Текст книги "Я родом с Урала"

Глава 7
Военные годы

Победа достается тому, кто вытерпит на полчаса дольше, чем его противник.

22 июня 1941 года я хорошо запомнил. Мне было десять лет. Гуляя около дома, я обнаружил необычное поведение соседок. Они собирались в стайки, что-то бурно обсуждали, слышны были их всхлипывания и жалобные возгласы. Началась война. Я удивлялся, а чего тогда переживают соседки? Воевали с финнами, и ничего страшного. Наоборот, нас ждут новые интересные события, а немцев мы быстро разобьем. Но уже слышался плач. Вскоре стали забирать в армию и отправлять на войну кочкарских мужиков. У нас пока никого не забрали. Виктор и так служил, Виталий не подлежал призыву из-за слуха, Павел где-то сидел, Шура, я и Юра были малы. Но вскоре в армию призвали Николая, позже Мишу и Павла. Павел погиб под Сталинградом. в 1942 году.

Не сразу, но очень скоро мы почувствовали, что еды нам не хватает. Первый год мы жили втроем: мама, Юра и я. Немного жил с нами Павел. Со второго года к нам присоединился Виталий, который окончил институт и стал работать учителем. Источником пропитания служили пенсия за отца – 170 рублей, корова и огород. Хлеб мы получали по карточкам. Нам, иждивенцам, норма дошла до 150 грамм, а Виталию давали 400 грамм. Кроме коровы, мы держали еще одну курицу. Она была черная, и звали ее Тетя. Зимой ее селили на кухне под скамейкой. В феврале обычно корова телилась. Теленка до прихода тепла держали в горнице, в закутке между кроватью и стеной.

Питались в основном молоком и картошкой. За хлебом в магазин обычно ходил я. Если был небольшой довесок, я его по дороге съедал, вернее, сосал как конфету. Сковородку после жареной картошки мы с Юрой по очереди выскребали и вылизывали. Очень вкусными были котлетки из мерзлой картошки. Мы ее собирали весной на колхозном поле. Также любили мы «затируху» – муку размешивают в воде или молоке и кипятят. Немного муки доставала мама. У нее было два источника. Иногда она ходила на Пласт к родственникам, как шутил Виталий, на «повой», то есть выпрашивала у них. Второй способ – продажа вещей или обмен их на продукты. На эти цели ушли швейная машинка «Зингер», папин тулуп и прочее. Дополнительным источником пищи служила работа. Я помню, что мы с мамой работали в колхозе на прополке овощей и получали оплату обедом.

Школьников также посылали на прополку пшеницы, за что нам давали по купончику из хлебной карточки, и домой я являлся с пайкой хлеба. Возили нас в соседние деревни. Жили там несколько дней. Работали, помню, на токе. Веялки были ручные, а мы были моторами. За работу нас кормили. Это было уже где-то в шестом классе. Я демонстрировал свою читательскую эрудицию. Лежа на полатях, рассказывал ребятам «Графа Монте-Кристо», а те слушали, разинув рты. И мой авторитет, несмотря на мой маленький рост, был на огромной высоте.

Некоторый доход в семейную продовольственную копилку приносило хищение колхозной собственности. Хотя и охраняли ее объездчики – мужики верхом на лошадях. Понемногу удавалось стащить горох, семечки подсолнечника, огурцы. Однажды я, Шура и учитель истории Виталий Иванович совершили довольно рискованное и дерзкое похищение совхозной собственности. Нам стало известно, что километрах в трех от Кочкаря на полях совхоза, который именовали «Комбинат», при уборке гороха сломался комбайн. Он стоял посреди поля, и Виталий предположил, что в его бункере могли сохраниться остатки намолоченного зерна. Но там могли быть и сторожа. Виталий вооружился шилом, мешками, и ночью отправились на дело. Форсировали речку, поднялись в гору. Понаблюдали из лесочка за комбайном. Обстановка казалась спокойной, но меня на всякий случай оставили в кустах, а Шура с Виталием двинулись к комбайну. Нам повезло. Горох был, а охраны не было. Нагрузив два мешка, похитители тронулись. в обратный путь и благополучно добрались до дома. Какое-то время мы ели горох в сыром, поджаренном. и вареном виде.

Однако не всегда у таких похождений был счастливый конец. В мае у нас был витаминный голод. Частично выручал лесной чеснок. Но я обнаружил однажды плантацию лука-батуна на полях того же «Комбината». Вооружившись большим столовым ножом (для выкопки лука) и мешочком, я один, под покровом ночи, отправился за добычей. Плохо, что дорога проходила мимо кладбища. Туда я проходил еще засветло, а возвращаться приходилось в темноте. Несколько раз все прошло благополучно. Но однажды, когда я с увлечением копал. лук и не смотрел по сторонам, меня застал на месте преступления верховой объездчик. Он конфисковал орудия преступления – нож и мешочек, погрозил. мне кнутом и отпустил. Больше я этим промыслом не занимался.

Большим подспорьем для нас был сбор колосков. Занимались этим весной, после схода снега, пока поля еще не были вспаханы. Поля были, как вы догадались, «Комбинатовские». Собранные колоски дома обмолачивали, затем толкли в ступке или пропускали через финскую кофемолку. Каша получалась вкуснейшая. По радио, правда, предупреждали, что зерно после перезимовки поражается какой-то ядовитой плесенью или грибками, но нас это не останавливало и на здоровье не отражалось. Зато помню, как меня возмутил такой факт. Виталий привел к нам в гости военрука и угостил его кашей из колосков. Виду я, конечно, не подал, но недовольство таким поведением брата мне запомнилось. Конечно, Виталий вносил свою лепту в снабжение нашей семьи продуктами. В какой-то период у нас появились блюда из овсяной крупы. Это Виталию в школе выдали мешок овса, вернее, смесь очищенного и неочищенного зерна овса и шелухи. Но после очистки это был вполне съедобный продукт. Виталий же обеспечил нам школьную лошадь. На ней мы с мамой ездили в Чуксу. Там в колхозе копали картошку. Каждое десятое ведро мы получали в оплату за работу. За несколько дней заработали целый воз картошки. А ее нам надо было много. Зимой съедали по ведру за день. Скотина обходилась кожурками. Помню, кому-то из начальства пришла в голову мысль, что колхозом вскрыты еще не все резервы производства продуктов питания. Обычно мелкий картофель выбрасывали. Решили и его использовать. Раздали его бабам, и за определенный процент они должны были эту мелочь варить, чистить, сушить. Но эта кампания большого распространения не получила.

Вспоминается еще такой случай. В Кочкаре была столовая. Каким-то образом мы могли ей пользоваться. Однажды я получил там тарелку груздянки и с аппетитом принялся за ее уничтожение, хотя рецепт блюда был предельно прост: соленые грибы и вода. Но в какой-то момент я обнаружил там еще один ингредиент – грибных червей, которых вначале я не заметил… Пришлось их осторожно выловить. А груздянку я доел.

В первых классах до войны я был небольшим, плотным, даже толстеньким мальчиком. Не зря меня дразнили «Боря – слон», на что я не обижался. Во время войны, конечно, мои жировые запасы уменьшились. Но все же не настолько, как у моего друга Кольки Кучина. У него можно было все ребра пересчитать. Как я ему завидовал! Мои ребра можно было только ущупать, и то с трудом.

Глава 8
Школа

Главное в шахматах это не то, на сколько ходов вперед ты думаешь, а то, как ты анализируешь текущую ситуацию.

Гарри Каспаров, чемпион мира по шахматам с 1985 по 2000 г.

Война наложила отпечаток и на школьную жизнь. Вместо нынешних рюкзаков или портфелей школьные принадлежности носили в матерчатой сумке. Ручки были со стальными перьями, а чернила хранились в чернильнице-непроливашке. До седьмого класса в теплое время года (ну, пока снег не выпадет) я ходил босиком, а затем переходил на пимы, обычно подшитые. Однажды Виталий мне принес кирзовые сапожки… Где он их взял – не знаю. Сапожки эти я носил между зимней обувью (пимами) и теплым временем, когда. я ходил босиком.

В школе у нас во время войны еще не было электричества, освещение было ламповое (на керосине), а отопление – печное. В каждом классе стояла обитая железом цилиндрическая печь, которую надо было к началу занятий затопить. А прежде чем затопить, надо было дрова заготовить в лесу, привезти, распилить и расколоть. Все это, в основном, выполняли школьники. Попасть на заготовку дров в лесу мне удалось по блату с помощью Виталия. Ценность этой работы заключалась в том, что нам во время лесозаготовок выдавали бесплатно продукты. В нашей бригаде лесорубов было пять школьников. Четверо были старше и здоровее меня. Нас привезли на телеге в березовый лес километров за пятнадцать от Кочкаря. Выгрузили нас, рабочий инструмент, сухой паек, воду, и на неделю мы остались оторванными от цивилизации. Я о такой жизни и мечтал. Начали мы, как и Робинзон, с постройки жилища. Быстро был построен шалаш из веток… С наступлением темноты развели костер, в котелке что-то вкусно зашквырчало. Мальчишки завели разговор, пошли шутки, прибаутки, истории про девчонок. Комаров уже не было – дело к осени. Каша и чай поспели, и мы кайфовали. Как мало человеку надо для счастья… И погода стояла отличная. А с утра начались трудовые будни. Мои товарищи работали честно. Березы с шумом падали. Я быстро овладел специальностью сучкоруба и помогал складывать дрова в поленницы. После работы был приятный вечерний отдых, и каша казалась вкуснее. Счастливая неделя быстро пролетела и запомнилась на всю жизнь. Впоследствии эти, да и другие заготовленные для школы дрова, мы, ученики, должны были распилить и расколоть. Я принимал участие в этом хоть и без удовольствия, но добросовестно.

Была у нас еще одна трудовая повинность – уход за школьным огородом, главным образом полив. От речки школа была расположена далековато и на горе. Поэтому воду для полива брали из колодца в школьном дворе. Это, конечно, создавало для нас, малышей, дополнительные трудности. Тяжело было вытаскивать ведро из колодца, а потом еще его тащить метров сто. А климат в Кочкаре паршивый, когда надо дождя – сушь стоит. Компенсацию за этот труд получали осенью. Нас в школьной столовой какое-то время бесплатно кормили капустным супом. И он казался нам вкусным.

Учился я средне. Неплохо у меня получалось с немецким. Виталий меня дома частенько тренировал: «Was ist das? Das ist die lampe, der fisch…», и так далее. Достал из папиных запасов книгу на немецком языке и пользовался ей. Увлекся я также химией. Мне попалась книга по химии типа «Занимательной физики» Перельмана с описанием простейших опытов. Я занялся проведением этих опытов дома. Например, мне удалось с помощью электрического тока разложить воду. К моей радости, на одном из электродов выделялся водород, а на другом – кислород. В комоде у меня стояла посуда для домашней лаборатории.

А вот с русским у меня было плоховато. Хотя я и не превзошел царицу Екатерину II, которая по одной из легенд в слове из трех букв делала четыре ошибки, вместо «еще» она писала «исчо». Я запомнил, что в слове «будто» я сделал две ошибки, написал «бутьто». Чтение почему-то не помогало. В итоге по русскому у меня была твердая тройка. Случилось, что я влюбился в нашу учительницу русского языка Анастасию Спиридоновну. Она была молодая и красивая, но мои ошибки исправляла беспощадно. Ее мужа забрали на войну. А до войны он был единственным в Кочкаре владельцем мотоцикла. Конечно, ни Анастасия Спиридоновна, ни кто-либо другой не догадывались о моем увлечении… Я строго соблюдал тайну. Однажды я заметил, или. мне показалось, что Анастасия Спиридоновна симпатизировала Феде Савенкову, нашему соседу, который учился на 3–4 класса старше меня. После этого моя любовь к ней угасла.

Между тем я начал проявлять активность в общественной жизни школы. Я записался в кружок по астрономии. Но никаких астрономических инструментов у нас не было, поэтому занятия в кружке ограничивались докладами. Увлечение астрономией у меня, по-видимому, возникло после прочтения «Аэлиты» Алексея Толстого и «Борьбы миров» Уэллса. Избирался я и в Ученический комитет школы, но следов какой-либо деятельности в этой организации не оставил. Запомнилось мое участие в художественной самодеятельности в школе и клубе. После моего удачного дебюта на Новогодней елке с песней о двух гусях я почувствовал в себе призвание артиста. Интерес еще подогрели книги с пьесами Островского и Бомарше. Запомнился такой эпизод… Я в школьной постановке играл роль шпиона. По замыслу автора, шпион должен был влюбить в себя некую женщину и с ее помощью скрыться от пограничников. Так вот, начинаю я этой женщине что-то плести, а она бросает реплику: «Ты мне зубы не заговаривай». Это вызвало смех в зале, а я тогда не понял, в чем смысл этого выражения.

У Виталия чувствовалась предпринимательская жилка. Он договорился с одноруким завклубом, тоже Жуковым, сделать ряд постановок в клубе. Вход был платный. Деньги делили Виталий с завклубом. Но деньги были небольшими. За одно выступление Виталий получал до 300 рублей. Столько стоила на базаре булка хлеба. Репертуар был от песен до инсценировок рассказов Чехова. Пели такие, бьющие на жалость зрителей, песни, как про не умевшего плавать Уверлея: «Но голова тяжельше ног, она осталась под водою». Когда ставили инсценировку рассказа Чехова «Хамелеон», мне была поручена роль человека из толпы, и одновременно я был суфлером. Времени на заучивание текста не было. Поэтому я ходил по сцене, держа тетрадь с текстом, и незаметно подсказывал актерам их слова. Среди актеров был и наш сосед Федя Савенков. Конечно, эти выступления Виталий придумал не от хорошей жизни. Например, американскую помощь по ленд-лизу он получил в форме полуботинок на одну ногу.

Донимали нас во время войны вши. Почему-то до войны их не было, да и вскоре после победы они исчезли. В военные же годы, несмотря на беспощадную борьбу мамы с ними, они плодились и процветали. Мы и в баню ходили регулярно, чесали волосы, мазали их какой-то мазью. Мама утюгом проглаживала после стирки всю одежду, особенно белье. Меня однажды поразил меховой воротник пальто у Виталия. На нем был шевелящийся покров из вшей. А ведь он в нем в школу ходил.

Развлечения школьников в то время были специфические. Например, поголовное увлечение жвачкой – серкой, как тогда говорили. Эту серку можно было купить на Пласту на базаре, но можно было и самим изготовить. В чугунок помещали бересту (белая березовая кора), плотно закрывали, чтобы исключить или хотя бы снизить доступ воздуха, и нагревали в печи. Белая береста превращалась в черную серку. Если ее жевать, то заглушается чувство голода, да еще ты становишься похож на остальных жвачных.

Еще у мальчишек была распространена игра в «жестку». Жестка – это кусочек (3–5 см в диаметре) овчины или другой кожи, покрытой шерстью. В центре укреплялся небольшой груз (кусочек свинца). Далее боковой, внутренней частью стопы ударяли жестку, она взлетала на 1–1.5 метра, ее снова били, и так кто больше.

В нашем клубе, кроме платных вечеров самодеятельности, организуемых Виталием, больше ничего не было. Поэтому мы иногда совершали культпоходы на Пласт в клуб имени Володарского. Там я посмотрел фильм «Два бойца», вышедший в 1943 году, с Борисом Андреевым и Марком Бернесом в главных ролях, в котором Бернес в шутку называет Андреева «Саша. с Уралмаша».

Заметным событием было появление в школе детдомовцев. Держались они обособленно. Случалось, что и дрались с кочкарскими пацанами. Был случай, когда днем у почты одного детдомовца пырнули ножом, а нашего стукнули камнем по голове.

Глава 9
Домашние заботы

Цугцванг – ситуация в шахматной партии, когда любой ход игрока ведет к ухудшению его позиции.

Но больше запомнились события, которые происходили дома. Во время войны у нас проживали разные квартиранты. Подселяли к нам двух девушек-евреек. Они были эвакуированные. На нас – хозяев они не обращали большого внимания и быстро от нас съехали. Вроде бы освободили район, где они проживали до войны. Еще жил у нас директор детдома с семьей: жена и два взрослых (из 7–8 класса) сына. Их поселили. в дальней комнате. Они там закрывались и между собой почему-то часто ругались. Оставили о себе также нехорошие воспоминания и жили у нас не очень долго.

В войну у нас ухудшилась, как сейчас говорят, криминогенная обстановка. Ходили слухи, что воруют коров. Надевают им на ноги валенки и уводят. Ставни и двери на ночь тщательно запирали. Соседки рассказывали, что Кочкарские подростки (обоих полов) украли в клубе лозунги и сшили из них себе трусы. Больше хулиганства было на Пласту. Вечером действовал на нервы свист, который сопровождал тебя, если ты отважился передвигаться по улочкам поселка. Такое впечатление, что бандиты свистом сообщают своим дружкам о твоем. передвижении. Однажды, когда я шел из Кочкаря на Пласт к тете Марине, меня на подходе к поселку встретила ватага мальчишек и заставила отдать все, что было в карманах: звездочку и еще какую-то мелочь. Еще. хорошо, что я сослался на Шуру, который жил у тети Марины, а они его знали и были мельче его. После этого шпана на меня больше не нападала. То ли поняли, что взять с меня нечего, то ли решили, что я нахожусь под защитой старшего брата.

Появлялись в Кочкаре пленные австрийские солдаты. Они недолго работали на ремонте дороги, которая вела к мосту. Но этот эпизод не произвел на меня большого впечатления.

Однажды весной, в мае была гроза, и молния попала в пастуха. Трагедия произошла в километре от поселка, недалеко от татарского кладбища «Татарки – мазарки». Толпа мальчишек побежала смотреть. Пастуха уже. закопали, только голова была снаружи. Надеялись, что если закопать человека в землю после удара молнией, то электрический заряд уйдет из него в землю. Конечно, это поверье его не оживило. Следовало проверить наличие дыхания и сердцебиения. Если человек совсем не дышит, то единственным шансом помочь является искусственное дыхание. Мне позже приходилось попадать под грозу, но все обошлось.

Важное место среди моих интересов продолжали занимать книги. Я брал их в школьной библиотеке, а также в библиотеке на Пласту, пока там работала Поля. В магазине у нас книги появились, по-моему, только после войны. Кроме того, я придумал новый для меня способ получения книг – обмен. Выменивать книги удавалось у Борьки Выдрина. Он учился со мной в одном классе. Отец у него был нашим участковым. Книгообмен я совершал еще с Толькой Севостьяновым. Юра потом говорил, что обмены эти не всегда были равноценными, и чаще не в мою пользу. В них я часто использовал папины книги. Это были книги дореволюционных изданий, и для меня они ценности не представляли, хотя сейчас это был бы антиквариат, и, возможно, нашлись бы покупатели, готовые заплатить за него большие деньги.

До появления электричества мы пользовались керосиновыми лампами, а во время войны, в связи с дефицитом ламповых стекол, стало еще хуже. Читать приходилось при свете коптилки – той же лампы, но без стекла. Света от нее было очень мало. Но мне было лучше, чем Алексею Пешкову (М. Горький), который для чтения пользовался светом луны. Беря пример с литературных героев, я стал вести дневник, пытался написать рассказ и выпустил два или три номера. «Домашней газеты». Кроме своих, я помещал в этой газете заметки Виталия. Посвящены они были истории нашей семьи. Как они с Павлом занимались уборкой хлеба на лобогрейке. Остановились отдохнуть, и тут появился папа, от которого можно было под горячую руку схлопотать. Мама мне показывала, где была наша пашня. Это было до моего рождения, поэтому полей, принадлежавших нашей семье, я не застал. В мое время на их месте в логах рос лес, а на пригорках и склонах – ковыль. Позже, после подъема целины, все эти земли были снова распаханы.

К началу войны вместо старой коровы мы держали ее дочь Майку, она родилась в мае, и нам приходилось с ней порядочно маяться. Молока надаивали от нее меньше, чем от матери, а на молокозавод надо было за год сдать 300 литров (налог). Характер у нее был какой-то недомовитый. Если стадо пригнали, а нашу Майку не встретили, то она могла скрыться за рекой, и ищи ее. Заманивать ее у нас было нечем. Зимой она могла встать на задние ноги и достать сена на сарае. какого-нибудь соседа, или пристроиться за возом с сеном и хапать там, пока ее не прогонят.

На заготовку сена уходило много сил. Сенокос нам, единоличникам, не выделяли. Косили мы где придется. Освоили сенокос на кладбище. Половина его огороженной части не использовалась по назначению. Виталий организовал там заготовку сена. Косили также на лесных полянках, на кочках вдоль берега речки Чуксинки. Однажды с хозяевами этих угодий вышел конфликт. Когда мы собрались забирать свое сено, то обнаружили, что это же собираются сделать и колхозники из Чуксы. Виталий пробовал силой отстоять результаты своего труда. Но противник был многочисленнее, пришлось отступить.

Трудности были и при перевозке сена до дома. Владельцы лошадей брали за перевозку третий воз или. 2 кг масла. А часть сена с ближних участков мы возили на коляске.

Я также принимал активное участие в заготовке сена. Сам косил, причем, когда этим занимался на задах у дома, где рос высокий бурьян, соседи и прохожие удивлялись: «Слышно, что косят траву, а кто – не видно». Освоил я и такую тонкую работу, как отбивать литовку (косу) для последующей ее качественной заточки. В семьях, где не было мужиков, бабы просили выполнить эту операцию соседа.

Кроме сена, значительные трудности представляла заготовка дров. Хворост и ветки для веников возили на коляске я сам, мы с Юрой или с мамой. Хворост нужен был и летом, так как его использовали для приготовления пищи. Для этого служил таганок – металлический круг с тремя ножками. Его помещали во дворе, если не было дождя, в противном случае использовали шесток у русской печки. На круг ставили сковородку или чугунок, внизу разводили костер. Больше забот доставляла заготовка дров для отопления дома. На коляске тут не навозишься. Виталию, как учителю, давали пять или шесть кубометров дров в год, какое-то количество дров поставляли квартиранты. В случае крайней нужды в печку шли дворовые постройки. Так мы сожгли баню, амбар, крышу над погребом. Потом ходили в баню. к соседям: Савенковым или Ершовым. Пилить дрова частенько приходилось мне одному. Это умение я сохранил до сих пор.

Пришлось мне и коров пасти. Пастухом у нас был наш сосед – Иван Кучин, но в войну его забрали в армию, правда, не в действующую, а в трудовую. Кстати и дядя Саня, муж тети Марины, там же служил, и через год или полтора пришел домой еле живой, без зубов, так как там их морили голодом. Пастуха быстро найти не смогли, и жители решили пасти коров по очереди. Когда очередь дошла до нас, мама доверила выполнить эту «малопочетную» обязанность мне. Кроме меня, там была еще какая-то баба и мальчишка. С восхода и до захода солнца мы ходили за коровами, часто и лежали, когда не было опасности потравить колхозные поля. В общем, мне эта работа не понравилась.

Одним из моих развлечений тогда были шашки. Соперником был сосед – Юрка Ершов. Обычно он приходил ко мне, и мы с азартом и долго занимались этим делом. Высшим достижением считалось не просто выиграть, а еще запереть шашку соперника.

Одно время я увлекался изготовлением различных поделок. Я сделал лестницу, по которой сам же и лазил на кладовку за сеном для коровы. Мастерил я. и запускал бумажных змеев, по-моему, единственный. в Кочкаре. А методику их постройки я вычитал в журнале «Пионер». Я удивлял соседских мальчишек ходьбой на изготовленных мною ходулях. Наконец я решил изготовить автомашину. Колеса я выпилил из толстого бревна, для изготовления кузова были использованы фанерки и дощечки, а мотором послужили собственные ноги. Автомобиль-то был педальным. Правда, поездить на нем не удалось. Дороги у нас были ухабистые, да. и колеса слишком тяжелые.

Зато практическое применение получило следующее мое изделие – лодка. Я давно мечтал совершить путешествие по воде. У меня была карта Челябинской области, и согласно ей, я, двигаясь вниз по нашей реке Кабанке, попадал в речку Увелку, затем в реку Урал и по ней в Каспийское море, а там и до Ирана было недалеко. Вдохновлял меня на это путешествие опыт Тома Сойера с его другом Гекльберри Финном. А подтолкнуло меня к практическому осуществлению этого проекта весеннее половодье. В результате этого природного явления наш огород превратился в озеро глубиной 30–50 см. Лодка – это вам не автомобиль, я ее построил быстро. На дно пошла толстая и широкая доска. К ней прибил бруски – шпангоуты, и к ним тонкие доски. Щели между досками были законопачены паклей, сверху я прибил доску для сиденья, сделал весло-шест. и опробовал мое судно в огороде на воде. Испытание оно успешно выдержало. Моей конструкцией заинтересовался Виталий. Дело в том, что у него была следующая проблема. Километрах в восьми от Кочкаря было расположено Чуксинское озеро. Весной там останавливались стаи уток. Там Виталий планировал поохотиться, но как доставать убитых уток, он не знал. При виде моего изделия ему пришла в голову мысль, что для этих целей может быть использовано мое судно… В ближайший выходной он взял в школе лошадь с телегой, погрузил лодку и меня, и мы отправились на охоту на это Чуксинское озеро. Озеро было у берега покрыто камышами. Изредка попадались небольшие прогалины чистой воды. Охота была удачной, Виталий застрелил утку и дал мне команду достать добычу. Сам он этого не мог сделать, так как водоизмещение моего судна не было рассчитано на вес взрослого. Между тем плавание на лодке было опасным. Она была очень неустойчива и могла перевернуться. В воде плавали какие-то растения. Очень осторожно я, по командам Виталия, подплыл к утке и благополучно доставил. трофей на берег.