Текст книги "Привет, мистер Шляпа!"

8

– Ты же обещала, что устроишь нам встречу, – говорил Мариус, полусидя в постели и сверля Кариль беззлобным взглядом. В его груди застрял вздох, готовясь вот-вот вылететь из тесной клетки, наполнив собой воздух вокруг.

– Да ничего я не обещала! – в который раз повторила ему его девушка, расстегивая лифчик и складывая белье аккуратной стопочкой на стул около рабочего стола.

За сегодняшний вечер она успела проверить все работы, которые задавала, – даже учеников, уроки у которых она будет вести только в конце этой неделе. Причина была проста – надо было как-то отвлечься от бесконечных мыслей. Самый лучший способ избавиться от непрошенных рассуждений – заставить мозг думать совершенно о другом, полностью погрузиться в работу. То есть буквально потонуть в ней. Погрязнуть по уши и даже глубже – чтобы никто и ничто не смогло вытащить из этой трясины.

И Кариль это удалось – пускай она измоталась донельзя, пускай проголодалась (потому что не ела чуть ли не десять часов), пускай голова болела так, словно по ней ударили кувалдой… Все это было неважно, потому что результат оправдывал средства как нельзя лучше – в течение продолжительного времени не скользнуло и воспоминания об Оэджи. А раскалывающаяся черепушка не позволяло и сейчас думать об этом ученике.

И теперь, наспех перекусив парой бутербродов без кофе и чая (не дай бог не заснуть!), Кариль накинула на тело легкую тряпочку, которую ночной рубашкой назвать весьма трудно, и залезла под одеяло, коснувшись Мариуса локтем.

– Я снова задала им написать ответ вымышленному другу, – нарушая молчание, проговорила она и положила голову на плечо парня. – Дуешься? – пробубнила, не услышав ответа.

– Немного есть, – ответил он серьезно, не шевелясь и все так же держа руки сложенными на груди. – Я просто не хочу становиться наблюдателем. Понимаешь? – тут же продолжил он. – Ты не устроишь нам встречу – я это понял. Мне обидно, конечно, что такой интересный случай ты не даешь мне изучить, но… что ж, как угодно. Я ведь не могу тебя заставлять. Не хочу тебе докучать и надоедать. Ты сама можешь решить, как будет лучше. Тебе и Оэджи.

Он замолчал, давая Кариль возможность как-то защититься, но та только слегка пошевелила головой на его плече. Слегка повернувшись в ее сторону, Мариус только улыбнулся.

Кариль уже спала.

«Бедняжка моя», – подумалось ему. «Работать учителем очень сложно. А особенно такому человеку, как ты.

Тебе хочется развлекаться, танцевать в ночных клубах – прожигать жизнь, в общем-то. Но никак не работать. Но зачем ты тогда каждое утро поднимаешься и идешь туда, в школу? Зачем ты мучишь саму себя?»

Не дав своему вымышленному собеседнику шанса на ответ, Мариус продолжал диалог (хотя скорее – монолог) внутри себя:

«Да потому что ты стремишься что-то доказать самой себе. Что? То, что ты сильная. Что ты взрослая. Что ты можешь успеть и тут, и там – и порезвиться, и поработать. Ты хочешь доказать, что одно на другое не будет плохо влиять. Я также понимаю и то, что ты хотела бы постепенно уменьшать время работы, но так, чтобы это не сказывалось на зарабатываемых деньгах. Ты хочешь качественнее работать? Навряд ли. Скорее всего, ты хочешь пробиться на такой уровень, где блат за тебя будет делать деньги. Так обычно происходит у вышестоящих – деньги им в руки потоками льются. Но ты слишком высоко метишь, ты слишком быстро хочешь провернуть это все.

Бедная.

Хочешь получить все и сразу. Веселишься и танцуешь. Ты либо не знаешь, либо предпочитаешь не думать, что система и тебя подогнет под себя – ты тоже позабудешь про отдых и превратишься в одну из шестеренок механизма. Ты тоже перестанешь замечать разницу между тем или иным днем, и даже черты твоего лица будут постепенно сглаживаться и терять свои особенности. Ты превратишься в часть толпы, а толпа безлика. Так, звенья цепи не отличаются одно от другого.

И то, что ты решила сама взяться за Оэджи, также говорит о том, о чем я сейчас упоминаю. Ты согласна с его раздражением, ты принимаешь и понимаешь его. Пускай этот мальчик резко выражается (в юности резкость свойственна, равно как и порывистость, импульсивность), но зато в его словах есть смысл.

Как часто дети говорят о том, что думали взрослые в их возрасте! Но только почему эти самые взрослые отказываются слушать свои же собственные слова?

Оэджи…

Мне хотелось бы поговорить с тобой – у меня уже накопились вопросы. А я ведь даже ни разу с тобой не разговаривал…

Как бы то ни было, я буду ждать. Кариль, как сама со всем разберется, наверняка сведет нас лицом к лицу. До тех пор мне надо лишь набраться терпения и не надоедать своими постоянными просьбами о встрече с тобой.

Ты интересный парень. Ты не злой и не агрессивный, однако в тебе что-то… сидит. Это… недовольство. Оно свойственно каждому человеку. Просто мы умеем сносить удары судьбы, умеем держать язык за зубами, а своего демона – в клетке.

А ты…»

Мариус на какой-то миг прервал свои размышления и, оторвав взгляд от макушки Кариль, уже давно повернувшейся в противоположную от парня сторону, сел на край кровати.

Скрестив кончики пальцев и положив руки на колени, Мариус посмотрел в пол, а потом перевел взгляд на дверной проем. Зачем он это делал – неясно. Что это ему дало? Можно подумать, что он хотел тут же сорваться и куда-то пойти. Но – кто знает, что творится в душе человека?

«Ты», – снова подумал юноша, бессмысленно глядя перед собой. Еще секунду храня молчание как снаружи, так и внутри, он слегка скривил губы. «Твой демон еще даст о себе знать. Ты его еще выпустишь. Чувствую, что закончится вся эта история весьма плачевно… По-хорошему, надо бы мне поскорее тебя разыскать, но… Не могу же я влезть в Карилины дела… Я…

О черт! Хватит думать!»

Мариус снова откинулся на спину.

Сколько там времени? Да давно уже за полночь. Завтра с самого утра и до позднего вечера у него клиенты. Весь день будет забит, так что надо бы понабраться сил и выспаться.

Мариус поелозил в кровати.

«Выспаться так, словно больше некогда будет спать».

3

9

Привет, мистер Шляпа!

Существуй ты, непременно спросил бы меня, почему я вновь к тебе пишу. На самом деле, причина весьма проста: мне не с кем поделиться новостями. Да, к сожалению, последнее время мне стало настолько скучно, что я испытываю странную потребность обмениваться словами хоть с кем-нибудь. Пускай даже с кем-то вымышленным.

Я отправляю тебе письма – так я это называю. Но на самом деле я выкидываю их в мусорное ведро. Может, кто-то однажды подберет эти листочки и прочтет то, что на них написано, но – кто знает? Я с уверенностью могу утверждать лишь, что точно будут прочитаны те письма, которые я черкаю по велению Кариль, моей учительницы по литературе и языку. Кстати говоря, новости, побудившие меня взяться за ручку и бумагу, касаются непосредственно ее.

Дело все в том, что я давеча с ней познакомился. Наша встреча для нее вряд ли могла быть ожидаемой, она скорее списала ее в «случайности», тогда как для меня это знакомство было не чем иным, как судьбой. Вселенная столкнула меня с Кариль Коссива, а я – я только плыву по течению, выполняя то, что мне говорят выполнять небеса.

Видел бы ты ее глаза! Я обожаю, когда за чем-то ординарным на первый взгляд скрывается нечто необычайное, красивое и будоражащее самые глубины души. Вот именно такие это глаза! Посмотрев в них, думаешь, что это просто карий цвет с черной точкой посередине и ничего особенного, невероятного тут нет, но… не забывай, что я смотрю вглубь вещей. Это значит, что я вижу многое из того, что обычному человеку увидеть вовек не удастся.

И я обнаружил то, что заинтересовало меня. Я обнаружил то, чего ждал так долго.

Вселенная снова указала мне верное направление. И я снова иду по нему, следуя в неведанное с трепетной верой в вечность.

Моя скука рассеивается, и я этому безмерно рад. В ближайшие века я уже не буду так же счастлив.

Оэджи.

10

Мариус уехал на работу рано утром, аккуратно заправив часть своей кровати, помыв за собой посуду и погасив везде свет. Пока он все это делал – умывался, одевался, ел – он не издал ни единого громкого звука или хотя бы шороха. Мариус двигался практически бесшумно – словно убийца, выслеживающий свою жертву. Со стороны это наверняка казалось именно так. Однако ему просто неловко было доставлять неудобства своей девушке. То, что ты сам встал, не значит, что и другие должны вставать.

Можно было бы подумать, что парень передвигался по собственной квартире как можно более осторожно, боясь вздохнуть или сделать неверный шаг. Нет. Напротив. Понимая, что чем больше стараний ты вкладываешь в свою конспирацию, тем вероятнее себя выдать, он совершенно спокойно ходил по помещению, открывал и закрывал двери. Мариус вообще был натурой весьма тихой, поэтому его утреннее брожение туда-сюда ничем, собственно, не отличалось от дневного и вечернего. Он был тих, он был незаметен. Хотя никаких усилий к этому он не прилагал.

Кариль, проснувшись, не обнаружила и следа того, что кто-то тут был – так аккуратно все было сложено и убрано. «Не парень, а домохозяйка какая-то», – подумала девушка, улыбаясь и надевая тапочки.

Наверное, если бы действительно не чувствовалось в комнате и намека на Мариуса, Кариль начала бы не то чтобы паниковать, но нервничать. Она бы не смогла объяснить, почему так случилось бы, но сейчас она просто ощущала, что несомненно нервозность имела бы место быть.

Но, как бы все ни было заправлено и вычищено, в воздухе витало нечто, что можно было бы назвать душой Мариуса. Не пот, не вонь, не запах одеколона – вообще не запах. Что-то такое, что ощущаешь не носом, не ртом, а именно кожей – какая-то нежность или… любовь? Фраза: «я всегда рядом», обволакивающая словами наподобие теплого манто?

Кариль быстро собралась и уже через полчаса после подъема с кровати выходила из дома. Настроение у нее было не сказать чтобы приподнятое, но и не такое уж мрачное. Так себе настроение. Так себе день. Без Мариуса, без его утренних поцелуев было как-то непривычно.

Девушка вздохнула.

Мысли, хвала небесам, в этот раз не кружились вокруг одного только Оэджи, теперь голова учительницы была забита еще и Мариусом. Как и сердце. Конечно, странно чувствовать себя некомфортно потому только, что любимого тобой человека нет рядом всего только несколько часов, но – что поделать? Такова натура многих людей – они, словно собаки, рады, когда на них обращают внимание, и они так же сильно тоскуют вдали от своего хозяина.

Нет! Кариль и Мариус не были собакой и хозяином, что за чушь! Крепкие узы связывают людей не только с братьями меньшими, но и друг с другом.

Пока все эти мысли витали в сознании, Кариль уже дошла до школы. Удивительно, как она даже и не заметила этого. «Наверное, рефлексы выработались», – подумала она без особого энтузиазма. «Да и не удивительно: сколько раз по одной и той же дороге добираюсь до работы».

День ее начинался как-то скучно. Однако, несмотря на это, спать почему-то совершенно не хотелось. Плюс к тому – раздражения и недовольства не было. «Может, действительно во вчерашних вспышках виноват недосып?» – спросила себя Кариль и слегка качнула плечами. Вчера на нее свалилась агрессия, а теперь ее телом и ее душой владела бескрайняя апатия. Ей не хотелось сидеть тут (равно как и вчера), ей было все равно на происходящее (равно как и вчера), ей хотелось уйти (равно как…). Вот только вчера ей приходило все это в голову потому лишь, что внутри сидела какая-то необъяснимая злоба. Сейчас же ей было просто все равно. Ей даже и уйти хотелось… куда-то. Она не смогла бы сказать, куда. Она просто знала, что здесь ей быть не хочется. Вот и все.

Кариль толком и не заметила, как прошли все шесть уроков, стоящих в расписании на данный день. И как бы то ни было странно, даже час в классе с Оэджи прошел несколько не так, как она бы того могла ожидать. Не найдя другого объекта, Кариль вперилась взглядом в знакомую рыжую макушку, но смотрела без особого интереса. В ней не было вообще никаких чувств. «Апатия какая-то посетила» – думала она раз за разом. И это было необычно. Никогда такого не происходило. Почему сейчас вдруг?..

Все это не давало девушке покоя не только в школе, но и после нее. Выйдя из здания, Кариль не почувствовала ни облегчения (как то обычно с ней случалось), ни прилива сил – настроение оставалось неизменным, и это начинало тяготить. Чтобы развеяться немного, она приняла решение прогуляться несколько часов (до вечерка) в парке недалеко от дома. Возвращаться туда, где нет Мариуса, автоматически считалось невозможным по одной простой причине – делать нечего в пустующей квартире. А сейчас так хотелось либо компании, либо хотя бы одиночества на природе.

Когда она ступила с асфальта на каменную дорожку парка, сразу же ощутила некоторые изменения – эдакий мало заметный внутри и совершенно незаметный снаружи душевный подъем.

Кариль подняла глаза и осмотрелась – солнце несильно грело, позволяя ходить в пальто нараспашку, ветер дул теплый, а деревья, дефилировали своими последними нарядами в этом году, готовясь в конце концов полностью раздеться. «Как настоящие модели» – усмехнулась девушка, проходя мимо шепчущей что-то березы. «Разве что в постель со спонсорами не ложатся».

Что это?

На секунду Кариль даже остановилась и приложила руку к груди, склонив голову немного книзу.

Что это?

Она явственно ощутила какую-то горечь на языке – наверняка послевкусие только что отзвучавшей в голове мысли. Ирония? Завуалированное и пока еще не отчетливое недовольство? Допустим. Но отчего бы? Весь день абсолютно никаких эмоций, а теперь вдруг всплеск?

«Что-то мне это не нравится», – Кариль с затаенным чувством некоторого опасения огляделась, словно бы где-то поблизости затаился маньяк, источающий плохую энергетику.

Плохая энергетика…

Вот и снова в сознании засветилось имя того рыжеволосого мальчонки – Оэджи Улло. Кто еще может испускать такие мощные флюиды? Ясное дело – он. Несомненно, этот восьмиклассник сейчас недалеко от нее.

Кариль пробрала дрожь.

Следит он за ней, что ли? Парк не такой уж и популярный, так что вероятность встретить тут хоть какого-то знакомого равняется… ну, математика – это не тот предмет, который она изучала, посему девушке вполне хватило и не точных цифр, а примерного округления до «меньше трети сотни процентов». Что поделать – такой вот она человек. Зачем нагружать свой мозг сверх меры ради точных цифр? Это всего только черточки, символы, ничего в себе, по сути, не несущие, кроме как довольно относительных данных.

Пришлось встряхнуть головой, дабы отогнать непрошенные мысли.

Все ясно: раз в голове снова завертелись суждения, вызывающие негативную реакцию организма, значит, Оэджи где-то тут.

«Я как приемник радиоволн», – краем рта усмехнулась девушка, шагая дальше по дорожке и вглядываясь в каждого встречаемого человека, осматривая каждый кустик (ну а вдруг?). «Мальчишка шлет мне злобу, а я ее принимаю. Только вот почему, интересно, раньше такого не случалось? Я же не первый день у 8 „В“ преподаю. В чем дело, в таком случае? Странно это…»

Но тут ее словно молнией ударило – Кариль остановилась как вкопанная. Около озерца на скамейке сидел не кто иной, как тот самый рыжий паренек. Он не кормил уток и не читал книгу, но он просто смотрел, казалось бы, в одну точку – прямо перед собой. Картина со стороны очень напомнила девушке вчерашний урок и тот же самый неотрывный взгляд, в том случае, в учебник, а в этом – на воду.

– Снова пялитесь? – услышала Кариль холодный голос. По коже пробежали мурашки, и девушка поспешила спрятать руки за спину.

«Я даже не заметила, как подошла», – неизвестно перед кем оправдывалась она. «Что он, магнитом меня притягивает, что ли?»

Кариль сглотнула и сделала еще несколько шагов по направлению к скамейке, не спуская глаз с не двигающегося Улло. Она могла бы попробовать скрыться, как можно скорее ретироваться, надеясь на то, что мальчик решит, что ощущения его обманули, но… Какой смысл сбегать, если очевидно, что человек тебя заметил? Нет никаких сомнений, что этот рыжий гад совершенно точно почувствовал взгляд Карилиных глаз.

«У него глаза на затылке, что ли?» – подумала она и почувствовала, как пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки, а ногти больно впиваются в ладони. Девушка бросила взгляд на свои руки и, снова расслабив их, посмотрела в сторону скамьи. Она готова была поклясться, что заметила, как краешек рта ее ученика чуть-чуть приподнялся то ли в усмешке, то ли в удовольствии.

Более-менее совладав со своими эмоциями, Кариль подошла еще ближе к скамье и села на нее рядом с Оэджи. Она понимала, что просто сидеть рядом с мальчишкой не вариант, что из подвернувшегося случая нужно извлечь по максимуму выгоды. Она понимала, что надо бы позадавать вопросы, расспросить Улло о его жизни, но мысли будто испарились. Если раньше голова была забита только этой вот загадочной персоной, то теперь была практически абсолютно пуста.

Чуть-чуть покосившись влево, она отметила, что Оэджи совершенно так же сидит и смотрит вперед. Казалось, его ни капли не интересует ни Кариль, ни что-либо еще. Он смотрел куда-то в одну точку и не думал отвлекаться на мелочи.

– Если я заметил вас на расстоянии, – нарушил-таки он молчание. – Неужели вы думаете, что я не вижу, как вы коситесь в мою сторону?

Кариль сглотнула, ощутив комок в горле. Ей стало холодно – очевидно, выступил пот.

– Ну как мне не пялиться, – девушка решилась сыграть по установленным правилам и попыталась придать своему голосу как можно более незаинтересованный тон. – Если ты персона довольно необычная?

Сказав это, Кариль вдруг поняла, что сморозила какую-то чушь. Если каждое предложение, сказанное Оэджи, имело какой-то вес и осадком оставалось где-то в мозге, то ее собственные фразы взлетали ввысь, притом очень и очень быстро. Ее слова не имели смысла, хотя говорившая хотела наполнить их значением. Слишком много усилий она прилагала для этого, тогда как ее собеседник даже не напрягался.

Оэджи хмыкнул. Кариль даже показалось, что это было беззлобно.

– Лучше не пытайтесь, – коротко сказал он.

Кариль нахмурила брови. Он, что, думает, что его все должны понимать с полуслова?

– Не пытайтесь… – проговорила она, желая вынудить парня на пояснение. Но тот молчал. – Что?

– Не пытайтесь подражать моей манере вести разговор, – Оэджи слегка повернул голову в сторону Кариль. Его руки опирались о деревянные дощечки скамейки, представляя из себя нечто наподобие прямых палок. – Я чувствую, когда кто-то корчит из себя не то, что он есть на самом деле. Я чувствую, когда пытаются быть лучше, чем есть.

Кариль опешила, ощутив, как в груди закипает негодование.

– И какая же я на самом деле? – скрипнула она зубами, представляя, как ими же впивается в глотку этому рыжику сбоку.

«Выродок!» – скользнуло в голове. В тот же миг Оэджи хмыкнул и отвернулся, не сказав ни слова. Его реакция вполне ясно отвечала на заданный вопрос. Он просто чувствовал людей. Чувствовал биение их сердец и мог поэтому сказать, что за эмоции они испытывают в данный момент. Он чувствовал тон голоса и знал совершенно точно, когда ему врут или когда перед ним позерствуют.

Кариль злила эта напыщенная самоуверенность. Пришлось впиться ногтями в скамейку, чтобы не расцарапать лицо Оэджи.

– Зачем вы здесь сидите? – вдруг снова подал голос рыжик.

Кариль закрыла глаза. Она всеми силами пыталась сдержать в себе злость. Неосознанную, неконтролируемую, непонятную. Безмерную. Настолько же черную, насколько черными были однажды увиденные ею глаза Улло.

– А ты? – ей не хватило бы дыхания ответить, и поэтому она перевела стрелки.

Оэджи снова чуть повернул к Кариль голову – так, что девушке стали виден белок его правого глаза. Казалось, он не услышал вопроса, потому что не отвечал еще некоторое время, замерев в этой позе. Когда же учительница хотела повторить вопрос, Оэджи отвернулся и сказал:

– Я люблю сидеть в парке.

Его голос не был раздраженным. Кариль даже подняла на него глаза, сомневаясь, с тем ли человеком она разговаривает. Но нет – это был не кто иной, как Оэджи Улло.

– Я люблю смотреть, как ветер покрывает пруд рябью, как он же наполняет меня. Это все равно что читать книгу: я вдыхаю и чувствую, как во мне говорят деревья и трава. Я закрываю глаза и вижу картины намного живописнее, чем те, что висят у вас в музеях…

– Вас? – не поняла Кариль, но тут же прикусила язык, боясь, что говорящий прервется. Но тот либо не слышал ее, либо проигнорировал риторический вопрос. Он продолжал:

– Тут нет людей, тут нет даже животных.

Кариль быстро посмотрела вправо-влево. Действительно: никого нет. Она прислушалась: тишина.

Странно, что в парке только она и он.

– Но я тут не один, – продолжал Оэджи, выждав, когда слушательница удостоверится в его словах. – Со мной природа. Красивая, тихая и… правдивая. Она никогда не врет, она никогда не стареет. Она всегда прекрасна и чиста, и поэтому я ее люблю…

– Но как же свалки и грязные моря? – снова встряла Кариль. – Как же болезненные деревья, как же гнилые фрукты и овощи?..

– Все это вина не природы, – прервал мальчик. В его тоне, еще несколько секунд назад вдохновенном, теперь слышалось знакомое раздражение. – Это вина животных, – он помолчал. Кариль показалось, что она услышала скрип зубов. – В особенности, человека.

Природа без всех тварей, ее населяющих, – это просто полотно. Видели вы когда-нибудь бумагу? Конечно, видели. Так вот природа – это то же самое. Белый лист не может быть уродлив. Он просто бел…

– Но ты утверждаешь, что он красив…

Оэджи помолчал. Очевидно, раздумывая над ответом.

– Я так вижу, – качнул он плечами. – Кто-то смотрит на природу и пренебрежительно отводит взгляд в сторону, считая, что нет никакого смысла тратить время на любование ею. Я же, в отличие от многих, так не считаю, – снова пауза. – Что вы думаете, когда смотрите на белый лист? – неожиданно перевел он тему.

Кариль нахмурилась. Очевидно, от нее ожидают серьезного ответа, хотя вопрос и кажется каким-то чудаковатым и бессмысленными. Оэджи говорил с ней по-взрослому. Он не беседовал, а дискутировал. И что было странным – в его голосе только изредка скользило раздражение (в те моменты, когда речь заходила о человеке или животном), но в основном он был полон какой-то светлой энергии.

Удивительно и то, что даже сама Кариль не ощущала у себя в душе приступы гнева и приливы жестокости и жажды смотреть, как из мальчонки-соседа вытекают все четыре литра крови.

– Я… я… признаться, я ни о чем не думаю. Я беру лист и начинаю на нем что-то писать. Я… никогда не смотрела на это, как на что-то больше, нежели чем просто… холст…

Оэджи хмыкнул, выразив тем самым все свои мысли касательно данного ответа.

– Холст… – задумчиво проговорил он и пошевелил языком во рту. Этот жест означал, что мальчик пытается «сжевать» оскал внутри, не дать ему прорваться и занять место на губах. – Конечно. И вы даже не думали никогда, что кто-то рубил деревья, измельчал их, прессовал… И все для того только, чтобы вы смогли что-то написать на… «холсте»… и потом выкинуть его за ненадобностью?

Кариль заметила, что пальцы ее соседа напряженно вцепились в скамью так, что костяшки побелели от натуги.

«Надо сменить тему разговора», – подумала она тут же. Становилось все более напряженно: мальчик начинал кипятиться, и Кариль ощущала его гнев где-то внутри себя. «Снова флюиды посылает, чертяка».

Стоило ей только подумать об этом, как руки Оэджи снова расслабились, и он посмотрел на пруд вновь. Уголок его рта знакомо приподнимался.

Кариль ожидала, что он что-то скажет, однако – напрасно.

– Почему ты мне все это рассказываешь? – решилась спросить она, отводя глаза от мальчишки и смотря в ту же сторону, что и он. – Ты не похож на общительного человека. Да что там общительного! – Кариль позволила себе саркастически усмехнуться. – От тебя буквально разит ненавистью и призрением…

– Ненавистью, – задумчиво повторил Оэджи. – Возможно. Никогда не задумывался на этот счет.

Кариль помолчала, но ее собеседник не продолжал свою мысль.

– Ну так что? – подтолкнула она его к ответу. – Почему ты со мной разговариваешь? Ты же не любишь людей и вообще… жизнь. Но я живая, так что… почему?

Оэджи чмокнул и немного нахмурился, еще некоторое время смотря перед собой. Потом он неожиданно повернулся к Кариль и посмотрел своими черными глазами прямо ей в лицо.

– Если в человеке и есть что-то хорошее (или, по крайней мере, не такое уж гадкое), то это его глаза, – отвлеченно заговорил он. Его лицо не двигалось – только губы шевелились. Создалось впечатление, что Оэджи носит маску, что настоящего лица у него нет. – Они не просто разноцветные. Они не просто серые или голубые – нет. В них хранится намного больше. Глаза человека – это его душа, повторю я давно всеми осознанную истину. Я смотрю в них и вижу что-то большее, нежели просто оттенки или игру цвета, хотя, конечно, и это завораживает немало.

Но… глаза – это примерно как белый лист. Никто не придает им значения, никто не смотрит в их глубину. Человек лишь отмечает, что у кого-то они красивые, у кого-то «обычные». Я же… – Оэджи на миг прервался, словно подбирая слово. – Я же вижу. Вижу то, что скрывается в глубине сетчатки.

Все это время выражение его лица не менялось. Со стороны могло показаться, что с какой-то девушкой премило беседует робот.

Пока Оэджи говорил и смотрел в глаза Кариль, она не могла отвести взгляд. Чувствуя, что черные глаза Улло пронзают ее сознание, словно дрель, она тем не менее не могла заставить себя отвернуться. Эта чернота словно магнитом притягивала ее. Оэджи будто бы гипнотизировал ее. Кариль была мышью, а этот конопатик – удавом.

И изменить ситуацию не было никакой возможности.

– Мне нравятся ваши глаза, – сказал он и замолчал, словно замерев.

Наверное, когда такое говорят, людям становится приятно. На самом деле всегда приятно услышать, что кому-то что-то нравится в тебе – нельзя отрицать очевидное. Но в данном случае…

В данном случае Кариль не ощутила прилива радости или чего-то подобного. Наоборот – по всему ее телу высыпали мурашки, словно ее вдруг окатили ледяной водой.

В чем дело?

Когда тебе говорят комплименты, то подсознательно ты обращаешь внимание не только на сами слова по сути, но также и на голос, тон, которым эти комплименты произносятся. В обычной ситуации ничего странного не происходит и произойти не может – если кто-то тебя хвалит за что-то, значит, он делает это искренне. Другое дело – сейчас.

Хотя Оэджи и сказал: «мне нравятся ваши глаза», что по идее должно было бы польстить его учительнице, но в его словах Кариль явственно прочувствовала какую-то темную энергию. Мальчик сказал это таким тоном, что Кариль практически услышала: «я заберу твои глаза».

От этого дрожь сковала ее тело, и девушка сидела на лавочке, не в силах что-либо ответить, ощущая лишь, что кровь по венам медленнее бежит, что пот мелкими холодными капельками выступил на всех участках тела.

Какое-то странное чувство возникло у Кариль в груди.

Такое же бывает, когда смотришь с края высокой крыши вниз и вдруг оступаешься. Пытаешься балансировать и цепляться за все что угодно, лишь бы не пасть вниз.

Глаза мальчишки были пропастью.

Девушка же чувствовала, что уже ничто не спасет ее.

Узнав Оэджи Улло, Кариль неосознанно и глупо переплела свою историю с его.