Текст книги "Испытание воли"

Дейвис перевернул страницы записной книжки ближе к началу.

– Мэри сказала, что поднялась в комнату мисс Вуд с холодной салфеткой, и мисс Вуд говорила ей, что оставила джентльменов обсуждать свадьбу. Но Мэри, судя по тону мисс Вуд, решила, что обсуждение едва ли будет дружеским.

– И тогда, видя конец ссоры, горничная пришла к выводу, что они говорили о свадьбе?

– Очевидно, сэр.

Что отнюдь не являлось доказательством.

– А когда свадьба?

Дейвис перевернул еще несколько страниц.

– 22 сентября, сэр. Мисс Вуд и капитан помолвлены семь месяцев.

Ратлидж задумался. За час времени – с того момента, когда Леттис Вуд оставила мужчин вдвоем, и до того, как Джонстон увидел Уилтона, выбегающего из дома, – тема разговора могла круто измениться. Если свадьба обсуждалась в четверть десятого, разговор не мог продолжаться час и привести к ссоре – детали были выработаны семь месяцев назад и приготовления к торжеству шли полным ходом…

Ратлидж подумал о Джин, об их собственной помолвке жарким летом 1914 года – казалось, целую вечность назад. О бесконечных письмах во Францию и оттуда про их мечты. Об острой тоске, которая помогала ему выжить, когда больше ничего не имело значения. О свадьбе, которая так и не состоялась…

О бледном лице Джин в больничной палате, когда он предложил ей разорвать помолвку. Она нервно улыбнулась и согласилась, пробормотав, что война изменила их обоих. Когда он сидел там, все еще изнывая от любви и пытаясь скрыть это от нее, она сказала: «Я не та девушка, которую ты помнишь по четырнадцатому году. Я безумно любила тебя. Но прошло слишком много времени, слишком много случилось с нами обоими – мы так долго были в разлуке… Я больше не знаю даже саму себя. Конечно, я все еще привязана к тебе, но не думаю, что сейчас было бы справедливо выходить замуж за кого бы то ни было…»

Все же, несмотря на спокойный голос и скрупулезно подобранные слова с целью избавить обоих от боли, он видел правду в ее глазах.

Это был страх.

Она смертельно боялась его…

Глава 3

Миссис Давенант жила в георгианском кирпичном доме, стоящем в стороне от дороги. Он был окружен увитой плющом стеной с узорчатыми железными воротами и очаровательным садом с ранними цветами. Розы и дельфиниумы нависали над узкой кирпичной дорожкой, отяжелев от ночного дождя и оставляя пятна сырости на брюках Ратлиджа, когда он пробирался мимо них к двери.

К его удивлению, миссис Давенант ответила на звонок сама. Это была стройная грациозная женщина лет за тридцать – у нее была пышная светлая челка и пучок на затылке. Гладкая кожа напоминала хрупкий дорогой фарфор. Глаза у нее были синие, с темными ресницами, отчего казались почти фиолетовыми.

Она кивнула сержанту Дейвису и затем обратилась к Ратлиджу:

– Вы, должно быть, человек из Лондона. – Проницательный взгляд изучал лицо, рост и одежду незнакомца.

– Инспектор Ратлидж. Я бы хотел, если можно, поговорить с вами и с капитаном Уилтоном.

– Марк пошел прогуляться. Вряд ли он хорошо спал прошлой ночью, а прогулка всегда успокаивает его. Пожалуйста, входите.

Женщина провела их не в гостиную, а в дальнюю комфортабельную комнату, где все еще ощущалась мужская атмосфера. Должно быть, это было любимое место в доме ее покойного мужа. Картины с изображением сцен охоты висели над камином и на двух стенах, а застекленный шкаф с коллекцией трубок стоял под маленьким, но весьма изысканным Каналетто.

– Ужасное дело, – сказала миссис Давенант, когда Ратлидж сел на предложенный ему стул. Сержант Дейвис отошел к камину, как если бы приглашение сесть не относилось к нему. Женщина приняла это без комментариев. – Просто ужасное! Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь захотел убить Чарлза Харриса. Он был на редкость приятным человеком. – Ее слова звучали искренне.

Пожилая женщина в черном платье и белом фартуке подошла к открытой двери, и, увидев ее, миссис Давенант спросила:

– Хотите кофе, инспектор? Сержант? – Когда они отказались, она кивнула женщине и сказала: – Тогда это все, Грейс. И пожалуйста, закройте дверь.

Когда женщина ушла, Ратлидж осведомился:

– Ваши слуги живут с вами, миссис Давенант?

– Нет, Агнес и Грейс приходят ежедневно убирать и готовить еду. Сейчас Агнес нет – ее внучка очень больна. Бен мой конюх и садовник. Он живет над конюшней. – Она вопросительно подняла брови, как бы ожидая, что Ратлидж объяснит свой интерес к ее прислуге.

– Не могли бы вы рассказать мне, в каком настроении был капитан Уилтон, когда он пришел из «Мальвы» вечером, накануне убийства полковника?

– В каком настроении? – повторила миссис Давенант. – Не знаю, я уже пошла спать. Когда он обедал с Леттис и полковником, я не ждала его.

– Тогда следующим утром?

– За завтраком он казался немного задумчивым. Но я привыкла к этому. Леттис и Марк очень любят друг друга. – Миссис Давенант улыбнулась. – Леттис очень подходит ему. Он так изменился, когда вернулся из Франции. Стал мрачным, полным горечи. Думаю, он разлюбил летать – печально, так как до войны это было его величайшей страстью. Теперь Леттис все для него. Вряд ли Чарлз мог бы встать на пути этого брака, даже если бы хотел.

Ратлидж видел, что миссис Давенант любит своего кузена, – ей и в голову не приходило, будто Уилтон мог убить Харриса. Говорила она свободно, тепло и в то же время с какой-то загадочной отстраненностью. Как если бы ее собственные эмоции были крепко заперты и не затронуты убийством. Или же она привыкла сдерживать их так долго, что это стало ее второй натурой. У некоторых женщин это бывало ответом на вдовство, но здесь могли быть и другие причины.

– Капитан Уилтон ходил на прогулку в понедельник утром?

– Конечно. Он любил ходьбу, а после катастрофы – Марк разбился перед самым концом войны – езда верхом стала трудной для него. Его колено сильно пострадало, и хотя при ходьбе это едва заметно, контролировать лошадь – другое дело.

Ратлидж изучал ее. Привлекательная женщина с той чисто английской красотой, о которой мужчины мечтали, погибая в окопах за короля и страну. Розовое шелковое платье при свете из высоких окон придавало ее коже мягкий розоватый оттенок. Такой же оттенок мог быть вызван страстью. Ратлиджа интересовало, не увлекался ли ею когда-нибудь Чарлз Харрис. Мужчина иногда сохраняет женский романтический образ в своей душе, когда проводит долгие годы за границей, – это связь с домом, реальная или воображаемая.

– Куда капитан Уилтон обычно ходил?

Миссис Давенант пожала плечами:

– Не могу вам сказать. Полагаю, в зависимости от настроения. Однажды, когда я пришла домой, увидела, как фермерская повозка высадила его у наших ворот. Он сказал мне, что ходил в Лоуэр-Стритем и Бэмптон! По пути Марк собрал букетик полевых цветов для Леттис, но он увял. Жаль!

– Насколько я понимаю, он поссорился с Чарлзом Харрисом в воскресенье вечером после обеда. Вы не знаете, из-за чего?

– Инспектор Форрест задавал мне тот же вопрос, когда приходил насчет дробовиков, – с сердитым вздохом ответила миссис Давенант. – Не могу себе представить Чарлза и Марка ссорящимися. Они могли поспорить о лошади или военной тактике, но не всерьез. Оба отлично ладили с тех пор, как повстречались в Париже во время отпуска.

– Как я понял, капитан Уилтон провел некоторое время здесь перед 1914 годом. Он и полковник Харрис не были знакомы тогда?

– Думаю, Чарлз был в Египте тем летом, когда мой муж умер. А Леттис, конечно, была в школе.

– А свадебные приготовления проходили спокойно?

– Насколько я знаю, да. Леттис заказала себе платье и на будущей неделе должна была ехать в Лондон на первую примерку. Приглашения были отправлены типографу, цветы выбраны для свадебного завтрака, строились планы свадебного путешествия – сомневаюсь, чтобы Марк возражал, если бы Леттис захотела отправиться на Луну! А Чарлз обожал ее и никогда не противился ее желаниям. Ей было достаточно попросить. Из-за чего им было ссориться?

В устах миссис Давенант слово «брак» звучало идиллически – такую высокую романтику не могла остановить даже смерть. И все же за те три дня после того, как Чарлза Харриса нашли убитым, Леттис, очевидно, не пыталась повидать Уилтона. Он, насколько знал Ратлидж, тоже не ходил в «Мальвы».

Ратлидж собирался развить эту тему, но тут дверь открылась, и капитан Уилтон шагнул через порог.

На нем был сельский твидовый костюм, который подходил ему так же хорошо, как, должно быть, униформа, придавая его мускулистому телу элегантность. Газетные фотографии Уилтона, стоящего перед королем, не воздавали ему должное. Он был таким же светловолосым, как его кузина, и глаза его были такими же синими, – словом, он полностью соответствовал популярному портрету «воина-героя».

«Нацепи ему на голову окровавленную повязку, дай саблю в одну руку и флаг в другую – и готов служака для вербовочного плаката, – мрачно заметил Хэмиш. – Только эти прекрасные летчики бомбили бедняг в окопах и поджигали других пилотов. Интересно, быть сожженным заживо лучше, чем задушенным в грязи?»

Ратлидж невольно поежился.

Уилтон приветствовал его кивком, сделав то же замечание, что и ранее его кузина:

– Должно быть, вы человек из Лондона.

– Инспектор Ратлидж. Я бы хотел поговорить с вами, если не возражаете. – Он посмотрел на миссис Давенант: – Надеюсь, вы извините нас?

Она с улыбкой поднялась:

– Я буду в саду, если захотите повидать меня перед уходом. – Бросив на кузена утешительный взгляд, миссис Давенант вышла из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь.

– Не знаю, какие могут быть у вас вопросы, – сразу же сказал Уилтон, оставив трость на подставке у двери и сев на стул, освобожденный кузиной. – Но сразу могу сообщить, что не убивал Чарлза Харриса.

– Почему я должен думать, что это вы? – спросил Ратлидж.

– Потому что вы не дурак, и я знаю, как Форрест вынашивал свои подозрения, интересуясь моим внезапным уходом из «Мальв» в воскресенье вечером и желая знать, что обсуждали мы с Чарлзом на следующее утро, когда этот чертов придурок Хикем якобы видел нас в переулке.

– А вы с полковником действительно встречались следующим утром? В переулке или где-нибудь еще?

– Нет. – Ответ прозвучал недвусмысленно.

– Из-за чего произошла ваша ссора после обеда вечером накануне убийства?

– Это было личное дело, не имеющее отношения к вашему расследованию. Можете положиться на мое слово.

– Нет личных дел, когда речь идет об убийстве, – сказал Ратлидж. – Я снова спрашиваю вас: что вы обсуждали в воскресенье вечером после того, как мисс Вуд поднялась в свою комнату?

– А я снова отвечаю вам, что это не ваше дело. – Уилтон не был ни сердит, ни раздражен.

– Это имело отношение к вашему браку с мисс Вуд?

– Мы не обсуждали мой брак. – «Мой», а не «наш», отметил Ратлидж.

– Значит, вы обсуждали последующие события? Где вы будете жить после заключения брака? Как вы будете жить?

Мышцы вокруг рта Уилтона напряглись, но он ответил почти без промедления:

– Обо всем этом мы условились несколько месяцев назад. Жилье никогда не было проблемой. У Леттис есть собственные деньги. Мы будем жить в Сомерсете, где у меня дом, и бывать здесь так часто, как она захочет. – Поколебавшись, капитан добавил: – Я собирался после войны заняться авиаконструированием. Теперь я в этом не уверен.

– Почему? – Когда Уилтон не ответил, Ратлидж спросил: – Из-за денег?

Уилтон нетерпеливо покачал головой:

– Я устал от убийств. Четыре года я доказывал, что машины, на которых я летал, подходят для этого. Все, что министры его величества хотят слышать об аэропланах в данный момент, – это как сделать их более смертоносными. Родственники моей матери занимаются банковским делом, так что для меня есть и другие возможности. – Голос его звучал холодно.

Ратлидж хорошо понимал Уилтона. Он сам раздумывал, есть ли смысл возвращаться в Ярд, к делам об убийствах. Перед войной это выглядело по-другому, к тому же его отец посвятил жизнь служению закону. Но после того, как он видел слишком много мертвых тел…

Отогнав эти мысли, он спросил более резко, чем намеревался:

– Вы видели мисс Вуд после смерти ее опекуна?

Казалось, Уилтон был удивлен тем, что это важно для Ратлиджа.

– Вообще-то нет.

– У нее, очевидно, нет другой семьи. При сложившихся обстоятельствах для вас было бы естественно находиться рядом с ней.

– Я бы так и поступил, если бы мог что-нибудь для нее сделать, – сухо ответил Уилтон. – Послушайте, я отправился в «Мальвы», как только услышал жуткую новость. Доктор Уоррен уже был там – он сказал, что Леттис нуждается в отдыхе после сильного шока. Я послал сообщение с Мэри – одной из горничных, – но Леттис уже спала. Уоррен предупредил меня, что может пройти несколько дней, прежде чем она оправится настолько, чтобы видеть кого-нибудь. При сложившихся обстоятельствах, как вы правильно отметили, я не мог ничего сделать, пока она спала в своей комнате.

Но она не спала, когда приходил Ратлидж…

– Значит, доктор Уоррен дал ей успокоительное?

– А вы как думаете? Сначала Леттис буйствовала – настаивала, чтобы ее немедленно отвели к Чарлзу. Чего, конечно, Уоррен не мог позволить. Потом она потеряла сознание. Леттис лишилась обоих родителей, когда ей было четыре года, и я не думаю, чтобы она их толком помнила. Чарлз был единственной семьей, которую она знала.

Ратлидж воспользовался шансом:

– Расскажите, что за человек был Чарлз Харрис?

Глаза Уилтона потемнели.

– Прекрасный офицер. Надежный друг. Любящий опекун. Джентльмен.

Это звучало как эпитафия, написанная безутешной вдовой, – такое могла бы сказать королева Виктория о принце Альберте в порыве возвышенной страсти.

– Что не говорит мне абсолютно ничего. – Голос Ратлиджа был по-прежнему спокойным, но в нем теперь проскальзывали резкие нотки. – Каков был его характер? Был он способен затаить злобу? Легко ли он заводил врагов, был ли верен друзьям? Был ли он пьяницей? Имел ли любовные связи? Был ли честен в делах?

Уилтон нахмурился, закрыв наполовину лицо руками.

– Да, Чарлз был вспыльчив, но давно научился контролировать себя. Не знаю, таил он злобу или нет. Большинство его друзей были военные, с которыми он служил много лет. Не знаю, были ли у него враги, – я никогда о них не слышал, если не иметь в виду этого идиота Мейверса. Что касается выпивки, я видел Чарлза пьяным – мы все напивались во Франции, когда могли, – но он, как правило, пил умеренно, а связи с женщинами, если они и были, держал в тайне. Я никогда не слышал о нем как о бабнике. О его делах вы должны расспросить Ройстона. Я понятия не имею, в каком они положении.

– Вы познакомились с Харрисом во время войны?

– Во Франции в конце четырнадцатого года. Несмотря на разницу в возрасте и звании, мы стали друзьями. Год назад, когда Чарлз услышал, что я вышел из госпиталя, он привез меня в «Мальвы» на уик-энд. Там я и познакомился с Леттис. Если у него были секреты, он хорошо хранил их от меня. Я не видел ничего зловещего или недостойного в этом человеке. – Руки опустились, как если бы нужда в щите отпала.

Да, это была лучшая эпитафия, но абсолютно бесполезная для Ратлиджа, который хотел живой плоти и крови.

– И все же он умер насильственной смертью на тихом английском лугу в прошлый понедельник утром, и, хотя все говорят мне, что он был хорошим человеком, никто, кажется, особо не торопится найти его убийцу. Я нахожу это довольно странным.

– Конечно, мы хотим, чтобы убийцу нашли! – отозвался Уилтон, покраснев. – Кто бы это ни был, он заслуживает виселицы, и я сделаю все, что могу. Но я не в состоянии придумать причину, по которой Чарлза могли застрелить, и вы бы не поблагодарили меня, если бы я мутил воду дикими бесполезными догадками!

– Тогда мы начнем с фактов. Когда вы покинули этот дом в понедельник утром и куда направились?

– В половине восьмого. – Уилтон взял себя в руки, но его сердитый голос все еще звучал отрывисто. – Упражнялся в укреплении колена. В понедельник я проследовал по дороге, которая идет позади церкви и вверх на холм, огибая «Мальвы». Я достиг вершины холма, а потом пошел к развалинам старой мельницы, которые находятся около моста через Уэр. Вернулся тем же путем.

Это был не тот переулок, где, как заявлял Хикем, он видел ссорившихся полковника и капитана.

– Вы слышали выстрел, убивший его? Или кричащих людей?

– Выстрела я не слышал. Позже я встретил одного из фермерских работников, и он рассказал мне о случившемся. Я был потрясен. – Уилтон внезапно заерзал. – Я не мог в это поверить. Моя первая мысль была о Леттис, и я сразу пошел в «Мальвы».

– Вы встретили кого-нибудь по дороге?

– Двух человек. Дочку фермера, которая потеряла куклу, а потому сидела на пне и плакала. Я заговорил с ней, сказал, что поищу куклу, и спросил, знает ли она дорогу домой. Она сказала, что знает, так как часто ходит сюда собирать полевые цветы для матери. Позже я увидел Хелену Соммерс. Она была на холме с биноклем и не остановилась – только помахала рукой.

– Как насчет управляющего полковника – Ройстона? Он отправился к конюшне в поисках Харриса и оказался там в тот момент, когда лошадь прибежала без всадника. Фактически Ройстон руководил поисками. Вы считаете его честным? Или можно предположить, что он имел причины предотвратить назначенную на девять тридцать встречу с полковником?

– Вы имеете в виду, что Ройстон мог обманывать Чарлза, растратить его деньги, быть пойманным и ожидать увольнения в половине десятого, когда Чарлз вернется? – Уилтон нахмурился. – Полагаю, он мог добраться до луга раньше Чарлза, застрелить его и вернуться домой, прежде чем лошадь прискакала на конюшню. Предположим, он сократил дорогу через перелаз, а лошадь последовала за ним. Но на лошадей нельзя полагаться, верно?

Никто не упоминал короткую дорогу через перелаз, подумал Ратлидж.

– Но Чарлз никогда не говорил мне о каких-либо неприятностях с Ройстоном, – продолжал Уилтон. – К тому же остается вопрос о дробовике. Ройстон не взял его из «Мальв». Форрест сразу это проверил.

– Я слышал, как кто-то говорил, что было бы менее удивительно, если бы жертвой стали вы, а не Харрис. – Ратлидж увидел, как сержант Дейвис нервно передернулся, словно стараясь помешать ему выдать Леттис Вуд.

Но капитан Уилтон засмеялся:

– Вы имеете в виду, что другие поклонники Леттис могли устроить такое для меня? Не могу себе представить Холдейна или Карфилда, лежащих в засаде, чтобы меня прикончить. А вы, сержант? – Смех внезапно замер, и тень пробежала по лицу капитана. – Это глупо, – добавил он, но уже менее убежденно.

На этом Ратлидж прекратил расспросы и откланялся.

Марк Уилтон подождал, пока за полицейскими захлопнулась входная дверь, и задумался. Его интересовало, говорили ли они с Леттис и что она им сказала. Что бы она сказала ему, если бы он пришел в «Мальвы» сейчас? Уилтон не мог заставить себя думать о смерти Чарлза Харриса – только о том, что она изменит. Закрыв глаза, он откинулся на спинку стула. О боже, что за путаница! Но если бы он держал себя в руках и любовь к Леттис не подвела бы его, все было бы в порядке. Он должен был верить, что…

Когда Ратлидж и сержант вышли из дома, они увидели, что миссис Давенант направляется к ним с корзиной срезанных цветов – роз и пионов. Густой тяжелый аромат напомнил Ратлиджу о похоронах.

– Я пошлю их Леттис, чтобы подбодрить ее немного. Вы говорили с этим человеком, Мейверсом? По-моему, он способен на все, даже на убийство! Поверьте, мы были бы рады избавиться от него. В понедельник утром он разглагольствовал на рыночной площади. Никто, как обычно, не обращал на него внимания. Только и знает, что строить из себя дурака!

Ратлидж поблагодарил ее, и она вернулась к своим цветам, тихонько напевая себе под нос.

Когда машина отъехала от ворот, Хэмиш неожиданно произнес: «Этот капитан просто глупец. И слишком красив себе во вред. Если чей-нибудь муж не желал ему смерти, то женщина могла».

Игнорируя голос, Ратлидж повернулся к Дейвису и сказал:

– Где я могу найти Дэниела Хикема? Пора поговорить с ним и покончить с этим.

– Не знаю, сэр. Он живет в коттедже матери на краю деревни – вон в той хибаре впереди за пошатнувшейся изгородью. – Сержант указал на покосившийся коттедж, такой старый, что казалось, он скоро упадет под собственным весом. – Она умерла, и он унаследовал дом. Выполняет различные поручения, чтобы заработать на хлеб.

Они постучали в дверь, но не получили ответа. Дейвис поднял щеколду и заглянул внутрь. Единственная комната была темной и захламленной, но пустой.

– Должно быть, он в городе.

Поэтому они поехали в Аппер-Стритем и увидели Лоренса Ройстона, выходящего с почты. Сержант Дейвис указал на него, и Ратлидж окинул его взглядом.

Ройстону было около сорока лет, его виски уже начали седеть, он не был ни безобразным, ни особо привлекательным, скорее обладал солидной внешностью, которая внушает людям инстинктивное доверие, оправданное или нет. Его лицо было квадратным, с прямым носом, упрямым подбородком и четко очерченными скулами. Шея массивная, плечи широкие.

Ратлидж посигналил, и Ройстон, повернувшись на звук, нахмурился при виде незнакомого человека в незнакомой машине. Потом он заметил сержанта Дейвиса и подошел к ним, когда автомобиль втиснулся между двумя фургонами.

– Инспектор Ратлидж. Я веду дело Харриса и хотел бы, если можно, поговорить с вами.

Ройстон спрятал письмо, которое держал, в карман пиджака и спросил:

– Здесь?

Ратлидж предложил бар в «Пастушьем посохе», полупустой в это время дня, где они заказали Редферну кофе. Когда тот удалился, Ройстон сказал:

– Никогда в жизни не испытывал такого потрясения, как от смерти Чарлза. Даже когда увидел, что конюхи держат его лошадь и кровь на седле, то решил, что он ранен, но не мертв. Я подумал… не знаю, что я подумал. Господи, человек прошел две войны почти без единой царапины! Правда, бурская мушкетная пуля все еще в его левой ноге, а германский снайпер попал ему в левое плечо во Франции, но все это было не слишком серьезно. Я никогда не представлял… – Он покачал головой. – Это было ужасно – кошмар, который невозможно воспринять как реальность!

– Вы ожидали встречи с полковником в то утро в девять тридцать?

– Да. Для регулярного обсуждения дневных дел. Он любил сам во всем участвовать. Мой отец говорил однажды, что полковнику Харрису трудно дался выбор между гражданской жизнью и военной карьерой. Но нужно было содержать «Мальвы». Поэтому я всегда в деталях информировал его обо всем происходящем.

– Почему вы пошли в конюшню?

– Опаздывать было не в духе Чарлза, но у нас жеребилась ценная кобыла, и я подумал, что он мог пойти взглянуть на нее. Поэтому я пошел в конюшню. Мне нужно было ехать в Уорик, и, если полковник был занят, я хотел предложить, чтобы мы перенесли нашу встречу на после ланча.

– В вашем предстоящем разговоре не было ничего такого, из-за чего вы были бы рады отложить разговор?

Ройстон посмотрел на свой кофе с выражением отвращения.

– Если я и был рад что-нибудь отложить, так это поездку в Уорик. У меня была назначена встреча с дантистом.

Ратлидж улыбнулся, но сделал в уме заметку проверить это.

– Как долго вы работали на полковника?

– Уже около двадцати лет. Я приступил к этой работе, когда мой отец умер от сердечного приступа. Я не знал, чем еще заниматься, – Чарлз был в Южной Африке. Когда он вернулся, ему понравилось, как я управлял поместьем, и он попросил меня остаться. В моем возрасте это была редкая возможность – мне было всего двадцать. Но я вырос в «Мальвах» и хорошо знал это место. Чарлз мог найти куда более опытного человека, но, думаю, он был рад нанять кого-нибудь, кому это нравится. Он любил землю, и люди служили ему и, конечно, мисс Вуд в меру своих способностей.

– И вы будете продолжать управлять поместьем?

Ройстон поднял брови:

– Не знаю. Я даже не думал об этом. Но мисс Вуд, безусловно, унаследует «Мальвы»? Семьи у полковника не было…

– Я не видел завещания полковника. Его копия здесь или мне придется обратиться к поверенным в Лондоне?

– Копия в сейфе. Полковник оставил ее там на случай, если его убьют, – я имею в виду в армии. Конечно, она запечатана. Я не знаю, что там говорится, но не вижу причин, почему бы мне не вручить вам ее, если вы думаете, что это способно помочь.

– Кто мог застрелить полковника Харриса?

Лицо Ройстона помрачнело.

– Возможно, Мейверс. Он сам не смог ничего добиться в жизни, поэтому пытается навредить тем, кому повезло больше. Он уже почти год восторгается тем, как большевики застрелили царя и его семью, чтобы построить новое общество. Я бы не исключал, что этот ублюдок сделал то же самое с полковником.

– Но полковник был не самым крупным землевладельцем в Аппер-Стритеме, не так ли?

– Нет, самые крупные Холдейны. Давенанты считались почти такими же, но Хью Давенант не походил на своего отца. Он растратил большую часть денег на всякие дикие планы, и ему пришлось продать землю, чтобы выплатить долги. Я говорю о покойном муже миссис Давенант. Ей повезло, что он умер. Насколько я понял, он не усвоил урока, и она, в конце концов, осталась бы без пенни за душой. Но у него просто голова не была приспособлена к бизнесу.

– Кто купил большую часть земли Давенанта? Харрис?

– Он купил несколько полей, что граничат с его собственными, но львиную долю отхватили Холдейн и управляющий миссис Крайтон. Она живет в Лондоне, сейчас ей около девяноста, и она не бывала в Аппер-Стритеме с начала века.

– Итак, остановимся на Мейверсе, желающем за неимением царя застрелить Харриса или Холдейнов.

– Люди вроде Мейверса не мыслят так, как вы и я. У него была долгая вражда с Харрисом, и если бы он решил застрелить кого-нибудь, то, вероятно, выбрал бы полковника из принципа. Фактически он так и сказал, когда полковник пригрозил ему судом, если он попытается снова отравить собак. «Собака и хозяин заслуживают одной судьбы».

– Когда это произошло? До войны или позже?

– До, но вы еще не встречались с Мейверсом, верно?

– Есть свидетели, которые утверждают, что он был в понедельник утром на рыночной площади и произносил речь.

Ройстон пожал плечами:

– Что, если так? Никто не обращает внимания на его бредни. Он мог ускользнуть на время, никем не замеченный.

Ратлидж задумался. Вот и миссис Давенант сделала такое же замечание.

– Вы не думаете, что капитан Уилтон убил Харриса?

Ройстон покачал головой:

– Это нелепо! Чего ради?

– Дэниел Хикем заявляет, что он видел, как полковник и капитан ссорились в понедельник утром, незадолго до убийства. Как если бы ссора накануне продолжилась утром и внезапно привела к насилию.

– Хикем сказал вам это? – Ройстон коротко усмехнулся. – Я бы скорее поверил моему коту, чем пьяному полоумному трусу.

На сей раз готовый к такой характеристике, Ратлидж тем не менее вздрогнул.

Казалось, слова ударили по его нервам, вызвав физическую боль. Преодолевая ее, он спросил:

– Вы сами видели тело?

– Да. – Ройстон поежился. – Когда пошел слух, что полковника застрелили и кровь была повсюду, мой первый вопрос был: «Кто-нибудь из вас, дураков, проверил, дышит ли он еще?» Они посмотрели на меня, как на рехнувшегося. Когда я прибыл туда, то понял почему. Если бы я это сделал, то не смог бы вернуться туда ни за какие деньги. Сначала я был не в состоянии поверить, что это Чарлз, хотя узнал его шпоры, куртку, кольцо на руке. Тело выглядело как… как нечеловеческое.

Когда Ройстон ушел, Ратлидж допил кофе и мрачно произнес:

– Перед нами образец всех добродетелей, которого ни у кого не было никаких причин убивать. Если не считать Мейверса, хотя он имеет лучшее алиби из всех. Таким образом, мы остаемся с Уилтоном и этой проклятой ссорой. Скажите, сержант, каким был Харрис в действительности?

– Именно таким, сэр, – ответил сержант безапелляционным тоном, словно услышал глупый вопрос. – Очень достойным человеком. Совсем не таким, от которого ожидаешь, что он станет жертвой убийства.

Очень скоро они нашли Дэниела Хикема. Он стоял посреди Хай-стрит, словно регулируя движение транспорта, которого, кроме него, никто не видел. Ратлидж затормозил перед рядом маленьких лавок и какое-то время изучал его. Большинство жертв контузии, которых он видел в госпитале, были послушными, сидели с пустыми лицами, глядя в бездну собственных ужасов, или метались взад-вперед час за часом, как если бы старались убежать от преследующих их демонов.

По ночам он слышал в коридорах эхо воплей, ругательств и криков о помощи. Это настолько живо воскрешало перед мысленным взором окопы, что Ратлидж проводил ночи без сна, а большую часть дней в ступоре, что делало его таким же покорным и отчужденным, как остальные.

Потом сестра Франс перевела Ратлиджа в частную клинику, где он, по крайней мере, нашел убежище от этих кошмаров и обрел врача, достаточно заинтересованного его случаем, чтобы попытаться пробить стену молчания. Возможно, доктор был одним из любовников Франс – как ни странно, все они оставались в добрых отношениях с ней, когда связь кончалась, и всегда были готовы прийти на помощь.

Наблюдая за Хикемом, было легко заметить, что он привык к воображаемому транспорту, едущему в разные стороны, и регулировал движение с достаточным опытом, как если бы стоял на оживленном перекрестке, где проходила автоколонна.

Он посылал одних налево, других направо, давал сигналы к повороту, кричал кому-то, чтобы тот заставил чертовых лошадей двигаться, и звал людей помочь вытащить из грязи пушку. Хикем эффектно салютовал офицерам, проезжающим мимо, – в его пантомиме нельзя было ошибиться, – затем демонстрировал грубый жест, который, впрочем, удовлетворил бы усталых людей, возвращающихся с фронта, и испуганных юнцов, идущих им на смену.

Во Франции Ратлидж видел множество людей, стоящих на дорожных развилках под дождем или палящим солнцем, заставляя полуживую армию двигаться, несмотря ни на что, выкрикивая распоряжения, ругаясь на отстающих, указывая безошибочными движениями, что делать в окружающем их хаосе. Многие погибали там, где стояли, от пуль, снарядов и бомб, отчаянно пытаясь удержать людей от полной потери ориентации.

Но телеги, экипажи и автомобили Аппер-Стритема всего лишь поворачивали немного, чтобы не задеть Хикема, оставляя его в центре дороги, как лошадиный навоз. Некоторые женщины колебались, прежде чем перейти улицу мимо него, приподнимали юбки с нервным отвращением и отворачивались в страхе. Тем не менее никто из деревенских мальчишек не дразнил его, и Ратлидж, заметив это, спросил почему.

– Во-первых, он дома почти год с тех пор, как его выписали из госпиталя. Во-вторых, он огрел палкой главаря мальчишек, наорал на него на ублюдочном французском и сломал ему ключицу. – Дейвис перевел взгляд на Хикема, который смотрел сейчас в другом направлении, запертый в прошлом, которое никто не мог с ним разделить. – Отец мальчишки сказал, что тот получил по заслугам, но другие считали, что Хикема нужно изолировать, пока он не покалечил кого-нибудь еще. Однако викарий не желал и слышать о сумасшедшем доме – он говорил, что Хикем проклятая душа, нуждающаяся в молитве.