Текст книги "Голые деньги. Откровенная книга о финансовой системе"

1. Любая экономика в краткосрочной перспективе имеет «ограничение скорости» – относительно фиксированную способность производить товары и услуги. В краткосрочной перспективе мы располагаем конечным предложением всего, в чем нуждается экономика по мере роста: земля, рабочая сила, сталь, инструкторы йоги и прочее. Если спрос на товары и услуги превышает наши возможности по их производству, цены будут расти. Так бизнес нормирует дефицитные продукты. Нехватка стали приводит к росту цен на сталь. Дефицит рабочей силы приводит к повышению зарплат (это звучит весьма привлекательно, только вот увеличение заработной платы, как правило, «съедается» более высокими ценами на все, что работники хотят купить) и так далее. И наоборот, когда экономика слабеет, цены обычно снижаются (под действием факторов, рассмотренных в главе 3). Если у автодилера накапливаются большие товарные запасы, которые не распродаются, он уменьшает цифры на ценниках. Если квартиры пустуют, арендная плата на них, как правило, падает.

2. Цена кредитования влияет на спрос на товары и услуги. Вы с большей вероятностью купите новый Mercedes, если имеете возможность расплатиться деньгами, взятыми под 2 %, нежели под 5 %. То же самое касается домов, стиральных машин и всего, что обычно приобретается в кредит. Если же говорить о компаниях, им дешевле (и следовательно, выгоднее) расширять бизнес, когда процентные ставки падают (при прочих равных условиях). Очевидно, что, когда ставки растут, весь процесс работает в обратном направлении: все, что предполагает использование заемных средств, дорожает[138]138
  Процентные ставки влияют на экономику еще по двум менее очевидным каналам. Во-первых, когда центральный банк снижает ставки, это, как правило, ослабляет валюту, что, в свою очередь, обусловливает увеличение экспорта; об этом мы подробнее поговорим в следующей главе. Во-вторых, снижение процентной ставки ведет к росту цен на активы, особенно на жилье (потому что низкие процентные ставки делают ипотечные кредиты более доступными) и на акции (поскольку более низкие процентные ставки по облигациям повышают привлекательность ценных бумаг). В результате роста цен на активы многие домохозяйства богатеют и, следовательно, более склонны тратить деньги. Ключевая идея заключается в том, что при прочих равных условиях более низкие процентные ставки ускоряют рост экономики, а более высокие, наоборот, замедляют.


[Закрыть].

3. Центральные банки управляют ценой кредита (процентными ставками), чтобы экономика функционировала на уровне, максимально приближенном к ее предельной скорости. Если экономика «перегревается» – то есть спрос превышает объемы производства, – цены в масштабах всей экономики растут и результатом становится инфляция. С другой стороны, если экономика растет медленнее своего потенциала, значит, ресурсы простаивают. Заводы закрываются, работники становятся безработными. Избыток производственных мощностей приводит к падению цен: в результате возникает дефляция. Она также сопровождается значительными проблемами для людей – мысль, к которой мы не раз будем возвращаться во второй половине книги.

4. Стоит отметить, что если цены неуклонно поднимаются в течение достаточно долгого времени, этот процесс становится неконтролируемым, так как потребители и компании начинают предвидеть инфляцию (так называемые инфляционные ожидания). Рабочие автоматически принимаются требовать повышения заработной платы с учетом ожидаемой инфляции, компании включают в свои планы регулярный рост цен – отчасти потому, что работники настойчиво просят прибавки. А как только инфляционные (или дефляционные) ожидания глубоко внедряются в экономику, переломить эту тенденцию чрезвычайно трудно. Цены растут или падают по той же причине, по которой моя мама всегда готовит устричный соус на День благодарения: просто потому, что так было в прошлом году[139]139
  Мы с женой лет десять назад, унаследовав право на проведение семейного ужина в День благодарения, успешно аннулировали устричный соус, став для этого замечательного праздника кем-то вроде Пола Волкера.


[Закрыть].

Как известно, в большинстве ярмарочных игр попасть в цель сложнее, чем кажется на первый взгляд. С инфляцией та же история. Начнем с базовой проблемы поддержания стабильности цен: а о каких именно ценах идет речь? По ряду причин, описанных в главе 3, надежной и единственно правильной меры инфляции (или дефляции) не существует. Например, ФРС, как правило, делает акцент на базовой инфляции, показатель которой исключает цены на продукты питания и энергоносители, хотя «общая» (или потребительская) инфляция включает в себя полный набор товаров, входящих в индекс потребительских цен. Логика данного решения в том, что цены на продукты питания и энергоносители склонны к неустойчивости. Быстрый рост цен на эти продукты может отражать скорее политическую напряженность в Венесуэле или плохой урожай в Айове, нежели базовые инфляционные факторы в рамках всей национальной экономики. В связи с этим современные критики ФРС утверждают, что инфляция на самом деле выше, чем кажется, потому что ФРС в буквальном смысле ищет ее не там, где надо. А прежде чем договариваться о времени встречи, необходимо сверить часы.

В действительности все намного сложнее. Центральному банку приходится бороться с ростом или падением цен еще до того, как они начинают расти или падать. Уэйн Гретцки, величайший хоккеист всех времен, однажды описал свой уникальный талант так: «Я качусь туда, где шайба будет, а не туда, где она только что была». То же самое можно сказать и о деятельности центрального банка. Федеральная резервная система реагирует не на уже существующие цены, а на то, какими они, по ее мнению, будут. Почти все, что связано с кредитно-денежной политикой, происходит с некоторым отставанием, а это означает, что причина от следствия отделена временем. Если урожай зерна на Среднем Западе этим летом не задался, цены на продукты питания могут вырасти уже осенью, в следующем году или в обоих случаях. Поэтому в ФРС проводится огромное количество всевозможных исследований и анализов: специалисты пытаются выяснить, куда полетит шайба в следующий момент. Перед каждым заседанием FOMC руководители ФРС подготавливают доклад под названием «Текущие экономические и финансовые условия», или «Зеленую книгу» ФРС, незатейливо прозванную так из-за зеленой обложки. (У этих людей столько дел, что им явно не до творчества.) Их задача – обобщить и учесть все внутренние и международные экономические факторы, имеющие отношение к политике ФРС. Затем на основе данного анализа составляется отчет под названием «Альтернативы кредитно-денежной политики», или «Синяя книга», где излагаются альтернативные варианты кредитно-денежной политики, которые FOMC может рассмотреть на предстоящем совещании[140]140
  Federal Open Market Committee (see «Greenbooks», «Bluebooks»), http://www.federalreserve.gov/monetarypolicy/fomc_historical.htm.


[Закрыть]. (Вопрос на засыпку: как думаете, почему этот документ называется «Синей книгой»?[141]141
  Отчет называют «Синей книгой» в честь первого главы ФРС Гарри Блюбука (в переводе с англ. «синяя книга»). Ну ладно, я шучу. Конечно же, из-за синей обложки.


[Закрыть])

Бывший глава ФРС Уильям Мак-Чесни Мартин описывал принцип работы системы так: «Вам нужно унести чашу с пуншем, когда вечеринка приближается к апогею». С точки зрения борьбы с инфляцией, когда гости начнут танцевать на столах, будет уже слишком поздно. И хотя со времени создания ФРС с дефляцией у нее проблем было меньше, чем с инфляцией, метафора годится и для описания этого явления: слишком поздно уносить чашу с пуншем, если музыканты уже зачехлили инструменты, а самые веселые гости разошлись. В обоих случаях суть в том, что когда центральный банк поднимает или понижает процентные ставки, влияние на экономику – и в конечном счете на цены – происходит с некоторым отставанием, особенно если инфляционные или дефляционные ожидания надежно овладели участниками рынка. Если компании привыкли поднимать цены на 10 % в год, а работники ожидают соответствующей прибавки к зарплате (или изначально договорились с работодателем о коррективах на дороговизну, что автоматически повышает их заработную плату с учетом инфляции), изменить эту модель крайне трудно. Пол Волкер вспоминает, как один профсоюзный лидер сказал ему через полгода после того, как тот начал борьбу с инфляцией: «Все это, конечно, интересно, но послушайте, как я к этому отношусь. Я только что договорился о повышении зарплаты для наших сотрудников на 13 % в год на следующие три года и, знаете, очень доволен этим результатом»[142]142
  Paul Volcker, interview with author, May 2, 2011.


[Закрыть].

Более высокие процентные ставки со временем замедляют рост экономики, но соответствующая служебная записка от ФРС может прийти только спустя несколько месяцев. Насколько существенным может быть такое отставание? Здесь все зависит от целого ряда разных уникальных обстоятельств. В итоге мы получаем эффект, отдаленно напоминающий вождение автомобиля, педали газа и тормоза которого работают с большими непредсказуемыми задержками. Представьте, что вы вдавливаете в пол педаль тормоза, а машина реагирует на ваши действия пятиминутной давности, когда вы, наоборот, давили на газ, и, понятно, становится неуправляемой. Или вы жмете на тормоз, но он иногда срабатывает сразу, а иногда только через пару километров.

Я уже говорил, что Конгресс США тоже жмет на газ и тормоз, причем так, что это часто не согласуется с целями ФРС? Налогово-бюджетная политика, регулирующая налогообложение и государственные расходы, также способна ускорять или замедлять экономику страны. Снижение процентных ставок может способствовать экономическому росту, но этот же эффект при определенных условиях приводит к серьезному увеличению государственных расходов или снижению налогов. (Сокращение государственных расходов или повышение налогов, понятно, производят в потенциале обратный эффект.) Я совершенно уверен в том, что где-то во Вселенной есть планета, на которой конгресс вдумчиво и тщательно разрабатывает финансовую политику в полной гармонии с тем, чего пытается достичь тамошняя ФРС, просто нам с вами не посчастливилось на ней жить. Так что вернемся к вождению: представьте себе ФРС за рулем учебного автомобиля, в котором на переднем пассажирском сиденье расположились Конгресс и президент, причем у каждого собственный комплект педалей. Они могут давить на педаль тормоза или газа (или на обе одновременно, как, между нами говоря, делали не раз) способами, которые не согласуются с целями ФРС.

Если вы все еще думаете, что, достигнув целевого ориентира по инфляции, можно поймать золотую рыбку, то пока этого не произошло. Я периодически говорю о предельной скорости в экономике, то есть определенном уровне производства товаров и услуг, не ведущем к инфляции. Так вот, самое смешное: мы действительно не знаем, каким именно должно быть это ограничение. В 1990-х годах Алан Гринспен и ФРС ломали голову над вопросом, в какой степени интернет и информационные технологии повысили производительность американских рабочих. Если работники, оснащенные компьютерами и интернетом, стали гораздо продуктивнее, то экономика может расти быстрее, не вызывая инфляции, то есть без превышения предельной скорости. Но измерить производительность труда в режиме реального времени крайне трудно. Нобелевский лауреат Роберт Солоу весьма точно заметил в 1987 году: «Компьютерная эра проявила себя повсюду, кроме статистики продуктивности»[143]143
  Robert M. Solow, «We’d Better Watch Out», New York Times, July 12, 1987.


[Закрыть]. Взаимосвязь между технологиями и производительностью была – и остается – важнейшей переменной для центральных банков, старающихся нащупать нужное ограничение скорости.

После финансового кризиса Бену Бернанке и Джанет Йеллен нужно было оценить вероятность возвращения работников, которые во время экономического спада потеряли работу. Если такая вероятность высока, у экономики будет достаточно возможностей для роста, прежде чем уменьшение безработицы породит инфляционное давление. В противном случае – если большинство людей, которые перестали искать работу во время великой рецессии, так и не вернутся в строй, – скоростной предел для американской экономики надолго останется на более низком уровне.

Быть кредитором последней инстанции

Далеко не каждая экономика может рассчитывать на то, что некий Джордж Бейли ради спасения банковской системы пожертвует собственными сбережениями на медовый месяц. Как говорилось в предыдущей главе, одной из характерных особенностей современной финансовой системы является потребность в ликвидности в условиях кризиса. Центральному банку не приходится справляться с этим в одиночку. После Великой депрессии с целью предотвращения массового изъятия денег из банков была основана Федеральная система страхования вкладов. В результате большинство вкладчиков уже не мчатся в банк за деньгами при малейших слухах о том, что он может обанкротиться: им просто все равно. Государство возместит убытки. (Хотя это и создает определенные проблемы, к которым я вернусь через минуту.) Но, как наглядно продемонстрировал 2008 год, значительная часть остальной глобальной финансовой системы по-прежнему подвержена негативному влиянию современной вариации давно знакомого нам массового изъятия средств – явления, которое журналист и экономист Тайлер Коуэн охарактеризовал как «эпоху теневого панического снятия вкладов».

Коуэн в 2012 году писал: «Современный банк означает суматошный уход из фондов денежного рынка, исчезновение надежного залога по межбанковским кредитам овернайт или внезапный приток краткосрочных кредитов в проблемные финансовые институты». Обстоятельства вроде новые, а поведение давно знакомое: в сложные времена люди и учреждения хотят вернуть свои деньги, что значительно усугубляет и без того непростую ситуацию[144]144
  Tyler Cowen, «The Age of the Shadow Bank Run», New York Times, March 24, 2012.


[Закрыть]. И хотя реакции ФРС на финансовый кризис разнообразны и комплексны, большинство из них очень сильно смахивают на действия Джорджа Бейли, раздающего наличные в вестибюле Building & Loan. Центральный банк Америки совместно с другими центральными банками мира использовал весь набор инструментов для того, чтобы платежеспособные компании не стали неплатежеспособными из-за отсутствия доступа к кредитам. Главная опасность финансовой паники – склонность проблемных фирм тащить за собой вниз остальных. Банковская система была в огне, и действия ФРС представляли собой монетарный эквивалент вливания ликвидности из мощного брандспойта. А в следующей главе появится еще и Международный валютный фонд (МВФ) – со своим пожарным шлангом. Эта организация играет роль кредитора последней инстанции для попавших в трудное положение стран. К кому, вы думаете, обращаются Мексика и Турция при потребности в экстренном кредитовании? К МВФ.

Как вы уже наверняка догадались, концепция кредитора последней инстанции изначально связана с проблемой, поскольку каждый здравомыслящий человек предпочтет избежать пожара, а не тушить его. И чем лучше работает местная пожарная команда, тем меньше людей волнует такой «пустяк», как хранение канистры с бензином возле печки. Чтобы разобраться в природе этой проблемы, которую экономисты называют риском недобросовестности (или моральным риском), давайте сделаем небольшое отступление. В частности, обсудим действия моего свояка, который обожал покупать депозитные свидетельства (ДС). По такому свидетельству выплачивается фиксированная процентная ставка, как по чековому или сберегательному счету, но деньги вкладчика блокируются на определенный период времени, скажем на полгода или год. Федеральное правительство страхует ДС на сумму до 250 тысяч долларов на каждого вкладчика, так же, как текущие депозиты.

Так вот, мой свояк обычно выискивал в газете информацию, в каком банке страны предлагают по ДС максимальные проценты, и в результате находил какой-то малоизвестный банк, который платил на четверть или полпроцента больше конкурентов. Туда-то он и вкладывал свои денежки. А если потом в газете писали, что президент этого сомнительного банка арестован за торговлю наркотиками или все шесть филиалов банка сгорели в результате несчастного случая, который «до сих пор расследуется», – что ж с того? В лучшем случае президента банка признают невиновным, и мой свояк продолжит зарабатывать более высокие проценты, чем в каком-то другом финансовом институте, в худшем – банк прогорит (в буквальном или фигуральном смысле) и вклады вкладчикам вернет государство. Иными словами, как ни поверни, моему свояку вершки, а государству корешки. Эта проблема характерна для всех мер в рамках поддержки финансовой системы, – и для любой другой ситуации, когда попытки оградить нас от нашего же собственного рискованного поведения, как правило, приводят к еще более рискованным действиям с нашей стороны. Задача в том, чтобы создать пожарную команду, которая не позволит огню кризиса слишком сильно распространиться, но при этом также сумеет убедить людей впредь воздерживаться от курения в постели.

Осуществлять регулирование

Надо сказать, в конечном счете государство приструнило моего свояка. (Чтобы полностью прояснить ситуацию, отмечу, что он не делал ничего особо предосудительного, а просто рационально реагировал на скверно разработанные правительством стимулы в области страхования депозитных сертификатов. Кстати, будь я не таким ленивым, я и сам поступил бы так же.) Как бы там ни было, в 2009 году государство откорректировало стимулы. И в настоящее время банкам законодательно запрещено предлагать чрезмерно высокие ставки по ДС (по сравнению со средней ставкой по стране), потому что, как выяснили регулирующие органы – ну надо же! – самые привлекательные проценты чаще всего предлагают вкладчикам банки с наименее жизнеспособными балансами[145]145
  «Weekly National Rates and Rate Caps», FDIC, https://www.fdic.gov/regulations/resources/rates/.


[Закрыть].

В США ФРС разделяет ответственность за регулирование финансовой системы с другими государственными органами, однако почти в половине стран мира единственным финансовым регулятором является национальный центральный банк[146]146
  James R. Barth, Gerard Caprio, and Ross Levine, «Bank Regulation and Supervision in 18 °Countries from 1999 to 2011», Social Science Research Network, January 19, 2013, http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.2203516.


[Закрыть]. Безусловно, в том, чтобы отдать важную роль регулятора кредитору последней инстанции, есть своя логика. Если от вас ждут, что вы придете на помощь с мешками денег при возникновении финансовых трудностей, вы, конечно, захотите свести к минимуму шансы негативного развития событий. Вовсе не обязательно изучать тысячи страниц федеральных норм и правил, чтобы понять суть финансового регулирования, независимо от того, берет ФРС на себя главную роль или нет. Еще раз скажу, что природа такого регулирования естественным образом обусловлена тем фактом, что проблемные финансовые институты порождают затраты, которые непременно перекинутся на остальную часть финансовой системы. Наиболее обоснованный побудительный мотив регулирования не в том, чтобы удержать людей или компании от неправильных решений или неразумных поступков, а, скорее, в том, чтобы оградить остальных от последствий их скверного выбора (или же просто невезения). Если бы вы просмотрели десятки тысяч страниц с описанием мер финансового регулирования до или после финансового кризиса, то увидели бы, что они, как правило, входят в одну из следующих категорий.

1. Предотвращение действий, которые способны привести к проблемам, – образно выражаясь, законодательный запрет курения в постели. Если компаниям, согласно закону, нельзя заниматься определенными видами рискованной деятельности, опасные негативные последствия менее вероятны. После обвала фондового рынка в 1929 году был принят Закон Гласса – Стиголла, ограничивающий разрешенные коммерческим банкам виды деятельности, поскольку считалось, что спекуляции банков на фондовом рынке привели к краху рынка и последующей Великой депрессии[147]147
  Julia Maues, Federal Reserve Bank of St. Louis, «Banking Act of 1933, Commonly Called Glass-Steagall», Federal Reserve History, http://www.federalreservehistory.org/Events/DetailView/25.


[Закрыть]. А после финансового кризиса 2008 года появился Закон Додда – Франка о реформировании Уолл-стрит и защите потребителей (более 3000 страниц), включающий Правило Волкера (разработанное на основе рекомендаций бывшего главы ФРС Пола Волкера), запрещающее банкам использовать собственный капитал для спекулятивных инвестиций. Идея состоит в том, что когда компании делают рискованные инвестиции от лица клиентов, деньги в итоге теряют только клиенты. А компании, по сути, получают комиссионные независимо от того, заработал их клиент или нет. Но если фирмы используют для таких инвестиций собственные деньги (например, Goldman Sachs делает большую ставку на будущий курс китайских акций), они сами могут потерять деньги со всеми вытекающими системными проблемами.

2. Создание «амортизаторов» для защиты институтов на случай возникновения проблем. (Кто-то все-таки курил в постели, и пожар начался, но его еще можно потушить из шланга.) Существует масса правил, требующих, чтобы финансовые учреждения были достаточно изолированы для того, чтобы произошедшие в них неблагоприятные события – падение конъюнктуры или резкое изменение процентных ставок – не привели к кризису ликвидности или неплатежеспособности. Например, Базельские соглашения – Базель I, Базель II и Базель III – представляют собой набор международных стандартов, регламентирующих размер капитала, который должен храниться в банке для защиты от невозвратных кредитов. (Эти соглашения названы в честь швейцарского города Базеля, где находится Базельский комитет по банковскому надзору.) Согласно Базелю III, банки, играющие важную роль в глобальной финансовой системе, должны иметь собственный капитал в размере 7 % от суммы активов (по состоянию на 2010 год). Этот капитал – собственные деньги банка, которые могут при необходимости использоваться для компенсации потерь. Базельские рекомендации не имеют силы закона, но, как правило, служат основой для норм, законодательно устанавливаемых национальными правительствами.

После финансового кризиса ФРС разработала стресс-тесты для оценки степени способности крупнейших банков страны выдержать будущие экономические потрясения – вроде тестов на сейсмоустойчивость, только для банков, а не зданий. В 2015 году подобному тестированию был подвергнут 31 банк, после чего выяснилось, что все они впервые имели достаточный запас капитала, чтобы работать безубыточно даже во времена финансового эквивалента землетрясения. Как написала тогда Wall Street Journal, «ежегодный стресс-тест ФРС финансового здоровья 31 банка показал, что все протестированные крупнейшие банки США располагают достаточным капиталом, чтобы продолжать кредитование в период гипотетического экономического шока, когда корпоративные долговые рынки деградируют, безработица достигает 10 %, а цены на жилую недвижимость и курс акций резко снижаются. Эти тесты призваны гарантировать, что крупные банки смогут пережить тяжелые потери в трудные для рынка времена без помощи налогоплательщиков»[148]148
  Ryan Tracy and Victoria McGrane, «Big Banks Pass First Fed Test», Wall Street Journal, March 6, 2015.


[Закрыть].

3. Защита остальной части системы. (Ой-ой-ой, судя по всему, объятый пожаром дом скоро сгорит дотла, но мы все еще можем спасти соседние дома.) Некоторые реформы нацелены на то, чтобы позволить институтам прогореть, не нанеся при этом ущерба более широкой системе. Упомянутый выше Закон Додда – Франка требует от учреждений разрабатывать планы санации (так называемого волеизъявления), то есть планы гипотетического банкротства, показывающие, что данная организация может потерпеть крах, не обрушив остальную финансовую систему.

4. Назначение системно значимых институтов. (Если в этом небоскребе начнется пожар, это станет катастрофой для всего города – так будем же к нему особенно внимательны.) Это пример проблемы типа «слишком большой, чтобы обанкротиться». Некоторые организации настолько велики и имеют такие глубокие и сложные взаимосвязи с остальной финансовой системой, что если они потерпят крах или столкнутся с серьезными проблемами, глобальные последствия будут весьма и весьма плачевными. Реформы в результате принятия Закона Додда – Франка привели к формированию состоящего из пятнадцати членов Совета по надзору за финансовой стабильностью (Financial Stability Oversight Council – FSOC), который отвечает за «выявление рисков и реагирование на угрозы финансовой стабильности»[149]149
  «Financial Stability Oversight Council», U.S. Department of the Treasury, http://www.treasury.gov/initiatives/fsoc/about/Pages/default.aspx.


[Закрыть]. Глава ФРС автоматически становится одним из десяти членов этого Совета с правом решающего голоса. FSOC обладает полномочиями наделять финансовые учреждения статусом «системно значимых». Институты, получившие такой статус, подлежат надзору со стороны регулирующих органов ФРС и применению других «усиленных пруденциальных нормативов». По состоянию на 2014 год в этот список входили как ряд общеизвестных – JP Morgan Chase, Goldman Sachs, Citigroup, – так и менее известных глобальных игроков, как, например, Сельскохозяйственный банк Китая[150]150
  «2014 Update of List of Global Systemically Important Banks (G-SIBs)», Financial Stability Board, November 6, 2014, http://www.financialstabilityboard.org/wp-content/uploads/r_141106b.pdf.


[Закрыть].

Определить, какие из упомянутых норм и правил произвели ожидаемый эффект, я предоставлю право другому автору. Сам же скажу, что, как показывает история, фактически изменить безрассудное поведение неизмеримо труднее, чем попытаться это сделать.

Оптимизировать экономику

В отличие от центральных банков многих других стран мира, ФРС, помимо поддержания ценовой стабильности, в законодательном порядке обязана поддерживать полную занятость населения, то есть бороться с безработицей. (Большинство других центральных банков отвечают исключительно за стабильность цен.) Это иногда называют двойным мандатом ФРС[151]151
  Нынешние задачи сформулированы в Законе о реформе Федеральной резервной системы от 1977 года. Данный закон гласит, что ФРС призвана «эффективно способствовать достижению таких целей, как максимальная занятость, ценовая стабильность и умеренные долгосрочные процентные ставки». Последнее требование, как правило, считается избыточным, поскольку наилучший способ обеспечить умеренность долгосрочных номинальных процентных ставок заключается в обеспечении стабильности цен.


[Закрыть]. Очевидно, что иметь одну-единственную цель всегда проще, чем две или более. В долгосрочной перспективе стабильные цены способствуют последовательному экономическому росту и максимальной занятости населения. В краткосрочной все гораздо интереснее. Когда Пол Волкер боролся с инфляцией, он, чтобы умерить инфляционные ожидания от системы, намеренно спровоцировал рецессию. Компании сворачивали бизнес, работников массово увольняли. Главным было убедить и бизнес, и трудовые ресурсы в том, что ожидать 13-процентной прибавки не следует. Волкер вспоминает: «Проблема двойного мандата меня совершенно не беспокоила. Мы боролись с инфляцией, это и была наша ключевая цель»[152]152
  Paul Volcker, interview with author, May 2, 2011.


[Закрыть].

Центральным банкам часто приходится принимать сложные в политическом плане решения. Иногда им нужно сознательно замедлить рост экономики, как это сделал Пол Волкер в конце 1970-х. (И народу Человек – борец с инфляцией, как правило, гораздо больше нравится, когда его работа уже сделана, нежели когда она в самом разгаре.) В другие времена ФРС, напротив, критикуют за недостаточные действия по ускорению экономического развития – обычно из-за страха перед будущей инфляцией. Никто не любит, если чашу с пуншем уносят с вечеринки, когда оркестр как раз заиграл заводную мелодию. Если экономика работает на грани своего потенциала, компании получают большую прибыль, а зарплаты растут, почему бы не подождать еще песню-другую? Политики нередко используют разрыв между дикими плясками и неизбежным похмельем с существенной пользой для себя, особенно если на это время приходятся выборы. Так, Артура Бернса, главу ФРС с 1970 по 1978 год, часто обвиняют в том, что он подливал в пунш крепкий алкоголь, чтобы обеспечить Ричарду Никсону переизбрание в 1974 году. Бернс впоследствии писал в своем дневнике: «Я занимался вопросами монетарной политики, и [Никсону] не было нужды беспокоиться о том, что Федеральная резервная система может истощить экономику»[153]153
  Gerald P. O’Driscoll, Jr. «Debunking the Myths about Central Banks», Wall Street Journal, February 27, 2013.


[Закрыть].

Я не уверен, что этого признания достаточно, чтобы уличить Бернса в должностном преступлении. Однако это подтверждает общую идею: центральные банки обычно лучше функционируют при отсутствии чрезмерного политического вмешательства, когда люди, принимающие решения в области кредитно-денежной политики, защищены от краткосрочного прессинга, цели которого нередко противоречат долгосрочным интересам нации. Пол Волкер так вспоминает свою встречу накануне назначения на должность главы ФРС с президентом Джимми Картером в 1979 году: «Он пригласил меня к себе. Разговор у нас вышел очень коротким. [Я сказал], что если возглавлю ФРС, то буду проводить более ограничительную политику, чем [министр финансов Уильям] Миллер. И что я считаю ФРС независимой структурой. И что я очень высоко ценю независимость»[154]154
  Paul Volcker, interview with author, May 2, 2011.


[Закрыть]. Волкер относился к независимости ФРС настолько серьезно, что, когда президент Рональд Рейган однажды предупредил, что собирается заскочить в ФРС с визитом, Волкер попросил его этого не делать. Много лет спустя, когда Волкер преподавал в Принстоне, а я был его аспирантом-ассистентом, нам довелось вместе обедать вскоре после одного из посланий президента Билла Клинтона к Конгрессу США. На церемонии, посвященной этому мероприятию, Хиллари Клинтон сидела рядом с тогдашним главой ФРС Аланом Гринспеном. Так вот, Волкер во время обеда заметил, что главе ФРС ни в коем случае не стоило сидеть на публичном мероприятии рядом с женой президента.

Находящийся по другую от США сторону Атлантики Европейский центральный банк (ЕЦБ) полностью институционально независим от любого национального правительственного органа. Хотя официальные лица ЕЦБ могут встречаться с министрами финансов стран Европейского союза или Европарламента, в протоколе ЕЦБ четко указано, что он не должен ни запрашивать, ни получать указаний ни от какого другого органа управления. Как показывает опыт (и соответствующие данные), в долгосрочной перспективе и во многих странах более независимые центральные банки характеризуются более низким средним уровнем инфляции и меньшей волатильностью цен. Как объясняет Economist, «общество наделяет невыбираемых технократов широкими полномочиями в области кредитно-денежной политики, так как считает, что они работают эффективнее, чем политики, действующие с прицелом на очередные выборы[155]155
  «The Grey Man’s Burden», Economist, December 1, 2012.


[Закрыть].

Ничто в этой главе не должно было навести вас на мысль, что ФРС или любой другой центральный банк полностью лишены недостатков. В главе 9, например, подробно описывается реакция ФРС на финансовый кризис 2008 года, а в главе 14 рассказывается, как повысить эффективность работы центрального банка (поэтому она так и называется: «Как улучшить деятельность центральных банков»). Да и вообще, как нам известно, экономика может функционировать вовсе без центрального банка. Трудолюбивые и предприимчивые люди на протяжении всей истории человечества находили способы вести торговлю с использованием самых разных денег, облегчающих эти транзакции, – от мешков соли до сегодняшних биткоинов. В США центрального банка не было до 1913 года, то есть до создания ФРС. Два предыдущих центральных банка, Первый и Второй банки Соединенных Штатов Америки, быстро прекратили существование, потому что Конгресс не продлил им лицензии.

Тем не менее нельзя не признать, что благодаря эффективно работающему центральному банку современная экономика функционирует более гладко и успешно. В 2011 году, после завершения наихудшего финансового кризиса, Economist писал: «Центральные банки стали самыми влиятельными и смелыми игроками мировой экономики. В 2008 году, обеспечив финансовую систему ликвидностью, они спасли мир от экономического коллапса. Они способствовали восстановлению экономики, не в последнюю очередь за счет массовой скупки государственных облигаций, и они переписали правила глобального банкинга. Все это сделало их настоящими рок-звездами современности»[156]156
  «The Grey Man’s Burden», Economist, December 1, 2012.


[Закрыть].

Так что, ладно, может, они и не супергерои. Но статус рок-звезды тоже, согласитесь, неплох.