Текст книги "Атрибут власти"

Россия. Москва
25 января. Вторник

Сначала ему казалось, что он лежит в своей кровати. Затем, пошевелившись, понял, что у него затекла рука. Болело правое плечо. Павел недовольно поморщился, решив повернуться на другой бок. И обнаружил, что не может этого сделать. Более того, появилось полное ощущение, будто какая-то неведомая сила тянет его в разные стороны. Он открыл глаза. Прислушался. В нос ударил отчетливый винный запах. Неужели он перепил? Где и когда? Почему он здесь, как он сюда попал? Почему ничего не помнит? А если пил, то где и с кем? Зачесался глаз, и Павел попытался поднять правую руку, но почувствовал неожиданную боль. Поднял левую руку и почесал глаз. Затем огляделся, дернул правой рукой. Она была словно привязана. Он недоуменно глянул на руку. Так и есть – прикована наручниками к какой-то металлической стойке. Он застонал, пытаясь развернуться. И обнаружил, что его правая нога тоже прикована. Павел изумленно уставился на наручники. Что бы это значило? Или такая глупая шутка его коллег? Кто надел на него наручники? Как он здесь оказался?

– Эй! – крикнул Павел. – Кто здесь есть?

Ответом было молчание. Звук собственного голоса показался ему каким-то глухим, словно он находился в бочке. Может, в подвале? Но почему здесь такой стойкий запах вина? Или ему так кажется? Почему его приковали наручниками? Необходимо все вспомнить – вспомнить, что с ним произошло. Вышел из дома и потерял сознание? Нет, он еще поговорил с Малышевым – их соседом по дому, офицером Генштаба, подполковником. Значит, поговорил с Малышевым и потерял сознание? Нет, тоже неправильно. Затем поехал в издательство. Да, точно. Побывал там, встретился с главным редактором. Таким благожелательным и улыбчивым человеком. Кстати, как его зовут? Кажется, Игорь Вячеславович. Да, точно. Крупный мужчина высокого роста… А что было потом?

Болела правая рука, и Павел невольно снова потянул эти чертовы наручники. Интересно, его собираются кормить? Может, дадут хотя бы воды? Он огляделся. Глаза постепенно привыкали к полумраку. В тусклом, пробивавшемся откуда-то сверху свете удалось разглядеть, что он находится в довольно просторном помещении. Но почему его приковали наручниками? Чего они боятся? Значит, он вошел в издательство, поговорил с главным редактором, а потом… Что было потом? Вроде бы он вошел в кабину лифта. Спустился вниз. Вышел из здания – и все… Дальше ничего не было. Дальше он ничего не помнит. Он двинулся к своей машине, и тут… Что там случилось? Павел снова потянул руку. Она сильно болела. И вдруг вспомнил. Кажется, был какой-то укол. Наверное, ему вкатили сильный наркотик, и он потерял сознание. А потом его привезли сюда.

– Здесь есть кто-нибудь? – снова крикнул Павел.

И снова тишина в ответ.

Может, его с кем-то спутали? Наверняка перепутали, коли похитили. Он, конечно, не самый бедный человек, но если похитители рассчитывают на крупную сумму, то они ошиблись. Больших денег у них нет. К тому же они лишь недавно переехали в новую квартиру, а во время переезда тратится столько денег на всякие ненужные мелочи. Павел попытался вспомнить, сколько денег у них осталось. Кажется, тысяч шесть или семь на карточке. Еще несколько тысяч у жены. Вот и все сбережения. И из-за таких денег его похитили? Это невозможно. Между тем, судя по тому, как ловко его взяли, действовали профессионалы. А судя по наручникам – они его опасаются. Значит, выяснили, что он занимался спортом, пятиборьем…

Наверху послышался какой-то шум, и Павел поднял голову. Где-то открылась дверь. Он увидел свет и невольно зажмурился. Послышались тяжелые шаги – к нему кто-то спускался по узкой лестнице. Павел не мог разглядеть, кто это. Понял только, что какой-то крупный мужчина и абсолютно ему незнакомый.

– Кто вы такой? – спросил он его. – Почему я здесь?

Мужчина ничего не ответил, только поставил рядом с Павлом две пластиковые бутылки с водой и тарелку, накрытую салфеткой.

– Что это? – задал вопрос Абрамов, но снова не получил ответа.

Вместо этого мужчина наклонился к нему и неожиданно отцепил один конец наручников у правой ноги. Но Павел не успел обрадоваться, как этот конец защелкнулся на другой его ноге. Теперь он, если б захотел, смог бы передвигаться, но только мелкими шажками.

Мужчина вкрутил небольшую лампочку, и сразу стало светлее. Затем снял наручник с руки. Павел потер затекшую правую руку.

– Туалет, – показал мужчина на какую-то дверцу в углу.

Это было единственное слово, которое он произнес, однако Павлу показалось, что он уловил какой-то странный акцент. Хотя судить по одному слову невозможно.

– Подождите! – закричал он. – Почему меня здесь держат?

Но мужчина уже поднимался вверх по лестнице.

– Черт возьми, – пробормотал Абрамов, – кажется, этот тип не слишком разговорчив.

Он жадно съел всю еду, выпил воды. И его чуть не стошнило. Павел почувствовал неприятные колики в боку и едва не упал, когда попытался быстро подняться. Проклятые «браслеты» на ногах сковывали все движения. Он с трудом доковылял до туалета. А потом всю ночь просидел у пустых бутылок, пытаясь понять, что же с ним происходит.

Еще несколько дней подряд все тот же мужчина приносил еду и воду. Причем оставлял запас сразу на весь день. И больше не появлялся, из чего Павел сделал вывод, что этот тип не живет в доме, а приезжает сюда в разное время. Благо, часы у него никто не отнимал. Ему понравился биотуалет, который был здесь установлен. На второй день неизвестный принес матрац, простыню, подушку, одеяло. Они были чистыми, это Павла порадовало. Он сам застелил себе постель.

А еще через неделю Абрамов решил, что нужно бежать. Кормили его неплохо, воду тоже давали. Правда, поначалу есть приходилось без вилок и ножей, но на третий день ему стали давать пластиковые столовые приборы. Иногда приносили фрукты. Раздражали только эти оковы на ногах. Однако постепенно Абрамов к ним даже привык. Беспокоила лишь полная неопределенность – было непонятно: кто и зачем его похитил? Павел начал обдумывать план побега.

Он решил, что для начала должен нейтрализовать своего сторожа – здорового молчаливого типа, ежедневно спускающегося к нему.

Судя по его виду, этот амбал наверняка был подготовленным человеком. Следовательно, ему надо нанести такой точный удар, который его свалит. Затем забрать у него ключи, чтобы не семенить в наручниках на ногах. Абрамов усмехнулся: «Наручники на ногах!» Правильнее назвать их наножниками. Но это не меняло сути его решения. Ему надоело сидеть в этом подвале. Он не может больше ждать, когда его жена сойдет с ума от неизвестности. Да и маленькая Алина, наверное, плачет, без конца спрашивая, куда исчез ее папа. Все, ждать больше нечего. Надо постараться сбежать отсюда. Тем более что этот молчун даже не пытается ему объяснить, зачем его похитили и что собираются с ним сделать.

Павел обдумал весь план в деталях. Нужно выбрать время и нанести один точный удар. Он знал, куда бить. А рука у него сильная – сказались многолетние занятия спортом. Оставалось выбрать удобный момент и наконец осуществить этот рискованный план.

Россия. Москва
28 января. Пятница

На этот раз Курыловичу был заказан номер в отеле «Радиссон», куда он приехал прямо из аэропорта. А через два часа он спустился в ресторан, находящийся здесь же, на первом этаже.

В ресторане подавали баварские сосиски с пивом. Курылович не любил немецкую кухню, поэтому заказал себе только пиво, без сосисок. И почти сразу же в зал вошел генерал Дзевоньский. Увидев его, Курылович почтительно вскочил.

– Садитесь, – махнул ему рукой генерал, усаживаясь рядом, затем положил на стол небольшую папку, которую принес с собой. – Мне тоже пива, – сказал он подоспевшему официанту.

Курылович облизнул полные губы. У него были рыжие волосы, одутловатое лицо, выпученные глаза и курносый нос – довольно запоминающаяся внешность. Он часто выполнял деликатные поручения Дзевоньского. Его земляк хорошо платил и никогда не задавал ненужных вопросов.

– Как погода в Варшаве? – осведомился Дзевоньский.

– Тоже холодно, – ответил Курылович, – но не так, как в России.

– У нас не может быть так, как в России, – недовольно заметил Дзевоньский. Они говорили по-польски тихо, чтобы не привлекать внимания немногочисленных посетителей. – Мне опять нужна ваша помощь, – сразу же перешел он к делу. – Речь пойдет о журналисте, которого похитили несколько дней назад.

– О каком журналисте? – насторожился Курылович.

Официант принес заказанное пиво в большой стеклянной кружке. И только когда он ушел, Дзевоньский недовольно проворчал:

– Я считал вас серьезным человеком, пан Курылович. А вы позволяете себе, появляясь в Москве, не читать местной прессы. Вы думаете, что ездите сюда на прогулку? Я полагал, что еще в аэропорту вы купили столичные газеты, чтобы сориентироваться в сегодняшней ситуации, знать, что тут происходит.

– Я просто не успел, – сразу соврал Курылович. – Взял целую пачку газет, они у меня в номере, только не успел их просмотреть.

Дзевоньский с обоснованным подозрением хмуро посмотрел на ретивого собеседника.

– Не нужно мне лгать, – строго предупредил он. – Если я сейчас поднимусь к вам в номер и не найду газет, это будет повод с вами расстаться.

– Они у меня, – храбро заявил Курылович, сообразив, что отступать нельзя. – Мы можем подняться, и я их вам покажу.

В крайнем случае, он уже был готов свалить все на служащих отеля и заявить о пропаже сумки, в которой находились сегодняшние газеты, якобы купленные в аэропорту. Дзевоньский не стал проверять, хотя и чувствовал, что ему врут.

– Несколько дней назад исчез известный журналист Павел Абрамов, – вполголоса сообщил генерал. – В Москве его считают одним из лучших современных тележурналистов. Поиски ведутся уже несколько дней, но пока безрезультатно. Нужно сделать так, чтобы эта тема постоянно муссировалась в средствах массовой информации. Необходимо превратить пропавшего журналиста в настоящего героя. Персону номер один в этой стране. Чтобы каждый день потрясенные читатели и телезрители читали и смотрели репортажи об исчезнувшем Абрамове. Вы меня понимаете?

– Вам нужно его раскрутить? – понял наконец Курылович.

– Мне нужно, чтобы вы снова встретились с Холмским и объяснили ему нашу задачу. Абрамов должен стать национальным героем. Неплохо бы вспомнить его счастливое детство, его пионерские подвиги. Если их нет, надо придумать. Намекнуть, каким хорошим сыном он был, как честно отслужил на Северном флоте три года. Рассказывать о его журналистской честности и компетентности. Одним словом, его имя и его портрет должны войти в каждый российский дом, в каждую семью.

– Я вас понимаю, – быстро кивнул Курылович. Он очень боялся очередного прокола.

– Найдите Холмского и поставьте ему конкретную задачу, – продолжил Дзевоньский. – Нужно сделать из этого журналиста настоящую звезду. Чтобы о нем говорил весь мир. Чтобы, прильнув к экранам телевизоров, его возвращения ждали тысячи женщин. Чтобы его таинственное исчезновение потрясло всех добропорядочных граждан. Одним словом – максимум слез, восторгов и информации об этом человеке. В ближайшее время о нем должны писать и говорить больше, чем о президенте страны, папе римском и Генеральном секретаре ООН, вместе взятых.

– Мы все сделаем, – облизнул полные губы Курылович, – все, что вы говорите. Каков объем финансирования?

– Как и прежде. Полмиллиона долларов. Деньги наличными в три этапа. Ваши расходы оплачиваем отдельно. И премиальные после завершения нашей кампании. Все мои прежние телефоны можете выбросить, я уже сменил номера и теперь сам буду вам звонить. У вас есть вопросы?

– Никаких, пан Дзевоньский. Я сделаю все, что смогу.

– Договорились. Вот здесь папка с вырезками из российских газет. И краткая биография Абрамова. Возьмите и передайте эти сведения Холмскому. Будет правильно, если вы встретитесь с ним уже сегодня. А вечером я вам сам позвоню. Разумеется, он не должен знать, от кого исходит данный заказ.

– Этого вы могли бы не говорить, – улыбнулся Курылович.

– Вот вам деньги на текущие расходы, – достал из кармана конверт Дзевоньский, – здесь десять тысяч долларов. Оплата вашего билета, командировочных, отеля. За пиво я сам заплачу.

– Не нужно, – великодушно отказался Курылович, – я здесь живу и могу вас угостить кружкой пива.

– Можете, – согласился Дзевоньский, – но я этого не хочу.

Он передал конверт Курыловичу и оставил тысячерублевую купюру на столе. Затем поднялся и, кивнув на прощание, вышел из ресторана. Курылович посмотрел на лежавшую купюру. За кружку пива это слишком много. Даже учитывая зверские цены в Москве. И за две кружки тоже много. Конверт с деньгами приятно оттягивал внутренний карман. Но эта купюра тоже не должна здесь оставаться. Он огляделся по сторонам и забрал деньги. С какой радости оставлять на столике целое состояние для этого нерадивого официанта? Правильнее заплатить ему по счету, а лишние деньги оставить себе.

Курылович подозвал официанта и попросил принести счет. А когда его подали, улыбнулся. Пиво обошлось в два раза дешевле, удалось даже оставить официанту на чай. Непорядочные люди не бывают непорядочными в чем-то одном, они жертвы своих пороков. Курылович достал записную книжку и посмотрел на часы. Если даже Холмский сейчас в реанимации или на операционном столе, он все равно постарается с ним увидеться. Слишком большая сумма поставлена на кон. Курылович набрал номер на мобильном аппарате и дождался ответа.

– Аркадий Яковлевич, – обрадовался он, – это я, пан Ежи Курылович. Когда мы можем с вами увидеться? У меня к вам важное дело. Очень важное.

– Завтра утром, – сразу ответил Холмский. – Завтра суббота, и мы сможем спокойно поговорить. Жду вас утром, приезжайте ко мне в офис часам к десяти.

– Договорились, – согласился Курылович. Он убрал телефон и счастливо усмехнулся.

Из этих пятисот тысяч долларов можно будет украсть тысяч сто. И забыть о всех проблемах. Курылович подумал, что еще несколько таких дел, и он сможет открыть в Польше собственный новый бизнес. Он давно мечтал иметь небольшой ресторан, конечно, с польской кухней и без этих баварских сосисок.

Россия. Москва
29 января. Суббота

Курылович приехал в офис к Холмскому в хорошем настроении. Успев сообщить Дзевоньскому о предстоящей встрече, он появился в офисе, уже имея соответствующие полномочия своего заказчика.

Холмский принял его гораздо радушнее, чем в прошлый раз. Теперь Аркадий Яковлевич знал, что имеет дело с серьезным и финансово состоятельным господином, готовым платить очень крупные суммы за свои прихоти. Холмский был проницательным человеком и понимал, что сам Курылович не может быть заказчиком. Но его не слишком интересовало имя подлинного заказчика, ему было достаточно этого жуликоватого посредника, чтобы, с одной стороны, получать задания, на реализацию которых тратятся такие огромные деньги, а с другой – иметь свой никем не учтенный процент.

– Вы сегодня без вашего чемоданчика, – улыбнулся Холмский гостю. В руках у Курыловича была лишь небольшая папка. Он сел в предложенное кресло.

– С чемоданчиком проблем не будет, – сразу пообещал Курылович. – Хочу вас поблагодарить за нашу первую совместную операцию. Вы очень удачно провели рекламную кампанию по раскрутке спектакля.

– Всегда готов помогать нашей культуре, – развел руками Холмский, – тем более когда за эту помощь платят наши польские друзья.

– Не сомневаюсь, что вы говорите искренне, – восхитился Курылович, оглядываясь по сторонам. – У нас к вам опять важное дело.

– Можете говорить, – разрешил Аркадий Яковлевич, – здесь нас никто не услышит.

– Речь идет об известном журналисте, – сообщил Курылович, протягивая папку, – который исчез несколько дней назад. Мы были бы вам очень благодарны, если бы в газетах и на телевидении появились материалы об этом благородном человеке.

Холмский придвинул к себе папку, открыл ее и нахмурился. Он сразу понял, о ком идет речь. Уже несколько дней все средства массовой информации периодически сообщали о загадочном исчезновении видного тележурналиста Павла Абрамова. Холмский об этом и слышал, и читал. Но теперь, листая подшивку, чувствовал, как в нем зарождаются сомнения.

Когда его попросили провести рекламную кампанию в пользу спектакля Сончаловского, он еще мог привести некие разумные доводы для такой акции. Поляки платили огромные деньги только за рекламу этого спектакля. Холмский не верил в альтруизм, он был для этого достаточно прагматичным скептиком. И все же какие-то резоны в пользу подобного решения сумел бы сформулировать. Возможно, поляки хотели пригласить Сончаловского для постановки масштабной исторической картины, и им важно было поднять его престиж. Или какой-нибудь богатый спонсор, давший денег на постановку спектакля, хотел таким необычным образом вернуть свои дивиденды. Правда, тратя такие огромные деньги на рекламу, спонсор просто обязан понимать, что театральные билеты никогда не покроют столь значительных сумм. Тем не менее какие-то мотивы могли найтись…

Но исчезнувший журналист, судьба которого так волновала неизвестных спонсоров, не мог принести никаких дивидендов по определению. Тогда зачем таинственный заказчик готов платить огромные деньги за имидж какого-то телеведущего? Неужели этого поляка с выпученными глазами так волнует судьба российского журналиста? К тому же не самого богатого и не самого известного. Чем больше читал Холмский, тем больше он нервничал, не понимая, почему ему принесли эти материалы. Затем он взглянул на Курыловича.

– Я не совсем понимаю, что нам нужно делать, – признался Аркадий Яковлевич, – о нем и так пишут все газеты.

– Нужно сделать из него настоящего героя, – пояснил Курылович, – подать историю его исчезновения как истинную трагедию, рассказать о ней так, чтобы все вокруг плакали. Устроить вокруг нее настоящий ажиотаж.

– Зачем? – спросил Холмский. – Вы можете мне сказать – зачем?

– Сначала назовите сумму, – предложил Курылович, – а потом мы обсудим и этот вопрос.

– Смешная цена. Про него будут писать бесплатно. Ну, предположим, сто или двести тысяч долларов. Каков ваш бюджет на этот раз?

– Четыреста тысяч, – сообщил Курылович ошеломляющую цифру. – Но вы распишетесь за пятьсот.

– Полмиллиона долларов за то, чтобы газеты писали об этом пропавшем журналисте? Вы считаете меня сумасшедшим? Скажите, зачем вам это нужно?

– Мы выплатим вам деньги в три этапа, – проигнорировал его вопрос Курылович. – Выплаты будут наличными. Вы опять сомневаетесь?

– Нет, – хрипло ответил Холмский, – я уже не сомневаюсь. Вы деловой человек, Курылович. Только удовлетворите мое любопытство. Зачем вам все это нужно?

– Может, кто-то хочет сделать из него идола! Или создать новую легенду. – Пожал тот плечами. – А зачем вам ненужные сомнения?

За такие деньги можно раскрутить любое ничтожество, сделать из олуха настоящего гения. Разве не так?

– Так. Но Абрамов уже давно популярный человек. Его и так все хорошо знают. Кроме того, о нем сейчас бесплатно пишут все газеты, о нем говорят на всех каналах. Зачем тогда платить такие деньги?

– Интерес может пропасть, а вам его нужно искусственно поддерживать. Я не понимаю ваших вопросов, господин Холмский. Вы отказываетесь?

– Конечно, нет. Я согласен на все ваши условия. Если нужно сделать из этого Абрамова нового мессию, за такие деньги я постараюсь таким его и представить. В общем, я согласен на все ваши условия. Но когда мы закончим, обещайте, что вы удовлетворите мое любопытство.

– После того, как все закончим, – подтвердил Курылович. Он тоже был готов на любые условия, лишь бы начать работу. Потом можно будет придумать все, что угодно…

– Вы хотите, чтобы мы раскрутили самого Абрамова или историю его исчезновения?

– Мне важно, чтобы о нем появилось как можно больше материалов. Любых. И в любых комбинациях.

– Мы все сделаем, пан Курылович. Когда вы привезете деньги?

– Первый транш в понедельник. Сто пятьдесят тысяч долларов.

– Договорились. Можете не сомневаться, мы сделаем из него настоящего героя. Хотя я все равно не понимаю, зачем вам это нужно. Но кто платит, тот и заказывает музыку.

Через два дня Курылович передал Холмскому деньги и честно вычел из этой суммы тридцать тысяч долларов, как раз те двадцать процентов, которые сразу зарезервировал для себя. И улетел на следующий день в Польшу, чтобы снова вернуться в Москву через две недели и выплатить следующие сто пятьдесят тысяч, опять же вычтя из них тридцать.