Текст книги "Схизматрица"

– Вы, наверно, уже успели поговорить с этими блядями из Гейша-Банка?

Линдсей насторожился – о таком он не слыхал никогда.

– Пожалуй, мне следует сохранять конфиденциальность моих деловых переговоров.

– Вы – дурак, если верите их обещаниям.

– Но что же мне делать? – беспокойно улыбнулся Линдсей. – Актеры и шлюхи всегда были добрыми союзниками. Это так естественно.

– Они, должно быть, предостерегали вас на наш счет…

Женщина приложила наушники к левому уху и что-то выслушала с рассеянным видом.

– Я уже говорил, что стараюсь вести дела в открытую.

Неожиданно экран стих; дама что-то быстро сказала в микрофон. Затем лицо ее исчезло с экрана и сменилось лицом пожилого, судя по морщинам, человека. Линдсей лишь мельком разглядел его настоящую внешность: всклокоченные седые волосы, глаза под красными веками… Далее в работу включилась видеокосметическая программа: она прошлась сверху вниз по всему экрану, редактируя, сглаживая, подкрашивая изображение.

– Это, понимаете ли, ни к чему не приведет, – неуверенно запротестовал Линдсей. – Даже не пытайтесь меня во что-либо втягивать. Я должен организовать представление и не имею времени на…

– Заткнись, – оборвал его мужской голос. Из стены выдвинулся лоток – на нем лежал свернутый виниловый пакет. – Надевай. Войдешь к нам.

Линдсей встряхнул сверток – внутри оказался защитный комбинезон.

– Быстрее, – торопил Черный Медик. – Могут следить!

– Но я не предполагал… – забормотал Линдсей, неловко всовывая ногу в штанину. – Такая честь…

Он наконец влез в комбинезон, надел шлем и загерметизировал пояс.

Дверь шлюза поехала в сторону, скрежеща по забившей полозья грязи.

– Входи, – сказал голос.

Линдсей ступил внутрь, и дверь снова задвинулась. Ветер поднимал пыль. Пошел мелкий, грязноватый дождь. Затем откуда-то появилась робокамера на четырех телескопических ногах и уставилась объективом на шлюз.

Миновал час. Дождь перестал; в высоте бесшумно зависли два наблюдательных роболета. В заброшенной промзоне северной стены поднялась жестокая пылевая буря. Робокамера не сходила с места.

Наконец Линдсей неверными шагами вышел из шлюза. Поставив на каменные плиты черный атташе-кейс, он принялся стаскивать с себя защитный комбинезон. Свернув, он сунул его в лоток и с преувеличенным изяществом зашагал вниз по ступеням.

Воняло мерзко. Приостановившись, Линдсей чихнул.

– Эй, – сказала робокамера. – Мистер Дзе! Мне бы с вами поговорить, а?

– Если вы по поводу роли в пьесе, лучше явитесь лично, – ответил Линдсей.

– Удивительный вы человек, – заметила робокамера на пиджин-японском. – Я восхищен вашей дерзостью, мистер Дзе. Репутация у Черных Медиков – хуже некуда. Ведь вас и распотрошить могли ради химвеществ организма…

Утопая легкими матерчатыми туфлями в грязи, Линдсей направился к северу. Камера, поскрипывая левой задней ногой, поплелась за ним. Спустившись с невысокого холма, они попали в сад – мертвые, скользкие от черной слизи, без единого листочка деревья напоминали редкий поломанный забор. За садом, возле болотной жижи бассейна, стоял прогнивший чайный домик. Некогда элегантное строение из дерева и керамики рухнуло наземь грудой сухой трухи. Поддав ногой ствол, что лежал поперек дорожки, Линдсей закашлялся в облаке спор.

– Прибрать бы здесь, – задумчиво сказал он.

– А мусор куда девать? – спросила камера. Линдсей быстро оглянулся. Деревья – какие-никакие – но закрывали от наблюдения.

– Капремонт бы нужен вашей камере…

– Это лучшее, что я могу себе позволить, – ответил динамик.

Покачав кейсом, Линдсей сощурился:

– А то какая-то она у вас хлипкая и медлительная…

Робокамера подалась назад:

– Вам, мистер Дзе, есть где остановиться?

Линдсей почесал подбородок:

– Это что – приглашение?

– Лучше не оставаться под открытым небом. Вы ведь даже без респиратора.

– Я, – улыбнулся Линдсей, – сказал Медикам, что защищен новейшими антисептиками. Это произвело на них впечатление.

– Еще бы. Сырым воздухом здесь дышать не стоит. Если не желаете, чтобы ваши легкие стали похожи на эти деревья… – Робокамера помолчала. – Меня зовут Федор Рюмин.

– Очень рад познакомиться, – ответил Линдсей по-русски.

Сквозь костюм ему ввели стимулянт. Ясность мыслей появилась необычайная. Прямо невыносимая. Казалось, вот-вот сможешь заглянуть за грань. И переход с японского на не слишком привычный русский дался легко – все равно как пленку сменить.

– Да, удивительный вы человек, – сказала по-русски камера. – Раззудили во мне любопытство, раззудили… Вам это слово знакомо? Для пиджин-рашн оно необычно. Следуйте, пожалуйста, за роботом. Я здесь, неподалеку. И постарайтесь дышать не очень глубоко.

Рюмин обитал в маленьком надувном куполе из зелено-серого пластика, близ залатанной оконной панели. Расстегнув матерчатый шлюз, Линдсей вошел внутрь.

Чистый воздух, с отвычки, вызвал у него приступ кашля. Палатка была невелика – десять шагов в поперечнике. По полу вились провода, соединявшие залежи старого видеооборудования со старым аккумулятором, покоящимся на подставках из черепицы. На центральной опоре, также опутанной проводами, висели лампа, воздушный фильтр и спуск антенного комплекса.

Рюмин скрестив ноги восседал на татами; руки его лежали на джойстике.

– Позвольте, я сначала займусь робокамерой. Это одна секунда.

В широкоскулом его лице было что-то от азиата, но поредевшие волосы были светлыми. Щеки его покрывали старческие веснушки, а кожу на суставах пальцев избороздили глубокие морщины, обычные для седых стариков. И с костяком что-то странное: запястья чересчур узкие при такой коренастости, кости черепа неестественно тонкие… К вискам хозяина были прилеплены два черных диска. От них по спине тянулись провода, уходящие в общую путаницу кабелей на полу. Глаза старика были закрыты. Впрочем, он тут же отлепил от висков диски и открыл глаза. Они оказались ярко-голубыми.

– Вам света хватает?

Линдсей посмотрел на лампу:

– Пожалуй, да.

Рюмин потер висок.

– Чипы в зрительном нерве, – пояснил он. – Я страдаю видеоболезнью. Все, что не в развертке, не на экране, вижу очень плохо.

– Вы – механист?

– А что, заметно? – иронически спросил Рюмин.

– Сколько же вам лет?

– Сто сорок. Нет, вру. Сто сорок два. – Он улыбнулся. – Да вы не пугайтесь.

– Я лишен предрассудков, – не слишком убедительно ответил Линдсей.

Он был сбит с толку, а навыки дипломата почему-то отказывались служить. Пришел на память Совет Колец и долгие, исполненные ненависти сеансы антимеханистской промывки мозгов… И чувство протеста помогло овладеть собой.

Шагнув через джунгли кабелей, он положил кейс на столик, рядом с обернутой в пластик плиткой синтетического тофу.

– Поймите, господин Рюмин, если вы хотите меня шантажировать, то – впустую. Я не поддамся. Хотите мне вреда – валяйте. Убейте меня, прямо сейчас.

– Вы бы такие слова потише, – предостерег Рюмин. – Услышит патрульный роболет – может спалить сквозь стенку.

Линдсей вздрогнул. Рюмин, заметив его реакцию, грустно улыбнулся:

– Да-да, мне доводилось видеть такое. Кстати, если уж мы начнем убивать друг друга, это вы убьете меня. Я здесь сижу в благополучии и безопасности, мне есть что терять. А вы – неизвестно кто с хорошо подвешенным языком. – Он свернул кабель джойстика. – Заверениями можно обмениваться до скончания века, и все равно мы один другого не убедим. Либо мы друг другу верим, либо нет.

– Попробую вам поверить, – решился Линдсей.

Он стряхнул с ног облепленные грязью туфли. Рюмин поднялся, нагнулся за ними, громко хрустнув при этом позвоночником.

– В микроволновку положу. В здешней грязи бывает все что угодно.

– Я запомню… – Мозг Линдсея прямо-таки плавал в мнемонических препаратах, вызвавших нечто наподобие прозрения. Каждый виток провода на полу, каждая кассета с пленкой казались ему жизненно важными. – А то сожгите их вовсе.

Раскрыв свой новый кейс, Линдсей извлек оттуда элегантную кремовую медицинскую куртку.

– Зачем же жечь, хорошие туфли, – возразил Рюмин. – Минимум три-четыре минуты стоят.

Линдсей снял комбинезон. На правой ягодице синели два кровоподтека – следы инъекций.

– Значит, все же целым не ушел, – сощурился Рюмин.

Линдсей вынул из кейса отглаженные белые брюки.

– Стимулянт, – объяснил он.

– Стимулянт… А мне-то казалось, что ты больше похож на шейпера… Откуда ты, мистер Дзе? И сколько тебе лет?

– Всего три часа, – сказал Линдсей. – У мистера Дзе нет прошлого.

Рюмин отвел взгляд:

– Что ж, не стоит сетовать, что шейпер скрывает свое прошлое. Система кишит вашими врагами. – Он заглянул Линдсею в глаза:

– Ты наверняка был дипломатом.

– Отчего вы так думаете?

– Успех с Черными Медиками. Мастерски сработано, впечатляет. И потом, дипломату в бродяги угодить очень просто. На Совете Колец имеется секретная программа диптренинга. Обучение дипломатов особого типа. Но процент отсева высок. Половина сделалась бунтовщиками либо перебежчиками.

Линдсей застегнул рубашку.

– И с тобой то же случилось?

– Нечто подобное…

– Как интересно… Я в свое время многих пограничных постчеловеков повидал, но ваших… Это правда, что в вас вкладывают второе, независимое сознание? И что в полном рабочем режиме вы и сами не знаете, правду ли говорите? Что у вас подавляют способность к искренности специальными препаратами?

– Искренность, – заметил Линдсей, – дело тонкое.

– А ты знаешь, – помолчав, сказал Рюмин, – что всех вас выслеживают шейперские боевики?

– Нет, – кисло ответил Линдсей.

Вот до чего дошло… Долгие годы специальными крабами через спинной мозг вжигали ему в каждый нерв знания. Делали промывки мозгов – как обычные, под наркотиками, так и электронные, напрямую… В шестнадцать лет он покинул Республику, и десять лет психотехи вливали в него навыки. В Республику он вернулся, словно граната на взводе, готовый ко всему. Однако его мастерстве спровоцировало настоящую панику в умах власть предержащих. И вот теперь даже сами шейперы за ним охотятся…

– Спасибо за предупреждение, – сказал он.

– Ты не слишком переживай, – успокоил его Рюмин. – Шейперов самих обложили со всех сторон. У них есть заботы поважнее судеб нескольких бродяг. – Он улыбнулся. – Но если ты вправду прошел эту процедуру – значит, тебе нет сорока.

– Тридцать. А ты, оказывается, хитер, зараза. Вынув из микроволновки прожарившиеся туфли Линдсея, Рюмин осмотрел их и надел на собственные босые ступни.

– А на скольких языках ты шпрехаешь?

– Вообще-то на четырех. Но при стимуляции памяти – на семи. Плюс стандартный шейперский язык программирования.

– На четырех-то и я могу. Правда вот, письмом не стал себе мозги пачкать.

– Так ты что, совсем не умеешь читать?

– А зачем? За меня машины читают.

– Значит, ты слеп ко всему культурному наследию человечества.

– Странный разговор для шейпера, – удивился Рюмин. – Ты, стало быть, любитель старины? Мечтаешь нарушить Интердикт и вернуться на Землю изучать так называемые гуманитарные науки? Теперь мне понятен твой театральный гамбит. Мне-то за словом «пьеса» пришлось в словарь лезть… Потрясающий обычай. Ты вправду хочешь такое устроить?

– Да. А Черные Медики Меня финансируют.

– Ясно. Но вот Гейша-Банк… Денежные штуки – это все по их части.

Опустившись на пол рядом с клубком проводов, Линдсей отцепил от ворота булавку Черных Медиков и повертел ее в пальцах.

– Так расскажи, с чем их едят.

– Гейши – это шлюхи-финансистки Ты наверняка заметил, что твой кредит измеряется в часах.

– Да.

– Это часы сексуального обслуживания. У механистов и шейперов валюта – киловатты. Но уголовным элементам Системы для жизни необходим черный рынок. На нем в ходу множество теневых валют. Я даже статью о них написал.

– Ты?

– Да. Я же по профессии журналист. Развлекал буржуазию Системы леденящими кровь разоблачениями уголовного мира. Подробностями грязной жизни каналий-бродяг. – Он кивнул на кейс Линдсея. – Одно время все эти валюты базировались на наркотиках, но это давало Черным Химикам шейперов преимущество. Имело некоторый успех машинное время, но лучшая кибернетика – у механистов. И тогда пришел секс.

– Значит, люди приезжают в эту дыру за сексом?

– Чтобы реализовать свои часы, необязательно являться в банк, мистер Дзе. У Гейша-Банка – филиалы по всем картелям. А еще сюда прилетают пираты – обменивают добычу на компактный теневой кредит. Ну и – ссыльные с других орбитальных миров. Из очень уж невезучих.

Линдсей никак не отреагировал, хотя сам именно к таким невезучим ссыльным и относился.

Значит, задача ясна: выжить. Эта задача чудесным образом очистила сознание от прочих, менее насущных проблем. Заговор презервационистов, политические драмы, инсценированные им в Музее, – вся прежняя его жизнь осталась там, далеко позади. Она – не более чем достояние истории.

Плюнуть и забыть, решил он. Все прошло; осталось там, в Республике… От мыслей этих к горлу подступил комок дурноты. Он будет жить. В отличие от Веры. Константин хотел убить его при помощи перестроенных насекомых. Крохотные, тихие мотыльки – замечательное оружие, в духе времени. Они угрожают лишь плоти человека, но не целому миру. Но дядюшку угораздило случайно взять в руки медальон с феромонами, доводящими этих мотыльков до бешенства, и он погиб вместо Линдсея… Тошнота медленно, но упорно подкрадывалась к его горлу.

– Приезжают еще разочарованные из механистских картелей, – продолжал Рюмин. – Чтобы в экстазе отдать концы. За соответствующую плату Гейша-Банк предлагает самоубийство вдвоем – с партнером из их штата. Называется «синдзю». Многие клиенты, понимаешь ли, считают, что умирать гораздо веселее вдвоем.

Несколько мгновений Линдсей пытался совладать с дурнотой. «Самоубийство вдвоем» доконало его вконец. Перед глазами появилось лицо Веры – странно зыбкое и вместе с тем отчетливое в ярких лучах подхлестнутой наркотиками памяти. Покачнувшись, он упал на бок. Его вырвало.

Наркотики ослабили организм. После отбытия из Республики он еще ничего не ел. Нестерпимая кислота обожгла горло, и он задохнулся, безуспешно хватая ртом воздух.

Рюмин тотчас же оказался рядом. Он надавил костлявыми коленями на грудную клетку Линдсея, и воздух прошел-таки сквозь сведенную судорогой гортань. Перевернувшись на спину, Линдсей судорожно вздохнул. Руки и ноги слегка потеплели. Он попытался вздохнуть еще – и потерял сознание.

* * *

Взяв Линдсея за запястье, Рюмин засек пульс. Линдсей лежал без чувств, и на старого механиста словно бы снизошло странное, ленивое умиротворение. Он позволил себе расслабиться. Рюмин давно уже был глубокий старик. А ощущение этого меняет все в окружающем мире.

Кости Рюмина были хрупкими… Осторожно перетащив Линдсея на татами, он укрыл его одеялом. Затем, добравшись до керамического бачка с водой, достал рулон грубой фильтровальной бумаги и вытер рвоту. Точность его движений скрывала тот факт, что без видеоввода старик был почти слеп.

Рюмин нацепил видеоочки и сосредоточился на записи, сделанной с Линдсея. Воспринимать мысль и образы через провода было как-то привычнее.

Кадр за кадром анализировал он движения гостя. Длинные, костистые руки и ноги, большие ладони и ступни, но нескладным его не назовешь. Во всех движениях опасная, зловещая точность – нервная система, очевидно, подвергалась длительной и тщательной обработке. Кто-то не пожалел ни времени, ни денег, чтобы подделать эти расхлябанные легкость и изящество…

Рюмин просматривал запись с сосредоточенностью, наработанной за многие годы практики. Система велика, размышлял он, хватит места тысячам и тысячам образам жизни, тысячам надеющимся на лучшее монстрам… То, что проделали над этим человеком, вызывало в нем печаль, но – ни малейшего страха либо тревоги. Только время может расставить все по местам – сказать, где прогресс, а где глухой тупик. А он, Рюмин, давно уже не берется судить. Даже и когда мог – воздерживался…

Добрые дела редко остаются безнаказанными, но Рюмин никогда не мог от них удержаться и лишить себя удовольствия пронаблюдать результат. Любопытство – вот что заставило его уйти в бродяги. Человек он был весьма одаренный, одно время входил в «совет» колонии, но любопытство подзуживало на неудобные вопросы, подталкивало к неудобным мыслям…

Некогда ему придавало сил чувство собственной правоты. С годами правота как-то перестала ощущаться, но жалость и готовность помочь – остались. Для Рюмина порядочность вошла в старческую привычку.

Гость заворочался во сне. Лицо его задергалось, исказившись в причудливой гримасе. Рюмин удивленно сощурился. Странный парнишка… Хотя – чему уж тут удивляться, мало ли странностей в Системе? Вот если странности выходят из-под контроля – это да. Это становится интересным.

* * *

Проснувшись, Линдсей застонал.

– И на сколько же я отключался?

– На три часа и двадцать минут, – сообщил Рюмин. – Дня и ночи, мистер Дзе, здесь не бывает. Поэтому время мало что значит.

Линдсей приподнялся на локте.

– Проголодался?

Рюмин подал ему миску супа. Линдсей взглянул на варево с подозрением. Кружки жира на поверхности, белые комья в глубине… Он сунул ложку в рот – на вкус оказалось куда лучше, чем с виду.

– Спасибо, – сказал он, быстро налегая на суп. – Извини за беспокойство.

– Ерунда. Тошнота – вполне обычное дело, когда микробы Дзайбацу поселяются в желудке у новичка.

– А чего же ты послал за мной камеру?

Рюмин налил супа себе.

– Из любопытства. Я всегда наблюдаю за прибывающими – через радар. Большинство бродяг путешествуют группами; одиночки попадаются редко. Хотелось выяснить, кто ты и что ты. Таким образом я зарабатываю себе на жизнь. – Он доел суп. – Теперь расскажи-ка, что ты думаешь делать дальше.

– Если расскажу, ты мне поможешь?

– Не исключено. А то в последнее время как-то здесь стало скучно.

– На этом деле можно заработать.

– Чем дальше, тем интереснее! А если поконкретней?

– Сделаем мы вот что, – сказал Линдсей, вставая и поправляя манжеты. – Шейперские преподаватели говорили: «Лучшая ловушка для птиц – зеркало». О Черных Медиках я узнал на Совете Колец. Они не были генетически перекроены. Шейперы их презирали, оттого они и замкнулись в своем кругу. Этого обычая они держатся даже здесь. Но они любят, чтобы ими все восхищались. Вот я и стал зеркалом: показал им то, чего они желают. Посулил почет и уважение, которыми они будут облечены в качестве покровителей театра… – Он потянулся за пиджаком. – Ну а Гейша-Банк чего хочет?

– Денег и власти, – объяснил Рюмин. – И еще – сокрушения соперников. А соперники у них – Черные Медики.

– Атака по трем направлениям, – улыбнулся Линдсей. – Именно этому меня и учили. – Улыбка его вдруг исказилась; он схватился за живот. – Суп… Синтетический протеин, да? Что-то мне от него худо.

Рюмин рассудительно кивнул:

– Это – новые микробы. Придется тебе на несколько дней повременить с деловыми свиданиями. Понос у тебя, мистер Дзе.

Глава 2

Народный Орбитальный Дзайбацу Моря Спокойствия

28.12.15

Ночей на Дзайбацу не было вовсе, и это придавало страданиям Линдсея некий вечный, вневременной оттенок.

Антибиотики помогли бы почти сразу, однако рано ли, поздно, а с новой микрофлорой все равно придется осваиваться. Между приступами Рюмин от нечего делать развлекал его местными сплетнями и анекдотами. Все вместе они складывались в историю – сложную и безрадостную череду предательств, мелких свар и бесцельной борьбы за власть.

Самой многочисленной из группировок Дзайбацу были фермеры-водорослеводы, народец мрачный и фанатичный, замкнутый, невежественный, не чуждавшийся, по слухам, и людоедства. Далее следовали математики – прошейперская группировка, большую часть времени проводившая в рассуждениях на предмет теорий бесконечных множеств. Маленькие купола были населены каперами и пиратами: Раскольники Гермеса, Радикалы Серого Тора, Гранмегалики, Союзные Эклектики и прочие, менявшие названия и облики столь же просто, как просто они резали глотки. Меж собой они грызлись постоянно, но ни одна группировка не смела бросить вызов Черным Медикам или же Гейша-Банку. В прошлом подобные попытки предпринимались; ужасные легенды о них еще сохранились в памяти общества.

Живущие за Стеной тоже занимали свое место в весьма разнообразных мифах. Утверждали, что живут они в джунглях разросшихся мимоз и сосен, с виду уродливы, у каждого на руках по два больших пальца, и все они от роду поголовно глухи.

Кое-кто заявлял, что за Стеной нет вообще ничего человекоподобного, а только набор саморазмножающихся программ, достигший ужасающей независимости.

И конечно же, вполне допускалась возможность тайного вторжения и захвата застойной территории – пришельцами. Вокруг данной концепции пышным цветом расцвела целая отрасль постиндустриального фольклора, построенного на аргументах весьма остроумных. Прихода пришельцев с иных звезд рано или поздно ожидали все. Явление их должно было открыть новую эпоху – наподобие современной версии Царствия Божьего.

Рюмин терпеливо выхаживал Линдсея. Пока тот забывался сном, он патрулировал Дзайбацу посредством робокамеры и высматривал, что там новенького. Миновав кризис, Линдсей пошел на поправку – уже в состоянии был поесть супу и жареного протеина со специями.

Во время такого обеда какой-то из рюминских аппаратов, издав оглушительный писк, ярко замигал индикатором. Рюмин, не отрываясь от сортировки кассет, взглянул на него.

– Это радар, – пояснил он. – Дай-ка мне видеоочки.

Подобравшись к радару, Линдсей передал ему клейкие видеодиски. Рюмин нацепил их на виски.

– У радара слабое разрешение, – сказал Рюмин, закрывая глаза. – Толпа какая-то приехала. Пираты, скорее всего. На посадочной сейчас.

Он сощурился, хотя глаза его и так были закрыты.

– И что-то у них там довольно крупное. Просто громадное что-то приволокли… Переключусь-ка я, пожалуй, на телефото.

Он выдернул шнур видеоочков из гнезд радара.

– Выйду взгляну, – предложил Линдсей. – Я уже в состоянии.

– Только сперва подключись. Возьми вот наушники и какую-нибудь из камер.

Разобравшись с электроникой, Линдсей расстегнул молнию шлюза и ступил наружу, в густой, холодный воздух.

Обогнув купол, он направился в сторону обода землепанели, потом свернул и рысцой взбежал на ближайший мостик через низкую металлическую стену. Там он направил камеру вверх:

– Вот, хорошо, – прозвучал в наушниках голос Рюмина. – Яркость прибавь, там справа такая кнопочка… Да, так лучше. Ну, мистер Дзе, что скажешь?

Зажмурив один глаз, Линдсей приник к видоискателю. Высоко над головой, у северного окончания продольной оси Дзайбацу, дюжина бродяг в невесомости пыталась обуздать громадный серебристый мешок.

– Вроде палатку надувают, – сказал Линдсей. Сморщенный серебристый мешок внезапно развернулся в цилиндр. На боку стал виден рисунок в человеческий рост высотой – красный череп и две скрещенные молнии.

– Пираты! – сказал Линдсей.

– Так я и думал, – хмыкнул Рюмин.

Налетел резкий порыв ветра. Линдсей, на секунду потеряв равновесие, посмотрел вниз. Долгая белая стеклянная панель под мостиком была порядком изношена. Шестиугольные блоки метагласса испещрены были темными заплатами; растяжки их неряшливо топорщились. Швы и трещины были залиты пластиком. Сквозь стекло сочился неяркий солнечный свет.

– Ты там как – в порядке? – спросил Рюмин.

– Извини, – ответил Линдсей и снова направил камеру вверх.

Пираты уже подняли свой серебристый аэростат в воздух и запустили на нем два пропеллера. Всплыв над посадочной площадкой, баллон дернулся и пошел вперед, увлекая за собой какой-то темный предмет – с виду вроде странной формы валун, поперечником с человеческий рост.

– Метеорит, – объяснил Рюмин. – В дар живущим за Стеной. Ты видел камни в Стерильной зоне? Пиратские дары. Это уже стало традицией.

– А по земле отволочь они что, не могут?

– Шутишь. Ступить в Стерильную зону – верная смерть.

– Ясно. Приходится сбрасывать с воздуха. А ты знаешь этих пиратов?

– Нет. Впервые вижу. Потому они и камень приволокли.

– Но кому-то они здесь, похоже, уже знакомы. Взгляни.

Линдсей навел камеру на третью сельхозпанель, лежавшую чуть дальше пиратского аэростата. Большую часть ее площади заполонила плесень; кое-где над нею клубился низовой желтоватый туман.

Ближе к центру панели, неподалеку от развалин северных пригородов, виднелся приземистый многоцветный купол из разнокалиберных кусков пластика и керамики. Из его шлюза выбежала толпа суетливых, как муравьи, бродяг. Поглядывая вверх сквозь стекла противогазов, они волокли за собой грубо сляпанную конструкцию из лебедок, тросов и рычагов. Затем они стали свой агрегат поднимать, пока один из его концов не нацелился в небо.

– Что это они делают? – спросил Лиидсей.

– Кто его знает… Это – Восьмая орбитальная армия. По крайней мере, они сами так себя называют. До сих пор жили затворниками.

Пиратский аэростат плыл в воздухе, бросая тени на все три сельхозпанели. Один из бродяг что-то там в механизме дернул.

Вверх взвился длинный металлический гарпун. Блеснув в воздухе, он вонзился аэростату в бок. В хвостовой части сделанной из фольги оболочки образовалась дыра. Прошив оболочку навылет, гарпун полетел дальше. Удар изменил его траекторию, теперь он описывал в небе дугу, подчиняясь эффекту Кориолиса. Наконец стрела исчезла в переплетении ветвей сгнившего сада.

Пираты засуетились, пытаясь увести поврежденный воздушный шар подальше от атакующих.

Привезенный ими массивный валун, влекомый неспешной инерцией, натянул тросы. Дыра в оболочке начала увеличиваться, и хвостовая часть оторвалась от аэростата.

Громко зашипел газ, и аэростат мгновенно превратился в бесформенный, сплюснутый комок фольги. Двигатели, увлекая за собой оторванный серебристый хвост, падали вниз.

В это время пираты делали отчаянные попытки удержаться в зоне невесомости. Тем более отчаянные, что неспешные, засасывающие, нисходящие токи воздуха в любую секунду могли увлечь вниз, навстречу смерти.

Валун вошел в клубы облаков. Темная масса, слегка повиливая, величаво шла на снижение и скоро пропала в дымке. Секундой позже метеорит появился снова – уже под облачным слоем – и вскоре врезался в стекло оконной панели.

Линдсей, удерживавший его в поле зрения камеры, услышал странный Хруст. Воздух, увлекая за собой осколки стекла, обломки металла и пластика, с ревом устремился в пространство.

Подбрюшье облака, нависшего над местом крушения, закрутившись, потянулось к пролому. Над пробоиной вырос плюмаж белого тумана – резкое понижение давления привело к конденсации пара.

Подняв камеру над головой, не обращая внимания на удавленный, протестующий возглас Рюмина, Линдсей прыгнул вниз и побежал к пробоине.

Через минуту он был у цели – настолько близко, насколько осмелился подойти. Спрятавшись за ржавой растяжкой заглушки метрах в десяти от пробоины, он взглянул вниз, под ноги, сквозь грязное стекло. Там, в лучах солнечных зеркал, сияла радугой длинная струя замерзающего пара.

Ревущий ток воздуха принес с собой сильный ливень. Линдсей прикрыл объектив ладонью.

Краем глаза он заметил движение. К пролому, волоча за собой длинный рукав, спотыкаясь о затычки и о растяжки, еле держась на ногах под порывами ураганного ветра, бежали фермеры.

У края пробоины, захваченный ветром, разбился пятнистый патрульный роболет. Струя воздуха мгновенно унесла обломки наружу.

Рукав задергался под напором жидкости, и из насадки хлынул гейзером серо-зеленый пластик. Прилипая к стеклу, он быстро затвердевал.

Под напором воздуха заплата содрогалась, однако держалась. Постепенно пластик заливал пробоину, и рев сделался тише, перейдя в негромкий свист.

Загерметизировав пробоину, люди еще некоторое время продолжали качать пластик. Потревоженные тучи сочились дождем. Тут Линдсей заметил еще одну группу фермеров, стоявших вдоль оконной панели. Сблизив головы в противогазах, они указывали куда-то вверх.

Линдсей поднял взгляд.

Вихрь вырвал из слоя туч клок, сквозь полукруглую прогалину Линдсей увидел купол Восьмой орбитальной армии. Вокруг него на земле лежали, не шевелясь, крохотные фигурки в белых скафандрах.

Линдсей навел на них камеру. Фанатики из Восьмой орбитальной… Некоторые, видно, пытались укрыться в куполе – у шлюза, с распростертыми руками, лежали Друг на друге сразу несколько тел.

Пиратов с аэростата не было видно. Линдсей поначалу решил, что они отступили на посадочную площадку, но неожиданно одного заметил: разбившегося о ближайшую светопанель.

– Замечательное кино, – сказал Рюмин. – Но соваться туда было бы идиотизмом чистой воды.

– Я как-никак твой должник, – отвечал Линдсей, рассматривая трупы. – Схожу-ка туда.

– Давай я лучше отправлю робота. Там скоро появятся мародеры.

– Вот я с ними и познакомлюсь. Могут пригодиться.

Он перешел по мостику на грунтовую панель. Легкие жгло, однако Линдсей решил обойтись без маски. Репутация стоит риска.

Миновав владения Черных Медиков, он пересек еще одну светопанель, и направился к куполу Восьмой орбитальной армий. На третьей сельхозпанели никто, кроме них, не жил, ее оставили после того, как на ней поселилась какая-то особо заразная пакость. От сельского хозяйства остались лишь реденькие пучки стеблей – высотой по щиколотку. Жилища и надворные постройки в пастельных тонах, разграбленные, но не разрушенные, единственная неорганика в царстве гнили, казались каким-то немыслимым чудом.

Купол затворников был сооружен из обрезанных и подогнанных друг к другу пластиковых дверей. Вокруг, недвижно лежали тела – как-то странно вывернув руки и ноги, словно смерть настигала их прежде, чем они успевали упасть. Что самое удивительное, сцена не вызывала ни капли ужаса. Словно мертвые были не люди, а какие-то безликие пластиковые куклы. Да и сама принадлежность их к людям была обозначена лишь воинскими знаками отличия на плечах. Линдсей насчитал восемнадцать тел.

Стекла противогазов изнутри покрывал налет влаги.

Поблизости негромко зажужжали моторы. Две машины, заложив крутой вираж, приземлились, взбороздив полозьями землю. Прибыли двое пиратов с аэростата.

Линдсей навел на них камеру. Спешившись, они вынули из прорезей кредитные карты, и самолеты улетели.

Пираты, полусогнув ноги, что говорило о непривычности к притяжению, подошли к Линдсею. Их красные комбинезоны были украшены серебристыми изображениями скелетов в натуральную величину.

Пират, что повыше ростом, ткнул ногой близлежащий труп.

– Вы видели? – спросил он по-английски. – Что это их?..

– Их убили роболеты, – ответил Линдсей. – Они «физически угрожали конструкциям».

– Восьмая орбитальная армия, – пробормотал высокий пират, рассмотрев наплечную нашивку.

– Фашисты. Вонючки антинародные, – буркнула сквозь респиратор его спутница.

– Вы их знаете? – поинтересовался Линдсей.