Текст книги "Гимназистка. Клановые игры"

– Особых прав и не должно быть, скорее, обязанности, – ответила я, недоумевая, откуда у меня вообще возникла высказанная мысль. – Любое транспортное средство представляет опасность.

– Опасность может представлять что угодно. Особенно недоученный маг.

Намек в его словах был достаточно явным для того, чтобы я наконец оторвалась от наблюдения за почти скрывшейся машиной и занялась тем, чему мы и планировали посвятить этот вечер, – магией. А именно: отработкой самых простых приемов. Но простые-то они простые, а вымотали меня так, что я еле доползла до кровати и провалилась в сон, едва успев раздеться и подумав, что срочно нужно выучить плетение, позволяющее быстро восстанавливаться.

Разумеется, в гимназию на следующее утро я не пошла. Похороны организовывала контора, в которой работала мама. Я так и не узнала ее названия, даже на табличку не посмотрела, когда мы приехали туда с Владимиром Викентьевичем. Впрочем, не так это и важно.

Людей было много. В глазах рябило от обилия незнакомых лиц, пришедших попрощаться с умершей. Из родственников была только я. Странно, но я так и не спросила у Владимира Викентьевича, есть ли у меня кто-то со стороны мамы. Как-то само собой подразумевалось, что если позаботиться обо мне могли только Рысьины, то, значит, Седых не осталось. Но сейчас было не время уточнять. Ко мне подходили со словами соболезнования, пустыми и бессмысленными перед лицом смерти. Атмосфера была настолько давящей, что голова закружилась, и я ухватилась за Владимира Викентьевича, чтобы не упасть.

– Елизавета Дмитриевна, вам нехорошо? – обеспокоенно спросил он и почти тут же положил свою руку на мою, используя целительское плетение. – Почему вы не сказали раньше?

Стало легче, но ненадолго, потому что подошел важный военный и забасил, что они сочувствуют моему горю, и не просто сочувствуют, а непременно все расследуют и отомстят.

– Ваше высокоблагородие, месть – дело хорошее, – заметил Владимир Викентьевич, – но вы бы лучше подумали, как помочь сироте.

– Да, я слышал, что Рысьины от Елизаветы Дмитриевны отказались, – чуть поморщился тот от разговора, явно ему неприятного. – Смотрю, и здесь от них никого? Некрасиво с их стороны, ох как некрасиво.

Он покачал головой, этак укоризненно покачал, изящно уйдя с темы помощи сироте на тему ее неблагородных родственников. Но радовался своему изяществу он зря: Владимира Викентьевича отвлечь было не так-то просто.

– Совершенно с вами согласен, ваше высокоблагородие. Но вернемся к вопросу помощи Елизавете Дмитриевне. Все же убийство ее матери напрямую связано с вашей работой.

– Да с чего вы это взяли, Владимир Викентьевич? – раздраженно бросил военный. – При всем уважении к сыскному отделу полиции, предложенная ими гипотеза – совершеннейшая чушь. Чушь и нелепица. Ольга Станиславовна не выносила никаких артефактов с работы, уверяю вас. И потому, что доступа к чему-нибудь серьезному не имела, и потому, что у нас ничего не пропало.

– Так-таки ничего? – недоверчиво прищурился целитель. – К чему тогда вы вчера присылали к нам Шитова для проверки?

– Ничего серьезного, – поправился военный. – Поверьте, Владимир Викентьевич, ничего такого, из-за чего могли бы убить. И то, между нами говоря, – он понизил голос, – мне кажется, под это попросту пытаются списать проданное на сторону. Проверки склада, знаете ли, у нас давно не было. Так что полиция наша не там копает. Возможно, это обычное ограбление.

– Ваше высокоблагородие, – укоризненно протянул Владимир Викентьевич, – какое ограбление? Там поработал маг не из слабых. Не могу сказать, что сильный маг на ограбление не пойдет, но на ограбление из-за пары дешевых артефактов не пойдет точно. А там даже украшения Ольги Станиславовны остались.

– Все?

– Приходящая служанка утверждает, что все. Что вообще ничего не пропало.

Его высокоблагородие, не привыкший к противоречиям, недовольно сжал губы.

– Возможно, она не обо всем знала, – недолго подумав, предположил он. – Не будут семейные ценности показывать кому попало. Покойная была вдовой Рысьина, а они… О, смотрю, прислали все-таки представителя, – неожиданно бросил он. – Оппозиция к старшей ветви, конечно, но все-таки настоящий Рысьин, не просто кто-то из клана. Проявили уважение к покойной.

Я проследила за его взглядом. Оказывается, в оборотни Юрия я определила правильно, ошиблась только с фамилией. И с чего я взяла, что Юрий – Волков? Ах да, с того, что посчитала, что фотография была подброшена Оленькой. Вживую офицер был еще красивее, чем на фотографии, которая никак не могла передать хищной грации оригинала. Создавалось впечатление, что безупречность собственного облика стоит у Юрия на первом месте: ни одной лишней складочки, ни одной выбившейся волосинки, строго симметричные аккуратные усы. Даже траурная повязка на рукаве была идеальной. Пожалуй, желание засыпать с фотографией столь выдающегося офицера было вполне понятным, там даже могло появиться желание засыпать с ним самим. Не уверена, что было и первое, и очень надеюсь, что второе обошло меня стороной.

– Елизавета Дмитриевна, какая потеря для всех нас, – с точно выверенной долей печали в голосе сказал Юрий, явно думая больше о том, какое впечатление производит. – Это так неожиданно и так ужасно. Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

Глава 8

Юрий был с нами до конца всех траурных мероприятий. Именно с нами: от меня он не отходил ни на шаг, всячески подчеркивая, что мы друг другу не чужие люди. С одной стороны, это было действительно так: как ни крути, одна его фамилия намекала, что он мне кем-то приходится. С другой стороны, я всей кожей чувствовала, что ему что-то от меня нужно. Именно от меня, а не просто показать окружающим, что не все Рысьины поддерживают политику партии, то есть решения Фаины Алексеевны. Шло от него какое-то горячее, злое, голодное нетерпение. Но вида я не подавала, была с ним отстраненно холодна, если вообще отвечала на вопросы. Все же похороны близкого человека к светским беседам не располагают, пусть даже для меня они были простой формальностью.

Навязавшись в дом к Владимиру Викентьевичу, Юрий не стал ходить вокруг да около, сразу заявил, что ему необходимо побеседовать со мной наедине, по-родственному. Целитель едва заметно скептически хмыкнул, но все же сказал, что оставит нас ненадолго, чтобы мы обсудили нужное без помех. Юрий расслабился, что не помешало ему намагичить еле заметный синеватый купол вокруг нас. Я не видела, чтобы он создавал плетение, значит, либо делает он это слишком быстро, незаметно для моего глаза, либо… использует какое-то устройство? Обдумать я это не успела, потому что Юрий наклонился ко мне и жарко прошептал:

– Лизонька, я понимаю, что у тебя есть основания на меня обижаться, но я только сегодня приехал в Ильинск и сразу, как узнал, бросился к тебе.

Со стороны наверняка бы показалось, что он шепчет слова утешения, уж больно скорбным выражением лица они сопровождались, но вот сам тон, мягкий, намекающий на существующие доверительные отношения, был призван меня очаровать, если я до сих пор не очарована.

– Я все равно ничего не помню. Если у меня и есть основания на вас обижаться, то я о них благополучно забыла, – холодно ответила я, отстраняясь от него.

– Мне показалось, ты меня узнала… – чуть настороженно сказал Юрий.

– Я нашла вашу фотографию в книге. Поэтому да, ваше лицо было мне знакомо, но и только.

– Вот как? И ты совсем ничего не помнишь?

– Совсем. И, предваряя возможные вопросы, целители говорят, что у меня стирание личности, а значит, я не вспомню вообще ничего. Вы мне совершенно посторонний человек, Юрий, к сожалению, не знаю, как вас по батюшке.

Сказала и тут же подумала, можно ли говорить об оборотне «человек». Да, конечно, он выглядит в точности как Homo Sapiens, но только в одной ипостаси, а вдруг вторая считает такое обращение оскорбительным? Мало ли каких тонкостей про оборотней я не помню. Вдруг я опять нарушила серьезный запрет? Но Юрий не оскорбился, сделал вид, что не заметил намека про отчество, и вздохнул. Глубоко, протяжно, красиво.

– Это ужасно. К сожалению, я не в силах отменить решение княгини и вернуть тебе поддержку клана…

– И не нужно, обойдусь без Рысьиных.

– И без меня?

– И без вас. Если нас что-то связывало, то теперь вы можете быть свободны от всех обязательств.

– Лиза, – укоризненно протянул он, – если ты забыла, то я нет. И я никак не могу считать себя свободным от обязательств.

Я с интересом повернулась к нему. С этим фарсом надо было заканчивать, и чем скорее – тем лучше. И самый действенный способ – напугать кавалера так, чтобы он сбежал сам и без всякого желания появиться в ближайшее время.

– И какие же у вас передо мной обязательства? Неужели жениться? Действительно, почему нет? В сложившейся ситуации это самая действенная помощь несчастной девушке, оставшейся без всякой поддержки.

Во взгляд я вложила весь свой актерский талант. Надеюсь, получилось достаточно убедительно. Замуж я бы за него не пошла ни за что. Разве что под страхом смерти. Но Юрий-то этого не знал, он считал себя завидным женихом и сейчас явно растерялся, не понимая, как выпутаться из столь щекотливого положения, по возможности не оттолкнув меня.

– Лиза, в сложившейся ситуации это было бы крайне неблагоразумно. Фаина Алексеевна никогда бы мне это не простила.

– И чем бы вам грозило ее непрощение? Она очень страшно ругается?

– Если бы только ругалась. Нет, Лиза, я понимаю, что ты забыла все, и все же так странно слышать от тебя такие слова. Минимум, что мне грозит, – это потеря клана. Княгиня не терпит, когда ей идут наперекор, а она ясно показала, что не желает, чтобы твое имя связывали с Рысьиными. Ты же не хочешь для меня такой судьбы?

– Кому-то придется жертвовать чем-то ради любви. Так почему не вам? Может, я оценю жертву и отвечу вам взаимностью?

Я пристально на него посмотрела. Он явно опешил.

– А ты изменилась. Стала жесткой. Даже жестокой.

– Юрий, а кто еще позаботится обо мне, как не я сама? – Я всплеснула руками. – Вы же сейчас даете понять, что в ваши планы это не входит. А больше у меня близких людей нет.

Для большей правдоподобности я бы даже пустила слезу, не будь мне так смешно. Кавалер явно не знал, как себя вести, ибо привычные подходы себя не оправдывали.

– Позаботиться можно и по-другому. Необязательно для этого жениться. Пока необязательно.

Он выразительно на меня посмотрел, намекая, что все может измениться, и очень скоро.

– Действительно, почему бы двум любящим сердцам не прийти к компромиссу, – проворчала я. – Который бы полностью устраивал наиболее сильную сторону, так, Юрий?

– Лизонька, – заворковал он, так неожиданно для высокого красивого мужчины, привыкшего к интересу противоположного пола, которым наверняка беззастенчиво пользовался, – нам просто нужно немного подождать. Княгиня успокоится, или, возможно, ее место займет кто-то другой. – Слова мне показались намеком. Намеком на что-то, что я должна была знать и, возможно, знала раньше, но сейчас, увы, знать не знала. – К чему нам жениться немедленно и навлекать на себя горы проблем?

«Ага, значит, все-таки обещал жениться», – отстраненно подумала я. Интересно, что в ответ требовалось от меня? Юрий не выглядит безумно влюбленным, хотя доля заинтересованности присутствует, этого не отнять. Но возможно, эта доля заинтересованности присутствует у него при разговоре с любыми особами женского пола, чувствующими себя при этом необычайно привлекательными и желанными.

– Будь у тебя хотя бы магия посильнее или способность к обороту, – продолжал разливаться соловьем Юрий, – мне было бы куда проще получить согласие клана на наш брак. Но пока все против нас. Кроме того, ты очень молода и должна выдержать положенный траур.

Скорби в его голосе при упоминании о смерти моей мамы не почувствовалось, а ведь у него точно нет проблем с памятью. Боюсь, теперь он помнит даже больше, чем было на самом деле. И будет это старательно внушать мне.

– Что вы от меня хотите, Юрий? – прямо спросила я. – Боюсь, брак не входит ни в мои, ни в ваши планы.

– Разве что в настоящее время. Лиза, я не собираюсь от тебя отказываться, – неожиданно серьезно ответил он. – Ты мне нужна. – Спрашивать для чего, было бессмысленно: правды все равно не скажет, наплетет кучу кружев, хоть лавку открывай. Так что я лишь недоверчиво хмыкнула. – Ужасно, что Ольга Станиславовна погибла. Ужасно, что ты ничего не помнишь, – в этот раз в его голосе прорезались живые чувства, – но для меня в отношении к тебе ничего не изменилось. И если нужно завоевывать тебя по-новому, значит, так и будет.

От слащавого хлыща ничего не осталось, напротив меня сидел жесткий, целеустремленный мужчина, более не притворяющийся дамским угодником. Хищник в засаде. И его целью сейчас была я. Точнее, что-то, что он может получить только от меня. Получается, потеря мной памяти этому не помеха? А возможно даже, что случившееся Юрию на руку. На не слишком щепетильную загребущую когтистую лапу. На что же она нацелена?

– Боюсь, вы напрасно потеряете время, – сухо заметила я. – Вы мне не нравитесь.

– Лизонька, это все преодолеваемо. – Он чуть приподнял верхнюю губу. Наверное, это должно было символизировать улыбку, но я обратила внимание лишь на его зубы – белые, блестящие и наверняка необычайно острые. – Если тебе не нравятся Рысьины, возможно, тебе нравятся рыси?

Как хорошо, что я уже знала об этой ловушке. Подумаешь, недолго покраснела перед Хомяковыми, зато теперь могла небрежно бросить:

– Я вообще кошачьих не люблю. Наглые и ненадежные. А рыси еще и мелкие.

– Мелкие? Рыси мелкие?!

Показалось или аккуратно уложенные волосы начали приподниматься, пытаясь вздыбиться, усы распушились и встопорщились, а в голосе проклюнулись шипящие звуки? Надеюсь, он не будет обращаться и полосовать когтями меня прямо сейчас. Нервные они какие-то, эти Рысьины, и легковозбудимые. Конкретно на этого, взбешенного до потери самоконтроля, я бы с удовольствием посмотрела. На расстоянии, разумеется. И послушала бы, что он скажет, пока себя не контролирует. Жаль, что он слишком быстро опомнился, даже шипеть перестал и этак задумчиво прищурился.

– Конечно. Куда мельче тигров, львов или гепардов, – с удовольствием выпалила я, надеясь на еще один всплеск возмущения.

– Зато более гибкие, ловкие и выносливые, – он лениво улыбнулся, давая понять, что укол в этот раз не достиг цели.

– И бегают медленнее.

– А, понял, – он расхохотался по-настоящему. – Это зависть. Знаешь, Лизонька, твой дедушка предполагал, что для оборота тебе не хватает характера. Княгиня с этим была не согласна. Так что продолжай наращивать зубки – и вдруг… Тогда Фаина Алексеевна непременно задумается, не вернуть ли тебя в клан.

– Спасибо, мне ваших Рысьиных и даром не надо. И вообще, Юрий, мне кажется, вы засиделись в гостях, пора и честь знать. Убирайте вот это вот. – Я помахала рукой, указывая на призрачное марево вокруг, и решила больше не миндальничать с этим типом: – И сами убирайтесь.

– Это вот – это ты про что, Лиза? – нехорошо прищурился он, напрочь игнорируя мои требования.

– Про купол явно магического происхождения. Не знаю, для чего он вам, но прошу убрать. В гостиной этого дома он лишний.

– Неужели ты его видишь? Не волнуйся, это неопасно. Только чтобы помешать Звягинцеву подслушать наш разговор.

– Владимир Викентьевич и без того не опустился бы до подслушивания.

– Лизонька, твою наивность извиняет только юный возраст. Имей в виду, Ольга Станиславовна никогда не доверяла Звягинцеву.

– Мне сейчас можно говорить все что угодно, правда, Юрий? – усмехнулась я. – Но знаете, похоже, после покушения у меня не только пропала память, но и уши уменьшились.

– Уши? – Он удивленно меня оглядел. – Лизонька, они в точности такие же, как и раньше: маленькие, аккуратные и очень красивые.

– А я уверена, что уменьшились. Теперь на них помещается намного меньше лапши.

– Какой лапши?

– Которую вы мне старательно навешиваете, Юрий.

Я притворилась, что что-то сбрасываю с ушей. Что-то, чего там скопилось уже очень много.

– А знаешь, Лизонька, такой ты мне нравишься больше, – неожиданно сказал он. – Только учти, что у Звягинцева опыта, как ты изящно выразилась, по развешиванию лапши на ушах куда больше. Не стоит ему доверять. Можешь пока не доверять даже мне, но прошу: внимательно отнесись к моим словам. Звягинцев держит сторону Фаины Алексеевны, а она по определению не твоя. Не говори ему лишнего.

– Спасибо за предупреждение, Юрий, но, боюсь, я понятия не имею, что лишнее, а что – нет. Убирайте купол.

Я не знала, насколько опасно проходить через призрачное мерцание, а то бы уже непременно ушла.

– Я надеюсь, наш разговор не станет достоянием третьих лиц. Это в твоих интересах, но, поскольку ты ничего не помнишь, считаю своим долгом попросить. – Купол пропал, и опять я не заметила никакого свечения на руках Юрия, одна из которых, впрочем, незаметно опустилась в карман. Значит, все-таки устройство. – Возможно, Лизонька, что у тебя остались вещи, принадлежащие клану Рысьиных. Их следует вернуть, а то Фаина Алексеевна расстроится, а расстроенная Фаина Алексеевна – зрелище малоприятное, это и Владимир Викентьевич подтвердит.

– В сыскной полиции сказали, что преступники забрали все артефакты, – неожиданно сказал целитель. Надо же, а я и не заметила, когда он вошел… – Так что вряд ли у Елизаветы Дмитриевны есть вещи клана.

– Я просто предупредил, – лениво улыбнулся Юрий. – Я не призываю возвращать нам все.

Они обменялись неприязненными взглядами, и я сразу вспомнила, что мамин начальник говорил про Юрия, что он – оппозиция княгине. А Владимир Викентьевич, значит, в ее команде? Интересное дело, почему он тогда пошел против официальной позиции клана и приютил меня? И почему сейчас не выставляет из дома того, кого явно считает противником?

Появление Хомяковых прервало мои размышления. Действительно, попробуй тут размышлять, когда у тебя на шее повисает Оленька Хомякова и орошает слезами все, что только может закапать. Я опять испытала чувство вины из-за того, что не нахожу в себе ни малейших признаков горя из-за смерти мамы, в то время как моя подруга не только помнила, но и по-настоящему скорбела о ее смерти. «Боги мои, как жалко Ольгу Станиславовну, – всхлипывала Оленька мне прямо в ухо. – Что же такое, почему столько несчастий на одну вашу семью?»

Николай остановился, не дойдя немного до меня, но смотрел на Юрия, неприязненно так смотрел. Впрочем, тот отнесся к пришедшему не с большей симпатией.

– Подпоручик Хомяков, не кажется ли вам, что сейчас неподходящее время для визитов? – высокомерно протянул Юрий.

– Моя сестра – близкая подруга Лизы, и она не могла не поддержать ее в такой тяжелый день, поручик Рысьин, – фамилию Николай выговорил с явной брезгливостью. – И вы совершенно правы, сейчас не время для праздных визитов, поэтому я не понимаю, что вы здесь делаете.

«Вы» он выделил голосом настолько выразительно, что местоимение показалось грубым оскорблением. И не только мне. Владимир Викентьевич нахмурился, Юрий нехорошо сощурился и прошипел:

– Если вы запамятовали, я Лизин родственник.

– Если вы запамятовали, то Лиза больше не принадлежит к клану Рысьиных.

– С этим решением согласны не все, подпоручик Хомяков. – В этот раз уже Юрий выдавил «Хомяков» так, словно уже сама фамилия была грязным ругательством. – Более того, Лиза все равно остается моей родственницей.

– Весьма дальней, поручик Рысьин.

– Ну так вам она и такой не приходится, подпоручик. Принесли соболезнования – и можете быть свободны.

– Кто может быть свободным, решать не вам, Юрий. Это дом Владимира Викентьевича, – не выдержала я. – И хочу напомнить, что вас я уже давно прошу уйти.

– И Ольга Станиславовна вам от дома отказала, Юрий, – неожиданно вспомнила всхлипывающая Оленька.

– Не выдумывайте, барышня, – прошипел Юрий. – С чего бы она мне от дома отказывала?

– С того, что она не хотела, чтобы ее втягивали во внутриклановую борьбу. А сейчас вы пытаетесь проделать то же с Лизой. Но мы не дадим этого сделать! Мы ее защитим! – воинственно заявила подруга, выставив перед собой руки, сжатые в кулаки.

– Позвольте полюбопытствовать: мы – это кто?

– Хомяковы, разумеется, – уверенно ответила Оленька.

– Позвольте полюбопытствовать, а какое отношение Хомяковы имеют к бывшему члену клана Рысьиных, покинувшему его по недоразумению?

– Хорошенькое недоразумение, – возмутилась уже я. – Княгиня лично объявила, что я клану не нужна, потому что бесполезна, а значит, на меня не стоит терять ни время, ни деньги.

– Фаина Алексеевна уже наверняка раскаялась, что приняла столь опрометчивое решение, отрицательно сказавшееся на репутации клана. Но ты столь изящно дала твоей подруге возможность уклониться от ответа, что я поневоле начинаю подозревать, не собираешься ли ты войти в клан Хомяковых. Это был бы весьма глупый поступок.

– Почему это? – возмутилась Оленька.

– Потому что это было бы оскорбительно для нашего клана. Променять Рысьиных на Хомяковых… – Юрий брезгливо скривил рот. – Фу.

– Фу – это ваш клан, Юрий, – звенящим от ярости голосом сказала я. – Пока что все его представители, которых я видела, отличаются весьма плохими манерами.

Но мое вмешательство уже ничего не спасло, потому что почти одновременно с моими словами хомяковская перчатка полетела в наглую рысьинскую физиономию.