Текст книги "Взлетая высоко"

Глава 7

Хейли

На следующий день рано утром меня забирает Шарлотта. Мы прощаемся с Лекси: она берет в закусочной еду и молочный коктейль, а затем едет на работу в мастерскую. Не знаю, как мне относиться к тому, что никто не хочет выпускать меня из виду, но это не значит, что я не могу этого понять. Будь я на их месте, тоже бы беспокоилась. При этом я никогда не хотела… Боже, я не хотела навредить себе. Я хотела быть с Кэти, потому что не могу представить себе жизнь без нее. Потому что не знаю, как должна себя вести, когда ее нет рядом. Как я должна существовать без моей сестры-близняшки, если с каждым вздохом осознаю, что ее больше нет? Что я больше никогда ее не увижу?

Мои руки начинают дрожать, а в груди становится слишком тесно, но я заставляю себя дышать. Я даже умудрилась выдавить из себя что-то вроде улыбки ради Шарлотты. Она стоит перед закусочной в красивом платье. На ее лице очки, а в короткие светлые волосы вплетен цветок. Она терпеливо ждет, когда мы отправимся в путь.

– Спасибо за помощь, – благодарю я, а она качает головой и на мгновение кладет руку на мою. Кроме того, она не обнимает меня, ни в качестве приветствия, ни в качестве утешения. И почему-то я благодарна ей за это, потому что, если бы она это сделала, я бы, наверно, тут же заплакала. А мне надоело рыдать.

– Это же само собой разумеется. Жаль, что я ничего не заметила раньше, – она нервно теребит свою сумочку. – Хейли, мне ужасно жаль, если я донимала тебя с рукописью и литературным агентством. Это не входило в мои планы. Надеюсь, ты понимаешь.

Я киваю, потому что – честно? Я даже не думала об этом. Кроме того, я не могла злиться на Шарлотту. Знаю, что у нее были добрые намерения. Шарлотта не виновата в том, что все вышло из-под контроля. Я до сих пор не знаю, как мне разобраться с этим делом, но она точно здесь ни при чем. В любом случае я откидываю этот вопрос в сторону.

– Мы можем идти? – Я указываю в неопределенном направлении, так как понятия не имею, в каком здании работает врач, к которому мы направляемся. – Не хочу опаздывать.

Но самое главное, я больше не хочу стоять перед закусочной, пока люди входят и выходят из нее. Мне тяжело находиться здесь, и я не хочу становиться темой для сплетен.

Шарлотта понимающе кивает:

– Конечно. Тут совсем недалеко. Мы можем дойти пешком.

– Хорошо.

Сегодня теплый, хотя и облачный сентябрьский день. Отголоски лета еще чувствуются, но осень уже наступает: листья на деревьях поменяли цвет, они покрывают землю. Вокруг продают первые украшения и конфеты к Хеллоуину. Витрина книжного магазина тоже украшена и теперь кажется мне более праздничной с разноцветными листьями и путеводителями по долине Шенандоа в витрине. Во время моей первой поездки по долине с Чейзом я задавалась вопросом, как она может выглядеть осенью, но теперь все, что я вижу, слышу и чувствую, кажется мне до странности нереальным. Будто я все еще здесь, но одновременно меня нет. Я собиралась дожить только до шестого сентября, а сегодня уже девятое.

– Слышала, твои родители в городе, – какое-то время спустя говорит Шарлотта.

Я вздыхаю:

– Новости в Фервуде разносятся довольно быстро, да?

Она иронично улыбается.

– Тебе только сейчас это пришло в голову?

Нет, на самом деле нет. Я была очень рада быть той путешественницей, которая застряла в Фервуде, пока ее машина не будет отремонтирована. Больше никаких подробностей. Никакой трагической предыстории. Просто девушка из Миннесоты, которая решила провести здесь пару недель. Боже, я бы хотела вернуться в прошлое и снова стать этим человеком, даже если это означает, что нужно забыть все, что произошло. Это было бы гораздо проще, чем разгребать свои проблемы.

– Моя тетя работает в отеле. Она рассказала маме о новых гостях, а та упомянула об этом при разговоре со мной. Ты им позвонила или?..

Я уже готова рассмеяться, но изо всех сил сдерживаюсь.

– Я им не звонила, – бормочу я, таращась на свои римские сандалии и покрытые белым лаком ногти на ногах. – Я написала прощальное письмо, и как только они получили его, то сразу же приехали сюда.

– Так быстро? – недоумевает Шарлотта. – Когда я отправляю письмо по почте, проходит целая вечность, прежде чем оно добирается до места назначения. Тебе повезло.

Да. Мне чертовски повезло, что письмо было доставлено с такой бешеной скоростью. Иначе мамы и папы сейчас бы здесь не было. Но я также понимаю, что только отсрочила бы неизбежное. Судя по тому, как родители отреагировали, они бы тут же все бросили и приехали в Фервуд.

– Ты уже знаешь, что делать дальше? – через мгновение спрашивает Шарлотта только для того, чтобы почти в ту же секунду извинительно поднять руки. – Прости, не хочу на тебя давить. Это должно быть настоящее безумие для тебя.

Я киваю, потому что она права. Во всем. Я не имею ни малейшего представления о том, как быть дальше. Знаю лишь, каким будет мой следующий шаг. И это единственное, на чем я могу сейчас сосредоточиться.

Мы сворачиваем с Мейн-стрит в небольшой переулок. Здесь меньше магазинов, но есть кондитерская с такой витриной, что даже у меня текут слюнки – а ведь я ни кусочка не съела за завтраком.

Шарлотта, которая, должно быть, заметила мой многозначительный взгляд, усмехается.

– Я часто прихожу сюда после сеансов, чтобы вознаградить себя за смелость. Или иду в книжный. Мы можем сделать то же самое позже, если хочешь.

Я делаю глубокий вдох и внутренне настраиваюсь. Несмотря на то что я никогда не была у терапевта, психолога или психиатра и не знаю никого, кому приходилось бы у него бывать, я не могу представить, что наш сеанс будет приятным. Наверняка меня будут резать живьем – только не тело, а мысли и чувства. Ух. Прелестно.

– Хорошо, – с запозданием отвечаю я и отрываюсь от кондитерской. Я даже не замечаю, что снова сжала руки в кулаки, пока не чувствую жжение в ладонях. Боже, как же я жалею, что не надела одежду с длинными рукавами. Самое позднее к обеду я бы сильно вспотела, но могла бы хоть возиться с рукавами, чтобы хоть как-то занять пальцы.

Мы сворачиваем еще раз, и Шарлотта останавливается перед невзрачным белым домиком с красивыми темно-зелеными ставнями. Рядом с дверью висит золотая табличка с выгравированной черной надписью: доктор Джейн Санчес. Врачебная практика психотерапии, психологических консультаций и помощь людям, потерявшим близких.

– Если ты… – начинает Шарлотта и на секунду умолкает. – Если ты и правда хочешь пройти через это, то имей в виду, будет нелегко.

– Я знаю.

– Будет больно. В одни дни меньше, а в другие ты будешь чувствовать себя так, будто тебя сбил грузовик. Я не пытаюсь тебя отговаривать, – поспешно добавляет она, и я замечаю беспокойство в ее глазах. – Просто хочу, чтобы ты поняла, что это длительный процесс, который займет какое-то время, прежде чем тебе станет лучше. Но тебе станет. Это я могу обещать. – Понятия не имею почему, но у меня снова наворачиваются слезы. Может, потому что Шарлотта проходит тот же путь – путь утраты. В лице Джаспера она тоже потеряла близкого человека, и все-таки ей удалось жить дальше, иначе она бы не стояла здесь сегодня. Она права. Будет лучше. Боже, должно быть лучше, потому что я не знаю, как жить без Кэти. Просто не знаю. Не представляю жизни без нее. В последние несколько месяцев она по-прежнему была частью моей жизни, ведь я продолжала писать ей, отправляла голосовые сообщения и слушала те, что она оставила для меня. Всякий раз, когда мне было нужно услышать ее голос, я прокручивала те сообщения. Я отправилась в это путешествие и была храброй не ради себя, а ради нее. Всегда – только ради нее.

Как попрощаться с человеком, который был для тебя важнее всех на свете? Не имею ни малейшего представления, но больше всего я боюсь даже не этого. Гораздо сильнее меня пугает мысль о том, чтобы продолжать жить без Кэти. Жить без нее и быть счастливой, несмотря на то что ее уже нет. Как я вообще могу быть счастлива без нее?

– Хейли? – Шарлотта вопросительно смотрит на меня. – Ты готова?

Я смахиваю слезы и поспешно киваю, так как сейчас ни за что на свете не смогла бы выдавить из себя улыбку.

– Я буду в комнате ожидания, если понадоблюсь, хорошо?

– Хорошо.

Она ободряюще улыбается, и мы вместе входим в клинику. Шарлотта оказалась права. Когда я примерно через час выхожу оттуда, мне не лучше. Я дерьмово себя чувствую. Легче, чем раньше, но все равно дерьмово. Голова раскалывается, глаза опухли, и мне снова нужен носовой платок, притом что я уже израсходовала целую пачку во время разговора с психологом. Мы с Шарлоттой молчим на обратном пути, и я благодарна за это, так как за последний час наговорила столько, сколько не наговорила бы за целую вечность. Доктор Санчес все это время была доброй и сострадательной. Она внимательно слушала меня, ни разу не осудила или не отреагировала как-то странно, независимо от того, что вылетало из моего рта. Но еще она задавала вопросы. Неудобные вопросы, с которыми я не хотела иметь дело.

Хейли, когда вы были на смотровой площадке с таблетками снотворного в пятницу утром… Вы хотели умереть на самом деле? Или дело в том, что вы не знали, как продолжать жить без Кэти?

Ее вопросы звучат у меня в голове даже сейчас, после сессии.

Продолжать жить без Кэти…

Господи, не хочу об этом думать. У меня больше нет сил. Я просто хочу лечь в свою постель, натянуть одеяло на голову и уснуть. Или продолжить смотреть сериал, который мы с Чейзом начали.

При мысли о Чейзе сердце в груди болезненно сжимается. Вчера вечером он прислал мне очередное сообщение, чтобы пожелать спокойной ночи, и держу пари, если я посмотрю в телефон, то найду еще одно. Он в курсе, что сегодня у меня встреча с доктором Санчес. В конце концов, это он предложил мне терапию.

Доктор Санчес заверила меня, что то, что я чувствую сейчас, это нормально. Что с моей стороны было смело и правильно прийти к ней. И хотя я без понятия, как жить дальше, мы договорились о дальнейших встречах. Я отказалась от лекарств, но еще раз прийти к доктору Санчес, чтобы поговорить… да, это я могу. И хочу.

Мы с Шарлоттой пробегаем мимо кондитерской, не заходя внутрь, и оставляем позади книжный магазин. И когда мы добираемся до закусочной, я обнаруживаю у входа свою мать.

Я резко останавливаюсь. Потому что, хоть и знаю, что она с отцом в городе, все же мне удивительно видеть ее здесь.

– Мама?

Она пристально смотрит на меня, затем моргает и медленно подходит ко мне с нерешительной улыбкой.

– Хейли, – ее взгляд скользит по мне. – Я едва узнала тебя. Ты выглядишь… по-другому.

Только когда я замечаю странное выражение на лице Шарлотты и осматриваю себя, то понимаю, что имеет в виду мама. И она права. Я больше не та Хейли в легинсах, широких толстовках и тусклых свитерах. На мне длинное темно-красное платье с узорами из золотых блесток, которое я никогда не осмелилась бы надеть раньше. Помимо этого целая куча цепочек и браслетов, которые добавились за лето. В том числе украшения с того музыкального фестиваля, на котором я была с Чейзом. Боже, мне кажется, что это случилось целую вечность назад. Как будто в другой жизни и с другой Хейли. Но браслеты – доказательство того, что это не так. Я была там с Чейзом и видела, как играет одна из моих любимых групп.

Громкий кашель вырывает меня из моих мыслей.

Шарлотта указывает в сторону кафе.

– К сожалению, мне пора. Работа зовет.

На этот раз я не раздумываю, а быстро прижимаю ее к себе.

– Спасибо, что сходила со мной, – шепчу я.

Она мягко улыбается и сдвигает очки на переносицу.

– В любое время. Ты заглянешь в «Кексики Лиззи» или увидимся в баре «У Барни»? Остальные тоже там будут.

Я киваю, хотя не могу ничего гарантировать, потому что больше всего мне хочется вновь спрятаться от мира в своей комнате. Только я не смогу спрятаться от себя, как бы мне этого ни хотелось. Но идея провести вечер с Чейзом, Лекси, Шарлоттой и Эриком с Клэйтоном кажется мне… прекрасной.

Шарлотта вежливо прощается с моей мамой, потом бежит в кафе.

Мама робко улыбается:

– Она кажется милой.

– Она ходила со мной на мой первый сеанс терапии.

Похоже, это удивляет маму, хоть и ненадолго.

– Это хорошо, Хейли. Мне жаль, что мы раньше не узнали, что с тобой происходит. Я…

– Мы и правда должны говорить об этом здесь, мам?

Она быстро оглядывается, но едва ли кто-то обращает на нас внимание. Сейчас утро, и все в Фервуде идет своим чередом. Люди, которые пришли в закусочную на завтрак, в любую минуту встанут из-за своих столиков, чтобы уйти, или уже это сделали. А обеденная суета еще не началась.

– Нет, конечно, нет, дорогая, – мама кладет руку мне на спину и уводит меня прочь. Подальше от закусочной и от моей комнаты. – Но думаю, что важно, чтобы ты с кем-то об этом поговорила. А если это терапевт, тем лучше.

Прежде чем я успеваю опомниться, мы уже не спеша идем по другой стороне Мейн-стрит. Если идти в этом направлении, то рано или поздно окажешься рядом с кладбищем. Знаете, как это жутко? Нет, наверное, нет. Скорее всего, она не знает, что там городское кладбище. Или что там похоронен мой лучший друг.

Мама делает глубокий вдох:

– Я хотела извиниться перед тобой.

– Ты не должна…

– И все же. – Она уже не выглядит такой измученной, как вчера, но все же я уверена, что лучше, чем я, с моими опухшими веками и красным носом. Тем не менее сейчас ее глаза наполнились слезами. – Да, я должна. Хейли, я… прости. Я должна была выслушать тебя, когда ты позвонила, и я не должна была сбегать вчера, и… и я не должна была называть тебя Кэти. – Слезы текут по ее щекам, но она не обращает на них внимания, а нервно теребит пальцы, как часто делаю и я. – Мне ужасно жаль, дорогая.

– Мама… – перебиваю я ее, потому что не могу больше смотреть на нее в таком состоянии. – Все в порядке.

Она яростно качает головой:

– Ничего не в порядке, и мы обе это знаем. Когда Кэти умерла, твой отец и я с головой погрузились в работу, из-за чего у тебя сложилось ощущение, что нам на тебя наплевать, и ты… ты чуть… – она громко вдыхает и выдыхает. – Мы бы не вынесли, если бы потеряли тебя, Хейли. Мы с твоим отцом любим тебя больше всего на свете.

Я не знаю, кто из нас делает первый шаг. То ли мама движется ко мне, то ли я к ней, но вдруг я оказываюсь в ее объятиях.

– Я тоже вас люблю, – шепчу я. – И я не хотела делать вам больно. Я всего лишь хотела…

– Я знаю, – она обвивает меня руками и гладит по волосам. – Я знаю, дорогая.

В этот раз мне все равно, кто пройдет мимо и что увидит. Мне все равно, что подумают окружающие. Потому что сейчас есть только я и моя мама. Мама, которую я наконец вернула.

Она осторожно отстраняется, но ровно настолько, чтобы посмотреть на меня. Грустная улыбка скользит по ее лицу.

– Только взгляни на нас… – Она медленно вытирает сначала мои, потом собственные слезы. И я использую, наверно, сотый за это утро платок.

Мы проходим еще немного по Мейн-стрит, мимо салона, где мне набили татуировку, мимо парикмахерской и небольшого бутика со шляпами. Мама взяла меня за руку и притянула к себе, так что теперь мы шагаем бок о бок.

– Мы с твоим отцом беспокоимся о тебе, Хейли, – некоторое время спустя говорит она.

– Я знаю.

– Мы долго разговаривали, и мы хотим, чтобы ты вернулась домой вместе с нами.

Я застываю. Просто перестаю дышать. И останавливаюсь, заставляя маму сделать то же самое.

– Что?.. – выдыхаю я.

– Ты совсем одна в этом чужом городе, далеко от дома. Здесь ты хотела с собой… – она делает паузу и так же, как и я, не может вымолвить ни слова.

– Я не одна, – протестую я, но даже в моих собственных ушах это звучит неубедительно. Может быть, потому что я только вышла от доктора Санчес и еще не готова к новой борьбе? Я чувствую себя обессиленной и опустошенной. Но я не могу так просто проигнорировать ее заявление. – У меня есть друзья.

Друзья, которые были рядом, когда моих родителей не было. Друзья, которые приняли меня здесь и дали почувствовать, что я не чужая. Друзья, которые принимают меня такой, какая я есть, после случившегося.

И у меня есть Чейз. Даже если после всего, что произошло, я понятия не имею, в каких именно мы отношениях, все равно без всяких сомнений я знаю, что могу на него положиться. Что он будет рядом, несмотря ни на что.

Мама вздыхает. Она не выглядит счастливой, но и принудить меня к чему-то не может. Мне двадцать один год. Мои родители больше не могут мне приказывать. И, к счастью, мама даже не пытается это делать.

– Подумай, – взывает она ко мне. – Тебе здесь не место. Этот город… Эти люди… Ты едва их знаешь, – она качает головой, словно обвиняя Фервуд или его жителей в том, что я пыталась покончить с собой. – Дома мы сможем позаботиться о тебе, быть рядом, предоставить всю необходимую помощь, дорогая.

– Я получаю помощь и здесь.

– Хейли, – она хватает меня за руки и мягко их сжимает. – Мы приехали сюда ради тебя. Мы с твоим отцом просто хотим, чтобы тебе стало лучше. Дома мы сможем обо всем позаботиться. Но здесь? В этом городе? Чем ты собираешься платить за терапию? Ты студентка колледжа, бросившая учебу. У тебя нет настоящей работы, и ты израсходовала все деньги из своего фонда на эту поездку. Да, твой отец говорил с банком, – добавляет она, будто предвидя мой вопрос. – В данный момент он обсуждает с руководством колледжа твои проблемы, фактически использует все имеющиеся у него рычаги, чтобы тебе засчитали твои прошлые заслуги. Ты же хочешь продолжить обучение?

Не знаю. Даже не думала об этом.

– Конечно, ты можешь выбрать и другой колледж, – решительно продолжает мама. – Не волнуйся. Никто не заставит тебя вернуться в то ужасное место. Как только тебе станет лучше, ты сможешь выбрать любой другой университет в стране.

Чтобы сделать… что? Изучать какой-нибудь скучный предмет, который вряд ли станет мне интересен? Жить в общежитии одной или с чужими людьми? Получить диплом? Без Кэти? Неужели я должна притворяться, что ее никогда не было? Будто у меня никогда не было сестры-близняшки? Будто вместе с ней не умерла и самая важная часть меня самой?

– Нет.

Мама застывает от неожиданности.

– Что ты имеешь в виду, дорогая?

Я глубоко вздыхаю и делаю все возможное, чтобы оставаться спокойной. Теперь я похожа на вулкан, который так близок к извержению, что мне стоит всех моих сил, чтобы сдержаться.

– Нет, – повторяю я подчеркнуто спокойно. – Я не хочу возвращаться в колледж. И я также не хочу ехать с вами домой. Я не хочу уезжать отсюда, мам.

В тот же миг, как слова срываются с моих губ, я уже жалею о них, потому что мама всхлипывает. Она в недоумении, будто не может осознать то, что я сказала, а затем я замечаю боль в ее глазах. Я так ясно вижу боль в них, потому что каждый день вижу ее и в своем зеркале.

– Прости, мам…

Она осторожно гладит мои руки.

– Пожалуйста, подумай еще раз, Хейли. Все будет не так, как раньше, если ты вернешься домой с нами. Это я тебе обещаю. Мы позаботимся о тебе.

Какая-то часть меня хочет ей верить. Нет, это – ложь. Все во мне хочет ей верить, хочет броситься в ее объятия и предоставить решить все мои проблемы за меня. Я не хочу больше думать, принимать решения и причинять людям боль. Просто хочу, чтобы это прекратилось. Я не знаю, как пережить следующий час или этот день – так как я должна думать о будущем? Я не могу представить, что возвращаюсь в колледж, изучаю скучные предметы, ищу стажировку или решаю другие насущные проблемы – выбираю квартиру или комнату, организовываю переезд, упаковываю коробки, знакомлюсь с новыми людьми, плачу по счетам и многое другое… Все это вызывает во мне беспокойство, от чего мой желудок сжимается. Я не могу сейчас во все это вникать. Просто не могу.

Поэтому я просто киваю и на мгновение закрываю глаза, чтобы сделать глубокий вдох.

– Я подумаю об этом.

И вот она: надежда в маминых глазах. Надежда, которую я рано или поздно уничтожу, и не важно, хочу я этого или нет.

– Спасибо, Хейли.

Глава 8

Чейз

У меня было предчувствие: я не хотел оставлять Хейли одну. Черт, да мне до сих пор не по себе, хотя сейчас уже утро понедельника и я направляюсь в офис. Бросив быстрый взгляд на часы на приборной панели, я ругаюсь. Я опаздываю – как это часто бывает в последнее время. Проклятье.

Тем не менее мои мысли неизбежно возвращаются к Хейли. А с ними мое напряжение только усиливается. Я не должен был оставлять Хейли одну, но что еще мне оставалось делать? Я не могу защитить Хейли от ее собственных родителей. Кроме того, это ее семья, черт побери. Где она будет в большей безопасности: с чужими людьми или с семьей?

Скрипнув шинами, я поворачиваю на нужную мне улицу и оставляю «Додж» на стоянке для сотрудников позади огромного здания из стекла и бетона, в котором расположены офисы Уиттакеров, и со всех ног бегу ко входу.

– Доброе утро, Мадлен, – приветствую я пожилую даму в блузке в горошек на ресепшен.

Она бросает на меня суровый взгляд поверх очков в форме полумесяца.

– Тебе лучше поторопиться.

О-о-о. Обычно Мадлен хорошо ко мне относится, рассказывает о своих внуках и угощает домашним печеньем. То, что сегодня она хмурится и почти с жалостью смотрит на меня, не сулит ничего хорошего. Дерьмо.

Я быстро улыбаюсь ей и поднимаюсь наверх на лифте, который делю с архитектором со второго этажа, подрядчиком с тяжелыми пакетами и взвинченным ассистентом с планшетом в руке и телефоном у уха. Когда двери снова открываются и я могу выйти на нужном этаже, я выдыхаю. Но облегчение длится недолго.

– Чейз, – отец выходит из кабинета еще до того, как я успеваю пройти мимо его секретарши, и бросает на меня осуждающий взгляд. – Где ты пропадал?

Дома? В постели? В душе? Что-то мне подсказывает, что ни один из этих ответов ему не понравится.

– А что? – вместо ответа спрашиваю я.

Его губы складываются в тонкую линию. Он подходит ко мне, кладет тяжелую руку на мое плечо и ведет в пустой конференц-зал, что находится через несколько дверей от нас. Эта сцена только усиливает мое беспокойство. Если бы все было не так уж плохо, папа сообщил бы новости прямо перед своей секретаршей. Он никогда не отчитывает работников на публике, если те накосячили. Он всегда разбирается с глазу на глаз. И со своим сыном он поступит так же.

Он осторожно захлопывает за нами дверь. Передо мной комната вытянутой формы с длинным глянцевым столом посередине и черными стульями. Вся правая стена выполнена из стекла, она открывает вид на Фервуд, а также на леса и горы, которые окружают долину Шенандоа.

Папа откашливается:

– У нас была назначена встреча на восемь часов, Чейз.

Правда? Я копаюсь в памяти, ищу хоть какую-то зацепку, воспоминание, но там ничего нет.

Папа так подозрительно на меня смотрит, словно уверен: я понятия не имею, о чем он говорит. Что, наверно, и хорошо, в конце концов этот человек знает меня всю мою жизнь.

– Это насчет проекта в Ричмонде. Той стройки, которую мы тебе поручили и по которой ты писал отчет.

Я все вспоминаю. Моя ушибленная рука ноет.

– Сегодня утром у нас была назначена встреча со старшим прорабом, чтобы скорректировать график и обсудить меры предосторожности, чтобы никто больше не покалечился. Но вместо того, чтобы появиться здесь вовремя, как и подобает сыну босса и будущему партнеру фирмы, ты исчезаешь, не отвечаешь на звонки и опаздываешь на несколько часов. Какого черта, Чейз? Ты пил и дрался прошлой ночью? И не смей врать. Я не слепой.

Черт возьми, опять. Совсем забыл о синяке. Если честно, я даже не посмотрел в зеркало после того, как проснулся, а сразу пошел в душ. Оставалась только небольшая припухлость, которая теперь совсем спала, но глаз, наверно, все еще синий. Это также объясняет жалостливый взгляд Мадлен на ресепшен. Дерьмо. Во всей этой суматохе я не подумал о том, что сказать семье, и даже не посмотрел на телефон, чтобы проверить, были ли пропущенные звонки. Спасибо Лекси, она на время отмазала меня от вопросов, но сейчас что мне делать? В понедельник утром, после того как я пропустил важную встречу, разве не захочет отец разобраться в случившемся?

– Твою мать. Совсем забыл об этом.

– Не выражайся, – предупреждает меня папа, будто мне девять и я впервые ругнулся.

– Прости, – бубню я. За то, что матерюсь. За то, что появляюсь с подбитым глазом. За то, что забыл про встречу. За то, что я такое разочарование.

– Это все? – через мгновение переспрашивает он, недоверчиво глядя на меня. – Прости? Никаких объяснений? Ничего?

Со вздохом я тру лицо и вздрагиваю от боли. Черт, этого мне только не хватало. Что я должен сказать отцу? Что мне было не до этой встречи в принципе, потому что на выходных моя девушка чуть не покончила с собой? Что я больше всего на свете хотел бы ни на секунду не выпускать ее из виду? Не потому, что я псих, а чтобы быть уверенным, что она не наделает глупостей. Что я уехал в другой штат в пятницу ночью, а потом избил парня в подпольном боксерском клубе, потому что не знал, как разобраться с хаосом в собственной жизни? Что я никогда не хотел работать в семейной фирме, но теперь не вижу выхода? Я почти наверняка уверен, что папе это не понравится, поэтому затыкаюсь.

– Что с тобой происходит, Чейз? – Его голос звучит уже не столько раздраженно, сколько непонимающе. И разочарованно. Великолепно. Теперь я перешел из категории «гнев» в категорию «разочарование». Это еще хуже. – Ты был так рассеян в последнее время, не обращал внимания на дела. Это и твоя мечта, помнишь? Если что-то оказалось сложнее, чем ожидалось, это не значит, что можно сдаться.

Я с трудом подавляю желание громко рассмеяться. И это желание чертовски сильное. Это и моя мечта? Возможно, так и было, когда я играл в кубики и бегал по мастерским и стройкам с таким же энтузиазмом, как у моего младшего брата Фила. Но это не значит, что я все еще хочу работать в компании. Или закончить учебу на архитектурном, хотя я уже потратил на это три года своей жизни. Три года, которые не смогу вернуть. Я был бы величайшим идиотом на свете, если бы бросил все прямо перед получением степени бакалавра. Не говоря уже о том, что Джош с этой задачкой – получением диплома – справился. Ага. Хотя мой старший брат находит идею сидеть в одном из кабинетов с другой стороны этого коридора такой же ужасной, как я, он получил степень магистра.

И что же произошло? Он чуть не умер от передозировки и отправился в реабилитационную клинику.

Я качаю головой, пытаясь отогнать дурные мысли. Бог знает, у меня сейчас нет на это времени. Мой брат в хороших руках, семья по-прежнему ведется на наше вранье, и у меня достаточно других вещей, о которых я должен позаботиться в данный момент. Например, разочарование на лице моего отца, которого я никогда больше не хотел там видеть. Черт. После бунтарской фазы тогда, в средней школе, я сделал все возможное, чтобы быть идеальным сыном и не причинять родителям горя. А теперь это.

Отлично сработано, Чейз. Просто замечательно.

– Прости, – повторяю я, несмотря на то что эти слова даже в моих ушах звучат отстойно. – Я забыл о встрече. К сожалению, я не могу это изменить, но я все исправлю, пап.

Какое-то время он с сомнением смотрит на меня, потом наконец вздыхает и жестом предлагает подойти к нему. Спустя несколько секунд я крепко обнимаю его, и папа гладит меня по спине. Когда он отстраняется от меня, на его лице читается беспокойство.

– Мы с этим разберемся. Просто пообещай, что ты не соскочишь, как тогда, в старшей школе.

Я фыркаю.

– Ты имеешь в виду, когда маме пришлось забрать меня и Джаспера из полицейского участка? Не переживай. Этого не произойдет.

Он кивает, но не выглядит убежденным.

– И еще вот это, – он указывает на мой глаз. – Мы все равно не сможем позволить тебе прийти к клиентам с этим синяком. Это означает, что ты будешь заниматься бумажной работой до начала нового семестра – на следующей неделе.

Дерьмо. Уже на следующей неделе моя жизнь должна кардинально измениться. Все внутри меня сжимается при мысли о том, чтобы вернуться в Бостон и оставить Хейли в Фервуде, но я стараюсь не обращать на это внимания. Еще год, и я закончу учебу. По крайней мере, я не собираюсь получать степень магистра, как Джош, но я не хочу сейчас думать об этом. Я просто попробую пережить этот день.

– Хорошо, – отвечаю я. – Спасибо, пап.

– Не радуйся слишком рано, – похлопывает он меня по плечу и открывает дверь. – Впереди целая куча документов.

Хейли

Неужели я думала, что сам факт того, что моя жизнь продолжается, сюрреалистичен? Это далеко не так. Потому что с тех пор, как мама и папа оказались в городе, сюрреализм случившегося приобрел совершенно новые масштабы. Понятия не имею, как с этим справляться. Будто мое прошлое, моя жизнь до этого лета и мое настоящее в Фервуде столкнулись друг с другом на шоссе. Катастрофа неизбежна. И независимо от того, сколько секунд, минут и часов прошло с тех пор, как мама и папа приехали сюда, я ощущаю дискомфорт. Будто я больше не я, а просто стою рядом, наблюдая, как хаос поглощает мою жизнь.

Лучший пример для описания нереальности всей сложившейся ситуации? Мама и папа за столиком «У Барни» беседуют с супружеской парой, которую я уже видела несколько раз в закусочной за завтраком. Похоже, они подружились с моими родителями и дают им советы по экскурсионным маршрутам, будто мы отдыхаем здесь, в этих окрестностях. Несколько минут я сижу рядом с ними, а потом не выдерживаю и сбегаю к бару.

Звучит громкая музыка, и я молча благодарю Дарлин и ее команду за то, что сегодня не очередной день караоке. Хотя сегодня и понедельник, жизнь бурлит. Я нахожу в толпе не только знакомых, но и новеньких. Все так резко контрастирует с моим первым визитом сюда. Когда я прибыла в Фервуд, то никого не знала. Я просто приехала с кладбища и хотела где-нибудь перекусить и отогреться. Вот так я и оказалась «У Барни»… и впервые встретила Чейза. Хоть это и было несколько недель назад, кажется, что прошла вечность. Картинка как из другой жизни. И в каком-то смысле это верно. Это была жизнь «до», и что-то подсказывает мне, что будет и «после». До смерти Джаспера и после. До того, как Кэти навсегда исчезла из моей жизни, и после. До того, как я приехала на смотровую площадку с таблетками, и после.

Мамины слова продолжают вертеться у меня в голове. У меня нет денег. Нет планов. Конечно, у меня все еще есть комната над закусочной, но Бет не может позволить мне жить там вечно. Комнату используют сотрудники, работающие в позднюю смену, а я… Хочу ли я этого? Хочу ли я следующие несколько лет жить в этой комнате и обслуживать столики в закусочной? Письмо из агентства снова приходит мне на ум, но я тут же отбрасываю эту мысль. Мне еще предстоит разобраться с этим и принять решение, и вот меня охватывает паника.