Текст книги "Бич небесный"

ГЛАВА 3

Алекс проснулся, выбравшись из сложного пятиуровневого кошмара, и обнаружил, что кто-то пинает его в ребра. На протяжении целой секунды, погруженный в глубокое оцепенение, он взирал вверх, вглубь конической воронки вигвама, затем сфокусировал взгляд на высокой, костлявой молодой женщине, маячившей рядом с его спальным мешком.

– Эй, медикаментозный!

Она была остроносой и голубоглазой, одетой в жакет-безрукавку со множеством карманов и джинсы.

– Д-да, – хрипло проговорил Алекс. – Привет.

– Я Марта Мадронич, припоминаешь? Ты назначен к нам в команду. Да поднимайся же, парень!

– Угу, – пробормотал он. – Где здесь сауна?

Скупо улыбнувшись, Марта взмахнула длинной рукой – ногти у нее были покрыты черным лаком.

– Сортир в той стороне. – Она перекинула руку в другую сторону, словно стрелку компаса. – А фургон заряжается возле солнечных батарей. У тебя десять минут.

Она вышла из вигвама, оставив полог откинутым навстречу неистовому сверканию утреннего солнца.

Алекс сел. Всю ночь он проспал обнаженным в утепленном матерчатом спальнике на большом круглом блистерном мате, образовывавшем пол. Спальник оказался старым, пыльным и рваным, и Алекс был более чем уверен, что по крайней мере двое людей сомнительной степени чистоты провели в нем немало времени, занимаясь сексом. Что же до блистерного мата, то среди членов ураганной бригады этот материал явно пользовался нездоровой популярностью. Насколько он видел до сих пор, бригада половину своей жизни сидела, лежала или спала на накрытых ковром блистерных матах – надувных полотнищах, состоящих из множества пузырей из тонкой, как презерватив, но прочной, как дубленая кожа, прозрачной пленки. Это был один из базовых элементов их кочевого космоса: блистерные маты, бумага и палки; чипы, провода и данные; ветер, облака и почва.

Алекс как раз провел ночь внутри такого разборного конуса-вигвама из полимеризованной, повторно переработанной газетной бумаги – подобное изделие из бумаги, палок и веревок мог бы состряпать маленький ребенок при помощи ножниц и клейкой ленты.

Алекс медленно, с трудом поднялся на ноги. Его колени тряслись, руки и спина болели, собственные позвонки казались ему стопкой деревянных колец для салфеток. На голове вздулась небольшая шишка, происхождения которой он не мог вспомнить.

Однако легкие чувствовали себя хорошо. Очень хорошо, изумительно хорошо! Он дышал – и это было единственным, что имело значение. Первый раз за год он проспал целую ночь глубоким и спокойным сном, без единого приступа кашля.

Какую бы мерзкую субстанцию ни закачали в него при промывании легких и из каких бы дилетантов, знахарей и шарлатанов ни состоял персонал clínica, лечение все же работало. Уличные слухи, которыми он руководствовался, направили его верно: эти сукины дети в Нуэво-Ларедо действительно имели в своем распоряжении нечто настоящее. Нет, его, конечно, не вылечили: он по-прежнему ощущал, как сбитая с толку болезнь заполняет темные резервуары внутри его организма, гнездясь глубоко в его костях, – но он чувствовал себя намного лучше. Они вытащили его, залатали и поставили на ноги – как раз вовремя, чтобы его выкрали у них из-под носа!

Алекс рассмеялся вслух. Он снова воспрял духом, жизнь вновь улыбалась ему. Это было очень приятно, хотя и очень странно.

У Алекса уже бывали прежде приступы хорошего самочувствия. Самый долгий продлился добрых десять месяцев – ему было тогда семнадцать, и в тот момент вся структура его жизни несколько изменилась. Он подумывал даже, не пойти ли в школу... Однако эта светлая мечта лопнула, словно кровавый пузырь, когда персональное проклятье вновь запустило в него свои когти и повергло его, задыхающегося, в привычный мир врачебных осмотров, инъекций, биопсий и постельного режима.

Последняя атака болезни была худшей из всех, что были у него до сих пор, – пожалуй, самой худшей со времен младенчества, когда в возрасте восемнадцати месяцев он чуть не умер от кашля. Алекс, естественно, не помнил этого случая, но его родители вели круглосуточные видеосъемки на протяжении всего кризиса. Впоследствии Алекс обнаружил эти пленки и обстоятельно изучил их.

В резком, беспощадном свете техасского утра Алекс стоял нагой возле видавшего виды спального мешка и исследовал себя с вниманием и трезвостью, которых уже некоторое время предпочитал избегать.

Он был более чем худ – он был истощен: сделанная из палочек кукла, сплошные сухожилия и кости. Он стоял на краю исчезновения, слишком близко к бездне. В последнее время он был очень невнимателен к себе, преступно беззаботен.

Беззаботен – поскольку не рассчитывал вновь вынырнуть из этого царства теней. О нет, только не в этот раз! Clínica была его последней надеждой, и, чтобы ухватиться за нее, он разорвал все связи с семьей и знакомыми семьи. Алекс ушел в подполье со всей решимостью, на какую был способен, – в подполье настолько глубокое и темное, что там ему уже не требовались глаза, в такое подполье, которое является уже функциональным эквивалентом могилы. Надежда здесь была всего лишь обязательной панорамой перед концом фильма. В реальности он попросту тихо убивал последние оставшиеся ему несколько недель аренды его изношенного остова, дожидаясь последнего разрушительного удара.

Но теперь выяснялось, что он будет жить дальше. Каким-то образом, вопреки всем вероятностям, Алекс получил продление срока аренды. Не так уж много для надежды, но он, несомненно, сумеет этим воспользоваться.

Лагерь бригады мог оказаться для него хорошим местом. Воздух Высоких равнин – сухой и разреженный – был как-то чище, и дышать им было не столь тяжким бременем.

Особенно вдохновляло Алекса наличие в бригаде контейнера с кислородом. Большинство докторов, с которыми он встречался, испытывали некоторые сомнения относительно его привычки тишком подсасывать чистый кислород. Но эти ребята были не доктора – это была кучка отморозков-фанатиков с освежающим отсутствием любого рода морали, а кислород у них был отменный.

Алекс быстро забрался в мешковатый комбинезон и застегнул «молнию» до самой шеи. Пусть кукла из палочек скроется в глубинах огромного бумажного кукольного костюма! Совершенно не стоит привлекать внимание к состоянию своего здоровья. Он не назвал бы своих новых знакомых кровожадными или склонными к садизму – им не хватало той криминальной, хищной повадки, которую он так часто наблюдал, отираясь среди деятелей черного рынка. Но бригадирам тоже был присущ неподвижный взгляд людей, слишком привычных к смерти и убийству: охотников, скотоводов, мясников, всевозможных экстремальщиков, энтузиастов эвтаназии.

Алекс надел свои новые сандалии – это были те же самые, наспех состряпанные пластмассовые подметки, что он носил вчера, но теперь они были обрезаны ближе к форме его ноги, у них имелся подклеенный верх из рубчатой бумаги, и бумажный язычок, и ряд обметанных дырочек для шнурков. Если не особенно присматриваться, изделия Кэрол Купер вполне могли сойти за настоящую одежду.

Щурясь, Алекс проковылял по лагерю до островерхой палатки уборной. Туалеты в бригаде были воплощением простоты: несколько скважин около двух метров глубиной, пробуренных в каменистом грунте, и остов складного стула без сиденья, на который следовало садиться. После продолжительной борьбы Алекс наконец поднялся, застегнул «молнию», крепившую седалище комбинезона, и пошел искать аэродромный фургон.

Фургон дистанционного наблюдения, находившийся под началом Сарыча и Марты, представлял собой длинный и широкий белый «седан», сплошь утыканный всевозможными антеннами. На его крыше, в снежно-белом пластмассовом куполе, располагался блок радаров. Сарыч возился с аккумуляторами, подзаряжая их слабой струйкой тока от солнечных батарей, а Марта Мадронич, распахнув обе задние дверцы, прикрепляла полуразобранный орнитоптер к специальной стойке, приделанной изнутри к стенам.

– Вода есть? – спросил Алекс.

Марта вылезла из фургона и протянула Алексу пластмассовую флягу и бумажный стаканчик. Она слегка хромала. Только сейчас Алекс заметил, что одна нога у нее была искусственной – мягкий протез цвета человеческой кожи, с изящными маленькими шарнирами в лодыжке и ступне, обутый в черную балетную туфельку.

Алекс налил себе в стаканчик, стараясь не прикасаться к его краю горлышком потенциально инфицированной фляги, и принялся жадно глотать безвкусную дистиллированную воду.

– Не пей много, – предупредила Марта.

Он отдал ей флягу, и она вручила ему толстый ломоть пирога с олениной.

– Завтрак.

Жуя смесь мелко накрошенного жареного оленьего сердца и оленьей печенки, запеченных в тесте, Алекс медленно обошел фургон кругом. Спереди располагались два ковшеобразных сиденья, над которыми свешивались наушники и виртуальные очки, прилепленные «липучкой» к матерчатой крыше; здесь имелся также впечатляющий арсенал радио-, радарного, СВЧ– и телефонного оборудования, прикрученного шурупами к приборной доске.

– А где поеду я? – спросил он.

Марта указала на место, освобожденное ею на полу фургона среди завалов всевозможного упакованного оборудования: больших мешков с затягивающимся верхом, пары пластмассовых ящиков с инструментами и трех связок брусьев, перехваченных ремнями.

– Ага, – сказал, помолчав, Алекс. – Да, роскошное местечко.

Марта фыркнула и провела костлявыми руками по крашеным черным волосам.

– Мы сделаем тебе гнездышко из блистерных матов, так что поедешь отлично. У нас не будет жестких маршрутов по пересеченке. Мы, дистанционщики, всегда стараемся держаться поближе к шоссе.

– Но тебе придется пересесть, когда надо будет вытащить этот мешок с серпантином, – предупредил Сарыч.

Алекс хмыкнул. Сарыч развернул сплющенный блистерный мат и приладил к аккумуляторному насосу величиной с ладонь. Раздались громкое шипение, треск, и мат был мгновенно надут.

Марта любезно запихнула мат в расчищенную ею нору и снова выбралась из фургона. В этот момент дешевый браслет Алекса разразился громким звоном, отмечая время.

Марта посмотрела на свое запястье, затем снова подняла взгляд на Алекса.

– Ты что, не синхронизирован? – спросила она.

– Нет, прошу прощения, – Алекс показал ей запястье. – Я не смог понять, как на этой штуке ставятся часы. Да и все равно это ведь не настоящий браслет бригады, как у тебя, – это просто дешевка, которую моя сестра носила, когда была здесь новенькой.

Марта раздраженно вздохнула.

– Ладно, будешь пользоваться часами в ноутбуке. Давай залезай, парень, мы теряем время.

Они с Сарычом прошли к кабине и забрались внутрь.

Фургон спустился с холма, выехал на шоссе и двинулся на север. Он управлялся автоматически, и в нем было очень тихо – не считая шуршания шин по покрытию дороги, самым громким звуком здесь был скрип Алексова блистерного мата и шорох его бумажного комбинезона, когда он распихивал локтями мешки, устраиваясь поудобнее.

– Эй, медикаментозный! – позвал внезапно Сарыч. – Тебе понравился ультралайт?

– Я в него просто влюбился! – заверил его Алекс. – Моя жизнь началась, когда я встретил тебя с твоими машинами, Босуэлл.

Сарыч довольно усмехнулся.

– Я так и знал, что тебе понравится.

Алекс заметил под водительским сиденьем Сарыча серый ноутбук, выволок его наружу, открыл и посмотрел на часы в углу: 12 мая 2031, 9:11:46. Затем он принялся просматривать жесткий диск.

– Ба, Сарыч, да у тебя здесь стоит Библиотека Конгресса! – воскликнул он. – Отличная штука!

– Это Библиотека Конгресса две тысячи пятнадцатого года, – с гордостью отозвался тот.

– Ты серьезно?

– Абсолютно. Та самая, которую выпустили сразу после национализации данных, – сказал Сарыч. – Вся онлайновая версия целиком! Полный набор, без шифрования, без сокращений! Ты же знаешь, после импичментов долго пытались переоформить авторские права на все подобные материалы.

– Ну да, будто бы правительство могло снова вернуть их себе, после того, что оно сделало, – фыркнул Алекс.

– Ты удивишься, если узнаешь, сколько придурков просто взяли и вернули им данные! – мрачно произнес Сарыч. – Федеральные копы тогда прочесывали университеты и все прочее... Но чтобы наложить лапы на мою Библиотеку Конгресса, им придется сперва оторвать от нее холодные пальцы моего трупа, так-то вот!

– Я смотрю, у тебя здесь есть и выпуск две тысячи двадцать девятого года тоже.

– Да, он у меня почти целиком. В выпуске двадцать девятого года есть кое-что новенькое и интересное, но ему далеко до классического две тысячи пятнадцатого. Не знаю, можешь говорить насчет чрезвычайного положения что хочешь, но у режима все же были чертовски правильные представления относительно публичной собственности!

Алекс открыл Библиотеку-2015, вывел на экран отображение хранящихся в ней данных, просмотрел его киберпространственную архитектуру по трем уровням увеличения и наугад ткнул курсором в маленький кремово-желтый кубик. Иконка развернулась, словно игрушка оригами, и перед ним оказалась полноцветная цифровая копия французского манускрипта двенадцатого века.

Вот так почти всегда и бывает, когда начинаешь копаться в Библиотеке. Время от времени, когда его начинало тошнить от кабельного телевидения, Алекс залезал в нее, но, по его мнению, большинство людей несколько переоценивали это огромное скопище электронных текстов. Повсюду было полно бродяг, чье имущество могло целиком уместиться в бумажном пакете, но в этом пакете у них обязательно был дешевый лэптоп с установленным на нем здоровенным куском Библиотеки. И вот они сидели, скорчившись в какой-нибудь дренажной трубе, и отклевывали от нее по кусочку, и делились впечатлениями, и читали в ней все, что попадется, и аннотировали ее, и составляли гипертексты. А потом вылезали наружу и предъявляли миру какую-нибудь идиотскую, жалкую, бредовую, извращенную, параноидальную теорию на предмет того, что же все-таки за чертовщина случилась с ними и с их планетой... Библиотека была едва ли не хуже наркотиков в плане превращения умных людей в человеческие руины.

Заскучав, Алекс поднял голову от экрана.

– А ты что взламываешь, Марта?

– Я взламываю воздушные змеи, – поведала она. – Воздушные шары, серпантин, ультралайты, парашюты... Парашюты я люблю больше всего. Мне нравится работать со зданиями.

– Что? Ты взламываешь здания?

Резко повернувшись на сиденье, она яростно сверкнула на него глазами.

– Я не взламываю здания, придурок! Я с ними работаю! Я ничего не взрываю! Я просто взбираюсь на самую верхушку, если ветер правильный, и прыгаю с парашютом вниз!

– Ох. Я понял. Прости, пожалуйста. – Алекс подумал над ее словами. – А откуда ты прыгаешь, Марта?

– Мосты – это очень здорово, – ответила она, немного расслабившись. – Скалы – просто отлично. Городские небоскребы – мегакруто, но приходится беспокоиться обо всяких там частных охранниках, придурочных полисменах, отморозках-пешеходах и прочей чепухе. Ну а круче всего, конечно, – это какая-нибудь большая опора линии электропередач.

– Вот как?

– Ну да, особенно эти древние, здоровенные, в которых еще не использовались конструкционные алмазы.

Она помолчала.

– Вот так я и потеряла ступню.

– Ага. Понятно.

Алекс несколько раз кивнул.

– Хорошо, а как же случилось, что такой человек, как ты, оказался в ураганной бригаде?

Марта покачала головой.

– Я дам тебе один маленький совет, глупыш: никогда не задавай людям этот вопрос.

Что ж, вполне откровенно. Алекс снова углубился в экран компьютера.

Они все ехали и ехали. Каждые десять минут Сарыч и Марта останавливались, чтобы обменяться лаконичными новостями с базовым лагерем бригады, переговорить с Грегом и Кэрол в их песчаном багги или переслать какое-нибудь замечание по ходу дела Питеру и Жоан, ехавшим в радарном автобусе. Их трафик весь состоял из аббревиатур, шуточек внутреннего пользования и жаргонных словечек. Время от времени Марта царапала быстрые пометки косметическим карандашом на внутренней стороне ветрового стекла. Когда у Алекса вновь зазвенел браслет, она сняла его, раздраженно поставила как надо и вернула обратно.

Проведя в дороге добрый час, Сарыч принялся не спеша жевать длинную полоску вяленой оленины, а Марта – изящно поклевывать из маленького мешочка с солеными подсолнечными семечками, сплевывая изжеванную шелуху в полуоткрытое окно. У Алекса был крепкий желудок – он мог читать текст с экрана компьютера в движущейся машине без малейших признаков головной боли или укачивания, – но, увидев это, он закрыл ноутбук и глаза и попытался немного поспать.

Некоторое время он просто валялся в полудремоте, но затем с неожиданной быстротой и стремительностью погрузился в глубокий исцеляющий сон. Месячный запас подавляемого наркотиками быстрого сна внезапно воспрял из русла его кровяных потоков и перехватил контроль над лобными долями мозга. Огромные, сверкающие мишурой полотнища сна хлопали и рябили перед его внутренним зрением – гиперактивные видения света, и воздуха, и скорости, и невесомости...

Алекс дернулся, приходя в себя, и не сразу осознал, что фургон стоит на месте.

Он медленно сел в своем гнезде из блистерных матов. Затем выбрался через открытые задние дверцы к бурлящему, ранящему глаза свету наступающего дня. Их фургон, съехав с шоссе, взобрался по полузаброшенной грунтовой дороге к верхушке низкого плоского холма.

Это был один из типичных для этого региона известняковых выходов – усеянная кустарником шишка на местности, некогда попытавшаяся, но так и не ставшая столовой горой.

Тем не менее на холме располагалась порядочных размеров вышка связи, с собственным залитым в бетон комплектом солнечных батарей и маленьким бетонным бункером без окон. Сарыч и Марта остановили рядом с ней фургон, затем пришнуровали с одной стороны его крыши кусок синей ткани, растянули его и подперли свободные концы палками, так что образовалось нечто вроде веранды, где можно было укрыться от солнца.

– Что у вас тут происходит? – спросил Алекс.

На лысеющую черепушку Сарыча была натянута черная кепка с узким длинным козырьком, основание которого упиралось в непомерно толстую переносицу его насекомоподобных зеркальных очков.

– Ну, – протянул он, – сейчас мы запустим дозорного змея на коаксиальном кабеле, установим пакетный ретранслятор и попытаемся подсоединиться к узлу этой вышки. Ну а потом, может быть, запустим парочку орнитоптеров.

– Ты можешь идти обратно спать, если хочешь, – предложила Марта.

– Нет, спасибо, – сказал Алекс, потирая глаза.

Он позавидовал зеркальным очкам Сарыча – они явно были здесь совершенно необходимым для выживания предметом.

Встряхнувшись и прогнав из спины оцепенение, Алекс оглядел окружающий ландшафт, приставив к глазам ладонь. Когда-то эта земля была пастбищем – по крайней мере чем-то вроде того: пусть она никогда не процветала, но из нее можно было выжать себе пропитание, владея достаточным ее количеством. Алекс видел похожие на медицинские швы шрамы от проржавевших и обрушившихся оград с колючей проволокой, прямые, словно проведенные скальпелем, надрезы, оставшиеся с давних пор поперек зеленеющих и цветущих диких пространств, заросших сочными травами, кустарничками, колючками и сорняками. Со времени массовых эвакуации и падежа скота большинство заброшенных пастбищ сплошь покрылось мескитом.

В этом месте, однако, мескитовые заросли по какой-то причине отмерли: бурые, лишенные листьев, перекрученные узкие ветви облезали, роняя на землю чешуйки гнилой коры. Что было еще более странно, сквозь мертвый мескитовый лес была проломлена широкая тропа – серия изогнутых дуг, словно отпечатки гигантской подковы. Мертвый лес был весь исполосован неровными, перекрывающими друг друга заглавными «С», причем некоторые имели полкилометра в поперечнике. Это выглядело так, словно кто-то пытался расчистить мертвый лес, запустив на пастбище робот-бульдозер, а у того случился какой-то непонятный, но мощный сбой программы.

– Отчего это здесь погибли все мескитовые деревья? – поинтересовался Алекс. – Похоже на гербицид...

Марта покачала головой.

– Да нет же, парень! Это засуха.

– Что же это была за засуха, черт побери, если она смогла погубить мескитовое дерево?

– Слушай, парень, если нет дождя – нет вообще, больше года, – то погибает все. Мескит, кактусы – все! На этом месте все вымерло около пятнадцати лет назад.

– Плохая погода, – угрюмо проговорил Сарыч.

Марта кивнула.

– Сейчас это место выглядит довольно неплохо, но это потому, что трава и сорняки смогли прорасти из зерен; к тому же в последние годы над этим округом прошло немало дождей. Но именно из-за этого люди больше не могут здесь жить. Под землей не осталось воды, ее не осталось в водоносных горизонтах, так что если настает засуха, она настает всерьез. Ты не можешь поить свое стадо, твой скот вымирает от жажды, и с тобой покончено – просто вот так! – Марта щелкнула пальцами. – Сельским хозяйством ты, разумеется, тоже не можешь заниматься, потому что здесь нет ирригации. А для этих новых генетических зерновых со взломанным хлорофиллом по-любому требуется обильное и постоянное водоснабжение, иначе они не смогут поддерживать свои суперпродуктивные характеристики.

– Ясно... – сказал Алекс. Он задумался. – Но ведь сейчас здесь полно травы, растущей как придется. Наверное, здесь все же можно было бы сделать какие-то деньги, если гонять скот взад и вперед по всем пастбищам, не ограничиваясь пределами одного ранчо?

Марта рассмеялась.

– Ну конечно, парень! Ты мог бы гнать свой скот со старого Чайзолм-Трейл и забивать его в Топике, как в старые добрые времена, – если бы тебе позволили. Ты не первый, кому пришла в голову эта идея. Но здесь больше нет свободных пастбищ! Этой землей по-прежнему владеет белый человек, ты не забыл? Война за пастбища окончена, и команчи проиграли ее по полной программе.

– Но ведь эта земля больше не представляет никакой ценности, – возразил Алекс.

– Тем не менее она по-прежнему является частной собственностью. Здесь еще есть немного денег в минеральных и нефтяных запасах; иногда сюда заезжают компании по производству биомассы, убирают кустарник и превращают его в бензоспирт, в промышленное сырье и бог знает во что еще... Тут все – сплошные суды штата, земельные собственники, наследники и так далее и тому подобное, такая каша, что в жизнь не расхлебаешь.

– Например, в настоящий момент мы нарушаем границы чужих владений, – вмешался Сарыч. – Юридически говоря. Вот почему в бригаде имеется собственный законник.

– Джо Брассье вполне приличный парень для законника, – примирительно отозвалась Марта. – У него друзья в Остине.

– Ну хорошо, – сказал Алекс. – С юридической стороной я все понял. А что тут произошло с бульдозером? Кто-то все же пытался расчистить пастбище?

Марта с Сарычом, переглянувшись, разразились хохотом.

– Бульдозер! – всхлипывал Сарыч. – Вот это чокнутый! Бульдозер! Этот парень – самый зеленый из всех зеленых чокнутых придурков всех времен!

Он схватился за свои черные хлопчатобумажные бока, пытаясь удержать трясущиеся ребра. Марта несколько раз сильно хлопнула его ладонью по спине.

– Прости его, – проговорила она, сдерживая улыбку. – С Босуэллом иногда бывает... Алекс, попытайся представить себе сильный ветер, понимаешь? Очень, очень сильный ветер.

– Ты ведь не хочешь сказать, что это след торнадо?

– Вот именно, это он самый и есть. Примерно пятилетней давности.

Алекс воззрился на нее.

– Я думал, торнадо просто сметают все на своем пути.

– Ну да, если это эф-четыре или эф-пять, то, разумеется, именно так и бывает, но этот был маленький – эф-два, не больше. Эти дуги на пути его движения более чем типичны. Их называют точками всасывания – это всего лишь маленькие вихри внутри большого смерча, но такие вихри всегда производят больше всего разрушений.

Алекс принялся разглядывать с верхушки холма тропу, проложенную смерчем сквозь сухой мескитовый лес. Только теперь он понял: эти накладывающиеся друг на друга отметины в форме буквы «С» были шрамами, оставленными узким, наполненным буйной энергией острием вихря, косой в ободе огромного колеса, снова и снова со свистом проносившейся через деревья, в то время как сам смерч, крутясь, двигался вперед. Смерч лишь разрывал мертвые деревья на части, оставляя за собой беспорядочную кучу обломков, но смертоносная точка всасывания разбивала в щепки все, до чего дотрагивалась, разламывала стволы до уровня земли, вырывала корни из почвы, оставляя их в виде растрепанных плетеных ковриков, и сплевывала в сторону ветви, словно деревянный салат из чурбаков и щепок.

Алекс облизал сухие губы.

– Да, я понял. Очень мило... а вы видели, как это произошло? Вы следили за этим смерчем в то время?

Марта покачала головой.

– Мы же не можем следить за всеми смерчами, дурачок. Мы охотимся только за большими.

Сарыч сдвинул на лоб очки, утер выступившие от смеха слезы и поправил свою кепку на потном скальпе.

– Эф-шесть, – произнес он более трезвым тоном. – Нам нужен эф-шесть, парень.

– Мы собираемся найти эф-шесть сегодня? – спросил Алекс.

– Нет, сегодня вряд ли, – ответил Сарыч. – Но если когда-нибудь поблизости заведется хоть один, Джерри найдет его для нас.

И он удалился в заднюю часть фургона.

Алекс задумчиво разглядывал зарубцевавшуюся тропу смерча. Марта подвинулась ближе к нему и понизила голос:

– Ты ведь не испугался, а?

– Нет, Марта, – медленно ответил он. – Я не боюсь.

Она поверила ему.

– Я сразу могла бы это сказать, еще когда ребята крутили тебя в ультралайте. Ты совсем как твоя сестра, разве что не такой... я не знаю... не такой чертовски стильный и совершенный.

– Я вряд ли выбрал бы такие слова, говоря о ней, – отозвался Алекс.

– Ну так вот, насчет эф-шесть, – быстро продолжала Марта, оглянувшись через плечо. – Эта штука... она виртуальная. В реальной атмосфере никогда не было такой вещи, как торнадо эф-шесть, он существует только в математических моделях Джерри. Но когда эф-шесть наконец разразится, бригада будет рядом. Мы зафиксируем все!

Сарыч появился из фургона с длинной связкой брусьев, стопкой материи и толстой катушкой кабеля. Они с Мартой принялись за работу. Воздушный змей был сделан из весьма необычного материала: что-то вроде голубого муарового шелка с плоскими пластиковыми планками, наполовину запаянными в ткань. Пластик был пронизан сетью волосяных проволочных жилок.

Двое бригадиров с такой любовной гордостью собирали свой змей, что Алекс был тронут. У него даже мелькнула мысль, что их бы надо сфотографировать: они были словно аборигены, исполняющие какой-нибудь замысловатый экзотический танец.

После того как они воткнули, и защелкнули, и заклинили на нужных местах разнообразные брусья и шпангоуты воздушного змея, он оказался около двух метров в ширину. Марте пришлось удерживать его обеими руками – не из-за веса, который был ничтожен, а из-за нетерпения, с которым он порывался поймать ветер.

Затем Сарыч размотал кабель. Трос змея очень напоминал старомодный провод кабельного телевидения.

Сарыч пристегнул двойные оттяжки змея к специальному кольцу на конце кабеля и затем осторожно ввернул разъем, которым он кончался, в гнездо посередине одного из полых брусьев. Змей тут же встрепенулся, наполняясь призрачной жизнью и вздрагивая, словно испуганный птеродактиль.

– Эй! – заорал Сарыч. – Ты что, не тестировала этого ублюдка?

– Просто какой-то глюк при загрузке! – прокричала Марта, борясь со змеем и скользя туфлями в пыли. – Вырубай питание!

Сарыч прыгнул к задним дверцам грузовика и нажал несколько клавиш на ноутбуке. Змей снова лишился жизни.

– Интеллектуальная ткань, – пояснила Марта, встряхивая змея со смесью нежности и раздражения. – До того интеллектуальная, что ее иногда клинит. Однако подъемный потенциал у него просто беспредельный.

– Отличная машина, – подтвердил Сарыч, перезагрузив змея и терпеливо наблюдая за разворачивающейся на экране процедурой запуска. – В тихую погоду его можно поднять восходящим потоком над лагерной кухней.

Внезапно змей снова возродился к жизни; его ткань зазвенела, как кожа на барабане.

– Вот это уже больше похоже на правду, – одобрительно сказала Марта.

Она понесла змея прочь, подставляя его легкому ветерку. Сарыч прикрепил барабан с кабелем к заднему бамперу фургона и подождал, пока Марта вытянет трос на дюжину метров.

– Пошел! – заорал Сарыч.

Марта сильным броском зашвырнула огромного змея вверх, и он взмыл в небо.

Змей понемногу вытравливал трос на катушке, самостоятельно корректируя ее разматывание, пока не поймал более сильный ветер. После этого он начал быстро набирать высоту, двигаясь с выверенной скоростью, постоянно виляя то вправо, то влево, но неуклонно поднимаясь вверх серией аккуратных воздушных полупарабол.

– Интеллектуальная ткань, – проговорил Алекс, помимо воли впечатленный. – Очень круто... и сколько мегов она весит?

– О, каких-нибудь пару сотен, – скромно ответил Сарыч. – Чтобы запустить змея, много не надо.

Тем временем Марта взяла на себя взлом цементного бункера возле вышки. Приземистый, лишенный окон бункер выглядел практически несокрушимым, что в этой пустынной местности являлось производственной необходимостью. Алекс до сих пор еще ни разу не встречался со взломщиками зданий; ходили слухи, что все их основные банды были безжалостно выслежены и уничтожены массированными облавами техасских рейнджеров. Тем не менее он был уверен, что кое-кто из взломщиков еще оставался на свободе: грабители, мародеры, собиратели всяческого хлама, сумасшедшие экстремальщики-любители из больших городов. Как правило, они предпочитали передвигаться группами.

Марта установила, что вышка связи принадлежала какому-то банку – это была ячейка для перевода электронных фондов, и тот факт, что она находилась здесь, в глуши, свидетельствовал о том, что переводимые фонды вряд ли были полностью санкционированы государством. Затем Марта взялась за утомительный, но в целом автоматизированный процесс вычисления, каким именно образом можно использовать ячейку бесплатно. Почти все сетевые системы имеют механизмы дипломатического распознавания других сетевых систем, особенно работающие в сфере коммунального обслуживания. Введя надлежащую последовательность запросов и прикрывшись соответствующим сетевым именем, всегда можно получить свободный доступ более или менее высокой степени.

Сарыч тем временем вытаскивал из фургона свои орнитоптеры. Это были беспилотные летательные аппараты с крыльями, полыми костями, изящными сочленениями из пенометалла и шкурой, набранной из отдельных черных пластиковых «перьев». На расстоянии они вполне могли сойти за тройку настоящих сарычей – если не обращать внимания на их тонкие выдвижные антенны и голые, поблескивающие металлом головы с бинокулярными видеокамерами, расставленными на ширину человеческих глаз.