссе постоянно двигались войска.

Помню, не раз возникал вопрос о эвакуации семей военнослужащих. Нередко отец выезжал в командировки. Такая обстановка и для нас, детей, создавала тревожный фон.

Для членов семей военнослужащих регулярно проводились политинформации, так что общую и военную обстановку мы знали.

Однажды, когда эта война уже завершилась, во время очередной лыжной прогулки по окрестностям я наткнулся на огромное кладбище нашей техники – поврежденных, точнее, полностью разбитых грузовиков, автобусов, легковых машин. Их было не меньше тысячи, а, может, и больше. Позднее я узнал, что на военном языке это называлось СППМ (сборный пункт поврежденных машин). Громадное кладбище разбитых машин так меня поразило, до сих пор стоит оно у меня перед глазами. Это детское впечатление по какой-то ассоциации сказалось на возникшем у меня интересе к различным перипетиям советско-финской войны.

Спустя много лет, когда военная судьба занесла меня для дальнейшей службы в Ленинград, мне удалось встретиться и побеседовать с ветеранами той войны, ознакомиться с многими документами. Вокруг этой войны до сих пор ведется множество споров, бытует немало мифов. Я остановлюсь лишь на некоторых моментах, которые и сегодня представляют несомненный интерес.

Вне всякого сомнения, это была очень тяжелая и кровопролитная война. Она продолжалась немногим больше трех месяцев. За это время общие наши потери составили 380 тысяч человек. В этом отношении она сравнима с самыми кровопролитными сражениями Великой Отечественной войны.

Вести боевые действия пришлось в суровых зимних условиях, среди обильных снегов, при сорокаградусных морозах, часто ураганных ветрах. Только число обмороженных составило более шести тысяч человек. Боевые действия начались сразу на большом протяжении границы, но главные усилия сторон были сосредоточены на Карельском перешейке. Здесь финны создали мощную линию укреплений – «линию Маннергейма», как ее тогда называли. Нашим войскам, чтобы пройти к столице Финляндии, нужно было прорвать эту линию. Для этого на границе сосредоточили большое количество войск и артиллерии. Политическое руководство страны требовало от военного командования как можно быстрее решить поставленную задачу.

Однако быстрого прорыва не получилось. Выяснилось, что Красная Армия не вполне готова к прорыву долговременной обороны противника.

Попытка большими силами из Карелии прорваться в центральную Финляндию также не принесла успеха, напротив, обернулась для наших войск серьезными потерями. В условиях бездорожья, глубоких снегов дивизии завязли в пробках, лишились снабжения, стали легкой добычей маневренных финских сил. И лишь после двух месяцев тщательной подготовки казавшаяся непреодолимой линия обороны финнов на Карельском перешейке все же была прорвана, и финны запросили мира.

На этой войне было много неудач и разочарований. Наши танки, на которые возлагалось столько надежд, оказались непригодными для прорыва укрепленной обороны противника. Они обладали только противопульной защитой и не могли защитить от артиллерийского огня.

Это заставило нашу военную науку и промышленность ускорить работы по созданию и производству новых современных образцов бронетанковой техники. В ходе боев выяснилось, что артиллерия не обучена приемам, обеспечивающим прорыв укрепленной обороны противника.

В условиях бездорожья и глубоких снегов Карелии маневренные отряды финских лыжников, оснащенных автоматическим оружием, показали полное превосходство над привязанными к дорогам, слабо управляемыми советскими войсками. И вообще эта война продемонстрировала преимущество хорошо подготовленного, духовно сильного воина.

Для наших воинов наиболее одиозной фигурой на этой войне была «кукушка». Тогда так называли финского снайпера, который, хорошо замаскировавшись, сидел на дереве и поражал метким огнем все, что оказывалось в поле его видимости. Его трудно было обнаружить. Одна такая «кукушка» могла на целые часы парализовать движение войск. Когда к этому снайперу приближались, он вставал на лыжи и скрывался в чаще леса.

Высокие требования политического руководства страны, исключительно сложные условия ведения боевых действий стимулировали поиски новых, более эффективных методов подавления противника, использования боевой техники – впоследствии все это было использовано в ходе Великой Отечественной войны.

Особенно много нового внесли артиллеристы. На этой войне был широко применен способ ведения огневого вала, суть которого состояла в подготовке рубежей ведения огня и последовательного их переноса в ходе боя.

Артиллеристы также освоили метод сопровождения пехоты огнем и колесами, при котором орудия ставили на лыжи, применяли и другие приспособления для повышения их проходимости.

Артиллерия не отставала от пехоты и оперативно поражала цели противника. При прорыве «линии Маннергейма» широко был применен метод ведения огня прямой наводкой орудиями крупного калибра.

Необычность его состояла в том, что эти орудия изначально предназначены были для ведения огня с крутой траекторией полета снаряда, что обеспечивало высокую дальность стрельбы, но не давало высокой точности попадания снаряда. Жизнь. как говорят, заставила изменить способ применения. Стрельба прямой наводкой позволила заметно повысить ее меткость по финским дотам, обеспечить их разрушение.

Другим эффективным методом разрушения дотов стало применение штурмовых групп. Их создание было результатом народного творчества и смекалки. Небольшие смешанные группы пехотинцев, танкистов, саперов, используя различные способы, подбирались к доту и подрывали его зарядами взрывчатки.

В ходе войны заметно улучшилось управление войсками. 15 февраля 1940 года две наши армии, 7-я и 13-я, начали штурм «линии Маннергейма». Но успех имела лишь одна из многих дивизий – 136-я стрелковая, которая прорвала первую полосу обороны финнов. Кстати сказать, в январе 1943 года именно она первой добилась успеха при прорыве блокады Ленинграда.

Новизна последующих действий наших войск состояла в том, что вслед за ней в прорыв были введены еще две дивизии, которые обеспечили развитие успеха.

Когда финны начали отступление, наше командование широко применяло действия подвижных отрядов, которые не позволили финнам оторваться от преследования и организованно занять последующие рубежи обороны.

В ответ на действия финнов, которые, пытаясь спасти положение, затопили окрестности города Выборга, был применен необычный метод наступления. Частью сил 7-й армии со льда Финского залива был нанесен удар в тыл Выборгской группировке противника. Этот удар имел полный успех и завершился штурмом города Выборга и последующим прекращением войны.

Как видим, наша армия умела учиться на ошибках и поставленную перед ней задачу успешно выполнила.

События этой войны имели много больших и малых последствий. Серьезные источники указывают на то, что неудачи Красной Армии в этой войне послужили основанием для недооценки ее сил и возможностей в стане Гитлера. Он, а за ним и германский генеральный штаб стали исходить из предпосылки, что Красная Армия – это колосс на глиняных ногах. Это мнение, в числе других мотивов, поторопило их с принятием решения о нападении на Советский Союз.

В свою очередь, поражение в этой войне и реваншистские настроения подтолкнули руководство Финляндии к принятию решения о союзе с гитлеровской Германией и вступлении в войну с Советским Союзом.

Последствия этого решения хорошо известны: значительную часть стального кольца блокады, мертвой хваткой сцепившего живое тело Ленинграда, держали финны.

В этой войне командирами и бойцами Красной Армии были проявлены образцы героизма и жертвенности, и очень жаль, что многие из них остались неизвестными, ушли в тень последующей Великой войны.

Советско-финская война – показательный урок, который подтверждает верховенство политики над военными средствами разрешения конфликтов. Но он же свидетельствует, что политическое верховенство в военных конфликтах не должно быть абсолютным. Именно оно привело к спешке, большим человеческим потерям и снижению военного авторитета страны на международной арене.

Последние мирные дни

Лето 1940 года запомнилось военными победами Германии. Всех поразило сокрушительное поражение Франции, а затем и других стран. Особую роль в этом сыграли германские бронетанковые войска. И потому в Красной Армии было срочно увеличено количество танковых войск.

Это мы вскоре ощутили на собственной судьбе. Помню из этого времени один момент. Однажды в обеденный перерыв отец пришел домой очень расстроенный. Он бросил на стол газету «Правда» и крикнул маме:

– Надя, иди прочитай!

Я тоже очень заинтересовался, но отец заявил, что я еще слишком мал для такого чтения. Мне все же удалось увидеть, что в газете была фотография Председателя Правительства нашей страны В. М. Молотова рядом с фюрером Германского рейха Адольфом Гитлером и другими нацистскими вождями. По всей видимости, речь в статье шла о заключении пакта Молотов – Риббентроп. Далеко не все люди в то время, в том числе и коммунисты, могли спокойно воспринимать столь крутой поворот в политике наших вождей – от классовой ненависти к дружбе с фашистской Германией.

В 1940 году в этом поселке я пошел в первый класс. Школа находилась в большом кирпичном трехэтажном здании.

Первое сентября мне запомнилось совершенно неожиданной для школьного двора картиной: один десятиклассник гонялся за другим с ножом.

Стоявшие невдалеке старшеклассники спокойно объясняли интересующимся ученикам и родителям, что эти ребята не поделили девушку. Дело, впрочем, закончилось благополучно. Это еще раз подтвердило, что любовные страсти кипят при любой власти и идеологии.

Учился я с удовольствием и первый класс в 1941 году закончил с отличием.

Вот так, за большими и малыми делами бежали дни навстречу великой народной трагедии.

Часть 2
Начало Великой Отечественной войны

Отец ушел на фронт, мы вчетвером остались с мамой

Примерно за месяц до начала Великой Отечественной войны отец был переведен на службу в город Пушкин, а мы продолжали жить в Шувалово. Обычно он приезжал к нам на выходной, в субботу, поближе к вечеру. Приезжал на мотоцикле с коляской, и мы всей семьей встречали его недалеко от ворот, как называют военные – у КПП.

Точно так же вечером в субботу, 21 июня 1941 года, мы пошли в обычное время на привычное место встречи отца. Был ласковый, теплый, летний вечер. Довольно долго мы прогуливались всей гурьбой. Наше ожидание подогревалось еще и тем, что отец обычно привозил каждому из нас какие-то гостинцы. Однако время шло, а отца все не было.

Мы слегка встревожились, тем более что среди местных военных в это время происходило нечто необычное. Ощущалась какая-то суета, через КПП въезжали и выезжали машины. Успокаивая себя тем, что мало ли что бывает на военной службе, мы отправились домой. Связи с отцом у нас не было, так и не дождавшись его, мы легли спать.

Ночью я проснулся от грохота. Поскольку вырос в военных гарнизонах, быстро сообразил, что идут танки. По стене мелькали отсветы их фар. В этом освещении я увидел отца. Он был в полевой форме и сидел на кровати матери. Заметив, что я проснулся, подозвал меня к себе и тихо сказал:

– Сынок, война.

Я даже не спросил его, с кем война, поскольку в то время все понимали, что война может быть только с фашистской Германией.

Отец крепко прижал меня к себе и, глядя на спящую малышню, продолжил:

– Сынок, я ухожу на фронт. Ты остаешься за старшего, помогай маме. Вам будет очень трудно. Наверняка сразу же введут продовольственные карточки. Поэтому как только рассветет, все вместе отправляйтесь в магазин и закупите на все деньги любые продукты, какие только вам продадут. По возможности, буду писать.

Он торопливо расцеловал маму, меня, братьев, которые один за другим проснулись от наших голосов, и ушел. Я до сих пор помню глаза молодой, тридцатидвухлетней мамы, которыми она смотрела вслед уходящему на фронт отцу.

Ведь она оставалась совершенно одна с четырьмя малолетками на руках и, как я скоро узнал, будучи беременной на пятом месяце.

Но она не стала нас пугать плачем или воплями. Быстро справилась с собой, торопливо оделась, помогла одеться мне, и мы с ней пошли к шоссе, по которому двигались боевые машины. Здесь уже стояла толпа людей и молча наблюдала за проходом техники. Была ленинградская белая ночь. По шоссе вразнобой шли танки, броневики, грузовики с орудиями на прицепе и много всякой другой техники. Все это выглядело впечатляюще.

Механики-водители танков сидели по-походному, то есть головами наружу, вне корпуса танка. На полигонах и танкодромах я видел, на что способны эти танкисты на своих боевых машинах. И сейчас, наблюдая за ними, я не сомневался, что фашистам придет скорый конец.

Позже мы узнали, что 24-я танковая дивизия, в которой служил отец, в эту ночь совершала ночной марш на Карельский перешеек. Там она участвовала в боях с финнами.

Утром мы всей семьей отправились в магазин.

Здесь уже было много народу. Выстояв очередь, купили какие-то продукты.

Вернувшись домой, мама сшила три небольших мешочка, в которые всыпала купленную крупу. Запомнилось, что два мешочка были с рисовой крупой и один с гречневой. Как бы в шутку, мама сказала:

– Дети, это будет наш «НЗ»!

Сказала, и как в воду глядела. Эта крупа в голодную пору спасла нам жизнь. Мама не варила ее до самой осени. Она делала это сознательно, ибо наши родители имели за плечами опыт голодных лет в гражданскую войну. В 1918 году мамин отец был призван в Красную Армию, а ее мать вскоре тяжело заболела и умерла. И моя мама осталась совершенно одна, а ей тогда, как мне сейчас, было неполных 10 лет. Кругом царил голод. Продовольственных карточек в то время вообще не было. Ей пришлось жестоко голодать, побираться, жить где придется. По ее признанию, она, конечно же, погибла бы. Но спас случай. Приехал на побывку отец, который тревожился за ее судьбу. С большим трудом он нашел ее и пристроил к хорошим людям, у которых она пережила время гражданской войны.

И словно по чьей-то злой воле ее трудную судьбу предстояло повторить ее детям.

В этот же день, едва мы вернулись из магазина, по квартирам начали бегать посыльные. (В то время каждый офицер имел закрепленного за ним курсанта, который посылался за ним в случае какой-либо необходимости, ведь телефонов в квартирах не было.)

Посыльные приглашали семьи всех офицеров прийти немедленно к зданию штаба. На вопросы «зачем идти?» отвечали, что будет важное сообщение. Дело в том, что в квартирах офицеров не было не только телефонов, но и радиоприемников.

Единственный репродуктор висел на столбе около штаба. Естественно, все, и стар и млад, побежали к репродуктору. Прибежали и мы всей семьей.

Здесь мы услышали выступление В. М. Молотова о том, что фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз. Запомнились ставшие крылатыми его слова: «Наше дело правое. Враг будет разбит, победа будет за нами». Люди слушали молча и также молча, без обсуждения, расходились. Помню, что психологическое воздействие этой речи на людей было очень сильным, близким к шоку. Всем стало ясно, что неожиданно на нас обрушилась страшная беда.

Это выступление В. М. Молотова я запомнил на всю жизнь, настолько глубоко оно залегло в мою детскую душу. Впоследствии я хорошо понял, как это важно: уметь найти и произнести такие слова, которые станут для миллионов людей программой действия.

Почему же война стала для нашей страны неожиданной? Ведь на границах государства накануне войны были сосредоточены пять с лишним миллионов вражеских солдат, масса боевой техники. К этому времени враг уже отдал все необходимые распоряжения и приказы. По разведывательным данным об этом было доподлинно известно руководителям страны и лично И. В. Сталину.

Вопреки всем этим обстоятельствам, нападение фашистской Германии оказалось неожиданным не только для нашего народа, но и для армии. В результате в первые дни и месяцы войны врагу были сданы огромные территории, погибли и были захвачены в плен сотни тысяч солдат и офицеров.

При этом, как я узнал уже гораздо позднее, накануне войны принимались специальные меры, чтобы убедить народ в том, что войны не будет. В приграничные военные округа даже рассылались группы лекторов, которые убеждали в этом военнослужащих и их семьи.

Как же это можно объяснить? Что за этим стояло?

И почему история нас ничему не учит?

Первые бомбежки Ленинграда

Первые дни войны запомнились жадным ожиданием информации о положении на фронте. Мы с братьями постоянно бегали к штабу. Там образовался своеобразный «майдан». Можно было услышать самые невероятные умозаключения. Сначала все ждали сообщений о быстром разгроме фашистов, поскольку этой надеждой жили все. Но вскоре начался «холодный душ»: сообщили о захвате врагом Риги, Минска, других городов и районов. Стало ясно, что немцы широким фронтом идут на Ленинград. После этих сообщений люди в унынии расходились по своим квартирам.

25 июня 1941 года Финляндия вступила в войну с Советским Союзом на стороне фашистской Германии. Об этом мы вначале узнали от военных, которые оживленно обсуждали эту новость. Вскоре на Карельском перешейке начались ожесточенные бои. Известия о них нас страшно волновали, потому что на этом направлении воевал отец, и вообще это было очень и очень близко от Ленинграда и от нас.

В эти дни по дороге мимо нашего поселка постоянно двигались в сторону фронта войска, в основном пехота и артиллерия. Затем сплошным потоком уже в обратную сторону, в Ленинград, пешком пошли беженцы, люди, сорванные войной с насиженных мест. Все они были крайне измучены. Многие женщины несли на руках маленьких детей. Из вещей – лишь небольшие узелки. Было очень жарко. Женщины нашего военного городка и мы, дети, выходили за ворота КПП, выносили бидоны с водой, поили проходивших мимо людей, расспрашивали о том, что произошло с ними.

Запомнился разговор мамы с одной семьей беженцев, женщиной средних лет, ее очень пожилой матерью и двумя дочерьми, примерно десяти и четырнадцати лет. Мама напоила их водой, извинилась, что не может пригласить к себе домой, ибо на территорию части посторонних не пускали. Рассказ этих измученных людей нас просто потряс.

Оказалось, что их поселок, который находился недалеко от Выборга, подвергся жестокой бомбардировке. Затем, при приближении финнов и немцев, когда все взрывалось и горело, в поселке наступил самый настоящей хаос. Никакой организованной эвакуации не было. Эта семья, да и другие жители, бросив все, пешком побежали куда глаза глядят, в основном в направлении Ленинграда. По пути им пришлось испытать много мучений – голод, по ночам холод, обстрелы, бомбардировки. В полном отчаянии они продолжали брести в Ленинград. После их рассказа на душе у нас стало очень тяжело, поскольку в страданиях этих людей мы почувствовали свою грядущую участь.

Многие годы спустя, когда у меня появилась возможность изучать документы этой эпохи, я узнал, что в те дни в Ленинград пришло несколько сотен тысяч беженцев. И городские власти, надо отдать им должное, сумели в этой невероятно трудной обстановке многих из них эвакуировать в глубь страны и тем самым спасти им жизнь.

Война шла, но для нас пока ничего не менялось, мучило только беспокойство за отца, потому что от него не было никаких известий. Однажды летним ясным днем я, как обычно, стоял около штаба среди военных. Вдруг мы увидели в небе группу немецких самолетов. Их было девять штук – эскадрилья. Они шли на большой высоте со стороны Финляндии в направлении Ленинграда, за ними тянулись следы инверсии. Какой-то мерзкий, завывающий звук моторов отличал их от наших самолетов. Через некоторое время послышались глухие звуки разрывов. Так я впервые увидел врага.

Перед войной Народный Комиссариат Обороны издавал много справочной литературы по иностранным армиям. Эти книги были в твердой серой обложке, на хорошей бумаге, с большим количеством иллюстраций. Естественно, что основное место в них занимали материалы по германской армии. Книги эти были и у моего отца. Я часто их листал и читал, поэтому был довольно хорошо информирован, в особенности в отношении танков и авиации.

Поэтому, увидев летящие самолеты, я громко заявил, что это – Хенкель-111. Окружающие посмотрели на меня с удивлением и даже с некоторым уважением. Я тут же начал всем разъяснять, что у этих самолетов два двигателя, экипаж из трех человек, бомбовая нагрузка две тонны. Можно сказать, что это был мой первый вклад в информационную войну с фашизмом.

Наконец мы дождались весточки от отца. Впоследствии он прислал еще несколько коротеньких писем, очень бодрых по содержанию. Никакой интересной информации, естественно, в них не было, зато были вложены фотографии. На них отец изображен со своими сослуживцами в полевых условиях. По штату военного времени в политотделе дивизии был положен фотограф, и эти фотографии, вероятно, были его рук делом. Они до сих пор хранятся в нашем семейном архиве.

Но затем письма от отца поступать перестали. Дела на фронте шли все хуже и хуже. В июле немцы оказались в непосредственной близости от Ленинграда. Мама стала заметно нервничать.