Текст книги "Неподражаемый доктор Дарвин"

Груда вещей во дворе придорожной гостиницы постепенно росла. Часом раньше прибыли три кожаные сумки, затем квадратный дубовый сундук и обернутый брезентом ящик. Кучер сидел у самой стены, отвернувшись от не по-майски пронизывающего ветра и грея ноги на маленькой жаровне. Он прихлебывал пиво из высокой кружки и с сомнением переводил взор со все разбухающей кучи багажа на крышу кареты.

Наконец он оглянулся через плечо, опытным взглядом прикинул высоту солнца, встал. В это мгновение раздался стук подков.

С двух разных сторон к гостинице подкатили две легкие, запряженные пони двуколки. Встретились они около большой кареты. Выпрыгнув на землю, два пассажира поглядели сперва на груду багажа на земле, затем на ломящиеся от груза коляски и, наконец, друг на друга. На помрачневшего кучера никто и внимания не обратил.

Один из новоприбывших, низенький толстяк, покачал головой.

– Полковник, это просто смешно! Когда мы договорились ехать в одной карете, то подразумевалось, что я возьму с собой медицинский сундучок и снаряжение. Без них я не рискну удалиться от дома даже на несколько миль. Однако мне и в голову не приходило, что вы вздумаете захватить с собой весь домашний скарб. – Он махнул мускулистой рукой на вторую двуколку. – Мы всего лишь посещаем Шотландию, а не переезжаем туда на постоянное жительство.

Второй путешественник, высокий и сухопарый, подошел к своему экипажу и попытался стащить с него массивный деревянный ящик, но, как ни старался, так и не смог приподнять его. Проворчав что-то, он повернулся к своему спутнику и встряхнул головой.

– Несколько миль от дома – дело одно, доктор Дарвин. Лох-Малкирк – совсем иное. Мы будем в самой глуби горного края, вдали от цивилизации. Я, конечно, знаю, что со времен Великого Мятежа прошло уж больше тридцати лет, но мне говорили, там и посейчас неспокойно. Бунтарский дух так и кипит. Нам понадобится оружие – если не против местных жителей, так против дьявола.

Дарвин удостоверился, что медицинский сундук благополучно погружен на крышу кареты, и, подойдя ко второй двуколке, ухватил ящик с другой стороны. Вдвоем они опустили его на землю.

– Вы сильно ошибаетесь. Горцы страдают, но и не думают бунтовать. Доктор Джонсон отлично путешествовал в тех краях не более трех лет тому назад. Оружие вам не понадобится, хотя нельзя отрицать, что горцы хранят верность принцу Чарльзу Эдуарду…

– Молодому Претенденту, – проворчал Поул. – Подлому выскочке, который…

– Который обладает тем, что многие признают вполне законными притязаниями на трон Шотландии, если не всей Англии. – Дарвин с любопытством заглянул в деревянный ящик, крышку которого Поул аккуратно приподнял. – Поражение в сорок шестом стало катастрофой, однако кланы, несмотря на его изгнание, верны своему принцу. Полковник! – Он наконец разглядел, что лежит в ящике. – Оружие – дело одно, но не предполагаете же вы брать с собой в Малкирк это.

– Разумеется, предполагаю! – Поул присел возле ящика, любовно поглаживая блестящий металл. – Да вы в жизни не видели пушечки красивее моей Малютки Бесс. Окована латунью, стреляет двухдюймовыми ядрами с черным порохом. Покажите мне в Лох-Малкирке любого дьявола или левиафана, а я покажу вам, что с одной из этих пилюлек в глотке он станет куда как покладистей. – Полковник взвесил на ладони снарядец. – А коли местные зашалят, так моя Бесс и на них управу найдет.

Дарвин открыл крышку пошире.

– Еще и мушкет с зарядами! Куда мы, по-вашему, отправляемся, на Луну? Вы же знаете, что горцам запрещено носить оружие, а у нас и так для необходимого багажа мало места.

Поул расправил плечи.

– Если вы разгрузитесь, я тоже согласен, но не иначе.

– Невозможно. Я и так ужался до минимума.

– Я тоже.

Кучер не спеша отнес пустую кружку в гостиницу и, поставив ее возле бочонка, кивнул на дверь.

– Вы только послушайте, – мрачно произнес он. – Я-то, болван, думал, легкие деньги, всего два пассажира в карете… Да они и усесться не успели, как уже переругались, а ведь я подрядился везти их до самого Дарема. Эй, Алан, плесни мне еще кружечку на дорожку, да побольше.

Путешествие на север словно пролистывало назад календарь, день за днем и год за годом. За Даремом наступление весны было чуть менее заметно, а к тому времени, как искатели приключений добрались до Нортумберленда, распустившиеся яблоневые цветы Ноттингема вернулись к стадии плотных розовых бутончиков, которым до цветения оставалась добрая неделя. Погода лишь усиливала этот эффект, вновь призвав промозглую и жалящую февральскую стужу, что леденила пальцы на руках и ногах даже сквозь самую теплую одежду.

В Оттерберне путешественники пересели из кареты в открытую подводу, где уже ничто не защищало их от резких порывов северо-восточного ветра, а за Стерлингом с дикой местности словно бы облупился даже налет веков. На каменистых склонах гор грунтовые, немощеные дороги казались простыми царапинами, а жалкие, крытые дерном лачуги смотрелись еще ниже и непригляднее на фоне угрюмых вершин. Сперва Дарвин пытался записывать и, балансируя на коленях толстым томом излюбленных цитат и афоризмов, вносил туда какие-то пометки. Но все ухудшающиеся дороги и беспрестанные дожди точно сговорились против него – и под конец доктор сдался. Он сидел на подводе, глядя вперед, небритый, закутанный в кучу одеял и накрытый куском брезента с прорезанным в нем отверстием для головы.

– Дикая страна, полковник. – Он обвел рукой дорогу, что уводила на северо-запад вдоль Лох-Шина. – Мы далеко отъехали от Личфилда. Взгляните на эту группу.

Он кивнул вперед на немногочисленную кучку батраков, что трудились сбоку от дороги. Джейкоб Поул издал фырканье, которое могло с тем же успехом исходить и от лошади. Полковник курил короткую трубку, чашечка которой изображала собранную горстью руку. За спиной у него стоял кувшин с горячими углями.

– И что в них особенного? – Он только что заново набил трубку черным табаком, отколупнутым прямо от плитки, и теперь выдул облако сизоватого дыма. – Не вижу нижнего такого, о чем стоило бы говорить. Просто-напросто унылые крестьяне.

– Да, но ведь они чистокровные кельты, – бодро отозвался Дарвин. – Обратите внимание на форму голов и брахицефальные черепа. Дальше, к северу, мы будем встречать их чаще. Так уж повелось исстари и шло более трех тысяч лет – проигравших в схватке за лучшие земли вытесняли на север и на запад. Скотты, пикты, кельты – все они отступали в северные холмы.

Джейкоб Поул подозрительно воззрился на крестьян, поплотнее набивая трубочку табаком.

– Может, на ваш взгляд, они и похожи на проигравших, а на мой – крепкие орешки. Вон какие рослые и свирепые. Что же до вашего убеждения, что они, мол, не вооружены, взгляните на эти косы и серпы, а потом дайте мне определение оружия. – Полковник похлопал по карману под кожаным плащом. – Ядра и порох, вот что нужно, когда имеешь дело с дикарями. Помяните мои слова, мы еще успеем порадоваться, что прихватили их, пока доберемся до Малкирка.

– Не убежден. Восстание подавлено больше тридцати лет назад.

– Ну да, на поверхности. Я ни разу не слышал, чтобы сокровище давалось легко. Где клад – там всегда кровопролитие и тревоги. Драгоценности притягивают к себе насилие, совсем как коровья лепешка – мух.

– Понятно. Так вы предлагаете повернуть назад? – В тоне доктора слышалось лукавство.

– Разве я говорил о возвращении? – Поул возмущенно выдул струю дыма. – Никогда! Мы почти на месте. Если сумеем найти лодку и лодочника, то уже завтра к вечеру я начну искать галеон, невзирая ни на какого там дьявола. Ни разу еще не видел ни одного дьявола в этом мире и надеюсь не увидеть и в том. Впрочем, удивляюсь, что вы, с вашими-то воззрениями на религию, вообще верите в дьяволов.

– В дьяволов? – Голос Дарвина звучал тихо и задумчиво. – Конечно же, я в них верю ничуть не меньше, чем сам Папа. Но, думаю, мы с ним не сойдемся по поводу того, какой облик они принимают в этом мире. Скоро нам представится шанс самим во всем убедиться. – Доктор вытащил из-под брезента сильную руку. – Вон там, ниже по холму, верно, Малкирк. Мы добрались быстрее, чем я ожидал.

Джейкоб Поул хмуро поглядел вперед.

– И неприглядное же с виду местечко, если это все, что тут есть. Однако взгляните-ка туда – возможно, в этом Богом забытом краю мы не единственные заезжие гости.

Примерно в полумиле от них дорогу перегораживали два легких экипажа. Бедно одетые люди, столпившиеся кругом, обернулись, когда Поул подкатил подводу и остановился в двадцати футах от ближайшей кареты.

Компаньоны шагнули вперед, разминая затекшие после долгого путешествия суставы. Навстречу из толпы вышли три человека. Дарвин посмотрел на них с удивлением, потом кивнул в знак приветствия.

– Я Эразм Дарвин, а это полковник Джейкоб Поул. Насколько я понимаю, вы получили мое послание. Мы сообщали наперед, что хотим остановиться на несколько дней здесь, в Малкирке.

Он переводил внимательный взгляд с одного встречающего на другого. Все вместе они образовывали на диво несуразную троицу. Самый высокий был темноволос и тощ, худее даже Джейкоба Поула. Природа наделила его яркими темными глазами, что безостановочно перескакивали с предмета на предмет, длинными пальцами, крючковатым носом, лошадиным подбородком и ярко-красными щеками. Одеяние его состояло из алой туники, зеленых бриджей и плаща из серых и синих лоскутов. Сосед его не выделялся ни ростом, ни одеждой, зато кожа у него была черной, как уголь, а на выступающих скулах виднелись следы старых шрамов. Третий стоял чуть поодаль – невысокий, но крепко сложенный здоровяк с толстыми голыми руками и густой седеющей бородой на пол-лица. Весь он словно бы потрескивал от переизбытка энергии. Как только Дарвин спросил про послание, он яростно закивал.

– Да-да, мы получили его. Но я подумал, оно от этих вот джентльменов. – Горец кивнул на стоявшую рядом пару. – Понимаете, там ведь больше ничего не было, ни кто приезжает, ни что еще, только что нужны кровати на двоих. Так, значит, вы и есть тот самый Дарвин?

– Да. – Доктор виновато улыбнулся. – Наверное, следовало бы написать поподробнее. Мне и в голову не приходило, что сюда в один и тот же день прибудут сразу две разные компании. Вы сможете подыскать нам комнату? Шотландец пожал плечами.

– Кровать-то найдется… да вот только, сразу предупреждаю, одна на двоих.

Поул украдкой покосился на внушительные формы Дарвина.

– Большая кровать, – заверил здоровяк, перехватив его взгляд. – В не очень большой комнате. Ну и конечно, все чисто-опрятно, вот вам слово Малькольма Макларена! – Он постучал себя по могучей груди. – А оно по всей Шотландии в чести.

Пока Макларен говорил, высокий человек в плаще оценивающе рассматривал Поула и Дарвина, зорко поглядывая то на одного, то на другого и словно вбирая каждую деталь их внешности.

– Наше прибытие вызвало проблемы. Мы должны решить их. – У него оказался четкий, хорошо поставленный голос с ясной дикцией и сильным иностранным акцентом. – Извинения. Позвольте представиться – доктор Филип Теофраст фон Гогенгейм. К вашим услугам. Это мой слуга Зумаль. Всецело ваш.

Чернокожий слуга ухмыльнулся, продемонстрировав ряд острых подточенных зубов. Дарвин приподнял брови и вопросительно поглядел на высокого незнакомца.

– Должен поздравить вас, доктор Парацельс фон Гогенгейм. Для человека, которому скоро исполнится триста лет, вы выглядите поразительно хорошо.

После короткого удивленного замешательства высокий человек засмеялся, обнажив ровные желтые зубы. Джейкоб Поул и Малькольм Макларен непонимающе взирали на то, как Гогенгейм схватил Дарвина за руку и крепко встряхнул ее.

– Ваша образованность впечатляет, доктор Дарвин. В эти дни мало кто знает мое имя – а еще меньше тех, кто может столь точно вспомнить дату моего рождения. Чтобы быть предельно точным – я родился в 1491-м, за год до того, как Колумб из Генуи открыл Америку. – Он поклонился. – С моими трудами вы тоже знакомы?

Дарвин озадаченно нахмурился и несколько секунд простоял в глубокой задумчивости, а потом кивнул.

– В моей юности, сэр, на меня произвела неизгладимое впечатление одна ваша фраза. Если мне позволено будет ее процитировать: «Заклинаю вас не отвергать методу эксперимента, но в меру своих возможностей следовать ей без предубежденности. Ибо каждый эксперимент подобен оружию, кое должно применять согласно силе, что заключена в нем». Великие слова, доктор Гогенгейм. – Он холодно поглядел на собеседника. – На протяжении всей своей врачебной карьеры я пытался твердо придерживаться этого предписания. Возможно, вы помните, что написали сразу после этого совета?

Вместо ответа Гогенгейм высвободил из-под плаща левую руку и молниеносно описал ею круг, указывая вытянутыми пальцами на Джейкоба Поула. Завершив движение, он легонько ударил большим пальцем по ладони и небрежно вынул из воздуха, совсем рядом с головой Поула, маленькую зеленую склянку. Поселяне за спиной чудесника так и ахнули, а Гогенгейм перехватил склянку в ладонь.

– Вот. – Он протянул ее Джейкобу Поулу. – Ваши глаза говорят об этом – поносы и приступы лихорадки. Выпейте. Состояние улучшится, сильно улучшится. Гарантирую. Больше жидкости, меньше крепких напитков. Лучше для вас. – Он повернулся к Дарвину. – И вы, доктор. Медицина проделала длинный путь – великое продвижение с тех пор, как я вынужден был бежать от базельских шарлатанов. Позвольте уж и вам предложить совет. Ячменная вода, лакрица, сладкий миндаль – утром. Белое вино с анисом – на ночь. Укрепит разум и тело.

Дарвин кивнул. Выглядел он подавленно.

– Благодарю за столь заботливый совет. Скорее всего, я ему и последую. Необходимые ингредиенты, за исключением вина, уже имеются у меня в медицинском сундуке.

– Решение. – Гогенгейм вновь щелкнул пальцами левой руки в воздухе, и вновь в ладони у него оказалась фляжка. – Белое вино. Употреблять, когда остальные припасы под рукой.

Поселяне благоговейно забормотали, а Гогенгейм улыбнулся.

– До завтра. Теперь у меня другое дело. Мне надобно нынче же вечером быть в Инвернессе, где назначена встреча.

– Да вам в жисть это не удастся, приятель, – выпалил Малькольм Макларен. – Туда же, на юг, целый день верховой езды, а то и больше.

– У меня свои методы.

Очередная быстрая улыбка, поклон разом Поулу и Дарвину – а затем Гогенгейм повернулся и проворно зашагал на запад, где менее чем в миле от деревни виднелось море. Пока Малькольм Макларен и остальные жители деревни в завороженном молчании провожали ушедшего глазами, Джейкоб Поул внезапно вспомнил о склянке у себя в руке и с сомнением оглядел ее.

– С вашего позволения… – Дарвин вынул ее у него из рук, извлек пробку, понюхал, а потом осторожно лизнул.

– Эй! – Поул отобрал флакончик обратно. – Это мое. А вы пейте ваше. Ну не поразительно ли! Много я перевидал докторов, но такого, чтобы сравнился с ним скоростью на диагнозы, – ни разу. Пожалуй, тут поневоле переменишь мнение о всей их гнилой породе. Заставляет задуматься, а?

– Еще как заставляет, – иронически согласился Дарвин. – Меня это очень даже заставило задуматься.

– А как он вытаскивал снадобья прямо из воздуха, вы видели? Не человек, а чудо. Что там вы говорили, будто ему триста лет от роду? Звучит немыслимо.

– Для разнообразия хоть в чем-то мы согласны. – Дарвин поглядел на склянку у себя в руке. – Что же до его способности извлечь предписанное средство прямо из ниоткуда, то я удивлен меньше, чем вы бы могли подумать. Плох тот доктор, у которого нет под рукой всех средств для его же лекарства.

– Но ведь это и на вас произвело впечатление, – заметил Поул. Казалось, он крайне доволен собой. – Признайтесь, доктор Дарвин, произвело.

– Да – только не лекарства. Этот трюк требует определенной сноровки и ловкости рук, не более того. Однако кое-чем Гогенгейм и впрямь произвел на меня самое глубокое впечатление – причем как раз тем, что он выполнил без всякой аффектации, точно это было так легко, что не заслуживало и комментария.

Поул потер нос и сделал на пробу глоточек из открытой склянки, но тут же скорчил недовольную гримасу.

– Пфу, вытяжка барсучьего дерьма… Однако все поступки этого человека превыше моего понимания. Что именно вы имеете в виду?

– Одной из способностей истинного Парацельса, Теофраста фон Гогенгейма, был дар при первой же встрече узнавать о человеке все. При обычных условиях я бы пренебрег этим, как просто историческим анекдотом. Но вспомните, коли пожелаете, первое обращение Парацельса ко мне. Он назвал меня доктор Дарвин.

– Ну так вы и есть доктор Дарвин.

– Да. Только вот здесь я представился всего лишь Эразмом Дарвином. А в послании Макларену подписался просто по имени. Так откуда же Гогенгейм знал, что меня надо называть доктором?

– От человека, который отвез сюда ваше послание?

– Он знал меня только как мистера Дарвина.

– Быть может, Гогенгейм видел ваш медицинский сундук?

– Сундук накрыт брезентом.

– Верно. – Поул пожал плечами. – Наверное, он слышал о вас прежде. Вы же известный врач.

– Возможно, – проворчал Дарвин. – Хотелось бы верить, что я обладаю известной репутацией, да и вообще нелегко скептически относиться к собственной славе. И все же…

Он повернулся к Малькольму Макларену, который так и глядел вслед идущим к морю Гогенгейму и Зумалю. Дарвин легонько потянул шотландца за кожаную куртку.

– Мистер Макларен. Перед тем, как мы появились, вы говорили доктору Гогенгейму о моем послании?

– А? О вашем послании? – Макларен потер лоб рукой с заскорузлыми ногтями. – Я только начал что-то такое говорить, когда вы двое как раз и приехали. Но вы видали когда-нибудь такого доктора? Видали?

Дарвин снова потянул его за куртку.

– А как вам показалось, Гогенгейму было знакомо мое имя?

– Да нет вроде. – Макларен повернулся взглянуть на Дарвина и выдернул у него полу куртки. – Он сказал, никогда прежде о вас не слышал.

– В самом деле. – Дарвин шагнул назад, грузно уселся на подводу, глядя на темнеющую на горизонте громаду Фойнавена, и даже не пошевелился, покуда Поул не потормошил его.

– Если только вы не намерены просидеть весь день под дождем, давайте пойдем с мистером Маклареном и посмотрим, где нас поселят. Вы меня слышите?

Дарвин отсутствующе посмотрел на него невинными, почти детскими глазами.

– Пойдемте, да придите же в себя! – Поул указал на неказистые домишки, грубые каменные стены которых были обложены дерном. – Надеюсь, наше жилище окажется получше. Посмотрим-ка на постель и будем уповать, что нам не придется спать по-моряцки, в две смены на одной койке. Готов прозакладывать свою долю слитков против мушиной табакерки, что бы там ни говорил Малькольм Макларен, кровать будет кишеть клопами. Ну и ладно, когда дело доходит до пары-другой укусов в задницу, я предпочитаю блох скорпионам Кузестана. Идемте.

К западу от Малкирка начинался крутой спуск к морю. Деревушка притулилась на широком уступе – единственном ровном месте между горами и скалистым берегом. Каменные дома неровной вереницей тянулись с севера на юг, с двух сторон обступая избитую, ухабистую дорогу. Джейкоб Поул предоставил старой кляче, тянувшей подводу, неторопливо влачиться за Малькольмом Маклареном, самой выбирая путь. Полковник все глядел влево, на линию бурунов вдоль берега.

– Мрачноватая перспектива, – заметил Дарвин, проследив направление взгляда Поула. – Неподходящий берег для подъема затонувшего корабля. Видите тот второй ряд бурунов и острые рифы? Трудно представить, чтобы затонувший корабль пролежал тут, не разбившись вдребезги, хотя бы месяц, не то что два века.

– В точности мои мысли, – хмуро отозвался Поул. – Мистер Макларен?

– Да, сэр? – Кряжистый горец остановился и обернулся на оклик. Его густые всклокоченные волосы лохмами выбивались из-под старой шляпы.

– А все побережье такое – я имею в виду скалистое и с рифами?

– Да, сэр, за исключением только Лох-Малкирка, это в миле отсюда. Вот там, ежели пожелаете, лодку на воду спустить труда не составит. И еще к югу отсюда, там тоже маленькая пристань есть, кое-кто ею пользуется. – Он стоял, скрестив руки на груди. – А почему вы спрашиваете? Вам тоже лодка нужна, как доктору Гогенгейму?

– А Гогенгейму нужна лодка? – начал было Поул, но Дарвин положил ему руку на плечо и взглядом заставил замолчать.

– Не сейчас, – пояснил он, когда Макларен повернулся и зашагал дальше. – Вы ведь говорили, жажда золота всегда притягивает всяческие неприятности. Могли бы и сами догадаться. Мы не единственные, кто прослышал о галеоне.

– Да. Но Гогенгейм… – Джейкоб Поул замкнулся в тревожном молчании.

Они приближались к северному краю деревни, где, разделенные широкой лужайкой, стояли напротив друг друга три самых больших дома. Макларен махнул рукой на тот, что находился ближе всех к морю. У двери ждала седая женщина.

– Хотелось бы мне поселить вас там, но одна комната досталась доктору Гогенгейму, а вторая – его слуге, этому черномазому язычнику. Ничего, мы отведем вам почти такое же хорошее жилище.

Он повернулся к среднему, самому большому дому. Женщина тоже направилась к ним.

– Джини, двум джентльменам нужна комната. – Он разразился трескучей тирадой по-гэльски, а потом извиняющеся поглядел на Поула и Дарвина. – Прошу прощения, она не знает английского. Я велел ей все там прибрать и предупредил, что вы пробудете по крайней мере несколько дней. Вам понадобится еще что-нибудь? Лучше, если я скажу ей прямо сейчас.

– Думаю, нет.

Дарвин легко спрыгнул с сиденья подводы и быстрым шагом направился к третьему дому с наглухо закрытыми черными ставнями. Он заметил, какие взгляды то и дело бросали туда Малькольм Макларен и та женщина.

– А здесь случайно для нас места не найдется? – осведомился он, не замедляя шага. – Не очень-то удобно жить в одной комнате, так что если тут сыщется жилье хотя бы одному из нас…

– Нет, сэр! – Настойчивый голос Макларена едва не сорвался на крик. – Только не здесь, сэр. Здесь свободных комнат нет.

Он заторопился за Дарвином, который уже подошел к приоткрытой двери и заглянул внутрь.

– Видите, это место не для вас. – Макларен забежал вперед и перегородил дверь толстенной ручищей. – Я имею в виду, даже и обстановки-то никакой, так что вы тут ну совсем остановиться не можете, ни вы, ни полковник.

Дарвин внимательно оглядел просторную комнату, где на каменном полу стояла массивная кровать, а в очаге не горел огонь, и нахмурился.

– Какая жалость. Обстановки и впрямь никакой, здесь вы правы, зато кровать широкая. Может, вы перетащите сюда мебель из того дома и…

– Нет, сэр. – Макларен плотно прикрыл дверь и начал ненавязчиво теснить доктора к соседнему дому. – Видите ли, сэр, это дом моего брата. Он вот уж два месяца как в отъезде, дом надо прибрать перед его возвращением. Мы ждем его через день-два… сами видите, дом не мой, я не могу его вам предложить. Идите сюда, клянусь, мы устроим вас очень удобно.

Горец подошел к подводе, рывком сдернул брезент и, крякнув, одним колоссальным усилием поднял ящик с Малюткой Бесс. Двое англичан изумленно смотрели, как он напряг ноги и, пошатываясь, понес свою ношу к среднему дому.

Поул приподнял брови.

– Я бы не стал ему перечить. Мы и вдвоем это еле поднимаем. Но что там такого, что он так тревожится? Оружие? Вы видели ружья или клейморы? [5]5
  Клеймор – сабля шотландских горцев.


[Закрыть]

– Там стояла кровать – ничего больше. – Заинтригованный тон Дарвина странно противоречил его словам.

– Уверены? – От Поула не укрылась интонация спутника. – Так-таки ничего загадочного?

– Я ничего загадочного не видел, – все столь же удивленно ответил Дарвин, возвращаясь к подводе и снимая с нее чемодан. Доктор задумчиво склонил тяжелую голову на плечо. – Я не видел ничего – это-то и загадочно. Комната два месяца пустует без жильца и ухода, а я ничего не увидел – ни пыли, ни паутины, ни плесени. Да в доме, где убирались три дня назад, и то было бы грязнее. Комната буквально вылизана.

Он потер подбородок.

– Что же это значит? Дарвин пожал плечами.

– В том-то и вопрос. – Он перевел взгляд на столб грязно-серого дыма, который поднимался над трубой дома перед ними. – Что ж, мы выясним это в должный срок. А тем временем, если только нос меня не обманывает, там готовят оленину. После такого долгого путешествия тарелка-другая жареного мяса придется в самый раз. Идемте, полковник, по-моему, мы вполне заслужили достойный обед.

И он скрылся в доме, с трудом протиснув массивную фигуру в узкую дверь. Джейкоб Поул поглядел ему вслед и поскреб в затылке.

– Все они, костоправы, такие, любят тень на плетень наводить. А я все равно готов держать пари, там спрятано оружие. Видел я, как они туда смотрели.

Полковник взял маленький несессер и шагнул в полумрак дома, откуда уже слышалось звяканье тарелок и кружек.

Джейкоб Поул проснулся незадолго до рассвета, с первыми петухами. Выбравшись из кровати, он обулся и сдернул с комода пальто. Постель, вопреки его мрачным предсказаниям, оказалась достаточных размеров и вполне приличной чистоты. Полковник покосился на другой ее край – там, под горой одеял, огромным курганом высился Дарвин. Доктор лежал на спине, чуть приоткрыв рот, и тихо похрапывал. Поул прихватил трубку и табак и отправился в соседнюю комнату посидеть перед камином, где еще тлели догоревшие куски торфа.

Полковник провел беспокойную ночь. С самого обеда он не мог думать ни о чем, кроме галеона. Гогенгейм тоже охотится за сокровищем, это ясно. Макларен не скрывал, что в заливе в самом деле покоится галеон, но так небрежно отмел эту тему одним движением широких плеч, что сразу стало ясно: он не знает, чтобы на борту было что-то ценное. Похоже, его искренне изумляло, что кто-то, а уж тем более сразу две компании, вдруг заинтересовался этими развалинами. Морской дьявол удостоился того же небрежного жеста.

– Ну да, конечно, он там – и живет в заливе, сколько деревенские старожилы помнят.

– А размеров каких?

Вопрос Дарвина заставил Макларена на миг призадуматься. Одни говорят, с кита, другие – куда как больше. Живет неподалеку от галеона. Совсем смирный. Чтобы он, да что-то там такое охранял в заливе? Выдумки все, досужая болтовня.

Добрых пару часов два англичанина и шотландец играли во что-то вроде прелюбопытных пятнашек на троих. Поул желал говорить только о галеоне, но ни у Дарвина, ни у Макларена эта тема особого энтузиазма не вызывала. Дарвин всецело сосредоточился на морском дьяволе, но Макларен опять-таки отделывался самыми короткими и неинформативными ответами – у него имелся свой интерес. Он все вызывал Дарвина на разговоры об английской медицине, новых лекарствах и хирургических операциях, безнадежных случаях и чудесных исцелениях. Ему страшно хотелось знать, вправду ли Гогенгейм может делать все то, на что намекал: возвращать зрение слепым, спасать умирающих и даже воскрешать мертвых. Когда Дарвин начинал говорить, горец весь обращался во слух – наклонялся вперед и внимал, не мигая, поглаживая косматую бороду. При этом он раздраженно почесывал ноги под штанинами, точно сожалея об утраченном килте. [6]6
  Килт – элемент национального шотландского костюма – клетчатая юбка до колен или плед, обмотанный вокруг бедер.


[Закрыть]

Поул покачал головой. Да уж, вечер выдался долгим и не слишком приятным.

Выудив из камина комок тлеющего торфа, полковник поднес его к трубке и глубоко вдохнул, наслаждаясь первой утренней затяжкой. Однако за секундой блаженства последовал затяжной приступ яростного кашля. Наконец, со слезящимися глазами, несчастный кое-как доковылял до кувшина с водой, жадно отпил несколько глотков и, вновь обретя способность дышать, остановился у окна.

– Вы упустили истинное ваше призвание, полковник, – произнес голос у него за спиной. – Если бы вы каждое утро будили вот так всю деревню, петухи скоро бы остались без работы.

В дверях, сонно моргая, стоял Дарвин. Одной рукой он почесывал внушительное брюшко, другой придерживал ночной колпак.

Поул пронзил доктора убийственным взглядом и снова приложился к кувшину с водой. Потом посмотрел в окно, весь застыл и фыркнул:

– И очень даже кстати, что кое-кто из нас имеет привычку рано вставать. Взгляните-ка! В том доме горит свет, а значит, Гогенгейм тоже поднялся с утра пораньше – держу пари, пока мы тут почесываемся, он будет уже на полдороге к Лох-Малкирку. Учитывая, каким могуществом он наделен, от него жди чего угодно. Надо нам и самим пошевеливаться и как можно скорее добраться до залива.

– Вы же слышали, как Гогенгейм вчера вечером выражал намерение отправиться в Инвернесс. Что заставляет вас думать, будто он все еще в Малкирке? – Дарвин кивнул седоволосой женщине, которая молча вошла в комнату, чтобы растопить камин и водрузить на огонь закоптелый котел с водой. – Скорее всего его здесь нет.

– И все-таки он именно здесь. – Поул снова кивнул на окно. Дверь дома напротив отворилась, и оттуда появились две фигуры. Было слишком темно, чтобы разглядеть, во что они одеты, но безошибочно распознавался высокий тонкий силуэт, по пятам за которым следовал второй, пониже и поплотнее, похожий на оживший сгусток тьмы.

– Гогенгейм со своим черномазым, – с мрачным удовлетворением отметил Поул. – А я что говорил? Этого-то я и боялся: мы приехали искать сокровище – и нате пожалуйста, вынуждены состязаться с человеком, который умеет провидеть будущее, передвигаться, куда пожелает, быстрее ветра, и вытаскивать чудодейственные снадобья из ниоткуда. Есть от чего занервничать. Кстати, вы пили снадобье, которое он вам дал?

– Нет, – коротко ответил Дарвин, садясь за стол и придвигая к себе глубокую миску. – Решил, что с меня на вчерашний вечер хватит и одного непривычного напитка – лимонного пунша Малькольма Макларена. До сих пор бурчит в животе. Полноте, полковник, обуздайте свое нетерпение и присаживайтесь. Раз уж мы собрались в Лох-Малкирк, нельзя выступать в дорогу на пустой желудок. Эта добрая женщина уже варит овсянку и, сдается мне, к каше будет еще селедка и молоко с пенками. Если мы пускаемся в плавание по бурным водам, по крайней мере давайте как следует загрузим трюмы.

Поул раздраженно сел, метнул гневный взор на провинившуюся трубку и начал вяло ковыряться в овсянке, пощипывая лепешки и копченую рыбу. Дарвин же у него на глазах уничтожил, запивая козьей сывороткой, по доброй порции и того, и другого, и третьего, а заодно блюдо ветчины с языком и чашку шоколада. Однако исчезало все с поразительной скоростью, и через пять минут тарелки опустели. Поул мгновенно поднялся на ноги.

– Еще минуту, – произнес Дарвин.

Подойдя к стряпухе, которая с видимым одобрением смотрела, как он ел, дородный доктор указал на тарелку с овсяными лепешками. Шотландка кивнула, и он протянул ей английский шиллинг. Когда Дарвин запихнул лепешки в карман пальто, Джейкоб Поул неохотно кивнул.