Текст книги "Голос внутри меня"

Глава 10

На Оушн-Бич волны накатывались на берег у ног Фроста с таким же ровным ритмом, как сердцебиение. Его уединение на пляже нарушали лишь редкие вечерние джоггеры. Ноябрьский ветер прогнал всех прочь.

Почему-то в этом месте Кейти становилась ему чуть ближе. Он стоял у воды, и в сознании возникали и исчезали воспоминания о ее жизни. Вот они вдвоем, детьми, запускают воздушного змея в парке «Золотые Ворота». Вот Кейти исполняет на пианино сюиту из «Щелкунчика» на рождественском концерте в старших классах. Вот Кейти шутливо хмурится в объектив, изображая из себя Аль-Капоне, а он снимает ее на фоне Алькатраса. Хорошие были времена.

В мерном рокоте волн Фрост расслышал голос Руди Каттера: «Тик-так». Убийца бросал ему вызов: ну-ка, попробуй, предотврати то, что будет дальше. Часы уже отсчитывают срок до следующего убийства. Теперь это дело стало для Фроста личным. Ведь Каттера освободили именно благодаря ему. Теперь его задача – засадить его обратно. Он обязан это сделать ради Кейти.

Истон ощутил рядом чье-то присутствие и понял, что он не один. Повернув голову, он увидел в двадцати ярдах от себя чернокожую женщину. Она смотрела на него и даже робко помахала ему. В ее лице было что-то знакомое. Он откуда-то знал ее.

Женщина сделала несколько неуверенных шагов в его сторону. Она была такого же роста, как он, и ужасно тощей, прямо кожа да кости. Черные волосы вились тугими колечками, густая челка закрывала широкие брови. Взгляд ее черных глаз был умным и напряженным, она словно с подозрением анализировала мир. На узком и длинном лице выделялся плоский нос, губы были сжаты в прямую, бесстрастную линию.

Гладкость коричневой, как кофе, кожи нарушал красноватый шрам внизу шеи. Когда-то у нее было перерезано горло.

– Инспектор Истон?

– Да, это я.

– Простите, что нарушаю ваше уединение. Меня зовут…

Ей не понадобилось договаривать. Ее лицо пробудило его память. Они никогда не встречались, но он видел ее фотографию на суперобложке и по телевизору. Шрам был ее отличительной чертой. Она была писательницей и жертвой, выжившей после страшного преступления.

– Иден Шей.

Она удивилась, почему-то ее смутило то, что он знает, кто она такая.

– Да, это я.

– Я читал вашу книгу, мисс Шей.

– Я польщена, – сказала она.

Он услышал в ее голосе слабый отзвук австралийского говора, хотя долгая жизнь в Штатах успела приручить ее акцент. Из ее мемуаров он помнил, что она выросла в Мельбурне.

– Я люблю читать исторические книги, но ваша книга очень понравилась сестре, – сказал Фрост. – Она настояла, чтобы я ее прочитал.

– Ваша сестра. Так значит…

– Кейти, – ответил он.

Иден кивнула. Она не делала вид, будто не знает, что произошло с Кейти. Он тоже не делал вид, будто не замечает ее шрам, говоривший о том, что у Иден есть своя ужасная история. Десять лет назад, когда ей было чуть за двадцать, она посещала курсы для писателей в Университете Айовы и готовилась получить степень магистра изящных искусств. Во время первого семестра ее похитили два брата-садиста и держали в подвале своего дома в Айове. Обращались с ней, как с рабыней. Морили голодом. Пытали. Братья убивали у нее на глазах маленьких зверьков и говорили, что она следующая. В конце концов они перерезали ей горло и оставили истекать кровью, но ей удалось сбежать. Дело было в середине февраля. Она была на грани смерти, когда ее нашли на запорошенной снегом сельской дороге.

О выпавших на ее долю испытаниях рассказал журнал «Пипл», поместив фотографию на обложку очередного номера. Ее воспоминания о страшных событиях стали бестселлером и кинохитом. Глядя на нее сейчас, Фрост каким-то образом понял, что вся эта слава и деньги не стерли из ее сознания ни единой минуты, проведенной в подвале.

– Мисс Шей, как вы меня нашли?

– Пожалуйста, зовите меня Иден.

– Хорошо, Иден.

– Только не думайте, что я преследую вас. Я хотела вас повидать, а когда подошла к вашему дому, то увидела, что вы уезжаете. И поехала за вами.

– Это было час назад.

– Знаю, я ждала в машине. Мне показалось, что вам надо побыть одному.

Шум прибоя заглушал ее голос. На них набросился неожиданный порыв ветра с океана, и Фрост увидел, как Иден пошатнулась. Она обхватила себя руками. На ней была красная блузка, слишком легкая для такой погоды, и джинсы, облегавшие ее тощие ноги. Ветер трепал волосы.

– Вы замерзли? Может, поговорим в каком-нибудь другом месте?

– Все в порядке. Холод поддерживает меня в состоянии боевой готовности.

– Так чем я могу вам помочь, Иден? Если вы пишете статью, если хотите взять громкое интервью, то знайте, меня это не интересует. Сожалею.

Некоторое время она молчала. Потом сказала:

– Я сегодня была в суде.

– Я вас там не видел.

– Я держалась в сторонке. Не хочу, чтобы меня узнавали. Я понимаю, как больно родственникам, но они были несправедливы к вам. Вы сделали единственное, что могли, когда объявили о найденных часах.

– Почему вы так считаете?

– Я сужу на основании того, что знаю о вас, а вы не из тех, кто отводит глаза.

– От чего?

– От всего, – ответила она.

– А как получилось, что вы знаете меня? – спросил Фрост. Он относился к ней настороженно, так как она была журналисткой, однако ему польстило то, что она все-таки разыскала его.

– Ну я хорошо подготовилась к встрече, перелопатила большой объем материала. Я умею готовить домашнее задание.

– Все это очень похоже на интервью.

– Нет, это не интервью.

– Так чем я могу помочь вам?

– Ну вообще-то это я хочу вам помочь.

– Простите, но я вас не понимаю, – сказал он.

На пляже практически никого не было, но она все равно огляделась, чтобы убедиться, что они одни.

– Могу я сначала задать вам один вопрос? Неофициально, не под протокол. Я просто хочу понять, туда ли я пришла, к тому ли человеку. Хотя я в этом уверена.

– Какой вопрос?

– Вы планируете расследовать «Убийства у Золотых Ворот»?

Фрост насторожился.

– Это вопрос к моему капитану, мисс Шей. Мне нечего сказать на этот счет. Моя сестра была одной из жертв. Очевидно, что я не могу руководить новым расследованием.

Она сократила разделявшее их расстояние, физически и эмоционально.

– Называйте меня Иден, а не мисс Шей. Надеюсь, вы не обидитесь, если я буду называть вас Фростом. У нас ничего не получится, если мы будем держаться официально.

– Что не получится?

– Я же не спрашивала, собирается ли полиция открыть дело. Естественно, собирается. Я хочу знать, планируете ли именно вы расследовать дело. Негласно.

– Мне нечего сказать на это.

– Фрост, когда я уйду, мы будем считать, что этого разговора никогда не было. Если вы мне что-то расскажете, а потом попросите уйти, я уйду, и вашей тайне ничего не будет угрожать. Я знаю, вы бы никогда не подвергли опасности новое судебное разбирательство против Каттера.

Почему-то Фросту не хотелось, чтобы она уходила. Во всяком случае, пока.

– Предположим, вы не ошиблись в отношении меня и моих планов. Что дальше?

– Я же сказала. Я хочу помочь.

– Как? И почему?

Иден схватила его за руку. У нее были ледяные пальцы. Она знала, что поймала его на крючок и что он не отпустит ее, пока не узнает, что она хочет ему сказать.

– Послушайте, я изображаю из себя суперженщину, но на самом деле я промерзла до костей. Пригласите меня на ужин, и я вам все объясню.

* * *

После второго бокала вина на лице Иден все же появилась улыбка, правда, печальная. Они сидели в ресторане «Сутро» в Клифф-Хаусе, который возвышался на сто футов над пляжем. Их посадили за столик у окна, выходившего на океан, но только благодаря Иден, а не Фросту. Метрдотель и официант знали, кто она такая.

– Странно это, да? – сказал Истон. – Когда тебя узнают везде, где бы ты ни оказался.

Иден потягивала «пино гриджио»[23]23
  Сорт белого вина.


[Закрыть] и смотрела на темные волны внизу.

– Не думайте, что это так здорово. С тех пор как я опять переехала в город, это заведение стало одним из моих любимых. Вот поэтому они и знают меня.

– Думаю, вы скромничаете. Я вас помню.

– Ну я сейчас не так знаменита. Я все еще публикуюсь в нескольких ведущих журналах, но люди редко замечают имя автора. Обо мне уже несколько лет не упоминают в новостях. Сейчас люди смотрят на меня, и мое лицо кажется им знакомым, но они не могут вспомнить откуда. Хотя, если честно, вы правы, куда бы я ни пришла, меня узнают. И мне это не нравится.

– Нет?

Она коснулась шрама.

– Нет. Они смотрят на меня, но не думают: «Вот писательница Иден Шей». Они смотрят на меня и думают: «Вот та девушка, что была заточена в подвале дома в Айове». Я не хочу такой славы. Я хочу быть знаменитой как автор того, что я публикую в «Атлантике» или в «Нью-Йоркере». Однако жизнь все поворачивает иначе.

– Сочувствую.

– Не надо сочувствовать, – не без раздражения сказала она. Фрост понимал ее. Все, кто знал ее, сочувствовали ей, только это ничего не меняло, и ей от этого лучше не становилось. Он прошел через такое же после смерти Кейти. Люди не знали, что говорить.

– Вы недавно вернулись в город? – спросил он.

– Верно. После нападения я переехала в Сан-Франциско. Несколько лет у меня в собственности был дом на Бейкер. Там я писала свою книгу. Шесть лет назад я уехала домой, в Австралию, чтобы быть рядом с отцом, и только в этом году вернулась обратно.

– В городе у вас нет родственников?

Она покачала головой.

– Нет, мне просто нравится здесь. Мы переехали в США, когда я была подростком, и провели здесь пару недель, прежде чем двигаться дальше, в Нью-Йорк. Я дала себе слово, что, если у меня когда-нибудь будут деньги, я поселюсь здесь. Так и получилось.

– Так почему вы уехали?

– Вы спрашиваете так, будто не можете представить, чтобы кто-то уезжал из Сан-Франциско, – сказала Иден, и вот тогда Фрост увидел, как она улыбается.

– Не могу.

– Вы из коренных?

– Родился и вырос здесь.

– Ну, должно быть, это здорово. Если честно, я не хотела уезжать, но жизнь заставила. Отец узнал, что у него Альцгеймер на начальной стадии. Он хотел провести последние годы дома, в Австралии, и я переехала туда, чтобы заботиться о нем. В прошлом году он умер, и я вернулась в Сан-Франциско. Теперь я как вы. Тоже думаю, что больше никогда отсюда не уеду.

– Добро пожаловать домой, – сказал Истон, поднимая бокал.

– Спасибо.

Оба с удовольствием пили вино. Она заказали мидии и тайский суп из морепродуктов. Они разговаривали, и Фрост обнаружил, что делится с Иден гораздо большим, чем привык с посторонними, и это означает, что она опытный журналист. Он рассказал ей о том, что после смерти Кейти родители разошлись, а потом опять сошлись. Он рассказал ей о ссоре с Дуэйном, который уже больше недели не разговаривает с ним. Она тоже многим делилась с ним. Она рассказала о своем старшем брате, который оберегал ее всю свою жизнь. Он был военным корреспондентом CNN и многие годы жил в армии, спал вместе с солдатами, видел войну их глазами и пересказывал их истории. Пока не подорвался на самодельной мине в Афганистане.

Истон понял, что в их скорби много общего. Оба потеряли близкого человека, он – сестру, она – брата.

Они пили кофе и ели тирамису, когда Иден сказала:

– Вы, Фрост, очень терпеливы со мной.

– Я вообще очень терпелив.

– Я не хотела рассказывать, чем занимаюсь, пока мы не узнаем друг друга получше.

– Так чем вы занимаетесь? – спросил он.

– Я пишу книгу. После мемуаров я писала только в журналах, за книгу не бралась. А теперь к я этому готова.

Фрост нахмурился.

– Попробую отгадать.

– Да, она об «Убийствах у Золотых Ворот». – Она поспешно продолжила, не давая инспектору возможности возразить: – Пожалуйста, ничего не говорите. Это не новый проект. Я думаю над ним много лет. Когда я впервые приехала в Сан-Франциско, я была занята написанием мемуаров, потом книжным туром, потом съемками. Я и дома-то не бывала. Даже перевести дух было некогда. Когда вся эта суета поутихла, я стала искать новый проект. В моей жизни было столько драматических событий и переживаний, и вдруг все исчезло. Я ощутила пустоту. Мне нравилось писать в журналы, но мне хотелось чего-то большего. Именно тогда и обнаружили третью жертву. Наташу Любин.

Фрост видел, что ею владеют противоречивые эмоции. Она спряталась в себя, как черепаха в панцирь, но быстро высунулась и заговорила снова.

– Причастность к жестокому преступлению меняет человека, – сказала Иден. – Я долгое время пыталась понять, кто я. Писатель? Жертва? Я не понимала. А потом я прочитала про Наташу и узнала о двух предыдущих жертвах, и все это подействовало на меня странным образом: полностью завладело моим вниманием. Вот серийный убийца, некто неизвестный, продолжает совершать свои преступления. Я могла бы стать частью этого. Я решили вникнуть в дело и выяснить все возможное.

По ее лицу Истон понял, что ею движет нечто большее, чем просто журналистское любопытство. Что тут присутствует личная заинтересованность.

– Вы не против, если я выскажу одно соображение? – спросил он.

– Давайте.

– Для такого человека, как вы, подобная одержимость выглядит нездоровой.

– У меня мало здоровых одержимостей, – пошутила Иден. – А самих одержимостей много.

– Я в том смысле, Иден, что вам перерезали горло. Вы едва не умерли. Вряд ли мне нужно напоминать вам об этом. Мудро ли это – влезать в дело серийного убийцы, который перерезает женщинам глотки?

– Мой психиатр сказал то же самое, – призналась она. – Он сказал, что меня мучают угрызения совести за то, что я выжила, а эти женщины нет. Он сказал, чтобы я отказалась от своей затеи. Писала о более приятных вещах, например о глобальном потеплении или опиоидной наркомании.

– Однако вас это не остановило?

– Да, вы правы, у меня это стало навязчивой идеей, здоровой или нет. Я не смогла отойти в сторону. Я начала изучать жертв. Вы, Фрост, скоро узнаете, что я обладаю одной особенностью: я очень хорошо умею делать домашнюю работу. Я поговорила со всеми, причем не только с теми, кто живет здесь. Я летала в Миннесоту для встречи с братом Наташи. Я летала в Техас для встречи с родителями Рей Харт. Я узнала всех этих женщин лучше, чем полиция.

– Так почему вы не закончили книгу?

– Как я уже сказала, жизнь вносит свои коррективы. Когда заболел отец, я уехала из страны. Я продолжала писать для журналов, а вот проект с книгой пришлось на время отложить. А потом, в прошлом году, когда я вернулась, я обнаружила, что расследование закончено и убийца, Руди Каттер, сидит в тюрьме. И я снова взялась за работу над книгой.

– А чего вы хотите от меня? – спросил Фрост.

– Я хочу помочь вам снова упрятать Руди Каттера за решетку.

– Зачем вам это?

– Я несколько раз брала интервью у Каттера в тюрьме. Я же говорю, я очень хорошо умею делать домашнюю работу. Я знаю, что он за человек, потому что раньше встречала таких, как он. Вблизи. Он пугает меня.

– Так и должно быть. Но вы писатель. Вы не полицейский. Как вы рассчитываете помогать?

– Я слышала, как судья сказал, что полиция должна начать все сначала и сделать вид, будто предыдущего расследования не было. Я взяла десятки интервью. Я могу предоставить вам материалы всего своего исследования.

– А почему мне? Я же говорил, что руководить расследованием буду не я.

– Да, но вы брат одной из жертв. Каттер вынудил вас помочь ему. Вы так это не оставите. Я знаю, что вы будете действовать на заднем плане, поддерживать следствие. То есть окажетесь там, где хочу оказаться я. С вами. В этой истории на настоящий момент вы самая интересная фигура.

– Ага. В истории.

Иден пожала плечами.

– Я не буду обманывать вас. Я писатель, работающий над книгой. Это мой приоритет. Я думала, что книга почти закончена, пока дело не приобрело новый поворот. Сейчас история получила широкую огласку и выглядит более шокирующей, чем раньше. Я хочу помочь вам взять Каттера, а в обмен, надеюсь, вы позволите мне поучаствовать в ваших действиях. Вот так, Фрост, я вижу ситуацию. Я научилась быть писателем у своего брата. Чтобы рассказать историю, нужно вжиться в тему. Нельзя быть сторонним наблюдателем. Так что позвольте мне вместе с вами войти внутрь, встрять в расследование.

Истон ощутил чувственность ее просьбы. Он считал, что она не случайно использовала в разговоре сексуальную терминологию. Она не скрывала своих намерений, и это превращало беседу в своего рода соблазнение. Она манипулировала им, и если бы он упрекнул ее в этом, вряд ли она извинилась бы. Как писатель и женщина, она привыкла добиваться своего.

– Неужели все дело только в Каттере? – спросил он.

– В каком смысле?

– Похоже, это ваш личный крестовый поход. Это ваш способ взять реванш за то, что с вами сотворили те мальчишки?

– Пусть это останется между мной и моим психиатром. Неужели для вас это так важно?

– Наверное, нет.

– Тогда давайте работать вместе.

– Вы первая.

Иден опять улыбнулась. Это была улыбка человека, осознающего, что он одержал победу.

– Что вы хотите?

– Все. Все ваши записи. Ваши интервью. Вашу черновую рукопись.

– Может, мне нужно заставить вас подписать соглашение о неразглашении? – с кокетливой усмешкой спросила она.

– Я не писатель.

– Ладно. Я отдам вам все, что у меня есть. И для меня это очень решительный шаг. Что я получу взамен?

– Надо подумать.

– Что-то у вас все получается слишком односторонне, – надув губки, сказал Иден.

– Это пока.

– Ладно, хотя эта сделка выгодна вам, я все равно в деле. Сегодня я распечатаю для вас копии, и завтра вы сможете забрать их у меня.

– Вы быстро действуете.

– Нам надо действовать быстро. У нас мало времени. Я говорила: я знаю Руди Каттера. Ведь вы же не думаете, что он остановится, правда?

Фрост задумался. «Тик-так».

– Нет, Каттер не остановится, – ответил он. – Он снова убьет. И уже наступил ноябрь.

Глава 11

Руди наслаждался своим первым стаканом пива как свободный человек, и алкоголь быстро ударил ему в голову. Он и его брат Фил сидели в одном из баров Мишн-дистрикт за угловым столиком, откуда удобно было наблюдать за толпой. Это был знакомый ему район, его любимое заведение. Двадцать с чем-то столиков занимали всю площадь зала и часть улицы. Громко звучала музыка, голоса посетителей сливались в устойчивый гул, десяток развешанных на стенах телевизоров отбрасывали на барную стойку разноцветные блики. «Уорриорз» играли с «Бакс»[24]24
  «Голден Стейт Уорриорз» и «Милуоки Бакс» – баскетбольные команды.


[Закрыть].

Для тех, кто не знал его, Руди был неотличим от остальных. И его это вполне устраивало. Он надвинул на лоб белую бейсболку с эмблемой «Уорриорз» и, несмотря на полумрак, остался сидеть в солнцезащитных очках. Но все равно он чувствовал, что за ним наблюдают. Двое за ближайшим столиком то и дело оглядывались на него. Еще двое у двери тайно снимали его на телефоны.

– Копы, – пробормотал он, обращаясь к брату.

Фил с безразличным видом обвел взглядом бар.

– Ищут любой предлог, чтобы снова засадить тебя.

– Ага, скоро пошлют кого-нибудь затеять драку, чтобы повязать. Рассчитывают на это.

Он снова сосредоточился на пиве. Фил пил уже второй стакан.

Брат Руди был всего на год младше. Он покатился по наклонной плоскости, когда Руди сидел, и стал таким тощим, что кости просвечивали сквозь кожу. Черные волосы сильно поредели. Он много пил и много курил, и это отражалось на его землистом лице с запавшими глазами. У него был глухой низкий голос и режущий слух кашель. Угрюмый и неприветливый со всеми, он был скрягой, который так и не женился. Они уже давно жили вместе. После Хоуп. После Рен. Они вели спокойный образ жизни, их существование ограничивалось просмотром спортивных трансляций и выпивкой в таких заведениях, вроде этого.

– Слушай, кстати, о доме, – сказал Фил. – Соседи не очень-то рады тому, что вокруг слоняются копы и репортеры.

Руди потер подбородок. Надо бы побриться, надо бы принять душ.

– Ты хочешь, чтобы я съехал?

– Просто старайся не попадаться на глаза, когда возвращаешься. Жди темноты. И заходи через черный ход.

– Ладно.

Фил понизил голос:

– Тебе для чего-нибудь понадобится алиби?

– Дам знать.

– Я раздобыл для тебя деньги, – добавил Фил. – Пару тысяч баксов. Сможешь потянуть время.

– Где ты их раздобыл? – спросил Руди.

– Выполнил несколько мелких работенок. – Фил пошевелил пальцами.

Он всегда умел ловко справляться с замками. Несколько раз его ловили, но во всегда страдающих от нехватки средств тюрьмах Калифорнии не находилось места для третьесортных воров.

Руди снова хлебнул пива.

– Ты нашел парня для подмены?

– Да, он сидит в конце стойки.

Руди проследил за взглядом Фила и увидел человека, потягивавшего виски со льдом. Он был как минимум лет на десять младше Руди, но делу это не мешало. Они были одинаковой комплекции. На парне были солнцезащитные очки, свободная толстовка с эмблемой «Форти-найнерз» и желто-коричневые вельветовые брюки. Темно-синяя вязаная шапочка закрывала его лоб и уши.

– Что ты ему сказал? – спросил Руди.

– Ничего. За пятьдесят баксов он не стал задавать вопросы. Я пишу ему эсэмэску, и мы идем.

– Ладно, – сказал Руди. – Я позвоню тебе, как только будет возможность. У тебя есть одноразовые телефоны?

– Спрашиваешь. Так что ты собираешь делать, Руди?

– Пусть тебя это не волнует.

– Эй, дружище, я никогда не вмешиваюсь, но тебя же выпустили. Это же здорово. Может, тебе стоило бы уехать из города. Сейчас в Сан-Франциско слишком горячо. Все не спускают с тебя глаз. Ты мог бы податься в Лос-Анджелес, в Рино или еще куда-нибудь. И начать сначала. Или хотя бы затаиться на время.

– У меня есть кое-какие дела. Давай пиши своему другу, и пошли.

Брат быстро набил текст на телефоне. Краем глаза Руди увидел, как парень у стойки взял свой телефон и с явным замешательством в открытую оглядел зал. К счастью, никто не обращал на него внимания. Парень сполз с табурета и стал проталкиваться через толпу к узкому коридору, ведшему к туалетам.

Руди дождался, когда парень уйдет, и встал. На него тут же устремились взгляды десятка пар глаз. Он сделал вид, будто ничего не заметил. И поднял вверх два пальца, подавая знак бармену: «Еще два пива сюда».

А затем пошел к туалетам.

Дверь была заперта. Он постучал, и тот парень приоткрыл дверь и выглянул. Руди втолкнул его в крохотное помещение, вошел сам и закрыл дверь. Тесный туалет освещала тусклая лампочка под потолком. От унитаза воняло, раковина была грязной.

– Раздевайся, – сказал Руди. – Быстро.

– Что?

– Что слышал.

Не дожидаясь парня, Руди снял пиджак, сорвал галстук и расстегнул рубашку. Затем он сбросил туфли, расстегнул ремень и скинул брюки. Оставшись только в нижнем белье и носках, он сильно ударил парня в плечо.

– Пошевеливайся, – сказал он.

Парень словно очнулся. Он снял с себя толстовку, и Руди тут же надел ее. Затем один снял вельветовые брюки, а второй надел их. Они обменялись солнцезащитными очками, Каттер забрал у парня вязаную шапку, а тому отдал свою бейсболку. Парень надел пиджак и сделал попытку завязать галстук. Руди, видя, что тому с галстуком не справиться, сам завязал узел и затянул его на шее у парня.

– Иди прямиком к столику, где сидит мой брат, – сказал Руди. – Садись за столик и следи, чтобы никто не смог разглядеть твое лицо. Пей пиво. Разговаривай с ним. Держись с ним так, будто он твой лучший друг, ясно?

Парень заметно нервничал.

– Я ничего не понимаю.

– Тебе нужно продержаться всего пять минут, – сказал Руди. – Если все получится, Фил заплатит тебе двадцатку сверху.

– Ладно.

– А теперь выходи, – сказал Руди.

Он отпер дверь, вытолкнул парня в коридор, затем запер дверь и приготовился ждать. Отсчитал девяносто секунд. Этого времени достаточно, чтобы парень дошел до их столика и чтобы копы и репортеры заметили костюм, бейсболку «Уорриорз» и солнцезащитные очки. Но недостаточно, чтобы приглядеться и понять, что произошла подмена.

Руди открыл дверь. Желающих зайти в туалет не было. В конце коридора он увидел толпу посетителей, занимавших стоячие места у барной стойки. В бейсбольном матче что-то произошло: зал разразился радостными воплями. Внимание всех было приковано к экранам. Каттер с будничным видом прошел через толпу. Он игнорировал посетителей, и они игнорировали его. В другом конце зала, позади столиков, он увидел выход с неоновым значком над дверью. На брата он не смотрел, надеясь, что у того хватит ума не смотреть на него.

Никто не обратил внимания. Никто не узнал.

Он пересек зал и, толкнув дверь, вышел в холодный, промозглый вечер. На противоположной стороне улицы, в полуквартале от него, стоял седан, из которого полицейские наблюдали за баром. Руди пошел в противоположную от них сторону. На углу он повернул на Герреро и, не поднимая головы и не вынимая рук из карманов, пошел вверх по холму. Он никуда не спешил. Прислушивался, не вывернут ли из-за угла преследующие его машины.

Ни одна не появилась.

На перекрестке он побежал. Пронесся по темным улицам и затерялся в недрах района. В баре, вероятно, уже обнаружили подмену, но им его уже не найти. Они опоздали.

Он перешел на шаг и нашел пустынный парк, где можно было посидеть и насладиться воздухом Сан-Франциско. Правда, недолго.

Ведь его кое-кто ждет.

Просто она пока не знает об этом.