Текст книги "Тайна Кейт"

– Вы пытаетесь произвести на меня впечатление? – осведомился Томас.

Джил покраснела от злости.

– Я знаю, что вы обо мне думаете. Но мне наплевать. Еще я думаю, что на вас мало что может произвести впечатление. – Джил замолчала. Она едва не опустилась до его уровня и не сказала ему, что, помимо родословной и богатства, его, без сомнения, интересует только собственная персона. Но Джил не собиралась вести себя так же безобразно, как Томас.

Он улыбнулся ей.

– Валяйте. Высказывайтесь, мисс Галлахер. Поведайте мне о том, что вы думаете.

– Вряд ли я это сделаю. – Джил поставила на столик свой полупустой стакан. – Я иду спать.

– Хэл никогда не говорил вам про Маризу, – мягко заметил Томас.

Джил помедлила и инстинктивно поняла, что Томас готовится нанести жестокий удар.

– Я прав. – Томас шагнул ближе. – Он ничего вам не говорил, верно?

Поджав губы, Джил покачала головой. Она не хотела это слушать, но понимала, что придется.

– Хэл знал Маризу большую часть своей жизни. Наши семьи близки. Короче говоря, Хэл и Мариза росли вместе и были с детства влюблены друг в друга. Серьезно встречаться они начали, когда Хэл был на последнем курсе в Кембридже, и он ждал так долго только из-за ее возраста. Ей было всего шестнадцать. Они все делали вместе – катались на лыжах в Альпах, ездили на сафари в Кению, путешествовали по Китаю, обошли Индию. Они несколько раз расставались, но всегда воссоединялись. Всегда.

Джил не шевелилась. Сердце оглушительно колотилось в груди. «Но ведь Мариза вышла за кого-то другого», – поняла она.

– Томас. – Алекс встал между ними. – Оставь ее в покое. Завтра она уезжает.

– Нет! – рявкнул Томас.

Краем сознания Джил отметила, что Алекс в конце концов не полный мерзавец.

Алекс схватил ее за руку. Джил навалилась на него всем телом, когда он повел ее к двери.

– Идемте, – сказал он. – Хватит – значит хватит. Давайте закончим этот жуткий день.

– Именно Мариза спасла Хэлу жизнь, – крикнул позади них Томас. Джил остановилась, вырвалась из рук Алекса и, повернувшись, уставилась на Томаса.

– Да, – бросил он. – Мариза спасла Хэлу жизнь.

Джил всю трясло.

– Что вы имеете в виду?

Он сердито посмотрел на нее.

– Значит, вы не знаете? Про наркотики и алкоголь?

Джил даже не сразу поняла его.

– Хэл не пил. И наркотики не принимал.

Томас рассмеялся, хрипло, горько.

– Вся семья не желала видеть, что происходит с Хэлом у нас на глазах. Он приходил домой на рассвете, спал весь день, от него разило спиртным, он нюхал наркотики, но мы все верили, когда он говорил, что много работает, что устал, что у него простуда, верили всему год за годом. Но однажды Мариза нашла его при смерти от передозировки наркотиков. Она вызвала врачей, сидела с ним в больнице, была рядом с Хэлом, пока он три месяца лежал в закрытой клинике. И провела рядом с ним еще год, пока Хэл находился на амбулаторном лечении. Это был год ее развода, но Мариза все равно была с Хэлом все это время. – Томас кричал и был близок к тому, чтобы разразиться слезами.

Джил дрожала. Она ни о чем не подозревала и была в шоке.

– И вы ничего не знали! – выкрикнул Томас.

Затуманенным сознанием Джил все же сообразила, что Хэл утаил от нее самый важный факт своей жизни. Мариза спасла ему жизнь.

Тогда как она, Джил, погубила ее.

– Почему же тогда Хэл не женился на ней? – спросила она. – Когда это было?

– Он излечился два года назад. Но у Маризы в самом разгаре был чудовищный развод. У нее есть ребенок, сын, а этот итальянец – охотник за деньгами – пытался получить над ним опеку, чтобы давить на нее. Хэл виделся с ней все это время, но в конце концов стало казаться, что развод продлится годы, и тогда год назад Хэл уехал в Нью-Йорк. – Томас мрачно улыбнулся. – Процесс закончился два месяца назад.

Джил покачнулась. О Боже, он собирался оставить ее ради Маризы!

– Нет! – воскликнула она. – Хэл любил меня. Он оставил ее. Последние восемь месяцев он был со мной в Нью-Йорке…

Томас прервал ее:

– Чертовски верно, Хэл был в Нью-Йорке с вами. И думаю, по вполне понятной причине. – Его взгляд скользнул по телу Джил с откровенным, грубым мужским цинизмом.

– С меня довольно! – крикнула Джил, повернувшись так быстро, что впечаталась лицом в грудь Алекса.

– Ты бываешь слишком груб, – сказал кузену Алекс и обхватил ладонями плечи Джил.

Оттолкнув его, она поспешила к двери.

– Я еще не закончил. – Томас быстро последовал за Джил, схватил ее за руку и развернул к себе. Она испуганно вскрикнула.

– Вы здесь по той же самой причине, по которой в первую очередь домогались Хэла. – Глаза Томаса сверкали яростью. – И только посмейте отрицать это!

– Понятия не имею, о чем вы говорите, – выдохнула Джил.

– Замолчи, – решительно сказал Алекс, опустив руку на запястье Томаса и вынудив его отпустить девушку.

Джил прислонилась к двери.

– Почему ты защищаешь ее? Или она и тебя завлекла? – спросил кузена Томас.

– Я этого не слышал. И готов забыть все, что только что произошло, так как ты напился с торя, – резко бросил Алекс. – Томас, ты сам на себя не похож!

Томас посмотрел на застывшую у двери Джил, не обращая внимания на кузена, возможно, даже не слыша его. Он побагровел от ярости.

– Вы домогались Хэла, потому что вы – охотница за деньгами. И явились сюда по той же самой причине.

Потрясенная Джил потеряла дар речи.

– Вы здесь для того, чтобы урвать кусок от денег Хэла. А дальше, не сомневаюсь, вы заявите, что беременны от него.

Джил наконец овладела собой.

– Вы ошибаетесь, – сказала она.

Оттолкнув Алекса, она бросилась прочь.

Глава 3

Джил чувствовала себя живым трупом.

Она медленно натянула серые облегающие брюки и черный пуловер, испытывая такое чувство, будто в ее организме кончилось топливо. Совершенно разбитая, Джил только что поднялась после бессонной ночи. Час за часом до рассвета она терзалась ужасными сомнениями по поводу отношений с Хэлом, ее преследовали обвинения Томаса и сознание того, что Хэл хранил от нее тайну о его борьбе с алкоголем и наркотиками. Но больше всего Джил тревожило намерение Хэла жениться на Маризе.

Томас, вероятно, ошибается.

Но факты говорили о другом.

Джил оделась. Никогда у нее на душе не было так скверно. Теперь она понимала, почему семья Хэла ненавидела ее. Они считают ее охотницей за деньгами. Просто невероятно!

Но больше всего угнетало другое: Мариза спасла Хэлу жизнь, а она, Джил, погубила его.

Любил ли Хэл Маризу? Или все же ее – Джил?

В дверь постучали. Решив, что это горничная, девушка посмотрела на часы у кровати. Почти полдень. Ну и что. Несмотря на проведенные в Лондоне два дня, ее организм так и не привык к другому часовому поясу. Да она и не хотела привыкать. Утро прошло, и Джил порадовалась этому.

Сегодня вечером она улетает домой. Джил ждала этого с нетерпением, хотя понимала, что придется оставить Хэла здесь, за океаном, и она лишь изредка сможет навещать его могилу, может, раз в несколько лет.

Джил уже не знала, какие чувства испытывает к Хэлу – любовь или ненависть. Ей просто нестерпимо было оставаться в семье Шелдонов. Она не вынесла бы новых жестоких открытий, касающихся жизни Хэла, его тайн, которые он хранил от нее.

Джил взяла сумочку и кожаную куртку, намазала губы бежевой помадой и открыла дверь. К ее удивлению, там стояла Лорен, безупречно элегантная, в отутюженных голубых джинсах, темно-синем блейзере, белой блузке на пуговицах и туфлях от Тода.

– Доброе утро, – сказала Лорен, держа руки в карманах блейзера. Она не улыбалась, но и не хмурилась, как два дня назад. – Поскольку вы не спустились вниз, я решила проведать вас.

Облегчения Джил не испытала.

– Надеялись, что я умерла во сне?

Лорен пристально посмотрела на нее.

– Вы очень несправедливы.

– Вероятно. Но не стоит притворяться. Сюда вас привела не забота о моем здоровье. – Джил понимала, что грубит, но говорила правду. Она слишком устала, чтобы и дальше играть в игры.

Лорен шла за ней по коридору.

– Джил. Вчера вечером мы много говорили о вас.

Джил остановилась на лестничной площадке и повернулась к сестре Хэла.

– Томас сожалеет о своем ужасном срыве. Я здесь для того, чтобы извиниться за всех нас.

Джил не верила своим ушам. И она ни за что не поверит, что Томас изменил свое мнение о ней. Он считал ее мерзкой охотницей за богатством. Винил в смерти Хэла. Что же происходит?

– Хорошо, – осторожно отозвалась Джил.

– Мне тоже очень жаль. Это очень трудно. Я говорю не об извинениях. Обо всем. Но Хэл встречался с вами, вы привезли его домой… – Внезапно на глазах у Лорен выступили слезы, нос покраснел, продолжить она не смогла. – Боже мой! – Она отвернулась, плечи ее тряслись.

Глаза Джил тоже наполнились слезами. Вот наконец та общая почва. Джил нашарила в сумочке бумажный платок, смущенно положила руку на плечо Лорен. Та покачала головой, не переставая плакать. Джил подождала и, когда Лорен перестала рыдать, подала ей платок. Лорен осторожно промокнула глаза, стараясь не размазать тушь.

Подняв голову, она встретилась взглядом с Джил.

– Спасибо.

Джил заговорила не сразу.

– Может, он и не любил меня всем сердцем и душой, но я любила его именно так.

Лорен опять пристально посмотрела на нее.

– Томас ошибается насчет меня, – вдруг выпалила Джил и пожалела о сказанном. Что-то во всем этом было, Лорен не должна догадаться, что она что-то подозревает.

– Томас в шоке, он в горе, как и все мы. В смерти Хэла он винит себя.

– Как же так? Ведь он обвиняет меня.

Лорен покачала головой.

– Вы считаете Томаса чудовищем, но это не так. Постарайтесь понять, прошу вас. Мы очень дружная семья. Наша родословная насчитывает несколько веков. Томас – наследник отца. Но отцу уже семьдесят девять. Глава семьи – Томас. Он, можно сказать, патриарх, он принимает все решения, руководит компанией, он даже душеприказчик – мой и Хэла. – Лорен внезапно поняла, что сказала, и ее лицо сморщилось.

Джил поняла. Так легко забыть, что Хэла больше нет, представить на мгновение, что он среди них. Джил вручила Лорен еще один бумажный платок. Та высморкалась.

– Мне показалось, что компанией управляет Алекс, – заметила Джил.

Лорен как-то странно посмотрела на нее.

– Они оба уделяют ей много времени. Алекс – президент, входит в состав многочисленных советов, а Томас – главный администратор. Но решающее слово принадлежит Томасу. Так и должно быть.

Но Хэл называл Томаса плейбоем. Что бы ни говорила Лорен, отношение Джил к брату Хэла не изменится.

Но Лорен продолжала, вероятно, желая произвести на Джил впечатление:

– Томас всегда считал, что отвечает за всех нас – за меня, Алекса и Хэла. Когда мы были детьми, он был нашим вожаком. При любом затруднении мы шли к нему, и он всегда решал наши проблемы. Когда меня дразнили в школе, Томас как-то уладил это. Когда Алекс переехал жить к нам после смерти матери, наши родители поместили его в ту же школу, что и Хэла. Ему там прохода не давали. Еще бы – американец, хулиган, – ему было по-настоящему плохо. И тогда в школу съездил Томас. Не знаю, что он сказал мальчишкам, но они приняли Алекса, хоть и неохотно, в свой круг.

– Я поняла, – сказала Джил. История про Алекса Престона показалась ей интересной. – Томас – рыцарь без страха и упрека.

Лорен пропустила ее слова мимо ушей.

– Я знаю, что Томас винит себя в смерти Хэла. Вчера он сказал, что должен был сам поехать в Нью-Йорк и привезти Хэла домой. Томас считает, что вообще не должен был разрешать Хэлу уезжать в Нью-Йорк.

– Но Хэл был взрослым человеком. Томас не мог руководить его жизнью.

– Хэл – художник. Я же говорила вам, Томас управляет его деньгами.

Джил в изумлении распахнула глаза. Значит, Томас держит в руках финансовые вожжи и мог, если бы хотел, манипулировать Хэлом. Однако он этого tie сделал.

– Мы с Хэлом были чрезвычайно близки. Мне кажется, что он рассказывал мне обо всем. – У Джил дрогнуло сердце. – У нас была разница всего в два года. Но, возможно, Томаса его смерть поразила больше, чем меня. – Она дрожала. – Мы все в шоке. Пожалуйста, простите ему его грубость. Простите нас, прошу вас. Мы сожалеем.

Душа Джил откликнулась на мольбу Лорен. Да и как могло быть иначе? По натуре она была неспособна ненавидеть, ей хотелось посочувствовать Томасу, потому что Хэл обожал его. По той же самой причине Джил хотелось полюбить Лорен. С другой стороны, во всей этой пылкой речи ощущалось притворство, да и произнесена она была не вовремя. И почему Томас не извинился сам? Джил не сомневалась: потому, что он ничуть не сожалеет о сказанном.

– Полагаю, мы можем зарыть топор войны. – Джил встретилась взглядом с Лорен и не успела заметить, кто отвел глаза первой – она или сестра Хэла.

– Вот и хорошо, – отозвалась Лорен.

Джил натянуто улыбнулась, понимая, что Лорен не до конца честна с ней.

– Вы все же уезжаете сегодня вечером? – спросила Лорен.

Джил кивнула.

– Хотите, я составлю вам днем компанию? Могу показать вам Лондон, а потом мы вместе пообедаем.

– Мне, пожалуй, лучше побыть одной.

Лорен огорчилась.

– Но мне казалось, что вы приняли мои извинения?

– Да, но я просто неважно себя чувствую.

– Так, может, все же пообедаем, а потом проведем экскурсию по Лондону? – снова улыбнулась Лорен. – Тут у нас поблизости очень милые места. Я с удовольствием покажу вам Мэйфер, здание парламента, Букингемский дворец – интереснейшие достопримечательности.

Джил колебалась.

– По правде говоря, у меня уже есть планы на сегодняшний день.

Но может, стоило принять предложение Лорен? Она сказала, что история их семьи насчитывает несколько сотен лет. Джил она интересовала только начиная с 1906 года.

– И какие же планы?

– Хэл говорил мне, что Аксбридж-холл – это дом ваших предков, открытый для посетителей. Я намерена поехать туда и хотела бы узнать, можно ли посетить фамильный дом вашей бабушки Энн.

Лорен подняла рыжевато-коричневые брови.

– Несколько комнат на первом этаже действительно открыты для посетителей. Это недалеко от Лондона – всего полчаса на автомобиле. Буду счастлива отвезти вас туда.

– Это было бы здорово, – отозвалась Джил. Почему Лорен так мила с ней?

– Но, боюсь, посетить дом моей бабушки Энн нам не удастся. Энн выросла в Бенсонхерст-холле. Она была последней из Бенсонхерстов и наследницей огромного состояния, когда вышла за моего деда, Эдварда, ставшего девятым графом Коллинзуортом. Все состояние Бенсонхерстов перешло к нашей семье после смерти ее родителей, сразу после Первой мировой войны. Но еще до Второй мировой дом был снесен по приказу парламента. На его месте должны были построить железнодорожную станцию.

– Вы шутите!

– Нет. Такое случается. Это был старый дом, его невозможно было содержать, и он действительно стоял поперек дороги. – Лорен улыбнулась. – Давайте поедем в Аксбридж. Не помню, когда там часы посещения, но мы держим для себя целое крыло, так что попадем в дом, даже если сегодня он и закрыт для публики.

– Чудесно. – Джил ощутила лихорадочное возбуждение.

– Почему вы хотите туда поехать? – полюбопытствовала Лорен, когда они спускались по лестнице.

– Я все думаю о Кейт Галлахер. Она не идет у меня из головы. Что-то есть в ней интригующее. И меня не покидает чувство, что она моя родственница. – Но Джил не сказала Лорен, что имя «Кейт» было последним словом Хэла в этой жизни. Она не успокоится, пока не узнает, что все это значит.

– Но какое отношение все эти ваши ощущения имеют к Аксбридж-холлу?

– Но ведь Кейт была подругой Энн, – ответила Джил, когда они ступили в просторный холл. – В 1906 году Кейт гостила у Энн в Бенсонхерсте. Энн вышла замуж за Эдварда. Думаю, для меня Аксбридж-холл – самое близкое к Энн место, ближе мне не подобраться. Не знаю, почему хочу туда поехать или что ожидаю там найти. Просто мне надо туда попасть. – При этих словах по спине Джил пробежал холодок.

– Что ж, это очаровательный дом, – отозвалась Лорен. – Там хранятся и несколько памятных вещей от бенсон-херстской ветви нашей семьи. Но я совершенно уверена, что вы не найдете там ничего ценного, если интересуетесь Кейт. Разве что ее призрак.

Джил метнула взгляд в сторону Лорен. Волосы опять зашевелились у нее на затылке.

– Почему вы это сказали?

Лорен улыбнулась:

– А разве вы не верите в привидения? Это же Великобритания, Джил. Наша история очень богатая и весьма кровавая. У нас здесь повсюду привидения.

Посетителям надлежало оставлять автомобили на стоянке и идти до дома пешком. Но членов семьи это не касалось, объяснила Лорен, и водитель остановил их «роллс-ройс» перед высокими железными воротами, они были закрыты. По ту сторону ворот, врезанных в огромную кирпичную стену, тянулись зеленые лужайки, видпелись деревья, а неподалеку от входа – большой кирпичный дом. Джил смотрела на все это, широко раскрыв глаза. Ворота между тем открыли с помощью дистанционного управления, и автомобиль въехал внутрь. Девушка и представить себе не могла, что в самом сердце лондонских пригородов окажется такой оазис сельской Англии.

– Этот дом принадлежит вашей семье? – спросила Джил, когда огромное здание приблизилось.

– Вообще-то теперь он принадлежит Национальному тресту, но наша семья имеет право пользоваться им по своему усмотрению. Иногда мы проводим здесь приемы.

– Озеро! – Джил заметила окруженное деревьями озерцо рядом с одной из стен прямоугольного сооружения. Башни со шпилями венчали четыре угла дома, а когда машина въехала на подъездную дорожку, Джил увидела причудливый портик во всю высоту здания.

– В большинстве старых поместий рядом с домом есть такие озера или ров с водой, большей частью искусственные.

Автомобиль остановился перед широкой, внушительной лестницей парадного входа. Джил медленно выбралась из машины, сердце ее неистово колотилось. Она подняла голову, рассматривая шесть высоких колонн, поддерживающих фронтон. Они были такой же высоты, что и дом.

– В этом доме три этажа? – спросила Джил.

– Да. Но, как видите, в первом этаже очень высокие потолки.

Пораженная, Джил огляделась. Слева от нее располагалась группа больших кирпичных строений.

– Я угадаю. Конюшни?

Лорен кивнула.

– Теперь там, конечно, магазин и кафе для туристов.

– Ваша семья действительно приезжает сюда время от времени?

– Не очень часто. Хэл наведывался сюда и жил тут неделями. Он больше всех был привязан к Аксбридж-холлу. А потом Томас женился и проводил здесь с женой и детьми большую часть уик-эндов. Он использовал особняк как своего рода загородный дом.

– Далеко ли мы от Лондона?

– Меньше десяти миль, – ответила Лорен. – В прошлом, когда это поместье было основной резиденцией нашей семьи, это было удобно.

– А когда это поместье было основной резиденцией вашей семьи? – спросила Джил, когда они поднимались по ступеням. Войдя под портик, женщины оказались на вымощенном сланцевой плиткой открытом внутреннем дворе. Главный вход в дом находился по меньшей мере в пятидесяти футах впереди.

– Давно. Во всяком случае, до моего рождения.

– А ваша семья жила здесь во времена Кейт?

Лорен бросила на нее удивленный взгляд.

– Это когда же?

– Около 1906 года.

– По-моему, моя семья до сих пор проводит здесь значительную часть своего времени. Дом в Лондоне, кажется, тоже был построен приблизительно в ту пору.

Они пересекли внутренний двор. На пороге дома появилась высокая кряжистая женщина с короткими седыми волосами стального оттенка, в черной водолазке и брюках. Казалось, она удивилась, увидев их.

– Миссис Шелдон-Уэлсли, как вы, моя дорогая?

– Люсинда, надеюсь, ничего, что мы без предварительного звонка?

– Конечно, это же ваш дом, моя дорогая. Я так сожалею о вашем брате. Просто непостижимо. Это был самый милый молодой человек, какого я знала.

Джил вздрогнула, на нее снова навалилась реальность. Но сейчас ей хотелось думать о Кейт, а не о Хэле.

– Спасибо, – пробормотала Лорен и быстро познакомила их. – Люсинда Бек – директор, и была им, еще когда я была маленькой девочкой. А это гостья из Америки, Джил Галлахер.

– Я считаю себя почти членом семьи Коллинзуортов, – любезно обратилась к Джил Люсинда и протянула ей руку. Если она и знала что-то об отношениях Джил и Хэла, то не подала виду. – Я здесь директор с восемьдесят первого года. Между прочим, я как раз разбирала очень интересные бумаги – письма вашего дедушки его камердинеру.

– Просто невероятный дом, – сказала Джил, когда они остановились в огромной пустой комнате.

Серо-голубой с белым потолок поддерживали колонны, лепное украшение в центре было точной копией мозаичного узора на полу под ним. Полы были из голубого и белого мрамора, выложенного разнообразными узорами. Стены делились на громадные панели в виде фризов с римским военным узором. В каждом конце помещения было по два алькова, каждый с камином. Рядом с многочисленными пилястрами стояли статуи, а в некоторых местах располагались панели-фризы с узорами в виде арабесок. Вдоль ближней и дальней стен комнаты стояли позолоченные скамьи и статуи на каменных постаментах.

– Это холл, – объяснила Люсинда. – Хотя в более ранние времена здесь устраивались развлечения. Давали балы, в высшей степени роскошные. – Люсинда широко улыбнулась. – Существовала также традиция проводить здесь свадебные церемонии. К сожалению, она умерла вместе с восьмым графом. – Она улыбнулась Лорен. – Ваш прадедушка был последним Коллинзуортом, сочетавшимся браком в этой комнате. Как жаль!

Джил смотрела на оживленное лицо Люсинды, когда Лорен спросила:

– Не могли бы вы провести краткую экскурсию по дому? Джил интересуется его историей.

– С удовольствием, – просияла Люсинда. – Для меня нет большего наслаждения.

Пока они шли по холлу, Люсинда указывала на какие-то детали, но возбужденная Джил едва понимала, что та говорит.

Энн Бенсонхерст, последняя графиня Коллинзуорт, конечно же, приезжала сюда после своего дебюта в свете, потому что со временем она обручилась с Эдвардом Шелдоном, наследником Коллинзуортов. Энн, вне всякого сомнения, была здесь частой гостьей. Привозила ли она с собой свою подругу, Кейт Галлахер? Джил представила себе двух девушек в этой роскошной комнате, в окружении других гостей. Может, Кейт навещала подругу и после замужества Энн. Может, даже оставалась переночевать.

Они вошли в другую комнату, которую Люсинда назвала «обеденной», тоже большую, но раза в три меньше холла. На полу лежал розоватый ковер с узором из золотых и зеленых ромбов, стены были выкрашены в более светлый оттенок розового и отделаны бледно-зеленым, потолки тоже были бледно-зеленые и украшенные еще более красивыми фризами. На стенах висели картины, среди них много портретов.

У Джил закружилась голова. Люсинда сообщила о том, что в этой комнате члены семьи обычно завтракали.

– Это портреты членов семьи? – спросила Джил, едва шевеля губами.

– Нет-нет. Здесь висят портреты членов королевской фамилии – это Вильгельм и Мария, а это Георг IV. И более ранних графов. В таких домах было принято вешать портреты венценосных особ, чтобы придать собственной семье больше величия и благородства.

Джил была разочарована. Среди женских портретов она надеялась увидеть Энн. Наконец Джил посмотрела на Люсинду.

– Дорогая, вы что-то ищете? Хотите увидеть что-то конкретно?

Джил облизнула губы.

– Я надеялась найти портрет Энн, возможно, вместе с Эдвардом. А может, с ее американской подругой Кейт Галлахер.

Люсинда пристально посмотрела на нее.

– Идемте со мной в галерею. – Она быстро направилась вперед.

Они прошли через две роскошно убранные комнаты и оказались в широкой и очень длинной галерее. Французские окна вдоль одной из стен выходили на террасу, за которой раскинулся живописный сад. С потолка свисали огромные хрустальные люстры, по периметру комнаты стояли стулья с сиденьями, обитыми синим бархатом, а на стенах висели десятки картин. Люсинда, не останавливаясь, прошла по ковру мимо нескольких каминов с мраморными каминными полками. И наконец остановилась перед большой картиной.

Джил схватила Лорен за рукав. Перед ней было изображение пары, расположившейся на лугу для пикника. У ног мужчины сидела женщина, темноволосая, молодая, ни хорошенькая и ни дурнушка. Но глаза ее сияли.

– Это Энн, поправьте меня, если я ошибаюсь. – Джил охватил трепет, внезапно ей стало жарко.

– Да. – Люсинда подошла поближе. – Она была очень молода, не больше восемнадцати. Эта картина написана в первый год их супружества.

Джил присмотрелась. Энн, в милом белом платье с голубой отделкой, сидела на одеяле под большой цветущей вишней. На красном шерстяном одеяле стояли аксессуары пикника: плетеная корзина, бутылка вина, два бокала и несколько тарелок. Из корзины вывалились фрукты – яблоко, две груши, гроздь винограда. Рядом с юбкой Энн лежала открытая книга, а у ее ног, обутых в голубые туфли, расположился кокер-спаниель.

Позади Энн стоял высокий темноволосый мужчина, поразительно красивый, с аристократической внешностью и весьма жестким выражением лица. На нем были брюки для верховой езды, черные сапоги, белая сорочка и твидовая куртка. В руке он держал хлыст. Вокруг шеи был повязан галстук цвета бургундского вина. Взгляд его был мрачен, неподвижен, непреклонен. Он был красив, и от него исходила энергия. Это был аристократ до кончиков ногтей. Казалось, он рожден повелевать сотнями слуг, но не умеет улыбаться. Сидевшая у его ног Энн выглядела слишком юной и очень хрупкой.

– А это – Эдвард.

– Да.

– Они составляли удивительную пару, – вслух подумала Джил. – Энн так молода.

– Тогда многие выходили замуж в таком возрасте, – объяснила Люсинда. – Этот союз считался выдающимся. Эдвард Шелдон был самым завидным женихом своего времени, а Энн, разумеется, была богатой наследницей. Весь Лондон только и говорил об этом браке, и не зря.

Лорен тоже рассматривала картину.

– Я много раз видела ее, но сегодня смотрю как в первый раз. – Она не улыбнулась, и Джил показалось, что ее голос звучит напряженно. – Я не знала его. Эдвард умер очень давно. Перед началом Второй мировой войны, кажется.

– А когда умерла Энн? – спросила Джил.

– Мне было девять лет, когда она умерла, – ответила Лорен.

– Она дожила до почтенного возраста – восьмидесяти пяти лет, – пояснила Люсинда. – Внезапно заболела и умерла во сне в 1975 году. Я очень хорошо помню ее похороны.

Джил обратилась к Лорен:

– Вы, наверное, многое помните о ней?

– Не слишком. Она была очень резкой и очень занятой. Мы обходили ее стороной. Мы все боялись Энн.

Удивленная, Джил снова посмотрела на юную женщину у ног Эдварда. Глаза Энн сияли любовью.

– Она очень хрупкая.

Лорен промолчала.

– Энн когда-нибудь говорила о Кейт? – Джил понимала, что бьет наугад.

– Что я помню, – ответила Лорен, – так это как мы играли здесь в детстве. – Она улыбнулась, глаза ее увлажнились. – Мальчишки часто не принимали меня в свои игры. Мне было тогда пять или шесть лет. Помню, они придумали свой язык – произносили слова задом наперед, а у меня так ловко не получалось, и я злилась. – Комок встал у нее в горле.

– Ну, будет, будет. – Люсинда похлопала ее по спине.

– Да нет, ничего, – покачала головой Лорен. – Просто это было так давно, я все забыла, а тут вдруг вспомнила с такой ясностью.

– Как по-вашему, где был написан этот портрет? – обратилась Джил к Люсинде.

– Его писали в Стэнсморе, – ответила Люсинда. – В загородном доме семьи.

– На севере Йоркшира, – добавила Лорен. – Когда-то это было обширное поместье. Сейчас оно запущено. Но иногда мы бываем там летом.

– Хэл говорил, что ребенком проводил почти каждое лето в Йоркшире, – сказала Джил.

Она снова посмотрела на Эдварда. Почему-то по спине у нее пробежал холодок. Он казался таким высокомерным, холодным, сложным человеком. Джил подумала, что супруги не подходили друг другу. Энн вряд ли могла надолго привлечь к себе такого человека.

– По-моему, ваша бабушка любила его, – заметила Джил.

Лорен не ответила.

– В те дни никто не женился по любви, мисс Галлахер, – улыбнулась Люсинда. – Особенно если речь шла о титулах и состояниях. Но ни для кого не секрет – Энн была влюблена в своего жениха.

Джил сомневалась в том, что Эдвард был влюблен в свою невесту. Вряд ли он был способен на большую страсть и глубокие чувства.

– Шелдоны нуждались в состоянии Энн? – спросила Джил.

Глаза Лорен расширились. Она явно была ошарашена.

– Разумеется, нет.

– Простите, – смутилась Джил.

Люсинда поспешила вмешаться, заметив, как вспыхнули щеки Лорен.

– Знаете, Хэл обожал именно эту картину. Он часами просиживал здесь, в галерее. Конечно, ему нравились и другие произведения искусства в этом доме.

Внезапно Джил представила себе Хэла, бродящего в одиночестве по дому. Тут что-то не сходилось, но она никак не могла уловить, что именно. Он хранил фотографию Энн и Кейт и так часто посещал Аксбридж-холл. Джил вдруг вспомнила все вечера, которые они провели вместе. Хэл никогда не упускал случая что-нибудь рассказать о своей семье, какую-нибудь забавную историю.

– А подолгу ли бывал здесь Хэл? – спросила она у Люсинды.

Та посмотрела на Лорен.

– Приезжая в Лондон, он жил в семейном крыле, – ответила Люсинда. – Я хочу вам кое-что показать.

В мозгу Джил прозвенел крохотный колокольчик, но она не смогла до конца расшифровать его сигнал. Следом за Люсиндой и Лорен девушка подошла к красивому столу с мраморной крышкой. На нем лежали несколько фотографий в рамках – нынешние снимки Уильяма и Маргарет, несколько – Томаса, два мальчика в школьной форме, настолько похожие друг на друга, что должны были быть его сыновьями.

– Граф, графиня, его наследник, его внуки, – пояснила Люсинда.

Затем она указала на маленькую витрину на соседнем бюро. В ней лежало несколько небольших предметов: разрисованное фарфоровое яйцо, украшенная эмалями табакерка, серьги из гагата в виде капель, чернильница и гусиное перо, старые книги в кожаных переплетах, медальон.

– Моя дорогая, взгляните на этот медальон, – тихо, но с торжеством сказала Люсинда.

Джил вскрикнула. Медальон был открыт. В каждой из его половинок хранились маленькие великолепные портреты. На одном была изображена Энн. На другом – Кейт.

– Энн и Кейт! – выдохнула Джил.

– Очевидно, они были хорошими подругами, – заметила Люсинда. – Судя по домашним записям Бенсонхер-стов, которые у нас есть, Кейт с матерью некоторое время гостили в Бенсонхерст-холле.

Джил едва дышала.

– Они приехали в сентябре 1906 года, – прошептала она.

– В самом деле? У вас прекрасная память, милочка. Энн сама передала в музей этот медальон незадолго до своей смерти.

Джил не хотелось уходить от медальона. По спине у нее снова пробежал холодок тревоги.

И вдруг, ясно как день, она представила себе Энн и Кейт сидящими вместе за столом в «обеденной» комнате, их головы наклонены друг к другу, девушки смеются и шепчутся, рассказывая о флирте и своих успехах на балу у Фэр-чайлдов. На улице светит полуденное солнце, озаряя девушек своим теплым, но неземным светом. Обе они никогда не были так счастливы. Они – лучшие подруги.