Текст книги "Секс и вытеснение в обществе дикарей"
![](/books_files/covers/thumbs_240/seks-i-vytesnenie-v-obschestve-dikarey-55793.jpg)
Автор книги: Бронислав Малиновский
Жанр: Зарубежная эзотерическая и религиозная литература, Религия
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
11. Отцовское право и материнское право
Мы теперь можем рассмотреть спорную проблему счета происхождения по отцовской и материнской линиям, или – что звучит более красиво, но менее точно, – отцовского права и материнского права.
Сразу оговоримся, что за выражениями «материнское право» и «отцовское право» не стоит никакой идеи особых властных полномочий, а, стало быть, мы можем без всякой опаски использовать их как более изящные эквиваленты понятий «матрилинейность» и «патрилинейность». Обычно относительно этих двух принципов возникают следующие вопросы: какой из них более «первобытен», каковы «истоки» каждого из них, существовали ли определенные «этапы» матрилинейности и патрилинейности и т. д. Большинство теорий матрилинейности связывают этот институт с ранним существованием промискуитета, вытекающей из него неопределенностью в вопросе отцовства и необходимостью отсчитывать родство через женщин[69]69
См., например: Хартланд Э. С. Примитивное общество (Hartland E. S. Primitive Society. 1921. P. 2, 32).
[Закрыть]. Вариации на тему pater semper incertus[70]70
Отец всегда под сомнением (лат.). – Примеч. пер.
[Закрыть] заполняют многие труды на тему нравственности, родственных связей и материнского права.
Как это обычно бывает, критика, направленная против большинства теорий и гипотез, должна начинаться с определения концепта и формулировки проблемы. Большинство теорий подразумевают, что отцовское право и материнское право являются взаимно исключающими альтернативами. Большинство гипотез связывают одну из этих альтернатив с первым, а другую – с более поздним этапом культуры. Например, Хартланд – один из величайших авторитетов в антропологии по примитивной социологии, говорит о «матери как единственном основании общества» и утверждает, что при материнском праве «происхождение и, следовательно, родственные связи прослеживаются исключительно по материнской линии». Эта концепция красной нитью проходит через всю книгу этого выдающегося антрополога. Материнское право у него предстает замкнутой социальной системой, охватывающей и контролирующей все аспекты организации. Ученый поставил перед собой задачу доказать, что «первый установленный систематический метод счета человеческого родства – только через женщину» и что патрилинейный счет родства – «более позднее явление». Впрочем, весьма примечателен тот факт, что, пытаясь доказать приоритет матрилинейного счета происхождения над патрилинейным, Хартланд на протяжении своей работы постоянно возвращается к утверждению: всегда нужно говорить о смешении материнского права и отцовского права. Подводя итоги, Хартланд пишет: «Патриархальное правление и патрилинейный счет родства постоянно посягали на материнское право по всему миру; как следствие, матрилинейные институты можно найти почти на всех этапах перехода к тому состоянию общества, когда отец стал центральной фигурой родства и управления». В сущности, справедливо было бы утверждать, что во всех частях мира мы находим материнский счет родства наряду с институтами отцовской власти, и мы видим, что два способа счета происхождения неразрывно связаны.
Возникает вопрос: зачем вообще выдвигать гипотезы о «первоистоках» и «последующих этапах» счета происхождения, только чтобы придти к выводу, что между низшими и высшими типами общества человечество переживает переходный период? Кажется, эмпирическое заключение состояло бы скорее в том, что материнство и отцовство никогда не существуют независимо друг от друга. Если исходить из фактов, более логичной была бы другая постановка вопроса: существует ли матрилинейность независимо от счета родства по отцовской линии и не следует ли считать эти два метода скорее комплементарными, нежели антитетическими? Э. Б. Тэйлор и У. Х. Р. Риверс уже проработали этот подход, и Риверс, например, разбил материнское право и отцовское право на три независимых принципа счета: происхождение, наследование и преемственность. Однако наилучший подход мы находим у доктора Лоуи, который упорядочил проблему и предложил очень целесообразную терминологию двустороннего и одностороннего родства. Организация семьи основана на двустороннем принципе. Организация рода связана с односторонним методом счета родства. Лоуи[71]71
Лоуи Р. Х. Примитивное общество (Lowie R. H. Primitive Society. Ch. «Family», «Kinship», «Sib»).
[Закрыть] ясно показывает, что, так как семья – универсальная единица и родословные прослеживаются одинаково далеко в обе стороны, не имеет ни малейшего смысла говорить об исключительно матрилинейном или патрилинейном обществе. Эта позиция абсолютно неуязвима. Не менее значима теория рода Лоуи. Он показал, что в обществе, где в определенных аспектах подчеркивается одна сторона родства, появляются группы расширенного родства, соответствующие тем или иным родовым или клановым организациям человечества.
Возможно, рассуждение Лоуи стоит дополнить и объяснить, почему счет определенных человеческих отношений носит односторонний характер, как это происходит и каковы механизмы счета одностороннего родства.
Мы выяснили, что во всех вопросах, где отец и мать жизненно необходимы ребенку, должен вестись двусторонний счет родства. Сам институт семьи, всегда включающий в себя обоих родителей, связывающий ребенка двойными узами, служит исходной точкой двустороннего счета родства. Если мы попытаемся рассмотреть по отдельности социальную реальность жизни туземцев и представления туземцев о счете родства, то увидим, что на первых этапах жизни человека родство считается по обеим линиям. Но даже и тогда, при одинаковой значимости обоих родителей, их роли неидентичны и несимметричны. По мере того как ребенок растет, отношения между ним и его родителями меняются, и возникают обстоятельства, из которых неизбежно вытекает социологический счет родства и которые, иными словами, заставляют общество выработать свою собственную доктрину родства. Последние этапы воспитания, как мы видели, заключаются в передаче материального имущества и традиции знания и связанного с ним ремесла. Они также включают обучение социальным ролям, обязательствам и прерогативам, в зависимости от ранга и звания. Передача материальных благ, ценностей и личных привилегий имеет две стороны; это бремя для родителя, который должен постоянно учить, прилагать усилия, терпеливо работать с новичком; это также отказ со стороны родителей от ценностей, имущества и особых прав. Таким образом, по обеим причинам линейная передача культуры от одного поколения другому должна основываться на сильной эмоциональной привязанности. Она должна происходить между людьми, связанными любовью и теплыми чувствами. Как мы знаем, общество может полагаться только на один источник таких чувств – обусловленные биологическими факторами родительские тенденции. Итак, передача культуры во всех этих аспектах всегда определяется биологической связью родителя и ребенка, это всегда происходит внутри семьи. Однако этого недостаточно. По-прежнему существует возможность передачи культуры по отцовской линии, материнской линии или по обеим линиям. Последнее наименее предпочтительно, поскольку инициирует процесс, который сам по себе чреват рисками, сложностями и психологическими опасностями, противоречивостью и путаницей. Человеку тогда пришлось бы всегда делать выбор между двумя группами; он мог бы претендовать на имущество из обоих источников, иметь две альтернативы и двойной статус. И, соответственно, вопрос о его положении и социальной идентичности мог бы решаться по усмотрению одной из двух сторон. Такой тип общества породил бы постоянную борьбу, трудности, конфликты и, как должно быть ясно с первого взгляда, создал бы невыносимую ситуацию. Действительно, мы находим полное подтверждение нашему выводу о том обстоятельстве, что ни в одном человеческом обществе происхождение, наследование и преемственность не остаются неопределенными. Даже в таких сообществах, как полинезийские, где человек может вести счет родства либо по материнской, либо по отцовской линиям, он должен сделать свой выбор в молодости. Таким образом, одностороннее родство – неслучайный принцип. Его нельзя «объяснить» идеями отцовства или той или иной чертой примитивной психологии или социальной организации. Это единственный возможный способ решения проблем передачи имущества, титулов и социальных привилегий. Тем не менее, как мы увидим далее, он не исключает возникновения ряда трудностей, побочных явлений и опосредованных реакций. По-прежнему существует выбор между материнским правом и отцовским правом.
Рассмотрим теперь более детально, как работает метод счета родства по материнской линии и по отцовской линии. Как мы знаем, организация эмоций в сентименте во многом схожа с организацией общества. В формировании материнского сентимента, как мы подробно разобрали в первой части книги и резюмировали в одной из последних глав, не обнаруживается никакого потрясения основ в результате перехода от первоначальной нежности к применению власти. При материнском праве властью принуждения обладает не мать, а ее брат, и принцип наследования не вызывает антагонизма и ревности между матерью и сыном, так как он наследует только ее брату. В то же время личная привязанность и нежность между матерью и ребенком, несмотря на все культурное и общественное влияние, сильнее, чем между отцом и ребенком. И также нет оснований отрицать, что очевидная физическая природа материнства, возможно, во многом обусловила телесную идентичность ребенка и матери. Таким образом, при том что характерные для отношений с матерью представления о воспроизводстве потомства, нежные чувства детства, глубокие эмоциональные узы между матерью и ребенком формируют более интенсивный сентимент, этот сентимент не претерпевает никаких изменений под тяжестью правовой и экономической передачи, которую он влечет за собой. Другими словами, при материнском праве общественный закон, наследуемый сыном от брата матери, ни в коей мере не портит отношений с матерью; в целом тем самым лишь подчеркивается тот факт, что эти отношения эмпирически более очевидны и что они эмоционально сильнее. Как мы помним из подробного анализа институтов одного матрилинейного общества, брат матери, представляющий принцип жесткой власти, общественные идеалы и амбиции, весьма удачным образом удерживается на расстоянии, вне семейного круга.
Отцовское право, с другой стороны, влечет за собой, как было показано в последней главе, определенный разрыв в формировании сентимента. В патрилинейном обществе отец должен воплощать две ипостаси – нежного друга и жесткого блюстителя закона. Это ведет к возникновению в семье противоречивых чувств и социальных трудностей, осложняя сотрудничество и порождая ревность и соперничество в самом сердце семьи.
Нужно упомянуть еще один момент. В примитивных сообществах даже в большей мере, чем в цивилизованных, посредством родственных связей регулируются сексуальные установки. Расширение родства за пределы семьи предполагает во многих обществах формирование экзогамии наряду с формированием кланов. При материнском праве запрет на инцест с членами одной семьи просто расширяется до запрета на половую связь с членами одного клана. В матрилинейном обществе, следовательно, построение общей сексуальной установки по отношению ко всем женщинам общины – гармоничный и ничем не осложненный процесс. В патриархальном обществе, с другой стороны, нельзя просто распространить табу на инцест с членами семьи на весь клан – необходимо еще и выстроить новую схему представлений о допустимом и недопустимом в сфере сексуальных отношений. Патрилинейная экзогамия не включает в себя одного человека, кровосмесительной связи с которым необходимо избегать наиболее строгим образом, – мать. Все это представляется нам обоснованием того, почему материнское право может считаться более полезным принципом социальной организации, чем отцовское право. Полезность, разумеется, связана с таким уровнем человеческой организации, где родственные связи играют важнейшую социальную роль как на бытовом уровне, так и на уровне классификации.
Очевидно, важно понять, что отцовское право также имеет значительные преимущества. При материнском праве всегда существует двойная власть над ребенком, и семья в этом смысле расколота. Здесь развивается та сложная перекрестная система отношений, которая в примитивных сообществах усиливает прочность социальной ткани, но в высших обществах привела бы к многочисленным проблемам. По мере развития культуры клановые институты и институты классифицирующего родства исчезают, организация местной племенной общины, города и государства упрощается, принцип отцовского права естественным образом становится доминирующим. Но это уводит нас от предмета нашего исследования.
Подведем итоги. Сравнительные преимущества материнского права и отцовского права уравновешивают друг друга, и, вероятно, отдать какому-либо из них приоритет или назвать более распространенным невозможно. Однако преимущество одностороннего принципа счета родства против двустороннего в правовом, экономическом и социальном отношении совершенно бесспорно.
Но главное, что нужно осознать, – это то, что ни материнское право, ни отцовское право не могут быть исключительным методом счета родства или происхождения. Только в передаче ощутимых ценностей материальной, нравственной или социальной природы один из двух принципов закрепляется на правовом уровне. Как я попытался показать в других своих работах[72]72
Малиновский Б. Преступление и обычай в обществе дикарей.
[Закрыть], такое закрепление влечет за собой определенные традиционные реакции, которые до некоторой степени уменьшают эффект одностороннего функционирования.
Возвращаясь еще раз к нашему исходному пункту т. е. к критике доктора Джонса по поводу выводов, сделанных в предыдущих частях книги, мы теперь видим, что возникновение материнского права – не мистическое событие, вызванное «неизвестными социальными и экономическими причинами». Материнское право – одна из двух альтернатив счета родства, и обе они имеют определенные преимущества. Преимущества материнского права, возможно, в целом превосходят преимущества отцовского права. И среди них мы, безусловно, должны назвать ключевой фактор, описанный в этой главе: материнское право устраняет необходимость мощного вытеснения в отцовском сентименте и отводит матери более целесообразное и разумное с точки зрения адаптации место в схеме сексуальных запретов.
12. Культура и «комплекс»
Мы очертили поле нашего исследования: изменение инстинктивных тенденций, соответствующее переходу от природы к культуре. Проследим в общих чертах ход нашего рассуждения и подведем итоги. Мы начали с разбора психоаналитических взглядов на происхождение и историю комплекса. И здесь мы обнаружили ряд неясностей и противоречий. Концепцию вытеснения уже вытесненных элементов, представления о том, что незнание отцовства и матрилинейность были изобретены как способ избежать ненависти к отцу, и о том, что отцовское право – удачное решение большинства семейных проблем, трудно совместить как с учением психоанализа, так и с основополагающими антропологическими данными и принципами. Мы также установили, что все эти противоречия вытекают из идеи о том, что Эдипов комплекс – это первопричина культуры, что он предвосхитил и породил большинство человеческих институтов, воззрений и верований. Пытаясь понять, как именно психоаналитическая теория представляет себе конкретное воплощение этого изначального Эдипова комплекса, мы проанализировали гипотезу Фрейда о «первобытном преступлении». Фрейд рассматривает культуру как спонтанно возникшую реакцию на преступление и предполагает, что память о преступлении, раскаяние и амбивалентное отношение сохранились в «коллективном бессознательном».
Полная невозможность с нашей стороны принять эту гипотезу побудила нас изучить ее внимательнее. Мы узнали, что тотемическое преступление нужно рассматривать как событие, разделяющее природное и культурное состояние, как начало культуры. Без этого допущения гипотеза не имеет смысла. С ним она распадается на части из-за противоречий, которые содержит. Обнаружив, что главная ошибка фрейдовской гипотезы, как и других теорий ранней формы семьи, состоит в игнорировании разницы между инстинктом и привычкой, между реакцией, определяемой биологическими факторами, и культурной адаптацией, мы поставили перед собой задачу изучить трансформацию семейных уз в связи с переходом от природы к культуре.
Мы попытались показать, в чем заключалась модификация врожденных тенденций и как она повлияла на психику человека. В ходе нашего рассуждения мы вполне закономерным образом пришли к важнейшим психоаналитическим проблемам и смогли предложить теорию естественного формирования семейного комплекса. Мы выяснили, что комплекс – это неизбежный побочный продукт культуры, возникающий, когда семья из группы, удерживаемой инстинктивными связями, превращается в группу, удерживаемую культурными связями. С психологической точки зрения, это изменение означает трансформацию цепочки взаимосвязанных стимулов в систему организованных сентиментов. Выстраивание сентиментов происходит в соответствии с психологическими законами, регулирующими психическое созревание, с тем чтобы исключить из конкретного сентимента ряд установок, приспособительных навыков и инстинктов. Этот механизм проявляется во влиянии социального окружения, действующего через культурный аппарат и непосредственные личные контакты.
Процесс исключения определенных установок и импульсов из отношений между отцом и ребенком и матерью и ребенком представляет большой диапазон возможностей. Систематическая организация импульсов и эмоций может осуществляться путем постепенного ослабления и ухода от определенных установок, путем драматических потрясений, организации идеалов (в различных церемониях), осмеяния и общественного мнения. Например, с помощью этих механизмов из отношения ребенка и матери постепенно исключается чувственность, и на смену нежности между отцом и ребенком часто приходят строгость и принуждение. Работа этих механизмов не может обеспечивать абсолютно одинаковые результаты во всех случаях. И многие нарушения в психике отдельного человека и общества объясняются несовершенным культурным механизмом подавления и регулирования сексуальности или насаждения власти. Мы подробно показали это на нескольких конкретных примерах в первых двух частях книги и теоретически обосновали в последней части.
Таким образом, формирование сентиментов, конфликтов и связанная с ними дезадаптация во многом зависят от того, какой социальный механизм работает в данном обществе. Главные аспекты этого механизма – регулирование детской сексуальности, табу на инцест, экзогамия, распределение власти и тип организации домашнего хозяйства. В этом, возможно, заключается основной вклад настоящего сочинения. Мы смогли показать связь между биологическими, психологическими и социологическими факторами.
Мы разработали теорию пластичности инстинктов в условиях культуры и трансформации инстинктивной реакции в культурную адаптацию. В психологическом отношении наша теория предлагает такой подход, который, отдавая должное действию социальных факторов, не признает гипотезы «группового сознания», «коллективного бессознательного», «стадного инстинкта» и подобные метафизические концепции.
В настоящей работе мы постоянно сталкиваемся с центральными проблемами психоанализа, проблемами инцеста, отцовской власти, сексуального табу и созревания инстинкта. Общие положения психоанализа по нескольким пунктам вполне согласуются с моими выводами в данном сочинении, но требуют серьезного пересмотра по другим. Даже по конкретному вопросу влияния и функции материнского права результаты, опубликованные мною ранее, и выводы этой книги не полностью расходятся с психоаналитическим учением. Материнское право, как уже отмечалось, обладает тем дополнительным преимуществом перед отцовским правом, что «расщепляет Эдипов комплекс», распределяя власть между двумя мужчинами, и вместе с тем предлагает последовательную схему инцестуального запрета, где экзогамия следует непосредственно из табу на сексуальную связь между членами одной семьи. Тем не менее мы должны были признать, что материнское право не полностью зависит от Эдипова комплекса, что это более широкое явление, обусловленное различными причинами. Я постарался дать этим причинам конкретное описание, отвечая на упреки доктора Джонса в том, что я допускаю возникновение материнского права по неизвестным социологическим и экономическим причинам. Я попытался показать, что из двух альтернативных форм счета родства материнское право может восприниматься как более функциональная. В действительности, как мы видим, дело в том, что односторонний способ счета родства принят почти во всех культурах, но у народов с низким уровнем развития культуры материнская линия обладает определенным преимуществом перед отцовской. В число этих характерных преимуществ материнского права входит способность изменять и расщеплять «комплекс».
Я должен добавить, что с точки зрения теории психоанализа сложно объяснить, почему комплекс как таковой должен нести вред. В конце концов, для психоаналитика Эдипов комплекс – источник и начало культуры, религии, закона и морали. Зачем вообще нужно от него избавляться? Зачем человечеству или «коллективному разуму» «изобретать» способ его разрушить? Однако для нас комплекс – не причина, а побочный продукт, не творческий принцип, а дезадаптация. Эта дезадаптация принимает более безобидную форму при материнском праве, чем при отцовском.
Эти выводы впервые были изложены в двух статьях, напечатанных по отдельности несколько лет назад и сейчас переиздаваемых в виде первой и второй частей этой книги. Здесь мы вновь, рассматривая общую проблему, нашли определенные подтверждения теории психоанализа, если воспринимать ее как источник вдохновения и рабочую гипотезу, а не систему догматических положений.
Научное исследование – это всегда сотрудничество, обмен идеями между различными специалистами. Антропологи признали вклад психоаналитической школы, и было бы печально, если бы представители этой последней отказались сотрудничать, принять то, что предлагается из лучших побуждений, из области науки, в которой они, в конце концов, не могут чувствовать себя совершенно уверенно. Развитие науки – это всегда не просто движение по прямой линии. При завоевании новой территории часто отмечаются границы участка, но бесплодная почва не приносит урожая. Исследователь или школа должны быть готовы отказаться от несостоятельной позиции. Это не менее важно, чем быть первопроходцем в новой области открытий. В конце концов, нужно всегда помнить, что в научном старательстве несколько крупиц золота истины добываются только в результате терпеливого промывания груды бесполезной гальки и песка.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?