Текст книги "Гимназистка. Нечаянное турне"

Глава 4

Песцов появился только на следующий день, когда мы с нанимательницей позавтракали и спустились в холл, поскольку она выразила желание пройтись и осмотреть город. Он ворвался сгустком энергии и выглядел довольным даже не как песец – как слон. Окинул меня пренебрежительным взглядом и заявил, что до обеда они с мисс Мэннинг прекрасно обойдутся без переводчика.

– Сходите, Анна Дмитриевна, погуляйте по городу, – насмешливо бросил он. – Когда еще у вас выдастся свободная минута.

– Меня нанимали не вы, а мисс Мэннинг, – возразила я. – Следовательно, и распоряжается моим временем тоже она.

Но Песцов уже наклонился к уху певицы, которая, недовольно поджав губы, слушала незнакомую речь, и заворковал на привычном ей английском про красоту утра, города и самой мисс Мэннинг. И что все эти три красоты непременно должны сойтись вместе.

– У меня репетиция перед вечерним выступлением, – с легкой долей кокетства возразила певица.

– Дорогая, госпожа Соболева мне рассказала, с какой самоотдачей вы вчера все проверили и отрепетировали. Лишнее напряжение связок перед концертом вредно. Но если хотите, после обеда мы с вами зайдем на часок в театр.

Он поднес ее ручку в тончайшей кружевной перчатке ко рту и нежно прикоснулся губами. Картина была идиллическая, но мне почему-то подумалось, что удовольствие ему вряд ли это доставило: целовать ткань наверняка не слишком приятно. Вдруг она пыльная или грязная? Словно в подтверждение моих слов, Песцов неожиданно чихнул и с неприязнью посмотрел на меня.

– Филиппа, дорогая, уверен, у меня аллергия на вашу переводчицу.

– Возможно, это у вас так проявляется простуда? – невинно поинтересовалась я. – Бегали же вы где-то вчера весь день. А сейчас не лето. Подмерзли, переохладились – и вот результат.

Мисс Мэннинг отскочила от Песцова как ошпаренная.

– Дмитрий, как вы могли подойти ко мне с инфлюэнцей? – возмутилась она. – Мне нельзя болеть. У меня гастроли и контракт. С вами контракт. Если я заболею, буду считать нарушение контракта вашей стороной, поскольку заразили меня вы. Уходите, и чтобы я вас не видела, пока не выздоровеете.

– Филиппа, да я совершенно здоров! – рявкнул Песцов так, что мне захотелось вжаться в стену и исчезнуть. – Не слушайте вы эту… свою переводчицу. Она вам еще не того переведет и придумает.

– Чихали же вы не просто так? – настороженно напомнила не желавшая успокаиваться певица. – Мне чихать никак нельзя.

– Мне в нос что-то попало. И это что-то – не инфлюэнца! – буркнул Песцов. – Филиппа, дорогая, давайте прогуляемся. А потом я отведу вас на обед в одно примечательное место. Уверен, вам понравится. А миссис Павлову мы оставим тут.

Он взглядом пригвоздил меня к стене, одним видом намекая, что если я опять брякну что-то неподходящее, то пришпилит по-настоящему и оставит украшать моей мумией данную гостиницу. Княгиня говорила, что кланы над законом, не хотелось бы проверять, насколько высоко они над ним расположились и могут ли поплевывать вниз. И меня не успокоит даже то, что моя смерть ему даром не пройдет. Рысьины не простят мое убийство какому-то там Песцову. Но тогда точно выяснится, что я из Ильинска уехала именно с ним. А это непременно обидит Николая. Он точно поймет все неправильно.

– Анна, до обеда вы свободны, – милостиво кивнула мисс Мэннинг.

– До концерта, – поправил Песцов. – Милая, зачем она нам на обеде?

Ясно, он просто хочет на мне сэкономить. Я чуть презрительно улыбнулась, давая понять, что разгадала его замысел. Мелкая экономия, недостойная представителя крупного клана. На певичках-то он не экономит. Впрочем, я ничуть не расстроилась. День вчера выдался напряженным, спать, перекинувшись в рысь, я не рискнула, лишь чуть-чуть размялась утром. Зато сейчас они уберутся, и я побегаю по номеру. Или сначала купить мячик, а потом побегать?

– Хорошо, до концерта, – согласилась мисс Мэннинг. – Но если вы меня опять обидите, Дмитрий…

– Я? Вас? Филиппа, как вы могли такое обо мне подумать? – оскорбился Песцов. – А вот вы постоянно пытаетесь меня обидеть. Скажите спасибо, что я умею держать себя в руках…

– Хм… – Мисс Мэннинг выразительно подняла свои четко очерченные брови. Говорить спасибо она точно не собиралась. – Дмитрий, так мы идем?

– Одну минуту, дорогая.

Песцов снял руку дивы со своего локтя, на которой та уже успела уютно устроиться, и опять поцеловал. В этот раз я заметила, что настоящим поцелуем там не пахло: просто легкий чмок воздуха прямо над тканью. Вот ведь… песец!

Тем временем Песцов деловито подошел к портье и наклонился к нему, собираясь узнавать что-то втайне от нас. Подслушивающее плетение сорвалось с моей руки само, и мне оставалось только порадоваться, сколь быстро и точно оно теперь получается.

– Послушайте, милейший, – прошептал Песцов, двигая купюру невидного мне отсюда достоинства в сторону портье, – не могли бы вы мне помочь в одном деликатном деле?

– Разумеется, – не моргнув глазом, ответил милейший, и купюра совершенно волшебным образом дематериализовалась со стойки. – К вашим услугам. Но если вы беспокоитесь о мисс Мэннинг…

– Что вы, что вы, мне не нужно подробностей ее личной жизни, – сразу открестился Песцов.

– Так нет никаких подробностей, – с сожалением сказал портье, явно расстроенный, что сплетни не получается. – К мисс Мэннинг только цветы приносили, и те от театра.

– Я же сказал, речь не о ней, – раздраженно прошипел Песцов. – Меня интересует, кто в гостинице сейчас из наших, клановых.

– Только вы, господин Песцов-с, – угодливо склонил голову портье.

– Я про дам.

Песцов оглянулся, проверяя, не подошел ли кто сзади убедиться в том, что кто про что, а он все про дам. Я торопливо отвела глаза, чтобы он не понял, что подслушиваю. А разговор занимательный. Понять бы, зачем ему к мисс Мэннинг еще дамы? Ему что, одной не хватает?

– Про дам? – удивился портье. – У нас сейчас из дам только мисс Мэннинг и ее переводчица.

При этих словах Песцов опять обернулся на меня, но я уже была начеку и старательно притворялась, что изучаю картину на стене. Картина была так себе, мазня мазней, с нарушением перспективы и неестественными цветами, поэтому привлечь могла разве что дальтоника. Но изучала я ее так, словно собиралась писать статью для местного «Вестника живописи», или как он там называется. Владимир Викентьевич получал только новостные издания да пару специализированных целительских, но я была уверена, что существуют журналы, посвященные живописи, и вот им непременно нужны тематические статьи.

– Дмитрий, вы скоро? – проявила нетерпение мисс Мэннинг.

– Дорогая, маленький организационный вопрос. – Он белозубо улыбнулся певице, показывая свое к ней расположение, и продолжил допытываться у портье: – А из женского персонала вы нанимали в последний месяц кого-нибудь нового?

– У нас за последние полгода никаких изменений в персонале не было, – твердо ответил портье, по виду которого становилось понятно, что он раздумывает, не вернуть ли купюру. – Мы абы кого с улицы не берем, платим хорошо, у нас за места держатся. И если у вас что-то пропало…

– Да я не о том, – махнул на него рукой Песцов. – Просто в воздухе витает что-то такое, неопределенное… Причем то витает, то нет.

В его голосе слышалось явственное огорчение, я же поняла, что оборачиваться в номере больше не стоит: этак понюхают некоторые гостиничный воздух, а потом придут ко мне по запаху. А я не для того сбегала из Ильинска, чтобы вернуться туда с Песцовым. Отводящий щит на второй ипостаси я долго не удержу. Вот ведь нюхач какой нашелся, а с виду почти приличный господин…

– Как вы думаете, Анна, о чем так долго говорит Дмитрий? – спросила уже у меня мисс Мэннинг.

– О женщинах, – уверенно ответила я, ничуть не покривив душой. – Смотрите, какие вдохновенные лица у обоих.

– И мне так кажется, – отметила мисс Мэннинг, согласившись то ли с моим мнением, то ли с вдохновенным видом разговаривающих мужчин. – Но о каких женщинах они могут так долго болтать?

– Кажется, там звучало ваше имя. Может быть, мистер Песцов хочет подготовить вам сюрприз?

– Хм… – чуть искривила губы мисс Мэннинг. – С Дмитрием никогда не знаешь, каким окажется этот сюрприз. Право, лучше бы без него.

Но смотрела она теперь на Песцова не настороженно, а с ожиданием. Ювелирным таким ожиданием. Или меховым… Цветочные-то у нее выполнены и в театре, и в гостинице. Сюда приволокли аж две корзины, и я в номер мисс Мэннинг теперь заходила с опаской, потому что нос сразу закладывало.

– Тогда я пойду, мисс Мэннинг? – уточнила я, видя, что разговор у Песцова с портье заканчивается и он вот-вот вернется к нам и будет опять корчить недовольные рожи в мою сторону.

– Идите, – бросила она, даже не глядя. – Подойдете к представлению сразу в театр, чтобы мне вас там не ждать.

Сказала и тут же про меня забыла. На ее лице засияла улыбка предвкушения сюрприза. Бедный Песцов, опять он из-за меня пострадает. То есть пострадает-то он, конечно, из-за неоправданных ожиданий мисс Мэннинг, но возникли-то они из-за моих слов.

Я бочком, по стеночке покинула холл, еще успев заметить, как Песцов разочарованно отошел от портье, развеяла заклинание и пошла к себе. От мысли выгулять рысь пришлось отказаться, зато я задумалась, насколько опасно продолжать поездку в компании мисс Мэннинг. Этак Песцову пахнёт раз-другой, а потом он сложит свои обонятельные проблемы с пропажей наследницы у Рысьиных и… Дальше воображение мне отказывало, я слишком плохо знала Песцова, чтобы понять, обрадует ли его нежданный подарок судьбы, или он предпочтет сделать вид, что подарок предназначен другому?

В номере я немного пометалась, а потом решила прогуляться и купить газеты. Узнать, какую награду за меня назначила родная бабушка. Во сколько она оценила свою пропажу.

Моя нанимательница и Песцов уже ушли, что порадовало. А еще порадовало, что газеты удалось купить совсем рядом с гостиницей у мальчишки-разносчика со столь звонким и сильным голосом, что наверняка бы перекричал и мисс Мэннинг, если бы той вдруг вздумалось с ним конкурировать в продаже газет.

А вот то, что в новостях про меня не было ровным счетом ничего, неприятно удивило. Новости были свежими, поскольку приходили по телеграфу и тут же печатались, утоляя желание местных жителей быть в курсе всех сплетен: и столичных, и соседских. Я находила упоминания о самых мелких клановых новостях. Даже вчерашний карточный вечер у графини Орловой в далеком Урюпинске нашел место в газетных новостях. А вот обо мне – ни строчки. Неужели я настолько огорчила бабушку, что она опять выставила меня из клана? Хорошо, если так. Но мне кажется, такое действо не обошлось бы без визуальных эффектов, на которые я непременно обратила бы внимание, и к тому же это было бы слишком просто. Наверняка Рысьина решила не раздувать скандала, а вернуть меня в лоно семьи так, чтобы никто не заметил, что я оттуда исчезала. То, что мне не придется скрываться еще и от желающих обогатиться, сдав меня Рысьиным, радовало. Но было совершенно непонятно, что же задумала княгиня. Судя по газетам, приготовление к балу в поместье шло полным ходом. Только кого они будут представлять вместо меня? Закамуфлированного Юрия?

Я представила, как он закрывает веером усы, которые ни за что не согласится сбрить, нервно хихикнула и отбросила газеты. Если уж выдалось свободное время, нужно позаниматься хотя бы в теории. Практикой-то тут не займешься! Хотя смотря чем, конечно: от иллюзий большого вреда не будет. Но по иллюзиям раздел был очень короткий и специфический, и фактически все, что в нем было, я уже освоила. Ничего лучше, чем использованное мной заклинание, армейский учебник не предлагал. Никакой комплексной маскировки, одна маскировочная маска. По-видимому, остальное предполагалось добирать подручными средствами. Действительно, слети заклинание в неподходящий час, лицо можно прикрыть веером или шарфиком, наконец, в меха закутаться по брови. А вот изменившуюся фигуру и одежду так не скрыть.

По всему выходило, права княгиня: лучшие заклинания хранятся внутри кланов и не передаются чужакам. Или… придумываются самими магами, как это делает Волков. И они тоже хранятся в тайне от посторонних, магического зрения которых недостаточно для изучения чужих плетений. Но если просто тупо копировать чужое, своего не придумаешь, а армейский учебник все же больше делал упор на приложение заклинаний, чем на комбинирование и его последствия. По некоторым связкам просто говорилось, что их лучше не применять, но почему – не указывалось.

Я сходила на обед, потом прогулялась до магазина с канцелярией и прикупила тетрадь с карандашом. Состояние было странным: не надо было никуда торопиться, не надо было ничего срочно делать и не надо было ни от кого убегать. И все же внутренняя напряженность не позволяла окончательно расслабиться.

– Анна Дмитриевна? Какая неожиданная встреча! – Соболева возникла на моем пути внезапно и сразу приперла бюстом к стене. – Гуляете?

– Добрый день, Ксения Андреевна. Гуляю, – согласилась я.

– Да какой же он добрый, – закатила она глаза. – Столько проблем. Столько проблем. И у нас в театре. И у соседей. Вот из Ильинска новости пришли. Тревожные.

Сердце забухало в предчувствии неприятностей.

– Какие? – я спросила вроде небрежно, но руки сами собой судорожно сжались.

– Говорят, что с отъездом Песцова рысьинская девица слегла, – громко прошептала Соболева, вращая глазами для пущей важности. – Рысьины объявили, что у нее лихорадка. Понимаете, что это значит?

Руки чуть разжались, и я порадовалась, что они были в муфте, а тетрадь если и помялась, то самую малость. Карандаш вот только сломался. Но ничего, буду считать, что у меня два карандаша. Совсем небольшая плата за прояснение ситуации с моими поисками.

– Что?

– Что она по уши влюблена в Песцова, – лихорадочно зашептала Соболева. – Почахнет так неделю-другую, княгиня смирится и согласится на их брак. Все равно внучка уже скомпрометирована.

– Возможно, они и не встречались ни разу, – пробурчала я.

Не могли мне подобрать кого-нибудь поприличнее, если уж решили скомпрометировать.

– Вы сами-то в это верите, Анна Дмитриевна? – по-доброму улыбнулась Соболева.

Прямо как гиена перед тем, как вцепиться в ослабевшую жертву. Но я жертвой пока не была и становиться ею не собиралась.

– Господин Песцов не выглядит страдающим по оставленной в Ильинске девушке, – заметила я. – Да и не похож он на завзятого сердцееда.

– Ой, Дмитрий Валерьевич никогда не страдает. Он знает, что, если захочет, сможет добиться любой, – хитро улыбнулась моя собеседница и придвинулась ко мне совсем тесно, всем своим видом намекая, что могла бы рассказать кучу сплетен, если я вдруг захочу.

Я не хотела.

– Мне кажется, он сейчас вполне удовлетворен обществом мисс Мэннинг. Она такая красивая, такая талантливая, с тонкой душевной организацией, – завела я панегирик нанимательнице.

– С тонкой душевной организацией? – внезапно оживилась Соболева.

– С тончайшей, – чуть настороженно подтвердила я, не понимая, куда гнет эта дама.

– Милочка, так это же то, что нам так нужно, – возбужденно сказала Соболева. – У мисс Мэннинг наверняка есть способности медиума.

– Возможно.

Соболева ухватила меня за руку чуть выше локтя:

– Анна Дмитриевна, вы мне должны помочь.

– С радостью, Ксения Андреевна. – Я чуть дернула рукой, намекая, что держать меня совершенно излишне, все равно я далеко не убегу в этой неудобной юбке. – Что я могу для вас сделать?

– Уговорить мисс Мэннинг, разумеется, – умоляюще сказала Соболева. – Мне нужен медиум. В моем салоне еще ни разу не получалось удачного спиритического сеанса. Сами понимаете, для меня это очень важно. Злопыхательницы уже шепчутся, что дело во мне. Мол, мой зверь слишком слабый, представляете?

– Какой ужас, – сказала я, совершенно не представляя, чем это может грозить Соболевой. – Но ведь мисс Мэннинг может и не оказаться медиумом.

– А мы проведем пробный сеанс, – деловито предложила собеседница. – Мисс Мэннинг, я, господин Песцов и вы.

Глава 5

Концерт удался. Пусть мисс Мэннинг пела под аккомпанемент всего лишь рояля, создавалось впечатление, что вместо него был целый симфонический оркестр. Оказалось, на репетиции она работала, не слишком напрягая связки, и сейчас ее прекрасный бархатный голос плыл по застывшему в восхищении залу, в полной мере передавая все, что вкладывала певица. В этот раз я не сидела сторонним зрителем, а стояла за кулисами, поэтому наблюдала за всем. За мисс Мэннинг, вдохновенно отдающей всю себя залу. За залом, завороженно слушающим певицу. За всхлипывающей от избытка чувств горничной, прижимающей к груди саквояж с вещами, жизненно необходимыми мисс Мэннинг. Песцову насладиться в полной мере выступлением мешала Соболева, которая тоже не устроилась в зале, а вцепилась в организатора концерта обеими руками, словно он мог испариться вместе с подопечной, и что-то бубнила ему в ухо, которым Песцов нервно подергивал. Наверное, стряхивал лапшу, когда той становилось слишком много. Время от времени он страдальчески кривился и косился то на мисс Мэннинг, то на надоедающую ему Соболеву, отделаться от которой воспитание пока не позволяло.

– Ксения Андреевна, – не выдержав, прошипел он. – Давайте поговорим после концерта. Вы мешаете Филиппе.

Как раз в этот момент мисс Мэннинг закончила петь арию и зал взорвался аплодисментами и воплями «Браво!» и «Бис!». На сцену втащили очередную корзину с розами, коих уже скопилось за кулисами столько, что впору нести назад в цветочную лавку и сдавать на вес. Интересно, тут это практикуется? Не думаю, что мисс Мэннинг понадобится вся эта цветочная гора, разве что она или ее горничная добывают домашними методами розовое масло для отдушки.

– Дмитрий Валерьевич, но это так для меня важно, – заныла Соболева. – Почему вы такой упрямый? Вот Анна Дмитриевна меня поняла и даже пообещала посодействовать.

Ничего такого я не обещала, но это не помешало Песцову обернуться ко мне и хмуро посмотреть. Я отрицательно помотала головой, показывая, что к развлечениям Соболевой отношения не имею и не слишком хочу иметь, но он мне, кажется, не поверил.

– Подумайте, – тем временем важно вещала дама, – ведь и самой мисс Мэннинг этот опыт будет чрезвычайно полезен. Новые впечатления всегда благоприятно влияют на развитие творческих личностей.

– Мисс Мэннинг и без того прекрасно развита, – раздраженно бросил Песцов. – А сейчас вы беспардонно мешаете мне наслаждаться ее выступлением.

Соболева приложила носовой платок к носу и громко всхлипнула. Так громко, что привлекла внимание не только нас с Песцовым, но и мисс Мэннинг, которая встревоженно повернулась к нам, не переставая петь. Песцов засемафорил, что ничего страшного не происходит: обычное дело, поклонница расчувствовалась.

– Извините, Ксения Андреевна, я не хотел вас обидеть, – попытался он смягчить свои недавние слова, готовый на все или почти на все, лишь бы та затихла.

– Не хотели, но оби-идели, – протянула Соболева, старательно дрожа голосом и всхлипывая.

По артистизму сравнения с мисс Мэннинг она не выдерживала: пусть пышная грудь и неравномерно вздымалась, показывая удерживаемые рыдания, но глаза оставались абсолютно сухими, а уж оценивающий взгляд говорил, что внешние события Соболеву занимают куда больше внутренних переживаний.

– Ксения Андреевна, – закружил вокруг нее Песцов, чуть ли не обметая хвостом юбки. Чуть ли – потому что хвоста пока не было, но, судя по тому, что сам Песцов выглядел уже взведенным донельзя, от оборота его удерживала самая малость. – Вы уж простите меня, неразумного. Но когда мисс Мэннинг начинает петь, все иное полностью покидает мою бедную голову. Иначе я ничем не могу объяснить свою грубость по отношению к вам, такой красивой и воспитанной даме. Если я могу что-то для вас сделать, вы только скажите.

Сейчас он действительно был готов на все, лишь бы собеседница заткнулась и прекратила мешать певице. Соболева в последний раз всхлипнула и сказала, манерно растягивая гласные:

– Вы же поговорите с мисс Мэннинг, Дмитрий Валерьевич, о моей маленькой просьбе? Вам это ничего не стоит, а я буду так благодарна, так благодарна…

Платок она не убирала, наверняка готовясь в случае отказа опять пустить его в ход, имитируя страдания. Песцов с тоской посмотрел на сцену, где мисс Мэннинг уже готовилась исполнять следующий номер.

– А почему бы вам самой не поговорить об этом с мисс Мэннинг?

– Дмитрий Валерьевич, да ведь к вашим словам она скорее прислушается, – умоляюще сказала Соболева.

Теперь стало понятно, почему ни ей, ни Песцову не нашлось места в зале: Соболева хотела планомерно его обрабатывать, что было бы невозможно ни в партере, ни в ложах, которые обе оказались забитыми под завязку. Зря я обвинила ее в отсутствии артистизма: как удрученно она извинялась, твердила, что никак не может взять в толк, как так получилось, что совершенно не осталось свободных мест. Впрочем, вполне возможно, что она оставляла, только перед доводами в виде шелестящих купюр или других вариантов убеждения была вынуждена с ними расстаться. Уж очень много желающих оказалось послушать мисс Мэннинг, стулья стояли даже в проходах, а единственный незанятый театральный находился в гримерке. Кресло Соболевой из ее кабинета и то было втащено в одну из лож, и сейчас в нем сидел весьма важно выглядящий господин. Возможно, сам князь Соболев, если вдруг его сюда занесло.

Тем временем вступление проиграли, мисс Мэннинг бросила на нас недовольный взгляд и приступила к исполнению новой арии.

– Так как, Дмитрий Валерьевич?

– Давайте поговорим после концерта, – страдальчески скривился он.

– После концерта вы и думать обо мне забудете, – заскулила Соболева, готовясь опять прикрывать платком несуществующие слезы. – Пообещайте, что попросите мисс Мэннинг, ну что вам стоит, Дмитрий Валерьевич?

– Обещаю, – сквозь зубы выдавил Песцов и раздраженно дернул ухом.

– И сами примете участие.

– Хорошо. Но только если не услышу ни единого слова от вас до окончания концерта.

Он оскалил зубы столь угрожающе, что Соболева аж отпрыгнула, после чего он потерял к ней всякий интерес и опять уставился в восхищении на сцену. Соболева же деловито заозиралась, потом подозвала к себе мужика, в котором я узнала встретившего нас вчера, пусть он одет был уже не на старинный лад, а вполне себе современно. Начальница что-то зашептала своему подчиненному, тот в ответ недовольно забубнил. Она шикнула – наверное, опять пообещала, что уволит, – и ногой притопнула, после чего испуганно покосилась на Песцова, но тот даже не дернулся в ее сторону. Мужик вздохнул, посмотрел укоризненно и куда-то утопал, а его начальница обессиленно прислонилась к стене. Вот так: спиритического сеанса еще не было, а его организаторша утомилась до такой степени, что ноги не держат.

Я в упор не помнила, любила ли я оперу раньше, в той жизни, но в этой искренне наслаждалась вокалом мисс Мэннинг. И не только я: зал завороженно внимал переливам ее голоса, не было слышно даже дыхания, не говоря уже о разговорах или кашле. Песцов так вообще подался вперед, поедая певицу глазами и чуть ли не облизываясь. Магия не действовала только на Соболеву: она явно маялась у стены, вздыхала, поднимала глаза к потолку и шевелила губами. Возможно, подсчитывала прибыль от концерта, а возможно – время, оставшееся до его конца. В любом случае она молчала, что само по себе было замечательно.

Концерт затянулся. Программа давно закончилась, но зрители в который раз умоляли мисс Мэннинг спеть что-нибудь еще, и она снисходила к их просьбам. Соболева начала нервно пристукивать каблуком, но замерла сразу, как только Песцов к ней повернулся, и встретила его полной неподвижностью и сладко-вопросительной улыбочкой. Рот открывать в недоуменном вопросе она предусмотрительно не стала.

На сцену неожиданно забрался какой-то хлыщ и, припав на одно колено перед мисс Мэннинг, страстно заговорил, пытаясь облобызать обе руки певицы.

– Ой, уведут, – испуганно выдохнула Соболева, подавшись к Песцову своим могучим бюстом. – Дмитрий Валерьевич, как есть уведут мисс Мэннинг. Куда же вы смотрите?

Песцов сразу развернулся от нее, чертыхнулся и скомандовал опускать занавес. Как назло, что-то там в механизме заело, он скрежетал, но ни в какую не хотел проворачиваться. Тем временем на сцене разыгрывалось целое представление. Мисс Мэннинг безуспешно пыталась вырвать руку у слишком активного поклонника то ли ее, то ли ее таланта, что, впрочем, несущественно в данном случае. Она что-то успокаивающе говорила, и с ее лица не сходила улыбка, которая казалась намертво приколоченной. Но взгляды, которые она бросала на нас, явно были умоляющими. Песцов самолично дернул рукоятку, и занавес свалился на сцену, словно только и ждал, когда его наконец уронят.

– Боги мои, вы же сломали механизм, – возмутилась Соболева.

Она бросилась к рукоятке и подергала, но та заклинилась намертво.

– Его сломали до меня, – бросил уже на бегу Песцов.

Я последовала за ним, справедливо полагая, что моя помощь может понадобиться скорее мисс Мэннинг, чем Соболевой, которой для дерганья рукоятки переводчик не требовался.

Поклонник стоял на коленях уже двумя ногами, но скорее для устойчивости, потому что амбре от него неслось… хорошенькое такое амбре спиртоперегонного заводика, маленького, но работающего без остановки. Уставившись на мисс Мэннинг покрасневшими глазами, он беспрестанно твердил:

– Богиня. Сирена, заманившая в свои сладкие сети Одиссея. Звезда на моем небе. Снизойдите ко мне, о прекраснейшая!

– Дмитрий, что он говорит? – испуганно спросила мисс Мэннинг, пытаясь вернуть руку себе.

Но поклонник держал ее крепко. Наверное, боялся свалиться без дополнительной опоры. Он и с опорой-то раскачивался.

– Делится историями из древнегреческой мифологии, – бросил Песцов.

Он толкнул соперника так, что тот не удержался и полетел на пол, потащив за собой мисс Мэннинг, которая завизжала ничуть не тише, чем пела раньше. Народ за занавесом заволновался, раздались крики: «Убивают!», «Пожар!» и почему-то «Воры!» Но лезть сюда и проверять, что случилось, никто не торопился, напротив, вопли удалялись, причем частота их усиливалась, а в криках начал лидировать пожар, пока не победил полностью.

Но если это и волновало кого, то только Соболеву, которая почему-то тоже испуганно запищала: «Пожар» – и забегала вокруг Песцова и неизвестного поклонника певицы, которые учинили самую настоящую драку. Кто ударил первым, я не видела, поскольку пыталась успокоить мисс Мэннинг, только чудом не сорвавшуюся в истерику после того, как чуть не свалилась на пол в компании пьяного.

– Господа, прекратите немедленно, – сменила пластинку Соболева, которую легкая круговая пробежка привела в чувство. – Дмитрий Валерьевич, я вам говорю!

Она ухватила Песцова за рукава, этим воспользовался его соперник и съездил Песцову по уху. Метил-то он в нос, но Песцов успел отклониться, поэтому не сильно пострадал.

– Ксения Андреевна! – прорычал он почти как Львов. – Вы моей смерти хотите?

– Да нет же, – испугалась она и взвыла, как пароходная сирена. – Гришка!

Я было подумала, что она напрасно зовет того, кого не так давно отправила по делам. Но нет: мужик подскочил и преданно уставился на директрису, вытянув руки по швам и ожидая команды. Соболева его не разочаровала:

– Быстро хватай того господина за шиворот. И выбрось его из моего театра! Вон! Немедленно. Ишь, удумал скандалы у меня устраивать.

Скандалист попытался было воспрепятствовать своему разъединению с дамой сердца, к которой он тянул руки со словами мольбы непонятно о чем, но Гришка встряхнул его так, что раздался лязг зубов, и поволок на улицу. И то дело: этому господину точно нужно было остыть.

– Богиня! – взвыл он напоследок. – Услада сердца моего! И очей!

И протрезветь.

– Какой кошмар! – с чувством сказала мисс Мэннинг. – Куда смотрит полиция? Дмитрий, как вы могли быть столь жестоким?

– Он вас спасал, – встала я на сторону Песцова. – Он дрался как Геракл с немейским львом. И даже пострадал в борьбе.

Песцов смущенно дернул покрасневшим от удара ухом. А я забеспокоилась, не посчитают ли мои слова намеком на правящую династию. Боже мой, я же совсем забыла, что у власти сейчас как раз Львовы. Но Соболева английский язык не понимала, а мисс Мэннинг вряд ли интересовали столь тонкие материи.

– Хм…

– Филиппа, я как мог пытался вас оградить. Кто мог представить, что в театр пустят настолько нетрезвого типа? – И обратился к Соболевой по-русски: – Ксения Андреевна, почему на концерт пустили пьяного?

– Не могли пустить пьяного, – запротестовала Соболева. – Он наверняка уже здесь напился.

– У вас работает буфет? – удивленно приподнял бровь Песцов.

– Нет, конечно. Нам буфет невыгодно держать. Но такие типы носят с собой фляжки. Расчувствовался во время выступления, выпил лишнего и пал жертвой таланта мисс Мэннинг. Мисс Мэннинг, вы были божественны сегодня. – Она ощутимо толкнула меня в бок и потребовала: – Анна Дмитриевна, переводите же. Вы здесь для этого.

– Анна Дмитриевна здесь не для того, чтобы переводить ваши глупости, – возразил Песцов и выразительно потер ухо.

Но я не стала обострять ситуацию и перевела мисс Мэннинг слова Соболевой. И другие ее восторженные глупости – тоже. Конечно, они были не от души, в отличие от пьяных выкриков неизвестного поклонника, зато куда менее травматичны для всех. К тому же прозвучавший намек на полицию был слишком тревожным, чтобы отмахнуться. Конечно, я взяла с собой оставшиеся после смерти мамы документы, в том числе ее паспорт. Но тут меня все знают как Анну Дмитриевну, а не как Ольгу Станиславовну. К тому же не факт, что нет ориентировки на задержание Седых. Нет, к общению с полицией я не готова: нет в моих учебниках ничего о ментальной магии, а без нее любой разговор опасен.

Понемногу мисс Мэннинг успокоилась, чему поспособствовала рюмка коньяка «для нервов», по словам Соболевой, самолично притащившей фляжку из кабинета. Я выглянула в зал. Там уже никого не было, если, конечно, не считать пары мужиков, деловито уволакивающих стулья. Возможно, следовало на это обратить внимание директрисы театра, но ту стулья сейчас волновали меньше всего.

– Анна Дмитриевна, прошу вас, переведите сейчас в точности. Мисс Мэннинг, мне так неудобно, что вы подверглись нападению в нашем театре, – вдохновенно сказала она. – Поужинайте у меня, чтобы я могла хоть как-то загладить свою вину. Вы меня весьма обяжете, дорогая.

Она умоляюще улыбалась и предусмотрительно не заговаривала про спиритический сеанс. И правильно: после ужина, если тот будет вкусным, уговорить куда легче.