Текст книги "Взлетая высоко"

Бьянка Иосивони
Взлетая высоко

FLYING HIGH

Bianca Iosivoni

Copyright © 2019 by Bastei Lübbe AG, Köln

Covergestaltung: ZERO Werbeagentur GmbH

Coverabbildung: © FinePic/shutterstock

Перевод с немецкого Ксении Трофимовой

© Ксения Трофимова, перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Я взлетаю высоко

Ради тех,

Кто познал темноту.

Вы не одни.

Вы никогда не были одни.

Самое тяжелое испытание в жизни – быть собой, когда весь мир и все вокруг пытаются сделать тебя обычным.

Ральф Уолдо Эмерсон

Плейлист

Kelly Clarkson – Already Gone

The Fray – How to Save a Life

Walking On Cars – Don’t Mind Me

Jason Walker feat. Molly Reed – The Way Back

Avril Lavigne – Head Above Water

Rachel Platten – Fooling You

Jack Garratt – Weathered

Lady Gaga – Always Remember Us This Way

OneRepublic – Choke

Machine Gun, X Ambassadors & Bebe Rexha – Home Florence + The Machine – Wish That You Were Here Eric Arjes – Find My Way Back

The Band Perry – Stay in the Dark Florence + The Machine – Stand by Me X Ambassadors – Torches

Andra Day – Rise Up

Jem – You Will Make It

Walking On Cars – Catch Me If You Can

Tom Petty and the Heartbreakers – Learning to Fly

OneRepublic – Burning Bridges

Fleur East – Girl on Fire

You Me At Six – Take on the World

Imagine Dragons – I Bet My Life

WILD – Back to You

Глава 1

Чейз

Я нашла новое красивое место. То, которое много значило для Джаспера, а не Кэти.

Из всех слов в прощальном письме Хейли именно они врезались мне в память. Они кружатся в голове, так ясно возникая перед моим внутренним взором, что внутри все сжимается и меня чуть не рвет. Я крепче обхватываю руль и заставляю себя сделать глубокий вдох. Один раз. Второй. Третий. Но лучше не становится.

Понятия не имею, как я из закусочной Бет попал сюда, на Скайлайн-драйв, за пределы города. Не могу вспомнить об этом, хоть убей. Знаю только, что должен ехать дальше.

Быстрее. Все быстрее и быстрее. Я должен найти Хейли прежде, чем станет слишком поздно. Прежде чем она сделает то, что никто из нас не сможет исправить.

Мысль, что я потеряю Хейли, заставляет желудок сжаться. Клэйтон снова пытается дозвониться до меня, вероятно, потому что в прошлый раз я просто сбросил его, но я игнорирую вызов, выхватываю телефон из держателя и бросаю на соседнее сиденье. Мне сейчас не до этого. В голове осталось место только для одной-единственной мысли. Для одной-единственной цели.

Я не обращаю внимания на проносящийся мимо пейзаж, из-за которого эту долину посещает столько туристов. Просто смотрю прямо и нажимаю на педаль газа. Двигатель пикапа ревет, и машина словно выстреливает вперед. Еще несколько миль. Еще несколько минут.

Господи, пожалуйста, не дай мне опоздать.

Именно в этот момент мозг решает выпустить снаряд из воспоминаний. Обрывки образов обрушиваются на меня, как чертова приливная волна, грозя похоронить под собой.

Первый раз, когда я увидел Хейли. Сначала в баре «У Барни», когда она обратилась ко мне, а потом на следующий день в «Кексиках Лиззи»: тогда мы оба чувствовали себя в замешательстве.

Первый раз, когда я увидел ее улыбку.

Момент на плато, когда она свесилась головой вниз, совершенно уставшая от жизни.

Ссора в комнате Джаспера. Ее смех в кукурузном лабиринте.

Ощущение ее ладони в моей, тепла ее тела, когда мы танцевали без музыки в полной темноте у нее в комнате.

То, как она изо всех сил удерживала и успокаивала меня, когда я нападал на Шейна.

Первый поцелуй после долгого дня на озере, когда в воздухе висел запах костра.

Сияние радости в ее глазах во время музыкального фестиваля. Решимость, с которой она попрощалась со мной.

В эту секунду я понимаю, что тот миг, возможно, был нашим последним. Что, возможно, вчера вечером был последний раз, когда я разговаривал с Хейли, слышал ее голос, прикасался к ней, обнимал ее и любил.

Я тяжело сглатываю. Пальцы сжимают руль так крепко, что рука дрожит от напряжения. Черт, мне нужно сосредоточиться. Нужно найти правильный поворот, потому что, если я опоздаю хоть на несколько минут, на несколько секунд, все закончится.

Просто закончится.

Хейли

Когда мы были маленькие, Кэти уговорила меня вместе исследовать лес за домом. Нам было всего семь или восемь лет, стоял теплый летний день, и нам стало скучно. Мама что-то разыскивала на кухне, а папа, который до этого сидел в нашем саду и читал, после какого-то важного звонка из адвокатской конторы исчез у себя в кабинете.

– Давай, Хейли!

Я так отчетливо слышу голос Кэти, будто она стоит рядом со мной, и я могу увидеть перед собой маленькую девочку с выгоревшими на солнце каштановыми волосами и смуглой кожей.

– Пошли в лес! Это будет настоящее приключение, вот увидишь!

Сначала я колебалась, потому что боялась, и мы всегда играли там только с папой, но никогда одни. Но тут Кэти протянула мне руку, и я взялась за нее. Хихикая, мы побежали через поле в лес, не думая ни о чем, и конечно, о том, что это может быть опасно или наши родители могут забеспокоиться. И Кэти оказалась права: это было приключение. Мы наткнулись на небольшой ручей. Лучи света между деревьями и искрящаяся на солнце вода выглядели так волшебно, словно мы очутились в другом мире. Но даже этого было недостаточно, поэтому мы забрались на дерево, ветви которого тянулись над ручьем.

– Смотри, как я высоко! Смотри, Хейли! Смотри!

В тот день Кэти, забираясь наверх, поскользнулась и упала с дерева. Ей повезло. Несколько веток замедлили падение, и она приземлилась не на камни у ручейка, а на мягкую почву леса. Мгновение она лежала совершенно неподвижно. Неподвижно. Не издавая ни единого звука. Я думала, что потеряла ее.

Но сейчас я потеряла ее на самом деле.

Кэти ДеЛука родилась двадцатого февраля на две минуты пятьдесят семь секунд раньше меня, но она всегда округляла их до трех минут, потому что так круче звучит. Она была моей старшей сестрой, второй половиной, вдохновением, утешением и центром моей жизни. Я не могу вспомнить такого момента, когда бы мы расставались больше чем на одну ночь.

А теперь… С момента ее смерти прошло ровно пятнадцать недель. Пятнадцать недель без Кэти. Пятнадцать недель, в течение которых я делала все, что всегда хотела. Пятнадцать недель, в течение которых я выполняла данное мной Кэти обещание.

Я была храброй. Всю жизнь я следовала правилам и планам. Я была послушной, в то время как Кэти была бунтаркой. Вихрем. И хотя этим летом я нарушила все свои правила и целых три месяца жила так, будто завтра не наступит, только сегодня я осознала, что на самом деле все это значило. Для меня нет завтра. У этого лета был срок годности. Иначе я бы не смогла осуществить свои планы. Только зная, что снова увижу Кэти и Джаспера, я смогла оставаться смелой. Теперь пришло время быть смелой в последний раз.

Дрожащей рукой я нащупываю ручку двери и выхожу из «Хонды». За несколько шагов я оказываюсь на краю плато. Теплый летний ветерок приветствует меня, и пейзаж, который я уже видела из салона автомобиля, становится во много раз красивее. Долина со всеми ее деревьями, листья которых постепенно окрашиваются в яркие цвета, простирается у моих ног. Река Шенандоа петляет по национальному парку, и вода в ней сверкает на солнце, прямо как ручей в лесу за нашим домом. Отсюда я также вижу Скайлайн-драйв, по которой мы с Чейзом катались в последние несколько недель.

Чейз…

Я зажмуриваюсь, делаю глубокий вдох и заставляю себя выбросить мысли о нем из головы. Дело не в нем. И никогда в нем не было. Речь идет только о клятве, которую я дала на могиле сестры.

Мы снова увидимся, Кэти. Обещаю тебе, что мы снова увидимся. Сегодня сто шестой день, который я проживаю без нее.

И он будет последним.

Громкий треск доносится до моих ушей, нарушая мирную тишину смотровой площадки. Мои пальцы сжаты так сильно, что я сплющиваю бутылку в руке. Молочно-белая жидкость слегка расплескивается. Потребовалось гораздо больше времени, чтобы растворить в воде мамино снотворное вместе с обезболивающим, но мне это удалось.

Теперь нужно…

Как только я выпью эту дрянь, мне останется просто закрыть глаза. Я усну. Снова буду с Кэти. С Джаспером. Наконец увижу их обоих.

Руки дрожат сильнее. Нет, не руки. Я дрожу всем телом.

Ноги подгибаются.

Горячая боль пронзает колени, когда я ударяюсь о твердую скалистую землю плато. Мне просто нужно открыть бутылку, поднести к губам отраву и выпить. И тогда все будет кончено.

Дышать больно. Что-то горячее течет по моим щекам. Я вытираю слезы рукой, но они вновь возвращаются. Просто не заканчиваются. Ужасно глупо.

Я не собиралась сюда приезжать. Я никогда не хотела в Фервуд. Но самое главное, я никогда не планировала здесь остаться. Не на несколько дней. Не на несколько недель. И уж точно не навсегда. Так почему же я тогда плачу? Почему все болит так, будто мое тело изо всех сил сопротивляется тому, что я собираюсь сделать? Когда я снимаю крышку с бутылки, кончики пальцев покалывает, они немеют и вновь и вновь соскальзывают с нее, так что мне удается это сделать только несколько попыток спустя. Черт возьми, мои руки все время были такими потными?

Рыдания срываются с моих губ. Я обещала.

Я обещала Кэти.

Я не знаю, как без нее жить. Я просто не могу.

Я. Не. Могу.

Но моя рука не двигается.

Дрожа, я подползаю ближе к пропасти и смотрю вниз. Я могла бы упасть. Просто закрыть глаза и позволить этому случиться. Но умру ли я на самом деле? Что, если я проснусь в больнице? В тяжелом состоянии и без малейшего шанса закончить жизнь так, как считаю нужным. Мысль о том, чтобы встретиться с мамой и папой в подобной ситуации и увидеть разочарование на их лицах, – хуже всего на свете. Хуже, чем никогда не проснуться.

Кроме того, пути назад нет. Я отправила письмо родителям. Написала Чейзу. Попрощалась.

Я не могу вернуться, даже если бы захотела.

Медленно поднимаю руку. Подношу бутылку к губам. Пальцы дрожат так сильно, что жидкость сильно плещется внутри бутылки.

Мне просто нужно сделать глоток. Один глоток…

Скоро все закончится.

Чейз

Я сворачиваю с шоссе и мчу по грунтовой дороге. Галька рассыпается во все стороны, бьет по кузову. Мимо меня проносятся деревья и кусты. Я должен заставить себя сбавить скорость, чтобы не врезаться в следующее же дерево. Но – черт возьми! Каждая секунда важна. Каждая секунда, в которую я мог бы быстрее добраться до Хейли, чтобы она не…

Передо мной на краю смотровой площадки появляется красная «Хонда».

В первый момент меня парализует от облегчения, но потом я нажимаю на тормоза. Машина, взвизгнув шинами, останавливается в нескольких дюймах от «Хонды».

Мой пульс учащается. В голове не остается ни единой ясной мысли. Один только хаос.

Я распахиваю дверь, выскакиваю из машины и мчусь на плато.

– Хейли?!

Она там. Она все еще там.

Хейли сидит спиной ко мне, слишком близко от пропасти, и не шевелится. И она такая, черт, неподвижная, словно обратилась в камень. Или она…

– Хейли!

На этот раз она заметно пожимает плечами и очень медленно поворачивается ко мне. Если я думал, что не смогу испытать еще больший страх, то ошибался. При виде Хейли мое сердце пропускает гребаный удар, прежде чем снова начать биться еще сильнее.

Глаза Хейли покраснели от рыданий. Слезы блестят на ее щеках. Тушь оставила черные следы на коже. И она такая бледная. Настолько, черт возьми, бледная, словно в любой момент может рухнуть. С обрыва. Может, такой у нее план? Спрыгнуть?

– Чейз?..

Не знаю, услышал ли я свое имя или просто прочитал по губам. Но она меня узнала. Она дышит. И говорит со мной. От облегчения у меня едва не подкашиваются ноги. А затем мой взгляд падает на пластиковую бутылку в ее руке.

Пустую.

– Дерьмо! – Я даже не замечаю, как срываюсь с места, вмиг оказываюсь рядом с Хейли, опускаюсь на колени и осторожно беру ее за плечи: – Что там было? Ты это выпила?

Ее пальцы сжимают мои запястья. Я чувствую, какие они холодные и слабые. Но, несмотря на это, она держится за меня.

– Что ты выпила? – допытываюсь я, пока лихорадочно обдумываю свои следующие действия. Пульс продолжает учащаться, но я беру себя в руки. Первая помощь. Реанимационные мероприятия. Лечение травм. Но ни тогда на пожарной службе, ни на моей подработке в госпитале мы не обсуждали, что делать в подобном случае. Черт, а ведь никто не говорил мне раньше, насколько, черт возьми, беспомощным я могу оказаться однажды.

– Поговори со мной, – прошу я, прикладывая ладонь к ее щеке. Кожа горячая и влажная.

Дыхание Хейли слишком быстрое, пульс неравномерный. Но я не вижу открытых ран, зрачки выглядят нормально, и она в сознании.

Она очень медленно качает головой:

– Я-я… я не смогла. – Ее голос – просто прерывистый шепот, едва слышимый, но все равно такой громкий в тишине, окружающей нас. – Я хотела сделать это. Я хочу сдержать свое обещание Кэти, и… и я… я хочу снова быть с ней, но… я не… я не могу… – Слезы бегут у нее по щекам. – Я просто не могу…

Она повторяет это вновь и вновь, даже тогда, когда я обхватываю ее руками и притягиваю к себе. Бутылка выпадает из ее руки и катится по камням. Только сейчас я замечаю остатки молочно-белой жидкости в бутылке и мокрое пятно на земле рядом с нами. Что бы Хейли там ни собиралась принять – скорее всего, смесь снотворного и других лекарств, если я правильно распознал это по следам, – она, похоже, вылила ее до того, как я пришел сюда. Я даже не могу выразить, какие чувства это во мне будит. Я могу только крепче обнимать Хейли и продолжать гладить по спине и затылку, пока она цепляется за меня. Рыдания срываются с ее губ, она не может остановиться. Дрожь сотрясает все ее тело, усиливаясь с каждым разом.

Я обнимаю ее столько, сколько ей нужно. Сколько это нужно нам обоим.

– Я больше не полноценный человек, – еле слышно шепчет она. – Всего лишь половина…

Все во мне сжимается, и я обнимаю ее немного сильнее. И хотя мне безумно хочется заверить Хейли, что это чувство пройдет и все будет хорошо, я не могу. Потому что не знаю, будет ли это так на самом деле. Нет никаких гарантий. Но я знаю точно, что однажды боль исчезнет.

Сейчас больше всего на свете я ненавижу собственную беспомощность. Единственное, что я могу для нее сделать, это быть рядом и показать, что она не одна. Ведь это правда. Мне остается только надеяться, что этого будет достаточно.

– Ты уверена, что ничего не пила? – спустя несколько секунд спрашиваю я, потому что, несмотря на наступившее облегчение, сомнения все еще грызут меня. Паника, из-за которой мне хочется немедленно отвезти Хейли в больницу, чтобы ее осмотрели, никуда не девается. И кто знает, не приняла ли она чего-то еще, прежде чем приехать сюда…

– Я не смогла, – клянется она. – Я просто не смогла.

Секунду я медлю.

– Ты все равно должна поехать в больницу и пройти обследование, – осторожно говорю я.

Она качает головой и немного отстраняется, чтобы взглянуть на меня.

– Я не могу поехать в больницу. Если я… если я пойду туда, они… Они…

Я понимаю, о чем она. Врачи зарегистрируют случившееся как суицидальные намерения, поговорят с Хейли и в зависимости от того, как пройдет этот разговор, запишут ее в особый список – как лицо, создающее угрозу собственной жизни. Ей могут порекомендовать остаться под присмотром на несколько дней. Но никакой принудительной госпитализации не будет. Хейли ничего не сделала. Она собиралась, да. Но ничего не сделала.

– В больнице тебе могут помочь, – пытаюсь успокоить я. – С тобой не случится ничего плохого, это я тебе обещаю. Необходимо, чтобы тебя осмотрели, и тебе надо с кем-нибудь поговорить. С кем-то, кто обучен этому.

Она качает головой.

– Клянусь, я ничего не пила. Пожалуйста, Чейз, – ее глаза все еще кажутся огромными на неестественно бледном лице. Умоляющими.

Она почти лежит на земле. Твою мать, если я просто возьму ситуацию в свои руки и отвезу ее в отделение неотложной помощи, хоть она этого и не хочет, не воспримет ли Хейли это не так… Что мне с ней делать? Могу ли я на самом деле взять на себя ответственность, чтобы поступить так, как она хочет? Могу ли я доверять ей? После всего, что случилось? После того, что она почти совершила?

– Пожалуйста… – Ее голос – не более чем просто дыхание. Слезы вновь стекают по ее щекам. – Я не хочу туда ехать.

Я в замешательстве и корю себя за то, что собираюсь сделать. Я стискиваю зубы так сильно, что у меня начинает болеть челюсть. Я не могу злоупотреблять доверием Хейли. Но я не могу и бездействовать, ведь ей нужна помощь, и это очевидно. Дерьмо, это противоречит всей моей сущности.

– Хорошо, – отвечаю я, когда мне в голову приходит идея. – Мы не поедем в больницу. Я отвезу тебя обратно в твою комнату над закусочной. При одном условии.

Мгновение она молчит, глядя мне в глаза, а затем легонько кивает.

– У меня есть знакомый врач, который должен мне услугу. Он обследует тебя, не официально, хорошо?

Она колеблется, по-видимому, борясь с собой, но после снова кивает.

– Хорошо…

– Обещай мне, Хейли. Обещай, что позволишь ему осмотреть себя.

– Обещаю, – шепчет она, цепляясь за меня, когда я снова обнимаю ее. – Но я ничего не пила.

Боже, надеюсь, что это правда. Очень на это надеюсь. Почти так же, как и на то, что смогу заставить ее поговорить с кем-то, кто готов к таким драматическим ситуациям.

Я медленно поднимаюсь и помогаю Хейли встать. Затем я провожаю ее до пикапа, открываю пассажирскую дверь и, усадив на сиденье, пристегиваю ремень безопасности. Все это время у меня нестерпимо болит в груди, голова идет кругом.

Она этого не сделала. Хейли не сделала этого. Но почти сделала. Возможно, она бы выбрала другой путь, если бы я не появился вовремя. Если бы только я оказался здесь через несколько минут – я бы нашел ее невредимой? Или от Хейли, с которой я провел последние несколько недель, не осталось бы и следа?

Когда я обхожу машину, сажусь за руль и завожу двигатель, то понимаю, что ошибся. Я не знаю Хейли. На самом деле не знаю. И, возможно, никогда не знал.

Глава 2

Хейли

Когда я открываю глаза, все кажется мне таким безмятежным. Мое окружение. Мое дыхание. Мои мысли. Все совершенно спокойно. И на мгновение я замираю где-то между сном и реальностью, и это самое приятное чувство из всех, что я когда-либо испытывала. Пока не возвращаются воспоминания. О том, что произошло. О том, что я чуть не сделала. И с каждым вернувшимся кусочком прошлого внутри меня что-то рвется, снова и снова, пока боль не становится настолько нестерпимой, что я вообще больше ничего не чувствую. Я словно каменею.

Постепенно все вокруг становится четче. Я лежу в знакомой мне кровати, от которой пахнет не только мной, но и Чейзом. Я смотрю в потолок, на который пялилась слишком много раз за последние несколько недель. Теплое дыхание ветра касается моего лица. Наверно, открыто окно. С улицы доносятся голоса. Шаги. Плач ребенка. Легковые автомобили. Велосипедные звонки. Все кажется таким… нормальным. Таким обыденным. Но при этом оно не должно таким быть. Как жизнь может продолжаться, будто ничего не произошло?

Я зажмуриваюсь и пытаюсь не думать об этом. Но больше всего я стараюсь сопротивляться желанию посмотреть на часы. Потому что независимо от того, какое время они мне покажут, я знаю, что уже слишком поздно. Меня не должно быть здесь. Я не хотела быть здесь. И все-таки я здесь. Не потому, что Чейз или кто-то другой не дал мне выпить таблетки. Я сама удержалась от этого. И в этот момент я уже не знаю, должна ли быть благодарной или ненавидеть себя за это. И хотя я бы предпочла не делать ничего, кроме как снова провалиться в сон и забыть обо всем, я медленно сажусь. У меня пересохло во рту, глаза горят, голова гудит. Я плакала. Это я помню даже слишком отчетливо. Чейз крепко обнимал меня, а я рыдала так сильно, будто прошла все круги ада.

Доктор, с которым дружит Чейз и который осмотрел меня, подтвердил то, что я уже и так знала. Я ничего не приняла. Не смогла. Я слышала их тихое бормотание, доносящееся из коридора, но запомнила только несколько фраз из разговора.

– Физически, кажется, все в порядке, за исключением полного истощения. Но все остальное… – Доктор, чье имя вылетело у меня из памяти, сообщил Чейзу, что мне нужно как можно скорее к терапевту или в консультационный центр. Кроме того, было бы хорошо не оставлять меня одну в ближайшее время. Поэтому я, наверно, должна была бы ожидать, что в моей комнате кто-то будет, и все же я удивляюсь, когда слышу знакомый голос.

– Добро пожаловать обратно.

Я поворачиваю голову и смотрю прямо в лицо человеку, сидящему на стуле рядом с моей кроватью.

– Лекси?..

Кузина Чейза опускает книгу, заложив страницу пальцем, и переводит на меня свой взгляд.

Это и правда она. Лекси сидит со мной, наверно, всего несколько минут, но, может, и несколько часов. Должно быть, прошло много времени, потому что небо за окном окрасилось в золотистый цвет. Судя по всему, я проспала почти весь день. Наверно, это и неудивительно после того, как я не сомкнула глаз прошлой ночью.

Вопрос, что произошло, крутится у меня на языке, но я не задаю его, потому что понимаю, как это было бы абсурдно. Я точно знаю, что случилось, и не думаю, что когда-нибудь об этом забуду. Даже если бы захотела.

Секунду мой взгляд блуждает по комнате, которую я считала, что больше никогда не увижу, а затем снова падает на Лекси. Она кажется бледной. Длинные, курчавые волосы похожи на растрепанную гриву, будто подруга только выползла из кровати. Ее макияж под глазами немного смазан, а шея хрустит, когда она выпрямляется и поворачивает голову в мою сторону.

– Где Чейз?

Не знаю, почему именно этот вопрос я задаю первым. Может, потому что он был последним, кого я видела перед тем, как заснуть. Может, потому что его присутствие все еще так явно ощущается в комнате. А может, потому что после всего, что произошло, я боюсь снова с ним столкнуться.

– Прямо сейчас? – Лекси приподнимает брови и кладет книгу на тумбочку. Потом бросает быстрый взгляд на свой телефон, а затем он с грохотом падает на все ту же тумбочку. – Понятия не имею. Сказал, что вернется через несколько часов. – Последние слова она произносит сквозь стиснутые зубы.

Я медленно перевожу взгляд с телефона на Лекси. Я уже видела это раздраженное, упрямое выражение на ее лице. И если быть точной, то не один раз.

– Ты из-за меня так разозлилась?.. Или из-за Чейза?

Она пренебрежительно фыркает:

– Чейз – идиот. Он предпочитает убегать от проблем, а не оставаться, чтобы решить их. Или – не дай бог! – чтобы сделать это вместе. Как и кое-какой другой парень, чье имя здесь не упоминается.

Я невольно вздрагиваю и смотрю вниз на тонкое покрывало.

– Похоже, у всех нас есть что-то общее…

Лекси мгновенно переводит на меня взгляд, а затем резко встает.

– Хочешь что-нибудь съесть? Выпить? Лично я умираю от голода.

Она так быстро меняет тему, что я едва поспеваю за ней, но все же киваю, даже несмотря на то, что не хочу есть.

– Это было бы здорово.

– Ладно. – Она упирает руки в бедра и пронзительно смотрит на меня. – Я ненадолго спущусь в закусочную и принесу нам что-нибудь. Не делай ничего…

– Глупого?

На мгновение она сжимает губы.

– Ничего, что бы не сделала я, – она испытующе оглядывает комнату, будто что-то ищет, а затем кивает. – Сейчас вернусь.

Я смотрю ей вслед и замечаю, как она просто прикрывает дверь, вместо того чтобы закрыть ее за собой, и не знаю, испытывать ли от этого облегчение – или плакать. Вообще-то я больше ничего не знаю. Все не так, как должно быть, и это моя вина.

Какое-то время я просто таращусь на свои руки, потом заставляю себя встать и тащусь в ванную. Иду в туалет, чищу зубы и умываю лицо. Когда я вытираю его полотенцем, мой взгляд падает на знакомые вещи. Лекси и Чейз, наверно, вытащили их из «Хонды» и распаковали. Щетка, туалетные принадлежности, резинки для волос, гель для душа, шампунь… но не хватает бритвы. Как и стакана с водой в комнате. Я могу понять, зачем они их убрали, тем не менее от осознания этого меня мутит.

Не могу поверить, что я стала такой девушкой. Девушкой, за которой нужно присматривать, чтобы с ней ничего не случилось. При этом у меня никогда не было желания причинять себе боль. Мне всегда хотелось убежать от нее, а не испытывать ее. Я медленно опускаю полотенце и вешаю его обратно. В колледже у меня были знакомые, которые сами себе вредили. У некоторых из них шрамы незаметны, другие же вечно будут носить память о случившемся на своем теле. И люди будут смотреть на них и знать, откуда у них эти шрамы. И всегда найдутся те, кто осудит их за это. Отныне и в моей жизни есть люди, которые знают, что я хотела сделать.

Я зажмуриваюсь, но все еще не могу остановить слезы. Тело болит. Как и голова. Но хуже всего болит внутри, глубоко в груди, где осталась огромная черная дыра. Единственной причиной, по которой я могла наслаждаться этим летом и совершать все эти сумасшедшие поступки, была абсолютная уверенность в том, что шестого сентября я снова увижу Кэти. Я даже записала дату, место и время в календаре, прежде чем отправиться в поездку. Ровно через пятнадцать недель после того, как она покинула нас. Тот же будний день. То же время. Особое место, куда мы с Кэти очень хотели вернуться. Шестое сентября все еще не закончилось, но уже вечер, и я… я не знаю. Больше нет даты, на которую я могу опереться, нет дня, когда я снова увижу сестру и лучшего друга… И я не имею ни малейшего представления о том, как с этим справляться. Как жить с осознанием того, что эти двое никогда не вернутся. Что я потеряла их навсегда.

– Хейли? – Голос Лекси вырывает меня из моих мыслей. Отражение в зеркале смотрит на меня покрасневшими, подозрительно блестящими глазами. Я задираю нос, вытираю рукой щеки, а потом возвращаюсь в комнату.

– Что ты принесла?

Лекси недоверчиво смотрит на меня. Всего лишь короткое мгновение, возможно, это лишь секунда, но я ненавижу ее за него. Она больше мне не доверяет. И я знаю, что у нее есть все основания для этого. Она указывает на бумажные пакеты и пластиковые стаканчики на кровати.

– Молочные коктейли, кофе, кое-что из выпечки Бет, бейглы и все в таком духе.

Я сажусь к ней на кровать и помогаю распаковать еду. Мне все так же пока не хочется есть, но ради Лекси я кусаю бублик и делаю глоток латте маккиато. Наверно, кофе приготовила Бет, так как на вкус он точно такой же, как те, что я постоянно пила в течение последних трех недель. Именно такой, как мне нравится.

– Ты знала, что Чейз хотел стать парамедиком? – вдруг спрашивает Лекси спустя несколько минут.

Я останавливаюсь, дожевывая бублик, и медленно качаю головой. Он никогда не говорил мне об этом, но почему-то я совсем не удивлена. Если Чейз может кому-то помочь, то он это сделает.

Лекси корчит недовольную гримасу.

– Это было еще в школе и какое-то время после. В детстве его самым большим желанием было стать пожарным. Он постоянно бегал с нелепым шлемом на голове, который ему подарили на Рождество. Вообще-то пожарным запрещено обучать несовершеннолетних, но начальник местной базы – друг нашей семьи, и он разрешал Чейзу иногда ездить с ними. Там он довольно быстро понял, что тушить огонь не его. Он посещал медицинские курсы в старшей школе, и даже несколько месяцев после занятий работал медбратом. Ну ты знаешь: перекладывать файлы из одной стопки в другую, проводить время с пациентами, помогать персоналу и так далее.

– Вот где он познакомился с доктором? – Я слышу свой вопрос. – В госпитале, когда работал медбратом?

Лекси кивает и сует большой кусок шоколадного торта в рот.

– Какое-то время я была убеждена, что он нашел свою судьбу, – бормочет она.

– И что случилось?

Так как очевидно, что что-то случилось, раз Чейз больше не работает в госпитале и не сделал карьеру как парамедик. Он изучает архитектуру, на следующей неделе вернется в кампус, а после учебы присоединится к компании отца и дяди и будет проектировать здания.

– Наша семья случилась, – тихо смеется Лекси, но ей как-то невесело. – Бесчисленные поколения архитекторов. Никто никогда не спрашивал Чейза или Джоша, что они хотят сделать со своей жизнью. Все было решено за них с самого начала. Когда в средней школе Чейз это осознал, то сделал поворот на сто восемьдесят градусов и какое-то время бунтовал. Но в конечном итоге… – Она глубоко вздыхает и, словно сознавая свое бессилие, пожимает плечами. – В конце концов он подчинился. Он пошел в армию – еще одна семейная традиция – и завершил базовую подготовку… – Она делает паузу и, кажется, на секунду задумывается. – А потом еще и курсы для парамедиков… После этого он отправился в Бостон и начал изучать архитектуру.

Чейз никогда не говорил об этом. Я знала, что он был не особенно доволен своей учебой и выбором профессии – но я понятия не имела, что это все дело рук его семьи. С другой стороны, я слишком много скрывала от него, чтобы обвинять его в молчаливости. Но давно ли он отказался от своей мечты? Он еще вспоминает о ней, хотя бы иногда?

– А что насчет тебя? – спрашиваю я, сознательно направляя разговор в другое русло. – Почему ты не пошла в семейный бизнес?

Ее полные губы кривятся в усмешке.

– Потому что моя бунтарская фаза никогда не прекращалась. Но, честно говоря, думаю, что папа и дядя Квентин втайне все еще надеются, что когда-нибудь я открою в себе любовь к архитектуре и приду в чувство, – на последних словах она рисует кавычки в воздухе. – Чего никогда не случится. Для меня нет ничего скучнее, чем проектировать уродливые корпоративные здания и отели, я всегда была лохом в построении геометрии комнат, и одна только мысль, что мне придется всю оставшуюся жизнь сидеть в душном офисе, приводит меня к осознанию, что я с тем же успехом лучше спрыгну с крыши. – Ее глаза в ужасе округляются, когда она выпаливает последнюю фразу. – О черт. Прости. Это была дурацкая шутка.

– Нет, – я качаю головой и даже, к своему удивлению, улыбаюсь. – Это было точно сказано.

– Нет, это бесчувственно и…

– Спасибо, – перебиваю я и кладу наполовину съеденный бейгл обратно на бумажный пакет.

Лекси хмурится. Она выглядит растерянной.

– Спасибо за что?

– За то, что общаешься со мной, как раньше, а не как с кем-то, кто… кто…

– Хотел покончить с собой? Ты же собиралась это сделать, поэтому можешь спокойно произнести эти слова.

Я плотно сжимаю губы. Не буду говорить ничего вслух. Я не хотела никому вредить, не хотела шокировать или причинять страдания. Я просто хотела снова быть с Кэти. Хотела быть с Джаспером. Чтобы боль наконец прекратилась. Мне невыносима мысль о жизни без моей сестры-близняшки.

Может быть, именно поэтому мне кажется нереальным все вокруг – быть здесь и сидеть на кровати с Лекси. Вообще дышать – это так сюрреалистично. И говорить. Существовать. Все пошло не по плану. Мы с Кэти с самого начала были единым целым. Мы даже шутили, что состаримся вместе в огромном доме, полном кошек или внуков. Как именно это произойдет, мы не знали, но то, что мы будем вместе до последнего вздоха, нам было совершенно ясно. Столько раз мы говорили об этом, и ни одна из нас даже подумать не могла, что может быть по-другому. Что одна из нас останется в полном одиночестве.