Текст книги "После заката"

Глава 4

В этот день спикер российского парламента Руслан Хасбулатов принимал делегацию итальянских сенаторов, среди которых были и члены бывшей Коммунистической партии Италии. Хасбулатов коротко рассказал гостям о положении в России и в конце встречи сделал сенсационное заявление, которое затем передали все ведущие телевизионные каналы мира, перепечатали многие ведущие газеты и журналы. Руслан Имранович сказал, что «уже сейчас складывается такая ситуация, при которой можно предложить президенту сменить практически недееспособное правительство». Это произошло в день Старого Нового года, тринадцатого января, когда первые результаты экономической реформы Гайдара начали отражаться, как в кривом зеркале, в магазинах страны. Неожиданно на прилавках возникли дефицитные продукты, которых раньше не было. Но теперь они стоили настолько дорого, что купить их могли очень немногие.

Хасбулатов не скрывал, что недоволен выбором Ельцина, который сформировал правительство без согласования с Верховным Советом. После того как Ельцин подписал соглашение в Беловежской Пуще, забрав с собой туда Бурбулиса и Гайдара, все поняли, что он подчеркнул этим близость новой команды к президенту страны. Это не могло не вызвать раздражения у Руцкого и Хасбулатова. Более того, каждый из них считал, что именно он является вторым человеком в государстве – а их даже не пригласили на историческое подписание документов в Беловежской Пуще, где вместе с Ельциным их подписывал Бурбулис.

Однако сводить все разногласия к личной обиде двух политиков на Ельцина было бы неверно. Конечно, личные амбиции и обида сыграли не последнюю роль в данном процессе, но это были не самые главные причины разногласий. С Руцким вообще произошла удивительная метаморфоза. Ельцин и его команда решили, что именно этот бравый полковник будет идеальным «вторым номером» для президентских выборов девяносто первого года. Ельцин собирался не просто победить, ему нужна была убедительная и триумфальная победа уже в первом туре. А Руцкой мог помочь оттянуть голоса левой части электората. Хотя, как впоследствии писал Ельцин, выбор любого кандидата в вице-президенты ничего кардинально не изменил бы, настолько высоким был рейтинг самого Бориса Николаевича. Однако Руцкой все-таки оттянул часть голосов и стал вице-президентом Российской Федерации.

С самого начала было понятно, что это разные люди – и по своим убеждениям, и по жизненному опыту, и по идеологическим принципам. Руцкой проявил себя как достаточно смелый человек в августе девяносто первого года и лично полетел освобождать Горбачева. Президент СССР именно тогда сделал его генералом. Но Руцкой, прошедший афганскую войну, не мог и не хотел желать развала Советского Союза. Именно поэтому он так болезненно воспринял Беловежские соглашения и тем более участие в них команды, которую он не считал легитимной. Бурбулис стал вторым номером российской политики, вызывая дикое раздражение не только у Руцкого, но и у остальных руководителей, окружавших Ельцина, – спикера парламента Хасбулатова, главы Администрации Президента России Петрова, секретаря Совета безопасности Скокова. Каждый из них справедливо считал, что, занимая такие высокие и ответственные посты, они имеют право на вхождение в близкий круг Ельцина. Однако в первые месяцы девяносто второго года Борис Николаевич демонстративно поддержал правительство Гайдара, а Бурбулис стал считаться почти «альтер эго» самого президента.

Руцкой не мог и не хотел соглашаться с подобным положением дел. Он все еще пытался доказать свою полезность, стать настоящим «вторым номером», не понимая, что все первые десять номеров при таком человеке, как Ельцин, может занимать только сам Ельцин. Это вообще проблема советской психологии, доставшаяся еще с тридцатых годов. По легенде, которая так и не нашла своего подтверждения, на семнадцатом съезде ВКП (б) делегаты решили заменить Сталина на Кирова. Якобы именно поэтому последний вскоре был убит, а почти все делегаты съезда оказались репрессированы в конце тридцатых. На самом деле смерть Кирова, конечно, не была местью Сталина, который ценил и любил его еще по работе в Закавказье. И уж тем более Сталин не был тем человеком, который мог руководствоваться личными мотивами, истребляя делегатов съезда. Шла ожесточенная борьба между различными течениями в партии, и Сталин со своей группой оказались победителями, безжалостно раздавившими проигравших, в числе которых были и основатели советского государства, ближайшие сподвижники Ленина – Троцкий, Каменев, Зиновьев, Рыков, Бухарин, Томский, Радек и остальные. Почти каждый из них, особенно Троцкий, могли претендовать на роль наследника Ленина и вождя партии, но победил Сталин, при котором не было «вторых номеров». Никто даже не посмел бы назвать себя вторым номером при Сталине – даже Молотов, который формально мог считаться таковым и в партии, и в государстве.

Ситуация повторится в конце сороковых, когда Сталин неосторожно сообщит, что в партии вместо него может остаться бывший секретарь Ленинградского горкома Кузнецов, а в правительстве – Вознесенский. Словосочетание «неосторожно» в отношении к такому политику, как Сталин, звучит достаточно наивно. Он продумывал каждый свой ход и ничего не делал случайно или неосторожно. Обоих наследников, которые гипотетически могли стать «вторыми номерами», ликвидируют, и его преемником станет человек, которого каждый из членов Политбюро немного презирал, считая почти шутом. Молотов, Каганович, Маленков, Берия, Булганин, даже Жуков уступят Хрущеву, в котором каждый из них так и не увидел настоящего лидера.

Еще раз история повторится в шестидесятые годы, когда из членов Президиума на должность руководителя партии будет выбран Леонид Брежнев, не считавшийся лидером, какими были многие из его коллег.

Уже в новые времена со «вторыми номерами» руководителям страны явно не везло. Против Горбачева выступили все его заместители. Вице-президент Янаев, премьер Павлов, спикер Лукьянов... «Вторым номером» в этом списке формально считался Янаев. Затем произошло повторение пройденного, когда против Ельцина выступили вице-президент Руцкой и спикер Хасбулатов. Ельцин извлек урок и решил вообще отказаться от должности вице-президента, как ненужной и вредной в российских условиях. Собственно, подобную должность не вводили и в новых государствах, возникших на обломках СССР. Но вот парадоксальный факт, который не могли не заметить аналитики: практически во всех республиках руководители правительств, формально являющиеся «вторыми номерами» при своих президентах, оказались в тюрьмах. Из двенадцати республик подобное произошло в одиннадцати, что указывает не на случайные совпадения, а на регулярно повторяющуюся закономерность. Очевидно, что в этих случаях речь шла не только о политических разногласиях, но и об экономических проблемах, при которых «вторые номера» оказывались в жестком противостоянии со своими руководителями.

Уже в двадцать первом веке все надлежащие выводы из этих ошибок сделает Владимир Путин. Он подберет на должность «местоблюстителя» своего помощника, которому позволит «порулить» только один срок – при достаточно жестком контроле со стороны самого Путина, являющегося лидером правящей партии и премьер-министром страны, – с тем, чтобы самому вернуться на вершину власти еще раз и на достаточно долгую перспективу, которая в общей сложности может составить четверть века.

...Руцкой чувствовал себя обманутым и отстраненным. Ему демонстративно не поручали никаких проблем, не подпускали к решению сложных политических задач. Более того, практически все экономические реформы проводились без его участия. Бурбулис демонстративно не обсуждал при нем никаких вопросов. Рано или поздно должен был произойти разрыв, и он начался еще в конце девяносто первого года, усугубился в начале девяносто второго, а затем вылился в открытое противостояние к осени девяносто третьего.

Ельцин сделает то, на что не решились пойти члены ГКЧП. Он вызовет танки, которые прямой наводкой расстреляют парламент на глазах у всего мира. Вице-президент и спикер будут арестованы, но новая Государственная дума вынесет решение об их амнистии. Оба политика выйдут на свободу, но их судьба сложится по-разному. Хасбулатов навсегда уйдет с политической арены, предпочитая заниматься наукой, а Руцкой снова вернется в политику, даже станет губернатором Курской области. Но затем под надуманным предлогом его отстранят от выборов, и он уйдет в политическое небытие, так и не простив бывшему патрону своего поражения в октябре девяносто третьего года.

По большому счету, ни Хасбулатов, ни Руцкой не могли быть настоящими оппонентами Бориса Ельцина. У этого человека вообще не могло быть настоящих оппонентов или соперников. Он был на голову выше всех остальных. Его потрясающая энергетика, харизма, жажда власти, целеустремленность, сила воли были на порядок выше, чем у всех остальных политиков.

Но истинное величие невозможно рассмотреть при близком общении. Хасбулатов и Руцкой допустили главную ошибку в своей жизни. Им показалось, что они могут бросить вызов и победить такого человека, как Борис Ельцин. Ни один из них даже в страшном сне не мог себе представить, что для противодействия парламенту российский президент введет в столицу войска и разрешит штурм здания Белого дома. Августовские события, когда танки были вызваны только для устрашения и исполняли в основном бутафорскую роль, сыграли с ними злую шутку. Они не учли, что Ельцин в отличие от членов ГКЧП обладал гораздо большей волей и был готов идти на любые жертвы во имя сохранения этой власти.

...Но это еще только будет. Сейчас же согласно российской Конституции Верховный Совет все еще обладает огромными полномочиями, и Хасбулатов этим демонстративно пользуется. Он не просто позволяет себе критику в адрес российского правительства – иногда он срывается на откровенные оскорбления в адрес молодых членов гайдаровской команды. Однажды, после его очередного ернического замечания, не выдержавший подобного обращения Бурбулис резко поднимется с кресла и так же резко махнет рукой, призывая членов правительства выйти вместе с ним. Все так и сделают. Этот кадр будет растиражирован по всему миру – жест Бурбулиса, когда он энергично призывает членов правительства покинуть зал парламента. Увидит эти кадры и Ельцин. Позже он напишет, что Бурбулис вел себя достаточно неадекватно, позволяя себе подчеркивать свою близость к президенту и свое ведущее место в правительстве, когда даже появлялся на телеэкранах вместо приглашенного Гайдара или кого-то из членов правительства. Он отметит и особую любовь Бурбулиса к внешним атрибутам власти – кабинетам, представительским машинам, личной охране. Конечно, все эти детали не были главными в их отношениях. Ельцин увидел этот энергичный жест Бурбулиса и сразу все понял. Геннадий Эдуардович становился не просто главным человеком в правительстве, а фактически главой этого правительства, за которым покорно шли члены кабинета министров. Этого Ельцин не мог допустить ни при каких обстоятельствах. Уже через некоторое время он уберет Бурбулиса из правительства, а чуть позже предложит ему сделать паузу в государственной службе, вообще ликвидировав должность государственного секретаря.

Однако он запомнит и хамские высказывания Хасбулатова, и его нападки на гайдаровское правительство. Было понятно, что это нападки не только на Гайдара и его команду, а на самого президента, который своим авторитетом пытался защитить проводимые реформы. И подобного Ельцин также не намерен прощать. Противостояние нарастает с каждым днем, но Хасбулатов был уверен в своей моральной правоте. Более того, Ельцин, понимая, как болезненно и трудно проходят реформы, часто идет на необходимый компромисс, постепенно избавляясь от наиболее некомпетентных и неподготовленных министров. Гайдар возражает, он оскорблен подобным отношением, но Ельцин интуитивно чувствует, что ему просто необходимо иногда идти на некоторые уступки, позволяя избавляться от этих министров.

В своей книге Ельцин назовет имена первых министров, отставки которых требовали не только все депутатские фракции. Он честно признается, что и сам был не особенно доволен работой этих членов правительства. И среди них были Лопухин, Воробьев, Днепров, Авен. Но Гайдар, как порядочный человек, не может и не хочет сдавать членов своей команды. Когда встает вопрос об отставке некоторых министров, он появляется на съезде и подает коллективное заявление об отставке правительства. Это произойдет впервые в истории новой России, и депутаты еще не готовы к подобным метаморфозам. Отставка принята не будет, а президент даже получит дополнительные полномочия по руководству кабинетом министров. Но сам Ельцин понимает, что изменения необходимы, и уже через месяц снимает с работы министра топлива и энергетики Лопухина. Несмотря на все возражения Гайдара.

Примерно в это время Руцкой, который совершает поездки по оборонным предприятиям бывшего Союза, называет правительство Гайдара «мальчиками в розовых штанах». Ельцину дают печатную статью вице-президента, которую последний напишет сразу после Беловежских соглашений и опубликует в «Независимой газете». Оскорбленный тем, что его даже не предупредили о готовящемся в Беловежской Пуще разделе страны, Руцкой открыто называет молодое российское правительство неуправляемым, дезорганизованным органом, который является местом интриг. Никто не знает, куда и зачем мы идем, подчеркивает Руцкой, какая у нас цель и к чему мы стремимся. И он впервые позволяет себе публично выступить против президента страны, поясняя, что Ельцин пытается управлять единолично и деспотично. Заодно Руцкой впервые объявляет, что если либерализация цен не будет отменена, он демонстративно уйдет в отставку. Ельцин не отменит либерализацию цен, Гайдар начнет свою шоковую терапию, а Руцкой не подаст в отставку. Но линия противостояния уже намечена, и каждый из политиков понимает, насколько сложным будет их дальнейшее сосуществование.

Но ни один из них пока даже не предполагает, что их затянувшееся противостояние приведет к многочисленным жертвам и едва не начавшейся гражданской войне.

Ремарка

«В случае провала экономических реформ нынешнее правительство России уступит место новой администрации, но проблема состоит в том, что ему на смену может прийти такое правительство, которое не будет демократическим», – заявил вице-премьер российского правительства Егор Гайдар в интервью нашему специальному корреспонденту».

«Токио симбун»

Ремарка

«– Каковы ваши прогнозы на ближайшее будущее? Что нас ждет?

– По наиболее благоприятному сценарию рост цен в январе – феврале составит примерно сто процентов в месяц. За первые три месяца мы ожидаем трехкратного повышения цен. Резко возрастет спрос на деньги, и уже в феврале начнется стабилизация на потребительском рынке. К марту – апрелю должно наступить замедление темпов роста цен до десяти-двенадцати процентов, и одновременно упадут темпы роста доходов. Будут отпущены цены еще на некоторые товары, на которые сохраняется государственное регулирование. К июню мы будем иметь стабилизационный фонд для поддержки стабильного курса рубля. Все события будут проходить на фоне роста безработицы и падения производства. Но к концу года темпы роста цен замедлятся до нескольких процентов, курс рубля стабилизируется и возникнут объективные предпосылки для притока иностранных инвестиций. Общее падение по итогам за год не должно составить более десяти-двенадцати процентов».

Из интервью вице-премьера Е. Гайдара газете «Известия» 3 января 1992 года

Ремарка

«В России началась гиперинфляция», – заявил на встрече с делегацией американского фонда имени Карнеги Председатель Верховного Совета России Руслан Хасбулатов. Он подверг резкой критике экономическую политику российского правительства, отметив, что проводимые непродуманные и неподготовленные экономические реформы стали разорительными для большей части населения страны.

Сообщение РИА «Новости»

Ремарка

«Заполошность, с которой мы после почившей в бозе перестройки городим постройку под названием СНГ на развалинах «империи», вызывает, похоже, больше изумления и беспокойства за кордоном, чем дома. Этот упрек я могу адресовать и себе, вице-президенту России, который присягал чтить и оберегать конституционные устои. Что и говорить, когда, после нового «Брестского мира», нам казалось, что в условиях опасного вакуума власти в стране даже вымученная формула СНГ есть какая-никакая, но все же основа для предотвращения развала государства. Мы все были словно заговоренные, поддавшись этому искусу, хотя у большинства членов Верховного Совета России на душе скребли кошки, когда они голосовали за ратификацию явно сырого документа высоких договаривающихся сторон – наследников канувшего в Лету Союза...

Назовите мне страну из числа цивилизованных, где средства массовой информации так старательно, что называется, не покладая рук, накачивали в аудиторию настроения безысходности, самоуничижения, осмеяния всего, что на серьезном языке именуется нравственным достоинством нации, национальными интересами, гордостью флагом и традициями».

Из статьи вице-президента России А. Руцкого «Причастие у «Макдоналдса», или Мысли о том, что с нами происходит в «Судный день»

Глава 5

Эльдар приехал на работу к девяти часам утра и обратил внимание на группу стоявших во дворе офицеров, которые что-то взволнованно обсуждали. Было понятно, что произошло нечто неожиданное. Он поднимался к себе в кабинет, когда его обогнали двое офицеров, и он услышал их громкий разговор.

– А ты еще спорил, что они все равно согласятся... Вот видишь, как получилось, – горячился первый.

– Кто мог подумать, что они окажутся такими принципиальными... Теперь опять все заново делить, – отвечал второй.

– Особо делить ничего не будут. На самом деле нас еще даже не объединяли.

Сафаров поднялся на свой этаж, но не стал заходить в кабинет, а завернул к Саранчеву.

– Что случилось? – спросил он, входя в кабинет полковника. – Все так взволнованы, офицеры спорят прямо в коридорах... Что такое?

– Ты еще не знаешь? – удивился Саранчев. – Ну да, понятно. Пока по телевизору еще не сообщили и в газетах опубликовать не успели, только завтра напечатают. Ну и молодцы наши коллеги... Я от них такого не ожидал.

– Можешь толком объяснить, что именно происходит?

– Нашего министерства больше не существует, – торжественно объявил Саранчев.

– Какого министерства?

– Нашего. МБВД. Министерства безопасности и внутренних дел, – пояснил Саранчев. – Конституционный суд России под председательством какого-то Зорькина принял решение о незаконности создания подобного суперминистерства. Можешь себе представить? Мы все считали, что они просто одобрят это решение. Кто сейчас посмел бы пойти против Бориса Николаевича? А они не побоялись.

– Что теперь будет?

– А что будет? – усмехнулся Саранчев. – Баранников станет министром внутренних дел, а в бывшее КГБ пошлют кого-нибудь из наших бывших генералов. Для нас, в общем, ничего не изменится, зато работать будет легче. Объединение МВД и КГБ было идиотизмом. У нас совсем разные задачи, чтобы нас объединять.

– Понятно. Алан у себя?

– Нет. Приедет в двенадцать, – сообщил Саранчев. – Кажется, тебя включили в какой-то сводный отряд милиции.

– В какой отряд?

– Не знаю. Опять собирают отряд из наиболее подготовленных и молодых. Может, отправят вас куда-то, поручат какую-нибудь очередную глупость... Понятия не имею.

Эльдар дождался приезда Тарасова и зашел к нему, чтобы узнать, зачем тот его искал.

– Собираем сводный отряд милиции, – сообщил полковник. – Они просили молодых и толковых офицеров, достаточно хорошо подготовленных и выдержанных. Поэтому я рекомендовал тебя и Елисеева. Ему двадцать восемь, тебе тридцать три. Вас собирают в министерстве завтра к пяти часам вечера. Подробности операции не разглашать никому; об этом, думаю, тебе напоминать не стоит. Решение о создании такого отряда было принято еще до того, как Конституционный суд снова нас разделил. Поэтому пока создается сводный отряд из сотрудников милиции и госбезопасности. Учти, что поехать туда ты должен в штатском. Никакой формы, не забывай об этом.

– Для чего? – удивился Сафаров. – Опять готовится какой-то переворот?

– Не думаю. Но мне кажется, что они опять чего-то боятся. В общем, все подробности узнаешь завтра, – отмахнулся Тарасов.

В пять часов вечера Сафаров и Елисеев приехали на Огарева, куда собралось около сорока офицеров. Их принял неизвестный генерал, который долго всматривался в лица собравшихся, затем проверил фамилии по списку и, кивнув, быстро вышел из комнаты. Они ждали довольно долго, около сорока минут. Наконец в комнату вернулся тот самый генерал, а вместе с ним вошел сам Виктор Павлович Баранников. Он сразу обратился к присутствующим:

– Хочу вас предупредить, что вас собрали здесь для очень важного мероприятия. Как вы знаете, Конституционный суд нас снова разделил, но пока это решение вступит в силу и пока наш уважаемый президент назначит новых министров, я все еще остаюсь руководителем обеих структур. Так вот, через два дня в Кремлевском дворце съездов начинается Всеармейское совещание. Многие из вас, наверное, об этом слышали. В Москву приедут почти пять тысяч офицеров, генералов и адмиралов из всех пятнадцати бывших республик Союза. И в повестке дня этого собрания – вопросы о единстве армии. Никто не может заранее знать, что именно там произойдет. Они могут принять любое решение, любое требование; могут произойти любые эксцессы. У нас не так много сил, чтобы справиться с такой массой офицеров, но на всякий случай мы приняли решение создать ваш отряд. В зале будет присутствовать Президент России Борис Николаевич Ельцин; возможно, еще кто-то из глав СНГ – они как раз сейчас решают, кто пойдет на эту встречу. Конечно, у обоих президентов будет своя охрана, но это всего несколько человек. Вы будете находиться в зале, переодетые в форму армейских офицеров. В случае необходимости ваша задача – перекрыть входы и выходы, дав возможность спокойно уйти обоим президентам. Схемы и подробные планы мы вам раздадим. У кого есть вопросы?

Все молчали. Баранников удовлетворенно кивнул и быстро вышел из комнаты. За ним поспешил генерал. Почти сразу два офицера начали вносить подробные схемы зала, где уже было отмечено, кто и как перекрывает выходы в случае необходимости.

Эльдар вернулся домой в подавленном настроении. Если даже на такой встрече могут произойти какие-то непредвиденные события, что же тогда ждать от остальных? Почти пять тысяч офицеров... И сорок человек ничего не смогут сделать, даже если им начнут помогать сотрудники охраны.

Во всех газетах сообщалось о решение Конституционного суда, снова разделившего суперведомство на два самостоятельных министерства. Подробные комментарии выражали восхищение принципиальностью судей Конституционного суда, осмелившихся проявить самостоятельность и пойти против мнения новых российских властей. На следующий день в газетах появились сообщения о готовящемся Всеармейском собрании, которое должно было состояться в Кремле. Не только политики в Москве или в странах СНГ, но и многие руководители зарубежных стран отчетливо понимали, насколько важным и даже эпохальным может быть это совещание. Ведь туда должны были приехать не просто офицеры со всех республик СНГ, в том числе и из трех прибалтийских республик и из Грузии. На совещание прибывали и руководители воинских частей, все еще дислоцированных в Европе. Причем особенно большая группировка стояла в Германии. За два дня до начала совещания немецкая марка начала стремительное падение, как это однажды уже случилось в августе девяносто первого года.

Уже заранее было известно, что ведение собрания будет поручено генерал-майору авиации Николаю Столярову, который был еще и кандидатом философских наук. В день открытия совещания Столяров опубликовал статью, которая называлась «Интеграция так же ценна, как и независимость», в которой указывал на необходимость сохранения единой армии, существующей в условиях пятнадцати независимых государств. Он патетически восклицал, что единая и сильная армия не может помешать их независимости, как будто не понимал, что самым главным атрибутом независимости как раз и являются независимые вооруженные силы. Но Столяров хорошо чувствовал общее настроение той массы офицеров, которые должны были прибыть в Москву. Находясь в своих дальних гарнизонах, в Сибири и на Дальнем Востоке, в Средней Азии и на Памире, даже в Германии, они зачастую просто не понимали, что именно происходит в Москве и почему там так стремительно идут дезинтеграционные процессы.

Зарубежные газеты и телеканалы наперебой обсуждали возможные последствия этого совещания. Масла в огонь подлил политический пенсионер Эдуард Шеварднадзе, заявивший, что в Москве возможен очередной переворот. Это заявление Эдуард Амвросиевич сделал немецкому каналу ЦДФ, и оно стало очередной сенсацией, которую давали первым сообщением по всему миру. Интерес к предстоящему собранию офицеров был огромным.

В пятницу в Кремлевском дворце съездов началось совещание. Четыре тысячи восемьсот тридцать девять офицеров и генералов начали с обвинений в адрес бывшего руководства Министерства обороны, которое не смогло защитить собственную страну от развала. Среди собравшихся было пятьсот двадцать генералов и адмиралов, которые отчетливо сознавали, что сохранение единых вооруженных сил уже практически невозможно. Более того, многие понимали, что именно в результате невмешательства руководства Министерства обороны и состоялась встреча в Беловежской Пуще, а за ней – окончательный развал Советского Союза. Это была критическая точка в истории нового Содружества, которое могло закончиться прямо здесь, даже толком не оформившись. Ведь собравшиеся в этом Дворце все еще представляли грозную силу многомиллионной армии, обладающей самым мощным ядерным потенциалом в мире, который на тот момент даже превосходил американский. Эти командиры и генералы могли легко уничтожить не только своих возможных оппонентов, но и все живое на Земле. Именно поэтому за исходом этого совещания так пристально и внимательно наблюдали политики всех стран мира.

Но Всеармейское совещание превратилось в неуправляемый митинг. После резких обвинений в адрес министра обороны Шапошникова, который допустил развал государства, он уже готов был покинуть зал, когда ведущий собрания – генерал Столяров – объявил, что вместе с Шапошниковым собрание покинут все офицеры и генералы, представляющие Военно-воздушные силы страны. Страсти несколько поутихли, но многие командиры все еще требовали отчета. Эльдар, сидевший в форме майора-танкиста в четырнадцатом ряду, видел, как нервничают его товарищи, прибывшие с ним в составе сводного отряда. Все понимали, что в таком взвинченном состоянии собрание может принять любое, самое радикальное решение.

И здесь положение спас Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, который прибыл в Кремлевский дворец вместе со своим российским коллегой. Он зачитал обращение президентов стран СНГ ко всем командирам воинских частей и подразделений, дислоцирующихся на территории этих стран. В нем указывалось, что все подписавшие данное обращение президенты обещают решить все вопросы армии с учетом социальных интересов военнослужащих и их семей, заключить специальное соглашение по единству Вооруженных сил; понимают проблемы офицеров, оставшихся верными своей присяге, и обещают решать все жилищные вопросы и принять специальное пенсионное законодательство. В обращении особо подчеркивалось о сохранении единства Вооруженных сил. Выступление Назарбаева успокоило собравшихся.

Конечно, в будущем ничего из заявленного не будет выполнено. Единой армии не станет, все ядерное оружие из Украины, Белоруссии и Казахстана будет вывезено в Россию. Некогда грозную армию растащат по национальным квартирам. Воинские части будут спешно выведены из Прибалтики и Германии. Жилищные и социальные вопросы военнослужащих так и не будут решены. Тысячи и миллионы людей будут влачить жалкое существование на нищенские пенсии. Но в тот момент это был единственный шанс утихомирить разбушевавшуюся массу офицеров, дать им возможность успокоиться.

Затем выступил Ельцин. Он снова говорил о социальных гарантиях военнослужащих, убеждал собравшихся, что Россия готова принять у себя все воинские части, выводимые из Прибалтики. Особо подчеркнул заботу о частях, которые находились в Грузии, где шла настоящая гражданская война. Ельцин умел быть убедительным, когда хотел. «Мы будем стоять насмерть за единые Вооруженные силы Содружества», – заверил Борис Николаевич собравшихся офицеров. Сколько таких несбыточных обещаний он еще даст... Сколько раз будет обещать «лечь на рельсы», если ухудшится положение людей... Обвинять его в этом, наверное, не совсем правильно. Он был политиком, ему нужно было произносить конкретные обещания в конкретном месте. Если проанализировать речи любого политика, можно легко обнаружить, что бо́льшая часть его обещаний остается только словами, которые никогда и ни при каких обстоятельствах не могут быть осуществлены. В этом суть любого политического деятеля, иначе было бы просто невозможно работать.

«С нового года мы вводим специальную денежную индексацию всем военнослужащим, – громко обещал Ельцин. – Причем, учитывая сложное экономическое положение, эти индексации будут корректироваться раз в квартал». И наконец, Президент России объявил, что, учитывая задолженность бывшей страны перед офицерами по жилью, уже в этом году семьи военнослужащих получат сто двадцать тысяч квартир. Выступление Ельцина было встречено аплодисментами, а его обещание квартир вообще вызвало долгий оживленный гул. Эльдар подумал, что самое страшное уже позади. (Разумеется, в первом полугодии девяносто второго года из обещанных ста двадцати тысяч квартир не было выделено ни одной.)

После того как президенты покинули Кремлевский дворец, сводный отряд все еще оставался в зале. Им предложили оставаться там до конца заседания, что они и сделали. Были еще громкие выступления, были протесты военнослужащих, были обвинения в адрес Шапошникова, но пар уже вышел. Никаких специальных заявлений принято не было. Собрание заседало до глубокой ночи, но так и не смогло определиться. Шапошников демагогически заявил, что самое главное сегодня – это единство Вооруженных сил, которые нельзя растаскивать по национальным квартирам. Хуже всего, справедливо отмечал он, если наши воинские части будут использованы в борьбе друг против друга. Мы должны сохранить наш оборонный потенциал – общее достояние всех народов нашей страны, говорил Шапошников.