Текст книги "Книга несчастных случаев"

Джед изобразил смущение.

– Ну, ты же сам понимаешь, Нейт, как обстоят дела. Чем более зловещей получается книга, тем охотнее ее раскупают. – Его лицо стало серьезным. – Однако в этом есть доля правды. Стены дома Риза были покрыты числами и формулами, хотя в них было мало свя́зного – по большей части бессмысленный бред поврежденного рассудка. И то же самое в его дневниках, а их он оставил немало – больше пятидесяти тетрадок, исписанных галиматьей. Тюремщики, присутствовавшие при его казни, вспоминали, что он говорил о каком-то «демоне», существе, которому он подчинялся, и оно «должно было его спасти». А еще тот факт, что Уокер исчез в тот самый день, когда его должны были казнить. Не просто в тот самый день – в то самое мгновение, когда щелкнули тумблером, он исчез с электрического стула. Оседлал молнию в прямом смысле.

– Мой отец был там. Он сказал, что это полный бред.

– О, знаю. – В глазах у Джеда сверкнули веселые искорки. – Как-то раз я его напоил. Твоего отца.

– Готов поспорить, он уже был пьян, когда попал к тебе.

По лицу Джеда пробежала тень. Холодная. Стальная, твердая. Как тень от облака, она промелькнула и исчезла.

– Твой отец сказал мне, что это правда. Что тело так и не нашли. Уокера ввели, усадили на стул, но когда по нему пропустили ток… – Джед щелкнул пальцами обеими руками. – Он исчез.

– Так сказал мой отец?

– Так сказал твой отец.

Нейт переварил эту новую информацию.

– Отец любил рассказывать разные небылицы.

Ложь. Его отец никогда ничего не сочинял и не приукрашивал. В этом отношении его мозг был затянут туже, чем смирительная рубашка.

– Может быть, тот тип, которого ты видел в лесу, это как раз он.

– Мой отец?

– Эдмунд Риз.

– Да уж, Джед… – Нейт тщетно попытался усмехнуться.

– О, я просто пошутил. На самом деле это, скорее всего, какие-нибудь пустяки.

«Определенно не пустяки», – подумал Нейт. Просто пока он не знал, что это такое.

– В любом случае я и так уже отнял у тебя много времени – и выпил слишком много твоего замечательного виски. Уже поздно. Пожалуй, отправлюсь домой, а то еще жена начнет искать.

– Жена, говоришь?

– Да, жена и сын. Подросток. К счастью, машину ему водить еще рано.

– Хорошо, очень хорошо. – И опять: этот пустой взгляд в никуда, напряжение, стягивающее его слова подобно хирургу, зашивающему рану. Кажется, у Джеда заблестели глаза? Нейт прекрасно разбирался в людях…

Кажется, Джеда внезапно захлестнула волна скорби, так?

Нейт решил поиграть с огнем.

– Джед, у тебя есть семья?

– О-о. Разумеется, есть. – Вернувшись к книжному шкафу, Джед поднял что-то, лежавшее лицом вниз. Фотографию в рамке, сообразил Нейт.

Когда фото было перевернуто, там показался Джед – значительно моложе, наверное, в нынешнем возрасте Нейта, сорок с лишним, – стоящий вместе со своими, судя по всему, женой и дочерью-подростком. Дочь была очень похожа на него – те же самые теплые, но дикие глаза, та же самая загадочная улыбка. От матери она унаследовала нос-пуговицу.

– Это… ох, это моя жена Митци и дочь Зельда.

Нейт рискнул еще раз быстро оглядеться по сторонам – чистый рефлекс, не более – и снова отметил предельную скудность обстановки. Определенно не очень обжито. Явно не семейное гнездо.

Нейт не собирался спрашивать, но Джед, похоже, догадался, что происходит у него в голове, поскольку смущенно улыбнулся и сказал:

– Они здесь не живут, если ты хотел это узнать. Жена ушла несколько лет назад, забрав с собой Зельду.

– Извини. Развод?

Джед замялся. Пожав плечами, он грустно улыбнулся.

– Боюсь, да. Я оказался плохим человеком, Нейт. Очень плохим.

– А мне ты кажешься совершенно нормальным.

Джед протянул руку. Нейт крепко ее пожал.

– Рад был познакомиться с тобой, Нейт Грейвз.

– И я тоже, Джед.

Нейт собрался уходить, но уже в дверях, полушагнув в темноту улицы, остановился. Слабый голос в голове сказал: «Нет, не надо, не предлагай», – однако было очевидно: этот человек излучает положительную энергию. Джед просто нравится ему. Чертовски нравится.

Посему последовало приглашение.

– Приближается Хеллоуин, – сказал Нейт, – а наш сын уже слишком взрослый, чтобы ходить ряженым и выпрашивать у людей конфеты, поэтому мы в этом году решили устроить праздник дома. Предложила жена – сам я был бы рад не видеть никого постороннего, – но, знаешь, может, она права. Пусть люди придут к нам в гости, поскольку мы в здешних краях новенькие. В общем, начало в семь вечера, и…

Улыбка, разрезавшая лицо Джеда, была такой широкой и глубокой, что его голова стала похожа на Пакмана[33]33
   Пакман – популярный персонаж массовой культуры, первоначально герой японской игры для игровых автоматов; голова с огромным ртом, пожирающая точки в лабиринтах, ускользая от враждебных привидений.


[Закрыть] – чавк, чавк, чавк.

– Скажу честно – я очень рад твоему приглашению, – признался Джед. И коротко хохотнул. – Какая странная ночь! Полуголый незнакомец заявляется ко мне во двор с пистолетом – о, кстати, не забудь его, – а в конце концов приглашает на Хеллоуин! Я всегда говорю, Нейт: нужно доверять своей кишечной флоре. – Ткнув себя пальцем в живот, он подмигнул и добавил: – То есть прислушиваться к своему нутру. К инстинктам.

– Полностью с этим согласен, и спасибо. – Вернувшись бегом к стойке, Нейт – с превеликим смущением – забрал свой пистолет. Они попрощались.

И Нейт снова направился в темноту.

* * *

Возвращаясь обратно через лес, через ночную прохладу, Нейт без труда нашел тропинку – когда его глаза освоились, он разглядел за деревьями черный силуэт своего дома и направился к нему медленно, но верно.

По пути он увидел что-то на дереве…

Здоровенная сова, таких больших ему никогда не приходилось видеть. Огромная ушастая сова, судя по выступам на голове. Сначала птица полностью сливалась с деревом, казалась его частью. Затем взлетела, скрипя, треща, словно деревянная. Наверное, эти звуки издала ветка, подумал Нейт, провожая взглядом скрывшуюся в темноте крылатую хищницу.

16. Хрупкость

Октябрь.

Олли стоял у своего шкафчика, меняя учебники и тетради с биологии на геометрию. Коридор был полон учениками, переходившими из одного класса в другой. Они натыкались на Оливера и толкали его, как обычно.

Его захлестнуло черное чувство – не внутренняя, а внешняя волна эмоций. Она поднялась и обрушилась на него, и в этот самый момент что-то – нет, кто-то с силой толкнул его в спину. Оливер налетел на дверцу шкафчика, и некто, проходивший мимо, попытался захлопнуть ее. Все произошло очень быстро, и когда Оливер отпрянул назад и обернулся, смешки уже затихали.

Оливер успел заметить две знакомые фигуры, смешавшиеся с толпой. Грэм Лайонз и Алекс Амати. Оба пульсировали черной энергией. Злобой и болью.

У Лайонза два пальца все еще были в лангете.

– Что с тобой? – спросил подошедший Калеб.

Оливер заморгал, прогоняя слезы.

– Я… все в порядке.

– Все это ерунда, дружище. Не бери в голову.

– Да… я… точно. – Ему потребовалась целая минута, чтобы справиться со своими чувствами, грозившими придавить его. Внезапно он почувствовал себя прискорбно хрупким. Оливер не хотел испытывать эти чувства. Сейчас было далеко не так плохо, как в тот день в его старой школе. Он больше не чувствовал себя совершенно одиноким. (И, по крайней мере, не обдулся.) Но почему-то Оливер по-прежнему чувствовал себя лишним. Усугубляло дело то, что его ненавидели такие люди, как Грэм Лайонз. Грэма Лайонза любили. Поэтому, раз Грэм его ненавидел, остальные, возможно, тоже ненавидели.

Но Калеб, похоже, относился к нему хорошо. А это уже кое-что.

– Да пошел он! – сказал Калеб. – Я рад, что он повредил палец.

– Насколько серьезно?

– Достаточно. Не знаю, сломана ли кость, но связки были в полной заднице, поэтому пришлось разрезать палец и, не знаю, сшить их, что ли… Это означает, что Грэм, скорее всего, не сможет тренироваться осенью, а если он не будет тренироваться осенью, ему, возможно, не дадут играть весной. Хотя… – Калеб пожал плечами. – Как знать. К таким чувакам общие правила неприменимы.

– А почему он такой козел?

– Не знаю. Его отец тоже порядочный козел, так что, может быть, сынок просто упал недалеко от козлиного дерева.

– О.

– Ага. Ладно, после школы у меня кое-какие дела – нужно будет посидеть со своим маленьким глупым двоюродным братом Регом. Но это всего на час. Разбежимся, а потом ты, может, где-нибудь через час прикатишь на велике ко мне домой? Поиграем в «Фортнайт» или в «Магию».

– Если честно, в «Фортнайте» я не ахти. – Оливера тревожило обилие оружия в игре. – Но если хочешь, я могу помочь тебе сидеть с малышом.

– Я спрашивал у своей тетки, и та просто панически боится «незнакомых подростков» рядом с братцем Регом. – Калеб понизил голос. – Особенно белых. Вы, белые, все до одного таскаете в школу оружие и все такое.

Оливер понял, что это шутка, и постарался изобразить смех, однако слова Калеба сразили его наповал. Внутри у него раскрутился страх – возможно, в эту самую минуту убийца здесь, заходит в школу, пистолет у него за пазухой, и он начинает стрелять, мы все кричим, на стенах кровь, а на доске вышибленные мозги, – затем его мысли перескочили на насильников, серийных убийц и продажных полицейских, и… и…

– Дружище, ты меня слушаешь? – спросил Калеб.

– Ой. Да. – Олли с трудом сглотнул комок в горле. Жилка у него на шее трепетала, словно попавшая в паутину муха. – Да, я загляну к тебе, и все будет замечательно. Ладно, я… э… должен идти на урок.

– И я тоже, дружище. Желаю тебе получить удовольствие от геометрии, пропади она пропадом!

* * *

Оливер катил на велосипеде по Черч-Вью-Лейн. Как выяснилось, Калеб жил примерно в пяти милях от него: дом его семьи находился к северу от парка Рэмбл-Рокс, а дом Грейвзов – к югу, поэтому от одного до другого можно было легко добраться на велосипеде. Олли и Калеб проводили вместе много времени. Иногда в компании со Стивеном, Чесси и Хиной, но по большей части просто вдвоем. Это помогало Оливеру не чувствовать себя таким одиноким. Таким хрупким.

Времени было около шести вечера. Солнце заходило за деревья, пропихивая сквозь ветви на дорогу полосы света, в которых кружились пылинки. Было еще тепло – хотя к этому времени октябрь уже должен был хрустеть морозами, словно новенькая долларовая бумажка. Стояла высокая влажность, обеспечившая такой плотный туман, что Оливеру казалось, будто он катит сквозь овсянку.

Изредка мимо проезжали машины. Движение здесь не было оживленным, но Оливер соблюдал осторожность.

Оставляя Рэмбл-Рокс слева, мальчик моргнул, очищая глаза от пота. Вдоль дороги тянулись грифельно-серые и сине-черные валуны, благодаря которым парк и получил свое название[34]34
   Ramble Rocks (англ.) – Бродячие Камни (почему Бродячие, будет объяснено в дальнейшем).


[Закрыть]. За деревьями виднелись целые поля таких же валунов. Они были самыми разными – огромные и поменьше, бочковатые и плоские, подобные первобытным созданиям, застывшим с незапамятных времен.

Послышался шум приближающейся машины – судя по низкому рокоту, внедорожника. Сбавив скорость, Оливер взял ближе к обочине, прямо к сточной канаве. Чтобы было проще разминуться.

У него из мыслей не выходил сегодняшний день: он чувствовал себя хреново. Его не покидала тревога. Постоянная. Чужая боль обжигала Оливера. Не давала ему дышать – словно это была его собственная боль, переполнявшая, сбивавшая с ног.

(Сейчас Оливер ощущал вибрацию нагоняющего его внедорожника своим копчиком, локтями, зубами. Рев дизеля становился громче.)

А доктор Нахид хотела, чтобы он себя так чувствовал, чтобы был полон сострадания – возможно, это и к лучшему, поскольку, как выразилась психотерапевт. «в нашем мире не хватает сострадания, Оливер». Но он сам этого не хотел. Не хотел чувствовать того, что чувствовал о других людях. Даже таких, как Грэм Лайонз. Оливер гадал, почему Грэм стал таким. Быть может, не вынес бремени славы звезды бейсбола? Может, у него нет прочного фундамента знаний, на который можно опереться, поэтому для него спорт – это все. А может, его отец и вправду козел, а эго Грэма подобно воздушному шарику – раздутому, но внутри совершенно пустому. И Оливер чувствовал себя виновным – по-настоящему виновным в том, что Грэм повредил палец и…

Внедорожник, громыхая словно землетрясение, поравнялся с Оливером. Мальчик успел увидеть что-то красное, мелькнувшую тень – что-то устремилось к нему, и он лишь потом сообразил, что это рука. Рука с силой толкнула его в локоть. Не успев понять, что происходит, Оливер резко дернул руль вправо, сам не желая того, и переднее колесо велосипеда провалилось в канаву.

Оливер вскрикнул, теряя управление…

Колесо погнулось…

Окружающий мир перевернулся вверх ногами…

И Оливер со всего размаха свалился в канаву. Чавкнула грязная жижа, забиваясь ему в рот. Моргая и откашливаясь, Оливер неловко попытался встать и ощутил под лопаткой острую боль, будто там провернули отвертку. Ему удалось кое-как подняться на ноги. Он промок насквозь.

Позади валялся искореженный велосипед. Переднее колесо согнулось пополам, словно выброшенная пицца. Цепь слетела со звездочки.

– Черт! – пробормотал Оливер, чувствуя во рту затхлый привкус воды из канавы. Он сплюнул, отчаянно стараясь совладать с рвотными позывами. Вытер подбородок.

Обернувшись, увидел, что красный внедорожник остановился ярдах в пятидесяти впереди. Двигатель продолжал работать. На заднем стекле красовалась наклейка с американским флагом.

Оливер стоял в канаве. Его грудь вздымалась и опускалась.

«Кто это сделал? – гадал он. – Это произошло случайно?»

Или было сделано умышленно?

«Мне нужно бежать?»

Двигатель тарахтел на холостых оборотах.

Пых-пых-пых.

Открылась правая дверь. Затем левая.

Из-за руля выбрался Алекс Амати. Из другой двери вылез Грэм Лайонз. Боль в обоих была черной – казалось, она перемещается между ними, подобно жидкому мраку, перетекающему от одного к другому и обратно. Оливер рассеянно отметил, что ничего подобного до сих пор не видел.

Мальчик не знал, как ему быть. Он был взбешен тем, как с ним поступили, – теперь у него не было никаких сомнений в том, что это произошло неслучайно. Но также ему было страшно. Оливер никогда не был крутым драчуном. В этом не было необходимости.

«Уноси ноги! – подумал он. – Разворачивайся и беги!»

Но велосипед… отец его убьет, если он просто бросит велосипед на дороге.

Выбравшись из канавы, Оливер встал на обочине.

– Вы меня едва не убили! – крикнул он. Голос у него надломился, словно он находился в стадии полового возмужания. Стыд красными бутонами вспыхнул на щеках.

Алекс и Грэм приближались.

– Я мог бы покалечиться… – «Возможно, это впереди».

У Алекса на лице застыла жестокая ухмылка. Грэм, напротив, оставался совершенно серьезен.

– Покалечиться? – повторил он, широко разводя руки, словно требуя от Оливера признать его главенствующую роль в этом мире. Поднял забинтованную кисть. – Это ты меня искалечил, козел! Меня отстранили от осенних игр. Посадили на скамейку запасных! – Последние четыре слова были произнесены с такими едва сдерживаемыми болью и яростью, что Оливер снова проникся к нему жалостью – и тотчас же выругал себя за это. Он почувствовал себя слабым, глупым и доверчивым.

И даже несмотря на все это, Оливер сказал:

– Я сожалею, что так получилось. Извини! – Он поднял руки, прося прощения. – Но… но ведь это ты подошел к нашему столу и…

– Сейчас мы отымеем тебя по полной, придурок! – процедил Алекс. Его руки, сжавшись в кулаки, висели по бокам подобно кувалдам. Он был переполнен яростью: сердце пульсировало огнем и черной кровью.

И тут Оливер понял.

Бежать.

Развернувшись, он рванул вперед. И сразу же ощутил новую боль в левой лодыжке, подобную лопнувшей гитарной струне, – наверное, она была обусловлена падением и вот запоздало проявила себя. Вскрикнув, Оливер продолжал бежать – бежать, бежать, бежать…

За спиной зазвучали тяжелые шаги по асфальту.

«Беги, беги, беги же, твою мать!»

Но он бежал слишком медленно. Что-то ударило его сбоку – кулак Алекса, сокрушивший шею подобно бейсбольной бите. Поперхнувшись, Оливер упал, но не вперед, а влево, снова скатившись в сырую канаву под злорадный хохот. Однако даже это продолжалось недолго. Свалившись в канаву, Оливер попытался встать, но Алекс обрушился на него, словно поваленное дерево.

Огромный кулак врезал Олли по почкам – один, два, три раза. Жах, жах, жах. Разлилась невыносимая боль, заполняя все тело, лишая конечности сил. Стиснув зубы, Оливер неуклюже ткнул локтем, и, к его удивлению, удар достиг цели. Алекс крякнул, тихо взвыл – и с новыми силами обрушился на противника. Оливер почувствовал, как рука грубо схватила его за затылок, вцепившись в прядь волос, и толкнула лицом вниз.

В жидкую грязь.

Все вокруг окрасилось в серо-бурый цвет. Оливер задержал дыхание, чувствуя, как его голову погружают все глубже в затхлую воду, в липкую грязь. Он попытался высвободиться, опереться обо что-нибудь, но опоры не было. Кровь стучала в шее и висках медными тарелками. В крови метался страх. Оливер увидел обступившие его, как волчья стая, тени, и с тошнотворным головокружением нахлынула паника…

Он осознал:

«Они меня сейчас убьют. Я умру».

17. Спасение

Вуб-вуб.

Вуб-вуб.

Звук, пульсирующий в темноте. Губы у Оливера были плотно сжаты, и в глубоком колодце своего уха он слышал собственное сердцебиение, вуб-вуб, вуб-вуб, пока руки тени грозили увлечь его еще глубже под воду. А затем и другие звуки, похожие на голоса, проникающие сквозь полдесятка стен, под одеяло, за резиновую занавеску – вомп-вомп, тамп-томп, и все это время сердце продолжало стучать:

Вуб-вуб.

Вуб-вуб.

Рука, державшая голову Оливера, внезапно исчезла. Вместе с ней и давление. Он был свободен.

Оливер выдернул голову из грязи и жижи. Сделал долгий, глубокий вдох. Приподнялся на руках, уселся на корточках, втягивая большие глотки воздуха и снова стараясь сдержать рвоту, и еще сильнее стараясь сдержать слезы. Развернувшись, он боком выкарабкался на четвереньках из канавы – и голоса, звучавшие сквозь толщу воды, теперь стали громкими и отчетливыми. Это говорили Грэм и Алекс. Нет. Ссорились.

– … едва его не убил, – прорычал Грэм, делая красноречивый жест: «Ты что, охренел?»

– И что с того, твою мать? – бросил в ответ Алекс.

– Что с того? Козлина ты! Мы собирались лишь припугнуть его, а не отправлять в гроб! Думаешь, херово весь сезон просидеть на скамейке запасных, да? А как насчет тюряги, долбаный кретин?!

Алекс стоял, разинув рот. Пытаясь все осмыслить – медленно, слишком медленно, будто его рот был подключен к мозгу через очень плохой вай-фай.

– Господи, да заткнись же; извини, но я… – У него на лице последовательно сменяли друг друга бешеная ярость, смятение и сожаление. «Алекс Амати, – рассеянно отметил Оливер, – конченый идиот».

И тут взгляд Грэма метнулся, не на Оливера, а ему за спину.

Он уставился на что-то.

Нет, на кого-то.

– Кто это? – тихо спросил Грэм.

Алекс обернулся.

И вдруг, прежде чем Оливер тоже смог посмотреть, Алекс дернулся и вскрикнул, а на лбу у него распустился маленький кровавый цветок.

18. Джейк

Алекс Амати закричал, ударяя себя ладонью по лбу, словно пытаясь раздавить пчелу. Его руки стали скользкими и красными.

– Какого хрена, ты!.. – Грэм бросился вперед, но тут раздался негромкий пневматический хлопок, и он взвыл, рывком опуская голову к плечу. Попятившись назад, схватился за ухо. И только тут Оливер наконец выбрался из канавы и увидел, кто приближался к ним…

Какой-то молодой парень, может, всего на несколько лет постарше Олли, неспешно шел по дороге. Черная футболка с изображением электрического стула на ней. Потрепанные, вытертые джинсы. Спутанные космы непокорных волос. Лицо, буквально сплошь испещренное шрамами. Левый глаз, спрятанный в гнезде рубцовой ткани, не того же цвета, что правый. Впрочем, этот цвет менялся в зависимости от того, как на него смотреть. От голубого через зеленый к желтому и обратно.

Однако все это быстро отступило на задний план, когда Оливер разглядел, что странный незнакомец держал в руке:

Здоровенный пистолет с длинным стволом.

Кровь бурной рекой ударила Оливеру в уши. Вот оно. Происходит прямо у него на глазах: молодой парень с пистолетом. Не в школе, не в супермаркете, не на концерте, а прямо здесь, на дороге. Оливер попытался вспомнить что-нибудь, хоть что-нибудь из уроков по безопасности – куда бежать, что делать, – но все эти знания потонули в грязной жиже, заполнившей его голову.

Одноглазый тип снова нажал на спусковой крючок.

Выстрел получился не громким – не «бах».

Просто хлопок – «пуф».

И не один. Парень нажимал на спуск снова и снова.

Какого хрена?..

У Грэма и Алекса был такой вид, словно на них напал осиный рой, – они судорожно дергались, кричали, хлопали себя по телу. На коже у них появлялись все новые капельки крови, стекающие вниз, – на руках, на ключицах; капли просачивались сквозь белую футболку Алекса. И Грэм продолжал зажимать ухо.

Наконец оба приятеля, признав свое поражение, развернулись и бросились к машине. Нападавший продолжал стрелять – не в них, а по внедорожнику. Что-то ударило в задний бампер – дзинь, дзинь. Задние колеса закрутились, разбрасывая щебенку, нашли сцепление – и машина рванула вперед и понеслась по дороге, спасаясь бегством.

Оливер выпрямился. С него текла вода. В висках стучала кровь.

Незнакомец не двинулся с места, долговязый и тощий, словно плащ на вешалке. Он сделал жест головой, спрашивая без слов: «Что тут произошло?»

Оливер понятия не имел, что сказать. Поблагодарить? Попросить: «Пожалуйста, не стреляйте в меня»? Поинтересоваться, какого хрена он тут устроил? Сказать, что это было просто здорово?

– Привет, чувак! – сказал незнакомец.

– Привет, – тихим испуганным голосом ответил Оливер. С него по-прежнему капало, и он начал выжимать грязную воду из рукавов.

– Велик твой знатно раскурочен, – заметил парень.

– Да уж.

Незнакомец усмехнулся по-лисьи. Странный глаз уставился на Оливера лазерным лучом. Его цвет не поддавался описанию – голубой? зеленый? карий?.. кстати, а карий – это какой?

– Все в порядке, – сказал парень, заметив его внимание. – Я им прекрасно вижу. – Он рассмеялся. – На самом деле им я вижу лучше, чем другим.

– О, – сказал Оливер.

И тут он заметил кое-что еще.

Этот парень…

Он был чистой доской. Лишенный боли, непременной у всех остальных. Ни страданий, ни страха, ни тревоги. Никакого мрака, клубящегося, вытекающего наружу, пульсирующего подобно черной дыре.

Оливер до сих пор не встречал никого, абсолютно никого, у кого не было бы боли.

– Мог бы сказать спасибо, – сказал парень.

– Ты их расстрелял.

Парень показал свой пистолет – что-то времен Второй мировой, а может, из какой-нибудь стрелялки. Большой, громоздкий.

– И что? Успокойся, это всего лишь пневматика. Ничего с ними не будет.

– Ого. – Оливер моргнул. – Спасибо.

– Этот долбаный козел собирался тебя утопить.

Оливеру наконец удалось выбраться из оцепенения. Нахлынули воспоминания, и вместе с ними лихорадочная дрожь, словно он только что выбрался из ледяной воды. Даже несмотря на жару, его охватил озноб…

И бешеная ярость.

– Да. Алекс Амати. – Оливера передернуло. – Та еще сволочь!

Незнакомец засунул пистолет за пояс джинсов и натянул поверх футболку.

– Кстати, а с какой стати эти придурки решили из тебя душу вытрясти? Ну, помимо очевидного: им просто захотелось над кем-нибудь поиздеваться. Мне показалось, тут что-то личное.

У Оливера не было настроения выкладывать все как есть – поэтому он просто сказал:

– Просто они из тех, кто свернет с дороги, чтобы раздавить черепаху.

– Значит, ты и есть черепаха?

– Я… нет. Не знаю. Я просто хотел сказать, что они долбаные козлы.

– Долбаные козлы, это точно. – Шагнув вперед, незнакомец протянул кулак, предлагая ударить по нему. – Кстати, я Джейк.

– Оливер. Олли.

Они стукнулись кулаками.

– Слушай, я как раз направлялся в парк, собирался… даже не знаю, курнуть «травки». Хотя у меня есть и таблетки – вайк, окси, ксанни…[35]35
   Сленговые названия обезболивающих-опиоидов викодина и оксикодона и транквилизатора ксанакса, активно употребляющихся в целях, далеких от медицинских.


[Закрыть]

– Что? Нет. Нет, я… э… – Оливер почувствовал, что это будет совсем не круто, но все же сказал: – Знаешь, я… ну… не занимаюсь этим. То есть как-то раз выпил спиртное. Пару раз. Несколько. – Это была правда, отчасти. Однажды, когда они были на стадионе на бейсбольном матче, родители заказали ему безалкогольный коктейль, но глупый бармен добавил туда бухло – скорее всего, водку. Оливер опьянел – ему тогда было шесть лет. Наверное, это было то еще зрелище – надравшийся шестилетний мальчик. В него тыкали пальцем и разводили руками. Мать потом сказала, что он вел себя как раздраженный грузчик, заплетающимся языком жалующийся на тяжелую работу в порту.

– Классно, классно, – сказал Джейк. – Живешь поблизости?

– Ну… да, в паре миль в ту сторону.

– Точно. А я в противоположную. Знаешь Эмералд-Эйкерс? Площадку жилых трейлеров?

– А то как же, – солгал Оливер. Он не смог бы объяснить почему. Это было все равно что посмеяться над анекдотом, который не понял, – люди поступают так сплошь и рядом.

– Так я живу там со своей теткой.

– О, классно.

– Ничего классного в этом нет, – рассмеялся Джейк. – Полное дерьмо. Один наш сосед – торчок, другой – самый настоящий нацист-фурри[36]36
   Фурри (англ. furry – мохнатый) – сообщество испытывающих увлечение образами антропоморфных животных, преимущественно хищников с густой шерстью; зачастую это увлечение выражается в ношении соответствующих костюмов и использование их в ролевых играх, в т. ч. сексуального характера.


[Закрыть]… и это уже чересчур, твою мать.

Оливер скорчил гримасу, но рассмеялся, потому что это действительно уже чересчур.

– Какого зверя он изображает?

– Ну, одевается он так же, как все ему подобные – каким-то то ли волком, то ли лисой, – но на руке нацистская повязка и все такое. Уверен, они устраивают оргии: раз в две недели приходят сотоварищи, и его трейлер раскачивается, словно лодка в океане. Гребаные порноэсэсовцы!

И вот теперь Оливер искренне рассмеялся, и ему стало так хорошо оттого, что он просто… выпустил все из себя. Это не стерло воспоминания о случившемся, но Оливер почувствовал себя так, будто его поставили на ноги, почистили и вернули в рабочее состояние. Будто ветер и солнце прогнали туман с берега.

– Дурдом какой-то, – сказал Олли, чувствуя, как его смех выдыхается.

– Вот в таком долбаном мире мы живем, приятель, – усмехнулся Джейк.

– Ага.

– Слушай, а ты, похоже, клевый чувак.

– Ой. Ох. Спасибо.

– Я здесь новенький…

– Что? Я тоже новенький! – Услышав в своем голосе восторг, Оливер ощутил себя глупым щенком и постарался умерить чувства, добавив немного нот «какая на хрен разница». – То есть зашибись, классно.

– Нам нужно будет как-нибудь встретиться, зависнуть…

– Да. – Оливер совсем не был в этом уверен. Этот парень нисколько не был похож на него; у них не было ничего общего. Оливер определенно не собирался отправляться в парк глотать таблетки, и он не стал бы разгуливать с пневмооружием. И все-таки Джейк ему понравился. И он спас его от Амати и Лайонза, что само по себе уже немало. – Я подумаю. Кстати, не видел тебя в школе.

– Мне уже восемнадцать, – рассмеялся Джейк. – Получил аттестат и послал учебу к такой-то матери. Школа для меня закончилась.

– Круто!

– Круто, если ты ничего не имеешь против того, что никто не хочет брать тебя на работу, поскольку работы нет.

– О.

– Как я уже сказал, таков наш мир. Лажа!.. Ладно, забей мой номер в свой телефон.

– Хорошо, сейчас. – Оливер достал из кармана телефон и…

Экран глючил. Точки и краски расплывались.

Ну конечно, ведь он только что искупал его.

– Черт! – пробормотал Оливер. – Нет, нет, нет, ну же! – Сначала велик, теперь телефон? Он труп. Дважды труп. Оливер постучал по экрану пальцем, но стало только хуже, словно зависла древняя компьютерная игра.

– Так, дай-ка мне. – Забрав телефон у Оливера, Джейк нажал кнопки сбоку, верхнюю, нижнюю, затем обе сразу – и через пять секунд экран полностью погас.

– Эй…

– Погоди, не торопись. – Джейк снова включил телефон, и…

Победа! Телефон опять заработал как новый.

– Как ты это сделал?

– Иногда, если что-то действительно сломалось, нужна полная перезагрузка. Сброс или как там. Отключить все на хрен, чтобы вернуть к жизни.

Оливер облегченно вздохнул. Этот день был подобен катанию на скоростных горках.

– Спасибо.

– Когда вернешься домой, не клади телефон в рисовую крупу, как советуют. Это полная ерунда. Возьми поглотитель влаги – такие используются, например, когда нужно просушить сырой погреб. Положи поглотитель влаги и телефон в полиэтиленовый пакет и оставь на сутки. Станет как новый.

– Спасибо. – Оливер улыбнулся. – Я рад, что познакомился с тобой.

Какой большой загадкой был его новый знакомый!

Он был вопросительным знаком, а не точкой.

Это же круто?

– И я тоже рад, Олли, что познакомился с тобой. – Улыбнувшись, Джейк забил в телефон Оливера свой номер. – Думаю, мы с тобой станем хорошими друзьями. Может быть, даже лучшими друзьями, как знать… А теперь давай оттащим твой велик домой.