Текст книги "Проклятие одиночества и тьмы"

Глава 13
Харпер

Мы возвращаемся в Замок Железной розы к утру. Часть меня хочет противиться этому, но я не могу оставаться в трактире, где все думают, что мы на стадии королевских переговоров. К тому же события последних двадцати четырех часов убедили меня в том, что до телефона мне придется добираться долго.

Как только мы возвращаемся в замок, Рэн ведет меня в ту же самую спальню через главный зал, мимо еды на столах и музыки, которая сегодня звучит медленно и уныло.

Я отказываюсь заходить внутрь.

– Если думаешь, что я позволю тебе снова запереть меня здесь, то тебе лучше подумать еще раз!

Глаза Рэна выглядят усталыми. Он вытаскивает ключ из замка и протягивает мне.

– Обед будет подан через несколько часов. Могу ли я рассчитывать на то, что вы не полезете вниз по шпалере в этот раз?

Мои суставы уже настолько окостенели, что даже ходить больно. Я вряд ли в скором времени захочу заниматься лазанием по стенам.

Я забираю ключ у Рэна.

– В этом не будет необходимости.

Рэну совсем не весело.

– Я скажу Грею, чтобы охранял у этой двери.

– Мне кажется, Грею нужно дать поспать.

– Это верно. Тогда, может, мне лично постоять на страже?

Взгляд потемневших глаз слишком тяжелый и придает вес его словам. Я вспоминаю о том моменте, когда Рэн шептал предупреждение мне в шею и его дыхание касалось моей кожи. Он обладает невероятным талантом складывать слова одновременно в скрытые угрозы и туманные обещания.

Я заправляю выбившуюся прядь волос за ухо и смотрю в сторону.

– Тебе не нужно стоять на страже. – Я поворачиваюсь, чтобы перешагнуть порог, и резко замираю на месте.

Кровать заново заправлена, подушки взбиты. В камине потрескивает огонь. Пятна от пыли и грязи, которые я оставила на покрывале вчера, бесследно исчезли. На прикроватном столике стоит новая ваза с белыми цветами. В воздухе терпкий запах жасмина и жимолости.

– Замок следует предопределенному порядку вещей, что вы уже наблюдали на примере музыки и еды. Точно так же и с вашей комнатой. Она будет ежедневно обновляться, – говорит Рэн за моей спиной.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

– А если я все тут поломаю? – спрашиваю я с очевидным сарказмом в голосе, но еще и с неподдельным интересом.

Рэн не ведется на провокацию.

– Попробуйте и посмотрите сами.

Я приближаюсь к вазе с цветами и наклоняюсь, чтобы их понюхать. Каждый лепесток идеален. В букете даже нет ни одного засохшего листочка.

– Они прекрасны.

Он кивает:

– Арабелла любила цветы. Вы часто будете видеть новые цветочные композиции, – спокойно говорит Рэн без каких-либо эмоций в голосе.

– Арабелла?

– Моя старшая сестра.

Я замираю. Мне не хочется его жалеть, но, стоя в этой комнате среди вещей его мертвой сестры, я не могу просто все это проигнорировать. Впервые я задумываюсь о том, каково это – жить в таком месте, где все постоянно ходит по кругу и начинается заново, за исключением семьи Рэна.

Он не двигается, и я не знаю, что сказать. Одно дело ему посочувствовать, а вот выразить сочувствие – это уже совсем другое.

Рэн спасает меня от неловкого молчания:

– Я вас оставлю, чтобы вы смогли передохнуть.

– Спасибо.

Он мешкает, пока закрывается дверь, и на мгновение мне кажется, что он меня все-таки обманет: запрет как-нибудь дверь или отберет обратно ключ. Однако с его стороны все-таки произошли изменения в отношении доверия, поэтому дверь просто закрывается, а Рэн уходит.

Я чувствую облегчение. Мне нужен перерыв. Пленница я или нет, но я не хочу быть грязной, поэтому забираюсь в ванну.

Вода идеальной температуры тут же вытягивает боль из мышц и смывает кровь и грязь с рук. Разнообразные баночки и бутылочки стоят на зеркальном подносе возле окна. Я понятия не имею, что есть что, но все средства пахнут чудесно, поэтому я выбираю флакончик и выливаю его содержимое в воду. Как только появляется пена, я тут же погружаюсь в нее, чтобы намылить волосы. Это приходится делать дважды – настолько они грязные. Затем я просто лежу в теплой воде и смотрю в потолок.

Когда я была маленькой и просыпалась от кошмаров, мама обычно говорила: «Тебе всего лишь нужно подумать обо мне, и я появлюсь в твоих снах. Я помогу тебе справиться со всеми ужасами». И это всегда очень хорошо работало. Я верила, что могу призвать маму мысленно, до тех пор, пока не стала слишком взрослой, чтобы верить в такие вещи. Сейчас я бы отдала все что угодно, лишь бы заставить маму прийти ко мне.

Я выбираюсь из ванны до того, как эмоции смогут взять верх.

Мне не хочется снова брать вещи у мертвой девушки, особенно у сестры Рэна, но практичность побеждает. Я же не могу ходить голышом.

Сегодня я выбираю черные бриджи из оленьей кожи, которые хорошо сочетаются со свободным красным топом с кожаными завязками по бокам. Без средств для укладки мои волосы выглядят как воронье гнездо, поэтому я даю им высохнуть и заплетаю в толстую свободную косу.

Дюжины разнообразных пар ботинок выстроены в ряд на полу под чередой платьев, и эта обувь сидит намного лучше, чем те ботинки, которые я нашла в конюшне. Я останавливаю свой выбор на черных сапогах до колен. Когда я мельком ловлю свое отражение в зеркале, на меня смотрит бывалая принцесса-воительница, и особый колорит придают неяркие сине-желтые пятна на левой стороне моего лица. Хорошо, что нет ни боли, ни отека. Этим я обязана Эвелин.

Я плюхаюсь на кровать и смотрю в потолок. Мысли о Джейке и маме мелькают у меня в голове, смешиваясь с беспокойством до тех пор, пока мне не становится тошно.

Мне нужно чем-то заняться. Не могу сидеть на месте.

Рэн не сказал, что мне нужно все время быть в комнате. Я открываю дверь, уверенная в том, что за ней на посту стоит Грей. Меня приятно удивляет пустой коридор. Скрипичная мелодия, раздающаяся снизу, заглушает все звуки. Я выскальзываю туда.

Заглядываю по пути в открытые комнаты. Каждая последующая убрана шикарнее предыдущей. Бархатные гобелены, меховые ковры, серебряные подносы с хрустальными бокалами. В некоторых комнатах стоят вино и небольшие подносы с едой.

В конце коридора обнаруживается широкая лестница. Я могу выбрать, куда пойти: вниз в темноту или вверх к свету. Я иду наверх.

Комнаты на третьем этаже больше тех, в которых я была до этого. Они больше похожи на апартаменты, чем на комнаты. Все двери распахнуты, приглашают сначала пройти в гостиную, а затем через двойные двери к пышно убранным кроватям и невероятным гобеленам на стенах.

Вдоль коридора напротив каждой двери располагаются широкие ниши, в которых нет мебели. Странно. Затем до меня доходит, что это пространство для стражников. Как будто тут были стражники, которые могли бы стоять на посту. Как будто тут были люди, которым необходима была охрана.

На четвертой комнате я начинаю уставать от изящной роскоши. Словно я изучаю музей без всяких поясняющих табличек.

Я заглядываю в пятую. Все, что я вижу, – это кровь.

Моему мозгу требуется секунда, чтобы все понять, и еще секунда, чтобы нос почуял запах меди. Стены пестрят кровью, всюду разные оттенки красного: темные кляксы на белых стенах, ржавые подтеки на постельном белье, огромные вязкие багряные лужи на мраморном полу.

Кровь – не самое ужасное, что есть в этой комнате. В лужах крови еще лежит что-то плотное и темное. Что-то подозрительно похожее на внутренние органы.

Пошатываясь, я хватаюсь за дверной косяк. Я не могу дышать, а перед глазами все плывет.

Никто не смог бы потерять столько крови и выжить. Никто не смог бы потерять столько… плоти.

Я кричу. Я не знаю, как долго я это делаю, но мое горло уже болит.

Влажный запах меди с чем-то более резким продолжает бить мне в нос. Мне кажется, у меня на языке лежит старая монета. Я затыкаю нос и рот. Перед глазами снова все расплывается. Я вот-вот упаду вперед и потеряю сознание в кровавой луже.

Сзади меня хватают руки и тащат назад.

– Харпер.

Голос Рэна. Его руки крепко сомкнуты вокруг меня. Твердая грудь прижата к моей спине.

Перед глазами у меня все еще стоит кровь. Крики переходят в тихие всхлипы.

– Харпер, посмотри на меня. – Рэн резко переворачивает меня к себе лицом и встряхивает. – Посмотри на меня.

Я смотрю на него.

Только Рэн. Один.

У меня в груди все обрывается. Если бы Рэн не держал меня, я бы вряд ли устояла на ногах.

– Грей? – спрашиваю я, срывающимся голосом. – Это Грей?

– Нет. Командор Грей в порядке, – поспешно заверяет меня Рэн, но при этом его голос не лишен мягкости. – Успокойтесь.

Я вдыхаю и снова чувствую запах крови, пропитавший воздух. У меня сжимается горло, и я практически складываюсь пополам. Мир вращается перед глазами, верх и низ меняются местами. Я отключаюсь.

Нет, не отключаюсь. Я двигаюсь по коридору, окутанная теплом. Комната ужаса удаляется, постепенно превращаясь в обычный дверной проем.

Усилием воли я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Рэна. Мое лицо оказывается прижато к его обнаженному плечу, что меня удивляет. Куртки и рубашки на Рэне нет, лишь какая-то свободная белая безрукавка, похожая на нательную майку. Воротник безрукавки мокрый, как и подбородок. Рэн теплый и пахнет мятой. Я замечаю белую полоску крема для бритья.

Так он брился.

Это так нормально, что обескураживает. Я могу закрыть глаза и притвориться маленькой девочкой, у которой жизнь еще не пошла под откос. Отец подхватил меня на руки, и я вдыхаю его запах, похожий на этот, но я не маленькая девочка, и меня несет не отец, а Рэн.

Я провожу рукой по лицу. Приятное воспоминание об отце доставляет мне не больше радости, чем увиденное кровавое месиво в той комнате.

– Поставь меня.

Я готова к тому, что Рэн откажется, но он останавливается и опускает мои ноги на землю. Мы на самом верху лестницы, и Рэн не отходит далеко. Его спокойствие одновременно обнадеживает и ужасает.

– Лучше? – тихо интересуется он.

Я не знаю.

– Та кровь настоящая?

– Вполне, – отвечает Рэн, и его лицо темнеет. – Вы отказались от охраны, помните?

– Поверь, я уже жалею об этом. – Я все еще переживаю, что меня стошнит на бархатный ковер. – Ты знал, что она там была?

– Конечно. – Рэн делает паузу. – Я обычно отправляю Грея, чтобы он запер двери, но с тех пор, как вы прибыли, мы были несколько заняты.

Это был довольно язвительный комментарий, но мои мысли смешиваются, пока я пытаюсь найти всему этому объяснение. Кровь была яркой, свежей и настоящей.

– Кто-то ранен?

– Нет, миледи. По крайней мере, не так, как вы думаете.

Я смотрю на Рэна:

– А как же тогда?

Выражение его лица трудно описать.

– Этот этаж – не место для слабого желудка. Можете идти?

– Могу. – Я хватаюсь за перила и делаю шаг вниз.

Мои пальцы дрожат из-за остатков адреналина. Я чувствую себя дерганой и неуравновешенной.

Рэн шагает рядом со мной в абсолютно беззаботной манере. Он настолько расслаблен, что я начинаю сомневаться в себе и думать, не показалось ли мне все это.

Мы доходим до лестничной площадки, и я поворачиваю, готовая направиться к себе в комнату, но Рэн идет дальше вниз.

– Пойдемте, – говорит он, указывая рукой направление. – В кухнях ничего пугающего нет.

У меня нет абсолютно никакого аппетита после увиденного в той комнате, но я все равно следую за ним. Он может поесть. Мне же нужна информация.

– Так это сотворило чудовище? – шепотом спрашиваю я. – Оно здесь?

– Нет. Кровь в той комнате – то еще зрелище, но в конечном счете по ее поводу не стоит беспокоиться. – Рэн погружается во мрак, не оставляя мне ничего другого, как следовать за ним.

Я стараюсь поспевать. После лестницы начинается сумрачный коридор, освещенный дрожащими огнями. Я чувствую теплый запах муки и дрожжей. Мне следовало изначально выбрать этот путь.

– Так кровь – это часть проклятия? – шепчу я.

Рэн поворачивается и разводит руками. Выражение его лица скептическое.

– Все, что вы видите, – часть проклятия.

Я не решаюсь спросить про его погибшую семью. У меня никак не получается сопоставить свежую кровь и людей, умерших много сезонов назад.

Мне не следует переживать, потому что голос Рэна остается обычным и бесстрастным.

– Не желаете ли немного вина? Я могу принести бутылку из погреба.

– Нет. Рэн…

Я сглатываю. Мой голос охрип.

Грей рассказал мне про сотни девушек. Кто-то из них выжил, но кто-то нет.

– Кто умер в той комнате?

– Никто.

– Это невозможно. – Я запинаюсь, задумываясь об очередном побеге отсюда, и отступаю поближе к выходу. – Эта кровь… Кровь последней девушки? Она умерла здесь?

– Нет. Она вернулась домой, когда сезон начался заново. Если не хотите вина, то, может быть, вам медовуха больше по нраву или…

– Да мне плевать, что мы будем пить!

Я становлюсь перед Рэном. Пульс стучит у меня в ушах, и я уверена, что мое лицо искажает ярость.

– Как ты можешь обсуждать обед, когда у тебя есть комната наверху, полная кровищи? – Я впечатываю ладонь в каменную стену. – Хватит увиливать от моих вопросов!

Рэн смотрит на меня спокойно. Свет от масляных ламп мерцает в его глазах.

– Я ответил на ваши вопросы достаточно прямо. Если вам так не кажется, то вы просто задаете неправильные вопросы. Что вы хотите знать?

– Чья это кровь?

Когда Рэн отвечает, в его голосе слышна нотка злости, которую заглушает смирение с обстоятельствами.

– Кровь, которую вы видели, – моя.

Глава 14
Рэн

Я пересматриваю свое решение дать Харпер свободу. Она сочла мои бывшие покои ужасающими, и это не предвещает ничего хорошего. Если честно, то я должен, наверное, стоять перед ней на коленях и благодарить ее за то, что она снова не сбежала из замка, а добровольно последовала за мной в теплые недра королевских кухонь.

С этой частью замка у меня связаны приятные воспоминания. Я часто приходил сюда, когда был ребенком, и девушки-кондитеры угощали меня обрезками теста и чашками сладких сливок. Моя нянька дружила с поварихой, поэтому они обычно смеялись и сплетничали, пока я рисовал картины на муке, которая, кажется, покрывала на кухне все.

Визиты на кухню прекратились, и моя нянька исчезла, когда я спросил отца, почему ни одна девушка не может удержать его больше двух недель и почему моя мама – бедное создание.

Воспоминания же остались нетронутыми. После того как Лилит меня прокляла, после того как эхо пустующего замка начало преследовать меня, я начал искать убежища именно здесь. Тепло и сильный запах сахара и дрожжей напоминают мне о детстве, о времени, когда я был невинен.

Без прислуги кухня кажется огромной. Еда расставлена везде, выступает из теней. Дюжины буханок хлеба ждут своей очереди на полках возле печи, в которой ревет жаркое пламя. В огромном котле булькает суп с жареной кукурузой – его бы подали на ужин. Шесть фазанов томятся на медленном огне, поворачиваясь на вертеле над углями в другом конце комнаты. Овощи, нарезанные ломтиками, уже поджарены и выложены на тарелки. Повсюду сыр, орехи, выпечка.

Единственное свободное рабочее пространство – это огромный стол в центре кухни, усыпанный сахаром, корицей и заполненный кусками теста.

Харпер замирает на пороге и осматривается.

– Боже… Вот это да.

Я подхожу к столу, откладываю в сторону полоски теста и выдвигаю стул.

– Садитесь, миледи. Вина?

– Я почти уверена, что вино не помешает.

Я достаю бутылку из кладовой, расположенной в углу кухни. Харпер наблюдает за мной, пока я разливаю напиток.

Ее взгляд заставляет меня чувствовать себя неловко. Я лишился застенчивости много лет назад… По крайней мере, я так думал. Привык к пытливым и осуждающим взглядам. С Харпер все по-другому. Она мой последний шанс. Ставки невероятно высоки.

Как только бокалы наполнены, я протягиваю один Харпер, а сам осушаю свой одним глотком. Наливаю себе еще.

Девушка делает маленький глоток, наблюдая за мной.

– Так ты все-таки расстроен.

Ее слова заставляют меня замереть.

– С чего вы взяли?

– По моему опыту, мужчины так пьют, когда они расстроены.

Мне не нравится, что Харпер видит меня насквозь.

– Так и есть. И какого рода этот опыт?

Девушка почти незаметно вздрагивает и вертит в руках бокал. Ее голос остается непринужденным.

– Не будем говорить обо мне.

Я делаю медленный глоток из бокала.

– Вы желаете поговорить обо мне?

Каждый раз, когда я бросаю вызов Харпер, в ее глазах зажигается огонек.

– Да, желаю. Что на самом деле случилось в той комнате?

– Я совершил ошибку. – Я делаю очередной глоток, уже ощущая эффект от первого бокала. – Одну из многих, к вашему сведению.

– Какую ошибку? – Харпер облокачивается на стол и внимательно смотрит на меня.

Я сомневаюсь, взвешиваю слова, затем делаю еще один большой глоток.

– Я имел неосторожность весело провести время в компании неправильной женщины.

– И что? Она порвала тебя на части?

– Да.

Вопрос Харпер был легкомысленным, и девушка явно не ожидала такого ответа. Ее голос становится тише:

– Тогда как ты можешь стоять здесь? Где твои шрамы?

– Не все шрамы можно увидеть, миледи. – Я снова осушаю бокал. – Мне почему-то кажется, что вы этот урок уже усвоили.

Харпер застывает. Я шокировал ее или обидел. Или же дело совсем не в этом.

– Почему она была неправильной женщиной? – в итоге спрашивает она.

– Чтобы это понять, вы должны знать нашу историю. – Я делаю паузу. – Во времена правления моего деда небольшая группа мастеров магии из западной колонии Верин нашла убежище в Эмберфолле, рядом с нашей северной границей. Насколько я помню из уроков, они были последними выжившими мастерами магии, и король Верина пытался истребить их всех, поэтому магам пришлось бежать на восток. Маги поклялись в верности моему деду и стали причиной нескольких проблем. Они продавали свои заклинания людям, и мой дед снисходительно позволял им делать это, потому что та магия была незначительной и безвредной. Тем не менее дед заставил магов платить огромные налоги за такую привилегию. Это, очевидно, вызвало некоторое напряжение, но дед не придал ему значения, или же ему было все равно. Когда мой отец достиг того возраста, когда можно жениться, якобы в качестве кандидатуры на роль невесты молодая женщина посетила замок. На самом деле она была переодетой колдуньей. Как только та женщина оказалась в замке, она околдовала моего отца. Она пыталась заставить его жениться на ней обманом. Она не была слишком могущественной, и страже удалось заключить ее в темницу, а затем казнить после признания. Дед же выместил свой гнев на оставшихся колдунов. Он подключил армию. Поскольку магия каждого убитого колдуна перемещается к другим, таким образом, делая оставшихся в живых магов могущественнее, их всех нужно было убить одновременно… Так и было сделано.

Я содрогаюсь, затем продолжаю:

– Историям их смерти не сравниться с той комнатой.

В лице Харпер не осталось ни подозрения, ни недоверия.

– И что случилось дальше?

– Одна колдунья сбежала, или же ее спрятали, – продолжаю я, а затем останавливаюсь. – Она появилась в ночь моего восемнадцатого дня рождения, одетая как придворная дама, готовая соблазнить принца.

– И она обладала самыми могущественными чарами, потому что впитала в себя магию всех тех, кто умер.

– Именно.

– Почему же она прокляла тебя, если твой дед убил всех магов?

Я смотрю вниз на свой бокал.

– Она не просто искала мести. Ей действительно хотелось стать частью королевской семьи. Она достаточно могущественная, но ее магия распространяется только на меня, на Грея и на Замок Железной розы. Она не сможет накинуть паутину на все королевство, но ей хочется настоящей власти. И для этого ей нужен был я.

– Но ты ее отверг.

– Верно.

Я больше ничего не добавляю, но через секунду в глазах Харпер появляется понимание.

– Ты ее отверг после того, как провел с ней ночь.

– Да.

– И, наверное, после того, как пообещал ей золотые горы.

– Я ей ничего не обещал. – Я задумываюсь. – Хотя позволил ей думать, что та ночь значила больше, чем было на самом деле.

– Очаровательно.

Я наливаю себе очередной бокал вина и встречаюсь с Харпер взглядом.

– Я усвоил урок, миледи. Можете не сомневаться.

Харпер крутит бокал в руках и пытливо смотрит на меня. Мне бы хотелось понять эмоции в ее глазах. На протяжении бесчисленных сезонов я скрывал правду за искусной ложью и сумасбродными историями, а теперь выложил перед Харпер всю правду и не уверен, что она примет ее.

Я чувствую укол совести. Теперь я обманываю сам себя. Я не выложил ей всю правду. Я не рассказал ей о том, во что превращаюсь.

– Не могу предоставить вам никаких доказательств, если они вам нужны, – говорю я.

– Итак, она прокляла тебя, и ты должен выполнить задание, – задумчиво произносит Харпер. – Почему ты мне не скажешь, что это за задание?

– Я выяснил, что если раскрыть суть задания, то это самый верный и быстрый способ провалить его.

– Почему? Что я такого должна сделать? – требовательно спрашивает Харпер. – Влюбиться в тебя?

Я почти роняю бокал.

– Не удивляйся, – говорит она. – Я пыталась догадаться, зачем тебе похищать девушек каждый сезон, и это единственное разумное объяснение. Теперь я понимаю, почему Грей сказал, что сознательно я вряд ли смогу что-либо сделать.

Я вздыхаю. Харпер продолжает изучать меня; ее глаза прищурены.

– Теперь мне понятно, почему ты без рубашки.

– Вы кричали, – защищаюсь я. – Долго и очень громко. Вы бы предпочли, чтобы я потратил время и оделся полностью? Просто чудо, что я не нашел вас лежащей лицом вниз в куче с потрохами.

Харпер морщится.

– Давай не будем употреблять такие слова, как «потроха»?

– Неужели на вас так легко повлиять просто с помощью обнаженного тела?

И без того розовые щеки девушки краснеют, и она отворачивается, чтобы взять рогалик со стола.

– Грей сказал, что ты пытался снять проклятие с сотнями женщин.

– Так и есть.

– И еще он сказал, что не кажется, будто время идет и вы меняетесь. Все больше походит на сон, чем на воспоминания.

– Он недалек от истины. – Я подливаю Харпер вина. – В Эмберфолле прошло пять лет. Удивительно, что не больше, хотя я ведь никак не мог отследить время. К тому же многие сезоны заканчиваются раньше положенного срока, и начинается новый.

Харпер смотрит на меня с непроницаемым выражением на лице.

– Почему так происходит?

– Все начинается заново, если я умираю.

Девушка практически давится куском теста.

– Если ты умираешь?

– Да.

– Но… как?

– На данный момент я перепробовал все: падать с большой высоты, напарывать себя на все, что только можно представить, топиться. Как-то я даже приказал Грею меня обезглавить, потому что мне было интересно, но он отказался…

– Ладно, ладно. Поняла. – Харпер снова выглядит так, будто ей не по себе. – Так ты просто… возвращаешься к жизни?

– Каждый сезон начинается в комнате, в которой вы впервые появились, невзирая на то, как закончился предыдущий сезон.

– Что происходит с девушкой, когда ты лишаешь себя жизни?

– Она возвращается домой, по моим предположениям.

Харпер замирает с очередным рогаликом в руке.

– Так я просто могу убить тебя и вернуться домой?

– Я точно не знаю, возвращаются ли они домой или нет. Сезоны начинаются заново, и девушки исчезают.

Харпер смотрит на меня в задумчивости. Наверняка представляет мою смерть, планирует ее, пытается понять, стоит ли игра свеч.

Я пожимаю плечами и делаю глоток.

– В любой другой сезон я бы выдал вам оружие и предложил бы проверить теорию на практике.

– Что изменилось в этот раз?

– Это мой последний сезон, – тихо отвечаю я. – Мой последний шанс. Если вы меня убьете, то я умру на самом деле.

Я поднимаю взгляд, чтобы посмотреть на Харпер.

– Понятия не имею, что в таком случае случится с вами.

Харпер умолкает, и мы просто едим рогалики.

Когда она нарушает молчание, то задает вопрос, который я совсем не ожидал услышать.

– Так ты раздевался перед всеми теми сотнями девушек тоже?

Харпер настолько прямолинейна, что она была бы очень пугающей при любых других обстоятельствах.

– Ну и вопросы у вас.

– Это определенно не «нет». – Она закатывает глаза.

– Так и есть. – Я не уверен, насколько откровенным мне следует быть. – Я втянул их в свою жизнь. Мне ненавистна сама идея заманивания девушек в свою постель, и тем более я не стал бы затаскивать их насильно. По правде говоря, в Эмберфолле нет преступления хуже этого.

– Как насчет убийства?

– Вместе со смертью наступает конец преступлению.

Харпер взвешивает сказанное мной довольно долго.

– Я верю тебе.

– У меня нет причин говорить неправду.

– Почему ты все это мне рассказываешь? – спрашивает девушка. – Мне казалось, ты не можешь.

– Почему вы так думаете? – Я тянусь через стол, чтобы схватить кусок сырого теста.

Корица и сахар тают у меня на языке. Великолепные яства в главном зале и в моих покоях невероятно надоели мне, но кусочки сырого теста из кухни так сильно напоминают о детстве, что я не могу держать на них злобу.

Как только я подношу кусочек теста ко рту, глаза Харпер перемещаются на мою грудь и следят за движением моей руки. Это интересно, особенно если учитывать тот факт, что она думала о том, как я спал с каждой девушкой, которую Грей затаскивал в замок.

Харпер тоже отщипывает кусочек теста и отводит взгляд.

– Потому что Грей не может.

– Ему приказано хранить молчание.

Мне любопытно, что же он ей рассказал.

– А тебе нет.

– Я наследный принц. – Я тяну самый большой лоскуток теста из кучи, складываю его пополам и предлагаю Харпер. – Мне никто не указ.

– Вы всегда похищали девушек из округа Колумбия?

– Поначалу нет, но теперь да.

– Почему?

Я тянусь за очередным кусочком теста.

– Поначалу я искал придворных дам среди знатных особ Эмбелфолла. Я полагал, что такое проклятие можно запросто снять. Кто не влюбится в принца? – вспоминаю я, и моя грудь сжимается. – Как выяснилось, многие.

– В итоге у тебя закончились дамы благородных кровей…

– Я искал девушку из деревни, – продолжаю я, допивая вино; мне потребуется еще один бокал. – Ее звали Корра. Она была очень доброй и простой девушкой. Я въехал в деревушку с фанфарами. Мать Корры рыдала, когда я озвучил свои намерения взять ее дочь в жены. Вся деревня наполнила огромный сундук дарами в качестве приданого. Как будто мне нужны были их сокровища.

Я запинаюсь.

– Что стало с Коррой? – тихо спрашивает Харпер.

– Чудовище порвало ее на части. Ее мать плакала на ступенях дворца и требовала объяснить, почему король не смог предоставить защиту ее дочери.

Харпер перестает жевать.

– Но король был мертв.

– Да. Король был мертв. Я отправил мать Корры восвояси.

– А что потом?

– Я сделал заявление, что больше не буду рисковать собственным народом. К тому времени я лишился очень многих. Я не хотел жертвовать еще кем-то.

– А, так людьми из моего мира жертвовать можно?

Я ударяю по столу рукой.

– Вы должны понимать, что я намеревался снять проклятие с каждой девушкой, а не просто тянуть время.

Харпер сверлит меня взглядом, и я делаю то же самое в ответ. Мы молчим.

Огонь трещит в очаге, а суп вот-вот перельется через край котла, но этого не произойдет. Невидимый повар его помешает и уменьшит огонь, чтобы этого не случилось. Запах жареной птицы начинает наполнять комнату.

Девушка вдруг вскидывает голову и ловит мой взгляд.

– Сделал заявление перед кем?

– Прошу прощения?

– Ты сделал заявление, что больше не будешь рисковать собственным народом. Перед кем ты сделал заявление?

Я застываю на месте.

– Как зовут колдунью?

– Ее зовут Лилит. – Я осушаю бокал.

– Так она сможет отправить меня домой.

– Нет, миледи.

– Может, я лучше у нее спрошу. Как ее найти?

Мой взгляд скользит по углам, словно этот разговор способен вызвать колдунью.

– Это не лучшая идея.

– Но…

– Вы разве не понимаете, что именно она стала причиной того ужаса, который вы обнаружили на третьем этаже? – говорю я низким голосом, наполненным злобой и старой болью.

Харпер бледнеет.

Я делаю вдох. Моя голова переполнена воспоминаниями о смерти и страданиях. Сотни девушек мелькают у меня в голове, и каждая напоминает о том, как я ее подвел и как подвел свой народ.

Грей ошибался. Все прошлые сезоны похожи не на сон, а на кошмар.

Я соскальзываю со стула, чтобы встать.

– Прошу прощения, миледи. Я не даю вам отдыхать. Могу ли я проводить вас до вашей комнаты?

– В замке еще есть сюрпризы?

– Не сегодня.

– Тогда я хочу побыть здесь. – Харпер хватается за край стола, словно думает, что я собираюсь силком тащить ее прочь из кухни.

Я киваю ей и поворачиваюсь к двери.

– Рэн, – окликает меня девушка.

Я останавливаюсь на пороге и оборачиваюсь к ней.

– Я не влюблюсь в тебя, – говорит Харпер.

Ее слова меня не удивляют. Я вздыхаю.

– Вы не первая.