Текст книги "Комната, полная зеркал. Биография Джими Хендрикса"

Глава 8
Дикий брат
Форт Орд, Калифорния
май 1961 – сентябрь 1962

«Она действительно милая женщина и, полагаю, хорошая мать, но, как ты говоришь, она не может устоять перед «диким братом» свободы».

Джими Хендрикс в письме к своему отцу

31 мая 1961 года Джими Хендрикс прибыл в Форт-Орд в штате Калифорния, где начал проходить базовую подготовку в Сухопутных войсках Соединенных Штатов. При зачислении на службу он запросил назначение в 101-ю воздушно-десантную дивизию. Окончательное решение должны были принять только после прохождения солдатами подготовки. Как позже рассказывал Джими, он выбрал воздушно-десантную службу из-за того, что опасность прыжков из самолетов возмещалась щедрой премией в пятьдесят пять долларов в месяц. Это была значительная сумма для парня, который вряд ли заработал столько за всю свою жизнь. Он также подумывал о вступлении в ряды рейнджеров – еще одна чрезвычайно трудная специальность. По данным его военного досье, через месяц после зачисления на службу он весил 155 фунтов (70 кг. – Прим. пер.) и имел рост пять футов десять дюймов (около 177 см. – Прим. пер.). Годы спустя Джими скажет в интервью, что сразу же возненавидел армию, но некоторые из его писем домой противоречат этому утверждению. По крайней мере, поначалу он наслаждался условиями службы, которые регламентировали, когда вы едите, во что одеты и что делаете каждую минуту дня. Для того, кто все детство и юность был предоставлен самому себе, этот строгий армейский распорядок стал приятной переменой. Как минимум, Джими теперь ел три раза в день – чаще, чем когда-либо в жизни.

За первые шесть месяцев службы Джими отправил Элу десятки писем. Изначально он писал домой, чтобы занять денег. Он сетовал на то, что жалование задерживается и не покрывает его основные потребности. Но вскоре темы переписки расширились и стали включать его тоску по дому и планы на будущее. Частые и пространные письма Джими к Элу наполнены светлой печалью и задумчивостью. Джими не нужна была особая причина, чтобы писать, – однажды он написал отцу просто для того, чтобы сообщить ему, что потерял билет на автобус. Эл тоже писал в ответ, но его послания были более короткими и менее регулярными. Эта переписка была важна для обоих мужчин, она – самое глубокое проявление близости из всех, что когда-либо разделяли отец и сын. Несмотря на свое одинокое детство, Джими вырос хрупким человеком, мало что видевшим в жизни. Пребывание вдали от друзей и семьи смягчило его чувства к дому. Несмотря на многочисленные недостатки своего отца, Джими любил Эла и чувствовал, что его любят в ответ. Их взаимная привязанность была более очевидна в письмах, чем в общении, когда они жили вместе.

Первое письмо Джими написал всего через пять дней после своего прибытия в Форт-Орд. Оно содержало просьбу одолжить денег («пожалуйста, если можешь, пришли мне несколько долларов как можно скорее»), а также длинный список расходов («набор для обуви – 1 доллар 70 центов; два замка – 80 центов каждый»). В письме он также описал свои первые впечатления от армии: «Мы должны прибираться в казармах перед тем, как ложимся спать. Я просто хотел сказать тебе, что я жив и здоров. Пока армия не так уж плоха. Тут сносно, бывают и хорошие, и плохие дни. Все, понимаешь, все мои волосы остригли, и я должен бриться каждый день». У восемнадцатилетнего Джими только недавно появилась растительность на лице, так что бритье было для него в новинку. В письме он пытался звучать позитивно, однако его тоска по дому читалась между строк. «Я здесь около недели, но кажется, что прошел месяц. Время тянется довольно медленно».

В течение следующих двух месяцев Джими писал домой как минимум раз в неделю. Изначально ему сказали, что распределят в Форт-Ли, штат Вирджиния, в школу машинописи, но приказ так и не вышел, и он получил желанное назначение в 101-ю воздушно-десантную дивизию. 4 августа базовая подготовка закончилась, ему присвоили звание рядового. За месяц до этого Джими сфотографировали в армейской форме, и он разослал эти снимки вместе с радостными новостями отцу, Долорес Холл, Дороти Хардинг и Бетти Джин Морган, с которой тоже поддерживал регулярную переписку. Расстояние лишь распалило его чувства к девушке. Он держал ее фотографию рядом с койкой и продолжал говорить о женитьбе. Джими даже писал матери и бабушке Бетти Джин – скорее всего, так он пытался понравиться будущим родственникам, но верно и то, что он был настолько одиноким, что любая ответная весточка поднимала ему настроение.

Меньше чем через два месяца после своего отъезда Джими попросил Эла прислать ему электрогитару, оставленную в доме матери Бетти Джин. Инструмент пришел в часть 31 июля, по случаю такого благословенного события Хендрикс написал отцу шестистраничное письмо. Это была не просто благодарность отцу за очень важную для него посылку. Джими начал с извинений за то, что не сразу ответил на последнее письмо Эла: «Мы провели неделю на полевых учениях, у меня закончились марки и бумага». Джими написал, что гитара «была усладой для глаз», она заставила его думать об отце и доме. Он жаловался на восьминедельные учения и на то, что начальство пригрозило ему увеличить срок службы на год.

Эл недавно расстался со своей девушкой Виллин, и Джими воспользовался случаем, чтобы поделиться своими мыслями о характере подруги отца. «Она действительно милая женщина и, полагаю, хорошая мать, но, как ты говоришь, она не может устоять перед «диким братом» свободы, – писал он о Виллин. – Если бы только она поняла, что ты был лучшим вариантом из всех, что у нее были или могли бы быть. Я знаю, что она все еще любит тебя, потому что она говорила мне о том, что ты ей действительно небезразличен, достаточно часто, чтобы убедить меня. А в таких вопросах нужно постараться, чтобы сделать это, как, например, было с Бетти».

Джими писал, что армейская жизнь не сильно изменила его личность, но он научился убираться в казармах. Еще он писал, что с нетерпением ждет возможности увидеть новую стереосистему Эла и что во время визита домой планирует привезти сделанные на базе снимки. Он обещал приехать в субботу вечером, если успеет на самолет. Письмо заканчивалось самыми милыми строчками об отце из всех, что он составлял раньше: «Пока ты рядом, у меня все идеально, потому что ты мой дорогой папа, и я всегда буду любить тебя… всегда… Со всей любовью в мире Дорогому Старому Папе от твоего любящего сына Джеймса».

В конце он нарисовал свою гитару Danelectro (он будет делать так в большинстве писем на протяжении следующих нескольких лет). В письме Джими сослался на предстоящий недельный отпуск, надеясь, что сможет прилететь в Сиэтл. Отпуск отменили, и неделю спустя он написал еще одно письмо и сообщил, что все еще ждет официального приказа. «Одни ждут два, три, четыре дня, – писал он, – другие ждут неделями или даже месяцами… Из-за этого кажется, что ты тратишь время впустую, хотя эти дни считаются». Под «считаются» Джими подразумевал, что каждый день приближал его к окончанию трехлетней службы. Он служил всего два месяца и уже считал дни до дембеля. То письмо завершалось хорошими новостями: «Я получил квалификацию снайпера, у меня второй по величине результат стрельбы из винтовки М-1». Как Джими удалось совершить этот подвиг, неизвестно: он был ужасно близорук. Армейский врач занес его плохое зрение в досье и прописал ему носить очки, но Джими отказался.

1 сентября Джими наконец получил разрешение на недельный отпуск. Он взял свою гитару и отправился в Сиэтл. Билет на самолет был Джими не по карману, так что он поехал на автобусе. Это означало, что четыре из семи дней его отпуска будут потрачены на путь туда и обратно. В Сиэтл он прибыл свежевыбритым и одетым в парадную форму; на рукаве был синий шнур пехоты за прохождение дополнительной подготовки, на который он поспешил обратить внимание. «В этой форме он выглядел таким красивым, – вспоминала его двоюродная сестра Ди Холл. – Он гордо демонстрировал ее всем».

Воссоединение Джими с Элом и Леоном вышло эмоциональным. Эл был горд видеть Джими в форме. Он заметил, что за время службы сын повзрослел. Леона тоже восхитил вид старшего брата, а еще больше поразило то, что тот дал ему пять долларов на карманные расходы. Джими навестил тетю Долорес, Дороти Хардинг и нескольких старых друзей, но самой долгожданной была его встреча с Бетти Джин. С ней он провел большую часть своего отпуска. С ней и ее родителями. «Он сказал родителям, что собирается жениться на мне, как только я окончу школу, и что я буду невестой военного», – вспоминала Бетти Джин. В свой последний день в Сиэтле Джими подарил ей шелковую наволочку, которую привез из Калифорнии. Он сказал, что спал на ней каждую ночь, думая о любимой, хотя вряд ли солдату была бы позволена такая роскошь. На наволочке он написал: «Люблю вечно, всегда твой, Джеймс Хендрикс, 7 сентября 1961 года».

В сентябре Джими и Бетти Джин писали друг другу почти ежедневно. Когда он пропустил несколько писем, она обвинила его в измене. «Ты дурачишься с кем-то там на стороне… Тебе лучше оставить этих чокнутых черных девушек в покое и ответить мне, или можешь вообще больше не приезжать». После пары таких гневных писем Джими пожаловался Элу, что эмоции его девушки «меняются [в одном письме] по два или три, а иногда и по четыре раза». Джими не улучшил свое положение в глазах Бетти Джин, когда написал ей, что ее подарок на день рождения придет с опозданием, потому что ему не хватает денег.

На Хэллоуин вышел долгожданный приказ: Джими назначили в 101-ю воздушно-десантную дивизию в Форт-Кэмпбелл, штат Кентукки. Он немедленно сообщил об этих прекрасных новостях всем своим адресатам. У Эла тоже были хорошие новости: он написал, что Леон вернулся из приемной семьи и теперь они живут вместе. Джими ответил, что очень рад узнать о воссоединении брата и отца и что он осознал, каково это – быть одиноким: «Вот что я чувствую, когда думаю о тебе, об остальных и о Бетти». Письмо Джими заканчивалось обещанием сделать все, что в его силах, чтобы семья им гордилась. «Я сделаю так, чтобы все Хендриксы с гордостью могли носить нашивку «Кричащий орел»»[6]6
  Эмблема 101-й воздушно-десантной дивизии. – Прим. пер.


[Закрыть].

8 ноября он прибыл в Форт Кэмпбелл и сразу же отправил письмо отцу. В конце он как обычно поместил рисунок своей гитары, но добавил к нему маленького парашютиста. Он писал:

«Что ж, вот я и здесь, там, куда так хотел попасть. Я служу в 101-й воздушно-десантной дивизии…. Это довольно тяжело, но я не могу жаловаться и не жалею об этом [решении]… до сих пор. На третий день мы прыгали с 34-футовой (примерно 10-метровой. – Прим. пер.) вышки. Было даже весело… Я поднимался на нее по лестнице не спеша, просто расслабившись. Три парня подали в отставку, когда оказались на вершине. Уволиться можно в любое время, они взглянули вниз и подали в отставку. И это заставило меня задуматься во время подъема. Но я твердо решил, что не уйду сам, что бы ни случилось».

Как только Джими забрался на вышку, тренер по прыжкам пристегнул к нему ремень безопасности и толкнул вниз. Джими написал, что трос «щелкнул, словно хлыст», и он приземлился на песчаную дюну.

«Это был новый опыт. В течение двух недель каждый твой день состоит только из физических тренировок и издевательств, но только в школе прыжков ты попадаешь в настоящий ад. Они доводят тебя до СМЕРТИ… Вас нагружают до потери сознания, и половина парней увольняется. Так отделяют мужчин от мальчиков. Я молюсь, чтобы на этот раз я остался на стороне мужчин».

В клубе Форт-Кэмпбелла можно было взять напрокат музыкальные инструменты и усилители, поэтому Джими репетировал в нем, когда не был занят службой или написанием писем. Однажды в начале ноября он упражнялся в игре на гитаре, и его случайно услышал проходящий мимо военный.

Когда Билли Кокс услышал музыку, он подумал, что она напоминает «комбинацию Бетховена и Джона Ли Хукера», и был заинтригован. Кокс вырос в Питтсбурге и играл на бас-гитаре в нескольких группах. «Я никогда не слышал подобного, – вспоминал Кокс. – Я вошел и представился. Вот так быстро все и произошло». Кокс взял бас-гитару и начал джемовать с Джими. Между ними сразу же завязалась крепкая дружба, которая продлится почти десять лет.

С появлением первого товарища по службе и по музыке интересы Джими изменились. Он все еще был зациклен на нашивке «Кричащего орла» и буквально в следующем месяце пошел в школу прыжков, но они с Коксом сразу же сформировали группу из пяти человек с тремя другими солдатами. У них не было названия, а состав постоянно менялся, но по выходным они играли в клубах базы. Какое-то время они выступали как трио вместе с барабанщиком. В этой связке Джими и Билли поделили вокальные обязанности, и поскольку Кокс не был сильным певцом, временная группа стала первой попыткой Джими стать фронтменом. Ему все еще не нравился собственный голос, но из-за необходимости он начал петь.

Форт-Кэмпбелл находился на границе Теннесси и Кентукки, в шестидесяти милях (около 97 км. – Прим. пер.) от Нашвилла. В соседнем Кларксвилле, штат Теннесси, было несколько клубов для военнослужащих. Один из них, Pink Poodle, стал постоянным пристанищем Джими. Посетителями были исключительно афроамериканцы; на Юге Джими впервые столкнулся с настоящей расовой сегрегацией. Хотя официально армия была смешанной, солдаты социализировались по расовому признаку, и за пределами базы большая часть общества была закрыта для чернокожих. Даже музыка определялась расой, поскольку чернокожие южане в основном интересовались блюзом и R&B. Виртуозные риффы Джими из “Louie, Louie” были здесь нежелательны. Кокс вспоминал, что тогда Хендрикс глубоко заинтересовался Альбертом Кингом, Слимом Харпо, Мадди Уотерсом и Джимми Ридом, легендами блюза, которые начинали свою карьеру в этом регионе.

Той зимой Джими наконец-то прыгнул из самолета. Позже в интервью он описывал волнение, которое испытывал. «Первый прыжок был действительно незабываем, – рассказывал он NME. – Вы сидите в самолете, некоторые вообще никогда раньше не летали. Некоторых рвало». Джими не сказал интервьюеру, что первый прыжок был сопряжен для него и с первым полетом. Он говорил о своем восхищенииуслышанными тогда звуками («самолет летит «ррррррр»; «шшшш» пролетает воздух мимо ушей»). Он даже одолжил фотоаппарат, чтобы запечатлеть несколько прыжков. На обороте одного снимка другого солдата он написал: «Незадолго до приземления; когда он приземлился, он со шлепком ударился о землю».

Жизнь парашютиста сопряжена с определенным риском, и Джими боялся, что его парашют может не раскрыться. В меньшей степени его пугала возможность отправиться на поле битвы. В длинном письме, которое он отправил своей тете Долорес в январе, Джими писал: «Я служу в лучшем подразделении: 101-м воздушно-десантном. Это самая крутая дивизия в мире. Если где-нибудь возникнут проблемы, мы отправимся туда одними из первых». В 1962 году, когда Джими отправил это письмо своей тете, возрастала напряженность вдоль корейской границы, а в Восточной Европе и на Кубе вырисовывались возможные места будущих боевых действий. Конфликт в Юго-Восточной Азии усиливался, и вскоре американские войска отправили участвовать в войне во Вьетнаме. На фоне всего этого к началу 1962 года Джими начал задаваться вопросом, стоят ли того дополнительные пятьдесят пять долларов.

Армейское жалованье Джими было первой (и единственной) регулярной зарплатой в его жизни. В январе его повысили до рядового первого класса, и он выполнил все требования, чтобы получить свою нашивку 101-й дивизии. Как только Джими приобрел все нашивки «Кричащий орел», которые нужно было отправить семье, у него впервые в жизни появились лишние деньги. В свои письма Бетти он начал вкладывать сберегательные облигации на двадцать пять долларов, которые, по его мнению, должны были показать ее родителям, что он может содержать семью. Он заплатил за съемку в фотостудии и отправил снимки Бетти Джин. На одной фотографии Джими позировал в своей униформе на фоне тропического пейзажа. Он отправил ее вместе со стихотворением под названием «Милая». «От того, кто всегда будет по-настоящему любить тебя», – подписал он снимок. Весной 1962 года он несколько раз писал Бетти, предлагая оплатить дорогу к нему, если она согласится выйти замуж. «Он хотел увезти меня в Кентукки, – вспоминала она. – Он прислал кольцо с бриллиантом в качестве помолвочного и сказал, что уже купил обручальное».

Но все попытки Джими ускорить свадьбу провалились – родители Бетти Джин настаивали на том, чтобы их дочь сначала окончила школу. Все эти отказы от его предложений руки и сердца лишь сильнее раззадоривали Хендрикса. Возможно, его действия являлись отражением его глубоких чувств к Бетти Джин, или, возможно, это была отчаянная попытка спастись от одиночества.

К марту 1962 года главным увлечением Джими стала группа, и даже Бетти Джин заметила перемену в его письмах. Зимой отец прислал ему гитару, и, вместе с инструментом и нашивкой с кричащим орлом на форме, от первоначального очарования воздушно-десантными войсками не осталось и следа. По мере того как рос его интерес к собственной музыкальной группе, его уважение к армии, столь сильное прежде, уменьшалось. «Они не позволяли мне заниматься музыкой», – рассказывал Джими журналистам несколько лет спустя. Он научился обращаться с несколькими видами оружия, но с гитарой в руках он чувствовал себя в большей безопасности; он все еще спал, положив ее на грудь. Его товарищи по отряду считали это странным, по этой причине он выделялся из массы окружающих и был одиночкой.

Только во время выступлений бок о бок с Билли Коксом он чувствовал себя в своей тарелке. Теперь у группы было название, The Kasuals, и они постепенно становились популярными в этом районе. По выходным они давали концерты в Нашвилле и даже на военных базах Северной Каролины. Джими довольно быстро обнаружил, что на расово сегрегированном Юге афроамериканские группы могли выступать только перед чернокожей аудиторией. «Он писал мне о том, что ему пришлось нелегко, – рассказала Бетти Джин. – В Теннесси он столкнулся с расовыми предрассудками, которых никогда не встречал в Сиэтле, в том числе в музыкальном бизнесе». Однако недостатка в клубах многочисленное чернокожее население Юга не испытывало. В то время Джими также стал встречать намного больше доступных афроамериканок, чем в Сиэтле. Стройный и эффектный на сцене, он впервые в жизни увидел, что пользуется успехом у женщин.

Поскольку популярность группы у местных только возрастала, The Kasuals стали получать множество предложений о гастролях. Единственная загвоздка состояла в том, что Джими и Билли были штатными солдатами. Кокс, по крайней мере, был близок к завершению службы, но Джими не мог уйти в самоволку: за это его бы ждал тюремный срок. К апрелю он отслужил только десять из запланированных тридцати шести месяцев, но жизнь на военной базе стала для него невыносимой. 2 апреля он явился в медчасть и заявил, что хотел бы поговорить с психиатром о серьезной проблеме. Джими рассказал ему о том, что у него стали появляться сексуальные фантазии о соседях по казарме. Доктор посоветовал ему больше отдыхать.

В апреле и мае его визиты к психиатру стали регулярными. Джими сказал врачу, что у него появилась зависимость от мастурбации. Однажды его даже застали за ней в казарме (по всей вероятности, он намеренно все подстроил). Он заявил психиатру, что влюблен в одного из своих товарищей по отделению. Потом сказал, что не может заснуть из-за кошмаров. Потом заявил, что часто мочится. Наконец, сказал, что похудел на пятнадцать фунтов (около 7 кг. – Прим. пер.) из-за любовной тоски по товарищу по отряду. Этими сфабрикованными признаниями Джими затеял опасную игру: если его отчаянный гамбит провалится и он не добьется увольнения, его ждет остракизм со стороны всех военнослужащих. Ни один солдат не хотел прослыть геем в гомофобной армейской среде. Даже простого проявления слабости или желания уйти было достаточно для того, чтобы тебя избили в казарме, или, как говорили, пригласили на «вечеринку под одеялом», а иногда это служило даже поводом для шальной пули. Возможно, именно в попытке доказать, что он сходит с ума, Джими продал гитару солдату из своего подразделения.

Наконец, 14 мая капитан Джон Халберт провел полное медицинское обследование Джими. Тщательное обследование проводилось и до зачисления в армию, тогда единственной проблемой, занесенной в его карту, было заикание в прошлом. Теперь, заполняя ту же форму, Джими отметил семь различных заболеваний, начиная от болей в груди и заканчивая гомосексуализмом. В медицинской карте Джими капитан Хэлберт напечатал: «гомосексуализм; мастурбация; головокружение; боль и давление в левой части груди; потеря веса; частые проблемы со сном; личные проблемы». Хэлберт пропустил один момент в анкете самого Джими: когда он вступил в армию, то указал в графе профессии «школьник», хотя не посещал школу уже год. После более чем годичной службы в армии его профессия изменилась на «музыкант».

В конце концов армия сдалась. Хэлберт рекомендовал уволить Джими из-за его «гомосексуальных наклонностей». Джими никогда не говорил об этом обмане даже близким друзьям. Когда его спрашивали о причине увольнения из армии, он всегда рассказывал историю о том, как сломал лодыжку во время своего двадцать шестого прыжка из самолета. «Каждый раз, когда меня осматривали, я ужасно стонал, так что мне наконец поверили, и я вышел на волю», – сказал он одному журналисту. На концерте The Kasuals в июне его сфотографировали с перебинтованной лодыжкой. Была ли травма еще одной уловкой, неизвестно, но в его армейских медицинских документах перелом лодыжки не упоминается.

Последняя зарплата Джими включала премию за двадцать один неиспользованный день отпуска. Первоначально его план состоял в том, чтобы поехать в Сиэтл, жениться на Бетти Джин и найти работу. «И вот я стоял за воротами Форт-Кэмпбелла на границе Теннесси и Кентукки со своей маленькой спортивной сумкой и тремя-четырьмя сотнями долларов в кармане, – рассказывал он в интервью Rave в 1967 году. – Я собирался вернуться в далекий Сиэтл… Затем подумал, что загляну в близлежащий город Кларксвилл, переночую там, а на следующее утро поеду домой…»

В Кларксвилле он зашел в джаз-клуб и выпил. Затем выпил еще. «В тот день я чувствовал себя по-настоящему великодушным, – говорил он. – Вероятно, я раздавал деньги всем, кто их просил». Несколько часов спустя он вышел из бара и пересчитал свои сбережения. У него осталось шестнадцать долларов, на поездку в Сиэтл этого не хватало. Первой мыслью Джими было позвонить отцу и попросить денег на проезд: «Но я догадывался, что бы он сказал, узнав, что я потерял почти 400 долларов всего за один день. Нет, это было исключено. “Все, что остается, – подумал я, – это взять гитару и попытаться найти какую-нибудь работу”». Джими вспомнил парня из отряда, которому продал свою гитару. Он пробрался обратно на базу, попросил свою Бетти Джин обратно и, потратив почти три месяца на то, чтобы освободиться от армии, закончил тем, что снова поспал на своей старой койке.

Билли заканчивал службу через три месяца. Их с Джими план состоял в том, чтобы Хендрикс околачивался в Кларксвилле до дембеля приятеля, а потом они бы явили себя миру. Их группа время от времени давала концерты по выходным, но Джими выживал, ночуя у друзей или у девушек, которых встречал в клубах. Так он будет время от времени делать в течение четырех последующих лет. Тем летом у него завязался роман с местной по имени Джойс, по всей вероятности, с ней был его первый сексуальный опыт. Когда в сентябре 1962 года Кокса наконец освободили, они какое-то время жили втроем в крошечной квартирке.

Отношения Джими с Джойс положили конец его фантазиям о женитьбе на Бетти Джин. В том месяце он написал Бетти Джин, что не планирует возвращаться ни в Сиэтл, ни к ней. Та немедленно вернула ему по почте обручальное кольцо. И как только одержимость идеей женитьбы исчезла, Джими начал познавать прелесть мира плотских утех. Пройдут годы, прежде чем он снова заговорит о том, чтобы остепениться и провести жизнь с одной женщиной.

Гитара Бетти Джин тоже была изгнана. Вместе с Билли Коксом Джими купил новую Epiphone Wilshire в музыкальном магазине Кларксвилла. А инструмент, который Джими лелеял и любил так сильно, что спал с ним каждую ночь, он продал в местный ломбард.