Текст книги "Голая Экономика. Разоблачение унылой науки"

Чарльз Уилан
Голая экономика. Разоблачение унылой науки

Посвящается Ли

Издано с разрешения Charles Wheelan c/o Janklow & Nesbit Associates и P.& R Permissions & Rights Ltd. working in cooperation with PRAVA I PREVODI

Книга рекомендована к изданию Еленой Катасоновой

Все права защищены. Никакая часть настоящего издания ни в каких целях не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, будь то электронные или механические, включая фотокопирование и запись на магнитный носитель, если на это нет письменного разрешения издателя.

© Charles Wheelan, 2010, 2002

© Burton G. Malkiel, Foreword, 2002

© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2017

* * *

Предисловие

Бытует мнение, что британский писатель, публицист, историк и философ шотландского происхождения Томас Карлейль более века назад назвал экономику «унылой наукой» – на том основании, что эта наука скучная, нудная, туманная и полна фраз вроде «с одной стороны, так, а с другой…». А Гарри Трумэн, по словам современников, говорил, что ему хотелось бы иметь «одноруких экономистов», чтобы избегать двусмысленности и разночтений. На самом деле Карлейль имел в виду нечто совсем другое. Он обращал наше внимание на то, что людям всегда чего-то не хватает – что им приходится постоянно делать выбор между конкурирующими потребностями, между вареньем сегодня и вареньем завтра, равно как между конфликтующими ценностями и целями. И самое главное – угрюмый шотландец напоминал нам о том, что все в мире имеет свою цену и ничто не дается без труда и жертв.

С этим действительно не поспоришь; многие считают экономику унылой наукой, а экономистов в общепринятом смысле унылыми, то есть на редкость скучными людьми. Вот лишь одно из определений: «Экономист – это человек, который отлично управляется с цифрами, однако его человеческие качества не позволяют ему работать бухгалтером». Таким отнюдь не позитивным имиджем экономисты в значительной степени обязаны своей склонности к туманным письменным формулировкам, использованию зачастую никому, кроме них, не понятных диаграмм и чрезмерной любви к цифрам и вычислениям. А еще они часто отказываются признавать, что чего-то не знают.

Как получилось, что экономика стала темой для множества шуток и анекдотов и почему студенты, начинающие изучать ее основы, нередко ходят совершенно ошалевшими, с остекленевшим взглядом? Я думаю, это объясняется лишь тем, что экономисты, как правило, не слишком хорошо выражают свои мысли в письменном виде, а большинство экономических трудов излишне полагаются на алгебраические выкладки и сложные диаграммы. Вдобавок очень немногие специалисты в этой области способны донести до читателя потрясающую увлекательность экономического анализа или передать его значимость в повседневной жизни людей. Книга Чарльза Уилана в корне меняет эту безрадостную ситуацию. У автора истинный дар – прямо противоположный дару царя Мидаса, – прикоснувшись к золоту, он смог бы вдохнуть в него в жизнь.

Эта книга действительно уникальна. В ней вы не найдете ни сложных уравнений, ни заумных терминов, ни непостижимых диаграмм. Хотя многие экономические идеи базируются именно на уравнениях и диаграммах, Уилан наглядно демонстрирует, что их вполне можно заменить простым человеческим языком. Он сводит экономику к сути, показывает, что словосочетание «экономист, который понятно мыслит», вовсе не оксюморон[1]1
  Оксюморон, или оксиморон (от греческого oxymoron – остроумно-глупое), – художественный оборот, состоящий из сочетания подчеркнуто резко контрастных, противоречивых, исключающих друг друга понятий. Прим. ред.


[Закрыть].

Эта книга покажет вам, что критика, столь щедро сыплющаяся на экономистов, довольно часто ими не заслужена. Экономический анализ действительно чрезвычайно сложный и запутанный – во многих случаях гораздо более сложный, чем анализ в естественных науках, которые весьма элегантно объясняют простые, ограниченные системы, такие, например, как вращение планет вокруг Солнца или электронов вокруг атома. Но даже в естественнонаучном мире зачастую чрезвычайно сложно найти объяснения и полностью постичь природные явления. Наглядный пример – прогноз погоды. Несмотря на сложнейшие спутниковые синоптические наблюдения и не менее сложные модели прогнозирования погоды, метеорологи зачастую не могут предложить нам ничего лучше наивнейшей трактовки вроде «завтра ожидается такая же погода, как сегодня». Понятно, что инерционная модель данного типа не способна учесть никаких критических и поворотных точек, зато она позволяет синоптикам кое-как сохранять лицо. А в сравнении с точностью долгосрочных предсказаний, скажем, относительно глобального потепления, экономические прогнозы наверняка намного точнее.

Экономическая наука сложнее естественных дисциплин, потому что ее ученые, как правило, не имеют возможности проводить контролируемые лабораторные эксперименты, а также потому что люди далеко не всегда ведут себя предсказуемо. В последние годы большую популярность приобрело абсолютно новое направление в науке – поведенческая экономика, объединившая в себе знания и идеи психологов и экономистов. Однако мы и по сей день не можем даже с минимальной точностью предсказывать поведение отдельных людей. Впрочем, следует признать, тот факт, что мы далеки от понимания всего, отнюдь не означает, что мы не понимаем ничего. Например, мы знаем, что на поведение людей сильно влияют стимулы. Нам известно, что существует огромное множество логических закономерностей и что люди постоянно и с удовольствием накапливают знания и опыт. Мы знаем, что каждая продажа предполагает покупку и что люди редко упускают очевидные возможности получения прибыли – именно эта идея лежит в основе теории исключительной эффективности фондовых рынков.

При всей неточности экономической науки она, безусловно, оказывает мощное непосредственное влияние на нашу жизнь и играет решающую роль в государственной политике. Экономисты участвуют в деятельности буквально всех ветвей власти. Задачи содействия экономическому росту и высокому уровню занятости населения при одновременном избегании инфляции уже давно считаются прерогативой экономистов государственных учреждений. Может, помните, каким был самый успешный лозунг во время избирательной кампании Билла Клинтона в 1992 году? «Все дело в экономике, дурачок!» Стимулирование конкуренции и сдерживание монополий (министерство юстиции), борьба с загрязнением окружающей среды (управление по охране окружающей среды) и обеспечение граждан медицинскими услугами (министерство здравоохранения и социального обеспечения) – все это примеры основных направлений деятельности разных правительственных департаментов с критически важными экономическими компонентами. И в самом деле, довольно трудно назвать какое-либо более-менее важное политическое решение, касающееся социальной или налоговой сферы, расходов, международных отношений, сельского хозяйства или национальной безопасности, которое не вело бы к тем или иным экономическим последствиям. И как бы скептически ни были настроены политики по отношению к способности экономистов решать подобные проблемы, их советы никто не игнорирует. Неслучайно английский экономист Джон Мейнард Кейнс писал: «Люди дела, считающие себя абсолютно неподверженными каким-либо влияниям интеллектуалов, как правило, являются рабами того или иного экономиста прошлого. Облеченные властью безумцы, которые якобы слышат некие голоса, на самом деле черпают свое безумие из сочинений какого-нибудь академического писаки, намаранных несколькими годами ранее».

Влияние экономистов широко распространено также в финансовых и бизнес-кругах. Питер Линч, бывший менеджер взаимного фонда Magellan Fidelity, однажды заявил, что если вы четырнадцать минут общались с экономистом, можете считать, что двенадцать из них потрачены впустую. В связи с этим тот факт, что сегодня инвестиционная эффективность профессиональных менеджеров взаимных фондов сплошь да рядом оценивается на основе методов, разработанных финансовыми экономистами, безусловно, стоит считать иронией. Больше того, современные экономисты влияют на бесчисленное множество других бизнес-решений. Они прогнозируют спрос на продукты столь непохожих друг на друга компаний, как General Motors и Procter & Gamble. Много их работает в консалтинговых фирмах, занимающихся решением самых разных бизнес-задач, от стратегического планирования до управления товарно-материальными запасами. Они помогают инвестиционным фирмам компоновать портфели ценных бумаг на основе анализа ожидаемой доходности и риска. Они консультируют главных финансовых директоров корпораций по вопросам распределения дивидендов и влияния задолженности фирм на цену их обыкновенных акций. Трейдеры, работающие по опционам на площадках главных опционных бирж наших финансовых рынков, пользуются портативными компьютерами, запрограммированными с применением экономической модели, которая подсказывает им цены для двойных опционов. Словом, с этим не поспоришь: экономический анализ чрезвычайно полезен и для инвесторов, и для производителей, и для тех, кто определяет государственную политику.

Да и обычные потребители сегодня уже понимают, что экономика позволяет увидеть в более ясном свете очень многие бытовые проблемы, часто ставящие их в тупик. Почему людям так трудно выбрать медицинскую страховку? Почему мы останавливаемся на трассе у ресторана McDonald’s, хотя многие другие сети быстрого обслуживания предлагают гамбургеры повкуснее? Почему множество выпускников школ подают заявления в «престижные» колледжи, хотя другие учебные заведения предлагают не менее качественное образование по более низким ценам? Вы когда-нибудь задавались вопросом, какое отношение к повседневной жизни имеют такие довольно известные термины, как «неблагоприятный отбор», «общественное благо» и «дилемма заключенного»? Так вот, все это и еще многое другое обсуждается в этой восхитительной книге.

Говорят, если задать десяти экономистам один и тот же вопрос, получишь десять разных ответов. Но я готов держать пари, что если бы вы спросили десять экономистов о причинах вечной нехватки такси и квартир в Нью-Йорке, все десять ответили бы, что предложение этих продуктов и услуг лимитируется количеством лицензий и регулированием арендной платы. Безусловно, найдется еще великое множество вопросов, в которых экономисты проявляют такое же полное единодушие. Например, подавляющее большинство этих специалистов убеждены, что свободная международная торговля способна существенно повысить жизненный уровень торгующей страны и что таможенные тарифы и квоты на импорт снижают общее благосостояние населения. Они в целом согласны с тем, что жесткое регулирование арендной платы ведет к уменьшению количества и качества предлагаемого жилья. В свое время они были практически единодушны, прогнозируя, что ужасная трагедия 11 сентября 2001 года приведет к снижению экономической активности. Мой личный опыт в сфере государственного управления также позволяет мне сделать вывод, что во взглядах экономистов (даже из разных политических партий) гораздо меньше разногласий, нежели в убеждениях экономистов и представителей других областей знаний. Экономисты-республиканцы и экономисты-демократы одинаково смотрят на большинство проблем и вопросов. Двухпартийное большинство этих специалистов с большой степенью вероятности объединится против двухпартийной коалиции политиков.

С моей точки зрения, это объясняется прежде всего тем, что экономисты имеют уникальный взгляд на мир и так же подходят к решению проблем. Мыслить как экономист значит объединять дедуктивные цепочки с упрощенными моделями, такими, например, как модель спроса и предложения; это значит искать и находить компромиссы в контексте ограничений; это значит оценивать затраты на один вариант выбора с учетом упущенных выгод альтернативного варианта. Это также предполагает наличие четкой цели относительно эффективности, которая формулируется так: извлечь максимальную выгоду из ограниченных ресурсов. Это требует подхода на основе предельной полезности или поэтапных решений. Экономист задается вопросом, сколько дополнительных выгод можно извлечь за счет определенных дополнительных расходов. Его методика предполагает признание того, что существует множество разнообразных способов применения ресурсов и что для достижения желаемых результатов замену можно произвести из разных ресурсов. И наконец, экономист склонен считать, что уровень благосостояния общества повышается благодаря тому, что людям разрешено делать собственный выбор, и убежден, что особенно эффективными механизмами, позволяющими человеку делать такой выбор, являются конкурентные рынки. И хотя любые экономические задачи предполагают наличие нормативных ограничений и факторов (которые определяют, как все должно быть), мыслить как экономист означает использовать аналитический подход, который обычно отвлечен от «ценностных» аспектов или как минимум преуменьшает их значимость.

Эта прекрасная книга – одновременно точно сбалансированная и на редкость всеобъемлющая. В ней признаются выгоды и преимущества свободного рынка в улучшении нашей жизни и весьма убедительно показывается, почему командно-административные экономики в конечном счете не способны повысить уровень жизни своих граждан. В то же время в ней признается важная роль государства в создании нормативно-правовой базы, которая делает возможным функционирование рынков и обеспечивает население бюджетными благами. В ней также подчеркивается огромная роль правительства в исправлении тех негативных ситуаций, когда свободный рынок приводит к появлению так называемых экстерналий – нежелательных внешних последствий экономической деятельности (например, к загрязнению окружающей среды) или когда частные рынки оказываются неспособными произвести какие-либо продукты, необходимые для граждан страны.

Вы когда-нибудь задумывались, почему производители ангорской шерсти на протяжении десятилетий получали от федерального правительства очень неплохую субсидию? Чарльз Уилан объяснит вам, как политика и экономика могут привести к подобным результатам. Вам интересно, почему Бена Бернанке часто называют вторым по влиятельности человеком в США? Уилан раскроет тайну эффекта, оказываемого денежно-кредитной политикой на экономическую активность. Вы когда-нибудь ловили себя на том, что никак не можете до конца понять смысл финальной сцены фильма «Поменяться местами»[2]2
  Комедийный фильм о превратностях судьбы, представляющий собой современную экранизацию бессмертного сюжета о принце и нищем. Прим. ред.


[Закрыть] – ну той, в которой плохих парней прогоняют с товарного фьючерсного рынка? Уилан максимально доступно разъясняет теорию спроса и предложения. Вас когда-нибудь мучил вопрос, нет ли рационального зерна в протестах антиглобалистов и не правы ли они в том, что народы развитых или развивающихся стран, возможно, выиграли бы от менее мощной экономической интеграции? Уилан предельно полно и на удивление доходчиво расскажет и об этом. Читая в газетах о жарких дебатах по поводу текущих экономических проблем, не приходилось ли вам недоумевать и поражаться жуткой какофонии мнений и аргументов, высказываемых спорщиками? Уилан проведет детальный разбор специальных терминов, разложит по полочкам политические аспекты разных доводов и доберется до самой сути каждой из этих проблем. И, делая все это, он с успехом превратит скучную и унылую науку в живое переплетение экономики и политики, да еще и вплетет их в ткань дискурса национальной политики.

Чарльз Уилан написал восхитительно доступное и интересное пособие для повышения экономической грамотности. Углубляясь в саму суть экономики, он делает читателя более информированным гражданином, способным намного лучше понимать основные проблемы современной экономики. Автор показывает, что экономику можно объяснить и без заумных графиков, диаграмм и уравнений. Он демонстрирует, что экономический анализ бывает невероятно захватывающим. Его книга непременно станет полезным дополнением к основному учебному курсу экономики в колледжах и средней школе. И что еще важнее, она и сама по себе может послужить отличным инструментом для введения в эту область знаний и наверняка изменит мнение тех, кто раньше наотрез отказывался изучать экономику из-за убеждения, что эта наука невероятно сложна и невыносимо скучна. Я, признаться, и сам не раз подумывал о том, чтобы написать такое пособие по основам экономики, но мне постоянно мешали другие проекты. Но если бы все-таки я его написал, мне бы хотелось, чтобы у меня получилась именно такая книга, как та, которую вы держите в руках.

Бертон Малкиел

Введение

Уверен, эта сцена знакома многим. Студент выпускного курса крупного американского университета стоит в огромной аудитории у доски, рисуя на ней графики и уравнения. Может быть, он говорит на превосходном английском, а может, его английский не идеален. Предмет сухой и сложный, много математики. Идет экзамен, и студента могут попросить, скажем, вывести кривую спроса или найти производную функцию совокупных расходов. Учебный курс называется «Экономика 101».

Студентов на этом экзамене крайне редко спрашивают, хоть и могли бы, почему базовые экономические законы предрекали неизбежность распада СССР (распределение ресурсов при отсутствии системы ценообразования в долгосрочной перспективе оказалось поистине непосильной задачей для государства), какие экономические выгоды обеспечивают курильщики некурящим людям (они раньше умирают, и остальные могут рассчитывать на большие социальные и пенсионные выплаты) или почему щедрые пособия по уходу за новорожденным в реальности вредны для женщин (из-за них работодатели нередко дискриминируют молодых соискательниц вакансий).

Некоторые студенты изучают экономику достаточно долго, чтобы понять и по достоинству оценить «общую картину», но подавляющее большинство до этого момента, к сожалению, «не доживают». В сущности, по-настоящему яркие и любознательные ребята на этих занятиях особенно мучаются и скучают и по завершении базового курса «Экономика 101» с нескрываемым наслаждением прощаются с этой наукой навсегда. Экономику часто валят в одну кучу с высшей математикой и химией – сложными и сухими дисциплинами, требующими запоминания огромных массивов данных и очень мало применимыми в реальной жизни. Понятно, почему многие наиболее перспективные студенты бегут от курса экономики как черт от ладана. К огромному сожалению, сразу по двум причинам.

Во-первых, эти любознательные и умные ребята добровольно отказываются от предмета поистине провокационного, чрезвычайно интересного и имеющего большое значение практически для любого аспекта повседневной жизни общества. Экономика способна объяснить невероятно широкий спектр проблем, начиная с донорства органов и заканчивая политикой равных возможностей. Эта дисциплина порой на редкость интуитивна, а порой потрясающе нелогична и парадоксальна. К развитию экономической науки приложили руку многие великие мыслители. Некоторые из них, такие как Адам Смит и Милтон Фридман, известны любому образованному человеку; другие, например, Гэри Беккер и Джордж Акерлоф, пока не пользуются за пределами научных кругов бесспорно заслуженной ими славой. К сожалению, многих людей, которые с огромным удовольствием прочтут книгу о Гражданской войне или биографию Сэмюела Джонсона[3]3
  Уильям Сэмюел Джонсон (1727–1819) – американский государственный деятель, участвовавший в подписании Конституции США. Прим. ред.


[Закрыть], отпугивает тема, которая должна и может быть доступной и увлекательной.

Во-вторых, следует с прискорбием признать, что многие из умнейших наших граждан экономически безграмотны. Средства массовой информации очень часто пишут о блестящем экономисте, влиятельном Бене Бернанке, сыгравшем решающую роль в правильной реакции правительства США на глобальный финансовый кризис. Но сколько американцев способны объяснить, чем занимается этот человек? Кстати, даже многим нашим политическим лидерам стоило бы пройти курс «Экономика 101», хотя бы частично. Почти во всех политических дискуссиях слышишь, как один или даже несколько кандидатов заявляют что-то вроде того, что аутсорсинг и глобализация «крадут» рабочие места американцев, делая нашу нацию беднее и повышая вероятность потери работы. Конечно, международная торговля, как и любой другой вид рыночной конкуренции, действительно приводит к появлению определенного числа проигравших. Однако идея, якобы она негативно сказывается на благосостоянии нашего общества в целом, очень далека от истины. По сути, подобные заявления в экономике равнозначны предостережению о том, что ВМС США рискуют доплыть до края света. На моем веку самое красочное утверждение такого рода принадлежит Россу Перо, изворотливому независимому кандидату на выборах 1992 года (основными кандидатами тогда были Билл Клинтон и Джордж Буш). Во время президентских дебатов господин Перо решительно заявил, что Североамериканское соглашение о свободной торговле[4]4
  Североамериканское соглашение о свободной торговле, или Североамериканская зона свободной торговли (NAFTA), – соглашение о свободной торговле между США, Канадой и Мексикой, основывающееся на модели Европейского союза; вступило в силу в 1994 году. Прим. ред.


[Закрыть] приведет к «оглушительному причмокиванию» – так он образно описал негативный эффект быстрого «перетекания» рабочих мест из США в Мексику. Броская фраза многим запомнилась, но прогноз не оправдался. Ничего подобного не произошло.

На наше счастье, избирательная кампания Перо оказалась, как мог бы выразиться этот большой любитель метафор, неохотничьей собакой. Впрочем, это вовсе не значит, что все мировые лидеры, которых в итоге избирали на высокие посты, обладали глубоким пониманием основ экономики. Так, в 2000 году французское правительство реализовало программу по преодолению хронических двузначных темпов роста безработицы, которая базировалась на политике, совершенно для этого не годной, хоть на первый взгляд и казавшейся весьма удачной (тут уместно вспомнить мудрую поговорку «не все то золото, что блестит»). Возглавляемое социалистами правительство сократило максимальную продолжительность рабочей недели с тридцати девяти часов до тридцати пяти; предполагалось, что если все работающие люди будут трудиться меньше часов, рабочее время освободится, что позволит занять некоторое число безработных. И вроде бы в этом решении действительно было нечто привлекательное, но это было сродни применению пиявок в целях выведения токсинов из организма. К сожалению, в долгосрочной перспективе и пиявки, и сокращенная рабочая неделя приносят больше вреда, чем пользы.

Политика французов базировалась на ошибочной предпосылке, что количество рабочих мест в экономике фиксировано, следовательно, его необходимо нормировать. А это полная чепуха! За последние тридцать лет благодаря появлению интернета американская экономика создала миллионы новых рабочих мест, которых в 1980 году не только не существовало, но и никто даже не мог себе представить, – причем без каких-либо усилий правительства, нацеленных на то, чтобы поделить рабочие часы «по справедливости».

В 2008 году французское правительство, возглавляемое Николя Саркози, приняло закон, позволяющий компаниям и работникам договариваться об увеличении тридцатипятичасовой рабочей недели. Такое решение было принято в значительной степени потому, что политика сокращения проблему безработицы явно не решила. Впрочем, ни один здравомыслящий экономист никогда и не думал, что такое возможно, однако политики (и люди, которые их избирают) далеко не всегда готовы прислушаться к советам специалистов.

Вышесказанное отнюдь не означает, что у США нет экономических проблем. Антиглобалисты впервые вышли на улицы Сиэтла в далеком 1999 году; люди били окна и переворачивали машины, протестуя против деятельности Всемирной торговой организации. Были ли они правы? Действительно ли глобализация и бурно развивающаяся международная торговля угрожают окружающей среде и ведут к усилению эксплуатации рабочих в развивающихся странах, а также к тому, что на каждом углу в любом городе мира скоро будет стоять ресторан McDonald’s? Или же ближе к правде был колумнист New York Times Томас Фридман, который окрестил антиглобалистов «Ноевым ковчегом, в котором собрались представители Общества плоской земли и протекционистских профсоюзов, а также яппи, ностальгирующие по дорогим их сердцу 1960-м»[5]5
  Thomas Friedman, «Senseless in Seattle», New York Times, December 1, 1999.


[Закрыть]?

Во время президентских праймериз 2008 года Барак Обама критиковал Североамериканское соглашение о свободной торговле, переговоры о котором велись в годы президентства демократа Билла Клинтона. Были ли критические комментарии Обамы обусловлены экономическими соображениями или то была чистая политика (ведь, критикуя Соглашение, он, по сути, нападал на жену Билла Клинтона[6]6
  Хиллари Клинтон была соперницей Барака Обамы на праймериз в 2008 году, однако она отказалась от продолжения внутрипартийной борьбы. Прим. ред.


[Закрыть])? Вы сможете сами ответить на этот вопрос, после того как прочтете главу 12.

Я же в самом начале книги пообещаю вам только одно: в ней вы не увидите никаких графиков, диаграмм, схем и уравнений, хотя все эти инструменты широко используются в экономике. В самом деле, цифры дают нам простой и даже элегантный способ представления явлений окружающего мира, например, вместо того чтобы многословно и образно описывать, насколько тепло или холодно, нам говорят, что температура воздуха на улице – 22 градуса. Впрочем, самые важные экономические идеи, по сути, интуитивно понятны. Их сила в том, что они привносят в решение бытовых проблем логику и четкость. Рассмотрим, например, упражнение для ума, предложенное Гленном Лори, экономистом-теоретиком из Бостонского университета. Допустим, десять претендентов соперничают за одно рабочее место – девять кандидатов белые, один чернокожий. Компания-работодатель придерживается антидискриминационной политики равных возможностей, согласно которой, при условии, что кандидаты – представители меньшинств и другие претенденты равноценны, нанимается кандидат из меньшинства.

Далее предположим, что основных кандидатов двое: белый и чернокожий. В соответствии с упомянутой выше политикой фирма наймет второго. И тут Лори (сам чернокожий) высказывает тонкую, но простую мысль: в результате политики равных возможностей при найме страдает только один из белых кандидатов, остальные восемь в любом случае эту работу не получили бы. Тем не менее все девять белых кандидатов уходят с собеседования разгневанными: они чувствуют себя жертвами дискриминации. Высказывая эту идею, Лори при этом вовсе не выступает в роли противника антидискриминационной политики найма. Он просто добавляет важный нюанс в дискуссию, которая обычно ведется без учета всяких нюансов. Он показывает, что политика равных возможностей может наносить вред тем самым расовым взаимоотношениям, которые она призвана улучшить.

Возьмем периодически разворачивающуюся в США кампанию, по условиям которой страховые компании должны оплачивать роженицам пребывание в больнице за двое суток, а не за одни. В 1998 году президент Билл Клинтон, счевший эту проблему достаточно важной, поклялся в ежегодном послании Конгрессу США, что положит конец «ускоренным родам». Однако для реализации данного плана необходимы определенные затраты, их следует разъяснить отдельно. В большинстве случаев пребывание роженицы в больнице по медицинским показаниям во вторые сутки не требуется, да и стоит оно довольно дорого, поэтому новоиспеченные родители часто не оплачивают второй день; не хотят за это платить и страховые компании. Если же их обяжут предоставлять такие дополнительные льготы (или любые другие, предписываемые законом), они начнут возмещать свои дополнительные расходы за счет повышения страховых взносов. И когда взносы начнут расти, некоторые малообеспеченные люди не смогут позволить себе вообще никакой медицинской страховки. Таким образом, в реальности эта политическая проблема заключается в следующем: готовы ли мы принять закон, который принесет пользу многим женщинам за счет того, что значительно меньшее число граждан потеряют возможность приобрести даже базовый полис медицинского страхования?

Следует отметить, что компромисс, легший в основу этой, на первый взгляд, узкой проблемы, вызвал огромный резонанс при обсуждении реформы здравоохранения, ведущегося в США. Чем щедрее система здравоохранения будет гарантировать американцам определенные выгоды, тем дороже это будет стоить, независимо от того, управляет государство этой системой или нет. По сути, зачастую на самый важный вопрос реформы здравоохранения обращают слишком мало внимания: как, учитывая широкое распространение баснословно дорогостоящей медицинской техники и оборудования, разработать систему, которая будет говорить «да» процедурам, оправдывающим затраты на них, и «нет» тем, которые этого не делают, ведь одни из них дают отличные результаты, а другие совсем наоборот?

Может, вам показалось, что экономика представляет собой одну огромную рекламу Республиканской партии? Это не совсем так. Даже Милтон Фридман, лауреат Нобелевской премии по экономике и самый красноречивый пропагандист свободных рынков, согласен с тем, что полное отсутствие ограничений на рынках может привести к весьма плачевным результатам. Возьмем, например, американскую любовь к автомобилям. Проблема вовсе не в том, что нам очень нравятся легковые автомобили, а в том, что мы не несем все издержки, связанные с их вождением. Да, мы покупаем машину и впоследствии платим за ее техническое обслуживание, страховку и бензин. Но нам не приходится оплачивать некоторые другие издержки владения транспортным средством: мы не платим ни за вредные выбросы в атмосферу; ни за заторы, создаваемые на улицах городов; ни за износ дорог общего пользования; ни за опасность, которую несем людям, сидящим за рулем автомобилей меньшего размера. В результате возникает эффект, несколько напоминающий вечернюю прогулку по городу с папиной кредитной картой: мы делаем множество вещей, которые никогда не стали бы делать, если бы платили по счетам из своего кармана. Мы покупаем огромные внедорожники, в упор не замечая общественный транспорт, перебираемся жить далеко в пригород, а затем наматываем огромные расстояния, катаясь каждый день на работу и обратно.

Отдельным гражданам за все это счетов не выставляют, а вот общество в целом платит по ним сполна – в виде загрязнения воздуха, глобального потепления и безудержного разрастания городов. И наилучший способ справиться с этой неуклонно усугубляющейся проблемой не имеет ничего общего с тем, о чем так любят говорить консерваторы, одержимые идеей невмешательства государства в экономику. Этот способ заключается в повышении налогов на бензин и автомобили. Как мы обсудим в главе 3, благодаря исключительно этим двум мерам издержки, связанные с вождением автомобиля (или неуклюжего громоздкого внедорожника), станут четко отображать реальную социальную стоимость этого вида деятельности. Аналогичным образом увеличение субсидий за пользование общественным транспортом стало бы заслуженным вознаграждением для тех пассажиров, которые делают для всех доброе дело, отказываясь садиться за руль личных автомобилей.