Текст книги "Доказательство виновности"

Эссекс – графство большое… Ратлидж вздохнул. Что бы ни говорил Маркем о прогрессе, вряд ли им удастся быстро раскрыть дело.

У него нет причин оставаться в Дедхэме. Скотленд-Ярд умеет ждать. Может быть, Луис Френч обнаружится сам. Маркем даст ему разрешение продлить следствие.

И все же до отъезда Ратлиджу хотелось сделать еще кое-что.

Он ведь так и не поговорил с местным констеблем! Неплохо, если у него после возвращения в Лондон останутся здесь, так сказать, глаза и уши.

Он вернулся в Сент-Хилари и подошел к узкому домику, в котором поместился полицейский участок.

На сей раз дверь была открыта, и Ратлидж вошел с ярко освещенной улицы в полумрак, едва не столкнувшись с выходящим оттуда человеком, тот извинился и пошел дальше. В небольшом помещении стоял старый деревянный стол, который, наверное, служил самому первому констеблю в Сент-Хилари. За столом сидел человек в форме. На табличке перед ним было написано: «Констебль Брукс». Надпись была сделана аккуратным почерком, черными чернилами.

– Доброе утро, сэр. Чем я могу вам помочь? Вы, наверное, заблудились и вам нужно показать дорогу?

Полицейский с черной повязкой на глазу добродушно улыбнулся.

– Нет, не дорогу, – ответил Ратлидж и представился по всей форме. – Мне нужны сведения.

Он перешел к тем обстоятельствам, которые привели его сюда. Брукс внимательно слушал его, не перебивая.

– Боюсь, что я не расскажу вам о мистере Френче больше того, что вам уже известно. Он ведь не так часто бывает здесь; я не слишком хорошо знаком с ним. И потом, меня не было здесь почти всю войну. До войны он был мальчиком. После войны он вырос и чаще жил в Лондоне, чем здесь. Очень обходительный и вежливый молодой человек. Главный интерес в жизни для него составляет работа. Она его поглощает. А может, в Лондоне ему живется веселее, чем в Сент-Хилари.

– И все же он прожил здесь достаточно для того, чтобы найти двух невест!

Констебль Брукс нахмурился:

– С мисс Уитмен они знакомы чуть ли не с рождения. Знаете, мне показалось, он больше всего хотел жениться на ней потому, что все думали, будто она выйдет за мистера Майкла.

– А как относилась к их помолвке сама мисс Уитмен?

– Не знаю; никаких слухов о ней я не слышал. В конце концов, она ведь приняла предложение мистера Френча! – ответил Брукс нарочито нейтрально. – Хотя, по-моему, могла выбрать себе кого-нибудь в десять раз лучше.

– Может быть, просто решила связать свою жизнь с другом детства, – предположил Ратлидж.

– Скорее всего, к замужеству ее поощрял дед. Ведь семейство Френч могло дать ей все!

– А потом она разорвала помолвку.

Брукс сухо кивнул:

– Да, так говорят. Ну а мистер Френч… если он не здесь и не в Лондоне, то где же он?

– Есть ли рядом с Сент-Хилари или даже рядом с Дедхэмом такое место, где можно надолго спрятать автомобиль?

– Только не река Стур – там слишком оживленно… Да и болот у нас таких нет, где она бы утонула. Ни старых сараев, ни развалин, ни густых лесов.

Уж констебль-то знает, подумал Ратлидж, радуясь, что не придется бродить по берегам реки или вспаханным полям.

Видя, что Ратлидж не отвечает, Брукс покивал, словно соглашаясь с самим собой, и продолжал:

– Нет, если машина где и есть, то вместе с мистером Френчем!

– Пожалуйста, понаблюдайте за домом Френчей. Если Луис Френч объявится, сразу сообщите мне в Лондон. И поищите его машину. Вы ведь знаете свой участок лучше всех.

– Хорошо, сэр, поищу, это не проблема. Но неужели вы думаете, будто сам мистер Френч убил того человека, которого вы нашли на улице? Мне как-то не верится…

– А может, все было наоборот и тот человек убил Френча, чтобы забрать у него часы?

– Да, это больше похоже на правду, хотя мне и в это верить не хочется.

– Я имел удовольствие видеть, хотя и недолго, отца мисс Таунсенд. Что бы он подумал о заблудшей овце, которая внезапно появится в Сент-Хилари?

– О заблудшей овце? Чьей, сэр?

– Ну, скажем, о члене семьи Френч, который по каким-то причинам не желал бы показываться людям на глаза.

– Мистер Таунсенд любит, чтобы все было по правилам. Но, по-моему, Френчам скрывать нечего. И мистера Луиса заблудшим не назовешь. В этом я уверен. Если он сказал, что едет в Лондон, значит, туда и поехал.

* * *

Через час Ратлидж выехал из «Солнца» и направился в Лондон. Он задал много вопросов, но ответов, на которые надеялся, так и не услышал. Может, не так формулировал вопросы? Или просто не распознал нужные ответы?

Хэмиш хмыкнул: «Похоже, тебе не повезло».

Весь остаток пути Хэмиш нависал над ним и отпускал замечания насчет всего, что Ратлидж предпочитал оставить без внимания. Он не мог победить прошлое, войну. И выбросить из головы то, что с ним произошло, тоже не мог. Он заставлял себя хотя бы смириться с этим, но то и дело проваливался в пучины отчаяния.

Только теперь, после того как закончилась война, он не мог молиться, чтобы немецкая пуля положила конец его мучениям.

Вот почему служебный револьвер он на всякий случай держал взаперти. Пусть будет подальше, если его снова окутает тьма.

Глава 8

Когда Ратлидж явился с докладом к исполняющему обязанности старшего суперинтендента Маркему, тот выслушал его очень внимательно. В конце йоркширец кивнул.

– Он не может скрыться навсегда, верно? Ведь он возглавляет фирму «Френч, Френч и Трейнор». Фирма крупная и известная; почти все ценители хороших портвейна и мадеры закупают вино для своих погребов именно у них. Без «Френч, Френч и Трейнор» половина Лондона просто растеряется. Более того, до сих пор с фирмой не был связан ни один скандал. Что же все-таки случилось?

– Интересный вопрос, – согласился Ратлидж. – Может быть, поворотный пункт – встреча Луиса Френча с нашим покойником? До сих пор это единственное изменение в его привычном графике. Судя по всему, они условились о встрече заранее, отсюда и часы. Но была ли встреча случайной? Может быть, ее подстроили? Имеет ли она какое-то отношение к делам фирмы или к семейным делам? Связана ли их встреча со скорым приездом кузена и компаньона Трейнора? Нам почти ничего не известно, поэтому выстраивать версии трудно. И кто остался в выигрыше после их встречи? Пока нам известно лишь, что погиб безымянный человек, но мы не можем убедительно утверждать, что убил его Френч. Или если он убил Френча, то потом его сбили машиной, чтобы он замолчал.

Маркем нахмурился:

– По-моему, вы все чрезмерно усложняете. Будьте проще, старина! Что вы скажете насчет девицы – мисс Уитмен? Сдается мне, что у нее самый веский повод расправиться с Луисом. И, судя по тому, что нам известно, бедняга, найденный в Челси, случайно наткнулся на труп и поживился часами. А может быть, мисс Уитмен наняла его, чтобы тот убил ее бывшего жениха, а потом переехала его на машине, не дав ему даже подумать о шантаже.

– Хорошо, давайте рассмотрим вашу версию. Куда она подевала машину Френча? Ведь машина тоже пропала.

Маркем махнул рукой:

– Пусть машиной занимается местная полиция! Например, констебль Брукс в Сент-Хилари.

Ратлидж глубоко вздохнул:

– В самом деле!

– А вы возвращайтесь в Эссекс и постарайтесь узнать как можно больше об интересующей нас молодой женщине.

– По-моему, неплохо также разослать во все участки портрет покойника. Посмотрим, что из этого выйдет.

Маркем посмотрел на него в упор:

– Мисс Уитмен красивая?

Застигнутый врасплох неожиданным вопросом, Ратлидж ответил:

– Мисс Таунсенд, по-моему, куда красивее.

– А, значит, вы успели ее хорошенько рассмотреть! – Маркем откинулся на спинку стула, удовлетворенно улыбаясь. Но глаза его при этом оставались холодными.

– Я прошел специальную подготовку и развивал свою наблюдательность, – ответил Ратлидж, с трудом удерживаясь от резкости. Он чувствовал, что Маркем зачем-то заманивает его в ловушку. Но зачем?

– Может быть, мисс Уитмен завидовала мисс Таунсенд и страдала из-за того, что уступает своей сопернице в красоте. Вы уверены, что Френч не сам дал ей отставку?

Этого Ратлидж Маркему не говорил. Исполняющий обязанности старшего суперинтендента сам пришел к такому выводу.

– Мужчина не бросает красавицу ради менее привлекательной девушки, если только в деле не замешаны большие деньги. А Френч поступил вполне логично. Во-первых, его новая невеста красивее прежней, а во-вторых, она занимает более высокое общественное положение – она дочь доктора.

– И тем не менее мне хочется разослать фотографию, – не сдавался Ратлидж, понимая, что проигрывает, и ведя арьергардные бои. – Ведь наш мертвец – жертва преступления, независимо от того, связан он с исчезновением Луиса Френча или нет. И если мы сумеем установить его связь с мисс Уитмен, мы докажем справедливость вашей версии. Его наняли для убийства, но собственная алчность погубила его самого.

– Да, да. Я вас понял. Привлеките в помощь сержанта Гибсона или констебля Грэма. Пусть сортируют ответы на наши запросы. Как только у нас появятся фамилия и место, с которого можно начинать поиски, мы пошлем кого-нибудь допросить друзей и родственников погибшего. Пока непонятно, что случилось с Френчем и при чем здесь наша молодая красавица.

Ратлидж не особенно обрадовался, узнав, что кто-то другой будет искать связь Френча с жертвой… или жертвы с мисс Уитмен. Рутинные допросы свидетелей – да, против помощи в таком деле он бы не возражал. Но выводы всегда предпочитал делать сам. Понять, что было сказано, как и почему.

Маркем взял со стола папку и снова положил ее на место, словно не зная, можно отпускать Ратлиджа или нет.

– Дописали рапорт по тому девонскому делу?

– Он у сержанта Гриффина.

– Отлично. Значит, в Лондоне вас сейчас ничто не держит.

Ратлидж вернулся к себе, распаковал дорожный саквояж и отложил его в сторону.

Старший суперинтендент Боулс мастерски умел убирать Ратлиджа с пути, если следствие по важному делу нужно было вести в Лондоне. Поскольку он любил приписывать себе все заслуги по раскрытию преступлений, он предпочитал, чтобы Ратлиджа рядом не было. А если Ратлиджу случалось раскрыть какое-нибудь громкое дело, Боулс с трудом, нехотя и коротко поздравлял его.

До сих пор Маркем не давал повода думать, будто он идет по стопам своего предшественника. Но последний разговор с ним встревожил Ратлиджа. Сначала Маркем поинтересовался, почему Ратлидж предпочитает повсюду ездить в своем автомобиле, а не поездом. Теперь проявляет повышенный интерес к мисс Уитмен. Трудно понять, что творится у Маркема в голове.

Сержант Гибсон много лет знал Боулса до того, как Ратлидж поступил в полицию, да и инспектор Камминс среди прочих тоже имел с ним дело. А Маркема прислали извне. Темная лошадка! Ни до кого не дошли слухи, которые помогли бы понять, что скрывается за невозмутимой внешностью йоркширца.

Что ж, ничего не поделаешь. Даже если бы Маркема можно было читать так же легко, как газету через увеличительное стекло, суть дела не менялась. Желание начальника – закон, с ним не поспоришь.

Оставалась еще ниточка, если она, конечно, существовала, между Белфордом и мертвецом. Почему Белфорд, хоть он и служил в военной полиции, предложил свою точку зрения на смерть жертвы? Никто не спрашивал его мнения; делом занимался Скотленд-Ярд. Может быть, сказалась привычка – вторая натура? Или он хотел убедиться, что представители Скотленд-Ярда видят обстоятельства в нужном свете?

Оставив саквояж на месте, Ратлидж поехал в Челси.

Ему сообщили, что Белфорд дома. Через несколько минут хозяин вышел в гостиную со словами:

– Добрый день, инспектор!

Такого начала Ратлидж и ожидал. Хозяин дома выжидательно молчал, предоставляя гостю первому начать беседу.

– Я хочу задать вам еще несколько вопросов о трупе, найденном на вашей улице.

Белфорд жестом указал ему на стул у открытого окна; и оба сели. Белфорд, казалось, держался непринужденно; он вежливо ждал, когда Ратлидж продолжит.

Улыбнувшись про себя, Ратлидж сказал:

– После нашего знакомства мне стало любопытно, почему вы так профессионально описали нам место преступления. Вариантов могло быть три: необычайная наблюдательность, опыт службы в полиции или попытка сбить нас со следа. Я навел о вас справки и выяснил, что во время войны вы служили в пешей военной полиции…

Белфорд выдал себя тем, что плотно сжал губы. Во всех остальных отношениях лицо его оставалось бесстрастным. Через миг, возможно желая убедиться, что полностью владеет собой, хозяин дома сказал:

– Мне неприятно, что такие дела творятся на нашей улице. Я уже давно здесь живу; никогда у нас не было никаких происшествий. Очень не хочется, чтобы это изменилось.

Судя по всему, у мистера Белфорда есть враги. И он так подробно рассказал представителям Скотленд-Ярда свою версию, чтобы защитить себя. По той же причине он согласился взглянуть на мертвеца.

– Я пришел спросить, к каким выводам вы пришли, кроме тех, что изложили нам тогда.

Его слова явно удивили Белфорда.

– Значит, вы не установили личность того человека, не узнали, откуда он приехал, как попал сюда и где умер?

– Мы выяснили, кем он не является. Я заметил у него некоторое внешнее сходство с членом одной солидной семьи коммерсантов. Но он оказался не тем, на кого мы подумали. Хотя в кармане у него нашлись часы того человека.

– А! Часы! Да, я тоже подумал, что часы должны навести вас на след.

– Семейная реликвия; по часам мы легко установили владельцев.

– Может быть, кто-то хотел, чтобы вы подумали, что покойник и есть владелец часов. Чтобы выиграть время.

– С какой целью?

– Убедиться, что оставшиеся улики, способные указать на личность покойного, успешно уничтожены.

– Возможно. Но как злоумышленник раздобыл часы? Ведь вначале мы не сомневались в том, что он – их законный владелец!

– Раздобыть часы – пара пустяков для ловкого карманника.

Да, в самом деле! Но карманных воров целое море. Невозможно допросить даже четверть их.

– На карту поставлена честь молодой женщины?

Вопрос застал Ратлиджа врасплох.

– Почему вы спрашиваете?

Белфорд пожал плечами:

– Даже сто лет назад отвергнутый кавалер мог окончить свои дни в реке. Сейчас полиция действует методично. Поэтому преступнику надо тщательнее скрывать нежелательные улики. Помимо всего прочего, преступнику выгоднее исчезнуть, чем погибнуть. Ему не хочется отвечать на неприятные вопросы, подвергаться всеобщему осуждению и так далее.

Учитывая обстоятельства, Ратлидж совсем не обрадовался такой версии, хотя и понимал, что она тоже имеет право на существование.

– Человек, которого, как предполагается, должен был изображать покойник, пропал без вести. А вместе с ним и его машина.

– Вот как? – нахмурился Белфорд. – Тогда часы приобретают совершенно иной аспект.

– В каком смысле?

– Я и сам не знаю.

– Может быть, того человека убили по ошибке?

– Любопытное предположение! – Белфорд вдруг оживился. Он предлагал разные версии и тут же сам опровергал их.

– Преступление в состоянии аффекта… – предположил Ратлидж.

– Да, конечно, все могло быть и так, верно? А остыв, преступник понял, что ему надо что-то делать с трупом. Но часы… по-прежнему непонятно, откуда они у убийцы?

– Он член семьи. В данном случае – сестра… – Подумав, Ратлидж покачал головой. – Разумеется, целью всех приготовлений могло стать возведение подозрений на упомянутую сестру; тогда убийца избавился бы и от нее, и от ее брата.

– Такое наверняка случается не впервые.

Ратлидж встал.

– Благодарю вас за интересную беседу. Правда, это не означает, что вы вычеркнуты из списка подозреваемых. Вы настолько умны, что могли бы убить человека, представляющего для вас угрозу.

Белфорд тоже встал.

– Как и вы, я повидал на своем веку много страшного, но это не означает, что увиденное нас испортило. До свидания, мистер Ратлидж!

Он не стал провожать Ратлиджа к выходу.

По пути в Эссекс Ратлидж размышлял над словами Белфорда.

Разумеется, все их рассуждения – лишь домыслы. Некоторые мысли приходили ему в голову, когда он возвращался из Дедхэма в Лондон, чтобы доложить начальству. Но где доказательства? Как связать улики с пропавшим Луисом Френчем или лондонским покойником?

«А ты уверен, что сестра не ошиблась? – спросил Хэмиш. – Ведь на опознании она была сама не своя».

– Вот и я так подумал, – вслух ответил Ратлидж, не успев ничего сообразить, – когда велел разослать фотографию мертвеца по всем полицейским участкам. Кто-нибудь наверняка его узнает.

«Остается еще Норфолк», – напомнил Хэмиш.

– Знаю. Туда-то я первым делом и отправлюсь. В Норфолк! А если понадобится, после Норфолка заглянем и в Корнуолл. Как там его фамилия? Фултон.

Небольшая, ничем не примечательная деревня Морсли находилась посередине графства. Единственной ее достопримечательностью были искореженные останки дерева, еще стоящего на узкой лужайке. Под этим деревом якобы сидел Нельсон, когда ехал на юг, чтобы впервые возглавить войска. Неизвестно, так ли это на самом деле, но местные жители обнесли старое дерево плетеной оградой, которая защищала его от коров и овец. Констебль был один на две соседствующие деревни, и Ратлиджу повезло, что он застал его в Морсли поздно вечером, когда повернул на главную улицу.

Констебль садился на велосипед, собираясь объехать свой участок. Ратлидж притормозил рядом с ним, представился и сказал:

– Я приехал по поводу вашего пропавшего, некоего Джералда Стандиша.

– Насчет мистера Стандиша? – Констебль задумался. – Значит, им все-таки заинтересовался Скотленд-Ярд! Что же с ним случилось?

– Мы не знаем. Вы сообщили, что он пропал, после того, как мы прислали приметы мертвеца, найденного в Лондоне.

– Сэр, ответа на свой запрос я так и не получил. Мы с инспектором Джонсоном в Норфолке решили, что вашего покойника уже опознали.

– Прежде чем я приехал к вам, пришлось проверить еще несколько версий. Пожалуйста, расскажите о Стандише.

– Здесь жила его бабка. Ее сын умер молодым, вдова снова вышла замуж, а мальчиком почти и не занималась. Бабушка завещала внуку дом. Он приехал к нам в Морсли после демобилизации, в девятнадцатом году. Тихий, замкнутый, никаких хлопот с ним не было. Ко мне пришла его приходящая работница и сообщила, что он три ночи не спал в своей постели. Она забеспокоилась. Раньше он так надолго не пропадал. Обычно уходил куда-то на день-два, а потом возвращался усталый и смущенный.

– У него есть автомобиль?

– Нет, сэр, он обычно передвигается на велосипеде. Но его велосипед стоит на месте, за домом.

– Тогда он не мог далеко уйти. Вам известно, чем занимался Стандиш до войны?

– Только из обрывков разговоров. У него было немного денег, и обращался он с ними осторожно. По его словам, он получил наследство от отца, управляющего имением в Вустершире. По-моему, отчима он не особенно любил; так часто бывает, если мальчик теряет отца в раннем возрасте.

– Стандиш получает письма?

– Тут я, сэр, ничем вам помочь не могу. Спросите лучше почтмейстершу. Почта у нас в бакалейной лавке. Правда, сейчас они уже закрылись.

– Где ее найти?

– Миссис Лессор, жена бакалейщика. Они живут вон в том доме с белой калиткой.

– Я с ней поговорю. Вы поедете со мной?

Ратлидж понимал, что констебль разрывается между желанием вовремя попасть домой и необходимостью сопровождать представителя Скотленд-Ярда к свидетелям. Чувство долга победило. Констебль, подумав, прислонил велосипед к стене скобяной лавки и пересел в машину Ратлиджа.

Они проехали небольшое расстояние до домика бакалейщика. Из окна гостиной лился свет, падал на дорожку, ведущую к крыльцу.

Бакалейщик, широколицый, коренастый и дородный, сам открыл им дверь.

– Констебль Дентон! – воскликнул он и, оглядев Ратлиджа с головы до ног, спросил: – В чем дело?

Ратлидж предоставил объяснения констеблю.

– Инспектор Ратлидж расследует дело об исчезновении мистера Стандиша. Он пришел спросить миссис Лессор, получал ли мистер Стандиш почту.

– Она накрывает стол к чаю, – сообщил Лессор.

– Я не отниму у нее больше пяти минут. – Ратлидж говорил вежливо, но не оставлял сомнений в том, что отказа он не потерпит.

Лессор снова посмотрел на него, решил, что лондонец все равно настоит на своем, и со вздохом позвал жену.

На порог вышла миловидная, слегка запыхавшаяся женщина. Встав рядом с мужем, она вдруг вспомнила, что не сняла передник, и смутилась.

– Хм, констебль… Что-нибудь случилось?

Ратлидж решил взять инициативу на себя:

– Миссис Лессор, извините, что отвлек вас от чая. – Он улыбнулся и показал ей свое удостоверение, а затем задал интересующий его вопрос.

Миссис Лессор посмотрела на мужа; тот кивнул.

– По-моему, за все время, пока мистер Стандиш прожил в Морсли, он получил всего два или три письма. Я, разумеется, ни на что не смотрю, кроме фамилии адресата на конверте. Деревня у нас маленькая, и мне приходится быть осторожной. У каждого, знаете ли, есть право на личную жизнь…

Ее взгляды были достойны восхищения, но в данном случае они пришлись некстати.

– А он никогда не говорил, получая от вас письмо: «А, это от тетки… от брата… от друга из Франции»?

– Когда пришло первое письмо, он в самом деле сказал, что пришли бумаги на дом. По-моему, он очень обрадовался. А об остальных письмах он ничего не говорил.

Ратлидж понял, что снова зашел в тупик.

– У кого-нибудь из жителей Морсли есть родственники по фамилии Френч?

Миссис Лессор покачала головой:

– Никогда о такой родне не слыхала. Они живут в Норфолке? Спросите лучше там. Тамошний инспектор, возможно, знает их.

Ратлидж попробовал зайти с другой стороны:

– А ведь здесь жила его бабушка. Какие слухи ходили о ней в деревне?

Миссис Лессор снова покосилась на мужа, как будто желая убедиться, что может говорить, не стесняясь. Что бы там она ни прочла у него на лице, очевидно, он был не против. Она повернулась к Ратлиджу:

– Миссис Стандиш жила одна. Как-то она призналась мне, что поссорилась со своей невесткой. Моя мама помнила, как миссис Стандиш к нам приехала. В пятьдесят она была еще довольно красивая, и волосы у нее были роскошные. До самой ее смерти мы не знали, что у нее есть внук. Она написала завещание от руки; дом оставила ему. Когда миссис Стандиш умерла, ее внук еще не вернулся из Франции; с ним не сразу удалось связаться. Разве констебль Дентон вам не сказал?

Нет, не сказал. Правда, о бабушке пропавшего Ратлидж его не спрашивал; он сомневался, что Дентон помнит подробности, которые сообщила миссис Лессор.

Лессор откашлялся, напоминая незваным гостям об остывающем чае.

Ратлидж поблагодарил бакалейщика и его жену и вернулся к машине; Дентон следовал за ним по пятам.

– Где его дом? Я бы хотел в него заглянуть.

– Не знаю, прилично ли туда заходить. Ведь пока непонятно, случилось что-то с мистером Стандишем или нет. Может быть, он завтра вернется? – Дентон засомневался.

– Прошло уже много дней, а он все не возвращается. Если Скотленд-Ярд занялся его исчезновением, значит, представитель Скотленд-Ярда имеет право заглянуть к нему в дом.

Домик Стандиша оказался совсем недалеко; он стоял под большим деревом. Наверное, раньше участок был красивым, но теперь, как и сам дом, пришел в запустение. Палисадник зарос бурьяном.

– Мистер Стандиш не очень любил возиться в саду, – пояснил Дентон, когда они подошли к двери. – Вот его бабушка, та умела выращивать все что угодно.

Дверь была не заперта; внутри оказалось довольно темно, тем более что солнце уже садилось. Более того, растущее во дворе дерево не давало последним лучам проникнуть в окна. Наконец, Ратлидж нашел лампу, зажег ее и увидел, что дом обставлен старомодной массивной мебелью Викторианской эпохи. Но комната не казалась тесной. Повсюду лежали книги; похоже, владелец начинал одну, бросал и брался за другую.

Хэмиш напомнил: такое поведение – признак душевного смятения. Целый месяц после выписки из клиники и до возвращения в Скотленд-Ярд Ратлидж вел себя точно так же. Хватался за все подряд и ни на чем не мог остановиться.

Он озирался по сторонам. По спине пробежал холодок. Ему как будто передались переживания Стандиша; он чувствовал окружавший того мрак, который не рассеивался даже с восходом солнца.

Хэмиш сказал: «Вот увидишь, он наверняка умер, кем бы он ни был».

И Ратлидж склонен был с ним согласиться.

На столе он не увидел ничего, способного пролить свет на личность Джералда Стандиша или его бабушки. Нигде не было картин; только над вытертым креслом у окна висела миниатюра на слоновой кости. Овал в серебряной рамке. Ратлидж посветил туда лампой и решил, что девушка, изображенная на миниатюре, вполне могла быть бабушкой Стандиша, если судить по покрою ее платья. Должно быть, она специально зачесала волосы наверх перед тем, как позировать художнику. Волосы у нее были черные; черные брови на овальном лице, высокие скулы и очень синие глаза. Совсем юная девушка; невозможно даже определить ее характер. Несомненной была лишь ее красота. Неизвестно, какую она прожила жизнь. Свои дни она закончила в преклонном возрасте и в полном одиночестве.

Интересно, почему миссис Стандиш поссорилась с невесткой? Скорее всего, потому, что та повторно вышла замуж. Оглядевшись, он решил, что у миссис Стандиш денег хватало лишь на то, чтобы уютно устроиться в небольшой деревушке. Впрочем, у нее могли быть свои причины для того, чтобы жить экономно.

– Жаль, – вслух заметил Ратлидж, больше для Хэмиша, чем для Дентона.

Констебль подошел к нему и посмотрел на миниатюру через его плечо.

– Это миссис Стандиш? Не узнать… Когда я приехал в Морсли, лицо у нее было морщинистое, а волосы – седые.

– Кто она такая, может сказать только Джералд Стандиш. Но скорее всего, вы правы.

Ратлидж еще минут десять осматривал дом. Он поднялся на второй этаж. В платяном шкафу висели добротные костюмы, купленные в дорогих магазинах. Вещи не выглядели новыми. Возможно, их приобрели до войны.

А может, Стандиш одевался в магазине подержанной одежды. Тем не менее он заботился о том, чтобы его одежда была достойной и опрятной, и регулярно чистил ее. Дентон, снова заглянув через плечо Ратлиджа, заметил, что мистер Стандиш всегда уделял много внимания своему внешнему виду.

– Он не тщеславный, просто старался не опускаться. Похоже, ему важно было выглядеть прилично.

В конце концов Ратлидж узнал очень мало и еще меньше узнал такого, что могло бы ему пригодиться. Он посмотрел даже форзацы книг – вдруг там найдутся посвящения.

Мистер Джералд Стандиш по-прежнему оставался для него загадкой.

Перед уходом Ратлидж снова подошел к миниатюре.

Миниатюра – вид изобразительного искусства. Нарисовать портрет на слоновой кости тончайшей кистью – искусство, требующее навыка, терпения и внимания к деталям. Художнику необходимо сразу же схватить портретное сходство. Мастер, наверное, известный, хотя Ратлидж заметил внизу лишь его инициалы.

– Я заберу миниатюру с собой, а вам напишу расписку на тот случай, если Стандиш вернется. Я намереваюсь найти художника. Возможно, тогда мы узнаем и имя натурщицы.

Он подошел к столу, нашел бумагу и перо и написал короткую расписку.

– Да ведь художник, наверное, давно умер? – удивился Дентон.

– В этом я не сомневаюсь. Но такой талантливый мастер наверняка известен в художественных кругах, а больше мне обратиться за сведениями некуда.

Ратлидж потушил лампу. Они вышли на крыльцо. Уже наступила ночь, звезды заволакивали тучи, запахло грозой.

Деревенская улица была пустынна, если не считать пса, уверенно трусившего посреди дороги, пока не добрался до своего дома. К тому времени, как Ратлидж и констебль поравнялись с ним, пса уже впустили.

– Уже поздно, – сказал Дентон. – Если вы довезете меня до соседней деревни, буду очень вам благодарен.

После того как констебль привязал велосипед к багажнику, Ратлидж спросил:

– На вашем участке много бывает происшествий?

– Не о чем говорить, сэр. У нас нет ни богачей, ни нищих – словом, таких, кто легче поддается искушениям. Церковь и Женский институт заботятся о том, чтобы на столах у всех была еда, а над головой у каждого – крыша. Не поймите меня неправильно, на скуку я не жалуюсь. Мне часто приходится обуздывать молодых парней – головы у них горячие. Так и норовят что-нибудь выкинуть, о чем потом пожалеют. Но до серьезных преступлений у нас не доходит. Вот почему, когда пропал мистер Стандиш, я сразу связался с Норфолком, а уж инспектор Джонсон передал мой запрос в Скотленд-Ярд.

– Ну и что вы думаете о Стандише? Найдем мы его, как по-вашему?

– Боюсь, сэр, он умер. Покончил с собой.

В Дедхэм Ратлидж вернулся очень поздно и обрадовался, узнав, что в «Солнце» есть свободная комната.

На следующее утро он поехал в Сент-Хилари, к викарию. Обычно в таких случаях он обращался за сведениями к местному врачу, но подозревал, что в данном случае доктор Таунсенд ему вряд ли поможет, ведь речь шла о семье Френч.

Уильямс как раз заканчивал красить фасад дома. Крепко вцепившись одной рукой в стремянку, он пытался дотянуться кистью до угла.

Услышав, что на двор заворачивает автомобиль, он обернулся, кивнул, узнав гостя, и сначала нанес последние мазки, а затем спрыгнул со стремянки.

– Извините. Надеюсь, вы не рассердились из-за того, что вам пришлось немного подождать, – сказал он, вместо приветствия.

– Я хочу кое-что вам показать. – Ратлидж достал миниатюру, завернутую в платок. – Вы узнаете эту женщину?

– Когда изготовлена миниатюра? – Уильямс потянулся к слоновой кости, но, вспомнив о своих запачканных руках, поспешно отдернул их и наклонился вперед.

– Лет шестьдесят или семьдесят тому назад.

– М-да, точнее датировать вряд ли получится. Сколько лет натурщице? По-моему, шестнадцать – семнадцать… И даже если она похожа на себя, с возрастом ее лицо наверняка изменилось.

– И все-таки взгляните.

Викарий внимательно посмотрел на миниатюру:

– Милое дитя, верно? Скорее всего, она стала прелестной женщиной. Но я ее не узнаю. А должен?

Ратлидж убрал миниатюру в карман.

– Нет. Хотя я и надеялся, что вы ее узнаете. Вы ведь бывали в доме Френчей. Скорее всего, заходили и к Таунсендам по своим приходским делам… и к мисс Уитмен тоже. Если нарисован один портрет, вполне мог быть и другой – или даже фотография.

– Да, понимаю. Конечно, мне очень жаль, что я ничем не могу вам помочь. Ничего подобного я не видел.

– В этой части Эссекса часто встречается фамилия Стандиш?

– Нет, нечасто, но в Дедхэме живет по крайней мере одна семья, носящая такую фамилию. Младшая дочь поет в тамошнем церковном хоре. У нее очень милый голосок.

Более того, дамы из той семьи светловолосые и румяные. Брюнеток среди них нет.

– Они состоят в родстве с Френчами?

– По-моему, нет. Во всяком случае, я ни разу не слышал об этом, хотя таким родством можно гордиться, ведь Френчи – самая богатая семья в округе.

Ратлидж никак не прокомментировал последние слова викария.

– Мисс Уитмен умеет водить машину?