Текст книги "Лучше быть святым"

– Сегодня было тепло, у нас еще лето. Я обязательно завтра прилечу. Может, даже с пересадками, но прилечу. Как у вас вообще дела, я столько времени не слышал ваш голос.

– Вот прилетишь пораньше, все будет в порядке. Будь осторожен, ничего с собой не бери, главное, прилетай. Обрати внимание на телефоны, звони только мне.

– Обязательно, – засмеялся Теймураз.

Меджидов вспомнил, как они однажды в Таиланде перепутали номера телефонов. Перепутали не они, а их связной, по ошибке принявший тройку за девятку, и вместо нужного места, где их ждали, они оказались на крокодиловой ферме. Все попытки что-либо выяснить ни к чему не привели. Крестьяне просто не понимали, чего хотят от них эти господа. Потом два дня они искали своего связного. Их глупая эпопея кончилась тем, что Теймураз все-таки поймал связного и довольно бесцеремонно объяснил тому разницу между тройкой и девяткой. Когда связной появился перед Меджидовым, на его красное правое ухо замедляли движение автомобили.

– Здесь все нормально, – сказал он на прощание, – запиши мои телефоны и действуй в форсированном режиме.

Меджидов продиктовал номера двух телефонов и положил трубку. Один из техников, продолжающих слушать их беседу, набрал номер телефона.

– Группу в Тбилиси, – быстро сказал он, – под видом срочного дипломатического груза для посольства. Инструкции получат на месте.

Сидевший в другом конце коридора наблюдатель, слышавший и этот приказ, сделал у себя отметку, продолжая внимательно следить за всеми.

К Меджидову в комнату вошел Николай Аркадьевич.

– Я распорядился, – кивнул он Меджидову, – утром привезут обе папки с материалами на Коршунова и Билюнаса.

– У нас проблема, – вместо ответа произнес Вадим Георгиевич, – в срочную командировку уехал Подшивалов. Нужно организовать запрос. Пусть выяснят, где он. Жена сказала, что улетел в Дагестан. Это его домашний телефон. Как называется институт, где он работает? – обратился он к Меджидову.

Тот назвал институт, адрес, добавив:

– Там его все хорошо знают. Он работает в этом институте уже шестнадцать лет.

Николай Аркадьевич кивнул, выходя из комнаты во второй раз с листком в руках.

Один из техников снова поднял трубку:

– Вторая группа в воздух. Срочное сообщение в Махачкалу. Пусть встречают группу. Инструкции получат прямо в самолете. Фотография разыскиваемого лица будет передана по месту прибытия.

Меджидов снова поднял трубку.

Наблюдатель, подслушивающий их беседы, записал название института и, подумав немного, добавил вопросительный знак.

Меджидов пытался набрать номер уже в третий раз.

– Не получается, – он повернулся к Вадиму Георгиевичу, – может, вы попросите срочно дать Харьков?

– Конечно, – он быстро набрал номер по другому телефону и приказал: – Дайте срочно Харьков. Какой там телефон? – обратился он к Меджидову. Тот назвал.

Техники, удовлетворенно переглянувшись, кивнули друг другу. Один из них поднял трубку.

– Третья группа на выезд. Срочный запрос в Харьков. Инструкции получите на месте[2]2
  В данном случае «техниками» называют офицеров из технического управления ФСК. Это не означает, что они технические работники. Скорее это офицеры в чине не меньше майора.


[Закрыть].

Наблюдатель занес в свой блокнот и это сообщение. Через полминуты дали Харьков. Долго никто не отвечал, пока наконец на другом конце не сказали:

– Слушаю вас.

– Извините, что беспокою так поздно. Мне срочно нужен Федор Костенко.

– А кто это говорит?

– Его знакомый.

– Какой знакомый?

– Я позвоню завтра.

Он уже собирался положить трубку, когда на другом конце провода спросили:

– Кямал Алиевич, это вы? Извините, пожалуйста, я не сразу узнал ваш голос.

– Федор? У тебя тоже очень изменился голос. Что-нибудь случилось?

– У меня вчера мать умерла. Сегодня похороны были.

– Ах, как нехорошо. Я ничего не знал. Прими мои соболезнования. Сколько ей было лет?

– Шестьдесят два. Она все время жила в Гомеле. Это Чернобыль, будь он проклят. Люди до сих пор умирают, как мухи. А что вы позвонили так поздно? Что-нибудь нужно?

– Нет, нет, ничего. Я позвоню через несколько дней. Или даже лучше приеду. В общем, прими мои соболезнования.

– Спасибо большое, – расчувствовался Костенко.

Меджидов положил трубку.

– У него умерла мать, – пожал он плечами, – не мог же я его вызывать в Москву в такой день.

– Да… ситуация, – кивнул Вадим Георгиевич. Он поднялся со стула и сделал несколько шагов.

– Вы всем позвонили?

– Нет еще, должен позвонить в Тулу. Там живет еще один офицер нашей группы – майор Вячеслав Корин.

Старший техник снова поднял трубку:

– Четвертую группу в воздух. Срочное сообщение в Тулу. Пусть встречают на месте. Объект – Вячеслав Корин. Телефон номер… – Он дождался, пока в другой комнате Меджидов набирал номер телефона, и затем произнес несколько цифр.

Наблюдатель записал и это сообщение.

В этот раз повезло. Корин сразу снял трубку.

– Я вас слушаю, – раздался его молодой, уверенный голос.

– Добрый вечер, – сказал Меджидов, – вернее, доброй ночи. Это Кямал Меджидов.

– Слушаю вас, Кямал Алиевич, – оживился на другом конце будто бы и не спавший ночью Слава Корин.

– Ты мне срочно нужен, – приказным тоном сказал Меджидов. – Приезжай в Москву завтра. Мои телефоны запиши на всякий случай. А еще лучше запомни. – И он продиктовал два телефона.

– Уже запомнил, – рассмеялся Корин, – завтра я буду в Москве, ждите.

– Теперь все, – удовлетворенно сказал Меджидов. – Вся группа. Кроме меня, еще шесть человек. Полковник Игорь Подшивалов, подполковник Теймураз Сулакаури, подполковник Федор Костенко, майор Вячеслав Корин. И… полковник Паулис Билюнас и подполковник Павел Коршунов, убитые по еще неизвестным мне причинам.

– Нам они тоже неизвестны, – заметил Вадим Георгиевич, – и боюсь, без вашего желания с нами сотрудничать мы ничего не обнаружим. Нам нужно знать мотивы убийства. Кто сумел узнать о вашей группе, если даже мы не располагали всей информацией. Судя по почерку, это профессионалы.

– Мы тоже проанализируем ситуацию, – задумчиво ответил Меджидов. – Меня самого мучает тысяча вопросов. Вы, имея весь аппарат бывшего КГБ и записные книжки Крючкова, смогли выйти на нас только спустя месяц после первого убийства. Теперь представьте, какой информацией нужно обладать, чтобы знать всю группу. У меня есть даже такая мысль. Вы знаете «теорию козырей»?

– Конечно. Туз больше любой карты, но козырная шестерка может побить ту-за, – это было самое любимое выражение Андропова.

– Вот, вот. Он очень любил это выражение. Можно предположить, что была создана не только группа «Октава» – короли и тузы этой игры, но кто-то держит в запасе и козырную шестерку, а может, даже семерку, которые в нужный момент бьют этих тузов.

– Вы хотите сказать…

– Да. Я неплохо знал Юрия Андропова. Он вполне мог создать еще одну сверхсекретную группу для контроля над «Октавой». На всякий случай. И теперь кто-то решил, что пришел час «Х». Момент, когда нужно убирать всю группу. Мы и так слишком задержались на этом свете. И обладаем слишком большой информацией. И есть еще один момент. Может быть, просто кто-то не хочет, чтобы «Октава» была выявлена или начала сотрудничество с вашим ведомством. Кому-то мы мешаем. И этот кто-то стоит совсем рядом с вами, генерал. Если это не вы сами, то вполне вероятно, что вышедший отсюда Николай Аркадьевич. Я не исключаю любого варианта.

Сидевшие в соседней комнате техники переглянулись. Находившийся в конце коридора наблюдатель вздрогнул.

– Вы меня подозреваете в убийствах? – зло спросил Вадим Георгиевич, блеснув стеклами своих очков.

– Я подозреваю, что вы на службе у государства. России группа «Октава» и ее скандальная известность нужны меньше всего. Разве я не прав?

– Может быть, но я не отдавал приказа о вашей ликвидации. Иначе зачем мне было вас сюда привозить?

– Чтобы выявить всю группу. Напугать меня рассказами об убийствах и выйти на всю группу. Ладно, – махнул он рукой, видя, что генерал собирается ему возражать, – будем считать, что это только версия. Вполне вероятно, что играют не только нами, но и вами. Нам обоим нужно быть осторожнее, товарищ генерал.

– Да, – задумчиво сказал Вадим Георгиевич, – ваша группа как начиненная динамитом цистерна. Одно неосторожное движение – и мы все взлетим на воздух.

Глава 2

Это лето в Москве было холоднее обычного. И осень наступила достаточно быстро. Дождь и слякоть всегда вызывали у него раздражение, но сегодня оно было усилено последней встречей с Президентом.

Его достаточно давно не принимал Президент, и вот сегодня, приняв, снова обратил внимание на качественный состав его аппарата. «Несмотря на все изменения, реорганизации и обновления, вы не хотите отказаться от старых методов работы», – грозно заявил Президент, отметив, что в его аппарате по-прежнему много специалистов старой школы. Он же не мог объяснить, что на них держится вся работа. Президент не любил и не доверял его сотрудникам. Он слишком хорошо помнил, с каким особым рвением травили они его в конце восьмидесятых, как смыкали кольцо в августе девяносто первого, как предали в октябре девяносто третьего. Президент принимал их обоих – руководителей разведки и контрразведки. Если делами первого Президент почти не интересовался, то работу второго он всегда считал неудовлетворительной. Президент, несмотря на весь свой энтузиазм, известный миру своими революционными взглядами, был тем не менее типичным представителем старой школы партаппаратчиков. Он считал правильным, если контрразведка занималась оппозицией и ее лидерами, не находя в этом ничего предосудительного.

Он искренне считал, что в любом нормальном государстве контрразведка занимается в первую очередь этими проблемами, помогая стабилизировать власть. В данном случае его власть. Он не был реакционером или консерватором. Просто он вырос в такой системе координат, где существование политической полиции было оправданным и правильным. Кроме того, несмотря на все чистки, в бывшем КГБ действительно сидело очень много его политических противников, считавших его лично ответственным за развал некогда великой страны. И хотя теперь ведомство называлось ФСК, Президент понимал, что на лояльность этих людей полностью положиться он не имеет права.

И потому накопившееся раздражение принимал на себя молодой Директор ФСК. Теперь он ехал в свое ведомство в мрачном настроении, сознавая, что в словах Президента слишком много истины. В приемной его ждал вызванный два часа назад генерал. Директор прошел в свой кабинет, сухо поздоровавшись, и почти сразу вызвал генерала.

– Что произошло? – гневно спросил Директор ФСК. – Каким образом ваши люди могли потерять объект наблюдения?

– Не понимаю, – оправдывался генерал, – он летел в Москву с двумя пересадками. Мы принимали и провожали в обоих аэропортах. Были задействованы сотрудники областных управлений. Вчера ночью специальная группа вылетела в Тбилиси, чтобы обеспечить его безопасность. И вот такой неожиданный результат. Я не понимаю, в чем дело. Может, он заметил ведущееся за ним наблюдение?

– Надо было ему сразу объяснить, в чем дело, – недовольно сказал Директор ФСК.

– В интересах дела мы хотели, чтобы Сулакаури все рассказал сам Меджидов. Никто не думал, что так может произойти.

– Что с остальными?

– Корин сегодня прибывает в Москву. Подшивалова мы ищем. Мы установили, что он действительно был послан в командировку в Махачкалу. У Костенко умерла мать, и мы, поставив наблюдение, решили пока его не трогать.

– Вадим Георгиевич, вы сами ездили в Домодедово? – поинтересовался Директор ФСК.

– Конечно. Все посмотрел на месте. Там абсолютно идиотская система прохода границы. Прибывающих из стран СНГ пассажиров направляют к лестнице, со всех сторон огражденной щитами, откуда они должны подняться на второй этаж. Там ничего не стоит просто свернуть в сторону. Сулакаури поступил по-другому. Он поднялся на второй этаж и, резко свернув, вошел в боковую дверь. Из комнаты пограничников она не видна и ведет в депутатскую комнату. Спустившись по лестнице, он вышел к туалетным комнатам депутатской. Из окна дежурного, к сожалению, тот отрезок не просматривается. Зайдя в туалет, он, очевидно, переоделся и через заднюю дверь депутатской, где выносят грузы, ушел к проходной. Правда, его никто не видел. Но это наши предположения.

– Что думаете делать?

– Мы его активно ищем, но вы сами понимаете, как это сложно. В то же время мы не теряем надежды, что он позвонит Меджидову. По моей версии, он все-таки почувствовал ведущееся за ним наблюдение и решил на всякий случай себя обезопасить. Он же профессионал.

– Как ведет себя Меджидов?

– Читает материалы расследований гибели Коршунова и Билюнаса. Внешне спокоен.

В этот момент раздался звонок. Директор ФСК снял трубку. Очевидно, сообщение все-таки вывело его из равновесия, трубку он не положил, а бросил. Накопившееся раздражение наконец нашло свой выход.

– Черт бы нас всех побрал, – зло сказал он, – не умеем работать вообще. Только что передали с Курского вокзала. Убит Вячеслав Корин.

Вадим Георгиевич ошеломленно молчал. Он снял очки, протер их платком и снова надел.

– Это моя личная вина, – очень тихо сказал генерал.

– Потом, – отмахнулся Директор ФСК, – потом будем выяснять, чья вина. Меня сейчас волнует только один вопрос. Кроме нас, никто не знал о прибытии в Москву Вячеслава Корина. Его охраняла специальная группа. И вот он убит. Николай Аркадьевич выехал на место происшествия. Это дело становится все более интересным. Один пропал, другой убит. А если Сулакаури тоже убит, что тогда? Значит, у нас в ФСК работают неизвестные нам структуры. Это не просто убийство, Вадим Георгиевич, это вызов. Всем нам. Немедленно составить список всех, кто знал о прибытии Корина в Москву. В список включить всех, начав лично с меня. К поискам Теймураза Сулакаури подключите генерала Савостьянова, все Московское управление. Подполковника Костенко немедленно привезите в Москву. В течение суток найти полковника Подшивалова. Если нужно, арестуйте его, но привезите в Москву. За их безопасность отвечаете лично вы, генерал.

– Слушаюсь, – встал уже немолодой генерал.

– Вы понимаете, что происходит? – вдруг спросил Директор ФСК. – Информация поступает из нашего закрытого Центра. Кому после этого верить, генерал? После убийства Корина нас всех надо гнать в шею из органов.

– Я понимаю, – наклонил голову генерал, – всю ответственность за развитие операции несу я один. Мы недооценили возможную опасность. Если я не смогу найти убийцу Корина, уйду в отставку.

– Это вы всегда успеете, – махнул рукой Директор ФСК, – подумайте лучше, как сильно мешают эти люди кому-то. Мы ведь обязательно установим источник утечки информации, здесь особой мудрости не нужно. Так рисковать и во имя чего? Вот второй вопрос, на который я ищу ответ. Вернее, он первый, потому что все остальные – производные от него. – Когда генерал ушел, Директор ФСК, пройдя в комнату отдыха, снял пиджак, развязал галстук и прямо в рубашке и брюках лег на постель.

Может, Президент все-таки прав, подумал он. Здесь мы все чужие. Это ведомство живет по своим законам и отторгает пришельцев. Его невозможно реформировать, вспомнил он слова одного из демократов, его нужно уничтожить.

В Центре ФСК Меджидов уже третий час просматривал две небольшие по объему папки с материалами расследований по фактам гибели Коршунова и Билюнаса. После того как по его описанию был составлен фоторобот подозреваемого в нападении на официанта лица, ему дали эти папки и предоставили отдельную комнату. Правда, жилище скорее напоминало комфортабельную камеру, но он не стал особенно протестовать, понимая, что в сложившейся ситуации это вернее всего помогало его работе.

На Коршунова было гораздо больше материалов. Показания свидетелей происшедшего, акты технической экспертизы, донесения работников МВД, проводивших первичное дознание. Показания врачей, анализ экспертов, протокол вскрытия. Все было подшито как обычно в таких случаях. И это все было о гибели Павла Коршунова, его товарища, спасшего ему жизнь десять лет назад. Вторая папка была гораздо меньших размеров. Короткое донесение о смерти, несколько протоколов на литовском языке, копии полицейских отчетов. К каждому документу были приложены переводы на русский язык с комментариями экспертов ФСК. И более ничего. На основании этих скудных данных нужно было проанализировать не только обстоятельства смерти его товарищей, но и постараться вычислить предполагаемые действия убийц. Без дополнительной информации сделать это было почти невозможно. Но Меджидов хорошо знал, как важна первичная информация в таких вопросах, и потому вот уже два с лишним часа вчитывался в каждую строчку принесенных ему документов.

В свои пятьдесят два года Меджидов сохранял подтянутую, достаточно стройную фигуру спортсмена. Он был чуть выше среднего роста, плотный, коренастый. Черты лица запоминались своей характерностью. Глубоко посаженные глаза, кустистые брови, резкие черты лица, характерные для восточных людей, и почти седая голова.

Сидя в этот день за материалами, привезенными ему в Центр, он все пытался понять, вычислить – кому и зачем нужны были эти убийства. В протоколе вскрытия Коршунова он наткнулся на одну фразу, от которой защемило сердце. Патологоанатом обращал внимание на тяжелое ранение левой руки. Меджидов отложил документы и минут десять к ним не прикасался. Тогда в Пакистане Павел спас его, в последний момент заслонив своим телом.

Пакистанский офицер, у которого они должны были получить информацию, оказался просто двойным агентом. Получив деньги, он решил избавиться от ненужных свидетелей. И когда они, расставаясь, повернулись к нему спиной, он вытащил пистолет. У Коршунова всегда была хорошая реакция. Он успел толкнуть Меджидова и даже чуть повернуться, но получил-таки выстрел в руку.

Второго выстрела пакистанец сделать не успел. Меджидов тоже обладал неплохой реакцией и, падая, успел вытащить свое оружие. Труп они не стали закапывать, а просто бросили на съедение стервятникам.

Даже в последнее мгновение перед взрывом, сидя в заминированной машине, Коршунов успел в какие-то доли секунды разобраться, что к чему, и выпасть из автомобиля. Но сила взрыва оказалась слишком велика. Павел несколько последних лет работал в паре с Билюнасом, и потому его первой, естественной реакцией стала просьба сообщить обо всем Паулису. Меджидов понимал, что за Коршуновым следили достаточно долго, чтобы установить его автомобиль, график поездок на работу самого Павла и его семьи. Профессионалы не признают ненужных убийств, и здесь все было рассчитано так, чтобы в машину сел один Коршунов.

Но как они могли убить Билюнаса? Этот немногословный, внешне замкнутый человек всегда держал на дистанции любого собеседника. Как он мог довериться кому-то, настолько довериться, чтобы подпустить этого человека к себе так близко? Билюнас был профессионалом, и его не могли так просто выбросить в окно. А если он выбросился сам? Тогда должны были быть очень веские причины. Полковник Паулис Билюнас работал в группе «О» восемнадцать лет, придя в нее одновременно с Меджидовым. Он менее всего похож на даму-истеричку, бросающуюся на подоконник, чтобы напугать своего мужа. Кроме того, Билюнас был одним из двух аналитиков их группы, а значит, вообще одним из лучших аналитиков бывшего КГБ СССР. Он умел просчитывать варианты, и его не так просто было вывести из равновесия. Хотя Меджидов помнил один такой случай, когда это произошло.

Тогда, в восемьдесят шестом, «новое мышление» Михаила Горбачева и Эдуарда Шеварднадзе только пробивалось сквозь ледяной панцирь «холодной войны». Вдвоем, Меджидов и Билюнас, выполняя специальное задание Чебрикова, отправились в район Унейзы, чтобы привезти в СССР столь нужного советской разведке палестинца. Приказ, полученный ими от генерала Гогоберидзе, был категоричным и однозначным. «Любыми способами привезти этого человека в Москву, обеспечив его безопасную доставку». Очевидно, этот палестинец обладал очень нужной для Москвы информацией.

По версии аналитиков группы, Меджидов и Билюнас выехали как офицеры-эксперты, представители ООН. Первый выдавал себя за офицера индийских вооруженных сил, второй по документам был представителем Швеции. Их бросающиеся в глаза разномастные отличия позволяли использовать такой психологический трюк, точно воздействующий на подсознание. Проверяющие их документы посты иорданской и израильской полиции обычно избегали ненужных вопросов. Когда два столь не похожих друг на друга человека едут в одной машине, это почему-то убеждает, что им труднее сговориться. Билюнас был высокого роста, с очень светлыми волосами, голубыми глазами, являя собой облик типичного представителя скандинавских народов.

От Унейзы они направились в район холмов Эш-Шара и целый день безрезультатно ждали нужного им человека. Солнце светило нестерпимо. Пытаясь спрятаться в тени автомобиля, они обливались потом, проклиная свое руководство, палестинцев, МОССАД и весь мир. Сам Паулис оказался очень предусмотрительным человеком. Они пили спасительный чай, который Билюнас захватил на всякий случай в пяти больших термосах. Это как-то утоляло жажду и делало не столь изнурительным пребывание под сорокаградусным солнцем.

Наконец в третьем часу ночи послышался треск моторов. На подъехавшем к ним грузовике был тот самый палестинец, которого они ждали.

Его одежда была порвана, он был весь в пыли и грязи, но глаза весело блестели, он был даже немного пьян. Обменявшись паролем, они забрали его в свой джип и выехали по направлению к городу.

Видимо, от пережитых волнений палестинец говорил очень много, захлебываясь от радости, что все трудности уже позади. Меджидов говорил с ним по-арабски, пока Паулис, не знавший этого языка, вел машину, напряженно всматриваясь вперед.

– Почему ты опоздал? – спросил Меджидов, обратив внимание на излишне возбужденный вид своего подопечного и его порванную одежду.

– Мы наконец смогли это сделать, – засмеялся палестинец, – мы это сделали.

– Что вы такое сделали? – не понял тогда Меджидов.

– Была редкая возможность уничтожить семью Левина, – тонким голосом радостно сообщил палестинец, – их отец – офицер МОССАДа, и они приехали на отдых к своей сестре. Я не мог упустить такую возможность. Мы убили их всех. Не ушел никто. Ни один человек. Вся семья Александра Левина погибла. Все до единого, никто не ушел.

– Что он говорит? – спросил Билюнас, обративший внимание на возбужденный тон палестинца.

– Они убили семью одного из офицеров МОССАДа, – нахмурившись, мрачно сказал Меджидов по-английски.

– Да, да, мы сделали это, – понял слова Меджидова террорист. Он неплохо говорил по-английски, – я сам… как это на английском, трахнул его жену. Ах, как она визжала подо мной, как сопротивлялась. – Он вдруг сказал по-арабски: – Ты не знаешь, как это сладко трахнуть еврейку, – и снова перешел на ломаный английский, – а потом мы их всех застрелили. И детей ее мы тоже убили, – он говорил, почти скуля от радости, визгливым голосом, бьющим по нервам.

– Разве Аллах разрешает убивать детей? – спросил вдруг серьезно Билюнас.

– А мы не спрашиваем разрешения, – оскалился террорист, – нужно убивать своих врагов. Вы, русские, не верите ни в Аллаха, ни в Христа.

– А ведь Бог есть, – мрачно сказал Билюнас.

Террорист снова засмеялся. У Меджидова начался нервный тик, а Билюнас, более не сказав ни слова, продолжал напряженно всматриваться вперед.

Они проехали еще километров десять, пока террорист, все время прикладывающийся к термосу, не взмолился:

– Остановите, я выйду немного отлить.

Билюнас резко затормозил, и палестинец побежал к дереву, стоявшему прямо у дороги.

– Он что-нибудь еще сказал? – спросил сквозь зубы Билюнас, не поворачивая головы.

– Говорит, что это приятно, мерзавец. Убили и жену, и детей этого офицера, – зло сказал Меджидов, – будь проклята наша работа и весь мир.

Паулис посмотрел в ту сторону, куда ушел палестинец и почему-то достал пистолет.

– С ума сошел? – спросил изумленный Меджидов. – У нас приказ доставить этого негодяя живым.

– Верно, – Билюнас хладнокровно проверил оружие, – но мы его не сможем спасти. Мы его не доставим в Москву, – убежденно сказал он, – никто не дает права убивать детей. И мы его не имеем права спасать.

Меджидов вдруг понял, что спорить бесполезно.

Террорист, радостно повизгивая, бежал к машине, когда Билюнас поднял свой пистолет. С расстояния пяти метров промахнуться невозможно. Палестинец не успел даже испугаться и с радостным выражением лица упал на песок. Потом они долго ехали и молчали.

– Мне подать рапорт? – наконец произнес Билюнас уже на рассвете, когда они подъезжали к городу.

Меджидов молчал.

– Иди ты к черту, – наконец выдавил он.

– Мы коммунисты, – убежденно сказал Билюнас, – мой отец погиб в апреле сорок пятого в Вене. Я его никогда не видел. Неужели он погиб за этого подонка? Не хочу верить.

– Мы не выполнили приказа, – вздохнул Меджидов, – теперь нужно придумать подходящее объяснение.

– Бог все-таки есть, – убежденно сказал Паулис, – этот человек не имел права ходить по земле. Он был обречен.

Больше они никогда не говорили об этом. И никогда не вспоминали этого террориста, убитого на холмах Эш-Шара.

Вспоминая теперь об этом, Меджидов в который раз подумал, что аккуратный, предусмотрительный Паулис никогда не устраивал бы истерических полетов с двенадцатого этажа, если бы не произошло нечто исключительное. Или его выбросили другие? Второе было больше похоже на истину.

В это время в специальном морге бывшего Комитета государственной безопасности СССР, а ныне реанимационном отделении новой российской Федеральной службы контрразведки, генералы Вадим Георгиевич и Николай Аркадьевич пытались ответить на мучающий их вопрос – откуда убийцам стало известно о приезде в Москву майора Корина? Если предположить, что кто-то мог прослушать телефоны в засекреченном Центре ФСК, значит, в их государстве действует еще одна, более компетентная служба безопасности, чем их собственная. Это признавать было невозможно. Но и не признавать очевидного факта они не могли. Оба генерала, осунувшиеся и как-то сразу постаревшие, понимали – подозрения падут именно на них, имевших основной контакт с руководителем группы «О».

Корин приехал на поезде, в сопровождении группы ФСК, и поначалу все шло как нельзя лучше. В Тулу лететь было совсем недалеко, и группа была на месте через час после получения сообщения. Рано утром, когда поезд отходил в Москву, трое сотрудников ФСК вошли с Кориным в вагон, при этом один из них сел прямо напротив контролируемого объекта. В Москву они прибыли вовремя. И Корин, выйдя из вагона, даже зашел в буфет позавтракать. Двое сотрудников стояли рядом с ним, и одна из них – молодая женщина – даже передала ему свою соль. Видимо, эта обыденность происходящего несколько успокоила сотрудников и, когда Корин вышел на привокзальную площадь, никто из них не оказался непосредственно рядом с ним.

Когда неизвестный «Шевроле» резко затормозил и раздались выстрелы, стоявший в пяти метрах от Корина сотрудник ФСК успел только сделать два шага и толкнуть уже падающего Корина. Другие не успели даже достать пистолеты. Правда, при выезде «Шевроле» с площади один из подстраховывающих сотрудников успел сделать три выстрела по автомобилю, но они только усилили общую панику.

Выслушивая эти донесения, Вадим Георгиевич все время вытирал большим платком обильно потевшую большую теменную лысину. Ему было уже под шестьдесят, и при переаттестации сотрудников ФСК некоторые даже намекали ему на его возраст. На Николая Аркадьевича вообще невозможно было смотреть без сострадания. Молодой генерал понимал, что его блестящая карьера может рухнуть в связи с этими событиями, и с ужасом представлял себе, что его ждет при разборе этих происшествий. Высокий, красивый, мордастый, с густой каштановой шевелюрой, он нравился женщинам. А занимаемая им должность делала его значительнее в собственных глазах, придавая абсолютную значимость и убежденность его поведению.

– Мы должны установить, каким образом произошла утечка информации, – тихо предложил Вадим Георгиевич, – нужно быстро, без лишнего волнения составить список всех сотрудников, знавших или слышавших о приезде Корина.

– Уже составили, – Николай Аркадьевич вытащил бумагу, – здесь все, кто мог даже случайно узнать.

– С кого начали? – бесцветным голосом поинтересовался старший генерал.

– Простите, Вадим Георгиевич, с вас, – виновато развел руками Николай Аркадьевич.

– Директор ФСК. Он тоже был в курсе, – устало напомнил Вадим Георгиевич.

– Вы его подозреваете? – изумился молодой генерал.

– Нет, но он сам просил включить его в список. Чтобы все поняли – никаких исключений. Значит, мы трое, четверо сотрудников технического управления, трое из аналитического, знавшие о наших поисках, трое оперативников, привозивших Меджидова. Этих можно смело исключить, они ничего не знали о приезде Корина. Четверо членов группы, наблюдавших за Кориным. Этих нужно проверять особенно тщательно. Как, впрочем, и всех остальных. Может, у кого-то были контакты с Кориным еще до нашего расследования.

– Мы проверяем, – кивнул его собеседник.

– Это дело принципа, нашей профессиональной чести, – вспомнил слова Директора ФСК Вадим Георгиевич, – иначе нас просто выгонят из органов, как зарвавшихся дилетантов. Как идет поиск подполковника Сулакаури?

– Пока ничего.

– Задействуйте всех свободных сотрудников. Московское управление уже о нем знает. Свяжитесь с ними для более тесного контакта. Что с остальными?

– С Подшиваловым тоже… накладка, – сумел выдавить Николай Аркадьевич.

– Это я уже понял по вашему лицу. Что там случилось?

– Он позвонил домой. И жена сказала ему, что звонил Кямал. Мы сумели установить, из какой гостиницы Махачкалы был звонок, но когда туда прибыла наша оперативная группа, его там уже не было. А ведь наши люди прибыли на место через минут пятнадцать-двадцать после звонка.

– Думаете, нас опять кто-то опередил?

– Невозможно, товарищ генерал. Дежурная видела, как Подшивалов быстро уходил сам. Даже сдал ключи от номера. Нет, тут что-то не так. По-моему, это был условный сигнал. Услышав имя Меджидова, он должен был немедленно скрыться. Что он и сделал. В этом нет никаких сомнений.

– Думаете, Кямал Меджидов ведет с нами двойную игру? – понял его намек Вадим Георгиевич.

– Все может быть. Уж слишком легко и быстро он согласился выдать всех своих сотрудников. За этим кроется какая-то тайна. Наши аналитики, изучив структуру личности Меджидова, пришли к выводу, что он так просто не может сдать своих людей. Он постарается сам выйти на убийц Коршунова и Билюнаса. Это его стиль. Он более замкнут, чем нам показалось вначале. Аналитики считают, что в его беседах бывает двойной, часто даже тройной пласт.