Текст книги "Бич небесный"

Брюс Стерлинг
Бич небесный

ГЛАВА 1

Умные машины таились во всех углах – в сумраке зашторенной палаты огоньки их индикаторов тлели, словно красные глазки летучих мышей. Они прятались в нишах белых оштукатуренных стен: ионизатор, телевизор, пожарная сигнализация, целый полк фоточувствительных датчиков. В углу тихо шипел и булькал испаритель, распространяя сильный запах масла, женьшеня и эвкалипта.

Алекс полулежал на шелковых подушках, над его ступнями и коленями бугрилась накрахмаленная хлопчатобумажная простыня. Собственная плоть казалась ему комком мокрой глины – жирным, сырым и совершенно инертным. С самого утра он не переставая пыхтел черной неопреновой маской ингалятора, висевшего возле постели, и теперь кончики его пальцев, бледные как воск и слегка дрожавшие, казалось, уже почти вплавились в нее. У него промелькнула мысль, не повесить ли маску обратно на крюк прикроватной стойки, но он отверг эту идею. Было бы слишком неудобно иметь заманчивую маску вне досягаемости.

Боль в его легких и гортани не ушла окончательно – ожидать подобного чуда значило бы, наверное, просить слишком многого, даже если речь шла о мексиканской подпольной лечебнице. Однако после двух недель лечения в clínica боль приобрела необычную утонченность. Горящее огнем воспаление спало, превратившись в новое и интересное чувство, тонкое и почти теоретическое.

В палате было зябко и сыро, как в пруду, и Алекс лежал в полутьме, расслабленный и апатичный, словно карп, вяло моргая глазами, в то время как перед ним разворачивалась глубинная текстура его болезни. Под накрахмаленными простынями Алекс понемногу начал согреваться. Потом у него закружилась голова. Затем он почувствовал легкую тошноту – это было привычное развитие симптомов. Он ощущал, как внутри грудной клетки вздымается темная волна.

Потом волна прокатилась по его телу. Он почувствовал, как его позвоночник тает; ему казалось, что он просачивается сквозь матрас.

Эти приступы в последнее время повторялись все чаще и становились сильнее. С другой стороны, отдаваясь их темным течениям, Алекс попадал в очень интересные места. Он затаил дыхание и на протяжении бесконечного мгновения с наслаждением плавал под самым ободком бессознательности.

Затем дыхание помимо воли вернулось к нему. Ум выплыл на поверхность бреда. Когда Алекс вновь открыл глаза, палата вокруг имела чрезвычайно сюрреалистический вид. Белые оштукатуренные стены куда-то ползли, белый лепной потолок вращался, толстый ковер химического зеленовато-голубого цвета словно кишел червями. Незажженные пузатые глиняные светильники припали к поверхности изысканных плетеных столиков. Комод, письменный стол, деревянная рама кровати – все участвовало в каком-то зловещем заговоре, покрывшись зеленовато-голубыми восьмиугольниками... Деревянные жалюзи на железных петлях караулили запечатанные замазкой окна. Умирающее тропическое растение, тощее чудовище с кожистыми листьями, которое стало его самым преданным другом в этом месте, стояло в своем терракотовом горшке, тихо отравляемое постоянной темнотой и пропитанным медикаментозными испарениями воздухом...

Рядом с кроватью раздалось резкое жужжание. Алекс повернул на подушке всклокоченную голову. Аппарат прожужжал еще раз. И еще.

С вялым удивлением Алекс осознал, что это телефон. Ему еще ни разу никто не звонил сюда, в палату. Он даже не знал, что здесь вообще есть телефон. Скромный, почтенного возраста аппарат прятался в тени среди своих собратьев.

В течение долгого времени Алекс с кружащейся головой рассматривал древний, скупо декорированный кнопочный интерфейс. Телефон снова разразился настойчивым жужжанием. Алекс уронил маску ингалятора и потянулся через постель, перегнувшись пополам, с хрустом в спине, треском в суставах и болезненным оханьем. Он нажал маленькую кнопочку, обозначенную «ESPKR».

– Hola,[1]1
  Алло (исп.) – здесь и далее прим. перев.


[Закрыть] – пропыхтел он.

Его опухшая гортань хрипела и клокотала, на глаза неожиданно навернулись слезы.

– ¿Quien es?[2]2
  Кто говорит? (исп.)


[Закрыть] – послышалось в трубке.

– Никто, – просипел Алекс на английском. – Подите к черту!

Он вытер один глаз и яростно посмотрел на телефон: он понятия не имел, как дать отбой.

– Алекс, это ты? – по-английски спросила трубка. Алекс моргнул. Кровь с гулом хлынула в его онемевшей плоти. В икрах и ступнях протестующе закололо.

– Я хочу поговорить с Алексом Унгером! – резко настаивал телефон. – ¿Dónde está?[3]3
  Где он? (исп.)


[Закрыть]

– Кто это? – спросил Алекс.

– Это Джейн! Хуанита Унгер, твоя сестра!

– Джейни? – ошеломленно повторил Алекс. – Бог мой, что, уже Рождество? Прости, Джейни...

– Ты что? – рявкнул телефон. – Сегодня девятое мая! Господи, Алекс, голос у тебя совершенно отъехавший!

– Слушай... – слабо начал Алекс.

Насколько он помнил, его сестра никогда не звонила ему, кроме как на Рождество. Повисла зловещая пауза. Алекс тупо разглядывал криптограммы на кнопках аппарата: «RDIAL», «FLAS», «PROGMA». Никаких указаний, как дать отбой. Трубка тихо шуршала, подслушивая его, мучая, требуя ответа.

– Я в порядке, – наконец возразил он. – А как ты, Джейни?

– Ты знаешь хотя бы, какой сейчас год? – настаивал телефон. – Или где ты находишься?

– Э-э... Ну да, конечно...

В пропитанный лекарствами туман, окутывавший его сознание, начало просачиваться отдаленное ощущение виноватого испуга. Алексу даже в лучшие времена не очень-то удавалось ладить со своей старшей сестрой, а уж сейчас он и подавно чувствовал себя слишком слабым и оцепенелым, чтобы защищаться.

– Джейни, я сейчас не совсем готов для этого разговора... Давай я перезвоню тебе попозже...

– Только попробуй повесить трубку, ты, хитрый пронырливый подонок! – завопила трубка. – Что они там с тобой делают, черт возьми? Ты хотя бы имеешь представление, на что похожи счета, которые они присылают?

– Они помогают мне, – сказал Алекс. – Меня здесь лечат... Оставь это.

– Это просто кучка шарлатанов и мошенников! Они вытянут из тебя все до последнего цента, а потом убьют! Убьют и закопают на какой-нибудь богом проклятой свалке токсичных отходов возле границы!

Пронзительные, обвиняющие слова Хуаниты, словно шершни, с жужжанием проносились сквозь его мозг. Алекс расслабился, откинувшись на гору подушек, и уставился на медленно вращающийся вентилятор под потолком, пытаясь собраться с силами.

– Как ты меня нашла?

– Это было непросто, можешь мне поверить!

Алекс хмыкнул.

– Еще бы...

– И раздобыть этот номер телефона тоже было нелегкой задачей!

Алекс медленно, глубоко вдохнул... расслабился... выдохнул. Где-то глубоко внутри него мерзко заклокотало что-то клейкое и тягучее.

– Черт побери, Алекс! Ты просто не имеешь права так поступать! Я потратила три недели, чтобы найти тебя! Даже папины люди до сих пор тебя ищут!

– Э-э, ну да, – пробурчал Алекс. – В этом-то и был весь фокус.

Когда его сестра заговорила вновь, в ее голосе звучала угрюмая решимость.

– Собирай вещи, Алехандро. Ты съезжаешь.

– Не трогай меня. Оставь меня в покое!

– Я твоя сестра, черт возьми! Папа списал тебя со счета, ты что, еще не допер? Ты теперь уже взрослый, и ты слишком часто причинял ему боль. Из всех, кто у тебя остался, я единственная, кому есть до тебя дело.

– Не говори глупостей, – утомленно прохрипел Алекс. – Расслабься.

– Я знаю, где ты. И я собираюсь прийти и вытащить тебя оттуда. И если кто-нибудь попытается меня остановить – включая тебя, – то он сильно пожалеет об этом!

– Ты ничего не сможешь сделать, – сообщил Алекс. – Я подписал все бумаги... у них есть юристы...

Он откашлялся, что сопровождалось долгой скребущей болью в глотке. Возвращение к полной боеспособности было далеко от приятного; различные части его бренной оболочки – верхние отделы позвоночника, лодыжки, носовые пазухи, диафрагма – выражали болезненные протесты и упорное несогласие функционировать.

– Я хочу спать, – сказал Алекс. – Я вписался сюда, чтобы отдохнуть.

– Не шути со мной, Алехандро! Если ты действительно вознамерился откинуть копыта, милости просим! Но не смей спускать семейные деньги на эту воровскую шайку.

– Ну почему ты всегда такая упрямая! Взяла и разбудила меня, и теперь я чувствую себя как черт знает что!

Он выпрямился на постели.

– Это мои деньги, и это моя жизнь! И я буду делать с ними все, что захочу! А ты ступай обратно в свое художественное училище!

Он перегнулся через кровать, схватил телефонный шнур и сильно дернул за него, выломав пластмассовый штекер из разъема.

Алекс подтащил к себе испорченный телефон, внимательно рассмотрел его и засунул поглубже под подушки. У него болела гортань. Он повернулся к столику возле кровати, погрузил пальцы в мексиканский поднос кованого серебра и достал оттуда леденец с успокоительным. Развернул его и принялся с удовольствием грызть.

Сон был теперь далеко. Его мозг снова работал и требовал наркоза. Алекс выскользнул из кровати, опустился на четвереньки и принялся обыскивать толстый, роскошный, безобразный ковер. В его голове все плыло и грохотало от усилия, но Алекс, привычный к этому, упорно продолжал свое дело.

Телевизионный пульт, с лисьей изворотливостью всех жизненно необходимых неодушевленных предметов, зарылся в нору под обрушившейся горой подлинных мексиканских fotonovelas.[4]4
  Здесь: комиксов (исп.)


[Закрыть] Между делом Алекс заметил, что железные пружины его кровати после трех недель постоянной сырости выказывали вкрадчивое, но упорное намерение покрыться ржавчиной.

Сжимая свой приз, Алекс поднялся на колени и с оцепенелой осторожностью артритика забрался обратно под простыню. Он перевел дыхание, высморкался, аккуратно капнул две холодные капельки лекарственного соляного раствора на поверхность каждого из глазных яблок и лишь затем принялся прочесывать кабельное телевидение клиники, стараясь как можно меньше двигать большим пальцем руки. Слезливые мексиканские мелодрамы. Шоу с угадыванием слов. Дети, гоняющиеся за динозаврами-роботами в каком-то огромном подземном пассаже. Вездесущая тайская поп-музыка.

А также беззаботные английские новости. Беззаботные испанские новости. Беззаботные японские новости.

Родившись в 2010-м, Алекс имел в своем распоряжении двадцать один год, чтобы наблюдать, как новости неуклонно становятся все более приглаженными и радостными. В сумме он был свидетелем сотен часов жесткой кровавой кинохроники: эпидемии, массовые смерти, отчаянные бунты, жуткие разрушения войны, и все это на паническом фоне зловещего и неумолимого угасания окружающей среды. Все это никуда не делось, оно по-прежнему было где-то там, снаружи, и каждый аспект современной реальности все так же имел свое зеркальное отражение где-то в Сети; но сегодня необходимо было приложить немало усилий, чтобы отыскать эти сведения, и у тех людей, которые обсуждали подобные темы, судя по всему, не очень-то ладилось с бюджетом. Где-то на том конце линии вся мировая деревня неуклонно соскальзывала в неврастеническое отрицание.

Сейчас, будучи уже взрослым, Алекс обнаружил, что оптоволоконные каналы Сети до отказа забиты шикарными элитными свадьбами и увлекательными жизнеописаниями собачек. Бойкие героини и мускулистые герои с квадратными подбородками по-прежнему каким-то образом в мгновение ока приобретали сказочное богатство. Восходящие звезды выигрывали в лотереях, а выигравшие в лотереях становились восходящими звездами. Детишки с головками, запакованными в виртуальные шлемы, изображали мимикой восторженное изумление и махали ручонками в инфоперчатках своим чудовищным галлюцинациям.

Алекс никогда не был таким уж фанатом текущих новостей, однако теперь даже он начинал чувствовать, что, возможно, эти жизнерадостные, сверкающие зубами трепачи, запудрившие мозги всему миру, и являются истинным источником всего зла.

Наконец Алекс наткнулся на какую-то мексиканскую документальную передачу и остановился на ней. Передача была посвящена НЛО – по-испански они были известны под именем «los OVNIS», и, как видно, к девятому мая 2031 года значительная часть населения Латинской Америки была подвержена впечатляющим приступам ovnimania. Долгие минуты Алексовой жизни лениво утекали прочь, а экран окатывал его все новыми образами: огромные огненные шары в ночном небе, карлики с головами, похожими на грибы-дождевики, в спортивных костюмах из серебряных нитей, видеопророчество некоей межзвездной Девы Гваделупской с собственным адресом в Интернете и бесплатным телефонным номером...

Дневная сиделка постучалась в дверь и торопливо вошла в палату. Ее звали Консепсьон. Это была дюжая, деловитая женщина на четвертом десятке, увлекавшаяся откачиванием жиров, пластической лицевой хирургией и увеличением размера груди.

– ¿Ya le hicieron la prueba de la sangre?[5]5
  Вы уже сделали анализ крови? (исп.)


[Закрыть] – спросила она.

Алекс выключил телевизор.

– Анализ крови? Да, сделал сегодня утром.

– ¿Le duele todavía el pecho como anoche?[6]6
  У вас опять ночью болела грудь? (исп.)


[Закрыть]

– Да, сегодня ночью болело довольно сильно, – признался Алекс. – Впрочем, это все же намного лучше, чем было до тех пор, пока я не начал пользоваться маской.

– Un catarro atroz, complicado con una alergia,[7]7
  Ужасная простуда, да к тому же осложненная аллергией (исп.)


[Закрыть] – посочувствовала Консепсьон.

– По крайней мере, боли меня не мучают, – сказал Алекс. – Мне обеспечен здесь самый лучший уход.

Консепсьон вздохнула и жестом показала, чтобы он встал.

– Todavía no acabamos, muchacho, le falta la enema de los pulmones.[8]8
  Мы еще не закончили, мой мальчик, необходимо сделать промывание легких (исп.)


[Закрыть]

– Промывание легких? – озадаченно переспросил Алекс.

– Sí.[9]9
  Да (исп.)


[Закрыть]

– Сегодня? Прямо сейчас? ¿Ahora?[10]10
  Сейчас? (исп.)


[Закрыть]

Она кивнула.

– А это необходимо?

Консепсьон с решительным видом выпрямилась.

– ¡El doctor Mirabi la recety! Fue muy claro. 'Cuidado con una pulmonía'. El nuevo tipo de pulmonía es peor que el SIDA, han muerto ya centenares de personas.[11]11
  Так назначил доктор Мираби! Он сказал совершенно ясно: «Я опасаюсь пневмонии». Этот новый вид пневмонии еще хуже, чем СПИД, от него умерли уже сотни людей (исп.)


[Закрыть]

– Хорошо, хорошо, – сказал Алекс. – Прекрасно, нет проблем. Вообще-то, мне действительно в последнее время намного лучше. Я даже могу обходиться без кресла.

Консепсьон кивнула и помогла ему выбраться из кровати, подсунув свое массивное плечо ему под мышку. Вдвоем они добрались до двери палаты и прошли уже добрый десяток метров по устланному ковром коридору, прежде чем у Алекса подогнулись колени. Стоило ему пошатнуться, как кресло-коляска – машина с ограниченным, но весьма специализированным интеллектом – тут же оказалась за его спиной. С благодарностью оставив борьбу, Алекс опустился в недра кожано-хромированного аппарата.

Консепсьон оставила его в терапевтическом кабинете – ожидать доктора Мираби. Алекс был совершенно уверен, что доктор не занят ничем существенным. Заставлять Алекса ждать в одиночестве в закрытой комнате было просто вопросом медицинского этикета, способом определить, чье время является более ценным. Хотя помощники доктора Мираби постоянно куда-то спешили – особенно загруженные выше головы продавцы-фармацевты, – сам доктор совершенно не казался обремененным своими обязанностями.

Насколько Алекс смог заключить из штатных графиков работы, во всей clínica было всего четыре долгосрочных пациента. Алекс был совершенно уверен, что большая часть дохода clínica происходит от yanquis,[12]12
  Янки, американцев (исп.)


[Закрыть] приезжающих сюда из Ларедо на один день. Еще до того, как записаться в больницу в прошлом апреле, он сам видел выстроившуюся на полквартала очередь восторженных американцев, мегадозами приобретавших мексиканские волшебные снадобья от нового ультрарезистентного штамма ТБ.[13]13
  ТБ – сокр. от «туберкулез».


[Закрыть]

Терапевтический кабинет доктора Мираби – по форме напоминающий вытянутый прямоугольник – был сплошь заставлен высокой, закрытой чехлами аппаратурой. Как и повсюду в clínica, воздух здесь был охлажден кондиционером до могильного холода. Резко пахло дезинфекцией. Алекс пожалел, что, уходя из палаты, не сообразил прихватить с собой какую-нибудь fotonovela. Обычно он делал вид, что ему неприятна неуклюжая и пропитанная жестокостью порнография novelas, но в их комически искаженном трущобном испанском заключался немалый филологический интерес.

Консепсьон открыла дверь и вошла в кабинет. За ней показался доктор Мираби с неизменным электронным блокнотом в руке. Несмотря на отдающую исламом фамилию, Алекс серьезно подозревал, что на самом деле доктор Мираби был венгр.

Доктор потыкал в стеклянный экран блокнота тонким черным стилом и внимательно исследовал результат.

– Ну что же, Алекс, – оживленно проговорил он на плохом английском, – кажется, нам удалось одержать победу над этим гадким стрептококком раз и навсегда!

– Верно, – подтвердил Алекс. – Я уже бог знает сколько не потел по ночам.

– Это очень серьезный шаг, очень серьезный, – воодушевляюще произнес доктор Мираби. – Разумеется, эта инфекция была лишь критическим симптомом вашего комплекса болезней. Следующей стадией лечения, – он сверился с блокнотом, – будет хроническое скопление мокроты! Мы должны разобраться с этой хронической мокротой, Алекс. Вначале, возможно, она действительно играла какую-то защитную роль, но теперь только обременяет ваш метаболизм. Когда хроническое отделение мокроты прекратится и туберкулы будут совершенно очищены... чисты...

Он замялся.

– Как правильно, «очищены» или «чисты»?

– Можно и так и так, – ответил Алекс.

– Благодарю вас, – сказал доктор. – Итак, когда мы отскребем с поверхности ваших легких мокроту, мы сможем лечить уже непосредственно мембраны. Мембраны в ваших легких, разумеется, повреждены, повреждены на глубоком клеточном уровне, но мы не сможем добраться до поврежденных поверхностей, пока не удалим мокроту.

Он серьезно посмотрел на Алекса поверх очков.

– Вы и сами знаете, что в вашей хронической мокроте содержится множество загрязняющих веществ. Годами вы вдыхали различные газы и частицы – экологически вредные вещества, аллергическую пыльцу, частицы дыма, вирусы и бактерии! Все они накапливались в вашей хронической мокроте. Когда мы как следует отскребем ваши легкие при помощи промывания, это будут легкие новорожденного ребенка!

Доктор улыбнулся. Алекс молча кивнул.

– Вначале будет не очень приятно, но впоследствии вы почувствуете себя вполне неплохо.

– Вам снова придется меня вырубить? – спросил Алекс.

– Нет, Алекс. Очень важно, чтобы на протяжении процедуры вы могли правильно дышать. Очищающее средство должно проникнуть до самого дна легких. Вы меня понимаете?

Он помолчал, тыкая стилом в свой блокнот.

– Вы хорошо плаваете, Алекс?

– Нет, – ответил тот.

– Тогда вам должно быть знакомо – это ощущение, когда вода попадает в дыхательное горло, – торжествующе кивая, подхватил доктор. – Этот рефлекторный кашель. Понимаете, Алекс, мать-природа заставляет вас кашлять, когда вы вдохнули воду, только из-за того, что в воде для ваших легких недостаточно кислорода. Но жидкость, которая наполнит ваши легкие при промывании, будет не вода, Алекс. Это будет густая силиконовая жидкость. Она содержит в себе множество растворенного кислорода, огромное количество кислорода!

Доктор Мираби хохотнул.

– Если вы будете лежать тихо и не дыша, вы сможете прожить полчаса на том кислороде, который содержится в одной-единственной порции этой жидкости! В ней столько кислорода, что поначалу вы даже можете почувствовать гипервентиляцию.

– Я должен буду каким-то образом вдохнуть эту штуку, так, что ли?

– Не совсем. Она слишком густа, чтобы ее можно было вдохнуть. В любом случае, нам совершенно не нужно, чтобы она попала к вам в носоглотку.

Доктор Мираби нахмурился.

– Нам придется аккуратно процедить ее вам в легкие, понемножку.

– Понимаю.

– Мы просунем вам в рот тонкую трубочку и протолкнем ее вплоть до надгортанника. Конец трубки будет смазан локальным анестезирующим веществом, так что вы не будете чувствовать боль в надгортаннике слишком долго... На протяжении процедуры вы должны оставаться совершенно неподвижным. Попытайтесь полностью расслабиться и дышите только по моей команде.

Алекс кивнул.

– Ощущения будут весьма необычными, но они не опасны. Вы должны полностью решиться пройти через эту процедуру. Если вы поперхнетесь жидкостью и начнете кашлять, нам придется начать все сначала.

– Доктор, – сказал Алекс, – вам не нужно меня убеждать. Я не боюсь. Вы можете мне верить. Я не остановлюсь на полдороге. Я вообще не имею такой привычки. Если бы я имел привычку останавливаться на полдороге, я не был бы здесь, не так ли?

– Но вы будете чувствовать некоторый дискомфорт...

– Это для меня не новость. Этого я тоже не боюсь.

– Очень хорошо, Алекс. – Доктор Мираби потрепал Алекса по плечу. – Тогда мы начнем. Займите место на операционном столе, пожалуйста.

Консепсьон помогла Алексу улечься на обитом кожей шарнирном столе и нажала ногой педаль. Под полом завыл привод, и верхняя часть стола приподнялась, согнув туловище Алекса в бедрах и остановившись под тупым углом. Алекс дважды кашлянул.

Доктор Мираби достал пару прозрачных перчаток, проворно распаковал один из своих зачехленных аппаратов и принялся щелкать переключателями. Открыв какой-то ящичек, он вынул из него пару ярко-желтых контейнеров с аэрозолем и вложил их в гнезда наверху аппарата. Затем подсоединил к кранам на контейнерах прозрачные пластиковые трубки и открыл оба крана, ответившие коротким пневматическим шипением. Машина загудела и заскворчала. Пахнуло горячей струей электрического сопротивления.

– Нам нужно разогреть жидкость до температуры крови, – пояснил доктор Мираби. – Чтобы промывание не оказалось для туберкул тепловым шоком. И кроме того, если жидкость будет теплой, она будет растворять хроническую мокроту более эффективно... или эффектно? Как правильно: «эффективно» или «эффектно»?

– Эффективно, – сказал Алекс. – Как вы думаете, меня не вырвет? Это моя любимая пижама.

Консепсьон сняла с него пижаму и деловито накинула вместо нее бумажный больничный халат. Затем пристегнула Алекса к столу двумя брезентовыми ремнями. Доктор Мираби подошел, держа в руках мягкий пластмассовый наконечник трубки, смазанный розовой пастой.

– Открывайте рот пошире, чтобы в него не попало обезболивающее, – предупредил он.

Несмотря на предупреждение, Алекс все же получил щедрый мазок пасты по основанию языка, моментально ставшего не менее омертвелым, чем отрубленный говяжий язык на колоде мясника.

Наконечник понемногу продвигался по тесной дорожке боли вдоль его гортани. Алекс почувствовал, как мясистый клапан в его грудной клетке запрыгал и захлопал, когда трубка прикоснулась к нему и проникла дальше. Затем наступило онемение, и огромное ядро плоти позади его сердца попросту потеряло способность чувствовать, обратилось в ничто, словно вынутая фабричным механизмом сердцевина яблока.

Его глаза наполнились слезами. Он скорее слышал, чем видел, как доктор Мираби прикоснулся к кранам. Затем пришел жар.

Он никогда не знал, что кровь такая горячая. Жидкость была теплее, чем кровь, и гораздо, гораздо более плотная, словно расплавленный до сметанообразного состояния вспененный свинец. Он видел, как жидкость по трубке перетекает в него. Она была химического зеленовато-голубого цвета.

– Дышите! – прокричал доктор Мираби. Алекс напрягся, пытаясь глотнуть воздуха. Странная раскатистая отрыжка вырвалась откуда-то из глубины его глотки, похожая на кваканье чудовищно огромной лягушки. На мгновение ему захотелось рассмеяться; его диафрагма дрогнула в тщетном усилии справиться с тяжестью жидкости внутри и затем успокоилась.

– El nico tiene un bulto en la garganta, – спокойно, в разговорной манере, сказала Консепсьон. Она положила руку в латексовой перчатке ему на лоб. – Muy doloroso.[14]14
  У мальчика опухоль в гортани... Бедняжка (исп.)


[Закрыть]

– Poco a poco,[15]15
  Понемногу (исп.)


[Закрыть] – сказал доктор Мираби, делая ей знак.

Привод под столом зашелестел вновь, и Алекс еще немного приподнялся. Жидкость перекатывалась внутри него с распирающей кишки инерцией обеда из девяти блюд. Воздух короткими выдохами вырывался из его сжатых губ, к верхнему небу поднялась горячая вязкая пена.

– Хорошо, – сказал доктор Мираби. – Дышите!

Алекс попробовал еще раз, выпучив глаза. В спине что-то отчетливо хрустнуло, и он почувствовал, как из него вырвалась еще пара огромных пузырей воздуха – вонючих древних пузырей, словно поднявшихся со дна Ла Бреа.[16]16
  Ла Бреа (исп. la brea – «смола») – знаменитые смоляные ямы в Лос-Анджелесе, Калифорния, где природный битум просачивается на поверхность из подземного бассейна. Извлеченные оттуда скелеты животных последнего ледникового периода составляют крупнейшую в мире коллекцию подобного рода, которая выставлена в краевом музее Лос-Анджелеса.


[Закрыть]

Затем кислород неожиданно ударил ему в мозг. Оргазмический румянец разлился по его шее, по щекам. На один блаженный момент он забыл, что значит быть больным. Он чувствовал себя превосходно. Он чувствовал себя свободным! Он больше не ощущал скованности. Он был совершенно уверен, что сейчас умрет.

Он хотел заговорить, пролепетать что-то – может быть, слова благодарности, или последнее пожелание, или восторженно крикнуть, прося еще, – но не смог издать ни звука. Его легкие были словно две отливки из гипса и костяной муки. Каждое – до краев наполнено горячей жидкой резиной. Его мускулы спазмировались вокруг этих упругих мешков с жидкостью, словно кулаки, сжимающие два теннисных мячика, в ушах загремело, и все вокруг покрыла тьма. Внезапно он услышал напряженное биение своего сердца: «туп-туп, туп-туп»; каждое судорожное сжатие желудочков проходило сквозь его наполненные жидкостью легкие с гулкой подводной четкостью.

А потом остановилось и биение.

Вечером десятого мая Джейн Унгер произвела разведку под предлогом покупки героина. Она провела полчаса в очереди перед клиникой вместе с несчастными хрипящими и сипящими янки с той стороны границы. Покупатели, стоявшие в этой очереди, были самыми убогими, самыми жуткими, самыми отчаявшимися людьми, каких она когда-либо видела, если не считать настоящих преступников.

Как выглядят настоящие преступники, Джейн было известно, поскольку обширная сеть техасских тюрем некоторое время назад была освобождена от уголовников и переделана в медицинские карантинные центры и аварийные погодные убежища. Прежние же обитатели техасского гулага контролировались теперь программным обеспечением. Условно освобожденные преступники в своих защищенных от взлома электронных браслетах вряд ли смогли бы добраться до Нуэво-Ларедо, поскольку правительственная программа слежения остановила бы их еще на том берегу Рио-Гранде.

Ни у одного человека в очереди перед клиникой браслетов не было, но все они явно принадлежали к типу людей, у которых наверняка имеется множество хороших друзей с браслетами.

Все без исключения покупатели-американцы носили зловещего вида респираторы – очевидно, из опасения подцепить инфекцию. Или чтобы не распространять те инфекции, которые у них уже были. Или, возможно, просто чтобы скрыть свою личность при покупке наркотиков.

На более пожилых покупателях были простые рифленые антисептические респираторы белого цвета. Те, кто помоложе, скрывались под причудливыми бугристыми масками на ремнях, художественно разрисованных яркими красками.

Очередь американцев неуклонно ползла вперед при содействии пары мексиканских копов, не дававших местным уличным жуликам приближаться к платящей клиентуре. Джейн терпеливо, шаг за шагом, поднялась по ступеням клиники, прошла через двойные двери и наконец оказалась перед зарешеченным пуленепробиваемым окошком аптеки.

Здесь она обнаружила, что клиника вовсе не продает «коричневый мексиканский героин». Судя по всему, у них на складе вообще не было «героина», ввиду небольшого спроса на эту легендарную субстанцию в среде людей, страдающих респираторными заболеваниями.

Джейн просунула в щель под окошком свою личную валютную карточку. Аптекарь провел карточкой по читающему устройству, исследовал по сетевой ссылке результаты и тут начал проявлять настоящий интерес. Джейн была почтительно извлечена из очереди и представлена начальнику фармацевтов, который сопроводил ее вверх по лестнице к своему кабинету. Здесь он предъявил ей флакон с самым современным анальгетиком – специально разработанным эндорфином, в тысячу раз мощнее, нежели морфий. Она отклонила предложение сделать ей бесплатную инъекцию на пробу.

Однако когда Джейн, запинаясь, начала поднимать вопрос о взятке, лицо инспектора помрачнело. Он вызвал здоровенного головореза из частной охраны, и Джейн была выпровожена наружу через задний вход клиники с наказом обратно не возвращаться.

«Keep It Simple, Stupid».[17]17
  Будь проще, глупышка (англ.)


[Закрыть] Знаменитая аббревиатура «KISS» всегда была для Джейн излюбленным деловым принципом. Если тебе что-то нужно – сделай это просто. Подкупить персонал клиники казалось наипростейшим решением ее проблемы. Но выяснилось, что это не так.

Правда, по крайней мере один из членов персонала выказал полную готовность взять от нее деньги. По междугородней линии из Техаса Джейн удалось совратить служащего в приемной клиники. Он был в восторге от предложения попользоваться электронными фондами Джейн в обмен на десять минут свободного доступа к больничной системе внутренней связи.

Разыскать планы этажей клиники тоже оказалось вполне простым делом: как выяснилось, они имелись в мексиканских государственных архивах. Не менее полезно было просочиться внутрь здания под невинным предлогом покупки медикаментов – это подтвердило предположения Джейн о внутреннем расположении помещений.

С Алексом, однако, никогда и ничего не удавалось сделать просто. Поговорив с братом по телефону, Джейн поняла, что Алекс не собирается ей помогать.

Кэрол и Грег – главные наперсники Джейн в ураганной бригаде – настаивали, чтобы она действовала настолько просто, насколько возможно.

«Забудь обо всей этой романтической чепухе в стиле ниндзя, о взломах и силовых приемах! Такие трюки вряд ли когда-либо работали, даже когда их применяла армия США. Будет гораздо умнее просто заявиться в Нуэво-Ларедо лично, помахать перед ночным охранником хорошей неотслеживаемой электронной дебетной карточкой и сказать ему, что Алехандро Унгер должен быть выпущен, или no hay dinero».[18]18
  Денег ему не видать (исп.)


[Закрыть]

Было достаточно шансов, что охранник согласится выдать Алехандро в обмен, скажем, на сумму своего трехмесячного жалованья по местным расценкам. Все заинтересованные лица сделают вид, что парень сбежал из клиники собственными силами. Этот план был красив и прямолинеен. При таком раскладе довольно сложно возбудить уголовное дело. А если бы даже все и закончилось полным провалом, разгромом и всеобщим замешательством, последствия все равно были бы не очень плачевными.

И в противоположность этому вламываться силой в мексиканскую подпольную клинику и похищать оттуда пациента было чересчур сложной процедурой с непредсказуемым финалом.

В жизни Джейн Унгер были времена, когда она очень беспокоилась о последствиях. Но эти времена прошли, и последствия потеряли для нее все свое очарование. Она проделала за день тысячу двести километров и теперь шла одна, ночью, по темному переулку в чужой стране, готовясь в одиночку взять больницу штурмом. И если ее не поймают на месте преступления, она была вполне уверена, что ей удастся выполнить задуманное.

Это был район Нуэво-Ларедо, который местные весьма метко называли Salsi puedes, то есть «уйди, если сможешь». Кроме Алексовой вылощенной, но скромной клиники здесь находились еще две процветающие частные больницы, битком набитые легковерными гринго, а также чудовищный общественный госпиталь – огромная септическая бойня, плохо управляемая тем, что осталось от мексиканского правительства.