Текст книги "Дюна: Герцог Каладана"

Голограмма продолжала вещать:

– Империя Коррино изжила себя, доказав свою бесполезность, и мы должны разрушить ее. Единственный способ это сделать – обезглавить ее.

Сардаукары подтянулись и теснее обступили Шаддама.

– Вы все здесь присутствуете на месте преступления, – продолжал Якссон Ару, – на месте одного из многих преступлений Коррино. Император похитил эту планету для того, чтобы раздуть свое эго, таким же образом он обобрал и все другие знатные семейства Ландсраада. Мы должны быть королями наших планет, управлять сами нашим достоянием. Коррино душили вас тысячи лет, и вы смирились с этим! Мало того, вы сами дали им эту возможность. Этот «благородный» Дом и вся верхушка Ландсраада должны быть сменены.

Свет голограмм залил зал. В этом тусклом свете Лето увидел, как нахмурился Шаддам.

– Что мы знаем об этом человеке?

Фенринг ответил сразу:

– Недавно я коротко докладывал вам о нем, сир, хм-м, не так ли? Это сын Малины Ару, ур-директора КАНИКТ, но больше мы о нем ничего не знаем.

– Что все это…

Якссон еще сильнее повысил голос:

– Почему вы терпите дряхлую коррумпированную Империю, монополизированную одним алчным семейством, когда мы могли бы иметь соцветие могучих независимых планет, каждая из которых управляется собственными лидерами и собственным народом? Именно так сможет выжить род человеческий!

На площади внизу было видно, как заволновалась людская масса. Лето наблюдал толпы людей, подобно роям разгневанных насекомых струящиеся между блуждающими проекциями Якссона Ару.

Один из аристократов в зале громко, заглушив голос голограммы, крикнул:

– Это государственная измена! Я верен Падишах-Императору!

Лето внимательно слушал, анализируя положение, и его постепенно охватила сильная тревога. Любой продуманный, сложный заговор, такой, как этот, должен выразиться в чем-то большем, чем возмущенное заявление. Возможно, Якссон Ару выступил с этим манифестом, чтобы совершить переворот в умах и побудить людей к мятежу, но Лето не думал, что он удовлетворится только этим. Надо было ждать продолжения.

В сильном волнении он оглядел зал. Он знал, что на крыше Монолита дежурят воздушные суда – лишь этажом выше приемного зала; впрочем, если всю эту массу людей придется эвакуировать, то единственным путем спасения будет скоростной лифт до первого этажа. Но что, если Ару каким-то способом изолировал приемный зал, блокировал его? Не заложена ли в здании бомба?

Лето подбежал к Арикате.

– Мне это очень не нравится, Императрица. Нужно готовиться к худшему.

Император повернулся к стенным микрофонам, через которые собирался воззвать к городу.

– Сейчас я смогу обратиться к людям из службы безопасности по всему комплексу. Мой голос заглушит каждое слово этого безумного человека.

Он взмахнул рукой, чтобы активировать систему, но та не сработала. Энергия была отключена.

Якссон продолжал свою тираду:

– Вспомните о Содружестве благородных. Учитесь у нас, осознайте свое будущее, присоединяйтесь к нам. – Голограмма сделала паузу, а затем добавила: – Если переживете эту ночь.

По залу прокатилась волна гневного недоверия; голографические образы исчезли, рассеявшись, словно морской туман под лучами утреннего солнца. Ропот толпы стал громче, хотя, как заметил Лето, некоторые аристократы молчали – такие, как, например, лорд Атикк. Лето вспомнил, что некоторые аристократы говорили о Содружестве благородных. Вовлечены ли они в заговор?

Загорелись лампы, питаемые аварийной станцией Монолита. Император кипел бессильной яростью, окруженный кордоном сардаукаров. Лето и раньше не раз приходилось видеть разъяренного Императора, однако в таком бешенстве он не видел Шаддама никогда прежде. Мятежное выступление Якссона Ару не только представлялось оскорбительным само по себе, но и произошло во время значимого для Императора события; это было личным оскорблением.

– Найдите этого человека! – проревел Шаддам. – Разберите полы, вскройте стены, найдите провода. Как он смог это сделать? Найдите его! Он здесь?

– Думаю, что это запись, сир, – предположил Фенринг.

– Что он имел в виду, сказав: «Если вы переживете эту ночь»? – спросил Лето и подошел ближе к сардаукарам. – Нет ли здесь какой-то прямой угрозы?

Сквозь толпу, прямые как манекены, чеканя шаг, прошли три сардаукара. Лето узнал среди них полковника-баши, который согласился искать подозрительного «рабочего» на площади. Этот офицер плечом оттеснил в сторону одного из гостей – графа Диново – и быстрым шагом устремился к Императору.

– Мы забираем вас, сир. Мы должны вас эвакуировать.

– Эвакуировать? Во время моего празднества?

Не выказав ни малейшего почтения, полковник крепко взял Императора за руку.

– Подозрения герцога Атрейдеса оказались справедливыми. – Сардаукар посмотрел на Лето. – Мне очень жаль, что наше расследование продлилось так долго, сир. Существует действительная угроза заговора против трона.

– Конечно, это заговор! Мы только что наблюдали, как он развертывается, – огрызнулся Шаддам. – Вы не видели голограммы? Нам надо остановить этого человека, чтобы он и не продолжил сеять возмущение и подстрекать народ к мятежу.

Офицер коротко доложил обстановку, увлекая за собой Императора:

– Грузовые контейнеры и тяжелые обломки на орбите не пусты, как нам казалось. Они нагружены радиоактивным веществом и взрывчаткой. Их двигатели были активированы, и теперь три из них быстро спускаются к поверхности планеты. Их цель – музейный комплекс.

Шаддам изо всех сил отказывался верить очевидному, но сардаукар и не думал ослабить хватку.

– Мы эвакуируем вас, сир. Немедленно!

* * *

Самая важная из родительских добродетелей – это умение понять, когда стоит показать свою власть, а когда – нет.

Леди Джессика

Когда разразился шторм, Джессика сразу вспомнила, что Пол и Дункан отправились в тренировочный полет на модифицированном орнитоптере. Не обращая внимания на ветер и дождь, она выбежала из замка. За полчаса до этого, стоя у высокого окна, она видела, как Пол и Дункан взлетели в небо с военного аэродрома и взяли курс на море, не боясь надвигавшегося шторма. Пол будет рад случаю проверить в деле приобретенные навыки.

Но грозовые тучи становились мрачнее. Вспышки света у их нижней кромки говорили о чем-то более зловещем, чем простые молнии. Эта опасность превосходила все, чего Джессика опасалась во время подобных учебных полетов. Разумные рыбаки развернули свои лодки и устремились к пристани, но самолет Пола продолжал лететь вперед, словно стремясь подразнить шторм.

Джессика испытывала вполне естественный страх за своего ребенка, но она знала, на что он способен.

Под длинным пальто на Джессике было надето изящное белое платье, а бронзовые волосы, уложенные в пучок, были заколоты редким жемчугом, подаренным ей герцогом Лето. Сегодня исполнилось двадцать лет с момента их знакомства, и она не забыла об этом, несмотря на то что сам Лето находился на празднестве, устроенном Коррино. Но сейчас, поняв, какому риску подвергает себя их сын, она думала только о насущных вещах.

Выбежав со двора замка, она принялась взбираться вверх по каменистой тропе к мысу, высившемуся над океаном. Это было неразумно – стоять на продуваемом всеми ветрами месте во время электрического шторма, но она должна была видеть, что происходит. Раскаты грома и шум катящихся на берег волн заглушали звук работы моторов. Она прикрыла глаза ладонью от сырого пронизывающего ветра и стала пристально вглядываться в уродливо изломанную линию грозового фронта. Яростные вспышки на поверхности океана подтверждали, что то был не обычный шквал.

Окинув взглядом взлетную полосу, она обратила взор на посадочную. Джессика уговаривала себя, что Дункан позаботится о безопасности Пола, но и сам мастер фехтования был склонен к авантюрам и безрассудству, а Пол всегда стремился до предела испытать свои возможности.

Даже сейчас, спеша к летному полю по безлюдной местности, Джессика не испытывала одиночества. Она была важна для Дома Атрейдесов, для правителя Каладана. Ее роль не исчерпывалась ролью наложницы, матери наследника или сестры Бинэ Гессерит. Лето оставил ее вместо себя, уезжая на грандиозное празднество Шаддама. Герцог и его леди заключили негласный договор, основанный на доверии, которое они питали друг к другу после двадцати лет совместной жизни. Джессика часто принимала самостоятельные решения в отсутствие Лето, брала на себя ответственность, чтобы облегчить бремя, лежавшее на плечах герцога. Она знала образ мыслей возлюбленного и понимала, какое решение он бы принял на ее месте.

Черные тучи, словно исполинский кулак, нависли над морем. Зловещие яркие вспышки и разряды, подобно гигантским плетям, хлестали во всех направлениях. Леденящий ветер усилился, косые струи дождя немилосердно били Джессику по щекам. Пол и Дункан были там, в самом эпицентре шторма, слишком далеко от берега; они были в страшной опасности. У Джессики замерло сердце. Ее сын – прекрасный пилот, а Дункан – лучший, но даже лучшим не всегда удается уцелеть в вихрях океанских штормов. Она надеялась, что после бури спасательным командам Каладана не придется искать искореженные обломки орнитоптера в морских волнах.

– Возвращайся, Пол, – шепотом взмолилась она.

Сегодня, прежде чем отправиться на аэродром, Пол серьезно поговорил с матерью. Он стоял перед ней, скрестив руки на груди.

– Легкие тренировки не дают отточить мастерство. Только реальный риск порождает настоящий опыт.

Она верила в своего сына.

Но в этот момент, думая о хрупком орнитоптере в водовороте шторма, Джессика призвала на помощь медитативную технику, усвоенную в Ордене Бинэ Гессерит. Она и сама сталкивалась со смертельным риском во время обучения на планете Уаллах IX. Ее проктор, Преподобная Мать Мохайем, подвергала Джессику очень жестким испытаниям. Орден сестер обычно не ценил жизней послушниц; выживали лишь самые лучшие – об остальных можно было не жалеть. Джессика выдержала все испытания и овладела всеми трудными эзотерическими практиками, которые преподавались в школе Матерей.

После этого ее определили в наложницы герцогу Каладана, Лето Атрейдесу. Тогда это представлялось Джессике просто очередной миссией, миссией, в которой она преуспела. Тогда Джессика не подозревала, что это станет ее судьбой, нитью ее жизни. Она сомневалась, что все назначения Бинэ Гессерит были такими же безупречными.

Неподалеку раскаленная добела молния ударила в гребень высокого мыса. Джессика глубже натянула капюшон, прикрыв волосы, пригнула голову и ускорила бег. Скорее бы добраться до аэродрома – там можно будет спрятаться от непогоды в каком-нибудь здании. Ей показалось – или это была всего лишь надежда? – что она слышит приглушенный рокот двигателя за завываниями ветра, но огней приближавшегося орнитоптера она не увидела.

Пол уцелеет, Джессика чувствовала, знала это всем своим существом. Дункан не даст ему погибнуть!

Грянул гром, и Джессика вдруг подумала о Лето: где-то он сейчас? Она знала, что он на Оторио, в окружении амбициозных аристократов, и это тоже было нешуточное испытание. Ему придется принять участие в политических схватках – схватках с разодетыми в пух и прах, надменными и чванливыми гостями празднества Императора Шаддама. Джессика знала, как противна герцогу эта придворная претенциозность. Несмотря на отвращение к политическим играм, Лето тем не менее не был в них изгоем; среди аристократов у него были и друзья, и политические союзники, что делало его более влиятельным, чем многие другие лорды, владевшие только одной планетой. Как бы то ни было, он сейчас, наверное, потягивает тикальское шампанское, отведывает изысканные блюда и ведет пустые беседы с представителями других благородных Домов.

Она могла бы быть рядом с ним в качестве леди владетельного герцога, но наложница не могла исполнить ту роль, какая была необходима в подобных ситуациях Дому Атрейдесов. После трагической гибели Илезы Икац перед церемонией бракосочетания Лето – Джессика прекрасно это понимала – будет сопротивляться желанию вступить в брак, но прошло уже много времени, за такое время меняются целые ландшафты, меняется политика, и ее требования могут оказаться сильнее любых надежд. Если Лето будет загнан в угол, то, возможно, ему все же придется положить герцогство Каладан к ногам Джессики. Согласится ли он взять ее в жены, если она поведет правильную политику?

Шторм продолжался недолго, и к тому моменту, когда Джессика добралась до первых строений аэродрома, ветер стал намного слабее. На востоке, над морем, небо наконец начало проясняться. Над горизонтом появился голубой просвет чистого неба.

Остановившись в дверях небольшого металлического ангара, она пристально вглядывалась в небо и в конце концов различила огни орнитоптера и услышала приближавшийся гул моторов. Судно, покачиваясь, зашло на посадку. Не поврежден ли фюзеляж? Не устал ли пилот? Может быть, Пол ранен?

Она стояла на краю поля, когда аппарат, подпрыгнув, не вполне удачно приземлился. Джессика бросилась к орнитоптеру. Фонарь кабины открылся, и из нее выпрыгнул Пол. Лицо его буквально светилось от счастья, ведь он смог пройти по самому краю пропасти, на волосок от смерти. Следом из кабины вылез Дункан Айдахо; он, как всегда, шагал прямо и уверенно; Джессика достаточно хорошо знала мастера фехтования и видела, что перенесенная опасность доставила и ему немало тревоги.

Джессика принялась тихо выговаривать Дункану:

– Не надо было идти на такой риск, Дункан.

Мастеру фехтования, собственно, нечего было возразить на этот упрек. Он опустил глаза и принялся мучительно подбирать слова, но его выручил Пол:

– Мы вернулись, мама! Я очень многому научился всего за какой-то час… – Он стер с лица струи дождя, заливавшего глаза. – В один прекрасный день я, возможно, попаду в шторм, и ты будешь знать, что мне удастся с ним справиться.

* * *

Любой человек способен убить другого… или самого себя.

Сафир Хават

В школе Матерей Ордена Бинэ Гессерит на планете Уаллах IX на медицинской койке лежала, трудно и хрипло дыша, древняя старуха, раздавленная тяжестью своих видений и преклонного возраста. Лезия, Мать Квизаца Ордена, обладала поразительной способностью воочию видеть все здание, весь гештальт гигантской селекционной программы Общины сестер; она представляла себе все нити, все родословные, все тупики, прозревала надежду там, где ее не видели другие сестры.

Она медленно умирала, напичканная меланжем; благодаря неслыханным способам поддержания жизни она уже давно переступила все мыслимые пределы продолжительности человеческой жизни. Но Орден Бинэ Гессерит считал необходимым поддерживать в старухе искру жизни, ибо Лезия владела уникальным и жизненно важным даром – даром, который было трудно передать другим.

Лезия была опасна, переменчива и иррациональна.

Верховная Мать Харишка вошла в секретный отсек на третьем этаже медицинского корпуса, где в изоляции и под охраной пребывала Лезия – от нее надо было защитить других сестер. Верховная Мать подошла к послушнице, охранявшей запертую дверь, и они заговорили шепотом, чтобы не потревожить находившуюся в палате старуху.

Харишка молча кивнула в сторону двери, и послушница сняла заграждение и засовы. Верховная Мать скользнула в пропахшее тленом помещение и, неслышно ступая по темному деревянному полу, приблизилась к широкой кровати, на которой спала Лезия. У старухи было поразительно юное лицо, но тело было иссушенным, а руки покрыты пятнами и морщинами. Харишка видела старые изображения подруги. В прошлом Лезия была Мастером скрещивания и постепенно поднялась по карьерной лестнице до руководительницы программы. Лезия до сих пор сохраняла остатки былой красоты.

В палату неслышно вошла полная сестра с записывающим аппаратом. Она подошла к Лезии и склонилась над ней, направив на старуху объектив, чтобы записывать мимику и слова, которые она, возможно, произнесет, очнувшись от своего кататонического ступора.

Харишка несколько минут стояла у кровати, стараясь не шелестеть накидкой и тихо дыша, чтобы не производить лишнего шума. Нельзя было лишать старую подругу ни одного мгновения драгоценного сна. Даже до того, как Харишка стала Верховной Матерью, она восхищалась врожденной, просто невероятной способностью Лезии к видению необъятного плана, видению, недоступному другим сестрам Бинэ Гессерит.

Словно ощутив каким-то сверхъестественным образом присутствие Верховной Матери, прикованная к постели женщина медленно приоткрыла глаза, а потом, широко их распахнув, уставила проницательный взгляд на Харишку, вздрогнувшую от неожиданности.

– Ты очень долго стоишь здесь. Никак не можешь решиться перерезать мне горло, чтобы покончить со всеми хлопотами, какие я вам причиняю?

Верховная Мать заставила себя рассмеяться.

– Ты же знаешь, что об этом я не могу даже помыслить, давняя моя подруга.

– Я не Вещающая Истину, так что ты можешь меня обмануть. – Лезия подозрительно взглянула на Харишку и попыталась отодвинуться.

– Я пришла сюда не для того, чтобы тебе лгать; просто зашла проведать, узнать, как ты себя чувствуешь. – Верховная Мать постаралась вложить в свои слова всю искренность, на какую была способна. – Ты нужна Ордену, Лезия. Ты незаменима.

Краем глаза Харишка заметила рослую сестру в зеленом медицинском халате, подошедшую к кровати Лезии. Волосы женщины были гладко зачесаны и плотно прилегали к голове. Теперь, когда Лезия пробудилась, сестра проверила показания приборов, поправила трубки, зонды и диагностические датчики. Пришедшая с Харишкой сестра с камерой подошла ближе, чтобы лучше записывать происходящее.

Харишка склонилась над старухой и заговорила умиротворяющим голосом:

– Мы стараемся тебе помочь. Твое тело изношено и не может само поддерживать в тебе жизнь. Мы делаем все ради твоего блага.

– Моего блага? – Мать Квизаца приподнялась на подушках, затем снова бессильно откинулась назад. Харишка торопливо приподняла ее, а медицинская сестра подложила под спину старухи подушку. – Ты хочешь сказать, для блага Бинэ Гессерит.

– Но разве мы не сестры? Разве не поклялись мы всеми силами поддерживать и продвигать цели Ордена? Селекционная программа – суть и смысл существования Общины сестер. Ты – главный человек Общины. – Харишка выпрямилась. – Таким образом, все, что благо для Ордена, есть благо и для тебя.

Старуха недовольно поморщилась.

– У меня нет подруг, ты же знаешь. Я никогда не испытывала ничего даже отдаленно напоминающего любовь к человеку. В том числе и к тебе.

Харишка рассмеялась.

– Ты не такая бесчувственная, какой хочешь казаться. У меня множество приятных воспоминаний о разговорах с тобой.

Мать Квизаца хрипло вздохнула.

– У меня была невероятно трудная жизнь, да и длится она уже чересчур долго. Как много селекционных путей оказались ложными, сколько их завело нас в тупик, сколько надежд было перечеркнуто – я вижу каждый такой путь и бесчисленное множество других, столь же неудачных. Так в чем же смысл всего этого?

Харишка постаралась ответить как можно мягче:

– Ты можешь выбрать нити, которые не ведут к неудаче. Только ты вдыхаешь жизнь в наши надежды.

– Я не могу жить вечно. Вы нашли Мать Квизаца, которая заменит меня, так дайте же мне уйти в царство Другой Памяти. Она талантлива, способна, я говорила с ней и знаю, что она справится.

Верховная Мать сочувственно кивнула.

– Но у тебя есть и еще один талант, разве нет? Талант, которым не обладает она. Вот поэтому-то ты для меня так важна.

– Да, за это меня стоит терпеть. – Лезия с отвращением посмотрела на подсоединенные к ней трубки, по которым поступала эссенция специи и питательные растворы; на мониторы, следившие за работой сердца; на аппаратуру, поддерживавшую дыхание. Помолчав, старуха вдруг выпалила: – Если уж ты так обо мне заботишься, то не принесла ли мне чего-нибудь вкусного?

Харишка сунула руку в карман и достала небольшой аккуратный пакет, развернула его и перелила содержимое в миску. Из другого кармана она извлекла ложку и подозвала медицинскую сестру.

– Выключи аппаратуру. Оставь ее в покое на несколько минут. Она продержится.

Сестра заколебалась. Было видно, что она встревожилась.

Лезия прохрипела:

– Я умею контролировать работу всех клеток моего тела. На обед меня хватит!

Жужжание аппаратов прекратилось, но питательные растворы и специя продолжали течь по трубкам в вены старухи. Харишка придвинула к кровати стул. Лезия, прищурившись, старалась рассмотреть миску.

– Что у нас сегодня?

Вспышка нетерпения была самой положительной реакцией, какую Харишка видела у нее за долгое время.

– Савойский суп с перцем, который ты так любишь. Его трудно найти. – Верховная Мать улыбнулась. – Но я нашла его… для тебя.

Лезия была счастлива, но не вполне.

– Ты единственная, кто умеет меня успокоить. Другие тоже пытаются, но у них ничего не выходит.

– У нас с тобой есть особые навыки.

Харишка отправила ложку с густой темно-зеленой жидкостью в рот Лезии. Старуха, посмаковав кушанье, проглотила суп, а Харишка приготовила вторую ложку, потом следующую, стараясь не пролить редкое угощение на дряблый подбородок. Когда Лезия поела, Харишка вытерла ей губы салфеткой. Только Харишке старуха позволяла так себя кормить.

Насытившись, древняя Мать Квизаца почувствовала сонливость.

Харишка встала, чтобы уйти.

– Я проведаю тебя завтра.

Лезия сердито посмотрела на нее.

– Ты просто хочешь удостовериться, что я еще жива.

– Да, конечно.

Старуха закрыла глаза и сбросила на пол несколько подушек, чтобы улечься на спину. Медицинская сестра попыталась помочь, но Харишка сама поухаживала за Лезией.

Когда умирающая закрыла глаза и затихла, Харишка сказала сестрам:

– Теперь можете включить аппаратуру. Если будут какие-то изменения, немедленно сообщите.

* * *

Когда Верховная Мать ушла, Лезия приподнялась без посторонней помощи. Две медицинские сестры, повернувшись спинами к старухе, шепотом переговаривались, но та слышала каждое их слово.

– У меня бывают моменты помрачения, но сейчас я мыслю очень ясно.

Сестры, насторожившись, обернулись. Обе даже не пытались скрыть страх.

Лезия прибегла к непреоборимой силе Голоса и сразу парализовала волю обеих сестер.

– Ты, с камерой, подойди ближе.

Рослая женщина беспрекословно повиновалась. Не в силах сопротивляться, она приблизилась к кровати и встала рядом с Лезией.

– Ты все записываешь? – резко спросила Лезия. – Все, чтобы каждое мое слово, каждое мое действие можно было обсудить и проанализировать?

– Я добросовестно выполняю мою работу, – кивнула сестра.

Едва заметная ухмылка скользнула по лицу Лезии.

– Тогда так же добросовестно сделай еще одно дело. – Старуха понизила голос до хриплого шепота; теперь сила Голоса была направлена только на эту сестру. – Видишь вот ту каменную стену? Один кирпич слегка выступает из нее своим заостренным сколотым краем. Видишь, какой он острый?

Вытянув узловатую, изуродованную старостью руку, она указала на угол комнаты.

Сестра кивнула и подняла записывающую камеру.

– Теперь подойди к стене и бейся об этот кирпич лбом столько раз, сколько сможешь. – Лезия махнула рукой. – Да, отдай мне камеру, я подержу ее, пока ты будешь выполнять мой приказ.

Медицинская сестра громко вскрикнула и попыталась удержать подругу, но Лезия остановила ее властным окриком Голоса:

– Стоять! Не двигаться!

Не колеблясь, рослая сестра отдала Лезии камеру, и старуха принялась записывать каждое действие несчастной молодой женщины. Она подошла к стене, повернулась к ней лицом, а затем отступила на шаг назад, чтобы изо всей силы стукнуться лбом о выступающий острый кирпич. После первого же удара она отпрянула назад, с отвращением глядя на кровавое пятно на стене, а затем снова бросилась на стену.

Лезия записывала это безумие, а вторая сестра беспомощно наблюдала, как ее подруга еще несколько раз ударилась головой о стену, а потом, бездыханная, рухнула на пол. Череп был расколот; из раны потоком струилась кровь.

Лезия в изнеможении откинулась на подушку и уставила взгляд в ослепительно белый потолок. Рука ее разжалась, но камера записала слова, которые она произнесла, прежде чем впасть в забытье:

– Джессика… Джессика с Каладана! Вы должны забрать ее у него! Джессику…

* * *

Стоит ли жизнь короля дороже жизни крестьянина или вора? Стоит ли ваша жизнь дороже, чем жизнь подчиненного вам человека? Вот такой шкалой можно пользоваться для определения того, являются ли поступки героическими или трусливыми.

Император Фондиль III, Охотник. «Рассуждение об имперских предубеждениях»

Те, кто стоял ближе других к Шаддаму, отпрянули, повинуясь резкому приказу баши. Некоторые не смогли сдержать крика ужаса. В тусклом свете зала Лето вспомнил о кораблях, стоявших на дипломатической взлетной площадке, и задумался: сколько людей можно эвакуировать из здания и, самое главное, сколько времени в их распоряжении?

В этот момент, словно в качестве издевки, снова включилась энергия, и в зале вспыхнул яркий свет, ослепивший присутствующих. Лето пригнулся, прикрыв глаза ладонью. Нельзя было терять ни секунды. В окна было видно, как вновь осветился музейный комплекс – засияли искусственные радуги, в зеркалах вспыхивали отражения крутящихся звезд, по небу чертили линии разноцветные лучи, прославляя величие Дома Коррино. Лето понял, что это был еще один отвлекающий маневр.

Сардаукар схватил Императора за руку и повел его к тайной двери в задней части приемного зала.

– Сир, вам надо уходить. Немедленно. – Полковник громко отдал команды другим сардаукарам. – Вы тоже, граф Фенринг, и Императрица. Идемте с нами.

Возмущенный Шаддам попытался вырваться, но тщетно.

– Мне достаточно и этого оскорбления, полковник-баши. Я не собираюсь бежать. Мой народ не должен видеть мою трусость.

На лице сардаукара отразилась лишь досада. Он смотрел на Императора, как на непослушного ребенка. Баши заговорил тихо, но энергично:

– Эти люди погибнут и ничего никому не расскажут, сир. Мы находимся в зоне поражения. На крыше стоит легкое судно, на нем мы доставим вас в безопасное место!

Фенринг не заставил уговаривать себя дважды и поспешил к потайной двери.

– Надо было слушать, что говорят, не так ли, хм-м?

Сардаукары расчищали путь, бесцеремонно расталкивая благородных гостей.

Лето был немногословен, когда заговорил, выступив вперед:

– По вашей воле в городе собрались тысячи людей, сир. Эвакуировать надо всех.

Ему ответила Императрица Ариката:

– Здесь самая важная персона – мой муж, но если и другие смогут спастись, то…

Лето бросился к панели управления громкоговорителями и активировал систему.

– Вниманию всех граждан! Покиньте город любыми доступными способами! Бегите как можно дальше от него! – Лето сомневался, что людям удастся это сделать, но он был обязан их предупредить. – Налет неотвратим!

Какой-то сардаукар включил тревожные сирены, вой которых разнесся по всему городу. На перекрестках неистово замигали красные маяки. Массивные контейнеры уже летели к земле сквозь атмосферу. Лето не имел ни малейшего понятия о том, насколько точным было прицеливание, но массы падающих объектов было достаточно для взрыва, эквивалентного взрыву небольшой атомной бомбы.

Лето заметил эрцгерцога Икаца, стоявшего в группе других аристократов.

– Арманд! Веди людей к лифтам! Выбирайтесь на взлетную площадку и занимайте любые корабли!

Суда самых важных гостей были готовы взлететь в любой момент. Поняв приказ Лето, эрцгерцог, не говоря ни слова, быстро повел людей к дверям лифтов.

Лето снова подошел к микрофонам в стене.

– Уходите! Уходите!

Его слова громовым эхом отдавались от домов и мостовых гигантского города и музейного комплекса. Он внезапно подумал, что едва ли сумеет спастись, и вспомнил о Джессике, о Поле…

Охваченная паникой толпа бросилась к лифтам. Арманд Икац втиснулся в уже переполненную кабину и блокировал вход. Ему помогал граф Диново. Резные металлические двери со скрежетом закрылись, и лифт провалился вниз. Лето от души надеялся, что его друг успеет уйти вовремя.

Гости были сбиты с толку и дезориентированы. Некоторые до сих пор не понимали, что происходит что-то страшное. Пробиваясь к двери, куда вели Императора, помощник канцлера периодически громко восклицал хорошо поставленным басом:

– Спокойствие, спокойствие! Все под контролем!

– Где моя Вещающая Истину? – непрестанно повторял Шаддам, пока сардаукары увлекали за собой его, графа Фенринга и Императрицу. – Непременно разыщите ее и выведите на крышу!

В горле Лето застыл ледяной ком. Он подумал о своем пилоте Арко и тех молодых людях из свиты, которым так хотелось увидеть это потрясающее зрелище. Яхта Атрейдесов стояла на поле, и Лето понимал, что его люди обречены.

Пока первая группа сардаукаров выводила Императора и его спутников через одну потайную дверь, вторая сопровождала престарелую преподобную мать Мохайем через другую. Внезапно какой-то офицер взял Лето за плечо.

– Сюда, Атрейдес.

Это был тот самый полковник-баши, который странно смотрел на Лето во время его разговора с Императором; тот самый, кто всерьез воспринял его предостережение.

– Для вас есть место в корабле Императора.

Крепко взяв Лето за руку, сардаукар повел герцога к выходу, за которым располагалась лестница наверх, на крышу Монолита. Шаддам карабкался по лестнице первым, за ним – Императрица, а замыкал этот исход Фенринг. Другие гости тоже пытались пробиться к двери, но сардаукар оттеснил их и протолкнул Лето вперед.

– Почему вы меня спасаете? – спросил Лето. – Надо спасать всех.

– Всех спасти невозможно, – отрезал сардаукар. – Вы сообщили об опасности, предостерегли нас. Разве это не причина спасти вас?

– Нет! – ответил Лето, для которого такой ответ был единственно возможным. – Все эти люди нуждаются в спасении. Есть же какой-то способ им помочь!

– Император Шаддам приказал вывести вас, чего бы это ни стоило, и я выполню приказ. Все остальные уже фактически мертвы.

Он бесцеремонно потащил герцога по узкой крутой лестнице, ведущей на крышу. Лето пытался помочь остальным, хотя и понимал, что это тщетная попытка. Времени уже не было. Внушало надежду то, что Арманд успел вывести часть людей на первый уровень Монолита, и, может быть, кто-то успеет взлететь.

Офицер сардаукаров подтолкнул Лето.

– Скорее! Мы можем опоздать!

Группа, окружавшая Императора, вышла на открытую площадку, где стояло несколько небольших кораблей, готовых к взлету. Впереди всех шли Шаддам и Ариката. Иллюминаторы ближайшего судна были ярко освещены; пилот ждал приказа. Император, Императрица и граф Фенринг ринулись в тесный пассажирский отсек. Шаддаму пришлось съежиться и опустить плечи, чтобы протиснуться в кабину; более хрупкий Фенринг помог Императрице войти в корабль, а затем скользнул следом.