Текст книги "Семейные тайны"

Глава 4

Они обернулись. Рядом стояла молодая женщина лет тридцати пяти. Короткая стрижка, выкрашенные в черный цвет волосы, недовольное лицо, длинный уточкой нос, маленькие глаза.

– Где ты была? – спросила по-немецки женщина. – Мы ждали тебя к шести часам, но Анна сказала, что ты поехала за своим другом в Берлин.

– Познакомьтесь, – представила своего спутника Эмма, – это господин Дронго, а это Мадлен Ширмер, сестра Германа.

Мадлен со строгим видом кивнула, не протягивая руки. Дронго церемонно поклонился. Мадлен осмотрела его с головы до ног, увидела роскошный букет цветов и ничего больше не сказала.

– Почему ты на улице? – спросила Эмма, переходя на русский.

– Жду Берндта, – недовольно ответила Мадлен, – он тоже опаздывает. Но в отличие от тебя у него были важные дела в банке, и он не мог раньше приехать. – Она упрямо говорила по-немецки.

– Я ездила в Берлин, – напомнила Эмма. Было понятно, что родственницы не очень любят друг друга.

– Идемте, господин Дронго, – предложила Эмма, направляясь к дому. Дронго пошел следом. – Какая дрянь! – сказала с чувством Эмма. – Она сама ждет своего банкира и из-за этого злится на нас. Вы видели, какие у нее злые глаза?

– Уже восьмой час, а муж не успевает на торжество к ее матери, – напомнил Дронго, – поэтому она и нервничает. Зять обязан быть более внимательным к своей теще.

– А он всегда такой. Холодный и расчетливый. Как все эти немцы, – с вызовом сказала Эмма. В ней явно бушевала кровь ее мамы.

Они подошли к массивному двухэтажному дому. Эмма позвонила. Ждать пришлось довольно долго, наконец дверь открылась. На пороге стояла женщина, похожая на Эмму. Только она была гораздо полнее, и волосы у нее были светлые. Очевидно, это была ее старшая сестра.

– Здравствуй, Эмма! – обрадовалась Анна. – Как хорошо, что вы так быстро приехали. Познакомь меня со своим другом.

– Это господин Дронго, о котором я тебе рассказывала, – сообщила Эмма, – а это моя старшая сестра Анна Крегер.

– Очень приятно. – Анна протянула руку, и Дронго, наклонившись, поцеловал ее руку.

Они оказались перед массивной лестницей. Но не стали подниматься наверх, а прошли направо, где у дверей их ждала пожилая женщина в темном платье, с аккуратно зачесанными седыми волосами. Мадлен была похожа на свою мать. Те же небольшие, глубоко запавшие глаза, такой же нос уточкой. Она строго посмотрела на пришедших.

– Вы опоздали, – по-русски она говорила гораздо лучше дочери. Сказывалась проведенная в бывшем Союзе большая часть жизни.

– Извините нас, – скороговоркой произнесла Эмма, – я ездила в Берлин за своим другом. Это фрау Марта, а это господин Дронго, мой старый знакомый.

Дронго протянул букет цветов.

– Рад вас поздравить.

– Спасибо, – сухо ответила Марта, забирая цветы, – проходите в комнату. Мы ждем моего зятя и скоро сядем за стол.

В просторной гостиной на первом этаже собрались гости. Эмма подвела Дронго к невысокому мужчине, который стоял у окна.

– Это Герман, муж моей сестры, – пояснила Эмма, – а это господин Дронго.

Герман был похож на мать и на сестру. Только глаза у него были совсем другими. Он протянул руку:

– Рад вас видеть, господин Дронго. Спасибо, что пришли к нам в такой день. Мы вам очень рады.

Эмма подвела гостя к мужчине, говорившему по телефону. Он был высокого роста, с длинной шеей, светлыми, словно бесцветными, глазами, уже начинающий лысеть. Это был Арнольд Пастушенко. Увидев подходивших, он убрал телефон в карман.

– Ты изумительно выглядишь, Эммочка, – сказал Арнольд, целуя молодую женщину. – А вот Леся что-то хандрит. У нее сегодня плохое настроение.

Стоявшая рядом Леся кивнула в знак приветствия. Она была такого же высокого роста, как Арнольд. Натуральная шатенка, она перекрашивалась в блондинку, и это было довольно заметно. Одета в брючный костюм темно-фиолетового цвета. Несмотря на свою молодость, она выглядела гораздо старше своих лет.

В глубине комнаты сидела женщина, казалось, погруженная в свои мысли. Она тоже была в темном платье, но волосы у нее были выкрашены в черный цвет. Дронго в который раз убедился, что кардинально черный цвет сильно старит женщину. Это была тетя Сюзанна. Она вяло кивнула гостям, даже не выслушав их приветствия.

– Кажется, Берндт решил проигнорировать юбилей своей тещи, – весело предположил Арнольд.

Из соседней комнаты выбежала девочка. Это была внучка именинницы и дочь Анны. Она подбежала к Эмме, которая, наклонившись, поцеловала ее. Девочка была высокая, полноватая, одетая в светлое платье. У нее были светлые волосы и темные глаза.

– Когда мы сядем за стол? – поинтересовалась девочка.

– Успокойся, Ева, – одернула ее мать. – Ты же видишь, что мы все ждем дядю Берндта и тетю Мадлен.

– Сколько мы будем ждать? – нетерпеливо спросила Ева.

– Недолго, – ответила Анна.

– Столько, сколько нужно, – строго произнесла Марта, входя в гостиную. – Берндт занятой человек, и он заранее предупредил нас, что сегодня опоздает. У них в банке проводится какая-то важная встреча.

– Да, он очень занятой человек, – не скрывая иронии, пробормотал Пастушенко, – и мы все будем ждать, когда наконец он соизволит здесь появиться.

– Не нужно шутить, молодой человек, – ледяным голосом произнесла Марта.

– Мы ждем Берндта? – подала голос ее сестра.

– Да, – ответила Марта, обернувшись к младшей сестре Сюзанне, – мы ждем Берндта и Мадлен. Ты что-то хочешь?

– Нет, – ответила Сюзанна, – мне ничего не нужно.

– Может, мы пока сядем за стол и просто побеседуем? – предложил Герман.

– Я уже сказала, что мы не должны торопиться, – напомнила его мать. – Это будет неправильно по отношению к Берндту. Я думаю, что не следует забывать, сколько он сделал для нашей семьи.

– Поэтому мы должны принимать его дома каждый день? – поинтересовался Герман. – И еще не забывать благодарить нашего благодетеля?

– Он всего лишь профессиональный банкир, – возразила мать, – в отличие от остальных, которые не всегда хорошо делают свое дело.

– Вы говорите обо мне? – явно обиделась Анна.

– Во всяком случае, хороших работников так часто не выгоняют, – жестко ответила Марта.

Анна вспыхнула, хотела что-то сказать, но промолчала.

– Зачем вы так говорите? – вступилась за сестру Эмма. – Вы же прекрасно знаете, что у них в организации было общее сокращение и их предприятие закрывается.

– Не нужно, Эмма, – попросила Анна.

– Но это правда, – настаивала Эмма. – С предыдущего места работы она ушла из-за девочки, чтобы проводить больше времени с ребенком.

– Для каждого промаха легко можно найти любое оправдание, – парировала Марта. – Давайте закончим эту тему. Я говорила о своем зяте и считаю правильным обратить внимание всех присутствующих на успехи этого молодого человека.

Анна отвернулась. Было заметно, что она с трудом сдерживает слезы.

– Я позвоню Берндту и узнаю, где он пропадает, – решил Пастушенко, доставая телефон.

В этот момент в дверь позвонили.

– Вот он и приехал, – кивнула Марта, посмотрев на свою невестку.

– Не надо выходить, Аня, – предложила Эмма, – я сама открою дверь. – Она выбежала из комнаты. Послышались ее торопливые шаги в коридоре.

Герман подошел к матери и что-то негромко сказал, очевидно, по-немецки. Она так же негромко ответила. Леся, наклонившись к мужу, что-то прошептала. Все услышали, как открылась дверь, потом были слышны женские голоса. Через минуту в гостиной появились Эмма и поднявшаяся с ней Мадлен.

– А где твой муж? – ровным голосом спросила Марта.

– Он задерживается, – пояснила Мадлен. – Позвонил и попросил нас уже садиться за стол. Он придет минут через сорок.

Марта нахмурилась.

– Он опять опаздывает? – спросила Сюзанна.

– Да-да, но он скоро будет, – нервно произнесла ее старшая сестра. – Давайте действительно сядем. Герман, приглашай гостей к столу. Я думаю, что мы можем наконец начинать.

Она села во главе стола. Справа от нее разместилась ее сестра, которую подвела к столу Мадлен. Она же и села рядом с тетей, оставив следующее место для своего супруга. С левой стороны от хозяйки дома сели Герман и Анна. Рядом устроилась их дочь. Дальше сели Эмма и сам Дронго. Напротив разместилась семейная чета Пастушенко.

– Калерия Яковлевна, мы собираемся начинать праздновать! – крикнул Герман, обращаясь, очевидно, к женщине, находившейся в соседней комнате-столовой, примыкающей к кухне. Оттуда неторопливо вышла пожилая полная женщина, которая несла поднос с тарелками. Подойдя к столу, она начала расставлять их.

– Мы заказали все в русском ресторане, – сообщил Герман.

– Ты мог бы этого не говорить, – заметила мать. – Мы прекрасно знаем, где вы обычно заказываете еду и питаетесь в этих ресторанах. Вы никак не можете отказаться от этих дурных привычек.

Анна тяжело вздохнула, но ничего не сказала. Ее дочь громко спросила:

– У кого дурные привычки? Почему бабушка так говорит?

– Я говорю, что нужно приучать себя к хорошей немецкой пище, если вы живете в Германии, – пояснила Марта, – а тебе пора уже говорить по-немецки. Тебе будет трудно жить в Германии, если ты будешь все время говорить по-русски и любить только русскую еду.

– Лучше есть немецкие сосиски с капустой? – ядовито поинтересовалась Эмма.

– Не нужно иронизировать, – поморщилась Марта. – Вы должны понимать, что нельзя все время жить одними воспоминаниями. Это касается не только моих детей, но и всех присутствующих.

– А мне нравятся немецкие сосиски с капустой, – с вызовом произнесла Мадлен, – и не нравятся русский борщ и ваши котлеты.

– Это украинские котлеты по-киевски, – вставил ее брат, – и не будем препираться.

– Препираются твоя жена и ее сестра, – ядовито сказала Мадлен. – И вообще лучше бы они помолчали, чтобы никого не раздражать.

– А тебе не нравится ужин, который мы заказали? – не выдержала Анна. – Может, нам лучше все выбросить и заказать еду в соседней пивной? Такие чудесные сосиски с тушеной капустой. Или свиную рульку. Тебе как раз нужно кушать свинину, чтобы поправиться. А может, нам еще принесут пива?

– Какое пиво? – спросила Сюзанна. – Почему вы все время спорите?

– Они живут в Германии и презирают немцев, – зло пояснила Мадлен. – Вот так, тетя Сюзанна, и происходит. Тебе тоже полезно знать об этих родственниках, которые так не любят все немецкое.

– Перестань, Мадлен, – поморщился ее муж, – это уже переходит всякие границы.

– Это твои родственницы переходят всякие границы, – огрызнулась сестра.

– Давайте наконец откроем бутылки и выпьем за здоровье нашей юбилярши, – вмешался Пастушенко, понявший, что этот спор может закончиться большим скандалом.

Он начал открывать бутылку. Мадлен отвернулась. Герман нахмурился. Их мать сурово обвела всех взглядом и спросила у Дронго:

– Насколько я поняла, вы югослав или итальянец? У вас такое необычное имя.

– Меня обычно так называют, – сообщил он.

– А чем вы занимаетесь? Тоже филолог, как Эмма?

– Нет, я работаю экспертом-аналитиком.

– Он финансовый аналитик, – вставил Пастушенко, – сейчас это самая модная профессия.

Дронго не стал возражать. Пастушенко наконец справился с бутылкой и, поднявшись, начал разливать вино.

– Я буду виски, – предупредила Мадлен.

– Как тебе не стыдно, – притворно вздохнул Пастушенко, – это настоящее немецкое вино. Ты столько говорила о любви к этой стране.

– Я буду виски, – упрямо повторила Мадлен, повышая голос.

– Как тебе будет угодно. – Он разлил вино по остальным бокалам. Наливая Сюзанне, взглянул на ее старшую сестру.

– Можно?

– Нельзя, – возразила Марта. – Алкоголь несовместим с ее лекарствами.

– А я люблю немецкое белое вино, – неожиданно сказала Сюзанна, дотрагиваясь до бокала.

– Тебе нельзя много пить, – отодвинула бокал Марта.

– Я хочу попробовать, – жалобно произнесла Сюзанна.

– Тебе лучше не увлекаться спиртным, – предупредила Марта.

– Только попробовать, – повторила Сюзанна.

– Хорошо, – согласилась Марта, – пригуби.

Пастушенко, обходя стол, прошел мимо Евы.

– А мне не налили, – надула губы девочка.

– Тебе нельзя, – сказал Пастушенко. – Но вместо вина я налью тебе пепси-колу.

– Не хочу пепси-колу, – закапризничала Ева, – хочу попробовать этого вина.

– Нельзя, – одернула ее мать, – тебе же сказали, что нельзя.

Пастушенко закончил обходить стол и поднял свой бокал.

– За нашу дорогую тетю Марту, – провозгласил он. – Ой, простите, за фрау Марту, которая, несмотря на свои годы, сохраняет стройную фигуру, ясность мыслей и темперамент.

Марта улыбнулась. Было заметно, как ей приятны эти слова.

– За тебя, мамочка, – подняла бокал Мадлен.

– Ты у нас самая умная и самая красивая, – поддержала ее Сюзанна.

– За твое здоровье, – сказал Герман.

– За вас, фрау Марта, – поддержала его Анна.

Марта благосклонно кивнула. Сюзанна попробовала вино и поставила бокал на столик.

– Не нужно было этого делать, – строго сказала младшей сестре Марта.

Та виновато опустила голову и ничего не сказала.

– Давайте, наконец, есть, – громко предложила Леся, – иначе мы сойдем с ума от голода. Я не ела с самого утра.

Застучали ножи и вилки. Калерия Яковлевна принесла новую порцию различных блюд.

– Очень вкусно, – похвалила Сюзанна.

– Это ресторанная еда, – заметила ее старшая сестра, – не нужно говорить, когда не знаешь.

– Ничего особенного, – скривила губы Мадлен, – обычная русская еда. Все эти столичные салаты, винегреты и селедка под шубой. Никогда не понимала, почему селедку с картошкой называют селедкой под шубой. Наверно, в этом есть какой-то непонятный смысл.

– Можно подумать, что ты не жила в Казахстане и не знаешь, что это такое, – снова не удержалась Эмма. – Первую половину жизни ты жила там.

– Я была школьницей, когда мы сюда переехали, – заметила Мадлен, – в отличие от вас. Вот ты действительно большую часть жизни прожила в Казахстане. И, наверное, твое любимое блюдо – это их бешбармак или какая-нибудь голова быка.

– У них замечательно отваривали головы баранов, – вспомнил Арнольд Пастушенко, – и еще я очень любил внутренности баранов. – Почки, печень… Это был такой потрясающий деликатес.

– Ты с ума сошел, – поморщилась его супруга. – Какие внутренности барана? Только этого не хватало. Неужели можно есть такую гадость?

– Этому его научили живущие в Казахстане турки-месхетинцы, – вспомнила Анна. – Я тоже думала, что это ужасно, но когда в первый раз попробовала – мне понравилось. Они как-то странно называли эту еду.

– Джыз-быз, – напомнил Пастушенко, – турки и азербайджанцы называли ее именно так. Я как-нибудь специально для Леси приготовлю эту еду, чтобы она попробовала.

– Никогда в жизни, – возмутилась Леся, – только этого не хватало. Есть такую гадость. Ни в коем случае.

– Ты ничего не понимаешь, – махнул рукой Арнольд, – когда попробуешь, тогда поймешь.

Раздался телефонный звонок, и Мадлен достала телефон.

– Он подъезжает, – сообщила она матери, – минут через десять будет здесь. Как раз успеет к горячему.

– Калерия Яковлевна, не торопитесь с горячим, – крикнул Герман, – подайте его минут через пятнадцать!

– Я так люблю эти котлеты по-киевски, – неожиданно произнесла Сюзанна, – как воспоминание о нашей совместной поездке в Москву. Ты помнишь, Марта, как мы тогда вместе ездили в Москву?

– Не помню, – нахмурилась Марта, – это было очень давно. Столько лет с тех пор прошло. И эти котлеты совсем другие. Не такие, какие были раньше. Неужели ты этого не понимаешь?

Сюзанна часто заморгала. Было заметно, как ей обидно слышать эти слова.

– Настоящая мегера, – шепнула Эмма Дронго, наклонившись к нему. – Я начинаю жалеть, что вообще привезла вас сюда.

– Ничего, – сказал он, – мне даже интересно.

– Почему вы не рассказали им, какой именно вы эксперт? – поинтересовалась Эмма.

– Зачем? Здесь многим неинтересно слушать других. Они слушают и слышат только себя. Я подумал, что мне лучше просто промолчать.

– Слушают и слышат только себя, – повторила Эмма. – Вы даже не представляете, как вы правы.

Она не успела договорить, когда в дверь позвонили. Анна взглянула на Мадлен.

– Я думаю, что будет правильно, если ты сама пойдешь открывать дверь, – предложила она.

Мадлен, не сказав ни слова, поднялась и молча вышла из гостиной. Послышался шум открываемой двери.

– К нам опять приехали гости? – спросила Сюзанна.

– Это Берндт, – объяснила Марта, – муж Мадлен. Он вчера у нас был.

Никто из сидевших за столом не мог предположить, что появление Берндта Ширмера было последним актом перед трагедией, которая должна была здесь разыграться.

Глава 5

Берндт вошел в комнату, улыбаясь и радостно приветствуя собравшихся. Подошел к своей теще и поцеловал ее в щеку. Вежливо кивнул Сюзанне. Церемонно поздоровался с Анной, поцеловал в голову Еву. С мужчинами обменялся крепкими рукопожатиями. Это был типичный западноевропейский банкир. Среднего роста, модно постриженный, в великолепном темном костюме в тонкую полоску, галстук был повязан двойным американским узлом. Открытое, дружелюбное лицо, хорошая улыбка. Усевшись рядом со своей супругой, Берндт сразу поднял бокал и выпил за здоровье тещи. Она благосклонно кивнула. Казалось, что с его приходом мрачная обстановка дома развеялась и присутствующие стали относиться друг к другу гораздо терпимее.

Берндт плохо говорил по-русски, с большим акцентом. Но, учитывая обстановку, он говорил именно по-русски, чтобы его все поняли. Хотя было очевидно, что русский язык ему давался с трудом.

– Говорите по-немецки, – предложил Арнольд, – мы все понимаем.

– Он специально говорит по-русски, – пояснила Мадлен, – собирается поехать в Россию генеральным представителем «Дойче Банка», и поэтому совершенствует свой язык. Не беспокойтесь, он уже неплохо его выучил.

– Я стараюсь говорить много, чтобы лучше знать язык, – добавил Берндт. – Всегда полезно изучать языки и знать такой язык, как ваш русский.

– Между прочим, я не русский, – сообщил Пастушенко, – по отцу я украинец, а по матери чуваш. И жил всю жизнь в Казахстане, а потом на Украине. Поэтому к русским не имею никакого отношения. Вот у Леси мама русская, а у Анны с Эммой мама была наполовину русской. Просто вы, немцы, привыкли называть нас всех «русскими» без разбора.

– Наверно, вы правы, – вежливо согласился Берндт, – но таковы стереотипы восприятия всех бывших советских людей, которых на Западе традиционно называли «русскими».

– Карелия Яковлевна, мы все в сборе! – крикнул Герман.

– Сейчас несу, – сообщила она из кухни и через минуту уже появилась с очередными тарелками.

– Я помогу ей, – поднялась Анна и прошла на кухню.

На горячее подавали пожарские котлеты, запеченную рыбу и грудинку молодого ягненка, фаршированную грибами, луком, чесноком и кишмишем. Берндт от удовольствия не удержался от восторженного восклицания. Арнольд в знак согласия кивнул:

– Все сделано отлично.

– И мне понравилось, – неожиданно подала голос Сюзанна.

– Тебе вредно есть много мяса, – одернула ее старшая сестра. – И вообще на твоем месте я бы следила за соблюдением диеты.

– Я только попробовала, – возразила младшая сестра.

– Все равно не нужно так увлекаться, – голосом учительницы произнесла Марта.

– И мне тоже очень понравилось, – снова не удержалась Эмма. – Так вкусно. Спасибо Анне и Герману за то, что они организовали для нас такой стол. Только, тетя Марта, вы не говорите, что мне тоже пора садиться на диету.

Многие из присутствующих начали улыбаться. Даже Берндт оценил эту шутку. А вот его супруга нахмурилась и ничего не сказала. Марта тоже никак не отреагировала на эту шутку.

Герман пытался сдержаться, чтобы не рассмеяться, но тоже не выдержал и прыснул от смеха под неодобрительные взгляды своей матери и сестры.

Калерия Яковлевна вносила последние блюда из меню. Настроение у собравшихся было гораздо лучше, чем в начале ужина.

– Давайте выпьем за ваших детей, – предложил Арнольд Пастушенко. – Вы счастливый человек, фрау Марта. У вас двое мальчиков и две девочки. Я имею в виду не только ваших родных детей, Германа и Мадлен, но и Берндта с Анной, тоже ставших вашими детьми. И, конечно, трое ваших внуков, которыми вы можете гордиться. За ваших детей и внуков, дорогая фрау Марта!

Наверно, в другом сочетании хозяйке дома не могло понравиться сравнение ее родных детей с Анной. Но Берндта она готова была терпеть, не прибавляя туда Анны. Тем не менее она в знак согласия кивнула и подняла бокал вместе со всеми.

Пастушенко явно солировал, хотя никто его не выбирал тамадой. Следующий тост был за Сюзанну, младшую сестру юбилярши, которую она так любит и опекает. Марта еще раз одернула Сюзанну, когда та попыталась что-то добавить.

– Они все время живут вместе? – уточнил Дронго, наклоняясь к Эмме.

– Да, втроем.

– Почему втроем?

– Марта, ее сестра и Калерия Яковлевна, – тихо пояснила Эмма. – Никто другой, кроме Калерии, здесь бы долго не продержался. Она плохо слышит и настолько флегматична, что может выдержить эту старую сволочь.

– Кажется, кроме дочери и зятя, ее здесь никто не любит, – шепотом заметил Дронго.

– Это большое преувеличение, – сдерживая смех, сказала Эмма. – Они ее тоже не очень любят. Ее вообще никто по большому счету не любит. Даже ее собственные внуки.

Марта, словно услышав ее слова, подняла свой бокал. Обвела всех долгим взглядом. У этой женщины был острый взгляд и твердый характер. Дронго подумал, что ее не могут любить все собравшиеся. Марта посмотрела и на него.

– Я хочу вас всех поблагодарить за то, что вы решили приехать ко мне, – строго сказала она. – Спасибо Герману, который привез свою семью из Кельна, спасибо Берндту, который нашел время навестить меня вместе с Мадлен. Спасибо всем остальным, которые решили здесь собраться.

– Обратите внимание, – прошептала Эмма, – кроме своего сына и дочери, она назвала только своего любимого зятя. У этой дамочки железный характер.

– Я уже понял про их напряженные отношения с невесткой, – сказал Дронго. – Судя по всему, вашей сестре повезло, что она живет от свекрови на некотором расстоянии.

– Расстояние слишком короткое, – со вздохом сказала Эмма, – только четыре часа на железнодорожном экспрессе, которое очень быстро преодолевается в случае необходимости.

– Зачем вы меня сюда позвали? – спросил Дронго.

– Мне важно, чтобы вы были со мной. Не знаю, почему, но я не хотела сегодня сидеть здесь одна. Представляю, сколько язвительных замечаний я бы услышала от Марты, если бы появилась одна. Она и так все время доводит мою сестру замечаниями из-за того, что мы не можем ужиться с местными немцами. При этом себя она считает стопроцентной немкой, словно она родилась здесь, а не в Советском Союзе.

– В таком случае вы нашли плохого кавалера, – возразил Дронго. – Я вообще не немец и не европеец. Хотя они считают меня то ли итальянцем, то ли югославом.

– Это из-за вашего необычного имени, – сказала Эмма. – А вообще вы действительно очень похожи на итальянца. Разве вам об этом не говорили?

– Много раз, – признался Дронго, – очевидно, потому, что у меня жена итальянка. Наверно, со временем мы становимся похожими друг на друга.

– Итальянец даже лучше немца, – призналась Эмма, очаровательно улыбнувшись. – Во всяком случае, вы производите очень хорошее впечатление. Солидный мужчина в возрасте, который решил стать моим другом. Совсем неплохо для опровержения теории Марты о том, что женщины из нашей семьи не умеют ладить с европейцами.

– И только поэтому вы меня сюда позвали? – недоверчиво спросил Дронго.

– Не только, – ответила Эмма. – Мне нужно было почувствовать себя в безопасности. Каждый раз, когда я прихожу в этот дом, я ощущаю себя как-то странно. Говорят, что в тридцатые годы здесь была явочная квартира гестапо. Но после войны этот уцелевший дом достался родственнице Марты. Через шестнадцать лет после войны она поехала навестить своих друзей в Западном Берлине и осталась у них ночевать. А вернуться уже не смогла – вокруг начали возводить стену, которая разделила город и не позволила ей попасть обратно домой. Она осталась в Западном Берлине на целых двадцать восемь лет, а ее бесхозный дом достался агентам «Штази», которые тоже устроили здесь свою явочную квартиру. Вот такой невероятный парадокс. В тридцатые годы здесь работали гестаповцы, а в шестидесятые-восьмидесятые – агенты «Штази». Ну а потом дом вернули владелице, и она, умирая, завещала его своим родственникам. Вот так Марта оказалась владелицей этого странного дома. Ведь до этого они жили с сестрой в небольшой квартире на окраине Кельна. А уже потом переехали сюда.

Пастушенко поднял свой очередной тост за присутствующих женщин и предложил мужчинам выпить стоя. Все мужчины поднялись. После последнего тоста начали убирать со стола, и Калерия Яковлевна объявила, что скоро принесет торт и кофе.

– Мы заказали специальный торт для фрау Марты, – объявила Анна. – Сейчас его принесут.

– Какой торт? – недовольно спросила Мадлен. – Ты же знаешь, что мама не ест сладкого.

– Это специальный торт с шестьюдесятью пятью свечами, – пояснила Анна. – Мы думали, что твоей маме будет приятно.

– Ей будет приятно, когда вы перестанете ее нервировать, – прошипела Мадлен. – Жаль, что ты до сих пор этого не поняла.

– Дура! – разозлилась Анна, отходя от своей родственницы.

Мадлен побледнела, но не посмела устроить скандал. Герман и Арнольд вышли курить в коридор. Некуривший Берндт подошел к окну. Он о чем-то весело говорил с Лесей, супругой Пастушенко. Эмма, увидев состояние своей старшей сестры, подошла к ней, чтобы ее успокоить. Анна с трудом сдерживала слезы.

Марта наклонилась к Сюзанне.

– По-моему, тебе пора возвращаться в свою комнату, – сказала она, обращаясь к младшей сестре.

– Я хочу еще немного побыть тут, – возразила Сюзанна.

– Тебе хватит, – настойчиво произнесла Марта. – Будет лучше, если ты отправишься к себе.

– Нет, я хочу посидеть, – упрямо повторила Сюзанна.

– Тебе нельзя долго сидеть, – повысила голос Марта.

Все обернулись, посмотрев на двух сестер. У Сюзанны глаза начали наполняться слезами. Марта прикусила губу, потом нехотя сказала:

– Успокойся и не нервничай. Все будет хорошо. Можешь еще немного посидеть с нами.

Сюзанна, соглашаясь, даже попыталась улыбнуться. Марта взяла младшую сестру за руку и негромко что-то сказала. Мадлен покачала головой.

– Тетя Сюзанна еще вчера чувствовала себя плохо, – напомнила она матери.

Берндт подошел к Дронго.

– Мадлен сказала мне, что вы финансовый эксперт, – спросил он. – Вы работаете в банке или в какой-нибудь инвестиционной компании?

– Нет, – ответил Дронго, – меня просто не так поняли. Я эксперт по вопросам преступности.

– Налоговой преступности? – быстро уточнил Берндт.

– Вообще преступности, – пояснил Дронго.

– Борьба с отмыванием денег. – Мозги у банкира работали только в этом направлении, словно не было других видов преступлений.

– И по этим вопросам тоже, – уныло согласился Дронго. Он уже начинал жалеть, что согласился на уговоры своей случайной знакомой и решил приехать в этот дом с таким мрачным прошлым и неопределенным будущим, где семейные узы держались на ненависти и недоверии.

– У нас создана целая структура для борьбы с разного рода преступлениями в финансовой сфере, – сообщил Берндт, – об этом есть подробная информация на сайте нашего банка. Мы ведь работаем сейчас особенно плотно с банками из Восточной Европы, а там подобные случаи возникают довольно часто.

– А разве в Западной Европе подобных случаев бывает меньше? – весело уточнил Дронго.

– У нас строгие законы и отлаженные финансовые регуляторы, – пояснил Берндт, – поэтому подобные махинации в наших странах не проходят. Мне рассказывал один из наших экспертов, что даже банки и инвестиционные компании в Греции давали часто неверную информацию. Как видите, от этого соблазна не смогли уберечься даже банки Западной Европы. Может, поэтому у них такой катастрофический долг. В Германии подобное было бы немыслимо.

Послышался звон опрокинутого бокала. Девочка испуганно вскрикнула. Это она задела рукой бокал, который опрокинулся и разбился.

– Я не нарочно, – прошептала испуганная Ева.

– Нужно быть внимательнее и осторожнее, – громко сказала бабушка. – В твоем возрасте пора уже знать, как нужно вести себя за столом. Не нужно забывать, что порядочные немецкие дети знают, как вести себя в обществе.

Ева всхлипнула. Анна бросилась на помощь дочке.

– Зачем вы так говорите! – нервно произнесла она. – Вы же видели, что она задела бокал нечаянно. Разве можно так обижать ребенка?

– Я ее воспитываю, а не обижаю, – возразила Марта. – Делаю то, что не сделали родители. В конце концов, вы обязаны понимать, что ваша дочь уже не вернется жить в Казахстан или в Россию, а должна будет жить в этой стране и быть образцовой немецкой девочкой. Не представляю, как она будет общаться со своими сверстниками в школе, если до сих пор правильно не может разговаривать по-немецки.

– Она понимает по-немецки, – поправила Эмма.

– Не нужно вмешиваться, – строго проговорила Марта, – это моя внучка, и я знаю, как нужно воспитывать немецких детей, чтобы они могли быть примером для всех остальных. К сожалению, в этой девочке сказывается кровь ее другой бабушки.

– При чем тут моя умершая мама? – резко спросила Анна.

Ева, понимая, что скандал начался из-за разбитого бокала, расплакалась. Анна обняла дочку, пытаясь ее утешить.

– Почему она плачет? – растерянно спросила Сюзанна.

– Она разбила бокал и чувствует свою вину, – пояснила Марта. – А вас, Эмма, я попрошу никогда не вмешиваться в мои разговоры с внучкой и с моей невесткой. В конце концов, я имею право делать им обеим замечания на правах старшей родственницы.

– Вы неправильно понимаете роль бабушки, – не выдержала Анна.

Наступило неловкое молчание. В гостиную вернулись Герман и Арнольд. И в этот момент Калерия Яковлевна, выйдя из столовой, подозвала к себе Германа. Тот подошел к ней, выслушал ее слова и, кивнув, прошел к выключателю. Погас свет. Все замерли. Даже Ева перестала плакать. И тогда Калерия Яковлевна вкатила большой торт со свечами, которые должна была загасить именинница. Все захлопали, зашумели.

– Туши свечи, – предложил Герман своей матери.

Она не двинулась с места.

– Твоя супруга считает, что я неправильно понимаю роль бабушки, – резко проговорила Марта, – и вообще влезаю не в свое дело, пытаясь воспитать из девочки хорошего человека.

– Этого я не говорила, – попыталась оправдаться Анна.

– Помолчи, – прервала ее Марта. – Может, теперь по твоей милости я не должна разговаривать и со своим сыном?

– Мама, сейчас не время и не место ссориться. Этот торт для тебя заказала Анна. Ты должна задуть свечи.

– Я не хочу подходить к этому торту! – отрезала Марта. – Калерия, ты можешь унести его обратно.

– Так нельзя, – попытался вмешаться Герман.

– Калерия, ты слышала, что я тебе приказала? Хватит с меня их тортов! – заявила Марта.