Текст книги "Золотое правило этики"

Глава шестая

В комнату вошел высокий мужчина с выщипанными бровями и короткой стрижкой. Он был одет в голубой халат. Лицо чуть вытянутое, глаза серые.

– Добрый день.

Дронго отметил достаточно высокий голос и отсутствие напряжения в лицевых мускулах, какое обычно бывает у гомосексуалистов. Он всегда с уважением относился к людям любой ориентации, справедливо полагая, что человека необходимо уважать за его нравственные качества, а не за партнеров, с которыми он проводит время.

– Здравствуйте, – ответил Дронго. – Значит, вы и есть тот самый Филипп Станиславович, о котором говорят, что он гений массажа?

– Не нужно меня перехваливать. – Половцев смутился. – Я, конечно, мастер, профессионал, но далеко не гений. Я все еще пытаюсь учиться.

– Это в вас говорит природная скромность. – Дронго показал на свободный стул и предложил: – Садитесь, пожалуйста.

Они расположились на трех стульях.

– Я эксперт по вопросам преступности. Меня обычно называют Дронго. А это мой напарник – господин Эдгар Вейдеманис.

– Очень приятно. – Филипп Станиславович улыбнулся. – Чем я могу быть вам полезен? Догадываюсь, что вы будете спрашивать меня о госпоже Концевич. Чудесная женщина с прекрасным телом. Она ведь постоянно держала себя в нужном тонусе. С ней было просто приятно работать.

– Но в тот день она исчезла, – напомнил Дронго.

– Это ужасная трагедия, – заявил Филипп Станиславович. – Я просто теряюсь в догадках. Не понимаю, что именно произошло. Сюда приезжали грубые и невоспитанные люди, от которых так дурно пахло! Они отличались дикими манерами.

– Сложно требовать от полицейских таких же манер, как от преподавателей консерватории. – Дронго улыбнулся.

– Для начала они могут быть просто воспитанными и вежливыми людьми, – возразил Филипп Станиславович.

– Согласен, – кивнул Дронго, – но у них грубая профессия. Вы не можете вспомнить тот день, когда исчезла Тамара Концевич?

– У меня абсолютная память. Есть и журнал регистрации, – пояснил Филипп Станиславович. – Поэтому я с точностью до минуты могу сказать, что делал и где именно был.

– Журнал у вас?

– Конечно. Он лежит здесь, в шкафу. А другой журнал, где регистрируются наши клиентки, находится у дежурной, тети Любы.

– Сколько лет этой тете? – спросил Дронго, учитывая, что его собеседнику было хорошо за сорок.

– Примерно лет пятьдесят, – ответил Филипп Станиславович. – Но ее все здесь называют тетей Любой. Поэтому я так и сказал.

– Тогда понятно. Можно посмотреть ваш журнал?

– Конечно. – Филипп Станиславович поднялся, достал журнал из шкафа и протянул его гостям.

Дронго внимательно просмотрел его, не стал возвращать и спросил:

– Во многих местах у вас зачеркнуты фамилии клиенток. Можно уточнить, с чем это связано?

– Женщины!.. – с улыбкой пояснил Филипп Станиславович. – У них ведь планы иногда меняются прямо на ходу. Сначала записываются, просят оставить для них окно, а в последнюю минуту отменяют визит. Таких случаев очень много. Правда, за это они должны платить, чтобы компенсировать наш простой. Но разве деньги имеют значение для наших обеспеченных клиенток? Наш салон ведь один из самых дорогих в городе!..

– Где работают лучшие специалисты, – вставил Дронго, который умело играл на тщеславии и нарциссизме своего собеседника.

– Да, – согласился Филипп Станиславович. – Здесь работают самые опытные и квалифицированные мастера. Надеюсь, что я тоже вхожу в их число.

– Безусловно. Вот я вижу, что в тот день у вас две записи зачеркнуты. Причем так, словно вы пытались сделать их совершенно нечитаемыми. Я могу узнать, кто там был записан?

– Это не секрет. Я прекрасно помню. Записалась Тамара Концевич и Маквала Никурадзе. Потом обе отменили свои визиты.

– Подождите. Но ведь госпожа Концевич приехала в салон в тот день, разве нет?

– Это ничего не значит. Она часто так делала, когда куда-то спешила. Укладка, маникюр, макияж – все это занимает несколько часов. На остальные процедуры у дам не остается свободного времени. Поэтому они отменяют свои визиты ко мне, но деньги исправно платят в кассу. Хотя раньше наши основные клиентки вносили только годовые суммы.

– Большие?..

– Смешные для оплаты труда таких мастеров, как мы, и очень большие для обычных граждан. Кажется, двенадцать тысяч долларов. Или около того.

– Наверное, репутация салона стоит таких денег?

– Конечно, стоит. Следователи меня тоже расспрашивали об этом дне. Но пару лет назад годовые талоны отменили. Теперь все клиентки платят за каждую процедуру в отдельности. В тот день госпожа Концевич отменила свой массаж, как она обычно делала в последние дни. Я честно сказал, что не видел ее в день исчезновения.

– Она отменила массаж, когда появилась в салоне или еще раньше?

– В салоне госпожа Концевич зашла бы ко мне и все сказала бы. Нет, она позвонила утром.

– Спасибо, теперь мне все понятно. А где сидит ваша тетя Люба?

– Рядом с кассой. Вы можете пройти отсюда до большого зала, а потом повернуть налево.

– Спасибо, – сказал Дронго. – Мы так и сделаем. – Он поднялся со стула.

Филипп Станиславович несколько удивленно, даже обиженно взглянул на него и осведомился:

– Вы не хотите больше ничего спросить?

– Думаю, что нет.

– Как странно. Следователи мучили меня часа четыре. Расспрашивали о визитах госпожи Концевич, о том, как она себя вела, с кем разговаривала во время наших сеансов, какой клиенткой была. Они задавали мне целую кучу вопросов. Потом появлялись другие следователи. Вернее сказать, частные детективы. У них тоже было очень много вопросов. А вас заинтересовал только мой журнал. Очень странно.

– Господин Дронго вообще странный человек, – пояснил Вейдеманис. – Поэтому многие не понимают его методов работы.

Эксперты вышли из комнаты.

– Как тебе это нравится? – спросил Дронго.

– Твоя версия кажется мне убедительной, – ответил всепонимающий Вейдеманис. – Только не могу понять, что именно ты собираешься найти в доме Концевича. Там уже не осталось никаких следов.

– А ты подумай, – предложил Дронго. – Могу даже дать подсказку. Я не собираюсь ничего искать. Только покопаюсь в сумках Тамары Концевич, о которых я спрашивал у людей, сопровождавших ее в поездках.

– Все равно не могу понять, что именно ты собираешься там найти. Что такого особенного, чего не заметили все остальные?

– Подумай еще раз. Даю вторую подсказку. Она была моделью и часто выступала на подиуме в молодые годы. Вот, кажется, мы и пришли.

У кассы сидела миловидная девушка азиатской внешности. Рядом за столиком расположилась женщина лет пятидесяти. Она строго посмотрела на гостей. Мужчины появлялись здесь нечасто.

– Извините. – Дронго подошел к ней. – Вы регистрируете клиенток салона?

– Регистрирую, – мрачно подтвердила женщина. – А вы кто такой? Почему я должна перед вами отчитываться?

– Мы здесь с разрешения Анжелики Гавриловны, – пояснил Дронго. – Она позволила нам сюда приехать. Мы расследуем исчезновение госпожи Концевич.

– Понятно. Из милиции? Или сейчас вас уже полицаями называют?

– Полицаи служили у фашистов, – терпеливо пояснил Дронго. – А бывших сотрудников милиции теперь называют полицейскими. Но мы не из полиции, а из другого ведомства.

– Понятно, – повторила тетя Люба. – Так что вам нужно? Все рыскаете, ищете эту сбежавшую женщину?

– Почему сбежавшую?

– А куда она могла деться? Сбежала, конечно. Понятное дело.

– Как она могла это сделать?

– Не знаю. – Тетя Люба нахмурилась, осознав, что сказала слишком много ненужного. – Сама не представляю. – Женщина тяжело вздохнула.

– Можно взглянуть на ваш журнал регистраций? – попросил Дронго.

– Нельзя, – строго ответила тетя Люба. – Без разрешения Анжелики Гавриловны никак невозможно.

– Хорошо, – согласился Дронго. – Сейчас мой напарник отправится к ней и договорится. Эдгар, зайди пожалуйста к Анжелике Гавриловне и попроси у нее разрешения.

Вейдеманис кивнул, собрался идти к кабинету директора, и тут они увидели Анжелику Гавриловну, спешившую к ним.

– Вы закончили с Филиппом Станиславовичем, – радостно произнесла директорша. – Очень хорошо. Что еще вас интересует?

– Журнал регистрации, – пояснил Дронго.

– Зачем? – не поняла директорша. – Какое отношение имеет журнал к исчезнувшей госпоже Концевич. Он предназначен для чисто формальных записей. У каждого нашего сотрудника есть собственный журнал.

– Не сомневаюсь. И все-таки мы хотели бы взглянуть.

– Тетя Люба, дайте им журнал, – натужно выговорила Анжелика Гавриловна.

Было заметно, что она нервничает.

Тетя Люба протянула журнал. Дронго раскрыл его и нашел записи на массаж к Филиппу Станиславовичу. Здесь почти не имелось вычеркнутых фамилий, тогда как в журнале Половцева таковые занимали едва ли не четверть всех записей.

– Очень интересно, – сказал Дронго, обращаясь к директорше. – Мы можем переговорить с вами наедине, уважаемая Анжелика Гавриловна?

– Конечно. – Лицо дамы покрылось красными пятнами. – Верните журнал, и мы пройдем в мой кабинет.

– Пожалуйста. – Дронго протянул журнал тете Любе и заметил, как Анжелика Гавриловна перевела дыхание.

Эта женщина испытывала немалое напряжение, пока журнал был у него в руках.

Они прошли в кабинет, напоминавший рабочее место успешного топ-менеджера. Роскошная дорогая мебель, последняя модель телевизора, современная панель управления телефонами, компьютером и персональной связью со всеми помещениями салона.

Хозяйка уселась в свое кресло, предложила гостям устраиваться поудобнее и осведомилась:

– Что вы будете пить? Коньяк, виски, мартини, джин или кофе?

– Ничего, – ответил Дронго. – Мы почти закончили.

– Сумели выяснить что-то новое? – спросила Анжелика Гавриловна и натянуто улыбнулась.

– После того как здесь столько дней работали следователи, выяснить что-то новое достаточно проблематично. Мы только побеседовали с Филиппом Станиславовичем, хотели выяснить привычки вашей прежней клиентки. Но он почти ничего не сказал. Мы понимаем, что это служебная тайна.

– У нас замечательный персонал! – радостно произнесла директорша, немного расслабившись.

– Не сомневаюсь. Именно поэтому у меня остался только последний вопрос?

– Какой? – любезно осведомилась Анжелика Гавриловна, уже не подозревая подвоха.

– Почему вы подменили журнал регистрации? – спросил гость. – Может быть, именно потому, что у вас такой идеальный персонал?

Улыбка сползла с лица директорши салона и тяжело шлепнулась на зеркальную поверхность стола. Она не смогла скрыть своего удивления и растерянности, не сумела изобразить возмущение. После того как Дронго вернул журнал тете Любе, эта дама была убеждена, что все прошло нормально. Тут неожиданно последовал такой резкий вопрос.

– Мы ничего не меняли. – Лицо Анжелики Гавриловны снова покрылось красными пятнами.

– Я легко докажу, что журнал подменили, – возразил Дронго. – Достаточно сравнить записи в этом журнале и в том, который ведет Филипп Станиславович. У него почти четверть замазанных фамилий. Этого нет в вашем общем журнале. Конечно, следователи и детективы, прибывшие к вам, проверяли общий журнал и ничего особенного там не находили. А заняться всерьез журналом вашего массажиста они даже не пытались. Его репутация своеобразного женоненавистника делала ненужными подобные проверки, тем более сравнение двух журналов. В тот день госпожа Концевич должна была лечь на массаж, но отменила эту процедуру еще утром, перезвонив непосредственно Филиппу Станиславовичу. Очевидно, схожая запись должна была быть и в общем журнале. Но после исчезновения Тамары Концевич вы быстро заменили журнал, исключили оттуда зачеркнутые фамилии.

– Вы обвиняете нас в похищении госпожи Концевич? – сумела выдавить Анжелика Гавриловна. – Но это неправда. Мы не причастны к этому никоим образом.

– Я могу с вами согласиться, – кивнул Дронго. – Но давайте не будем отвлекаться. Итак, поменять журнал было не так просто. Ваш обман мог раскрыться, когда здесь работали следователи и частные детективы. Они, конечно, не обращали внимания на ваш журнал. В конце концов, никаких следов исчезнувшей женщины мы там не найдем. Но, во-первых, у меня было несколько иное направление поиска. А во-вторых, я знаю, почему вы так быстро поменяли журнал.

– Хотите все-таки обвинить меня в похищении?

– Ни в коем случае. Все гораздо прозаичнее. Дело в больших деньгах, которые платят вам клиентки за свои пропущенные процедуры. Раньше был годовой абонемент, но вы все просчитали и поняли, какие доходы можно получить. Ваши клиентки – дамы очень занятые. Они часто отменяют или переносят свои процедуры. Но платить за просроченное время и простой профессионалов им все равно приходится. Вы имеете чудесную возможность присваивать эти деньги, не сдавать их в общую кассу. Вот такая своеобразная махинация.

– Уходите! – гневно произнесла Анжелика Гавриловна. – Я сейчас вызову полицию. Вы шантажист.

– Вызывайте, – спокойно согласился Дронго. – И настройтесь на то, что вам придется объяснять господину Концевичу, почему именно вы подменили журнал. Я еще могу поверить, что вы сделали это в силу обычных корыстных мотивов, пытаясь заработать деньги, и ваша подмена никак не связана с пропажей его супруги. Но обманутый и разочарованный муж вряд ли прислушается к таким вот вашим словам. При его возможностях, финансовых и организационных, он просто закроет этот салон или выгонит вас с работы. Может, вы со мной не согласны?

Высокая прическа Анжелики Гавриловны зашаталась. Она достала платок, вытерла уголки глаз.

– Я одна воспитываю двоих детей, – почти жалобно произнесла женщина. – Чего вы хотите? Зачем меня мучаете?

– Это как раз не входит в мою задачу. Я хочу только уточнить у тети Любы, насколько часто исчезнувшая госпожа Концевич отменяла свои массажи.

– Об этом ее спрашивали следователи, – вспомнила директорша.

– И какой они получили ответ?

– В последние месяцы она почти систематически так поступала.

– Значит, на этом деле работают и умные следователи, – заявил Дронго. – Это радует и впечатляет. Но дальше этого вопроса они не пошли и журналы не сверяли.

– Зачем? Мы честно рассказали им все, что знали. Никто из моего персонала не причастен к исчезновению госпожи Концевич, – сказала Анжелика Гавриловна. – Я могу ручаться за это своей головой. Всех людей я сама принимала и обучала. Никто из них не мог быть замешан в таком преступлении. Можете не сомневаться.

– Здесь я начинаю вам верить, – сказал Дронго. – Вернее, мне хочется это сделать.

– Это благородное желание, – вставил Вейдеманис.

– Мы рассказали следователям все, что знали. Она вошла в салон. Все видели, как Тамара к нам приехала. Но потом госпожа Концевич сумела выйти таким образом, что ее никто не заметил. У нас в коридорах достаточно темно, нет естественного света, а лампы работают только при появлении человека. Мы действительно не знаем, что именно с ней произошло, но никто из нас не причастен к ее исчезновению.

– Вы упрямо повторяете слово «исчезновение» и не говорите о похищении, в которое, очевидно, не верите.

– Не верю, – твердо ответила директорша. – Похищение женщины из салона просто невозможно. Как ее потом вынесли отсюда? Спрятали? Тогда в чем именно? У нас повсюду люди, которые наверняка обратили бы внимание на этот груз. Если бы она закричала, ее бы услышали. Отсюда ничего нельзя вынести без моего разрешения. Поэтому мы все думаем, что она сама сумела каким-то образом отсюда сбежать. Но похитить Тамару Концевич никто не мог. Даже шум борьбы в коридоре должны были услышать наши сотрудницы. Но ничего подобного не было, и никаких грузов никто отсюда не выносил, это абсолютно точно.

– Вот именно эти слова я и хотел от вас услышать, – заявил Дронго. – Спасибо за разъяснение, уважаемая Анжелика Гавриловна. А теперь разрешите нам откланяться.

Он поднялся. Следом встал Вейдеманис.

– А журнал? – спросила директорша, так ничего и не понявшая.

– Пусть этот неприятный факт присвоения денег останется на вашей совести. – Дронго усмехнулся. – В конце концов, каждый имеет то, что охраняет. Не вы первая, не вы последняя. В данном случае меня интересует только исчезновение супруги господина Концевича и ничего больше. Вам повезло, что следователи и детективы, которые здесь работали, прежде всего сталкивались с Филиппом Станиславовичем. Его вид и голос уже вызывали доверие к этому человеку, явному женоненавистнику, которого сложно было в чем-то заподозрить.

– Он обожает женщин. Только без ненужной мужской страсти, – пояснила Анжелика Гавриловна. – Любит их чисто платонически. Скорее он терпеть не может мужчин, считает большинство из них грубыми и невоспитанными существами.

– Можно сказать и так, – согласился Дронго. – В любом случае выйти через него на похитителей просто не представляется возможным. Поэтому мы уходим. До свидания. Можете нас не провожать.

– Вы обещаете никому не рассказывать о наших маленьких проделках? – Анжелика Гавриловна хитро улыбнулась, обретая почву под ногами.

Она поняла, что ее не выдадут.

– Судя по цифрам вашего бюджета, проделки у вас далеко не маленькие, – возразил Дронго. – Этакие невинные шалости, переходящие в крупные хищения. Но этот вопрос должен волновать ваших хозяев, а не нас. Прощайте.

Эксперты покинули кабинет директора и через большой общий зал вышли на улицу.

– Нужно где-нибудь пообедать, – предложил Эдгар. – Судя по интенсивности твоего расследования, у нас будет бурный вечер. Хотя я все еще никак не могу понять, что именно можно найти в сумках Тамары Концевич, проверенных уже не раз.

– Я дал тебе сразу две подсказки, – напомнил Дронго. – Давай вызовем нашу машину и поедем обедать. У нас есть еще несколько часов. Судя по всем тем фактам, которые нам уже удалось собрать, это дело окажется гораздо более прозаичным, чем мы себе представляли. Возможно, в нем даже не будет никаких преступников. Или появятся такие, что мы просто ужаснемся. В развитии этого дела есть два пути. Но не будем забегать вперед. Поехали обедать. Наше расследование сегодня вечером получит новый импульс. Я в этом убежден.

Глава седьмая

К восьми часам вечера они приехали в Жуковку и нашли трехэтажный особняк Концевича. Здесь экспертов встретил охранник, который проводил их в просторную гостиную. Они ждали довольно долго, минут пятнадцать, потом наконец-то появился сам хозяин дома. Он успел переодеться, был в черных джинсах и цветной рубашке с длинными рукавами и отложным воротником.

– Извините, что я задержался, – сказал Сергей Викторович. – Разговаривал с сыном. Он сейчас находится в Будапеште, вернется только через два дня. – Концевич присел на диван и предложил гостям усаживаться там, где им удобно.

Дронго выбрал кресло, Вейдеманис предпочел стул.

– Вам чай, а вашему напарнику кофе, – вспомнил Концевич. – Сейчас принесут. Вы уже ужинали?

– Спасибо, мы недавно перекусили, – поблагодарил его Дронго и спросил: – Ваш сын улетел давно?

– Нет. В прошлый четверг. У нас оттуда большие поставки. Венгры и болгары пытаются восстановить свою пищевую промышленность. Советский Союз получал оттуда консервированные овощи и фрукты на три с половиной миллиарда долларов. Сейчас товарооборот практически сведен к нулю. Не больше двадцати-тридцати миллионов. Такое вот падение за эти годы. Сейчас мы пытаемся достичь былого уровня, но уже есть прямые поставки из Финляндии и Германии. Поэтому венгры и болгары проигрывают. Единственная возможность – демпинговые цены, чтобы хоть как-то протиснуть свою продукцию в наши супермаркеты.

– Каждый сам выбирает свою судьбу, – заметил Дронго. – Все хотели стать независимыми, разорвать прежние связи и наладить новые. Но все оказалось несколько иначе, чем раньше представлялось. Рынки приходится завоевывать заново.

– Вот именно.

– Можно я спрошу, какие отношения были у сына с вашей новой супругой?

– Очень хорошие. Можете не беспокоиться по этому поводу. – Концевич криво усмехнулся. – Или у вас появилась новая версия? Хотите обвинить сына в том, что он не собирался делить наследство, которое могло достаться ему после моей смерти?

– Для этого вам еще нужно умереть, – достаточно цинично возразил Дронго.

Концевич даже вздрогнул от неожиданности.

– Вы хороший ученик, – сказал он с невольным одобрением. – Быстро осваиваете мои изысканные манеры. Надеюсь, мне лично пока ничего не угрожает?

– Не знаю, – честно ответил Дронго. – Именно поэтому мне так важно провести это расследование.

– Проводите. Хотя бы скажите для начала, что мой сын не мечтает о моей смерти. Я, конечно, циник, но не до такой степени.

– Вашего сына я не знаю. Но надеюсь, что не мечтает. В его воспитании принимали участие ваша старшая сестра и ее муж, а уже это само по себе гарантия того, что он вырос хорошим парнем.

– Спасибо и на этом, – буркнул Сергей Викторович. – Вот ваш договор. Мои юристы сделали его в трех экземплярах. Два подпишите и оставьте мне, а один можете забрать с собой. И давайте не будем больше откладывать дело. Идите на второй этаж, там две комнаты Тамары. Можете смотреть все, что вам интересно. Два часа вам хватит?

– Думаю, что даже меньше. Кто нам покажет ее комнаты?

– Наша домработница Галина Аркадьевна. Она сейчас спустится к нам, – сказал Концевич.

Тут же сразу появилась женщина со строгим, даже скорбным выражением лица. Очевидно, в молодости она была достаточно симпатичной. Следы былой красоты еще сохранились на ее лице.

– Галина, покажите нашим гостям комнаты моей супруги, – приказал Сергей Викторович. – Пусть они посмотрят все, что хотят.

– Я все сделаю, – сказала она.

На вид ей было около пятидесяти. Худощавая женщина с запоминающимся лицом и красивыми глазами. Она пригласила гостей следовать за собой и молча провела их на второй этаж, в левое крыло здания, где и находились комнаты хозяйки.

Большая спальня и примыкающая к ней гардеробная были заполнены вещами исчезнувшей Тамары Концевич. На нижних полках стояла примерно сотня пар обуви, на вешалках разместились больше двухсот различных платьев. На средних полках стояли самые разные сумки. Их было не меньше пятидесяти.

– Вот ее вещи, – скорбно произнесла Галина Аркадьевна, показывая на просторную гардеробную. – Только ценности лежат в сейфе, в другом месте. Все остальное находится здесь.

– Вы давно здесь работаете? – спросил Дронго.

– Четырнадцать лет, – ответила Галина Аркадьевна. – Я начинала еще тогда, когда у Сергея Викторовича была квартира в Москве. А потом мы перебрались сюда. Это произошло девять лет назад.

– Вы были знакомы с его второй супругой?

– Конечно. Но она мне не нравилась. Эта особа была актрисой во всем. Очень своеобразное, весьма лживое существо. Я сразу это почувствовала.

– А каково ваше мнение о третьей супруге господина Концевича?

– Она должна была нравиться Сергею Викторовичу, а не мне. Мое дело – следить за порядком в доме, – уклонилась от ответа Галина Аркадьевна.

– Вы не ответили на вопрос. – Дронго подошел к сумкам, повернулся спиной к женщине и принялся осматривать их.

– Повторяю: она должна была нравиться Сергею Викторовичу, а не мне, – ответила Галина Аркадьевна уже заметно раздраженным голосом.

– И понравилась? – спросил он, повернувшись к ней.

– Видимо, да, если он жил с ней почти три года. Ведь брак предполагает наличие взаимной симпатии. Вам так не кажется?

– Так вы ничего не хотите о ней сказать?

– Не хочу. Я предпочитаю не обсуждать моих хозяев с посторонними людьми. Это непорядочно и не очень красиво.

– У вас есть высшее образование, – неожиданно проговорил Дронго.

Это был даже не вопрос, а утверждение.

Она удивленно взглянула на него. Женщину откровенно удивил этот гость.

– Есть. Как вы догадались?

– Обратил внимание на то, как вы разговариваете. Хороший русский язык. Домработницы обычно не говорят о взаимных симпатиях и не употребляют слово «непорядочно».

– Спасибо. – Галина Аркадьевна усмехнулась. – Вы правы. На самом деле я окончила педагогический институт еще в восемьдесят восьмом, три года преподавала в средней школе, потом осталась без работы и в девяносто девятом пришла к Концевичу. Вас устраивает мой ответ?

– А чем вы занимались между девяносто первым и девяносто девятым? – поинтересовался Дронго.

На лице женщины мелькнула тень.

– Как и все остальные, – ответила она с некоторой заминкой. – Пыталась выживать. Два года мы жили практически впроголодь, продавали вещи из дома. Мой муж был офицер. Мы оказались в Прибалтике, куда нас перевели в конце девяностого. Раньше, когда офицеры получали назначение в Прибалтику, это считалось почти почетным. Европейские нравы, чистота, порядок, устоявшиеся традиции. Но все изменилось сразу после августа девяносто первого. Тогда нам прекратили платить зарплату. Полтора года мы жили в Литве в качестве оккупантов. Вернее, пытались жить. Я должна была кормить своего мужа и двух маленьких девочек. В начале девяносто третьего мы переехали в каморку под Москвой, которая досталась нам от бабушки мужа. Две комнатушки без газа и отопления. Но и это было большим счастьем.

– Можете сказать, чем именно вы занимались?

– Вам это так интересно?

– Если не хотите, можете не отвечать.

– Отвечу. Торговала овощами, возила с мужем ширпотреб из Польши и Турции. С большим трудом сводила концы с концами. После дефолта, приключившегося в августе девяносто восьмого, мы продали свою квартиру и оказались на улице. Я постоянно думаю о том времени, – неожиданно произнесла Галина Аркадьевна. – Пусть они будут прокляты! – с каким-то ожесточением добавила она. – Все, кто довел нас до такого обнищания, полного разорения, унизительной и обидной жизни. Чтобы все эти политики горели в аду за страдания, которые доставили нашему народу.

– Не любите олигархов и политиков?

– Ненавижу, – призналась она. – Я ведь обожала свою профессию, мечтала учить детей, а стала безработной, оккупировала Литву, потом торговала ширпотребом в Москве. – Женщина отвернулась.

Было заметно, как она волнуется.

– Я из Латвии, – неожиданно вмешался Эдгар. – Латыш по национальности. Только я был офицером КГБ, а в моей независимой республике сейчас подобное не прощается. Поэтому мне пришлось уехать, оставив семью в Риге. Дочь переехала ко мне, жена развелась. У каждого были свои трагедии.

– Ваш хозяин тоже олигарх, – напомнил Дронго.

– Что? – Галина Аркадьевна вздрогнула. – При чем тут мой хозяин? Он как раз повел себя не как остальные. После дефолта девяносто восьмого мы потеряли все, что имели. Закупили товар на доллары, привезли его в Москву, а тут рубль подешевел в четыре раза. Что только мы не делали, чтобы выплатить долги! Муж работал грузчиком. Я через несколько месяцев даже устроилась в супермаркет уборщицей, чтобы иметь хоть какие-то деньги на одежду и еду для детей. Там меня и увидел Сергей Викторович. Он сначала просто поговорил со мной, потом предложил работать у него дома. Я стеснялась. Он назначил мне хорошую зарплату, и тогда я согласилась.

– С тех пор вы работаете в его доме?

– Да, все эти годы.

– А где сейчас ваша семья?

– Старшая дочь живет с внуками и мужем в Санкт-Петербурге, младшая со мной. У нас сейчас все в порядке. Поэтому я благодарна Сергею Викторовичу за понимание моей ситуации. Он действительно помог нашей семье.

– Чувство благодарности характерно для порядочных людей, – сказал Дронго. – А где теперь работает ваш супруг?

– Мы развелись, – ответила Галина Аркадьевна. – У вас есть еще вопросы?

– Есть. Как вы считаете, последняя жена вашего босса любила его?

– Я у нее не спрашивала. Мне казалось, что она неплохо к нему относилась, но он к ней – гораздо лучше.

– У меня к вам необычная просьба, – сказал Дронго. – Вы не могли бы показать мне сумки, которые чаще остальных брала с собой ваша хозяйка, особенно в парикмахерские и салоны красоты? Можете мне помочь?

– Это, конечно, были не клатчи, – немного подумав, ответила Галина Аркадьевна. – Она иногда брала с собой вот этот «Луи Виттон», белый с их цветными логотипами, большую от «Дольче Габбана», потом бежевую «Миу-миу». Но чаще остальных – вот эту большую «Шанель» с золотой цепочкой.

– Спасибо. Я могу их осмотреть?

– Конечно. Но там ничего нет. Они пустые. Может, какая-то мелочь, помада или очки. Все сумки без исключения осматривали сотрудники полиции и частные детективы.

– Я все-таки попытаюсь еще раз посмотреть. – Дронго достал из кармана увеличительное стекло.

– Ты плохо видишь? – удивился Эдгар. – Странно, у тебя всегда было идеальное зрение. Ты ведь мастер спорта по стрельбе.

– Спасибо, что напомнил. Но мне нужно найти совсем другие вещи, – сказал Дронго и начал открывать сумки одну за другой.

В первой он ничего не нашел, во второй лежали помада и пудреница. В третьей оказался кошелек с логотипами известной итальянской фирмы.

– Еще любила носить вот эту сумку от «Прада», – вспомнила Галина Аркадьевна. – Извините, что я говорю о супруге хозяина в прошедшем времени. Но прошло столько дней!.. Уже никто не верит, что ее могут найти живой.

– Давайте, – попросил Дронго.

В сумке были небольшие салфетки и пачка жвачки. Эксперт осмотрел ее содержимое и радостно кивнул, словно найдя нужную вещь. Затем он что-то осторожно достал. Вейдеманис следил за его манипуляциями, но так и не понял, что именно это было.

Еще одну находку Дронго извлек из сумки «Шанель», в которой было довольно много личных вещей Тамары Концевич. Здесь лежали две ароматические салфетки, пачка женских тампонов, французский освежитель для рта и крем для рук. Увидев тампоны, Галина Аркадьевна смущенно отвернулась. Дронго не обратил на них никакого внимания, достал из сумки какой-то непонятный предмет, напоминающий небольшую проволоку, и положил его в салфетку.

Затем он поднял голову и сообщил:

– Мы закончили наш осмотр.

– Все? – удивилась Галина Аркадьевна. – Вы ничего не хотите больше смотреть?

– Не хочу, – подтвердил Дронго. – Я уже закончил.

– Но здесь пятьдесят сумок, – сказала она.

– Я нашел все, что мне было нужно, – сообщил Дронго. – Мы можем спуститься к Сергею Викторовичу.

– Вы не хотите осматривать ее комнаты, вещи, одежду? – все еще недоумевала домработница.

Очевидно, такого сыщика у них в доме еще не было.

– Не хочу, – подтвердил Дронго. – Повторяю: я уже нашел все, что мне было нужно.

Она посмотрела на него, потом на Вейдеманиса, который старался не выдавать своего изумления, и согласилась.

– Пойдемте, – не стала больше настаивать Галина Аркадьевна.

Вейдеманис взглянул на своего друга.

– Честное слово, я ничего не понимаю, – признался он. – Что именно ты искал в этих сумках? Какие-то проволочки или ниточки!.. Тебе больше ничего не нужно?

– Нет, больше ничего. Давай спустимся, и я попытаюсь рассказать, что именно нашел. Хотя боюсь, что хозяину дома это может не очень понравиться.