Текст книги "Добрый медбрат"

3

Октябрь 1987 года

Эдриэнн и Чарли Каллены взяли ипотеку на маленький одноэтажный дом в промышленном пригороде Филлипсберга, Нью-Джерси. Дом был тесным и темным, а также срочно требовал покраски. Одна сторона выходила на конструкцию, напоминающую основу билборда, а задний двор – на заросший пустырь, однако цена укладывалась в рамки их совместного дохода. Эдриэнн нашла новую работу в качестве программиста. Это была стартовая позиция, но хотя бы в деловом офисе, а не заведении быстрого питания. Их противоположные графики, по которым она работала целыми днями, а Чарли – целыми ночами, были одной из причин, по которым Эдриэнн чувствовала себя одинокой. Это чувство росло с каждым днем, с Чарли или без него.

Самоуничижительность и ранимость были частью обаяния Чарли. Он так откровенно рассказывал и так смешно шутил о своих личных проблемах – особенно насчет периода депрессии и алкоголизма, – что Эдриэнн быстро начала думать, что она знает этого человека, но, что еще важнее, что он знает себя сам. Его обращенный внутрь взгляд придавал ему вид человека не сломанного, но опытного или даже взрослого. Это создавало для Эдриэнн иллюзию того, что Чарли имел полную власть над своими демонами, хотя на самом деле он тогда только начинал с ними знакомиться. Эдриэнн чувствовала, что в их отношения пришли первые заморозки и между ними наступила ранняя осень. Она списала это на эмоционально сложную работу мужа и решила, что просто не усвоила урока, который должна усвоить жена каждого медика: любовь всегда проигрывает смерти. Она и представить не могла, что ее муж снова начал пить.

Выпивка была той частью армейской культуры, которую Чарли освоил лучше всего. Он пил, чтобы напиться. Ему нравилось красное вино и тропические напитки – в крайнем случае он мог выпить даже «Листерин»[1]1
  Листерин – антибактериальный ополаскиватель для полости рта, который разрабатывали в XIX веке как хирургический антисептик. – Примеч. ред.


[Закрыть], – что не раз приводило его в военный госпиталь и психиатрическую больницу, а также познакомило его с дисульфирамом и обществом анонимных алкоголиков. Эдриэнн никогда не сталкивалась с этой стороной своего мужа. Она ни разу не видела, как он пьет. В период, когда они встречались, он всегда говорил, что просто «не может пить». Эдриэнн всегда считала его воздержание следствием убежденности, а не предосторожностью. Когда Чарли переехал в ее квартиру в Юнионе, она выкинула даже пыльную бутылку «Бейлиза», которую держала для важных гостей.

В Филлипсберге Чарли держал выпивку в своем армейском сундуке, сундук держал в котельной, а котельную держал закрытой на замок. Он пил в одиночестве в подвале, избегая присутствия жены. Ему там нравилось. Туда вел только один вход, под ним никого не было, вокруг сплошная земля и всегда темно. Котельная была таким местом, где можно было пить, размышлять и наблюдать за игрой света контрольной лампы.

Первый год супружеской жизни прошел вихрем. Чарли был невероятно занят. Он получил свою лицензию медбрата в Нью-Джерси спустя месяц после того, как стал работать в медцентре святого Варнавы, а еще через месяц начал получать еще одно образование в колледже Кин. Разрываясь между учебой, работой и дорóгой, Чарли редко бывал дома. Эдриэнн смотрела шоу Дика Кларка в новый 1988 год в одиночестве с бутылкой шардоне. К февралю она забеременела. Это и была семейная жизнь, вся ее суть. Однако она чувствовала, что муж обращается с ней холодно, почти по-деловому, будто с одним из пациентов. Эдриэнн поняла, что эта холодность возросла еще больше той осенью, когда родилась их дочь Шона{17}17
  Имена детей изменены по просьбе Эдриэнн Баум.


[Закрыть]. Теперь любые знаки внимания, которые Чарли раньше оказывал жене, были направлены исключительно на ребенка. Эдриэнн не понимала этой его реакции – будто Чарли нужно было выбирать между женой и ребенком, как если бы он не мог сосредоточить свои чувства больше чем на одном человеке. Чарли был чересчур переполнен энтузиазмом, когда дело касалось новых вещей: их отношений, их дома, их семейной жизни. Однако его чувства исчезали, как только уходила новизна. Она видела, как он точно так же теряет интерес к ее собакам, сначала – к ее йоркширу по кличке Леди. Эдриэнн обожала Леди и поначалу думала, что Чарли – тоже. Он механически гладил ее, чесал за ушком, с интересом наблюдал, как она поглощает свою еду. Затем будто что-то переключилось, и собака перестала его интересовать.

Однако он, кажется, был заинтересован в новом щенке – так, по крайней мере, казалось Эдриэнн, когда они его выбирали. Это был ее второй йоркшир, друг для Леди. Эдриэнн ушла на работу утром во вторник, оставив Чарли с ребенком и щенком, как она всегда делала в его выходной. Когда Эдриэнн вернулась, щенка не было. Чарли, казалось, это совсем не трогало и он не хотел помогать ей в поисках.

Чарли сказал, что щенок убежал. Или что он, вероятно, убежал – сам Чарли вышел прогуляться, пока ребенок спал. Эдриэнн не поверила своим ушам: прогуляться, оставив ребенка одного? Ну, сказал Чарли, отводя взгляд. Все, что он знал, – это то, что, когда он вернулся, щенка уже не было. Он не выглядел обеспокоенным этим фактом. Он не выглядел обеспокоенным вообще ничем.

Эдриэнн не понимала: как Чарли мог оставить их новорожденную дочь одну? С открытой дверью в доме! По словам Чарли, она не была открытой, а скорее приоткрытой. К тому же он был уверен, что ребенок не проснется. Эдриэнн не понравилась его последняя фраза. Знал? Он что-то дал ребенку? Она подозревала, что он давал их дочери лекарство от простуды, чтобы она вела себя спокойнее, и они уже ссорились на эту тему. Он всегда это отрицал, и обсуждение никуда не приводило. В конце концов никуда не привел и этот спор. Чарли в один момент просто перестал пытаться ее переубедить; он просто оставил все как есть и спустился в подвал. Эдриэнн снова осталась одна и в крайнем замешательстве. Она не понимала, куда делся мужчина, за которого она вышла замуж, почему он потерял интерес ко всему, кроме формальных аспектов их отношений. Даже когда Чарли физически находился дома, в эмоциональном плане его не было рядом. Она ловила его взгляд в отражении от кофемашины, изучала его неподвижное утреннее лицо и думала, остался ли в этом теле ее муж, прячется ли он где-то в темном углу, как ребенок. Он казался постоянно озабоченным чем-то, сосредоточенным на некой тайне, по сравнению с которой слова Эдриэнн не имели никакого значения. Ее друзья советовали ей быть сильной. Родители говорили, что брак – это марафон, а не спринт. Он – твой муж, напоминали они ей. Поэтому Эдриэнн списывала всё на психологические издержки постоянного пребывания между жизнью и смертью. Она ходила на работу, платила по счетам, отвозила Шону в детский сад, приходила домой. Только наличие машины во дворе говорило о том, что муж дома. Большую часть времени он теперь проводил в подвале. Она пыталась спуститься туда несколько раз. Снова это делать она боялась. Обнаружив его в темноте, она кое-что замечала. Кое-что очень неуютное в глазах своего мужа. Эдриэнн не знала, как это описать: холодная пустота, взгляд, который полностью опровергал ее надежду на то, что у него остались какие-то нежные чувства к ней. Иногда глаза Чарли начинали смотреть в разные стороны, будто каждый глаз принадлежал отдельному человеку. В такие моменты Чарли не был самим собой. Эдриэнн говорила свой друзьям: «Знаете, мне кажется, что с Чарли что-то всерьез не так». Однажды теория подтвердилась.

Эдриэнн открыла дверь плачущей соседке. Каждые несколько недель ее собака, старый бигль по кличке Квини, выходила на улицу и гуляла по кварталу, по какой-то неведомой причине всякий раз завершая свой путь во дворе Калленов. Эдриэнн не раз пускала милую старушку Квини к себе домой. Это была своего рода локальная шутка, а потому, когда Квини не пришла домой, ее хозяйка сразу направилась к Калленам. Однако в этот раз она обнаружила тело Квини в аллее рядом со своим домом. Ветеринар сказал, что ее отравили. Не знает ли Эдриэнн, что могло произойти?

Эдриэнн не знала, что ответить. Она зашла на кухню, где на столе лежали фотографии, напечатанные в автомате, – фото, которые Эдриэнн сделала в детском саду: милые снимки Шоны и ее маленьких друзей. Несколько дней назад Эдриэнн пришла домой и обнаружила, что Чарли взял ножницы и вырезал из каждой фотографии маленьких мальчиков, оставив на их месте лишь пустой силуэт. Фотографии напугали ее; она пыталась о них не думать. Теперь она уже не могла этого не делать. Пустые места в форме людей напоминали ей мужа. Она думала об этих фотографиях и своем щенке, о Квини и плачущей на пороге соседке. Тогда Эдриэнн тоже начала плакать.

4

11 февраля 1991 года сестра-фармацевт Пэм Аллен принесла в кабинет риск-менеджера Медицинского центра святого Варнавы Кэрен Сайден{18}18
  Подробности этого инцидента и последующего расследования взяты из полицейских отчетов, показаний свидетелей и судебных документов, а также из интервью с Чарльзом Калленом и Томасом Арнольдом.


[Закрыть] подозрительную сумку-пакет для внутривенного вливания. Порт сумки выглядел использованным, хотя сама она была наполнена до краев. Сайден это тоже показалось странным. Она связалась с заместителем директора больницы по безопасности, бывшим копом по имени Томас Арнольд. Арнольд отправил сумку в лабораторию патологии. Сумка должна была содержать только соляной раствор и гепарин, однако тест показал, что в ней содержался еще и инсулин.

Спустя три дня, в День святого Валентина, пациентке отделения интенсивной терапии «Святого Варнавы» по имени Анна Байерс поставили капельницу с гепарином. Через полчаса она покрылась холодным потом, плохо соображала, почувствовала тошноту и слабость. Лабораторный анализ крови показал очень высокий уровень инсулина. Ей дали апельсиновый сок – простое лекарство для нормализации после передозировки на раннем этапе. Это не сработало. Медработникам пришлось поставить Байерс капельницу с декстрозой, чтобы сахар попадал непосредственно в кровь. Это спасло женщину от смерти, но в ней было так много инсулина, что декстроза не остановила передозировку. В таком состоянии она находилась все утро, день и ночь. На следующее утро у Байерс была запланирована операция – ей в сердце должны были поставить катетер. Теперь же она вряд ли была способна пережить операцию, однако ее терапевт на всякий случай сказал убрать капельницу гепарина{19}19
  Гепарин – антикоагулянт, используемый для разжижения крови, чтобы не допустить образования тромбов, которые могут вызывать сердечные приступы и инсульты, однако мешающий остановить кровотечение во время и после операции.


[Закрыть]. Как только это сделали, уровень инсулина упал и пациентка почувствовала себя лучше.

К двум часам дня она вернулась в палату, в стабильном состоянии. Ее проблемы с уровнем сахара в крови испарились. Кровотечение из хирургических ран остановлено. Анна Байерс была готова к тому, чтобы ей снова поставили гепариновую капельницу. Капельницу поставили. И вскоре пациентка снова оказалась в таком же нестабильном состоянии. Медсестры начали вводить ей сахарный раствор в попытках восстановить баланс. Ее состояние колебалось между стабильным и критическим, она то приходила в себя, то теряла сознание. К 23:00 в ее крови сахара было недостаточно даже для того, чтобы можно было подсчитать его количество. Ее тело сожгло весь сахар и не оставило мозгу ничего. Байерс была в одном шаге от остановки сердца.

Медсестры отсоединили ее от капельницы и повезли в реанимацию. Однако за те двадцать минут без капельницы Анне Байерс снова стало лучше.

Дальше по коридору с пациентом по имени Фред Белф происходило то же самое. В 7:00 ему ввели гепарин. К полудню его рвало на себя, потому что апельсиновый сок не мог удержаться у него в желудке. Врачи прописали, чтобы ему вместе с гепарином вводили еще и декстрозу. Содержимое двух капельниц бежало, отпихивая друг друга, по его венам наперегонки, весь день и всю ночь, превращая его тело в метаболические качели.

К 19:00 следующего вечера в госпитале догадались, что между побочными эффектами и капельницами с гепарином есть некоторая связь. Медработники убрали капельницу Белфа, и он почувствовал себя лучше. Сотрудники больницы в перчатках изъяли сумку для внутривенного вливания, положили ее в стерильный пластиковый мешок и отправили в лабораторию.

Тест обнаружил в сумке инсулин. Микроскопический анализ поверхности показал, что ее протыкали крошечными иглами. Три отверстия находились по краям сумки. Это было крайне нетипично. Сумки с соляным раствором иногда случайно протыкают иглами в процессе присоединения к капельнице, а затем и к пациенту, однако это никогда не делается по периметру. Следы не выглядели случайными. Представлялось вероятным, что кто-то намеренно и неоднократно отравлял сумки для внутривенного вливания в складских помещениях больницы святого Варнавы. У Арнольда и Сайден были доказательства в виде двух сумок, а также странные случаи Байерс и Белфа. Теперь они просматривали карточки пациентов отделения интенсивной терапии, чтобы найти другие случаи подобных необъяснимых передозировок инсулином.

И хотя им не удалось установить причину, они обнаружили, что такие передозировки случались с пациентами регулярно. В течение нескольких месяцев остановки сердца в больнице не просто участились, но стали происходить буквально одна за другой; медработники реанимации бегали от одного пациента к другому. Обнаруженные сведения оказались странными и запутывающими: случаи не были привязаны к конкретному отделению или конкретной смене. Однако в отделениях интенсивной терапии, реанимации и кардиологии «Святого Варнавы» многие пациенты непостижимым образом страдали от гипогликемии.

Лабораторные анализы{20}20
  Исследования проводили эндокринологическая и радиоизотопная лаборатории города Ливингстон, Нью-Джерси, а также отделение больничной продукции лаборатории Эббот-Парка, Иллинойс.


[Закрыть] показали не только исключительный и беспрецедентный уровень инсулина в крови этих людей, но и то, что в большей степени этот инсулин был «инородным»: он не был выработан их телом. Инсулин им вводили извне.

Первое предположение заключалось в том, что кто-то совершил ошибку – медсестра или медбрат неправильно поняли предписания врача или на пузырьках были перепутаны ярлыки. Подобные ошибки постоянно случаются в больницах. Арнольд и Сайден изучили карты пациентов, однако не нашли рекомендаций врачей относительно инсулина или записей медработников, что пациентам его вводили. Это означало либо что сразу на двух уровнях была совершена ошибка – пациентам ненамеренно дали лекарство, которое им не было назначено, и медработники забыли заполнить карту, – либо что это вовсе не случайность. В любом случае это представляло собой проблему. Арнольд показал свои наработки боссу – главе безопасности «Святого Варнавы» и вице-президенту медицинского центра Джо Бэрри.

Джо Бэрри был заслуженным ветераном полиции с тридцатилетним стажем и наградами, бывшим майором полиции штата Нью-Джерси. Теперь в качестве вице-президента больницы по безопасности Бэрри предстояло провести осторожное расследование возможного убийства пациентов. Учитывая их суммарный опыт, Арнольд и Бэрри имели все необходимые навыки, чтобы справиться с таким непростым делом. После того как они исключили из числа подозреваемых посетителей пациентов, все их внимание было сосредоточено на персонале больницы. Арнольд и Бэрри сравнили расписания медработников с временем и датами остановок сердца этих пациентов. Всего три сотрудника работали во время каждого случая. Одним из этих сотрудников был Чарльз Каллен, и он заинтересовал бывших копов больше остальных{21}21
  Арнольд сказал следователям, что расследование дела Чарльза Каллена было сфокусировано на старом кардиологическом отделении, которое находилось на шестом этаже, и отделении 5700 (тоже кардиологическом). Арнольд и Бэрри настолько сосредоточились на фигуре Каллена, что их анализ смертельных случаев был привязан только к тем отделениям, где он работал. Арнольд говорил, что не обращал внимания на отделение ожогов, учитывая, что Каллен не работал там в то время, когда проходило расследование.


[Закрыть].

Арнольд к тому моменту уже опросил нескольких сотрудников больницы святого Варнавы касательно инсулиновых инцидентов{22}22
  Изначально под подозрением был Каллен и еще две медсестры. Одна из сестер оказалась «чистой», а другая была уличена в краже морфина для личного пользования.


[Закрыть]. Все медработники нервничали, переживали за свои рабочие места и репутации, а также за пациентов, о которых шла речь. И только Чарли Каллен не выглядел обеспокоенным. Как раз наоборот, он выглядел абсолютно равнодушным ко всему. Арнольду не показалось, что таким образом Каллен говорит: «Кто, я?» Каллену действительно было наплевать. Больше того, он был даже дерзок. Арнольд несколько раз пытался запланировать встречу с Калленом, но его работодателем была кадровая фирма, а не больница. Его смены были непоследовательны и постоянно менялись, Каллена сложно было поймать. Когда Арнольд загонял Каллена в угол, тот каждый раз давал понять, что занят «медицинской работой», чем-то более важным, нежели интриги, которые плетет Арнольд. Когда они с Бэрри наконец усадили Каллена в конференц-зале{23}23
  Это было первое из двух интервью, которые Арнольд и Бэрри провели с Калленом в ходе расследования.


[Закрыть], медбрат отказался отвечать на любые вопросы. Он сидел в кресле на колесиках, скрестив руки на груди, и рассматривал линолеум. Подобное поведение было для бывших копов тревожным сигналом, о чем Арнольд и сообщил Чарльзу.

«Я знаю, что ты что-то добавляешь в эти сумки», – сказал ему Арнольд. Он начал в лоб – чутье подсказывало ему, что парень нечист. «Вы не можете ничего доказать», – ответил Каллен. Это показалось следователям не тем ответом, который дал бы невиновный. Кроме того, не самым умным ответом. Бывшие копы Арнольд и Бэрри восприняли его как «пошли вы». Такое поведение вывело Арнольда из себя, заставило его принимать все близко к сердцу. Каллену, однако, было наплевать и на это. «Я не обязан с вами разговаривать», – сказал он и вышел из комнаты.

Арнольд и Бэрри наблюдали такое поведение на улице, будучи копами, но никогда не видели подобного в больнице. Поцарапанные машины на парковке, кражи из магазина сувениров, слишком бурные реакции на ограниченные часы посещения – это была их рутина. Иногда им приходилось иметь дело с медработниками, но в основном это были наркоманы, которые таскали перкосет или викодин, а затем подделывали записи в картах. Однако здесь было что-то пострашнее. Невозможно было представить причину, по которой кто-нибудь стал бы отравлять случайные сумки с соляным раствором и вводить в них инсулин. Разумного объяснения поведению Каллена Арнольд тоже не находил – казалось, что ему совершенно наплевать на обвинения. Он даже не был удивлен. Арнольд увидел пустоту во взгляде Каллена, и ему это не понравилось. Самое худшее заключалось в том, что Чарли был прав: он не обязан с ними разговаривать. Расследование должно было компенсировать недостаток показаний Каллена.

Арнольд и Бэрри попросили персонал помочь им составить хронологию и показатель смертности на том отрезке времени, когда Каллен работал в отделениях интенсивной терапии, реанимации и кардиологии. Чем глубже они копали, тем больше находили странных случаев{24}24
  Расследование включало в себя просмотр карт пациентов, рабочих расписаний, шкафов дозирования лекарств, записей с камер видеонаблюдения, допросы, сбор улик (пакеты для внутривенного вливания и анализы патологий).


[Закрыть]. Однако им недоставало железобетонной уверенности, без которой не может быть дела. Все пациенты страдали от целого комплекса различных болезней и симптомов, связать их передозировки инсулина и – в некоторых случаях – смерти с каким-то конкретным событием или с Чарли Калленом было невозможно. Существовала вероятность, что все эти факты – просто совпадение. По той причине, что Каллен был наемным работником, большинство его смен являлось срочными вызовами и соединить его действия с происходящим в отделении оказалось довольно сложно. Если они планировали продолжать расследование, им нужна была помощь извне. Пришло время задействовать полицию.

Арнольд и Бэрри каждый месяц встречались с шефом полиции Ливингстона Доном Джонсом. Встреча носила исключительно практический характер: медцентр святого Варнавы был крупнейшим работодателем в Ливингстоне, главным источником налоговых выплат для города. Невозможно было отделить частные корпоративные проблемы медицинского центра от муниципальной повестки дня.

Шеф Джонс был известным в Ливингстоне персонажем, имеющим репутацию человека, увеличивающего свой доход за счет сверхурочных, которые обычно брали новички с низкой зарплатой и полицейские, ожидающие пополнения в семье. У него на горизонте маячила пенсия, поэтому возможность перейти в частный сектор на управленческую позицию в «Святом Варнаве» казалась привлекательной. Если Джонс намеревался проявить себя в глазах администрации больницы, такой шанс ему предоставился 5 марта 1991 года, когда Бэрри и Арнольд встретились с ним в итальянском ресторане и за обедом рассказали о своем деле.

У них были все базовые элементы серьезного полицейского расследования: преступление, жертва, улики и подозреваемый{25}25
  Протоколы полицейского расследования. Таковы воспоминания Чарльза Каллена, а также его жены Эдриэнн, что было отражено в ее свидетельских показаниях и затем, в 2010 году, во время интервью с автором этой книги. Тот факт, что Каллен был главным объектом расследования, подтверждается в прямом обращении Бетти Гиллиан (административный директор отделения реанимации, которая уволила Каллена) к прокурору округа Сомерсет; Гиллиан давала показания 14 ноября 2003 года, когда занимала должность супервайзера и вице-президента корпоративного офиса Медицинского центра св. Варнавы. Томас Арнольд тоже подтвердил, что расследование строилось вокруг фигуры Чарльза Каллена.
  В ответ на запросы, сделанные в ходе гражданского судебного процесса в начале заключения Каллена, юридический консультант Медицинского центра св. Варнавы «Силл, Каммис, Эпштайн и Гросс» отрицал это. «Святой Варнава» не проводил и не вынуждал проводить никакого внутреннего расследования на основании необъяснимых результатов лабораторных тестов в связи с лекарствами, обнаруженными в крови пациентов, или необъяснимыми смертями пациентов в тот период времени, когда Чарльз Каллен являлся сотрудником Медицинского центра святого Варнавы – Центра медицинских услуг Ливингстона (медицинского центра). В феврале и октябре 1991 года внутренние расследования были проведены в «Святом Варнаве» в связи с необъяснимо низким уровнем сахара в крови нескольких пациентов… В этом отношении «Святой Варнава» отмечает, что медцентр смог восстановить лишь часть документов, имеющих отношение к этому расследованию; остальное, по всей видимости, было утрачено во время переезда офиса. В заявлении также сказано: «Внутреннее расследование 1991 года в отношении необъяснимо низкого уровня сахара в крови нескольких пациентов не фокусировалось на Чарльзе Каллене». Этот документ был подписан Нэнси Холсек, главным вице-президентом по делам пациентов в системе медицинского обслуживания «Святого Варнавы», выступающим от лица больницы. Мисс Холсек – бывший директор отделения телеметрии, была задействована в расследовании Бэрри, Арнольда и Гиллиан.


[Закрыть]. Предполагаемые убийства были совершены как минимум в двух отделениях. Они обладали физическими доказательствами преступного нарушения целостности сумки для внутривенного вливания с применением смертельных доз лекарства, а расследование выявило серьезного подозреваемого среди персонала «Святого Варнавы». Для бывшего полицейского Арнольда казалось очевидным, что у Медицинского центра святого Варнавы на руках серьезная криминальная проблема. Однако Джонс не хотел иметь с этим ничего общего. Он сказал Бэрри и Арнольду, что не может ничего сделать с теми доказательствами, которые у них имеются. Лучше всего для больницы будет решить этот вопрос самостоятельно. Бэрри и Арнольд не понимали, думает ли Джонс, что он делает больнице одолжение, или он действительно не представлял возможным провести серьезное медицинское расследование с теми доказательствами, которые у них на руках. Арнольд не мог его в этом обвинить: они и сами не могли доказать свою теорию. Так или иначе, это все еще оставалось их проблемой.

Арнольд и Бэрри применили все известные им уловки, для того чтобы поймать Каллена с поличным, даже устанавливали камеры с датчиками движения в складских помещениях на несколько недель. Они допросили разных врачей, медработников и даже посетителей, которые бывали в тех отделениях, где лежали интересующие их пациенты, а также придумали новые протоколы для выдачи лекарств медработникам, в которых обычный инсулин попадал под те же регулятивные меры, что и вызывающие привыкание медикаменты, такие как морфий. Когда в октябре того же года еще двое пациентов получили необъяснимую передозировку инсулином в отделении реанимации «Святого Варнавы», связанную с испорченными сумками для внутривенного вливания, Арнольд и Бэрри снова остались наедине со своими подозрениями и фрустрацией и по-прежнему не могли ничего доказать{26}26
  Супервайзер отделения телеметрии Нэнси Холсек затем сравнила этот процесс с поиском иголки в стоге сена.


[Закрыть]. Они все еще пытались это сделать, когда Чарльз Каллен просто уволился. Проблемы с инсулиновыми передозировками исчезли вместе с ним.